Текст книги "Скифы пируют на закате"

– Погоди!

Кирилл замер, ощутив под босой ступней что-то твердое и колючее. В траве, в шагах двадцати от опушки, белел скелет небольшого животного размером с кошку или кролика. Ни черепа, ни челюсти с зубами при нем не оказалось, так что нельзя было установить, что грыз этот зверек – травы и корешки или кости и хрящи. Сейчас он сам превратился в хорошо обглоданный костяк и пролежал тут долго – тонкие ребра успели уже посереть.

– Крыса, – уверенно определил Джамаль.

– Ну, разумеется… Крупнее мыши, но меньше лошади… – Присев, Кирилл коснулся хрупкого ребра. Оно было сухим, шершавым, прокаленным солнцем.

– А вот тебе и лошадь! – раздался голос Джамаля. Вытянув шею, он разглядывал что-то в траве, но приблизиться к своей находке не решался. – Вах, лошадь! Только маленькая!

Однако второй скелет принадлежал не лошади. Он сохранился лучше, и Кирилл с первого взгляда заметил небольшие рожки, торчавшие над побелевшим черепом, конечности с раздвоенными копытцами и на удивление длинную цепочку шейных позвонков.

Лань… Лань или олень, погибший неведомо как и почему в двадцати шагах от опушки… Выпрямившись, Кирилл уставился на рощу, благоухавшую медом и вином. Чувствовал он себя превосходно, и никакие мрачные мысли его не томили, а это значило, что голову под этими деревьями ему сложить не придется. Впрочем, такой вывод не исключал опасности и риска, ибо предсказания Хараны касались не перспектив, а конечных результатов. Кирилл помнил, как стучало у него в висках перед злополучной таиландской операцией. Солдат, однако, идет туда, куда посылают; он плюнул на предупреждение и словил пулю. Но сейчас индейский бог молчал.

Его настороженный взгляд скользил вдоль опушки. Выглядела эта роща мирной, приветливой, и прямые ровные ветви золотых деревьев подходили и для лука, и для стрел, и для копья, но что-то настораживало Кирилла, что-то внушало сомнения. Вдруг он понял, что.

– Птицы!

– Какие птицы, дорогой? – Джамаль оторвался от созерцания оленьего костяка.

– Где птицы? Плоды, сочные на вид, запах приятный… Тут должны быть стаи птиц! А я не вижу ни одной.

– Ну-у… Может, здесь вообще нет птиц. – Князь насмешливо приподнял брови. – Море, женщин и коней я заказывал, лес – пожалуй, тоже, а вот птиц… Вах, не помню!

– Ты заказывал целый мир, со всем, что положено. – Ухватив компаньона за локоть, Кирилл потянул его назад. – Вот что я думаю, дядюшка: лучше мне прогуляться в этот виноградник одному. Ты отойди чуть подальше и подстрахуй меня. Дальше опушки я соваться не стану.

– Почему один? Нехорошо, дорогой! Идем вместе, я помогу. Потом будем кушать это… – Джамаль ткнул пальцем в золотые грозди.

– Э т о мы кушать не будем, – твердо произнес Кирилл. – Что птицам негоже, и нам не подойдет.

– Но, генацвале…

– Не спорить! – гаркнул Кирилл. Командирский голос у него был поставлен совсем неплохо. – Ты клиент, я проводник, а потому – двадцать шагов назад! Стой, где стоишь, и следи за мной!

Вот так! Я – комбат, ты – солдат, получи в гальюн наряд, как говаривал незабвенный майор Звягин! К счастью для Джамаля, нуждавшихся в чистке гальюнов в окрестностях не наблюдалось, и он, слегка ошеломленный, отступил на положенную дистанцию и замер по стойке «смирно».

Кирилл же вытащил из ножен клинок и зашагал к ближайшему дереву. Лезвие катаны поблескивало холодно и успокаивающе; длинная рукоять, обтянутая шершавой кожей, лежала в ладони как влитая. Расширив ноздри, он принюхался, словно гончий пес. Медовый аромат с каждой секундой становился все насыщенней, все крепче, воздух будто бы загустел, превратившись в сладкий опьяняющий сироп; запах уже не бодрил, не возбуждал, а с необоримой силой вгонял в сон. «Ну, сон не смерть, – подумал Кирилл, ускоряя шаги, – дойти бы только до опушки…»

Он все-таки добрался туда и резким взмахом клинка успел срубить толстую прямую ветвь, почти без листьев, со светло-кремовой корой, походившей на нежную девичью кожу. Потом в ушах у него раздался мерный усыпляющий гул, крохотные иголочки кольнули губы и ноздри, глаза застлало дрожащим золотистым маревом – оно колыхалось словно туман на ветру и жгло гортань. С хриплым вскриком Кирилл опустился на землю, прополз метр-другой, извиваясь подобно зверю с перешибленным хребтом, потом ткнулся лицом в траву и замер.

Гул смолк, золотистый туман сменила тьма.

Глава 10
Земля, Петербург и другие места, 26 июля 2005 года

Закончив редактировать статью, он заложил в принтер лист бумаги, украшенный в левом верхнем углу причудливым вензелем – статуэтка догу на фоне колец Сатурна. Рисунок был заключен в правильный пятиугольник, а под ним, на русском и английском, значилось: «Агентство „Пентаграмма“.

Принтер затарахтел. Отбросив со лба темные волнистые волосы, он уставился на ровные строчки, не вчитываясь, не пытаясь понять их смысл. В последние дни, после звонка Синельникова, он выполнял свою работу чисто механически и сейчас не смог бы сказать, о чем говорилось в этой статье – то ли об африканских заклинателях дождя, то ли об очередных эзотерических тайнах Востока, то ли о встречах с йети в канадских лесах или среди снегов Памира. Мысли его вращались совсем в иных сферах.

Он сменил лист и сморщился – хотя дверь в кабинет была прикрыта, сквозь щели тянуло отвратительным запахом табака. В «Пентаграмме» курили все, начиная от молоденькой секретарши и вплоть до маститых литобработчиков, способных выдать двадцать страниц текста за день – разумеется, расправившись при этом с пачкой сигарет. Он понимал, что бороться с этой привычкой бесполезно и что его внезапная аллергия к табачному дыму способна лишь вызвать нежелательные пересуды среди сотрудников. Оставалось только пошире распахивать окно да не слишком часто появляться в общей комнате, где сидели редакторы и литературные «негры».

Принтер с мягким шорохом втянул новый лист.

Ему не хотелось докладывать о том ночном разговоре Рваному – слишком уж это походило на предательство. Намеренное предательство! Все же зла Синельникову он не желал, никак не желал. Впрочем Рваный, наверное, уже в курсе. Рваный или тот, кто подослал к Синельникову атарактов.

Об этой личности, таинственной, как граф Калиостро, ему было известно не многое – скорее домыслы, чем твердо установленные факты. Рваный, поставщик зелья, уважительно звал графа Хозяином и не скупился на леденящие душу подробности; из путаных его речей выходило, что сей Хозяин, обитающий где-то в пригородах, способен вывернуть человека наизнанку, поменяв местами голову и ноги. Это было правдой; он сам видел таких «вывернутых». Жуткое зрелище! Судьба атарактов казалась страшнее смерти.

Но Рваный поминал и других – тех, кто подобно ему попался в капкан дурманного зелья и не имел силы превозмочь искушение. Были среди них Двенадцать Апостолов – Иуда, Петр, Симеон и прочие дружки Рваного, цепные псы, хранившие хозяйский покой; были некие Ксюша, Ася, Михаил, Сергей и Колька-стрелок; были еще десятки, а может, сотни служивших Хозяину верой и правдой за глянцевитые коробочки с золотым листком, за сладкие запахи, таившиеся в невинных баллончиках с дезодорантами и духами. Они не являлись атарактами – пока еще не являлись. Они еще могли думать, могли чувствовать, могли испытывать страх, наслаждение или боль, могли предвидеть неизбежное – то, что ожидало их в конце пути. Но они уже были пленниками, и вряд ли кому-нибудь из них удалось бы вырваться на свободу…

Атаракты! Все они станут атарактами! Как и он сам! Станут покорными воле Хозяина или других Хозяев, пришедших издалека, из тумана, как говорит Синельников…

Он вспомнил о Синельникове и недовольно сморщился.

Впрочем, Петр Ильич молодец, промелькнуло в голове. На первый раз отбился! Отбился от такой команды! Хоть атаракты, по словам Рваного, обладали замедленной реакцией, силы у каждого было что у быка плюс практическая нечувствительность к боли… А дел-то у них всего ничего: ткнуть в щеку или в ямку под черепом и уложить потерпевшего на асфальт…

Но Синельникова они не взяли! Редкий случай… уникальный, можно сказать. Кто б подумал, что журналист в годах совладает с троицей атарактов! Ну, на первый случай ему повезло, но будет и второй, и третий… Словом, история с продолжением!

Принтер призывно пискнул, и он заложил в каретку чистый лист.

Да, история с продолжением… А Синельников-то, простая душа, сказал: как бы продолжение по тебе не въехало! Уже въехало, Петр Ильич, да еще как!.. Правда, не разрядником по шее, что сразу превращает человека в атаракта, а тоньше, хитрее, изощреннее… Но разве в том суть? «Голд» тоже делает свое дело, и сам он уже на четверть атаракт… или на треть… Как тут измеришь, сколько в тебе еще осталось от того, прежнего…

Его вдруг потянуло к столу, где в нижнем ящике ждала своего часа ярко-красная коробочка с золотым листком, окруженным крохотными блестками звезд. В последний месяц такие приступы случались все чаще и чаще, напоминая, что срок отмерен, жизнь исчислена и время ее истекает. Скоро все придется делать по приказу – по приказу есть и спать, мочиться, натягивать штаны, застегивать ширинку… На что он тогда станет годен? Подстерегать в темном углу кого велено и тыкать разрядником в шею?

Мысль эта была горькой, но воспоминания о красной коробочке и паре часов ночного блаженства загнали ее на самое дно сознания. Только бы дотерпеть, думал он, глядя на стрекочущий принтер, только бы дотерпеть до вечера…

* * *

Прислонившись спиной к шершавому стволу платана, Дха Чандра рассматривал блюдо с рисом, умостившееся на его голых коленях. Взгляд его, бессмысленный и тусклый, словно пересчитывал белые рисовые крупинки, взвешивал их одну за другой. Он походил на скупца, впавшего в транс при зрелище невиданного богатства.

Но есть ему не хотелось. За два с лишним месяца, проведенных в приюте Братства Обездоленных, лицо Чандры округлилось, кожа посвежела, и ребра уже не грозили проткнуть ее насквозь. Рис, овощи, лепешки и молоко с приютской кухни пошли ему на пользу. Теперь он не мог уже справиться с изобилием, что извергалось ежедневно на его тарелку, в его чашку и в желудок. Святые братья и их Звездный Творец были щедры, безмерно щедры и добры и просили за все свои благодеяния столь немного!

Собственно, почти ничего. Всего лишь раз Дха Чандра соединил душу свою и тело с божеством, приобщился к небесному блаженству, и память об этом была, пожалуй, единственным, чем он владел сейчас, – кроме подносов с едой, регулярно опускавшихся в его дрожащие руки.

Ему смутно помнилось, что обряд был очень торжественным. Святые братья проводили его в подземную камеру, просторную, тихую и богато убранную кашмирскими коврами, хрустальными сосудами и курильницами из чистого серебра. Едва они появились на пороге, в сосудах вспыхнул неяркий свет, и Дха Чандра увидел статую Звездного Творца, что была выточена из дерева с запахом сандала. Создатель простирал к нему руки и ласково улыбался; на шее у него сверкала цепь, сплетенная из золотых листьев, чело увенчивала тиара, похожая на виноградную гроздь. Этот Бог выглядел добрым и щедрым, совсем не похожим на Иисуса, в муке застывшего на кресте, на каменноликого Будду или на грозного трехглазого Шиву-Разрушителя с серьгами из змей и ожерельем из человеческих черепов.

Братья тихо запели, подыгрывая себе на флейтах, и сияющие огни в хрустальных сосудах начали мерцать в такт мелодии. Дха Чандра не видел и не слышал ничего более величественного; песнопение и волшебная музыка чаровали и усыпляли его, открывая врата в мир сладких снов и исполненных желаний. Братья помогли ему улечься на мягком ковре, у самых ног Звездного Творца, который с нежностью глядел на Чандру. Потом они ушли, ибо в момент слияния с Богом человек должен пребывать в одиночестве; ни шорохи, ни звуки, ни лица людские не должны отвлекать того, кто смотрит в милосердные очи Создателя.

Сами собой зажглись курильницы, золотистый дымок окутал Дха Чандру – сначала зыбкий и прозрачный, потом загустевший до цвета меда. Хоть братья удалились и унесли с собой флейты, мелодия в подземной камере не смолкала: она струилась, текла, покачивала Чандру словно воды священного Ганга. Прозрачный поток нес его к вратам рая.

Внезапно они распахнулись, и Дха Чандра ощутил, как Бог входит в него, проникает в сознание, растворяет в себе ничтожную и жалкую человеческую сущность, оценивает его разум, его жизнь, его деяния. Чандра не страшился слиться с Творцом, ибо чувствовал, что Он милостив, и будет не карать, но прощать. И в доказательство сего Он послал слуге Своему знамение, чудное знамение! Бездонное небо, усеянное звездами, плыло перед Чандрой, и на фоне этого бархатного занавеса танцевали апсары, изгибая стройные станы, колебля прозрачные шелка. Воистину божественное зрелище! И воистину божественная мощь переполняла Дха Чандру в тот святой миг!

Потом Творец покинул его, и видение райских небес исчезло. Чандре казалось, что он превратился в глиняный сосуд, из которого вылито вино, в пустой мешок, в обломок безгласного камня, в пень от срубленного дерева, в груду песка или гниющих листьев. Он застонал от горечи потери, и тогда Бог, смилостивившись, снизошел к нему еще раз, повелев, чтобы слуга Его не забывал сытно есть, пить и сладко спать, чтобы он совершал все то, что положено человеку и что отличает человека от дикого зверя.

С тех пор Дха Чандра выполнял божественную во-лю, и святые братья заботливо присматривали за ним – как и за остальными новообращенными, что жили в обители Звездного Творца. К ним ко всем Бог был милостив и щедр; Он не требовал ни молитв, ни постов, ни истязаний плоти, ибо уже получил от каждого то, что было Ему необходимо.

Дха Чандра потянулся к блюду, взял щепотку белоснежного риса и нехотя отправил в рот. Потом он прикрыл глаза и задремал, убаюканный шелестом листьев платана. Дремота его была тихой, мирной и пустой, как водоем без воды; уже два месяца он не видел снов. Он даже не помнил, что это такое – сны.

* * *

Доктор Хорчанский выложил на стол четыре пустые пачки из-под сигарет. Они выглядели грязными и помятыми, но на каждой на алом фоне сиял золотой листок в окружении крохотных звезд. От пачек тянуло едва заметным сладковатым запахом.

– Это было у всех? – спросил следователь.

– Да. Помимо обычных мелочей – спичек, расчесок, носовых платков. Ну, вы понимаете, платки у такой публики попадаются нечасто… – Хорчанский поднял глаза к потолку, припоминая. – Платков было два, еще пара расчесок, ключ, бумажник, кошелек, карандаш и авторучка… А вот спички и коробки из-под сигарет я обнаружил у всех.

– У вас отличная память, доктор.

– Пока не жалуюсь, друг мой, – усмехнулся врач.

– И что же, все четыре случая показались вам сходными?

– Несомненно. Я выяснил это три-четыре дня назад, когда просматривал истории болезней. Понимаете, и в нашей клинике умирают люди, но все-таки мы занимаемся не раком и не СПИДом. Четверо за два месяца для нас рекорд! Причем все скончались при сходных обстоятельствах.

– Вы можете описать их поподробней? – Следователь щелкнул клавишей магнитофона.

– Да, разумеется. Зрачки не реагируют на свет, слабый пульс, одеревеневшие мышцы, нечувствительность к боли, кома… Ну, это, так сказать, признаки внешней патологии; в таком виде пациенты доставлены к нам из учреждений УВД. Но поразительней другое – невероятная, практически полная заторможенность мозговой активности! – Доктор всплеснул руками. – Полное угнетение центральной нервной системы, паралич! Конечно, афазия, утрата почти всех базовых рефлексов, кроме, быть может, дыхательного… Понимаете, друг мой, даже младенец умеет сосать, вопить и двигаться, а эти четверо утеряли не только способность к речи, но и разучились жевать! Мы держали их на внутривенном питании по нескольку дней, но ни один не пришел в себя. Конец был один: медленное угасание, остановка сердечной деятельности, смерть. Забавно, не правда ли?

– Чрезвычайно забавно, – согласился следователь с кривой усмешкой. – Но, если не ошибаюсь, существует несколько причин, способных вызвать такое коматозное состояние…

– Да, и большинство из них относится к криминальной сфере, – живо перебил Хорчанский.

– Вы имеете в виду наркологические препараты?

– Конечно. Но я могу утверждать с полной определенностью, что эти четверо не кололись и ничего не принимали внутрь… ничего известного нам. Мы сделали гистологический анализ – ткани чисты. Нет даже следов алкоголя и никотина.

– И вы предполагаете… – начал следователь.

– …что мы столкнулись с чем-то новеньким, – закончил врач. – Потому я и пришел к вам с этим. – Брезгливо опустив уголки рта, он покосился на измятые сигаретные пачки.

…Минут через пятнадцать, распрощавшись с Хорчанским, следователь выключил магнитофон и извлек кассету. Некоторое время он сидел, прикрыв глаза, прокручивая в голове только что закончившийся разговор. Он был уже немолод, всякое повидал на своем веку и привык серьезно относиться к самым невероятным заявлениям. Тем более что он знал тех, кого такая информация крайне интересовала.

Аккуратно упрятав кассету и сигаретные пачки в ящик стола, следователь потянулся к телефону.

* * *

Сорди, стоявший на самом углу, рядом с зеркальной витриной кафе «Дабл Кроун», стащил свою широкополую шляпу и с недовольным видом принялся обмахивать покрытое влажной испариной лицо. К вечеру жара сделалась еще невыносимей, горячие камни, бетон и асфальт отдавали тепло, превращая город в гигантское подобие финской бани, накрытой тучами смога. Сорди истекал потом, и шляпа в его руках колыхалась с бешеной скоростью.

Что касается Джемини Коссы, то он не испытывал никаких неприятных ощущений. С недавних пор он перестал бояться холода и жары, полицейских дубинок, ножей, ушибов, синяков и переломов; сам дьявол, великий Сатана, сиятельный патрон Черной Роты, оберегал его от всех неприятностей, кроме пули в сердце или в лоб. Это порождало сладкое чувство могущества и безнаказанности.

Заметив подаваемые Сорди сигналы, Косса неторопливо извлек из сумки пулемет, повернулся к перекрестку и пошире расставил ноги. Редкие прохожие еще не успели разглядеть длинный ствол его «файрлорда», как из-за угла вывернул голубоватый восьмиколесный слидер. Роскошный «линкольн-аполло», модель люкс бесшумно и плавно скользил над серым асфальтом, сверкая целой батареей фар и хромированной отделкой дверец; стекла салона были затемнены, и Косса не видел ни шофера, ни людей на задних сиденьях. На всякий случай ему полагалось расстрелять всех в этой шикарной машине, хотя Черную Роту интересовал лишь один из пассажиров.

Джемини прицелился и дважды, с интервалом в секунду, нажал на гашетку. Отдача едва не отшвырнула его к стене, рифленый ствол дрогнул, пули выбили в асфальте канавки шириной с ладонь. Но первая очередь пришлась точно в лобовое стекло голубого «аполло», прикончив водителя; слидер вильнул в сторону и врезался в каменный поребрик.

Такие машины с компактным и мощным электромотором не взрывались и были во всех отношениях безопасней прежних керосинок с их бензобаками, нелепыми двигателями, коробкой передач и архаичной системой охлаждения. К тому же слидеры, посаженные на три или четыре пары колес с двенадцатидюймовыми шинами, могли перевернуться лишь при падении с отвесного горного склона или под напором бульдозера. Что же касается бронированной модели люкс, то она гарантировала своим пассажирам почти полную неуязвимость – в огне и в воде, в горах и на равнине, при столкновении и при обстреле. Само собой, на гаубицы и реактивные снаряды эта гарантия не распространялась; речь шла о ручном оружии – от пистолета до снайперской винтовки включительно.

Но «файрлорд», которым снабдили Джемини, пел песни совсем из другой оперы. Это была дьявольская штучка, предназначавшаяся для стрельбы с турели, закрепленной на палубе корабля или на танковой броне; ни один нормальный человек не сумел бы удержать в руках это грохочущее чудище.

Джемини Косса, однако, не был нормальным человеком.

Он прицелился, краем глаза заметив, как Сорди юркнул в кафе, и прошил «аполло» длинной очередью. Оглушительный грохот выстрелов слился со звоном стекла и гулкими ударами пуль, пробивавших металл дверец, затем где-то неподалеку взвыла полицейская сирена. Самое время уходить – дворами, как предусматривали полученные Коссой инструкции, однако вначале ему полагалось убедиться, что пассажиры слидера мертвы. То был главный и основной приказ, и Джемини Косса никак не мог его нарушить.

Выпустив еще одну очередь, он подошел к машине, наклонился и заглянул внутрь. На заднем сиденье, залитом кровью и усыпанном осколками стекла, скорчились три человека: один – с наполовину снесенным черепом, два других – с развороченной грудью. Жизни в них было не больше, чем в раздавленных тараканах, и Косса, довольно хмыкнув, выпрямился.

Рев сирен стал громче. Он повернулся к перекрестку, поднял тяжелый ствол «файрлорда», намереваясь встретить полицейский слидер очередью в упор, но машин, видимо, было две. Первая тормознула за углом, и выскочившие из нее патрульные с ходу открыли пальбу, вторая накатила сзади.

Этого Джемини не ожидал – вернее, подобный поворот событий не учитывался в полученных им инструкциях. А инструкциям он повиновался с той же истовой верой, с какой адепт внимает словам пророка. Он не мог уйти, а значит, ему оставалось лишь выполнить последнее распоряжение – сражаться и умереть.

Он нажал гашетку «файрлорда», чувствуя, как пули атакующих впиваются в его голени и бедра, дробят колени.

* * *

– Не надо терять надежду, миссис Дикси. – Шериф округа Грейт Фоллз опустил глаза, стараясь не встречаться взглядом с пожилой седовласой женщиной. – Никогда не надо терять надежду, ибо Бог с теми, кто защищает закон и справедливость. Все-таки ваш сын открыл глаза и…

Женщина всхлипнула и полезла в сумочку за платком.

– Да, но он не говорит, мистер Рэндел! Он не может есть! И он… он… – миссис Дикси подавила судорожное рыдание, – он меня не узнает! Ни меня, ни Бет, ни ребятишек! И врачи не понимают, что с ним! Доктор Чандлер сказал: такое впечатление, что ему выжгли мозги!

Тут она не выдержала и разрыдалась.

Шериф протянул руку и сочувственно похлопал по ее дрожащим пальцам.

– Ну-ну, миссис Дикси, не надо так отчаиваться! Чандлер хороший врач, но он не специалист в психиатрии. Мы пошлем Боба в столицу штата… если понадобится, в Бостон, в Нью-Йорк, в лучшие клиники… О расходах вы можете не беспокоиться, такие вещи предусмотрены моим бюджетом. Боб был отличным полицейским…

– Был?.. Был?.. – Женщина вновь залилась слезами.

– Простите, я оговорился. Он был отличным полицейским и он остается отличным полицейским. Травма, полученная им, не смертельна… Собственно, как сказал тот же Чандлер, у него нет никаких повреждений, ни наружных, ни внутренних. Все дело в голове, а голова у Боба крепкая, как у всех монтанцев. Его не так-то просто скинуть с седла, верно? – Он выдержал паузу, продолжая разглядывать свои ладони, крышку стола, телефон – все что угодно, кроме лица посетительницы. – Вот увидите, мэм, еще месяц-другой, и Боба приведут в порядок. Во всяком случае, я никого не собираюсь брать на его место.

Миссис Дикси вытерла глаза и выпрямилась в кресле; костяшки ее пальцев, сжимавших платок, побелели, но больше она не плакала. Сильная женщина, отметил шериф, и пошли Господи ей еще силы, ибо надеяться она может лишь на Него.

– Я хотела бы знать, как это случилось, – произнесла миссис Дикси твердым голосом. – Вы говорили мне и Бет, что ничего нельзя утверждать наверняка, если расследование не закончено. Что же теперь? Вам известно, кто сгубил моего мальчика?

Шериф покачал головой.

– Мы провели расследование, но… но оно не дало результатов. Поверьте, мэм, все делалось самым тщательным образом. Установлено, что той ночью Боб шел за кем-то… Неизвестно, сколько их было, на бетонном покрытии у старой лесопилки не сохранилось следов. Я думаю, что не один человек, так как у Боба в руке был пистолет. Но он не стрелял, не стрелял ни разу! Скорее всего нападение оказалось внезапным и он не успел дать предупредительный выстрел.

– Но кто они? Этот человек или эти люди? Неужели за два месяца вы ничего не смогли установить?

Покрасневшие глаза миссис Дикси наконец-то поймали взгляд шерифа. Он пожал плечами.

– Боюсь, мэм, это все, что я могу вам рассказать. Мы их искали… искали достаточно долго, чтобы я понял: в ближайшее время мы ничего не найдем. Поверьте моему опыту. Возможно, через год или два случится аналогичное дело, и тогда…

«Ви-ти» на его столе требовательно звякнул, и шериф, извинившись, потянулся к аппарату. Экран он отключил, но голос, раздавшийся в трубке, был знаком – слишком часто шерифу приходилось слушать его за два последних месяца.

Не говоря ни слова, он положил трубку и опять уставился на свои руки. С минуту они просидели в молчании, потом миссис Дикси сказала:

– Это… это касалось Боба, мистер Рэндел? Вам звонили из госпиталя?

Ее губы дрожали.

«Если ты хочешь помочь этой женщине, Господи, то сейчас самое время», – подумал шериф и поднял голову.

– Мужайтесь, миссис Дикси, мужайтесь… И помните: вы нужны Бет и детям Боба…

* * *

Огромная чаша радиотелескопа медленно развернулась. Теперь ажурная металлическая конструкция была нацелена в ту точку небесной сферы, где крохотной мерцающей искоркой всходил «Спайер-2». В нужный момент, ни секундой раньше, ни секундой позже, обсерватория Евразийского кольца приняла управление спутником, покинувшим незримые объятия астрономического центра Северо-Австралийской региональной цепи. Пройдет несколько часов, и к дежурству подключится Памирский филиал Института Дальнего Космоса, затем другие русские пункты слежения, пока не настанет очередь Гренландии и Флориды; их вахта будет длиться изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. До тех пор, пока вопросы не получат ответов, пока не рассеется туман, пока смутные призрачные тени не обретут реальность.

Сеть многочисленных обсерваторий и астрономических центров, разбросанных по материкам и островам Земли, не предназначалась для глубокого зондирования космического пространства, хотя в критической ситуации могла выполнять и такую функцию. Но сейчас главными задачами ее были управление и связь с тремя гигантскими орбитальными радиотелескопами, введенными в действие пару лет назад. Именно они, «Спайеры», следили и за далекими звездами, и за просторами Солнечной системы; именно они ловили потоки частиц, электромагнитные излучения, отзвуки космических катастроф, последние стоны коллапсирующих звезд, победный и яростный рев сверхновых. Возможно, в этом шуме и гуле, недоступном человеческому уху, скрывалось еще что-то? Послания, инструкции, приказы, обрывки неведомых знаний, мольбы о помощи или угрозы – то, что исходило не от бездушных звезд и облаков разреженного газа, но от существ, одаренных разумом и чувствами? Земля хотела это знать, если не вся Земля, то ее частица, именуемая Системой.

Эта часть земного бытия являлась не самой малой на планете, но, очевидно, и не самой важной в текущий момент. Впрочем, кто мог предвидеть грядущее? Разрозненные его клочки иногда угадывались «слухачами», однако их смутные пророчества не позволяли обозреть картину в целом. Тем не менее никто не стал бы утверждать, что вероятность всемирного Апокалипсиса, предсказанного еще Нострадамусом, равна нулю; споры велись скорее о его причинах и последствиях. Возможно, война, возможно, новое оледенение, возможно, экологическая катастрофа, демографический взрыв, нашествие из космоса… Что касается последнего исхода, то он все больше представлялся не в виде массированной атаки чужаков, но скорее как тайное, незаметное и длительное проникновение. Вполне вероятно, оно уже началось. То был вопрос вопросов, на который полагалось ответить Системе, первая и генеральная задача, ради которой Система и была создана. Второй и столь же животрепещущей проблемой являлись способы защиты – не бомбы, не боевые лазеры, не ракеты и флотилии космических крейсеров, которых у Земли просто не существовало, но такие средства, что могли бы решить вопрос уже сейчас, в ближайшие годы, а не в отдаленном будущем. И здесь непознанные тайны человеческого разума сулили больше перспектив, чем слепая мощь атомного ядра, во всяком случае в той незримой войне, которую пыталась вести Система.

Но нельзя было исключить и прямую агрессию – более жесткий и страшный вариант развития событий. В этом случае предполагалась своя особая стратегия обороны, пока еще неясная даже в общих чертах, ибо Система существовала лишь пару-тройку лет, все еще напоминая наполовину выстроенный небоскреб. Впрочем, обитатели сего незавершенного здания уже приступили к делу; каждый из них прекрасно представлял, что для разработки стратегии – любой стратегии! – нужна информация. Кто предупрежден, тот вооружен! И потому огромные чаши «Спайеров» кружили и кружили над Землей в безостановочном танце; каждый – чуткое ухо у скважины врат Мироздания.

Однако шепот звезд был невнятен, и к нему не примешивались чужие голоса.

* * *

Офис Шепарда Хилари, бывшего сенатора от штата Монтана, ныне помощника президента по национальной безопасности, располагался в левом подземном крыле Белого дома. Аппарат у Хилари был небольшой, ибо задачей его доверенных специалистов являлось не выслеживание шпионов, не борьба с мафией и террористами, не розыск дельцов наркобизнеса, носителей СПИДа или злостных неплательщиков налогов, а лишь сбор данных, поступавших от всех разведслужб с последующим представлением президенту интегрированной информаци. Для такой работы требовались не мастера плаща и кинжала и не пистолеты с глушителями, но сверхмощные компьютеры и опытные аналитики.

Кто знал об этих людях? Кому были ведомы их имена? Они маячили за спиной Хилари подобно маленькой, но сплоченной когорте, скрывавшейся во тьме безвестности, и лишь их предводитель и глава был на виду; лишь он был известен в лицо, лишь он был политической фигурой, приближенной к президенту и облеченной немалой властью. Однако вывод этот оказался бы слишком поспешным. Знали не только о Хилари, знали и о его сотрудниках – бронированный слидер, изрешеченный пулями в Лос-Анджелесе, служил тому самым непосредственным доказательством.

Это событие произошло в полдень, и вскоре человек, носивший теперь имя Шепарда Хилари и восседавший в уютном кабинете за плотно прикрытыми дверьми, получил о нем самый подробный отчет. Очередью «файрлорда» был расстрелян его ближайший помощник Джеф Сильверсон, отвечавший за связь с ВДО – Всемирной Организацией Разоружения. Террориста, расправившегося с ним, пристрелили полицейские. Этот последний нюанс вызвал у Хилари довольную улыбку, ибо Черная Рота в точности выполнила приказ: Сильверсона ликвидировали и все концы упрятали в воду. Теперь любая информация от ВДО будет поступать лишь в один адрес – в кабинет помощника президента, на его стол! Вернее, в его компьютер, связанный напрямую с машиной их американского отделения, с этим неисчерпаемым кладезем ценнейшей информации. Придет срок, и он – тот, кто звался теперь Шепардом Хилари, – отыщет способ пробиться сквозь систему защитных паролей и вычерпать сей источник до дна! Но даже сейчас секретные справки и меморандумы, пересылаемые ВДО (так называемым ВДО, не без иронии отметил он про себя), давали повод для самых глубоких размышлений. К примеру, данные о некой группе, занимавшейся исследованиями тайо… Он узнал об этом подразделении еще из майской сводки, адресованной президенту; о нем говорилось глухо, полунамеками, но ему хватило и такой информации.