Текст книги "Превыше соблазна"

Глава 6

Стиснув зубы, Ричард шел к часовне на краю деревни. Когда над телом Элинор были прочитаны все необходимые молитвы и начались приготовления к похоронам, он решил отыскать Мег, но это ему не удалось. Девушка словно исчезла.

Сам себе он объяснял, что поиски хотя бы немного развеют тоску, и, конечно, не признавался в отчаянном желании быть рядом с Мег. Нет-нет, Ричард считал, что, двигаясь, он сумеет отвлечься от мрачных мыслей, порожденных не только смертью Элинор, но и всем тем, что не сбылось и скорее всего никогда не сбудется.

Последние дни показались ему дорогой в ад. Попытка Элинор на смертном одре освободить его от неизбывного чувства греха явилась нежданным благословением, но все же не смогла разрушить тот панцирь из вины, раскаяния и упреков, за которым он годами прятал свое сердце. Ричард сам себя не простил, и в этом все дело. Вернувшись в Хоксли, увидев, как страдает Элинор, он как будто разбередил старые раны.

Сморщившись от душевной боли, он тряхнул головой, прогоняя мучительные образы. Надо отыскать Мег.

Под ноги легли угловатые тени каменной часовни. Вечернее солнце вызолотило ее купол. Ричард прикрыл глаза ладонью, пытаясь разглядеть старое огороженное кладбище вблизи церковных стен. Стояла поразительная тишина. Вокруг не было ни души. Этого следовало ожидать. До начала утренней мессы в деревенскую церковь никто не придет, но все же следовало заглянуть внутрь. Должно быть, Мег не слишком считается с церковным каноном. Об этом ясно говорит ее антипатия к святому ордену тамплиеров, да и свидетельствует сам проступок, за который она несет наказание. Однако зрелище смерти способно заставить человека искать утешение из более глубокого источника, чем земная помощь, и часовня – как раз то место, где можно найти такое утешение.

Широким шагом Ричард приблизился к арке, дающей вход в часовню. Рассохшаяся дверь заскрипела, когда он переступил порог и прошел внутрь. Сумрачный холод нефа поглощал солнечные лучи, в которых неспешно кружились пылинки. Ричард встал на колени напротив алтаря, перекрестился и снова поднялся на ноги. Ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, он глубоко вдохнул острый запах ладана, который тут же разбудил память об иных временах. Счастливых, невозвратных. Ричард давно забыл, как спокойно бывает в церкви, когда там никого нет. Он сделал шаг по проходу, потом еще один.

Пройдя половину пути к алтарю, он взглянул вправо и увидел Мег. К его удивлению, девушка спала. Очевидно, она молилась перед статуей Пречистой Девы с младенцем у дверей в ризницу, а потом, наплакавшись, положила голову на скамеечку для молитвы и заснула.

Ричард, боясь разбудить ее, осторожно приблизился. Ресницы девушки слиплись от слез и все еще были влажными, между бровей пролегли две скорбные морщинки. Должно быть, шаги Ричарда по каменным плитам пола потревожили сон Мег. Она очнулась, поднялась на ноги и стала тереть глаза.

– Прошу прощения, что побеспокоил вас, миледи, – негромко произнес Ричард и заметил, что щеки у Мег как будто вспыхнули, а смущение не позволило ей поднять на него взгляд. – Но я беспокоился о вас.

– Я… я не хотела причинять вам беспокойство. Видимо, устала сильнее, чем думала. – Мег оторвала глаза от пола и посмотрела на Ричарда. – И простите, что я исчезла из спальни Эллы без объяснений.

– Не о чем говорить, – пробормотал он, приближаясь еще на шаг. – Всегда трудно терять близких, и мы не можем предвидеть, как будем реагировать, когда это случится.

– Но я убежала не из-за того, что Элла умерла.

Мег перевела взгляд на статую Пречистой Девы с младенцем, а когда вновь заговорила, голос ее звучал глухо:

– Дело в другом. В Хоксли я никому об этом не рассказывала. Потому я так и… расстроилась, когда Элла… когда она…

Мег замолчала и плотно стиснула зубы, как будто не зная, может ли она, смеет ли продолжать. Наступило неловкое молчание, наконец Ричард, стараясь развеять смущение Мег, подошел к ней и стал рядом, прямо напротив патуй. Прекрасный образ Пречистой Девы с младенцем был высечен из мрамора необычного оттенка. В деревенских церквях Ричард чаще всего видел фигуры из серого или беловатого мрамора, здесь же статуя была розоватая с более темными прожилками.

– Вам никто не рассказывал, откуда взялась эта статуя? – спросил Ричард, возобновляя прервавшийся разговор.

Мег покачала головой.

– Ее купили за большие деньги в Святой земле у скульптора-христианина, – стал рассказывать Ричард. – Брат Томас занимался установкой по моей просьбе. Ко времени ее доставки и освящения деревенский столяр успел соорудить пьедестал.

– Вы ее заказали до того, как вступили в орден?

– О да! Но я выбрал ее по той же причине, по которой потом подал прошение о вступлении в орден. – Он замолчал, но понял, что Мег не решится просить его объясниться, а потому заставил себя продолжать: – Это была моя первая попытка получить прощение. – Он сглотнул, пытаясь унять разгорающуюся в груди боль. – Я купил ее после несчастья, унесшего жизнь моей дочери.

О Господи, думал Ричард, кажется, его переполняет жалость к себе. Но он ведь пришел успокоить Мег, а не вызвать в ней сострадание. С усилием улыбнувшись, он добавил:

– Вам, более чем кому-либо другому, должно быть ясно, что мои попытки найти прощение полностью провалились.

– Прощение… за что? – хмурясь, спросила Мег. – Я не понимаю. Конечно, вы горевали, но к тому моменту вы же еще не оставили Элинор, не отказались от положения хозяина здешних мест. Зачем вам было прощение?

Ричард смотрел на девушку с недоверием. Конечно, он правильно понял вопрос, но сам вопрос казался ему невероятным. Неужели она действительно не знает всей правды, полной и отвратительной, и считает, что его единственный грех в том, что он оставил жену сразу после смерти дочери? Ричард едва не усмехнулся с горечью, но сдержал неуместный смешок, который превратился в сардоническую полуулыбку. Тряхнув головой, он отвел взгляд.

– Простите, – покраснев, шепнула Мег. – Я сказала лишнее. Мне не подобает задавать вам вопросы.

– Не стоит извиняться, – отвечал Ричард, ощущая иронию положения. Он сделал шаг к статуе и погладил прохладный мрамор подола Пречистой Девы. – Однако мне хотелось бы знать, – продолжил Ричард бесстрастным тоном, чтобы Мег не поняла, насколько важен для него ее ответ, – что именно вам рассказали о несчастье и вообще о тех событиях.

– Совсем немного, только то, что Элинор уехала в карете, была буря, карета перевернулась, Элинор очень пострадала, а ваша маленькая дочка погибла. – По лицу Мег пробежала тень. – Кроме того, мне сказали, что от горя вы потупили в орден тамплиеров, а Элинор осталась страдать и одиночестве.

– И все? – спросил Ричард, борясь с болезненной волной воспоминаний, хлынувшей в душу при этих словах. Ему казалось, чья-то рука сорвала последний покров с незаживающей раны, которая вновь стала кровоточить. – И ни слова о том, почему Элинор в тот день сбежала?

– Нет, ничего, – снова нахмурилась Мег. – Мне качалось, этих объяснений достаточно, чтобы понять, почему Элла ушла в собственный мир, почему так цеплялась за свою куклу, как будто та одна привязывала ее к жизни.

– И достаточно для того, чтобы счесть меня безжалостным и бесчувственным мужем, который бросил свою жену и самый тяжелый момент. Так?

Мег едва заметно вздрогнула, но тут же распрямилась и сцепила пальцы.

– Не стану скрывать, что эти два года до вашего возвращения я не слишком хорошо о вас думала. Однако признаюсь, что за эти дни мое мнение изменилось. Во многих отношениях вы совсем не такой бессердечный человек, каким я вас представляла.

– Не спешите расставаться с вашим прежним суровым мнением, – с мрачным видом заметил Ричард, – ибо неизвестная вам часть правды может оказаться куда хуже той, которую вы вообразили, – продолжал Ричард и заметил, что Мег побледнела, а может, это была просто игра света в полутемной часовне.

Но потом ее лицо приняло уже знакомое Ричарду решительное выражение: пухлые губы сжаты, подбородок вздернут, в карих глазах сверкает вызов.

Как она хороша, вдруг осознал Ричард. Хороша не привычной красотой придворных прелестниц, а чем-то иным – ее внешности свойственна поразительная самобытность и искренность. И это делало предстоящее ему испытание еще более тяжелым.

Видит Бог, что, вернувшись в Хоксли, Ричард был готов к новым мукам, знал, что еще не расплатился за собственные грехи, но все же не предполагал, что его ждет еще и такое признание вины. Сразу после трагедии он в исповедальне открыл свое сердце Богу, и это далось ему нелегко, но будет куда труднее рассказать все этой женщине, которая, узнав правду, станет его презирать. Однако выбора нет, такова уж его судьба. Ричард еще раз провел ладонью по глади мрамора и, справившись наконец с чувствами, обернулся к Мег:

– Вам не рассказали вот что. Еще до того, как я покинул Хоксли и отправился к тамплиерам, я подолгу отсутствовал в течение двух лет до несчастья. Служил королю. Элинор с трудом переносила одиночество.

– Вы участвовали в войнах в Шотландии?

– Да. Сначала, – подтвердил Ричард, – но вскоре король понял, что может найти для меня лучшее применение. Мой старший брат Брэдан научил меня сражаться на мечах. Сам он освоил это искусство в крестовых походах. Став взрослым, я продолжил тренировки и достиг больших успехов. Король решил, что не стоит посылать меня на поле боя, и приказал вернуться в Англию. Я занялся обучением его сына, того самого, который сидит сейчас на троне Англии под именем Эдуарда Второго.

Мег удивил этот рассказ. Она машинально сделала несколько шагов назад и опустилась на скамью первого ряда.

– Я не знала, что вы были так близки к королевской семье, – пробормотала она. – Теперь понятно, почему ваше лицо показалось мне знакомым, когда я впервые вас увидела здесь.

– Как это? – нахмурился Ричард.

– Отца часто приглашали ко двору, и в юности я проводила там много времени, – объяснила Мег. – Мы по месяцу жили там, куда король приглашал своих лордов. Вполне возможно, что я видела вас во время одной из таких сессий, но, разумеется, не знала, кто вы такой.

Ричарда поразили слова Мег. Он отчаянно пытался вспомнить, при каких обстоятельствах своей прошлой жизни встречал эту женщину, не веря, что мог не заметить ее, ведь Мег так отличается от знатных леди, которых он встречал при дворе. Однако он и сам был тогда другим человеком, более молодым, глупым, честолюбивым… К тому же женатым. Его можно обвинить в чем угодно, но только не и неверности.

– Может быть, наши пути действительно пересекались, – согласился он, – хотя, должен признать, что в памяти у меня это не сохранилось. Тогда я был слеп, думал лишь о том, как увеличить состояние и упрочить положение семьи в обществе. Король ценил мое искусство, а я был рад услужить ему, участвовал в турнирах, тренировал его сына.

– А почему Элинор была недовольна? В знатных семьях такие разлуки не редкость, – негромко заметила Мег.

– Возможно. Но в отличие от других я ставил собственные амбиции выше всего остального. Однако было кое-что похуже. – Ричард помолчал, собираясь с силами для того, чтобы рассказать о самом сокровенном. Он на мгновение прикрыл глаза и закинул голову, потом твердо встретил взгляд Мег. – Отвратительная правда состоит в том, – мертвым голосом продолжал он, – что в день несчастья Элинор умоляла меня остаться с ней в Хоксли-Мэнор. Я старался уговорить ее, но все же рассердился. После рождения ребенка она часто вела себя неразумно. У нее без причины возникали вспышки гнева. Это продолжалось у нее до самой смерти.

Мег была поражена:

– Я и не знала, что такие приступы случались у Эллы еще до несчастья.

– Случались. После смерти дочери они усугубились, но появились значительно раньше, еще до нашей свадьбы. Я был слеп, возможно, наивен, меня заворожила поразительная красота Элинор. – Воспоминания были мучительны. Все тело Ричарда напряглось, как натянутый лук, из которого он стрелял в юности. – В тот день она была возбуждена и расстроена сильнее, чем обычно. Это как будто оправдывало меня. Я чувствовал себя вправе не обращать внимания на ее капризы и не откладывать возвращение ко двору. Однако Элинор была очень настойчива, ходила за мной из комнаты в комнату, спустилась даже в конюшню и все настаивала, чтобы я отказался от приглашения короля. Но я не слушал. – У Ричарда перехватило дыхание. На миг ему показалось, что он не сможет вымолвить больше ни слова. – О Боже, я не слушал. Резко ответил, тут же пожалел об этом, но был слишком горд, чтобы извиниться. Так я и уехал. И даже ни разу не оглянулся. Потом слуги рассказали, что она впала в бешенство, тут же приказала заложить карету, укутала Изабеллу и пустилась за мной в погоню.

Ричард замотал головой, пытаясь прогнать ужасные видения. Это не помогло. И наверное, ничто и никогда не поможет.

– У лощины, где дорога сворачивает направо и круто уходит вниз, – бесстрастно продолжал он, – карета перевернулась. Изабелла выпала. Я нашел свою малышку у скалы, о которую… которая ее…

Горло Ричарда сдавил спазм, глаза заволокло алой пеленой. Он пытался проглотить комок, не дававший закончить рассказ, а ему так хотелось, чтобы Мег узнала правду и поняла смысл сказанного. Поняла, насколько он грешен, отягощен виной и недостоин прощения. Он снова мотнул головой, словно выдавливал из себя слона, и произнес:

– Пытаясь смыть свой грех, я за огромные деньги заказал эту статую, пожертвовал церкви почти все свое состояние и наконец посвятил свое тело и душу Богу, поступил на службу к тамплиерам. И все это ради того, чтобы искупить себялюбие и гордыню, которые привели меня к краху. Я тысячу раз бросился бы под колеса кареты, чтобы спасти Изабеллу, но какое это имеет значение? Истина состоит в том, что именно я виновен в смерти своей дочери и в том, что моя жена утонула в омуте безумия. Все это сотворило мое честолюбие.

В часовне наступила мертвая тишина. Казалось, было слышно, как на траву опускаются капли росы. Бешеный стук сердца грохотом отдавался в ушах Ричарда. Он прикрыл глаза, стараясь совладать с чувствами и унять сердцебиение.

Он рассказал правду, ужасную, непростительную и непоправимую. Непоправимую – в этом и состоит весь ужас. Ничего нельзя изменить. Как бы он ни раскаивался, сколько бы раз ни признавал свою вину, Изабелла была мертва, а теперь умерла и Элинор.

Безнадежный мрак окутывал его душу, но вдруг Ричард ощутил, как прохладные пальцы Мег коснулись его руки. Пораженный, он открыл глаза и встретился взглядом с глазами Мег, в которых светилось сострадание и доброта. Ричарду показалось, что ее сила вливается в его кровь. Мег в молчании поднесла его руку к своим губам, коснулась ее и, прикрыв глаза, приложила к своей горящей щеке. Ричарда охватила дрожь. Этот безыскусный жест сочувствия был невинен, но он разбудил в теле Ричарда давно забытую жажду, стремление к чему-то, чего он не мог назвать, но что было ему необходимо как воздух.

– Да, Ричард де Кантер, – грустно качая головой, произнесла Мег, – вам довелось страдать. Вы должны простить меня за поспешные, безосновательные суждения. И вы должны простить себя.

Ричард вторично лишился дара речи. Ее прикосновение поразило его, а произнесенные ею слова повергли в почти болезненное изумление.

Мег опустила вниз их сплетенные руки, и Ричард наслаждался каждым мгновением этого мимолетного жеста.

– Как вы можете так говорить? Разве я заслуживаю прощения? – внезапно охрипнув, проговорил он. – Я не могу даже вспоминать о том дне, боюсь лишиться рассудка. Невыносимо думать, что мое дитя погибло. Ничто не вернет ее. Ничто… Эта мысль сводит меня с ума.

– Я понимаю, – прошептала Мег, и Ричард увидел, как слезы блеснули в ее глазах. – Эта рана никогда не заживает.

– Нет, вы не можете понимать этой горечи. И не дай вам Бог когда-нибудь испытать ее.

– Ваши слова опоздали.

Мег стиснула его пальцы, и Ричард вдруг понял, что теперь она ищет его сочувствия, его понимания, нуждается в его силе. На губах Мег появилась жалкая улыбка, которая словно бы прорвала плотину, и слезы градом покатились из ее глаз.

– Ричард, Ричард, – зарыдала она, – я понимаю, понимаю… Я тоже потеряла ребенка, – задыхаясь, произнесла она.

Ричарда словно поразило молнией. Должно быть, его чувства отразились на лице, потому что Мег слабо кивнула и продолжала:

– Я носила ребенка, не освященного узами брака. Отцом девочки был рыцарь, о котором я уже говорила, его насильно заставили вступить в орден тамплиеров. Моя дочь был единственной памятью о нем. Пока я ее носила, я радовалась каждому мгновению, каждому проявлению этой новой жизни. Она была моим сокровищем, но после рождения прожила совсем недолго. – Голос Мег звучал глухо. – Ее звали Мэдлин. Когда она умерла, я не могла выпустить ее из рук. Потом пришли люди и забрали ее у меня.

Ричард долго молчал, не в состоянии произнести ни слова после этого ошеломляющего признания. Наконец он откашлялся и произнес:

– Я этого не знал, мадам. Ваша потеря невосполнима. Я вам сочувствую.

Мег кивнула:

– До этого дня я ни с кем о ней не говорила. И с братом Томасом тоже. Вот почему я не смогла остаться в спальне Элинор, когда она умерла. Ее последние минуты всколыхнули память о смерти Мэдлин, а когда она стала звать Изабеллу, я…

Мег проглотила комок в горле. Ричард молча смотрел на нее, чувствуя, как спазмы сжимают его собственное горло. Наконец он сказал:

– Я понимаю, мадам. Понимаю эту боль.

Мег подняла к нему искаженное мукой лицо. Ричард содрогнулся. Мег – сильная женщина, сильная духом, телом, умом, но такие испытания способны подорвать силы любого. Сейчас ее душа ищет утешения, которого, он знал это по собственному опыту, невозможно найти в этом мире. Боль, которой они поделились друг с другом, странным образом сблизила их. И еще: Ричард почувствовал мощное желание облегчить ее ношу…

– Я действительно сочувствую вам, мадам, – проговорил он, отирая слезы с ее лица.

Мег быстро кивнула в знак благодарности, прикрыла глаза, пытаясь удержать новую волну слез, но в следующий момент справилась с собой и улыбнулась ему слабой улыбкой, потом отступила к фигуре Пречистой Девы и провела ладонью по дереву постамента.

– Мне очень важно сохранить в тайне историю моего дитя от всех в Хоксли-Мэнор, особенно от брата Томаса.

– Вы полагаете, он накажет вас еще суровее, если узнает об этом?

Мег усмехнулась:

– Его гнев не будет знать границ. В его глазах мой грех возрастет десятикратно.

– Почему ему не сообщили подробности, когда вы впервые явились в Хоксли?

– Этого я не знаю. Возможно, так проявилась Божья милость. – Мег отвернулась от статуи. Сейчас ее лицо было полно решимости, глаза грозно сверкали. – Мое дитя, моя дочь – это не грех! И я никому больше не позволю называть ее так, не позволю!

– Значит, вам так говорили, – мрачно произнес Ричард утвердительным тоном, чувствуя, как нарастает в нем гнев против ее обидчиков.

Мег отвернулась. Горькие воспоминания не оставляли ее.

– Я бы покорно снесла телесные наказания, хлеб и воду в качестве единственной пищи, долгие часы молитв – таковы были условия моего пребывания в Бэйхемском аббатстве, но мой отец и выбранные им духовные наставники пошли дальше. Все одиннадцать месяцев, которые я там провела, мне на каждой службе напоминали, что смерть Мэдлин – это справедливое наказание за мой страшный грех.

Сердце Ричарда содрогнулось от жалости – какие страшные муки ей довелось перенести! После смерти Изабеллы он сам страдал от неизбывного чувства вины, страдает и сейчас, но ему не пришлось слышать открытых обвинений из чужих уст. Подобного он бы не выдержал.

– Но на этом мои наставники не остановились, – продолжала Мег.

– Не может быть! – с изумлением воскликнул Ричард, не в состоянии вообразить еще более жестокие меры.

Мег покачала головой, напряженная поза и застывшее выражение лица ясно показывали, как тяжело дается ей этот рассказ.

– На самом деле я должна быть благодарна отцу. Ведь именно благодаря ему меня отослали в Хоксли. Эта ссылка должна была служить следующей ступенью наказания, однако на деле все оказалось не так.

– Я вас не понимаю.

– Мне собирались преподать наглядный урок: Элинор потеряла ребенка и так погрузилась в мир отчаяния и горя, что нуждалась в постоянном уходе. Дочь графа, которую растили в роскоши и неге, превратилась едва ли не в простую служанку. Такое положение должно было не только усмирить мою земную гордыню, но и вечно напоминать о ребенке, которого я потеряла и которого не смела открыто оплакивать, не навлекая на себя еще большего позора.

– О Господи! – пробормотал Ричард. – Как вы должны ненавидеть этот дом и всех его обитателей!

– О нет! – Мег посмотрела на него с грустной улыбкой. – Как раз напротив. Наказание оказалось не столь жестоким, как рассчитывали мои мучители. Со временем я очень привязалась к Элинор и ухаживала за ней, как за сестрой. Ее страдания были тяжелее моих. При мне остался по крайней мере мой разум. К тому же никто здесь не знал всей правды, меня считали просто компаньонкой Эллы. – Мег сцепила пальцы. – А потому я должна снова просить вас никому не рассказывать о Мэдлин. Не знаю, смогу ли я вынести, если брат Томас, подобно аббатисе Бэйхема, решит использовать память о моей дочери в качестве еще одного хлыста.

– Клянусь, я буду молчать об этом, – твердым голосом заявил Ричард. – Никто не узнает от меня о вашем прошлом.

Стиснув кулаки от гнева, он сделал шаг к Мег, стараясь, чтобы она поверила в искренность его обещания, а в душе нарастала жажда отомстить тем, кто посмел так жестоко ее обидеть. Несмотря на то что Ричард провел последние пять лет в смиренном служении Господу, он оказался не в состоянии совладать с этим мощным позывом.

– Благодарю вас, Ричард, – спокойно отозвалась Мег и отвела взгляд, словно бы сомневаясь, стоит ли продолжать разговор. Затем добавила: – Я… я не знаю, что заставило меня поведать вам эту грустную историю, но в вашем обществе я ощущаю тот покой, какого не чувствовала ни с кем. – На щеках Мег появился слабый румянец, она закусила пухлую нижнюю губу. Ричард наблюдал за ее лицом и при этом движении внезапно испытал приступ неудержимого желания. – Прошу, не обижайтесь на эти слова. Я не хотела вас оскорбить, – почти шепотом продолжала она, – мне нужно было выразить, как я вам благодарна за понимание.

Ричард чувствовал, что все больше волнуется.

– О нет, мадам. – Он покачал головой. – Разумеется, вы меня не оскорбили. Я сам ощущаю необычный покой в вашем обществе.

Мег быстро кивнула, скромно принимая этот сдержанный комплимент, а Ричарду вдруг остро захотелось еще раз протянуть руку и погладить ее по щеке, по мягкому шелку темных волос, но он сдержался, понимая, насколько это неуместно, а возможно, и неприятно для Мег. Достаточно того, что сейчас они вместе, надо ценить каждый миг этой нежданной встречи, радоваться возникшему пониманию. Он протянул руки и предложил:

– Пойдемте, я вас провожу в дом. Если хотите, можете отдохнуть до ужина. Вас никто не побеспокоит.

Мег с благодарностью кивнула, подошла ближе и оперлась на его руку. Это невинное прикосновение заставило Ричарда вздрогнуть. Он уже осознал природу чувства, которое она в нем возбуждала. Несомненно, это было желание. Он прекрасно понимал, что эта дорога ведет в никуда, как бы страстно он ни стремился к иному. Подобные размышления просто опасны. Даже будь он свободен от всех обетов, он не мог бы себе позволить увлечься женщиной. К тому же Мег, видимо, покинет Хоксли еще до конца недели, ведь теперь ей не за кем больше ухаживать. Она вернется домой или ко двору и станет вновь вести жизнь, приличествующую дочери графа.

Сейчас предстоит многое сделать, и работа должна отвлечь Ричарда от мыслей, которые порождают ненужные мечтания. Завтра утром состоится погребальная месса по Элинор. На следующей неделе престольный деревенский праздник – День всех святых. Затем он займется трудным, но благодарным делом – попытается исправить последствия злоупотреблений, которые допустил брат Томас в качестве управляющего Хоксли-Мэнор.

Укрепившись в этих намерениях, Ричард расправил плечи, стиснул зубы и заставил себя отвлечься от мыслей, от которых кровь в нем прямо закипала. А думал он о том, как приятно идти с этой женщиной бок о бок и держать ее руку в своей. Он вывел Мег из-под прохладных сводов часовни на яркий солнечный свет и решительно зашагал по тропе к дому.