Текст книги "Искусительный титул"

Михаил Ахманов
Искусительный титул

1

Ибо будет время, когда здравого

учения принимать не будут, но по своим

прихотям будут избирать себе учителей,

которые льстили бы слуху; и от истины

отвратят слух и обратятся к басням.

Новый Завет, Второе послание к Тимофею

Хотя речь в этой статье пойдет о феномене общественных академий, начну с личного. Для этого есть веские причины: во-первых, я полагаю необходимым представиться читателю, а во-вторых, объяснить свой интерес к рассмотренному далее предмету.

По образованию и роду занятий я физик, специалист в области вычислительных методов физики твердого тела. Мне приходилось решать разнообразные задачи – от расчета зонной структуры кристаллов до обработки результатов рентгендифракционных измерений, и я занимался этим примерно тридцать лет, с 1967 по 1995 годы. Разумеется, за этот срок пришлось пройти положенные ступени научной иерархии – от аспиранта Физического факультета Ленгосуниверситета до заведующего лабораторией в приборостроительном НИИ, а затем – директора небольшого научного предприятия. Это долгий и сложный путь, требующий не только некоторых способностей, но также неустанного труда, включающего, помимо научной работы, публикацию статей и книг, доклады на всевозможных семинарах и конференциях, в том числе зарубежных, руководство коллективом, контакты с коллегами и заказчиками. Упоминаю об этом лишь с той целью, чтобы было ясно: в научном «котле» я варился много лет, и мне понятны чаяния моего сословия.

С понятием "общественная академия" – а точнее, "академия по профессиональным интересам" – я впервые столкнулся в конце восьмидесятых годов. Одного моего случайного знакомого, доцента Кораблестроительного института, избрали академиком, по какому поводу друзья и коллеги приносили ему поздравления. Я к ним присоединился, но с изрядным недоумением – мне казалось, что доцент и кандидат наук должен сначала стать профессором и доктором, потрудиться в этом качестве лет десять, свершить нечто великое, а уж потом, с некоторой надеждой на успех, баллотироваться в академики. Если говорить определеннее, в члены-корреспонденты, после чего можно претендовать на высшее в научной иерархии звание действительного члена. Расспросив людей, которые были лучше меня знакомы с виновником торжества, я узнал, что в данном случае речь идет не об Академии наук СССР, а о более скромной организации, созданной корабелами (видимо, на общественных началах). Название этого союза специалистов я уже не помню – возможно, то была Кораблестроительная академия.

Далее моя судьба сложилась следующим образом. В начале девяностых годов я занялся, для дополнительного заработка, переводами англо-американской фантастики, затем начал писать сам и в 1998 году стал членом Союза писателей Санкт-Петербурга. Началась другая жизнь, литературная, результатом которой стали десятки книг и особый интерес к той области, в которой смыкаются литература и наука – физика, медицина, история. В частности, я занялся исследованием феномена общественных академий и тесно связанного с ними и сравнительно нового для России явления – лженауки. Причин к тому было несколько. Во-первых, работая над пособиями для диабетиков, я столкнулся с мошенниками-целителями, которые обещают избавить человечество от самых тяжких недугов, рака, сосудистых заболеваний и, разумеется, от первичного сахарного диабета. Во-вторых, в поле моего внимания попал ряд одиозных публикаций как в сфере парамедицины, так и в областях физики, этнографии, биологии, истории и других наук, причем авторы подобных "научных трудов", начиная c Мулдашева и кончая Грабовым, все, как один, являлись академиками – но каких академий? В списках РАН, РАМН, РАО и РАСХН они не значились, за исключением математика Фоменко. В-третьих, в 2001 году вышла книга Эдуарда Круглякова /1/, разоблачающая "торсионных физиков", и я, вступив с автором в контакт, обогатился сведениями об этих махинаторах (которые тоже, конечно, академики). Еще я узнал, что в РАН создана комиссия по борьбе с лженаукой – значит, проблема назрела серьезная.

Должен заметить, что не всегда та или иная академия из появившихся в последние годы является рассадником лженауки – есть структуры, созданные с благими намерениями и вполне отвечающие своим задачам, то есть консолидации серьезных специалистов и проведению исследований в какой-либо отрасли знания. Но, к сожалению, к самым крупным общественным академиям, собравшим под свое крыло тысячи членов, это не относится. Вменяемые же творческие сообщества тонут в массе одиозных организаций, которые активно занимаются саморекламой – в то время как истинно "академическому кругу" реклама не нужна и чужда. Собирая сведения об интересующем меня феномене, я обнаружил почти сотню структур, использующих в своем названии слово «академия»; в книге академика Круглякова отмечается, что в 2000–2001 гг. их было около ста двадцати, но, вероятно, таких академий не менее двухсот. Что же до числа самозванных «академиков», то я бы оценил этот показатель в сорок-шестьдесят тысяч. Представьте, сколько «академиков» развелось у нас в России! Обитают они большей частью в крупных городах, в Москве и Петербурге – тут, пожалуй, шага не ступишь, чтобы не споткнуться об «академика»! Такая научная мощь бесспорно сделает нашу страну лидером в сферах психоэнергосуггестии, астрологии, оккультизма и телепатических контактов с инопланетными пришельцами.

После этих предварительных замечаний перейдем к сути вопроса.

2

Ученые бывают двух типов: одни прорубают в джунглях дорогу,

другие – асфальтируют ее.

Изречение неизвестного автора.

В СССР были четыре общесоюзные государственные академии, которые унаследованы Россией и сейчас называются так: Российская академия наук (РАН), Российская академия медицинских наук (РАМН), Российская академия образования (РАО) и Российская академия сельскохозяйственных наук (РАСХН). В 1992 г. к ним добавилась Российская академия архитектуры и строительных наук (РААСН). Научные исследования ведутся также и в Российской академии художеств (РАХ). Путь в любую из этих академий предполагает, что ученый прошел следующие ступени:

1. кандидат наук (обычно доцент ВУЗа или старший научный сотрудник);

2. доктор наук (обычно профессор ВУЗа или руководитель крупного научного подразделения);

3. член-корреспондент академии наук;

4. действительный член академии наук.

Ученые двух последних ступеней обычно являются ректорами ВУЗов или руководят научными институтами.

Звания кандидата и доктора наук соискатели получают в результате успешной защиты диссертации в ученом совете подходящей специализации. Затем диссертация, протокол защиты и другие документы направляются в ВАК – Высшую аттестационную комиссию, которая и выписывает соответствующий диплом. ВАК – государственный орган, контролирующий качество диссертаций; в случае сомнения ВАК может отправить работу «черному» оппоненту, и если отзыв будет отрицательным, отказать в выдаче диплома. Таким образом, диссертант должен пройти два фильтра, ученый совет и ВАК, но на деле этих фильтров больше: предзащита на кафедре или компетентном семинаре и доклады у оппонентов (обычно по месту их работы).

Итак, получение той или иной ученой степени – достаточно трудоемкий процесс, но избрание в академию гораздо сложнее. В этом случае соискатель должен иметь очень важные научные заслуги, зафиксированные в монографиях и статьях и признанные сообществом специалистов. Он также должен иметь школу – то есть учеников, которые работают с ним и защитили диссертации под его руководством. Он должен иметь работы, получившие статус открытия (что фиксируется в соответствующей государственной организации). При наличии всего этого ученый может баллотироваться в одну из четырех академий, члены которой решат с помощью голосования, принимать его или нет. Разумеется, в академии должна быть вакансия члена-корреспондента, так как раздувать ее штат до бесконечности нельзя – число "мягких кресел" ограничено.

Известны случаи, когда заслуженный специалист многократно баллотировался в академию и принят не был, что кончалось иногда инфарктами и инсультами. Известны другие случаи, когда принимали людей не заслуженных (особенно в общественных науках), но чиновных и близких к власти. Я на этом останавливаться не буду и лишь замечу, что наука, как и любая другая сфера человеческой деятельности, не свободна от политики.

Насколько эффективна рассмотренная выше система восхождения к научным вершинам? Ответ на это дает статистика. В СССР в семидесятых– восьмидесятых годах было примерно пятьсот тысяч кандидатов наук и пятнадцать-двадцать тысяч докторов. Академиков в эти годы тоже имелось изрядно – число в четыре или даже шесть тысяч меня бы не удивило. Но надо учесть, что в каждой союзной республике был комплект национальных академий, и доктора, особенно национальные кадры, могли удовлетвориться членством в Академии наук Латвийской или Казахской ССР. Но, конечно, такая труба была пониже, а дым – пожиже.

Полагаю, что сейчас в России не меньше кандидатов и докторов наук, чем в былые годы. Данные в интернете на этот счет несколько расходятся, но все же ясно, что в 1992–2004 гг. через ВАК прошли 200–250 тысяч кандидатских диссертаций и 20–30 тысяч докторских. Количество членов РАН, согласно данным монографии /2/, в период с 1973 по 2001 гг. увеличилось примерно с семисот до тысячи двухсот человек. Если вспомнить о трех других академиях, то можно утверждать, что на одного академика (члена-корреспондента или действительного члена) приходится 10–15 докторов, 150–250 кандидатов и, вероятно, сотня или две неостепененных работников, занятых в науке. Это доказывает, что система фильтров, унаследованная Россией от СССР, до сих пор работает вполне удовлетворительно.

Итак, мы можем констатировать, что академик – звание редкое и почетное; таким оно было в СССР и таким осталось в России, нашей нынешней стране. Академик, если он получил это звание по заслугам, а не в результате политичесих игр, человек бесспорно выдающийся, имеющий большие заслуги перед страной и народом. Чтобы лучше это прочувствовать, вспомним о великом правдолюбце Сахарове, о Королеве и других «секретных» академиках, проложивших нашей стране дорогу в космос.

Завершая этот раздел, остановлюсь на двойном смысле термина «академия». Мы будем говорить об академиях, которые являются союзами специалистов (или мошенников, как будет ясно из дальнейшего), но в любом случае не несут учебных функций. Существуют, однако, учебные заведения, называемые «академиями» – в знак того, что это не обычный ВУЗ, в котором обучаются юные студенты, а институт повышения квалификации дипломированных специалистов – например, Академия Генерального штаба, Медицинская академия последипломного образования и так далее. Такие учебные академии мной рассматриваться не будут.

3

Есть предложение считать сумерки сгустившимися и в соответствии с этим зажечь свет.

А. и Б.Стругацкие, «Сказка о Тройке».

В предыдущем разделе, в очень краткой и примитивной форме, я описал российскую научную иерархию и смысл понятий «академия» и «академик», бытующий в нашей стране. Однако эти сведения будут неполными, если не рассмотреть ситуацию за рубежом, а конкретно – в Западной Европе, США и других западных странах. Отчасти их система уже не является для нас тайной за семью печатями, так как многие наши ВУЗы начали выдавать дипломы бакалавров и магистров.

Присваивание степеней в западном научном сообществе обычно выглядит так: трехлетнее вузовское образование дает право на степень бакалавра; еще два года учебы приносят степень магистра; затем самые способные после дополнительного срока обучения (или без него при наличии публикаций в авторитетных журналах) защищают диссертацию на звание PhD – Doctor of Philosophy или, в дословном переводе, "доктор философии". PhD де-факто является аналогом российского «кандидата наук».

Бакалавр может работать техником или инженером, магистр – это уже безусловно инженер (или, например, врач средней квалификации), а молодой PhD – научный работник, ученый, будущий профессор университета. Замечу, что пробиться на постоянную научную должность молодым не так-то просто: сначала остепененная личность трудится в так называемых «пост-докторантах» при каком-нибудь солидном профессоре, то есть, в наших понятиях, является лаборантом или инженером – без всяких прав, на двухгодичном контракте с небольшой оплатой. В среднем молодые PhD проходят два тяжких искуса, два пост-дока, а затем, в возрасте 32–35 лет, могут претендовать на постоянное место в университете или лаборатории. Считается, что аспирантуру и труды в пост-доках нужно проходить в разных местах, что способствует широте кругозора начинающего ученого и возникновению полезных связей. В общем, труд, труд и еще раз труд, а потом – конкурс на профессорскую или иную приличную должность, где число соискателей может достигать ста человек.

Однако никаких ученых степеней (кроме PhD и некоторых почетных титулов) и никакой Высшей аттестационной комиссии в этой системе нет. Степень PhD присваивается в том же университете, где учился аспирант, и там же выдается соответствующий диплом. Смысл и суть ученой степени совершенно иные, чем в СССР и теперь в России: степень PhD лишь открывает дверь в науку, а дальнейший карьерный рост происходит по мере накопления опыта, авторитета, качественных работ и научных связей. У нас же должности более жестко привязаны к ученым званиям: кандидат наук должен получить место ассистента или доцента в ВУЗе или старшего научного сотрудника в НИИ, доктор – профессора или начальника отдела, а академику, сами понимаете, требуется кресло еще повыше. Можно сказать, что на Западе процедура получения степени облегчена, но карьерный рост происходит при постоянной конкуренции. У нас защититься тяжелее, но, получив степень кандидата и место доцента, можно затем дремать до пенсионного возраста. Недаром бытовала в отечественном научном фольклоре поговорка: защита диссертации – это полчаса позора, зато хлеб с маслом на всю оставшуюся жизнь.

В этой статье мне придется говорить о деньгах, и сейчас самое время, чтобы затронуть эту тему. Напомню, что означала ученая степень в Советском Союзе. Кандидат наук получал «кандидатскую прибавку» к зарплате, которая составляла минимум пятьдесят рублей, обычно равнялась семидесяти и могла быть еще больше. Зарплату начисляли по верхнему пределу должностной вилки, так что в НИИ, где я работал, зарплаты заведующего лабораторией кандидата и не-кандидата отличались в полтора раза. Что касается доцента ВУЗа, то он получал триста двадцать рублей при аудиторной нагрузке восемьсот часов (что вдвое меньше рабочего времени за год); считалось, что остальное время доцент готовится к занятиям и занимается наукой (было достаточно опубликовать одну-две статьи в год). Кроме того, доцент имел двухмесячный отпуск. Я говорю о доцентах для примера, но остепененным ассистентам тоже жилось неплохо, не говоря уж о профессорах. Конечно, в престижных ВУЗах преподаватели работали с полной отдачей и занимались наукой без дураков, но таких учебных заведений на всю страну было полсотни. В основном же научная работа в ВУЗах просто имитировалась, а лекции читались из года в год по одним и тем же конспектам, что делало преподавательские должности хорошо оплачиваемой синекурой. Попасть преподавателем в ВУЗ можно было лишь по большому блату.

Попытаемся теперь сообразить: триста двадцать доцентских рублей– это много или мало в нынешнем масштабе цен? Я сделаю пересчет через стоимость продуктов: 1 кг мяса стоил 2 руб., теперь – 200 руб. и более; вареная колбаса – 2 руб. 20 коп., теперь – 180 и более; ржаной хлеб стоил 14 коп., теперь – более 20 руб.; пирожное стоило 22 коп, теперь – от 20 руб. Таким образом, сто современных рублей равны одному прежнему; значит, оклад доцента мы можем приравнять к 32 000 руб. В своем НИИ, в должности завлаба, я получал гораздо больше, но при выходе на пенсию это меня не спасло и не спасло мою жену-доцента: пенсия у нас по четыре тысячи с небольшим, то есть сорок прежних рублей. В студенческие годы наша стипендия составляла 32–35 руб., то есть с чего начинали, к тому и вернулись. Хороший повод, чтобы из физика стать писателем.

Но что я все о кандидатах и доцентах! Есть ведь еще доктора наук, а у них прибавка за ученое звание была сто двадцать (12 000 современных рублей)! И, конечно, прибавка была у академиков – а какая, об этом немного позже.

Я слышал от своих друзей, которые остались физиками, химиками, электронщиками и т. д., что теперь все эти прибавки – кошкины слезы. Но в плане интересующей нас темы нужно вспомнить, что и как было в советские времена, поскольку наша ментальность, особенно у тех, кому за сорок, произрастает из той эпохи. А ментальность – вещь устойчивая, она не меняется так стремительно, как экономические отношения. И на этой ментальности ловкие люди могут очень неплохо заработать. Но об этом – в свой черед.

Вернемся к сути вопроса и рассмотрим принятое в мировой практике понятие «академия». Хотя академии в Европе возникли гораздо раньше, чем в России при Петре I, академиков – в российском понимании термина – там нет. Академия или эквивалентное ей научное общество является союзом ученых, или деятелей искусства, или людей с определенными интересами – скажем, любителей научной фантастики или охотников на фазанов. Академии могут частично финансироваться государством (самые старинные и уважаемые), но в основном (и в большинстве) они существуют на пожертвования меценатов и взносы своих членов. Как правило, это свободные, то есть негосударственные союзы. В большинстве случаев любое лицо, имеющее хотя бы небольшой «багаж» в сфере интересов той или иной академии, может внести вступительный взнос, стать ее участником и пребывать им, пока ему хочется платить двести или триста долларов годового взноса (такова, например, Нью-Йоркская академия, которую не нужно путать с Национальной академией наук США). Ясно, что в нашем понимании такой человек – не академик; перестал платить взнос, и выбыл из академии.

Есть академии иного свойства – обычно крупные и весьма старинные национальные сообщества ученых, которых сравнительно немного. Членство в такой академии весьма почетно, в нее избирают за научные заслуги, но избранный не назначается при этом директором или ректором какого-нибудь института. Совсем наоборот: его труды получили признание, в результате он – возможно! – занял руководящую должность, и теперь его избрали в академию – но не за должность, а за труды. Кроме уважения и авторитета, никаких привилегий звание академика ему не приносит. Конечно, ему будут охотнее давать гранты, но опять же не по причине звания, а в силу доказанной научной компетенции. Такой крупный ученый не забудет указать, в каком университете и в каком качестве он работает, а то, что он член своей национальной академии и пяти зарубежных, пойдет ниже, мелким шрифтом.

Мы подошли к очень важному выводу, который я сформулирую так: в западных странах академическое звание лишено в глазах населения сакрального смысла. Собственно, сам термин «академик» употребляется там редко; если требуется указать этот титул, то пишут и говорят "член такой-то академии", а из названия ясно, то ли это Академия наук Франции или Королевское научное общество Великобритании, то ли академия охотников на фазанов. По названию «конторы» и почет. Отнюдь не потому, что кто-то именует себя академиком.

4

Взирая на высоких людей и на высокие предметы, придерживай картуз свой за козырек.

Козьма Прутков

Вернемся к родным пенатам и поговорим о тех границах, что отделяли в советское время академиков от простых смертных. Их несколько, и один такой рубеж я уже назвал, обозначив звание академика как редкое и почетное. Но не только – оно еще и денежное. Академикам было разрешено совместительство – вероятно, этот принцип действует и в настоящее время. В чем его суть? Поясню на примере.

Я, будучи заведующим лабораторией в НИИ, не мог одновременно стать штатным доцентом ВУЗа. Ясно почему: в НИИ я занят на полный рабочий день – когда же тогда выполнять лекционную нагрузку? Я мог работать почасовиком и вести занятия в вечернее время (что иногда и приходилось делать), но это означало, что в такие дни я тружусь 12 часов. Постоянно работать в таком режиме никому не по силам.

Что касается академиков, то они имели право совмещать две должности – скажем, руководить отделом в НИИ или всем институтом и заведовать кафедрой в каком-нибудь солидном ВУЗе. Это право, а также свободное расписание рабочего времени, предоставлялись академикам как выдающимся ученым. Академик появляется в своем отделе в НИИ два-три раза в неделю; в остальные дни он читает лекции и решает вопросы, возникшие на его кафедре в ВУЗе. При этом его идеи и указания направляют работу больших коллективов; понятно, что толковая мысль крупного ученого, изложенная в течение часа, стоит иногда больше, чем год работы рядовых специалистов. Так что совместительство вполне оправдано – уникальный ум должен трудиться на сто процентов.

Две должности – это два очень приличных оклада. К ним нужно приплюсовать добавку за академическое звание, которая, если не ошибаюсь, составляла в советские времена четыреста рублей. Помимо того, академик обычно являлся членом редколлегии научного журнала, получал гонорары за свои статьи и книги, выезжал за рубеж в командировки и на конференции, что также приносило доход. По моим подсчетам академик-труженик мог зарабатывать в месяц более двух тысяч рублей (в современном исчислении – двести тысяч или более восьми тысяч долларов). Кроме денег государство даровало академику другие привилегии: хорошую квартиру, дачу, машину, спецснабжение товарами и продуктами. В общем, академик, если только он не был правдолюбцем Сахаровым, жил почти при коммунизме.

Подчерку, что эти мои подсчеты не являются укором академикам – многие из них истинные подвижники, трудятся как волы и переносят огромные нервные нагрузки, укорачивающие жизнь. Я лишь хочу обозначить ту материальную границу, что отделяла академиков от прочих граждан, озабоченных нехваткой денег, отсутствием или теснотой жилья, сложностями с товарами и продуктами, от тех, кто годами стоял в очереди, чтобы купить «жигули», а турпоездку в Болгарию считал великой удачей. Эта граница была совершенно реальной. Сейчас она размыта – появились не только богатые и очень богатые люди, но также квалифицированные работники (особенно в сфере финансов), чьи заработки не снились нынешним академикам. Но в общественном сознании советских граждан (а большая часть нашего населения по своей ментальности во многом – советские люди) академики поистине являлись небожителями, жрецами науки!

Отмечу еще одно важное обстоятельство. Статус академика был очень высоким, сравнимым со статусом министра, крупного советского чиновника или партийного функционера. Но такую номенклатурную публику население не слишком уважало, с иронией называя их "слугами народа", что жируют за народный счет, а на свои посты попали в силу пронырливости, беспринципности и семейных связей. Но к крупным ученым это не относилось – хотя они тоже были номенклатурой, их народ в свои «слуги» не зачислял. Все понимали, что такие личности добились высокого статуса по причине таланта, который от Бога, и колоссального трудолюбия; за ними стоят не связи, не блат и интриги, а светлый разум и авторитет высшего знания. Словом, наш советский народ академиков очень уважал, особенно от медицины. Считалось, что если академик-врач не может спасти недужного, то и сам Господь не поможет.

Я хочу подвести читателя к мысли, что в Советском Союзе и в новой России – по крайней мере, в первое десятилетие ее существования – титул академика носил сакральный, почти мистический смысл, глубоко укоренившийся в нашей ментальности. Возможно, этот стереотип начал исчезать только сейчас, чему способствовало появление общественных академий и множества шарлатанов, именующих себя академиками. В странах Запада такого обожествления в народной среде академического статуса не замечалось.

Уместно коснуться исторических корней, определивших разницу между западными и российскими академиями. Этот вопрос детально рассмотрен в книге петербургского философа Сергея Романовского "Притащенная наука". Автор пишет, что первые европейские академии возникли в XVII веке как средоточия научной мысли, порожденные веяниями нового времени, и антитеза университетской схоластике. Университеты же в Европе, поставлявшие более или менее образованную публику, существовали с XII–XIII веков – в Болонье, Париже, Оксфорде, Кембридже, Саламанке, Праге, Кракове и так далее. Университеты, при всем их консерватизме, являлись интеллектуальной базой европейских академий, а сами эти академии складывались как свободные сообщества ученых. В России все произошло с точностью "до наоборот": Петр I учредил Академию наук в 1724 г., а первый российский университет в Москве был основан в 1755 г. Романовский делает следующий вывод: развитие науки в Европе являлось социально-экономической потребностью нового времени, что закономерно привело к появлению национальных академий – на базе университетов, существовавших уже половину тысячелетия. В Россию же, где не было почвы для естественного произрастания науки, ее «притащил» Петр I, набрав для этого ученых за границей. Романовский пишет: "Науку в Россию… импортировали из Европы. Приглашенные Петром Великим ученые не просто занимались научными проблемами, они работали в едином для всех "присутственном месте", названном Академией наук. Поэтому Академия с момента своего основания стала рядовым государственным учреждением, функционировавшим по законам российской бюрократии. Да и сами ученые сразу попали в разряд казенных людей, ибо Петр заманивал служителей науки не просто тем, что обещал им "довольное жалованье". Главное было в другом: он сумел сломать прочный стереотип того времени, начав оплачивать занятие наукой, тогда как в европейских странах ученые свою жажду познания удовлетворяли в основном на досуге, зарабатывая на жизнь другими путями. Петр же по сути приравнял труд ученого к государственной службе".

Не берусь утверждать, хорошо это или плохо. Но результат очевиден: в царской России и в СССР ученые были отнюдь не свободными художниками, а чиновниками государства. И если государство в лице верховной власти утверждало, что генетика и кибернетика – потаскухи империализма, приходилось брать под козырек. Или отправляться в лагеря.