Электронная библиотека » Мелисса Перрон » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Пообещай мне весну"


  • Текст добавлен: 22 ноября 2023, 14:37


Автор книги: Мелисса Перрон


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Спасибо…

Я проснулась от солнечного света. Невозможно было поверить, что накануне нас накрыло самым сильным бураном за всю зиму. Я хотела сесть, но голова так отяжелела, что я не могла даже приподнять ее. Ноги болели как от ожогов, руки распухли, лицо страшно ныло после того, как его отхлестали ветки.

– Как вам спалось?

Медсестра измерила мне пульс, давление, температуру.

В это время в палату вошел Фридрих с двумя чашками кофе.

– Фабьена!

– Почему я здесь?

– Ты пришла домой с окровавленными щеками и потеряла сознание. Я вызвал скорую. Когда тебя привезли сюда, ты говорила…

– Что?

– Что-то странное. Про лес, про выставку. Еще про желтый огонек и Этьена. Абсолютно бессвязно. Они решили оставить тебя под наблюдением.

Я смотрела в окно. Машины были похожи на модельки, которые катают по игрушечным дорожкам. А если жизнь такая и есть на самом деле? Игра? Трудно поверить, что в каждой из этих машин сидит тот, кто каждое утро встает на работу. Одна эта мысль уже нагоняла усталость.

– Фабьена, я не знаю, правильно ли я поступил, но вечером твой бродячий кот ждал ужина перед дверью, я его покормил, а потом решил укрыть от непогоды и запустил в мастерскую. Он тут же свернулся клубком на диване, как у себя дома. Я оставил свет, как ты обычно делаешь.

– Спасибо…

У меня не было сил ничего объяснять. Я повернулась на бок и закрыла глаза. Я была на пределе.

Зонтик

Я хорошо помню, какая была погода, когда я впервые встретила Фридриха. Это случилось рядом с кафе «Thym & Sarriette» у подножия горы. Я ждала Анну на улице под дождем.

– Возьмешь?

Он стоял в дверях и протягивал мне зонт.

– Нет, спасибо, я должна промокнуть.

– Должна?

– Ага! Моя подруга вечно опаздывает, когда мы здесь встречаемся. И я использую каждую возможность напомнить ей, какой это противный недостаток. Если бы она пришла вовремя, я бы не промокла, сидела бы в тепле и ела сэндвич!

Лило все сильнее. Бедняга, похоже, ничего не понимал.

– Но ты и не промокла бы, если бы взяла зонтик…

– Да, но тогда мы бы не разговорились. Я бы тебя поблагодарила, и ты вернулся бы к клиентам. А пока что ты по-прежнему стоишь и протягиваешь мне закрытый зонтик.

Он кивнул, смеясь, и раскрыл зонт.

– На, возьми. Представь, что это букет.

Мне казалось, что я хитрая, но он оказался куда хитрее. Кто же откажется от цветов?

Я стала ходить в это кафе каждый день. Ехала на велосипеде до подножия горы. Садилась за столик в глубине, чтобы удобнее было наблюдать за Фридрихом, который готовил, а иногда и разносил еду по столикам, к огромной радости посетителей. Непонятно, что нравилось людям больше – его акцент или его кухня, но кафе всегда было забито битком.

Я часто встречалась там со своим менеджером, чтобы обсудить возможные места для выставок, но всегда старалась увидеть Фридриха.

– Сядь здесь, так ты его увидишь: вон там, на кухне, в черном джемпере.

– Да, но мы здесь, чтобы говорить о работе, а не о твоем последнем мимолетном увлечении.

– Ну честное слово, Этьен, я столько времени тебе рассказываю о нем!

– Вот именно. Если бы он тобой интересовался, то хотя бы взглянул на тебя.

– Да блин!

– Чего?

– Сиди здесь. Не двигайся.

Я пробралась на кухню в поисках Фридриха. Передо мной возникла официантка.

– Чем могу помочь?

– Могу ли я поговорить с поваром? Я аллергик.

– У него перерыв, он вышел на балкон.

Я знаком попросила Этьена подождать. Издали увидела, как он закатил глаза.

На балконе я заметила Фридриха, он молча улыбался.

– Привет…

Он позвал меня.

– Послушай.

Я не знала, что именно я должна послушать, но подошла. Вдруг я услышала пение птицы. Это было потрясающе.

– Это крапивник. Он где-то тут прячется в подлеске и прыгает с места на место. Я со вчерашнего дня пытаюсь его разглядеть, но, кажется, это совсем маленькая птичка.

Фридрих шептал.

– Там за столиком сидит мой менеджер. Не возлюбленный.

Эти слова я тоже прошептала.

Перешагнуть сплошную

На обратном пути мне казалось, что с тех пор, как я попала в больницу, прошло много месяцев. В палате было четыре пациента, и все спешили выписаться. Все, кроме меня. Мне так нравилось ничего не делать. Когда голова шла кругом, я закрывала глаза. Мне не нужно было думать о еде – все приносили на подносе.

Даже если я пила только чай и ела одни мюсли, этого было достаточно. Моя кровать стояла у окна, я могла наблюдать, как меняются картинки на небе: оно было то серым, то облачным, изредка синим. Если мне хотелось немного развлечься, я смотрела на парковку внизу. У меня кружилась голова от мысли, что все эти люди целыми днями работали. Я не беспокоилась о том, какой мне поставят диагноз: я уже знала его.

У меня было плохо с головой, но лечили тело. Тяжелое обморожение.

В каком-то смысле мне стало легче от того, что я оказалась в руках медиков: ни о чем не нужно было думать, все делали за меня. От меня требовали только, чтобы я отдыхала, а мне это и было нужно. Никто не настаивал, чтобы я выздоравливала быстрее. От меня требовалось посвятить все свое время выздоровлению. А значит, я была идеальной пациенткой, ведь этому критерию я полностью соответствовала.

Меня выписали в понедельник. Когда врач сказал, что мне пора домой, я почувствовала ком в горле. Я хотела сказать, что, хотя мое лицо, руки и ноги чувствовали себя лучше, сама я была не готова. Я хотела остаться у них, на кровати у окна, я бы никому не помешала…

– Ваше обморожение пройдет, не волнуйтесь. Главное, заботьтесь о себе. Вы можете в любой момент прийти в отделение неотложной помощи, если почувствуете себя неважно. У нас изумительная команда. До встречи!

Я в замешательстве села в машину Фридриха.

– Врач сказал: «до скорого».

– Ты записана на прием?

– Нет. Он увидел в карте, что у меня депрессия. И стал рассказывать об их замечательной команде неотложной помощи.

Казалось, Фридриха это озадачило не меньше, чем меня.

– Он сказал мне «до скорого», Фред.

– Это формальность. До свидания, до скорого – для него это одно и то же. Не беспокойся.

Я опустила спинку сиденья и смотрела, как за окном проплывают деревья.

Что, если это дурной знак? А если врач знает, что скоро я окажусь здесь, с панической атакой или, еще хуже, мертвой?

– Останови машину.

– Здесь, сейчас?

– Остановись, мне нужно выйти.


Уже несколько минут я шагала вдоль трассы. Пейзаж был не самым красивым, но мне нужно было подышать ледяным воздухом, чтобы мысли прояснились. Ноги по-прежнему сильно болели. Я смотрела, как мимо на большой скорости проезжают машины, и думала, как легко перешагнуть сплошную линию. Меня собьет машина, как тупого сурка, и я скачусь в кювет. Прощай, жизнь, между нами все кончено.

Когда я дошла до машины Фридриха, который ждал меня чуть дальше, паника слегка рассеялась.

– Дома тебя ждет прекрасный сюрприз.

Мне не хотелось никаких сюрпризов, но я изобразила заинтересованность.

Как маяк во время шторма

Когда Фридрих припарковался, я увидела, что из дома выходит Анна.

– Фабьена!

Она подбежала ко мне, вытянув руки, готовая подхватить. Давнишняя подруга, с кукольным личиком, со светлыми прямыми волосами до плеч и румяными щечками. Раньше я бы запрыгала от радости, рассмеялась бы. Моя лучшая подруга вернулась домой спустя столько времени…

Я открыла дверцу и бросилась в ее объятия, а потом рухнула на землю. Наверное, это было совсем не смешно, никто не засмеялся. Я стояла на коленях, опустив голову, и, наверное, казалось, что я молюсь, но я кричала, колотя замерзшую землю. Это было сильнее меня, нужно было изгнать из головы мысли, которые преследовали меня все последние недели. Чем больше я разрушалась, тем крепче становились они. Нельзя было проиграть эту битву.

Я не знаю, как долго я боролась с паникой в снегу; они подняли меня вдвоем. Мы пошли в сторону дома, но я с трудом проговорила:

– Я хочу в мастерскую.

Я уже забыла, как хорошо у меня в мастерской, в моем втором доме. Он похож на старый маяк, высокий, трехэтажный, со множеством окон. С потрясающим видом на лес. На первом этаже гостиная с диванами, большая библиотека и маленькая кухня, на втором – две спальни и большая ванная, на третьем – мастерская со всем необходимым для живописи.

А еще там был мой прекрасный кот, он явно чувствовал себя здесь как дома. Гулял с этажа на этаж и постоянно мурлыкал.

Первые дни после моей выписки из больницы были очень спокойными. Я много спала, а когда просыпалась, Анна помогала мне встать и умыться. Однажды, когда она ополаскивала мои волосы в раковине на кухне, я заплакала.

– Мне стыдно.

– Мне тоже, – сказала Анна.

– Почему?

Анна взяла отпуск на месяц раньше, чтобы приехать сюда. С тех пор она была со мной, трудилась как пчелка, готовила, убирала, подходила к телефону, присматривала за котом и подкармливала птиц. В общем, ей уж точно нечего было стыдиться.

– Потому что я должна была согласиться стать твоим менеджером пять лет назад. Уже неделю я ежедневно говорю с Этьеном. Это просто тиран. Хуже того – он лгун! Я позвонила хозяину галереи в Нью-Йорке, и он признался, что рад переносу выставки. В галерее прорвало трубы и ремонт не успеют закончить до лета. А Этьен сказал, что хозяин был так зол, что пригрозил внести тебя в черный список и испортить тебе репутацию, если выставка не откроется в назначенное время.

Сидя на столе с полотенцем на голове, я удивлялась своему отражению, но вовсе не тому, что рассказывала подруга.

Выравнивание чакр

По утрам Анна рассказывала мне о своих путешествиях. Я завидовала ее свободе. Я спала на диване у огромного окна; слушая рассказы подруги, я закрывала глаза, и ее слова на несколько мгновений переносили меня в дальние края. Под пальмы, в пещеру или в момент неспокойной посадки самолета…

Фридрих звонил несколько раз в день, спрашивал, как я. Я подбирала слова, чтобы не слишком волновать его, но идеи быстро закончились. Признаюсь, часто меня раздражал попросту сам звонок, его звук.

– Опять на диване?

– Я смотрела на спящего кота, Анна сварила мне суп, я приняла ванну, а еще я видела, как сорокопут напал на синичек в кормушке. Вот и весь мой день.

– Сорокопут? Везет! Ты знаешь, что твоя мать постоянно звонит то домой, то в ресторан? Я говорю, что ты отдыхаешь в мастерской, но скоро я не смогу больше придумывать тебе оправдания. Тебе придется сказать ей, Фаб.

– Ты знаешь маму. Она не поверит, преуменьшит все, что я скажу. Станет твердить, что это зима на меня так влияет или что у меня не выровнены чакры.

– А вдруг она права?

– Про зиму?

– Нет. Про чакры…

Внезапно я улыбнулась, и сама удивилась этому. Даже губам было непривычно улыбаться.

– Ты же знаешь, я не мастер врать…

– Дай мне еще несколько дней, я позвоню ей.

Метафоры

Дверь открылась, и Луиза Лебон пригласила меня войти.

После выписки из больницы я не покидала мастерскую и отменила несколько сеансов. Одна мысль о том, что придется выйти из дома, вызывала тревогу. Стоило только подумать, что нужно оставить свой диван, свое убежище, свою безопасность, – и становилось нечем дышать.

Садясь в кресло, я чувствовала, что что-то пойдет не так. Луиза, вы дадите мне руку, если под моими ногами разверзнется земля? Вам хватит сил не дать мне упасть?

– Как вы, Фабьена? Я с нетерпением ждала новостей от вас.

Я ощущала внутри себя какой-то гул, который не становился тише от слов Луизы. Сжималось горло и от желания плакать щипало в носу. Мне казалось, что во мне сейчас прорвется плотина, и я жестом попросила Луизу подождать. Мне однажды уже казалось, что я умираю, в кабинете у врача, и сейчас то же чувство вернулось в кабинете психолога.

Станет ли Луиза Лебон последним человеком, который видел меня живой?

– Фабьена, закройте глаза. Глубоко вдохните, сосредоточьтесь на дыхании. Раз два, три, четыре: медленно выдыхайте. Высвободите все.

– Что я должна высвободить? Если бы я сказала вам все, о чем думаю, вы бы упекли меня в психушку. Я не живу: я существую. Я чувствую только пустоту. Нет, на самом деле я переполнена как помойка. Во мне нет ничего хорошего, и гниль захватывает внутри все больше пространства!

Луиза была довольна, что я наконец-то заговорила. Казалось, будто она радуется моим словам. Я не понимала почему, но, начав говорить, я совершенно не могла остановиться.

– Я даже не решаюсь признаться матери, что у меня депрессия, потому что она точно не поверит. Зато наверняка пришлет мне ящик позитивных мыслей в полной уверенности, что этого лекарства достаточно. А еще она скажет, что я должна чаще где-то бывать, весело проводить время, чтобы развеяться.

Вряд ли в кабинете есть звукоизоляция – мне внезапно стало стыдно, что я так громко говорю.

– Вы сильная, Фабьена.

Я не смела ответить, потому что слова наверняка опередили бы мысли. Луиза, ну и что? Да, если подумать, она, наверное, права: когда чувствуешь себя куском дерьма, нужно немало мужества, чтобы просто встать с постели.

Луиза показала на окно, но я не увидела там ничего необычного: улица, деревья, вдали – поля.

– Слышите ветер? Видите, как падает снег? Видите эти деревья – без листьев, но с мощными корнями? Чувствуете холод? А ведь еще несколько недель – и придет весна, природа снова проснется. Вы живете внутри своей зимы, Фабьена. Не отчаивайтесь, ваша весна недалеко. У вас внутри есть все, чтобы вновь обрести здоровье. Я не хочу говорить «прежнее здоровье», потому что, пройдя через все это, вы пустите еще более глубокие корни. Вы станете еще сильнее!

Луиза говорила метафорами, и я очень ярко представила себе мою зиму. Это было холодное время. Мои ноги ушли в мерзлую землю, и я не могла двигаться дальше.

– Но ведь именно весной все течет… Я перестану когда-нибудь плакать?

На этих словах у меня пропал голос, и я снова начала рыдать.

– Это симптом депрессии, но да, когда вам станет лучше, вы будете плакать меньше. У нас еще есть несколько минут… Вы не хотели бы заняться йогой? У вас уже достаточно сил? Одолжу вам эту книгу. Начните с малого, не спешите.

В машине я полистала книгу Луизы. Я давно интересовалась йогой, хотя никак не решалась начать, но сейчас она меня совсем не привлекала. Единственная асана, которую я бы выбрала, была поза равиоли. Обычно ее называют позой эмбриона, но я чувствовала себя скорее разваренной равиолиной.

Обман

– Алло?

– Алло, мама, это я.

– Ну что ж, моя хорошая, я рада, что ты наконец-то мне звонишь. Я много о тебе думала.

– У меня не было сил, Фридрих говорил тебе…

– Я каждый вечер посылала тебе положительные вибрации. Ты их почувствовала?

– У меня рак, мама.

Слово выскочило само собой, просто взяло и вылетело. Я пожалела о нем раньше, чем успела выговорить до конца. Что за странный способ не говорить ей правды? Я чудовище. Манипулятор. Как бы я хотела поймать это слово на лету, крепко сжать в руках и сказать матери, что она ошиблась: не говорила я такого слова.

– Мама?

Она повесила трубку. Я поднялась и начала метаться по гостиной. Всего несколько месяцев назад все улыбалось мне. Что же изменилось так сильно? Врать для того, чтобы защитить себя, – это так же мерзко, как врать без причины? Разумеется. Я злилась на эту Фабьену, я больше не узнавала ее. И вздрогнула от неожиданности, когда в комнату вошла Анна.

– Там Этьен.

У нее было странное выражение лица.

– Я не слышала звонка и только что повесила трубку.

Я протянула руку, чтобы взять телефон.

– Этьен приехал.

Я смотрела на Анну, разинув рот. Она приподняла брови, ожидая бури. Сегодня точно не мой день.

– Если тебе что-то понадобится, я наверху, хорошо?

Анна быстро поднялась на второй этаж, как будто забыла что-то на плите, оставив меня с Этьеном наедине.

– Садись.

Ему явно было неловко. Мое смущение тоже, наверное, было очевидным.

– Извини. Ты должна была сказать мне правду, вместо того чтобы делать вид, что у тебя депрессия.

Ну конечно! Мать повесила трубку, чтобы позвонить Этьену и сообщить ему новость.

– Тебе звонила моя мать?

– Просто ужасно, я не понимал, что она говорит. Она верила в твою депрессию, но вот это – куда серьезнее. Какой шок, бедная Брижит.

– Напоминаю, что она просит называть ее Жизелью с тех пор, как умер папа. Потому что она должна была сидеть в машине вместе с ним и теперь видит свою жизнь как чудо. Жи-Зель, жизнь… Не понимаю, я же не говорила ей о депрессии.

– Это я ей сказал.

– И как она отреагировала?

– Ее успокоило, что это всего лишь депрессия. У нас с ней одинаковое мнение на этот счет.

– Какое?

Я не должна была спрашивать, уже после первых слов мне захотелось, чтобы он замолчал.

– Только слабаки останавливаются, Фабьена. Эгоисты. Сильные люди, как ты, я и Жизель, продолжают идти, как бы ни было трудно. Понять не могу, зачем ты выбрала именно депрессию в качестве запасной версии. Тебя не смущает, что все сочли бы тебя слабачкой?

– Меня вообще не волнует, что вы обо мне думаете.

Это была ложь. Я огляделась, смутно надеясь увидеть тяжелый тупой предмет, чтобы ударить Этьена, но, по иронии судьбы, меня окружали подушки.

– Фабьена… Ты?..

– Что я?..

Я догадывалась, о чем он собирается спросить, но хотела, чтобы он сам задал вопрос полностью.

– Ты умираешь?

Я решила на несколько мгновений погрузить Этьена в тревожную неизвестность. Мне всегда было неловко смотреть людям прямо в глаза, но сейчас я с легкостью сверлила его взглядом. Как можно быть таким твердолобым? В этот момент я могла бы во всем ему признаться. Сказать, что больным было не мое тело, а голова. Я могла бы прочитать ему краткую лекцию о том, что такое депрессия, рассказать о ее биологических механизмах, о проценте больных депрессией в мире, но после всего, что он наговорил, я решила пойти в своей лжи до конца. Обманом защититься от них.

– Меня ведет хороший врач. Умру ли я? Да, однажды. Умру ли я от этого? Не знаю…

Это было правдой. Я не знала, когда умру. Одной ногой я стояла на проволоке, пытаясь удержать равновесие, словно канатоходец, другая была над пропастью. Я должна была жить настоящим мгновением, чтобы меня не накрыло, и в эти моменты смерть казалась единственным выходом.

– Не дави на себя. И если тебе что-то нужно, я всегда рядом, не стесняйся просить.

– Если бы у меня обе ноги были в гипсе, ты сказал бы то же самое?

– Нет, я бы сказал: «Давай, пиши картины, у тебя все еще две руки!» И я докатил бы твою инвалидную коляску до вернисажа в Нью-Йорке.

Этьен смеялся. Невежество уродовало его.

– А если бы мне прооперировали мозг?

– Что за странные вопросы? У тебя… этот… в мозгу? Фабьена, ты можешь положиться на меня.

– А если бы у меня правда была депрессия?

– Я никогда не изменю своего мнения. Людям в депрессии нужен пинок под зад. И я бы дал тебе пенделя не раздумывая.

Его лицо стало жестким.

Как в кино, на последних словах Этьена появился Фридрих.

– Всем привет!

Он принес тарелки с едой.

– В ресторане сегодня тишь да гладь, я наготовил нам кучу всего! Этьен, ты остаешься?

– Этьен как раз уходит.

По моему тону Фридрих сразу понял, что я не хочу приглашать Этьена. Этьен тоже это понял.

– Ага, я ухожу. Давай, береги себя и держи меня в курсе.

Наш сговор

Фридрих приготовил ужин на десяток гостей. Все было вкусно, но есть мне особо не хотелось.

– Зачем приходил Этьен?

– Узнать, умираю ли я.

Сложно было бы разинуть рты шире, чем Анна и Фридрих.

– Вы же знаете маму. Если сказать ей правду, она силой потащит меня на вечеринку, и ее подруги атакуют меня лучами добра и всякими кристаллами со странными названиями. Может, это и работает, но точно не со мной. Я хотела, чтобы она восприняла мои слова всерьез, и мне пришло в голову только одно: сказать, что у меня рак. Она тут же позвонила Этьену, и он заявился сюда…

Если бы я могла их сфотографировать, точно бы это сделала; жаль, момент был неподходящий, а то я попросила бы их замереть, пока бегаю за фотоаппаратом. Анна застыла с брокколи на вилке, а Фридрих – не дожевав куска.

– Мы что, в музее восковых фигур? Погодите, я не заплатила за вход.

– Фабьена, сейчас не время для шуток! Они думают, что у тебя рак? И что я скажу твоей матери, когда увижу ее в ресторане?

– Ты ей скажешь правду: я лечусь.

Фридрих смотрел на меня не мигая, Анна строила у себя в тарелке рисовый холмик. Я откровенно разочаровала двух своих сообщников. В конце концов Анна разрядила обстановку:

– Ты все сделала правильно. Я хорошо знаю твою мать – это лучшее, что ты могла ей сказать. Можешь на меня положиться, я не выдам твой секрет.

Анна часто говорит фразами точными и острыми, как лучший поварской нож. А вот Фридрих продолжал на меня таращиться.

– Фридрих?

– Да, да, прости. Конечно же, ты можешь рассчитывать на меня.

Все мы подняли вилки, и фрикадельки под соусом терияки соприкоснулись в знак согласия. Я была недовольна собой, но чувствовала облегчение. Казалось, теперь мой путь к исцелению начался.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации