Текст книги "Пропавший в раю"

3

Изабель закрыла глаза и принялась молиться за отца Жубэ, за хозяина судна, за себя и за Себастьяна Дюшейна. Она не знала, кто из них больше нуждается в такого рода молитве.

Ее думы были наполнены скорбью. Перед глазами стояли плавающие мертвые, раздувшиеся тела отца Жубэ и капитана, а также Себастьян Дюшейн, которого не волновало, станут ли они пищей для птиц. Думы эти граничили с кошмаром. Восстав из воды, отец Жубэ вышел на берег – он был очень похож на свою смертную ипостась.

– Не печалься! Мы похоронены, и наши души отошли к Богу.

Она еще глубже погрузилась в сон, уверенная в том, что ощущает утешающую руку отца Жубэ.

– Ты помнишь тот момент в Новом Орлеане? – спросил он. – Когда я отложил в сторону заранее заготовленную проповедь и стал говорить о том, как сильно нуждается в помощи этот маленький Карибский остров?

– Конечно, помню. О том, что там никому не делали даже самых элементарных прививок и жители остро нуждаются в элементарной медицинской помощи.

Изабель вспомнила, как их взгляды встретились, когда священник объявил, что ищет человека с медицинской подготовкой, который сможет поехать с ним, чтобы в течение года работать на острове добровольцем. Изабель улыбнулась, отец Жубэ улыбнулся ей в ответ – вот так и было заключено их соглашение.

– Дражайшая Изабель! – поспешно сказал отец Жубэ – его тело постепенно становилось все более призрачным. – Не забывай о своем долге. Не печалься, а еще лучше – пусть твоя скорбь питает добрые дела. Здесь столько нужды, и твоя роль – важнейшая.

Все верно, решила Изабель, когда священник исчез. Пусть скорбь питает добрые дела. Она останется здесь на год, как и обещала. Она будет петь псалмы, как хочет Себастьян Дюшейн. Она будет помогать жителям островка бороться с недугами и сделает все от нее зависящее, чтобы их жизнь стала комфортнее. Именно об этом просил ее отец Жубэ. Ради этого она сюда и приехала.

По собственному опыту Изабель знала, что, если Бог захочет, чтобы что-то произошло, так и случится.

В конце концов Изабель задремала, и сон ее был таким же чистым, как и ее сердце.

Когда Изабель в третий раз проснулась, она не имела представления, сколько сейчас времени и не наступил ли уже новый день. Почувствовав себя намного лучше, чем до этого, она решила, что стоит поинтересоваться, из каких ингредиентов состоит изготовленный целительницей бальзам.

Солнце сияло, поэтому она встала с постели, завернулась в простыню, чтобы прикрыть свою наготу, и подошла к окну.

Из него открывался вид на деревню, которая находилась в нескольких сотнях метров от замка – или это был форт? На главной и единственной улице было тихо, никого из людей не было видно. Было похоже, что сейчас полдень, время сиесты. Если бы Изабель смогла найти какую-нибудь одежду, то попросила бы кого-нибудь показать ей хижину, которая станет ее клиникой и ее домом.

В дверь робко постучали. Девушка отвернулась от окна как раз в тот момент, когда в комнату вошла незнакомая женщина со стопкой аккуратно сложенной одежды.

– Добрый день, миссис доктор. Как удивительно, что вы уже встали! Вы и вправду чувствуете себя намного лучше?

– Да, спасибо, гораздо лучше. Что это за мазь, которой лечил меня мистер Дюшейн?

– Мазь? – Женщина на миг заколебалась. – Ах да, это лечебный крем, который делает целительница. Большинству из нас больше ничего не нужно.

В ее последней фразе звучал вызов, и Изабель вспомнила слова отца Жубэ: «Они не хотят, чтобы ты здесь находилась». Ну, она уже сталкивалась с подобным раньше, так что этим ее не удивишь.

– Я понимаю, почему вы считаете этот крем столь уникальным. Он действительно помогает. Я с нетерпением жду встречи с уважаемой целительницей.

Женщина засмеялась.

– Она не более уважаемая, чем любая другая знахарка. Она слишком много пьет, требует себе лучшие куски рыбы и больше всего заботится о тех, кто приносит ей что-нибудь блестящее. – Женщина подняла указательный палец. – Но она умеет излечивать почти все, из-за чего мы готовы терпеть ее недостатки.

– Спасибо за разъяснение. – Изабель вежливо поклонилась женщине, которая, скорее всего, была экономкой; она будет решать сама, как ей относиться к целительнице, но всякая информация полезна, это вовсе не сплетни, сказала она себе. – Меня зовут Изабель Рейно. Я не имею полной квалификации врача, я фельдшер.

Женщина лишь пожала плечами, как будто для нее это не имело значения.

– Меня зовут Вермиль. Миссис Домоправительница этого кастильо[5]5
  Кастильо – замок (исп.).


[Закрыть]. Можете называть меня миссис Вермиль. Я отведу вас в ванную комнату и отдам вот эту одежду. – Она показала на принесенную ею стопку. – Все ваши вещи потеряны или испорчены во время шторма, но эти вам вполне подойдут. Хозяин послал за ними в гостиницу, а он очень точно определяет размер женских вещей на глаз.

– Спасибо, миссис Домоправительница, – сказала Изабель, несмотря на раздражение, которое она испытала при слове «хозяин». Мир Себастьяна Дюшейна был невелик, но он полностью его контролировал.

– Мне бы очень хотелось вымыть волосы. После того как я приму ванну и оденусь, вы не сможете выделить кого-то, кто смог бы проводить меня в хижину, где я буду принимать пациентов?

– Да, – коротко ответила она. – Пойдемте со мной. – И госпожа Вермиль тут же вышла из комнаты. Изабель последовала за ней. Из-за того что вместо халата приходится заворачиваться в полотенце, девушка чувствовала себя неловко, но в коридоре никого не было, так что, по хорошему счету, это не имело никакого значения.

– Когда оденетесь, идите по коридору и каждый раз сворачивайте вправо.

С этими словами миссис Вермиль оставила ее у дверей помещения, которое она назвала «ванной комнатой».

Традиционному определению ванная явно не соответствовала. Туалет представлял собой дырку в скале, душа или раковины нигде не было видно, а ванна больше походила на плавательный бассейн, достаточно большой и просторный. На стене виднелись крючки и висело большое зеркало, рядом стоял удобный на вид шезлонг.

В комнате имелось три окна с закрытыми ставнями, темноту рассеивали зажженные свечи. Изабель никогда не относилась к числу сибаритов, да и не могла бы себе позволить подобный образ жизни, но теперь считала, что с легкостью привыкла бы к нему, если бы представился случай.

Вода в ванне была теплая, приятная, но не такая горячая, как ей хотелось бы. Изабель показалось, что она погрузилась в восхитительный жидкий шелк, и девушка наслаждалась нахлынувшим на нее удовольствием, предвкушая тот момент, когда сможет снова стать чистой.

Рядом с ванной висели пять изящных каменных контейнеров с мылом – каждый со своим запахом. Она выбрала аромат жасмина. Вымыть волосы – это было сейчас для нее настоящим блаженством.

Все было бы просто идеально, если бы на двери был замок: Изабель все время боялась, что в комнату может кто-то войти, например хозяин дома, Себастьян Дюшейн. Ванна вполне могла вместить двоих, и Изабель подозревала, что он не замедлит разделить ее с ней.

Поскольку честность была одной из важнейших черт ее характера, Изабель призналась себе, что, возможно, не стала бы возражать против совместного купания. Девушка дала волю воображению и вскоре представила Себастьяна совершенно обнаженным. Широкие плечи, сильные руки, мощные ноги. Изабель поспешила выбраться из ванны, пока воображение не нарисовало ей все остальные части его тела с подробностями.

Банные полотенца отличались от тех, к которым она привыкла. Она не смогла определить, из какого материала они сделаны, но это был явно не хлопок.

Замотав волосы в одно из полотенец, Изабель как можно скорей оделась. До сих пор она никогда не носила трусики «танга» и, к своему удивлению, обнаружила, что чувствует себя в них вполне комфортно. Лифчик, который ей принесли, оказался белой кружевной полоской – очень сексуальной, но не слишком удобной. Раньше она никак не могла решить, хорошо или плохо то, что у нее маленькая грудь, но в данном случае это было явным плюсом.

Добавив ко всему этому хлопчатобумажную рубашку-безрукавку и бело-голубые брюки «капри», Изабель решила, что теперь она превосходно одета для жаркой погоды. Вот туфли были не того типа, что ей хотелось бы, – из синтетического материала, нечто вроде кроссовок, похожих на те старые потертые туфли фирмы «Дизель», которые она носила в клинике в Новом Орлеане.

Было очень странно ощущать, что, кроме одежды, которую ей подарили, у нее больше ничего нет. Изабель утешала себя наставлением Иисуса своим ученикам о том, что не следует иметь ничего, кроме одежды, которую носишь на себе. Кажется, он высказывался именно так. Если удастся где-нибудь найти Библию, нужно будет посмотреть.

Развернув полотенце, она взяла расческу и привела в порядок волосы. Возле входа, в корзине, лежали куски ленты. Изабель взяла один из них и повязала им волосы.

Глубоко вздохнув и помолившись о том, чтобы Господь придал ей мудрости, Изабель открыла дверь и двинулась по коридору, каждый раз сворачивая направо.

Замок был огромным и все еще казался ей необитаемым. Спустившись вниз по винтовой лестнице, Изабель вышла в квадратный внутренний дворик, со всех сторон окруженный крытой галереей, которую поддерживали элегантные арки. Единственный разрыв в стене обозначали плотно закрытые большие железные ворота, прямо напротив которых находилась жалкая деревушка.

С другой стороны галереи виднелись окна и дверь, выложенные в арках помельче. Скамьи, сделанные из какой-то темной, потертой древесины, наводили на мысль о том, что когда-то здесь устраивали многолюдные приемы.

Подойдя к гигантской двери (по меньшей мере шесть метров в высоту и почти столько же в ширину), Изабель увидела, как рядом в стене снаружи открылась еще одна маленькая дверь.

Во двор вошел мальчик лет десяти – само воплощение уверенности и дружелюбия.

– Добрый день, миссис. Миссис Вермиль говорит, что я должен отвести вас к целительнице, миссис Эсме.

– Спасибо, но сначала я бы хотела осмотреть помещение, в котором буду работать.

– Нет-нет, я извиняюсь, но сначала вы должны встретиться с целительницей. У вас нет выбора.

Подобное обращение скорее возмутило, чем озадачило Изабель. Очевидно, борьба за власть идет и на маленьких островах Карибского моря. Изабель не могла представить себе какую-либо другую причину, по которой целительница стала бы настаивать на встрече с ней еще до того, как Изабель успела побывать в своей хижине.

Она последовала за мальчиком, который сообщил, что его зовут Кортес. По дороге он показывал ей местные достопримечательности – строения, которые, на взгляд Изабель, практически не отличались друг от друга.

Побеленные домики, крытые пальмовыми листьями, ухоженные и такие маленькие, что было трудно понять, как в одном из них умещаются парикмахерская и салон красоты, в другом – галантерейная лавка, в третьем – продуктовый магазин. Почувствовав запах бананов, Изабель поняла, что с момента прибытия сюда еще ничего не ела.

– Кортес, давай здесь остановимся, чтобы я могла купить себе банан.

– Нет-нет, вы этого не сделаете.

Прежде чем Изабель успела дать волю своему гневу, мальчик показал ей монету.

– Я сам куплю вам лучший и самый большой банан из всех, что здесь имеются. – Он исчез в магазине и через минуту появился вновь с большим желтым бананом, достаточно крупным даже для двоих. Изабель и вправду отломила ему четверть, и они двинулись дальше по улице, храня доброжелательное молчание.

Кортес забрал у нее кожуру, и Изабель вытерла руки о штаны как раз в тот момент, когда они подошли к дому, находившемуся чуть в стороне от улицы. По размерам больше остальных, он располагал настоящей дверью и двумя окнами.

Не стоило и говорить о том, что это был дом целительницы, миссис Эсме. Когда Кортес позвонил в колокольчик, к двери подошла какая-то женщина. Она смерила Изабель долгим взглядом, от которого той сразу стало неуютно.

– Я Эсме, целительница, а вы, конечно, медсестра.

– Изабель Рейно, – ответила Изабель, хотя в устах Эсме слово «медсестра» прозвучало так, словно это была какая-то низшая форма жизни.

– Я же говорила вам, хозяин, что она нам совсем не подходит, – обернувшись, сказала Эсме. – В нашей деревне нет места для медсестры. Что она может делать такого, чего не могу я?

Пройдя мимо женщины, Изабель вошла в переднюю. С подобными предубеждениями она сталкивалась и раньше и теперь была полна решимости доказать свою значимость. Она резко остановилась, когда увидела, что Себастьян Дюшейн лежит на кровати без рубашки, а его руки привязаны к спинке.

4

Увидев смущение, отразившееся на лице Изабель Рейно, Себастьян Дюшейн расхохотался. Эта женщина, должно быть, пришла из какого-нибудь монастыря, если ее так шокирует вид голого по пояс мужчины. Он хотел соблазнить ее, погрузив в мир чувственных удовольствий, но, возможно, на это потребуется гораздо больше времени, чем он предполагал. Трудно иметь дело с подобной наивностью.

Оттолкнувшись от столбиков кровати, он сел прямо.

– Ради бога, заканчивай с этим, Целительница, а то я весь день буду чувствовать себя ужасно.

– Вам не надо было сегодня плавать. Вы же знаете, что после шторма в воде часто встречаются огненные черви[6]6
  Небольшой (7–10 см в длину) ярко окрашенный червь. Щетинки полые, заполнены ядом, при прикосновении легко проникают в плоть и обламываются.


[Закрыть].

– Да-да, а теперь подойди и вытащи наконец все щетинки.

– Как вы его лечите? – спросила Изабель, с серьезным выражением лица подойдя поближе.

«Сейчас она не видит во мне мужчину, – подумал Себастьян, – сейчас я только пациент».

– Я удаляю щетинки пинцетом и затем втираю в эту область мякоть папайи, чтобы уменьшить неприятные ощущения. При укусах морских обитателей лучше всего некоторое время сохранять неподвижность, чтобы болезнь не проникла в другие части тела. От самых сильных укусов бывало что и умирали. Конечно, Себастьяну незачем об этом беспокоиться, хотя я и говорю ему, что он может потерять руку. Обычно я нахожу способ удержать его в постели.

Эсме лишь пыталась шокировать девушку. С Себастьяном они были скорее врагами, чем любовниками, и любой курс лечения всех его болезней включал в себя столько боли, сколько она могла ему причинить.

– Кажется, это превосходное лечение, Целительница.

Себастьян внимательно следил за поведением Изабель, которая держалась так, словно она здесь на стажировке. Он мог бы поклясться, что подобное послушание давалось ей нелегко. Где-то она научилась выдержке и терпению.

Жжение с правой стороны груди заставило его выругаться.

– Дай мне скорее папайю, раз уж вы собрались болтать тут весь день.

На то, чтобы закончить лечение, ушло меньше пяти минут. Натянув через голову рубашку, Себастьян оставил пуговицы незастегнутыми. По каменному выражению лица целительницы он мог понять, что она собирается выгнать Изабель сразу после того, как он уйдет.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Эсме, и говорю, что тебе придется с ней работать.

Но прежде чем он успел выйти за дверь, Изабель сказала:

– Мистер Дюшейн, Целительница будет со мной работать только тогда, когда сможет мне доверять, и ни секундой раньше. У нее здесь отличная репутация, а я всего лишь новичок. Почему она должна полагать, что мои методы лучше, чем ее? Собственно, это не всегда так.

Себастьян покачал головой.

– Как пожелаете. Но такое поведение будет расцениваться как слабость. Кстати, не забывайте, что вы здесь должны еще и петь. Перед ужином приходите во внутренний двор кастильо. – На сей раз он вышел прежде, чем кто-либо из присутствующих успел возразить.

Изабель со злостью посмотрела ему в спину и, закрыв глаза, помолилась Господу о том, чтобы он дал ей терпения и самообладания. Раздражительность – один из самых больших ее недостатков. Один из многих.

Теперь ей нужно решить, что важнее: убедить женщину по имени Эсме, что ее не интересует Себастьян Дюшейн, или убедить знахарку Эсме, что она не собирается с ней конкурировать.

– Хозяин вас хочет.

Изабель уже почти привыкла к тому, что ее начальника так называют, но Эсме вновь напомнила ей об этом.

– Может, и так, но я его не хочу.

– Вы лжете.

– Нет, – сказала она, догадавшись, в чем заключалось недоразумение. – Я понимаю, как это звучит, но… Да, он очень обаятельный. Такой, перед которым трудно устоять любой женщине. И у него вид человека, очень уставшего от жизни, из-за чего женщина начинает думать, что она ему нужна. Конечно, я его хочу.

– Тогда почему вы говорите «нет»?

– Потому, миссис Целительница, что я не хочу его на его условиях. Я хочу любви. Я хочу получать столько же, сколько и отдавать. Мне нужно, чтобы все было поровну. А он явно не понимает значения этого слова.

– Думаю, вы хотите слишком многого.

– Мне уже об этом говорили. – Приняв безразличный вид, Изабель пожала плечами.

– Называй меня Эсме или просто Целительница. А я буду звать тебя Изабель. Ты будешь лечить следующего, кто войдет в эту дверь, и я решу, останешься ты здесь или нет.

Не успела она произнести эти слова, как в дверь, прихрамывая, вошел какой-то мальчик, изо всех сил старавшийся не заплакать.

Изабель повернулась к Эсме за разрешением. Женщина с улыбкой кивнула. Изабель надеялась, что это реакция на проявленное ею раболепие, однако опасалась, что таким образом знахарка демонстрирует свое удовлетворение по поводу предстоящего провала Изабель.

«Спокойствие! – сказала она себе. – Представь, что Эсме – здешняя версия старшей монахини».

Испытующе посмотрев на целительницу и дождавшись второго кивка, мальчик плюхнулся на стул и положил ногу на табуретку.

– Я вижу, у тебя заноза, – сказала Изабель, тщательно осмотрев его ногу, но не дотрагиваясь до нее. Подошвы были не только грязными, но и на вид весьма твердыми. Неужели здесь все дети ходят без обуви?

– Да. Заноза, – кивнул мальчик.

– Расскажи нам, как это случилось. – Мальчик объяснил, и, как всегда попросив Господа ее наставить, Изабель приступила к лечению. Она ни разу не обратилась к Эсме за помощью, но все время учитывала ее присутствие, поясняя вслух, что именно она сейчас делает. Удаление занозы не заняло много времени. Мальчик кусал губу, но старался всем своим видом показать, что ему не больно.

Когда заноза вышла, палец ноги начал кровоточить.

– Останови кровотечение! – велела Эсме.

– Думаю, в данном случае это лишнее, миссис Целительница. – Изабель посчитала, что заработала несколько баллов за свое образцовое поведение. – Кровь очищает рану и выталкивает наружу все, что может вызвать инфекцию. Мы оставим мальчика ненадолго здесь, до тех пор пока кровотечение не прекратится само. Думаю, это произойдет уже скоро.

Не успела она это сказать, как кровотечение действительно остановилось и на ранке начала формироваться корочка.

Все разом уставились на больное место.

– Как правило, – сказала Изабель, – я предпочитаю оставлять свободный доступ воздуха, но так как в данном случае рана находится на ноге, а мальчик не носит обуви, думаю, что поврежденное место надо забинтовать.

– Согласна. – Эсме подала ей большой бинт, и Изабель завершила свою работу. Мальчик тут же убежал с улыбкой на лице и конфетой, которую дала ему Эсме, чтобы он «не плакал как маленький».

Заложив руки за спину, Эсме обошла комнату – этим она еще раз испытывала терпение Изабель.

– Прекрасно. Можешь остаться до конца дня, и тогда я приму решение.

– Нет, миссис Целительница, – с уважением, но твердо сказала Изабель, поблагодарив Бога за тот опыт, который он ей дал. – Вы должны решить прямо сейчас. Я знаю, что хорошо делаю эту работу. У вас есть преимущество – вы многие годы имели дело со здешними болезнями, но я могу дать островитянам защиту от тех, о которых вы ничего не знаете. Мы стоим друг друга и могли бы друг друга дополнять. Я готова, дело за вами.

– Ладно. – Знахарка равнодушно пожала плечами, заставив Изабель почувствовать, что ее слова не произвели на нее никакого впечатления и что целительница по-прежнему остается хозяйкой положения. Ты здесь ради здоровья островитян – Изабель постаралась выбросить из головы тщеславные мысли.

Несмотря на то что Эсме слишком много пила, была самовлюбленной и алчной, она умела держать слово. К концу дня они обработали еще одну несложную рану и поговорили с двумя беременными девушками, фактически подростками.

К тому времени когда Эсме проводила Изабель до ее жилища, чтобы девушка смогла хотя бы пару часов отдохнуть перед предстоящим вечером, у них установились теплые деловые отношения. Правда, Изабель сомневалась, что они с целительницей когда-либо подружатся.

Этот день немногим отличался от ее прежних рабочих будней. Несмотря на то что Изабель была приглашена на остров оказывать помощь местным жителям, ей показалось, что они совершенно не нуждаются в ее познаниях. Они получают прекрасное лечение от миссис Целительницы, которая, помимо всего прочего, прекрасно проявила себя и в роли повивальной бабки.

Изабель надеялась, что почувствует себя более полезной, когда начнет делать прививки, хотя шансы на то, что дети могут заболеть здесь корью или свинкой, были исчезающе малы. По словам Эсме, остров можно покинуть, но те, кто это сделал, уже не возвращаются. Туристы общаются в основном с хозяином и несколькими слугами, которые живут в кастильо, поэтому шансы подхватить от них заразу ничтожно малы. Но, если вспомнить босые ноги мальчика, прививки от столбняка явно не помешают.

Хижина, в которой предстояло жить Изабель, по виду не сильно отличалась от остальных. Она была с дверью и крышей, сплетенной из пальмовых листьев. Внутри Изабель обнаружила одно большое помещение с весьма примитивной ванной комнатой и без каких-либо намеков на кухню. Комната была заставлена коробками, в которых она обнаружила то, что отправила из Нового Орлеана.

Выпиравший наружу небольшой альков был с трех сторон огражден стенами. Под самым потолком комнату опоясывали небольшие отверстия – удачное решение для того, чтобы впускать вовнутрь свежий воздух и свет.

Как обычно, работа весь день наполняла Изабель энергией, но, завидев постель, она сразу же почувствовала изнеможение.

Она свалилась бы на постель полностью одетая, но Эсме настояла на том, чтобы она разделась и надела ночную рубашку, висевшую на крючке возле кровати. Изабель подчинилась, слишком уставшая, чтобы смущаться своего нелепого лифчика и трусиков «танга».

Она видела, как Эсме вешает ее одежду на крючки, но заснула еще до того, как знахарка покинула ее жилище. Ее не мучили кошмары, однако сон, который ей приснился – Дюшейн, наблюдающий за тем, как она принимает ванну, – вызвал у нее беспокойство, и она не могла понять почему.

– Миссис Медсестра, хозяин хочет вас видеть.

Она слышала эти слова, но не могла вырваться из объятий сна и хозяина замка. Подняв ее из воды, он уложил девушку на шезлонг и начал нежно вытирать полотенцем. Его прикосновения к ее груди, животу и промежности приводили Изабель в отчаяние и в то же время будили в ней безудержное желание…

– Миссис Медсестра! – Голос приблизился и стал более настойчивым. – Вам пора петь.

Открыв глаза, Изабель увидела обеспокоенное лицо Кортеса.

– Вы стонали во сне. Вы не заболели?

– Нет-нет. Я просто очень устала. – Изабель закрыла глаза. Это была правда. Она не больна, и она действительно устала.

– Да, миссис. Уже поздно. Я подожду снаружи, пока вы оденетесь.

Изабель поспешно натянула на себя одежду, полная решимости никогда не называть Себастьяна Дюшейна «хозяином». Это пошлый, деморализующий титул. Он напоминает о пренебрежении к слугам и об ужасном отношении к женщинам, превосходстве над ними на том лишь основании, что он мужчина. Эта концепция считается отжившей свое и устаревшей во всем мире, кроме того уголка мира, который принадлежит Себастьяну Дюшейну.

Распахнув пальмовую дверь, она вышла к ожидавшему снаружи Кортесу. Для нее не имеет значения, что Себастьян Дюшейн ее зовет, но она обещала отцу Жубэ, что будет для него петь.

Когда они достигли главной улицы, требования Себастьяна Дюшейна ее уже не раздражали. К тому времени, когда они подошли к дверям кастильо, ноги ее тряслись от волнения. Входя во внутренний двор замка, она молилась о том, чтобы Господь ниспослал ей поддержку и вдохновение.

Об этом же она просила Бога и в песне, которую начала петь. Стены усиливали звуки, слова гимна летели ввысь, и Изабель успокоилась настолько, что стала получать удовольствие от пения. «Не бойся, я всегда перед тобой. Следуй за мной, и я дарую тебе жизнь».

Когда ей надоело петь для выходивших во внутренний двор пустых дверей и окон, она устремила взгляд к небесам. На западе виднелся тонкий ломтик молодого месяца, звезды мерцали холодным загадочным светом и манили к себе.

Изабель любила смотреть на ночное небо и, заканчивая псалом, улыбнулась. Именно в этот момент она увидела Себастьяна Дюшейна, стоявшего возле одного из верхних окон. Свет падал на него сзади, и Изабель не могла видеть выражение его лица. Она медленно опустила голову, ожидая каких-то комментариев, но Дюшейн молчал. При этом он выглядел так, словно испытывал сильную боль, словно не мог выдержать самого присутствия Изабель.

Ее сердце забилось вдвое чаще, когда она вдруг постигла истину.

«Я здесь из-за Себастьяна Дюшейна».

Понимание этого пришло к ней так внезапно и с такой ясностью, что Изабель не сомневалась – дело тут не в ее самомнении.

Она нужна этому человеку, а не жителям деревни. Его таинственная внешность обладала таким же мощным воздействием, как и шторм, изменивший ее жизнь.

Проклятие. Окутывавшая Себастьяна тень напомнила Изабель о том, что она совершенно забыла спросить о нем. А кого, собственно, спрашивать? Мальчика или знахарку, которой она не нравится? Или самого Себастьяна Дюшейна?

Как только она мысленно произнесла его имя, Дюшейн отошел от окна и исчез в темноте.

Конечно, он будет хранить тайну относительно проклятия, что бы это ни было.

Неизвестно, сколько бы Изабель простояла под окном, если бы ее не отвлекли.

– Ужин готов. Миссис Эсме говорит, что вам надо поесть.

Изабель почувствовала урчание в желудке и поняла, что Эсме права. Подняв взгляд к пустому окну, она низко поклонилась и ушла, размышляя о том, почему отец Жубэ выбрал именно ее.

Отступив назад в комнату, Себастьян прислонился к стене. Если бы он в полной мере мог испытывать человеческие страдания, боль в сердце могла бы вызвать опасения насчет апоплексического удара. Он закрыл глаза, и в сознании всплыл целый калейдоскоп видений – словно его память впервые за двести лет была разблокирована.

Себастьян видел свою жену, вспоминал ее гнев, ее упрямство, свою настойчивость и шторм, который унес ее жизнь, когда она изо всех сил пыталась подчиниться ему и вернуться домой.

В этих видениях не было ничего нового, но пришедшее с ними страдание было очень мучительным. Ярость, чувство вины, душевная боль заставили его опуститься на колени, когда он вспомнил, как сильно любил Анжелику, как сильно страдал от разлуки с нею, как сильно желал, чтобы каждую ночь она спала рядом с ним.

Почему на него так подействовали пустые слова церковного гимна? Меньше, чем Бога или жизни – что бы это ни было, – он боялся этой тощей женщины, поющей во внутреннем дворе с таким видом, словно от этого зависела ее жизнь.

Себастьян решил, что было бы любопытно послушать какого-нибудь другого певца. Что год – это слишком много, Изабель за это время успеет надоесть. Ему уже скучно. Он пошлет за певицей из отеля, хотя голос у нее слабый, а репертуар для него слишком современный. А затем он скажет этой дилетантке, что не хочет больше ее видеть.