Текст книги "По белому огню чёрным огнём"

Дороги

 
Дороги, дороги, дороги, дороги.
Пороги, пороги, пороги, пороги.
Пороки, пороки, пороки, пороки.
Пророки, пророки, пророки, пророки.
 
 
Твой выбор дороги, твой выбор дороги.
В подобии Богу, в подобии Богу.
Удары судьбы за пороки, пороки.
Ведь предупреждают пророки, пророки,
Что непроходимы пороги, пороги.
 
 
А дальше работа, святая работа.
Другие тревоги, прорывы, заботы.
И крылья растут у камней для полёта.
Находится в жизнях надёжное что-то.
 
 
И снова дороги, дороги, дороги.
Иные заботы, иные пороги.
Другие пороки исправят пророки.
Разгладятся времени быстрые сроки.
 
 
Оно остановлено и повторимо.
Не в силе величие Древнего Рима,
А в пыльных, надёжных и верных дорогах.
В нас много пороков для новых пророков.
 

Боль седьмого неба

 
Свет Творца в измученных бокалах.
Сердце просит – сердцу снова мало,
Пустотой бокалов и молитвой,
Словно птицей раненой и сбитой.
 
 
Верой старой, верой выше смысла.
– Знаешь? – Нет! – Не думай, чувствуй быстро!
Сердцем мудрым честно, вплоть до боли.
Вверх поднимут. Свет тебя напоит.
 
 
Раз за разом. Каждый миг молитва.
Чисто поле – снова поле битвы.
Кровь струится в травы, травы, травы.
Здесь граница боя, веры, славы.
 
 
Чуть левее – Бога дайте, Бога.
Чуть правее – хватит, очень много.
Надо прямо. Ставит жизнь преграды.
К чёрту славу. Пусть другим награды.
 
 
Тел миллиарды. Каждый ищет душу.
Знай, что создал Бог одну, – послушай,
Ксерокс старый сделал много копий.
Взял – работай. Целый век работай!
 
 
Палец рубят – боль пронзила тело.
Боль руки, что вдруг осиротела.
Мальчик-с-пальчик – много нас на свете.
Люди – братья. Той души мы дети.
 
 
Люди, люди… Боль души едина.
Чувствуй, чувствуй. Дни проходят мимо.
Колот, резан, как ломоть от хлеба.
Небо чувствуй, боль седьмого неба.
 
 
Пальцы рубят, боль пронзила душу.
Мальчик умный, крик души ты слушай.
Снег искрится – звёзд полёт с разбега.
Миг – и тает вечной болью неба.
 
 
Тел миллиарды. Каждый хочет даром.
Чем ты лучше? Ты горишь пожаром?
Кровь, что масло, мазь дорог и судеб.
Цель прекрасна. Первым, может, будешь!
 
 
Чуть левее – прочь уйди с дороги!
Чуть правее – лень сковала ноги.
Надо прямо, в лоб не взять преграды.
Черти рядом: слева, справа, сзади.
 
 
Раз за разом. Правда иль отрава?
Крики слышно слева, справа – браво!
Злятся бесы, требуют расправы,
Клятвы кровью. Бой за гранью славы.
 
 
Верой старой, верой выше смысла.
– Знаешь? – Нет! – Не думай, чувствуй быстро!
Сердцем мудрым честно, вплоть до боли.
Вверх поднимут. Свет тебя напоит.
 
 
Свет Творца в измученных бокалах.
Сердце просит – сердцу слова мало,
Мало песни, искренней молитвы.
Душу смело телом спас разбитым.
 
 
Люди, люди… Боль души едина.
Чувствуй, чувствуй. Жизнь проходит мимо.
Колот, резан, как ломоть от хлеба.
Небо чувствуй, боль седьмого неба.
 

Не буди лихо

 
Художник рисует маслом батальных событий сцену.
Писатель рисует время – всё то, что смущает глаз.
Пророк нарисует Бога, и в вечность глядят мгновенья,
И время вращает сцены и вальсом вращает нас.
 
 
Художник погибнет в битве, артистом войдя в картину.
Писатель войдёт во время, и время сожрёт его.
А вечность сожжёт пророчеств старинную паутину,
Нас звуки закружат танго, не видим мы ничего.
 
 
Пусть с музыкой длятся вечно счастливых мелодий звуки.
Пусть вечно летят мгновенья, где трепет сменяет страсть.
Счастливое настроение меняет на радость муки,
А без паутины мухи пророка кусают всласть.
 

Крик рога

 
Ну и что, что люблю, что кривые смеются кинжалы.
Пусть устали друзья, опускают в томленье глаза.
Мои бешены кони, и ядом пропитаны жала
Моих слов, что летят вдоль руки, вдоль меча, вдоль ножа.
 
 
А не надо стрелять, ведь волшебны несут меня кони.
Ни рука, ни стрела не изменят их радости бег.
Их не надо менять, одуревших от дерзкой погони.
Я в молитву сложу мои песни, и стоны, и смех.
 
 
А когда доскачу, доползу, доскажу я простое,
Вот тогда и заплачу, и слёзы пошлю в небеса.
И расступится тьма, как последнее Красное море,
Подарив мне тебя, упадёт утром с неба роса.
 
 
Вот тогда к небесам в благодарность смиренные звуки,
И крик рога кривого восславит рожденье звезды.
И я сына учу разжимать его детские руки,
Научу отдавать, чтоб спасти этот мир от беды.
 

Очнитесь, прошу вас

 
Вопль матери, видящей муки детей,
Детей, что отняли, украли из дома.
Кричит, их зовёт сквозь зеркал чёрный омут.
В стекле отражение – бей его, бей.
 
 
Кто может помочь ей, кричащей во тьму,
И детям, которые гибнут и тонут?
Бросаюсь на помощь за зеркало в омут,
Там мудростью глупость и злость заменю.
 
 
Не хватит, где плещется море беды,
Где святости искры мерцают сквозь пошлость,
Молюсь за них нынешних, будущих, прошлых.
Лишь тают слова в толще соли воды.
 
 
Тогда я хватаю одну и люблю,
А море шальное любовью играет,
А я не сдаюсь, а волна не пускает,
И пью я волну, и тону, и тону.
 
 
Что будет? Зависит от вас и от вас,
От всех, кто не умер, кто ходит по кругу.
Очнитесь, прошу вас, подайте нам руку.
Любовь ещё может, ещё её час
Не пробил, и катятся слёзы из глаз.
 

Миссия невыполнима

 
– Зачем притащил сюда грязное смертное тело?
Не стыдно в жизнь голым войти. Раздевай этот смрад.
Горел ты в огне? В тебе пошлость и гадость сгорела?
Снимай у порога, входи – возвращайся к нам, брат.
 
 
Все ждали тебя. Доложи: что ты видел и знаешь?
Что делают те, кто с тобою составил отряд?
Нашли вы любовь? В этом мире, как прежде, страдают?
Их можно спасти? Так быстрей возвращайся назад!
 
 
– Там море я видел – великое горькое море.
Там люди без глаз и с глазами, что пьют и снуют.
Так мало там счастья, которое чувствуют горем.
Так много там горьких законов, судов и минут.
 
 
Все наши пропали, исчезли, их съели, убили.
Я прятался долго, молчал, собирал компромат.
Насилье там правит. Везде. Очень много насилья.
Там сам ты не знаешь, кто брат. Растворился отряд.
 
 
Там страх, наливая, несут по домам и по душам,
И совесть голодная связана, с заткнутым ртом.
Там правят обман, равнодушье. В чести равнодушье.
Там плачут, когда к ним палач в духоте входит в дом.
 
 
Поют и мечтают порою, но лучше б молчали.
Там любят. Да, любят: себя, говорить и пытать.
Детей там немного, всё меньше и меньше рожают.
Всё больше копают в земле, ожидая наград.
 
 
Там все умирают в постелях, уставшие за день,
Глаза открывают, забыв и страданья, и боль,
И снова страдают, гордясь тем, что могут нагадить,
И верят, что это любовь, что не будет другой…
 
 
– Так что ж ты боялся сказать это громко и честно?
Был послан спасать, не молчать, и не будет наград.
Так, воина тело сжигай – стало многим известно.
Он станет поэтом теперь, и быстрее назад.
 

Вечный солдат

 
Ты за мною следишь, Ты меня не оставишь в покое.
Не положен мне отпуск и пенсий спасительный круг.
Ты протёр микроскоп – я распят, как на плотике в море.
Ты и суд, и любовь – мой заклятый и преданный друг.
 
 
Я всегда под прицелом и жёстких, и странных приказов.
Давит свет на меня, наполняет в пути паруса.
Добровольное рабство любви – нет надёжней спецназа.
Мне каштаны таскать из огня на Твои небеса.
 
 
Не страшны мне болезни – ничем никогда не болею,
Ни голодные звери, огонь, ни в горах камнепад.
А когда я умру наконец, ведь, как все, я старею,
В новом теле вернусь – я всегда возвращаюсь назад.
 

Дальше ангел скажет

 
– Восславьте славных, дайте силу сильным!
– А может, слабым силу дать нужнее?
– Богатым стань, богач, будь мудрым, гений.
– Несправедливо так. – Но так вернее.
 
 
Желаю веры тем, кто верой мерит.
Любви желаю тем, кто любит страстно.
Пусть правда. Дай тому, кто правдой дышит.
Тот, кто не дышит, тот не ценит правду.
 
 
– Вот как мне быть теперь? Под звон капели
Во снах моих два ангела запели?
Всё смотрят мне в глаза, как что-то ищут.
Прошу их дать, но нет – не слышу истин.
 
 
– Так ты желай понять их. Ангел – сила,
Что Бог нам шлёт. Его знаменья святы.
Усилий просит жизнь – твоих усилий.
Ответ придёт, найдёт тебя когда-то.
 
 
– Не мне понять их, слаб я – просто нищий.
– Но подвиг твой так нужен силе высшей!
Ты только шаг, ты рот открой – усилья…
– А дальше? – Дальше ангел скажет. Слышишь?
 

Манифест веры

 
Я верю, что есть Бог. Он создал всех и любит,
А время и тоска не будут здесь всегда.
Я верю, есть душа – она в раю пребудет.
Душа на всех одна – свеча, мечта, звезда.
 
 
Желания вокруг – от сердца жизнь до кожи.
Все тянут под себя. С глазами связан мозг.
И зря живут, всё зря. На грязных мух похожи.
А суть души – дарить и с телом строить мост.
 
 
У каждого в душе свой корень, место, память.
И смысл рожденья тел – узнать, исправить зло.
А формы – суть тела, не вечны, сгинут в замять.
Им свет лишь для себя, чтобы вокруг тепло.
 
 
Не жаль в земле уснуть – зерно теряет форму.
Но вечна жизнь души, и в этом мира суть.
И высший свет войдёт, исправив, всё исполнит.
Я Торы смысл раскрыл всего за пять минут.
 
 
Я верю, что есть Бог, и я восславлю Бога.
Исчезнуть всем телам, воскреснуть и пропасть.
Над пропастью ищи к душе свою дорогу.
Желай в себе понять, кому даёшь ты власть.
 

Двуединство

 
Я смотрю на Тебя, изучаю, вовнутрь проникая.
Я Тебя обвиваю, пронзаю, пытаю и глажу,
И бросаюсь, бросаю, любя, попадаю и мажу,
И сливаюсь с Тобою, бурлящей тоской обтекая.
 
 
Ты глядишь на себя из меня и меняешь мне мысли,
Не себя изучая – себя-то Ты знаешь дословно.
Ты художник души моей – это, увы, безусловно.
В Твою честь мои боли и страхи, и муки, и жизни.
 
 
Ты знаток – Тебе ясно, что нужно и можно исправить,
И пытаешься сделать работу свою осторожно.
Так, чтоб стоном моим не рассыпать созвездья на звёзды,
Чтоб я думал, что сам управляю – как трудно лукавить.
 
 
Ты меняешь мне роли: то принц в ожиданье престола,
То стоит, замерзая, голодный на паперти нищий,
То солдат ловит блох, то красавица смотрит на прыщик,
То я вор перед казнью, и всё уже к казни готово.
 
 
Я играю с Тобой в изначально краплёные карты,
Но лишь только взгляну на прижатую к сердцу колоду,
Ты увидишь их – взглядом моим ведь владеешь свободно.
Дохожу до экстаза, про всё забывая в азарте.
 
 
И тогда я бросаю, не глядя на жизнь, и Ты встанешь.
И бросаюсь в огонь, закрывая собой, своим телом.
Изумляю Тебя я душой, что так рано взлетела.
Ты забудешь колоду, жалеешь, и любишь, и гладишь.
 

Сделаешь, Ты – Бог

 
Всё, что обещал, сделаешь, Ты – Бог.
Жизнь, что Ты мне дал, вынесешь из бурь.
Крик мой на губах вылетел и смолк.
В прах упал к ногам, прямо на бегу.
 
 
Прах развеял смерч Божьего огня.
Миг костров из тел, вечность жизни душ.
Времени предел – двери для Тебя.
Пуст Тебе Париж, Франция вся – глушь.
 
 
Громко я кричу. Начал и не смог
Трепет свой унять. Сделаешь, Ты – Бог.
Крик моей души в Книгу запиши!
Выточи, прошу, песней из глуши.
 
 
Вытяни меня силою огня
В мир, где нет вранья, смерти, воронья.
Тихий голосок, сок моей души,
Света волосок болью в жизнь впиши.
 

Ошибся, с кем не бывает

 
Для артиста неизвестность – хоть повесься.
Неизбежное унынье и забвенье.
Безвоздушность, бесполезность, незаметность
И нехватка упоенья отраженьем
 
 
В небесах, где пронестись, как буревестник,
В интервью, в газете, лучше на экране,
Выражая чьи-то мысли, чьи-то песни.
С неба вниз, в карман монеткою желаний.
 
 
А писатель не спешит взойти на сцену.
Он жонглирует словами на бумаге.
Вот раздену этот мир и вновь одену.
Весь в мозаиках страданий в полумраке.
 
 
Режиссёр, слова писателя заметив,
Лепит мысли на экране из артистов,
Эгоистов испугать вдруг ликом смерти,
Ослепить прохожих правдой жизни чистой.
 
 
А вокруг, пронзив карманы, мысли светом,
Ищет Бог среди монет, где золотые.
Он однажды словом создал всю планету.
Он напишет, Он придумает другие,
 
 
Где в ходу другие мысли и сюжеты,
Виртуальные писатели, артисты.
Извиваясь, разбегаясь новым светом,
В новых книгах жизнь дрожит честней и чисто.
 

Здесь победителей не судят

 
Без права на упрёк, на жалость, на сомненья.
Налево не пойти, пойдёшь и пропадёшь.
Ни Бог и ни пророк, ни славы раб, ни гений,
А просто так, игрок, что ставки сделать смог.
 
 
Хотите правду знать? Готов её представить.
Могу и пошутить, и честно всё сказать.
Игра идёт давно. В ней быть не может правил.
В ней прав тот, кто украл, тот, кто сумел страдать.
 
 
Улыбками шурша, в доверие втираясь,
Я двери распахнул в страданий грозный век.
Мой выбор – жить в аду и, с дьяволом общаясь,
Ночами освещать пути его наверх.
 
 
Вдоль ада кружит вальс, и надо не заплакать,
И верить, и смотреть судьбе своей в глаза,
И врать, что я польщён, приятен трупный запах,
И друга оживить, и вытянуть назад.
 

Десять речений. Начало

 
Унеслись вдаль года, как глотки, – не напиться.
О Отец, Ты прости, приласкай, обними.
Я кружусь, и мелькают не лики, а лица.
Нет другого Царя, без тебя мы одни.
Да и мне самому никогда не сравниться
С грозной силой святой, нам считающей дни.
 
 
Твои слово и воля упрямы и прямо
Из-под власти тиранов спасает рука.
И нет страха, но трепет, и с Тобой только рано,
Но не поздно заплакать в Твои облака.
 
 
Нам терпенье Твоё обещает удачу.
Ты спасаешь в беде и прощаешь, едва
Моё сердце, разбито и в стоне, и в плаче,
Вдруг прозрев, прочитает святые слова.
 
 
Так забудь нам считать, покажись, будто нищий
Между стадом своим непокорным пройди.
Измени нас любовью и новою пищей,
Словно манной пустыни корми и тверди:
 
 
«Я ваш Царь, да не станет другого меж нами.
Я всегда вместе с вами рождался в крови.
Я вам дал только выбор и вечности знамя,
Среди крови и бед вечный выбор любви».
 
 
Унеслись вдаль года, как глотки, – не напиться.
О Отец, Ты прости, приласкай, обними.
Вот уж ангелов лица смыкают ресницы.
Счёт событий закончен, оторваны дни.
Да и мне самому никогда не сравниться
С грозной силой святой, что лишь жизни сродни.
 

Время гололёда

 
Дай, Боже, жизнь, которую любя
Приму из рук Твоих и вмиг забуду,
Не первый раз пришёл дразнить Тебя.
Ты прячешься, а мне Тебя повсюду
 
 
Искать. И с Богом поздняя звезда
Подскажет путь к Тебе на этом свете.
Труднее путь, и коротки года.
Беднее, тяжелее твои дети,
 
 
Их души очерствели до суда.
Ни солнце виновато, ни природа,
Но мало слёз до боли иногда,
Но тонок щит озонового свода,
 
 
Но много слов, и часто непогода
Играет, прямо в рот течёт вода
Из кранов да в кормушки для скота,
Но то вода, а надо с небосвода,
 
 
Чтоб брызнуло бедою, как тогда,
Разверзлись, очищая землю, воды.
Потопа? Нет, вселенского стыда.
Ну а пока лишь капают года.
 
 
Мороза время, время гололёда.
 

Чёрно-белый мир

 
Ангелы чёрные – тучами тёмными,
Грозные воины неба вечернего,
Остры мечи их в печах закалённые.
Нет и не будет пощады, прощения.
 
 
Ангелы белые – добрые, смелые.
Стайками быстрыми слов моих, дел моих,
Шутками, песнями, мыслями честными,
Поздним раскаяньем, умным прозрением.
 
 
Господи, Боже мой, что бы ни делал Ты,
Плохо нам, мало. Всю жизнь недовольны мы.
Зависть слова благодарности смоет.
Требует люд воскрешенья покойников.
 
 
Требует вечного праздника лености,
Манны небесной и райской реальности.
Хлеба и зрелищ! Вот рабские ценности.
Хочется жить в безответственной данности.
 
 
Честная скромность на папертях прячется,
Крохами кормится эго да гордости.
Ей бы подать, но над нею дурачатся.
Милая, бедная, в рубище голая.
 
 
Каждое слово, тобой обронённое,
Мир изменяет от белого к тёмному.
Стаи проносятся ангелов чёрных
Неба святого да неба духовного.
 
 
Дела не надо, а только намеренья,
Только стремления к славе и почестям.
Путь наших душ от затменья к забвению.
Звёзд с неба хочется, солнца всем хочется.
 

Что в имени моём?

 
Тебе что в имени моём?
Каков приказ, так и зовут.
Порой люблю играть огнём.
Я – обольститель, хитрый плут.
 
 
Не стану дуть я на ожог
Ни жадных рук, ни ран души.
Стать обвинителем вдруг смог.
Меня задобрить не спеши.
 
 
Тут прокурор, а там палач.
Мне имена все по плечу.
Я счастлив слышать жизней плач.
Слезами в руки палачу
 
 
Все платят. Слабости души.
Тебя, я знаю, чем купить,
Но не спешу – ты поспеши.
Мне время есть всех вас убить.
 
 
Оно пошло, оно идёт.
Сегодня время – это я.
Пускай порой вам всем везёт,
Но час пробьёт, мой час, друзья.
 
 
Тогда узнаешь, как зовут.
Мой каждый лик всегда иной.
Запомни неба синеву.
Я – обольститель хитрый твой.
 

Мы хотели как лучше

 
Из холодного ада в горячий иду.
Да не сам, а несут меня черти толпой.
Кто сказал им, о чём я молился в бреду?
И не спас меня ангел простёртой рукой.
 
 
Подскажи всем, кто просит спасения путь,
Всем, кто молит и верит в огне и дыму,
Чья душа – обожжённый из глины сосуд –
Жаждет мудрости света. Господь, почему?
 
 
Потому ль я был создан любить и страдать,
Чтоб желаньем своим забавлять дьяволят?
Нас хвалили за волю. Ни шага назад!
Но ни шага вперёд – это путь прямо в ад.
 
 
За спасением послан коротким путём,
Заблудился в огне, задохнулся тоской,
Усомнился в дороге, которой идём,
И унёс меня свет в ад могучей рекой.
 
 
Я был послан страдать, но не выдержал боль.
Я не просто солдат, что заснул на посту.
Вот теперь из холодного ада путь мой
В ад горячий, и жив я, молюсь как в бреду.
 
 
Бог, спаси тех, кто здесь на кострах дьяволят.
Мы хотели как лучше, но снова беда.
Свой язык откусил, чтоб Тебя не предать.
Нам ли нечисть терпеть? Не сейчас, никогда!
 

Путь к себе

 
Уйди от Родины своей, что стала мачехой тебе.
Ты был всегда не нужен ей,
Ты стал давно не нужен ей.
Твой Бог не Бог её людей.
Здесь каждый камень чужд тебе.
 
 
От этих каменных громад, что подпирают небеса,
Где каждый встречный был бы рад,
Где каждый камень был бы рад…
Иль меч вонзить! Но чудеса
Тебя пока ещё хранят.
 
 
Там, на другом конце земли, найдёшь скитаниям предел.
Оставишь землю ту в удел,
Все постижения свои,
Переживания свои
Тем, кто ещё не поседел.
 
 
В колодцах плещется вода, давая путникам покой.
Всё в этой жизни не беда.
Тебе ль жалеть свои года,
Шатры и тучные стада
Сквозь поиск Бога вечный твой?
 
 
Пусть не закончил ты пути, нам за тобой идти, идти.
Став точкой веры в пустоте,
Готовый жизнь своей мечте
Отдать. Союзом той любви
Твой блеск ножа, что не в крови.
 
 
Считая звёзды в вышине, в твоих колодцев глубине
(Там отражается звезда),
Иду к себе сквозь жизнь туда,
Где в злых песках, средь тёмных вод
Божественная суть живёт.
 

Отпусти мой народ

Цель любви – стать рабом.

 
Я прошу тебя грустно по просьбе Святого…
Непонятен пусть смысл – велики чудеса.
И не страх во мне – дрожь от сурового слова.
Птицы слов надо мною, снова болью слеза.
 
 
Отпусти мой народ! Не для глупой свободы,
Но для счастья последнего рабства, и вот
Все мы Бога рабы, фараон. Дети Бога.
Мной с тобой говорят. Слушай слово Его.
 
 
Человек – верх творенья божественной мысли.
Есть у жизней мечты, пусть доходят мольбы.
А любовь – то не подвиг заоблачной выси.
Суть любви – стать рабом добровольной судьбы.
 
 
Навсегда мы рабы! Но мы встали, готовы
Не убить, а забыть ямы царской тюрьмы.
Высоко летят птицы, и правдой суровой
Закрывают свет солнца египетской тьмы.
 
 
На Египет спускается тьма, очищая
Ежедневную ложь фараоновых СМИ.
И во тьме вспыхнет свет, позовёт, увлекая
Счастьем высшего рабства до сих пор в наши дни.
 
 
До сих пор дрожь души, как когда-то в пустыне,
Сорок лет, презирая земные дары,
На пророков ропща, отвергаем и ныне:
Деньги, славу и лесть, фараонов пиры.
 

Последняя мечта

 
Течёт в нас и питает всё собой,
Звенит ручьями, полнится рекой:
Воображений, чувств водоворот,
Желаний, странных мыслей поворот.
 
 
Здесь веры нашей бледные ростки,
Дожди здесь оросят миры тоски,
Колодцы тайных древних мудрых дум
И водопадов озарений шум.
 
 
Желаний, мыслей, чувств всех кутерьма
Закружит быстро, сводит нас с ума.
Воображенья вдруг рождают сны,
Ответами, намёками полны.
 
 
И всё, что во мне движется, течёт,
Вопросы задаёт, ответов ждёт,
Вся радость рая и озёр тоска,
То, что наверно, что наверняка,
 
 
Что водопадом падает во мне
И пропадает где-то в глубине,
Что реками впадает в океан,
Что волнами ветра уносят вам, –
 
 
Течёт оно в крови, оно есть кровь.
И вот, когда уже не нужен кров,
Последняя спадает из одежд
На жертвенник твоих судеб надежд
 
 
И брызнет на четыре стороны,
Движенья жизни все объединив.
Последний раз, пронзая пустоту,
Последнюю возьмёшь с собой мечту.
 

Как страшно вниз

 
Свой самолёт средь туч, ямщик, останови!
Ведь не шучу, я вниз сойду без парашюта,
Где карих глаз её в ночи зовут огни,
Где по слогам жизнь, за минутою минута.
 
 
Пусть льётся лепет, полон смысла, – он не вздор.
Путь пустотою анфилад огромных комнат.
Там оживает святость, горем там позор
Желаний наших, что собою путь наполнят.
 
 
Там, где я ночь продлил за счёт сиянья дня,
Где жизнь свою делил на мелкие минуты…
Ты для меня, ямщик, взнуздай, пришпорь коня.
Сквозь облака прольюсь я в жизнь без парашюта.
 
 
Ну а пока смотрю в глаза твои я, ночь,
А кони-память меня в прошлое уносят.
От карих глаз, кричащих прочь, от счастья прочь,
Где страшно вниз, где чёрт – ямщик, а кони – образ.
 

Прощание с зимой

 
Под перестуки бешеных колёс,
Ночные крики, стоны полустанков
Несётся вдаль букет из тёмных роз
В окне вагона, жив водой из банки.
 
 
Я, провожая взглядом быстрый век
И удивляясь тающему снегу,
Побег готовлю, в вашу жизнь побег,
Где можно жить без мыслей о ночлеге.
 
 
Где будем жить и наживать добро,
Копить друзей, детей растить и мысли.
Из-под зимы сначала вышло зло,
А розы вянут, срезанные, быстро.
 

Морщинка

 
Да, не повод для горя, для смены одежды и мыслей.
Незаметно совсем пролегла между глазом и ухом.
Как отметка, касание времени скальпелем быстро.
Оплеуха судьбы, как предвестник беды и разлуки.
 
 
И хватаю я руку художника, резчика века,
И прошу: поклянись, что ты шутишь, что завтра не будет.
Отпустите, прошу, во вчера, потому что калека.
Отмените решение суда! Кто так быстро нас судит?
 
 
Привыкаю. Идут за минутой минута, а дальше
Их всё больше, как тяжесть от лишнего груза на марше.
На маршрутах судеб наших больше нет места для фальши.
И бежать смысла нет, есть конец, до него лишь уставший
 
 
Добежишь, доползёшь, долетишь в ожиданье расплаты.
Счёт на лицах растёт. Он всем виден, тот счёт, и просрочен.
Книги судеб закладки, счастливые, грозные даты.
Лишь растёт этот счёт, ведь компьютер у Господа точен.
 
 
Это дерева ветви, разрезы, разрубы, расколы,
Не болят, только скрипнут под ветром и гнутся под ветром,
А в корнях наших душ кровоточат обиды уколов,
Километрами шрамы и стоны вне веры и света.