Текст книги "Меч дьявола"

«Не оставайся здесь, Беобранд! – прошептала она. – Здесь тебя уже ничто не держит. Я знаю, что тебе хочется уехать, хочется разыскать брата. Сын мой, ты родился для великих дел, а не для того, чтобы пахать землю». Она закрыла глаза. Ее дыхание было таким тихим, что он решил, будто ее дух уже покинул тело.

Однако затем ее глаза снова открылись, и она, собрав остатки сил, произнесла свои последние слова:

«Ты… не… сын… своего… отца…»

Что она имела в виду? Этого он никогда не узнает. Жизнь покинула ее с последним вздохом. А кости его отца сейчас лежат в обгоревших обломках их сожженного дома.

– Проснись, парень!

Сердитый голос Басса вернул Беобранда к действительности. К предстоящей битве. Битве, в которой либо убьешь ты, либо убьют тебя.

Его мечты, разделяемые Октой и поощряемые Селуином, привели его к этому моменту. Прислушавшись к словам умирающей матери, он уехал из Хите. Перед этим произошла его последняя стычка с отцом. И теперь он, Беобранд, уже больше не был юношей-крестьянином. Он стал воином в дружине Эдвина, короля Нортумбрии.

Он бросил взгляд на Басса, и этот гигант улыбнулся ему, обнажив зубы.

* * *

Солнце еще только поднималось из-за деревьев, освещая поле битвы бледным сиянием. От нортумбрийских воинов падали на землю длинные тени.

– Внемлите мне, соотечественники! – крикнул Эдвин. – Для нас настал момент истины. Вы отозвались на мой призыв явиться в ополчение и стоите сейчас щит к щиту рядом со своими соплеменниками, чтобы оборонять землю, которая принадлежит вам по праву крови… Я – Эдвин, сын Эллы, прямого потомка Вотана. В моих венах течет кровь старых богов, да и новый Бог – Христос – на нашей стороне. Паулин благословил нас от Его имени, и я пообещал воздвигнуть в Его честь большой храм, если Он дарует нам победу… Нас сегодня не смогут одолеть. Мы вместе отправим этих язычников в преисподнюю, где им и место… Я утолю жажду своего меча кровью этих валлийцев и мерсийцев. – Он взмахнул над головой своим красивым мечом. Клинок сверкнул в тусклом солнечном свете. – Возьмитесь за оружие вместе со мной. Применяйте его с хитростью и силой… Убейте их всех! Атакуйте их прямо сейчас и убейте их всех до последнего!

– За Эдвина! – громко рявкнуло в ответ войско, и Беобранд при этом крикнул ничуть не тише, чем те, кто стоял рядом с ним.

Воины, сохраняя образованную из щитов стену, устремилась вперед, на врага. Беобранд почувствовал на бегу, что его щит то и дело бьется краем о щит воина, находящегося слева от него. Он старался бежать строго вровень с остальными и держать щит в правильном положении. Ему даже не верилось, что все это происходит на самом деле: то, о чем он когда-то мечтал, превратилось в реальность. А затем у него уже не осталось времени на то, чтобы предаваться размышлениям. Воины, окружавшие его, с грозными криками дружно метнули во врага свои дротики. Противник ответил тем же. У Беобранда не было дротика, и ему оставалось лишь смотреть на то, как это легкое метательное оружие замелькало на фоне неба. В верхней части траектории дротики с обеих сторон на мгновение смешались в одну большую тучу, а затем Беобранд увидел, как блеснул отполированный наконечник дротика, летящего по наклонной траектории прямо в него.

Беобранд, продолжая бежать, поднял щит над головой. Что-то с силой ткнулось в край щита, но сам Беобранд при этом не пострадал. Воин слева от него вскрикнул, потерял равновесие и упал. Беобранд успел на бегу заметить, как в правую ногу этого воина – чуть повыше колена – вонзился дротик. Беобранд устремил взор вперед: до врага оставались считанные шаги.

Две стены из щитов с грохотом столкнулись друг с другом – так, как сталкиваются волна и прибрежная скала. Беобранд затем отпрянул немного назад и попытался найти незащищенное место у находящегося прямо перед ним вражеского воина, но тут же понял, что совершил ошибку. Его противник – крепко сложенный рыжебородый валлиец с кожаным шлемом на голове – воспользовался тем, что Беобранд отпрянул, и резко рванулся вперед, наваливаясь на него. Беобранд потерял равновесие и шлепнулся навзничь на влажную землю. Валлийский воин, усмехнувшись тому, как легко пробил брешь во вражеской стене из щитов, замахнулся копьем, чтобы нанести смертельный удар. Беобранд поспешно попытался встать, но валлиец действовал слишком быстро для того, чтобы он успел подняться.

Однако в тот момент, когда острие копья уже устремилось к ничем не защищенной груди Беобранда, Басс резко повернулся к нему и отбил копье валлийца в сторону ударом собственного копья с зазубренным наконечником. Его удар был таким сильным, что копье валлийца выскочило у того из рук и, не причинив никакого вреда, упало на землю рядом с Беобрандом.

Затем Басс – отработанным движением и с невероятной проворностью – вонзил свое копье в деревянный щит валлийца. Зазубренный наконечник застрял в щите, и Басс, резко надавив почти всем весом своего тела на древко копья, заставил валлийца поневоле опустить щит.

– Ну же, парень! – крикнул Басс, пытаясь удержать в руках древко копья и уклониться при этом от удара меча, который валлиец уже вытащил из ножен.

Беобранд вскочил, схватил свое копье и, издав боевой клич – который утонул в общем шуме битвы, – нанес удар по валлийцу, целясь в живот. Противник попытался отразить атаку, однако сумел поднять свой – удерживаемый копьем Басса – щит лишь так, что копье направилось в его открытое лицо. Острие копья, удар которого Беобранд усилил всем весом своего тела, чиркнуло по правой скуле валлийца и пронзило его глаз. Валлиец тут же рухнул наземь, и тяжесть его тела, увлекающего за собой копье Беобранда, заставила того потерять равновесие и повалиться сверху на содрогающегося поверженного противника.

Вокруг Беобранда раздавались крики воинов и лязг металла, похожий на звук молота, бьющего по наковальне. Беобранд попытался вытащить наконечник копья из глазницы убитого воина, но тот засел крепко. Беобранд, безуспешно дернув пару раз, затем вспомнил о саксе, который дал ему Басс. Он вытащил клинок из ножен. Рукоять сакса была очень удобной, и Беобранд, сжав ее, устремился в брешь, образовавшуюся в стене из щитов. Он только что одолел вражеского воина, сумел с ним справиться, а потому его страх перед врагом исчез, как исчезает утренняя роса под лучами солнца. Шум битвы уже не казался ему таким ошеломляющим, и он стал действовать хладнокровно.

Теперь перед ним оказался кривозубый воин с налитыми кровью глазами, который заслонялся щитом и выглядывал из-за его верхнего края. Беобранд проворно нанес удар саксом поверх этого щита и вонзил его острие в горло врага. Басс что-то грозно кричал рядом с Беобрандом, нанося удары мечом по вражеским щитам, от которых разлетались во все стороны щепки и труха. Нортумбрийцы, сохраняя строй стены из щитов, постепенно продвигались вперед. Какой-то поверженный воин схватил Беобранда за ногу. Был ли это свой или чужой – Беобранд не знал и даже не хотел знать. Его охватил боевой пыл, и у него не было времени заботиться о раненых. Он, наступив на пальцы этого человека и почувствовав, как они хрустнули под его ногой, выдвинул щит вперед, чтобы встретить следующего противника.

Вражеская стена из щитов раздвинулась, и перед Беобрандом появился седовласый мужчина, облаченный в красивую чешуйчатую кольчугу. Он махал обагренным кровью мечом, и перед его ногами лежало несколько трупов. Беобранд совсем не думал сейчас об угрожающих ему опасностях. Он, увидев разрыв во вражеской шеренге, сделал шаг вперед, чтобы вклиниться в него. Седовласый воин, судя по выражению его лица, удивился и даже расстроился, поняв, что к нему направляется всего лишь какой-то юноша без доспехов, с поврежденным щитом и вооруженный только коротким саксом.

Что-то в суровых чертах этого угрюмого седовласого воина охладило боевой пыл, охвативший Беобранда и заставивший его позабыть об осторожности. Он огляделся, чтобы посмотреть, где находятся Басс и другие нортумбрийцы, которые помогли бы ему справиться с этим могучим воином. Слишком поздно он заметил, что оказался отрезанным от своей стены из щитов. Ход битвы изменился, и мерсийцы с валлийцами охватили нортумбрийцев с флангов. Войско Эдвина отступило назад, к своему лагерю, оставив Беобранда одного среди врагов.

4

Со всех сторон его окружала смерть.

Вопли умирающих и лязг оружия сливались в чудовищный гул.

Над полем битвы уже висел зловонный запах трупов, в котором чувствовалась горечь поражения.

Хладнокровие, которое позволило Беобранду чувствовать себя уверенно на поле битвы, покинуло его так же быстро, как и появилось.

Беобранд уже вот-вот должен был вступить в схватку с седовласым воином. Его ноги стали тяжелыми и неуклюжими. К горлу подкатила тошнота. Седовласый воин устремился вниз по склону прямо к нему. Беобранд с угрожающим видом приподнял щит и сакс.

Угрюмый воин махнул мечом и без особого труда вышиб сакс из руки Беобранда. Беобранд отступил назад и попытался прикрыться щитом, но не сумел. Он совсем обессилел. Правая рука все еще дрожала после удара мечом, выбившего из нее сакс. Щит в левой руке теперь казался Беобранду непомерно тяжелым – как будто кто-то невидимый тянул его вниз.

Взглянув в суровые серые глаза противника, он в полной мере осознал, что сейчас умрет. Однако где-то внутри него вдруг вспыхнула некая искра. Если его судьба заключалась в том, чтобы умереть именно сегодня, он по крайней мере умрет как воин, то есть сражаясь. Он не станет дрожать от страха и вопить, словно женщина.

Беобранд быстро поднял с земли оброненное кем-то копье и, выпрямившись, расправил плечи. Он не сдастся без боя. Этот старый воин пожалеет о том, что напал на Беобранда, сына Гримгунди.

Издав грозный крик, в котором прозвучал вызов самим богам, отнявшим у него так много, Беобранд бросился на врага. В спешке он слишком поздно отреагировал на то, что старый воин проворно отступил в сторону. Беобранд споткнулся и упал на четвереньки. Он попытался встать, удерживая в руке щит, но у него ничего не получилось. Этот щит из древесины липы оказался чересчур тяжелым. А он, Беобранд, – чересчур нерасторопным.

Прежде чем он смог подняться на ноги, он почувствовал, как его с силой ударили по виску.

Едва не потеряв сознание, он повалился назад, на труп кривозубого воина.

Чувствуя, что уже не может двигаться, он посмотрел на небо. В нем кружили вороны, терпеливо дожидающиеся, когда они смогут полакомиться мертвечиной. Стоны умирающих и шум битвы становились все более громкими в ушах Беобранда, превращаясь в один сплошной гул. Серые тучи, плывущие по небу, приобрели кровавый оттенок.

Он всячески старался не потерять сознание. Его мысли путались. Взор затуманился. Так вот какая она, смерть. Сознание Беобранда постепенно угасало.

Ему вспомнился брат Окта. Они скоро увидятся.

* * *

Беобранд пришел в себя из-за того, что кто-то громко смеялся. Нечеткие и далекие голоса пели какую-то непристойную песню. Еще дальше кто-то визжал. Он почувствовал, как на лицо льется прохладная вода. Голова болела, а еще он ощущал острую боль в груди при каждом вдохе и выдохе. Он попытался открыть глаза, но обнаружил, что левое веко его не слушается. Правым глазом он увидел, что небо темнеет и что вода, падающая ему на лицо, – это дождь.

Он не смог даже пошевелить руками. Приподняв голову, он попытался рассмотреть, что не позволяет им двигаться, и тут же понял, почему его терзает острая боль в груди. На нем лежал лицом вниз какой-то воин. Острый выступ его щита упирался в ребра Беобранда, и вес тела мертвеца давил на него. Голова воина была разбита и представляла собой месиво из засохшей крови, костей и блеклых волос. От жуткого запаха лежащих вокруг трупов Беобранда едва не начало тошнить.

Голова закружилась, и он опустил ее обратно на землю. Покосившись в ту сторону, откуда раздавались голоса, он смог различить только силуэты людей, собравшихся возле большого костра. Рядом с костром также виднелся штандарт Пенды с головой волка и штандарт Кадваллона с человеческим черепом. Значит, Эдвин потерпел в этой битве поражение.

А он, Беобранд, остался в живых, хотя ему следовало умереть с честью. Это ведь долг воина – погибнуть вместе со своим господином. Однако сейчас идея смерти в бою казалась уже не такой возвышенной, как сегодня утром. Он ведь уже видел такую смерть собственными глазами и сам убил двух человек. Видел, как жизнь тускнеет в их глазах. Слышал громкие стоны раненых. Ощущал запах крови и внутренностей, вывалившихся из вспоротых животов. И вот сейчас он лежит здесь, перепачканный кровью – и своей собственной, и кровью других людей. Развеялись мечты, родившиеся тогда, когда он слушал рассказы Селуина и пил медовуху. В действительности же о том, с чем сталкиваются воины во время битвы, красивых песней не сложишь. Беобранд осознавал, что ему очень повезло остаться в живых и что ему придется вести себя очень осторожно, если он хочет дожить до утра. Когда люди Пенды и Кадваллона его обнаружат, ему придет конец.

Беобранд был уверен в том, что не сможет двигаться очень быстро, – не говоря уже о том, чтобы сражаться. Он решил, что дождется темноты и затем попытается подняться. Если ему повезет, вражеские воины так увлекутся празднованием победы, что не станут искать выживших среди тел поверженных врагов.

Готовясь к тому, чтобы потихонечку улизнуть с этого поля, он начал медленно двигать руками и ногами и расслаблять мускулы, занемевшие от неподвижности. Дождь усилился, и вскоре одежда Беобранда промокла насквозь.

К тому времени, когда стало уже достаточно темно для того, чтобы передвигаться незамеченным, Беобранд уже вовсю дрожал от холода и не мог подавить эту дрожь. Он осторожно выполз из-под трупа, который частично скрывал его от посторонних взглядов. Боль в ребрах усилилась, и он кусал себе губы, чтобы не застонать. Теперь он лежал рядом с трупом вражеского воина на влажной земле и пытался заставить себя встать. Он осторожно прикоснулся к левому глазу, полагая, что ресницы склеились из-за застывшей на них крови. Левая сторона его головы раскалывалась от боли, а глаз заплыл, распух, и при прикосновении к нему становилось больно. Более того, он никак не хотел открываться. Неудивительно, что его, Беобранда, приняли за мертвого и не стали трогать. Его лицо, наверное, выглядело ужасно.

Он осторожно приподнялся и сел. У него сразу же закружилась голова, а в груди он почувствовал такую острую боль, что его взор затуманился. Дыхание стало прерывистым, и ему показалось, что подняться он не сможет.

«Если я не встану, можно считать, что я уже мертв», – подумал Беобранд.

Почувствовав под ладонью влажное твердое древко копья, он схватил его. Опираясь на копье, как на посох, он в конце концов сумел выпрямиться, но это усилие вызвало у него тошноту и новый приступ головокружения. Он постоял несколько секунд, тяжело дыша и чувствуя в темноте, как его поливает дождь. Ему было очень холодно, и он весь дрожал, стараясь, чтобы зубы не застучали. Он не имел ни малейшего представления, куда может направиться в подобном состоянии, однако было очевидно, что первым делом нужно убраться подальше от вражеского лагеря.

Он уже собрался сделать первый шаг, когда понял, что доносящиеся до него голоса стали громкими и злыми. Враги находились совсем недалеко, и только темнота да дождь позволяли ему оставаться незамеченным. Он замер и даже попытался затаить дыхание. Голоса чуть поутихли. Беобранд теперь, однако, уже не мог определить, с какой стороны они доносятся. И тут вдруг он услышал, как люди разговаривают громким шепотом прямо рядом с ним.

– А я тебе говорю, что увидел это первым! И я придумал, что это нужно забрать! – Этот голос был сердитым, но при этом жалобным.

– Но ты уже заграбастал ту застежку для плаща. Это несправедливо, и ты это знаешь. Если бы нам не приходилось таиться, я сломал бы тебе челюсть, ты, сукин сын! – Второй голос был более зычным и мелодичным, но его обладатель, похоже, не на шутку рассвирепел.

Беобранд продолжал стоять неподвижно. Он слышал, как эти двое шептались, когда проходили мимо, но уже не смог разобрать, что они еще друг другу говорили. Когда их голоса совсем стихли, он подождал несколько секунд и затем двинулся прочь от вражеского лагеря – то есть в сторону, противоположную тому направлению, куда пошли эти двое. Он вспомнил, что эта болотистая местность переходит в вересковую пустошь всего лишь в нескольких сотнях шагов от него, там, куда, по его мнению, он сейчас шел. Ему также вспомнился лесок на вершине покрытого вереском холма. Он решил поискать убежище среди деревьев.

Чтобы дойти до них, ему понадобилось довольно много времени. Дождь прекратился, и тучи начали рассеиваться. Холодный северный ветер ворошил вереск и листья дубов. Беобранд поначалу надеялся, что благодаря ходьбе стихнет боль в груди и прояснится сознание, но этого не произошло. Его голова кружилась при каждом шаге, а в груди возникло такое ощущение, будто кто-то вонзал ему нож между ребер при каждом вдохе. Однако он продолжал идти вперед. Становилось все холоднее, причем довольно быстро, да еще и ветер охлаждал его мокрую одежду. Если он остановится и ляжет на землю здесь, прямо посреди поля, без костра и какого-либо укрытия, он ночью наверняка замерзнет и умрет. Поэтому он шел вперед в темноте к спасительному лесу.

Среди стволов дубов и ясеней Беобранду показалось, что стало теплее. А еще ему показалось, что лес ласковым шепотом приглашает его лечь и отдохнуть. Его сознание поплыло. Беобранд подумал об Окте. Он не видел своего брата более трех лет и не увидит его, пока не попадет в потусторонний мир. Перед его мысленным взором появился четкий образ лица Окты. Брат улыбнулся и поманил Беобранда пальцем.

Затем стали появляться другие лица. Мать. Эдита. Реда. Отец. Все они уже умерли.

Он продолжал идти по лесу. Еще не затуманившаяся часть его сознания гнала его вперед, прочь от поля битвы. Прочь от смерти.

Он пытался удрать от смерти вот уже несколько месяцев. Возможно, его судьба такова, что смерть его уже вот-вот догонит.

Шагая вперед и цепляясь при этом то за один ствол, то за другой, он уже не понимал, куда направляется. Единственное, что он знал, – это то, что нельзя останавливаться.

Его мысли обратились к событиям последних нескольких дней. Он за эти дни многое узнал, завел новых друзей… А еще он многое потерял. Что произошло с Тондберктом, когда столкнулись две стены из щитов? Сумел ли Басс в этой битве остаться в живых?

Сам не осознавая, что делает, Беобранд сел на землю и прислонился спиной к узловатому стволу старого дуба. Его взор затуманился, и на него нахлынули воспоминания, от которых он еще совсем недавно пытался избавиться.

Он увидел мысленным взором дым с мелькающими в нем искрами, который поднимался в ночное небо и уносил с собой дух отца. Пламя очень быстро распространилось по сухой соломе дома. Деревянные балки стонали и охали. Жар пламени вскоре стал таким невыносимым, что Беобранду пришлось отвернуться от пылающего строения. Он тогда повернулся спиной к нему – и к своему прошлому – и направился к берегу, чтобы найти судно, которое увезет его на север, к будущему…

Когда от боли в ранах его сознание стало погружаться в темноту, он услышал шепот матери: «Ты… не… сын… своего… отца…»

Позднее, в самый тихий и темный период ночи, рядышком прошмыгнул барсук. Он понюхал человека, свернувшегося клубком возле покрытого мхом дерева, и затем снова пошел своей дорогой.

Больше ни одно живое существо не подходило к раненому воину до самого рассвета.

5

Для Кенреда это был плохой день. Проснувшись утром, он обнаружил, что проспал и пропустил ночную молитву. Аббат Фергас в качестве наказания заставил Кенреда скрести пол часовни перед утренней молитвой. После этого в течение всего дня одна неприятность сменяла другую.

На утренней молитве он забыл слова, и аббат Фергас сердито посмотрел на него. С того времени, как Кенред осиротел два года назад, он находился в этом монастыре – Энгельминстере. Он изо всех сил старался хорошо учиться, но отнюдь не был лучшим учеником. Аббат Фергас гораздо чаще сердито смотрел на него, чем ему, Кенреду, хотелось бы. И за этими взглядами обычно следовало суровое наказание. Сегодняшний день не стал исключением, и после утренней молитвы Фергас, ковыляя, подошел к Кенреду.

– Поразмыслишь над молитвой, слова которой забыл, когда будешь носить хворост. Ты сможешь поесть только после того, как натаскаешь сорок больших вязанок.

Кенред сумел удержаться от того, чтобы сказать в ответ что-нибудь дерзкое. Он уже знал, что такие ответы на выговоры аббата Фергаса только сделают наказание еще более суровым.

– Хорошо, отец, – покорно произнес Кенред, но когда аббат отвернулся, по щекам подростка едва не покатились слезы. У него ведь уйдет целая вечность на то, чтобы собрать так много хвороста, а он уже сильно проголодался.

Когда он отправился в лес, его настроение только ухудшилось. Шел сильный дождь, и земля порядком размокла. Вскоре и Кенред, и ослик, тянущий маленькую тележку, выпачкались в грязи. Они, тяжело дыша, с трудом продвигались вверх по склону к лесу, нависавшему над Энгельминстером.

К тому времени, когда они достигли края леса, небо на востоке уже становилось водянисто-серым. Дождь прекратился, но тяжелые тучи все еще висели в небе. Было похоже, что снова начнется дождь – еще до того, как он закончит собирать хворост. Кенред, однако, радовался уже тому, что наконец-то наступил рассвет: ему не очень-то хотелось заходить в лес в ночной темноте. Но даже и сейчас совсем немного света пробивалось сквозь дождевые тучи, и еще меньше – сквозь листву.

Кенред засомневался. Люди рассказывали всякие истории про призраков и эльфов, которых якобы видели в лесу. Аббат Фергас говорил ему, что не следует бояться злых духов, ибо Бог присмотрит за ним и защитит. Аббату было легко так говорить: он ведь никогда не ходил в лес в одиночку, чтобы собирать хворост во время дождя.

Кенред пытался не бояться, но все равно представлял себе злобных существ, притаившихся где-то там, в лесу, где их не видно. Стволы деревьев в тусклом свете имели серый цвет, похожий на цвет мертвой плоти. Дождевая вода капала с ветвей, и звук, с которым она падала на поверхность луж, казалось, отдавался в лесу еле слышным, но жутким эхом. Кенред начал читать тихим шепотом «Отче наш». Он не мог вернуться с пустыми руками только потому, что ему тут стало страшно. Его ведь тогда подвергнут телесному наказанию – не только за то, что он не принес хворост, но и за слабость веры.

Он стал медленно продвигаться в мрачную глубину леса по направлению к той поляне, где монахи рубили деревья на дрова и собирали хворост. После того, как он преодолел совсем небольшое расстояние, ослик вдруг резко остановился. Кенред потянул за его упряжь, но ослик почему-то отказывался идти вперед. Более того, он испуганно опустил уши, его ноздри раздувались. Кенред ласково погладил ослика по шее, пытаясь его успокоить. Однако страх, охвативший это животное, передался и самому Кенреду, и он стал нервно оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что же так сильно напугало ослика. Ему показалось, что среди деревьев что-то блеснуло. Он подошел поближе к этому месту, затаив дыхание. Ослик, мелко дрожа, так и стоял там, где его оставил Кенред.

Когда Кенред подошел довольно близко к предмету, блеснувшему среди деревьев, он услышал какие-то звуки. Кенред остановился и, прислушавшись, различил тихий стон. Возможно, это был даже не стон, а просто приглушенное бормотание, но Кенред не мог определить этого наверняка. Он вдруг заметил, что сильно дрожит, и не сумел подавить эту дрожь. Что же это были за звуки? Наверное, это эльф налагал на него, Кенреда, проклятие или же какой-то злой дух обращался с заклинанием к более сильным богам леса. Кенред едва не бросился наутек, когда вдруг та его часть, которой мерещились в каждой тени призраки и эльфы, проиграла схватку с той его частью, которая не могла смириться с мыслью, что он не выяснит, в чем дело. Его живое воображение проиграло ненасытному любопытству.

Все еще дрожа и приготовившись немедленно броситься наутек в том случае, если наихудшие опасения вдруг подтвердятся, Кенред выглянул из-за дерева, отделявшего его от того существа, которое издавало звуки в темноте.

Поначалу он различил в тусклом свете лишь какую-то темную глыбу у ствола одного из деревьев. Однако затем, вглядевшись, он смог рассмотреть детали. Блестящим предметом, который он заметил чуть раньше, был листообразный наконечник копья, прислоненного к дереву. Глыбой оказалось тело человека, свернувшегося клубком и прикрытого круглым щитом, выпуклость в центре которого даже в темноте казалась темным пятном. Кенреду удалось различить слова в тех звуках, которые издавал этот воин. Слова эти были бессвязными, и Кенред подумал, что человек, наверное, разговаривает во сне. Воин неожиданно вскрикнул, перевернулся на бок и замер.

Кенред невольно сплюнул, чтобы отогнать злых духов, и лишь затем поспешно перекрестился. Ему было трудно избавиться от старых обычаев, пусть даже аббат Фергас и многократно наказывал его за языческие привычки.

Кенред стал ждать. Поскольку воин продолжал лежать неподвижно, Кенред решил подойти к нему поближе. Он сделал несколько осторожных шагов, немного опасаясь, как бы этот незнакомец не вскочил и не набросился на него. Однако чем ближе он подходил к лежащему на земле воину, тем тверже становилась его уверенность в том, что такого не произойдет. Этот человек, похоже, не просто спал – он был без сознания. Еще несколько шагов – и Кенред окончательно уверился в том, что этот воин не причинит ему никакого вреда. Дыхание у незнакомца было неглубоким и прерывистым, а его лицо выглядело как месиво из застывшей грязи и засохшей крови. Его левый глаз сильно распух, будто какая-то птица отложила яйцо в эту глазницу. На левом виске виднелась глубокая рана. Выпуклость в центре щита, которая поначалу показалась Кенреду ржавой и тусклой, была в действительности вымазана какой-то темной жидкостью, теперь уже засохшей и превратившейся в корочку. Была ли эта жидкость кровью самого воина или же кровью его врага – этого Кенред не знал.

Если не обращать внимания на щит и копье, немногое говорило о том, что этот человек является воином. Ну разве что его телосложение: он был высоким и широкоплечим. А вот его одежда – простенькая рубаха и штаны – скорее принадлежала простолюдину, а не тану.

Ослик, внезапно зашевелившись позади Кенреда, заставил его вздрогнуть. Ему нужно было принять решение, как следует поступить. Он мог побежать в монастырь и рассказать аббату Фергасу о своей находке. Это был самый простой вариант, позволявший Кенреду побыстрее покинуть это место, где ему, возможно, угрожала какая-то опасность. Однако этот незнакомец, несомненно, был тяжело ранен. Если Кенред сейчас пойдет в монастырь и оставит этого человека лежать на сырой земле, да еще и на утреннем холоде, то воину наверняка станет еще хуже. Он, возможно, даже умрет. Монах Себби умер в прошлом месяце от лихорадки, и при этом он не выглядел перед смертью так ужасно, как этот раненый воин. Однако что будет, если этот человек поправится и затем причинит обитателям монастыря какой-то вред? Кенред тяжело вздохнул. Этот незнакомец был воином и, судя по его телосложению, достаточно сильным человеком, так что он сможет причинить немало вреда, будучи живым и здоровым.

Затем Кенреду вспомнилась рассказанная Иисусом притча о самаритянине, который помог незнакомцу. Не имело значения, кто он такой, этот человек. Он нуждался в помощи, и Бог решил дать Кенреду такую возможность. Кенред, возможно, проспал и забыл слова молитвы, но в этом испытании он проявит себя хорошо.

Кенред со вновь обретенной решительностью подошел к раненому воину и попытался его поднять. Он не смог даже сдвинуть его с места, зато после нескольких попыток правый глаз воина приоткрылся. Во взгляде его чувствовались боль и отчаяние.

– Я не могу тебя поднять, – сказал Кенред, надеясь, что незнакомец поймет его слова. – Тебе придется приложить усилие.

Воин ничего не ответил, а лишь закрыл глаз и вздохнул. Кенред подумал, что он опять впал в бессознательное состояние, но несколькими мгновениями позже воин схватился за руку Кенреда.

При помощи Кенреда незнакомцу с большим трудом удалось встать. Его мучила сильная боль, и он налег Кенреду на плечо. Кенред кое-как довел его до повозки, и воин грузно повалился на нее. Силы у него, видимо, полностью иссякли, и он даже не застонал, когда Кенред принялся укладывать в повозку его ноги.

* * *

Беобранд просыпался постепенно.

В последнее время он при этом почти всегда чувствовал себя отвратительно, и сегодняшний день не стал исключением.

Он ощутил, как на лицо что-то давит. В груди он тоже испытывал какое-то стеснение, и в ней возникала боль при каждом вдохе и выдохе. Беобранд попытался открыть глаза, но понял: что-то мешает ему это сделать. Он поднес руку к лицу и нащупал влажную повязку, закрывавшую оба глаза. Когда его пальцы надавили на нее слева, левый глаз и всю голову пронзила острая боль. Беобранд осторожно попытался снять повязку, но встревоженный голос откуда-то из темноты его остановил:

– Не снимай ее! Альрик говорит, что ты ослепнешь, если сделаешь это.

Беобранд поспешно убрал руку и вытянул ее вдоль тела: ему отнюдь не хотелось стать слепым. Голос, который он только что услышал, был тоненьким, как у мальчика.

– Кто ты? И где я? – спросил Беобранд.

Из-за того, что в горле пересохло, его собственный голос прозвучал, как карканье вороны.

– Вот, выпей воды, – сказал в ответ мальчик, и Беобранд почувствовал, как его голову приподняла чья-то рука, а в губы уперся край чаши.

Он выпил немного прохладной воды, а затем опустил голову на набитый соломой тюфяк. Во всяком случае, ему показалось, что он лежит именно на таком тюфяке.

– Спасибо, – сказал Беобранд, а затем снова спросил: – Где я?

– В Энгельминстере. Я нашел тебя в лесу – нашел скорее мертвым, чем живым. Меня зовут Кенред.

– А сколько времени я проспал?

– Три дня. Жар у тебя спал вчера, и Альрик сказал, что ты, возможно, выживешь, если будет на то воля Божья. Я молился за тебя каждый день – как велел мне это делать аббат Фергас.

Кенред, похоже, был доволен собой.

– Спасибо.

– А на чьей стороне ты был в той битве? На стороне Эдвина?

– Это и так должно быть понятно… – с сарказмом в голосе ответил Беобранд, чувствуя в теле слабость, а в душе пустоту. – Можно мне чего-нибудь поесть?