Текст книги "Клим Драконоборец и Зона Смерти"

– Потому как ведьма, – тихо добавил Туйтак и тут же стушевался под взглядом Црыма.

– Ты это о чем, парень? Собственной плетки давно не пробовал? – ласково поинтересовался шут. – Ведьма, значит? Ты про кого такое лепишь? Про графскую супругу и родственницу короля?

Нравом госпожа Хоколь была крутовата и, если не кривить душой, являлась ведьмой, а точнее – ведуньей. Клим познакомился с нею в деревне Плохая Погода, что в Огнедышащих горах, встретил ее перед битвой с драконом и к ней же пришел после сражения, израненный и опаленный огнем. Хоколь короля исцелила, и он, заметив, что ведунья женщина пригожая и статная, усмотрел в том пользу и велел явиться во дворец. О том, как Хоколь лечила графа от эльфийских чар, никому не ведомо, но вскоре обвенчали их в храме Благого, и сделался граф через супругу королевским кунаком-баурсаком.

То была особая форма родства среди мужчин: Омриваль, королева Клима, приходилась сестрой барону Джакусу, Джакус был женат на Терине, племяннице Хоколь, а Хоколь стала супругой Ардалиона. Обе они, Терине и Хоколь, родились в Плохой Погоде и не относились к знати, но в Хай Бории не считалось зазорным графу или барону жениться на крестьянке. Была бы собой хороша да детей рожала, а остальное приложится.

Црым сверлил Туйтака взглядом – и уже отнюдь не ласковым. Издатель «Петли и плахи» начал ерзать и бледнеть, оба барда замерли в тревожном ожидании, Гортензий де Мем мстительно усмехался, а Джакус с печальным видом глядел в потолок.

Все как у нас в собраниях пиитов, подумал Клим. Едят друг друга, жалят и язвят… Ну и отлично! Так и взращиваются таланты! А литературный талант самолюбив, ревнив, к славе жаден, и только повод дай – вцепится коллеге в горло.

Так он думал, но, конечно, это были мысли критика, а не короля. В своей королевской ипостаси Клим знал, что сказать и что сделать.

– Не всякий пиит оседлает Пегаса в свои младые годы, – важно произнес он. – Ты, Гортензий, еще не оседлал, но очень старался. Давай и дальше так! Твори, трудись! Оседлаешь, а там и на Олимп махнешь. Как говорится, через тернии – к звездам.

– Это такое заклинание, господин? – робко спросил Гортензий.

– В каком-то смысле. Что до твоей поэмы… – Клим окинул автора строгим взглядом, и тот затрепетал. – Дрю прав, читать ее в печатном виде сил не хватит, но для декламации стих у тебя вполне подходящий. Так что повелеваю переделать поэму в пьесу, собрать лицедеев и поставить ее на театре. А чтобы трудился ты ретивее, вот задаток. Жалую с правом ношения.

Клим отшпилил орден с крупным изумрудом и вложил его в ладонь Гортензия. Туйтак сглотнул слюну, Дрю с Опанасом завистливо вздохнули, лютнист Каврай облизнулся и с вожделением уставился на орден. Глаза торговца снами увлажнились, на щеках расцвели розы. Гортензий вытер слезинку, поклонился в пояс и молвил прерывающимся голосом:

– Твое величество… благодетель, отец родной… господин мой милостивый… нет слов… Нет слов!

– Хоть ты и отродье пикта, а все-таки поэт, – проворчал Црым. – Как же нет слов? Должны быть, парень! Ну-ка, соберись с мыслями и благодари государя как положено!

Гортензий открыл было рот, но дверь внезапно распахнулась, явив бородатую рожу сержанта стражников.

– Величество! – рявкнул воин. – Гонец из замка! Твою особу видеть желают. По срочным делам!

– Что там еще? – с недовольством отозвался Клим. – Конюшня горит? Или крыша над свинарником просела?

– Нет, государь, дыма не видно и треска не слышно, – сообщил сержант. – Гонец одначе бает про посольство из Нехайки. Значится, от ихнего князька.

– От князя, – поправил Клим. – И что ему нужно?

– Не могу знать, твое величество!

Как уже говорилось, к князю Нехайскому Клим любви не питал. Но любовь любовью, а дело – делом. Мало ли что могло случиться на южной нехайской границе. Вдруг орки вышли из Великого Болота или вылезло на берег Дикого моря какое-то чудище… Представив картину возможных бедствий, Клим резво поднялся и бросил стражнику:

– Скажи, чтоб лошадей подавали! Црым, можешь остаться. А ты, брат Джакус, веди собрание вместо меня. И чтобы без рукоприкладства!

Он вышел на крыльцо, огладил гриву белого коня и вдел ногу в стремя.

Глава 2
Носитель семисвечника

Страна Иундея лежит так далеко, что ни конному, ни пешему до нее не добраться. Нет туда пути-дороги, ибо встают на суше за горами горы, расстилаются за пустынями пустыни, и за дремучими лесами шумят другие леса. Но по морю-океану тоже до Иундеи не добраться, ибо плавают в соленых водах злодеи разбойники и морские чудища, что губят корабли. К тому же куда плыть?.. Известно лишь, что на восход солнца от веницейских земель, держа при том к югу, а дальше – как рассудит Благой Господь. Однако же древние эльфы про Иундею знали, записав те знания в магический кристалл. И дошло от них, что правит Иундеей владыка по имени Иоанн, называемый пресвитером, и что владыка тот богаче всех земных правителей и живет вечно.

Древнее Описание Земель и Стран, Сотворенное Эльфами в Дни Их Могущества и Славы. Переведено на хайборийский королевским магом Дитбольдом для всеобщей пользы и увеселения души

Нехайские послы еще толпились во дворе перед замком и шеренгой стражников в доспехах. Но было это не посольство с важными вельможами, большой охраной и обозом, а рыцарь с полудюжиной конных, все при оружии, в пропыленных плащах и сапогах, покрытых грязью, – значит, скакали борзо. При них имелся возок с поклажей, и в нем, среди кувшинов с пивом и кулей с провизией, сидели двое: старец в пестрых лохмотьях и непонятная тварь – вроде бы человек, но обросший шерстью от пят до макушки. Талию этого существа охватывал широкий пояс из толстой кожи, и такой же кожаный килт свисал до середины бедер. Другой одежды на мохнатом не было.

Около приезжих суетились конюхи и слуги, а Хохат, помощник и правая рука сира Астрофеля, покрикивал на тех и других, приказывал, чтоб лошадей расседлали, всадников накормили, а до того отвели помыться и дали вычистить сапоги. А тех, что в тележке, еще и одели пристойно, а саму тележку разгрузили аккуратно, с бережением, ибо в ней подарки для его величества. Хохат распоряжался во дворе, а поодаль, в тени башни, у лестницы, что вела на стену, стоял граф Ардалион диц Батригей, глава Тайной канцелярии. Стоял спокойно, смотрел на нехайцев и тех, что в возке, с полным равнодушием, но можно было поклясться, что ни одно движение взгляда его не минует и ни единое слово мимо ушей не пролетит.

Герольды, сопровождавшие Клима, спрыгнули наземь, придержали стремя королю. Он бросил поводья, сделал знак стражникам, чтоб не стучали алебардами, и тоже покинул седло. Два конюха бросились к нему, приняли лошадей, набросили попону на королевского жеребца. Старец в возке свесил седую голову – кажется, был утомлен до смерти. Горластые нехайцы бряцали оружием, отряхивали пыль, требовали пива.

Клим направился к Ардалиону.

– Чем могу служить, твое величество? – Граф отвесил изящный поклон.

– Поднимемся на стену, кунак. Хочу разглядеть, что за гости к нам пожаловали.

– Кунак-баурсак, – поправил граф. – Вот если бы ты, государь, женился на троюродной тетке моей супруги, мы были бы кунаками. А в том случае, когда наши жены связаны родством через мужчину, то есть через сира Джакуса, надо прибавлять «баурсак».

– Ладно, не будем мелочиться, – сказал Клим и взошел на стену. Отсюда двор был как на ладони. Конюхи уводили скакунов, нехайцы гурьбой отправились за ними – видимо, к колодцам и в трапезную. Седого старичка вынули из тележки и на руках понесли во дворец. Мохнатый шел сзади, рядом со слугами, тащившими какой-то груз, накрытый рогожей.

Рассмотрев все это, Клим повернулся к графу:

– Кто такие, сир Ардалион? Откуда прибыли и зачем?

– Старец – посол из Иундеи, а волосатый при нем то ли охранник, то ли слуга, – доложил граф. – Плыли к нам на веницейском корабле, но разыгралась буря и бросила судно на скалу. Набежали тавры, кого побили до смерти, кого в неволю взяли, а товары веницейские разграбили. – Ардалион пожал плечами. – Дикое море, государь, дикие нравы… Однако пленным повезло: шел за солью нехайский караван с сильной охраной, и наткнулись они на стойбище тавров. Дикари сбежали, а нехайцы, взяв послов, доставили их князю. Ну а тот, не мешкая, отправил к нам.

– Хорошо, это ему зачтется, – промолвил Клим, щурясь на клонившееся к закату солнце. – А теперь скажи мне, что за страна Иундея, где лежит, кто правит в ней и какая нужда им слать посольство в наши палестины?

– Того не ведаю, государь. Края далекие, за семью горами и семью морями. Где-то на юге их королевство.

– Надо же! – удивился Клим. – А я думал, что на юге у нас только Великое Болото, а за ним – орки да гоблины.

– Это другой юг, твоя милость, тот, что супротив восточных земель, – пояснил Ардалион. – Ты у сира Дитбольда спроси, он знает.

– Спрошу. А что меня так срочно звали?

– Старец, как проехали ворота, закричал: «К королю! Немедля к королю!..» Отправили гонца, а старец, похоже, сомлел с дороги и запросился спать. – Склонив голову, Ардалион добавил: – Прости, что оторвали тебя от важных дел.

По губам Клима скользнула улыбка.

– От очень важных! Гортензий де Мем поэму представил, написанную с твоего соизволения. Читал?

Брови графа приподнялись и опустились. Ему было за пятьдесят, но он сохранил бравый вид и рыцарскую выправку. Глаза ясные, на лице ни морщинки, только в волосах седая прядь.

– Читал, государь.

– И как?

Ардалион неопределенно повел плечами.

– В поэзии, как и в любви, все дозволено. Если поэт желает, чтобы Данила прыгнул со стены и разбился, так тому и быть. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Протянув руку, Клим стиснул плечо графа, всмотрелся в его темные глаза. Кунак не кунак, а друг и соратник – это точно. Надежный, умный, преданный…

Он бросил взгляд на меркнущее небо и произнес:

– Лишь в поэзии все дозволено, все, что можно придумать. Смерть Данилы фантазия, мираж, и я этому рад. Рад, что ты со мной, что развеялись чары, что есть у тебя супруга и теплая постель.

– Временами даже жаркая, как печка, – сказал граф и ухмыльнулся.

Аудиенцию послу из дальних стран Клим назначил после второго завтрака. Трапеза эта была отчасти символической – сходились на нее вельможи и советники, пили кисель и пиво, закусывали рыбным пирогом и обсуждали с повелителем насущные проблемы. Касались они финансов и строительства, набора воинских полков, фортеций, возводимых в пограничных землях, торговли солью с гномами или истребления драконов, обитавших в Огнедышащих горах. Но сегодня говорили не о делах практических, связанных с гномами либо драконами, а о державе, лежавшей так далеко, что в Хай Бории ходили о ней байки да легенды, никем не проверенные. Собственно, говорил Дитбольд, королевский маг, а остальные слушали.

– Ежели ехать прямо на юг, упремся мы, как всем известно, в Великие Болота, полные тварей зубастых и хищных чудищ, а за трясиной той будут края гоблинов и орков. На закат от них – Дикое море, и по водам его можно добраться до западных стран, до веницейцев и фрязинов, а после – до островов, где обитают пикты и гишпанцы. На восход же простерся океан неведомый, с морскими змеями и тритонами, с бурями, ветрами и травой, что растет со дна, не давая кораблям прохода. По другую его сторону и лежит Иундея, Обетованная земля, с великими градами Бомбай, Шадизар и Завулон. Реки там текут молоком и медом, дворцы там крыты золотом, дороги – серебром, а царствует в этом краю пресвитер Иоанн, почитающий Благого Господа. Богатства его бессчетны, воинов тьма, и ездят те воины на огромных зверях с двумя хвостами – один хвост спереди, а другой сзади. Ростом же звери с трех быков, зубы у них длиной с оглоблю и тоже окованы золотом.

Сир Дитбольд говорил об этом, прихлебывая кисель из клюквы и посматривая в свиток с описанием земель и стран. Свиток был не бумажный, а из пергамента, текст переведен с эльфийского. Слушая мага, Клим размышлял об иундейских чудесах и удивлялся, как добрались до него посланцы из столь отдаленных областей – не с помощью ли волшебства? И другой вопрос его тревожил: коль держава их обильна и сильна, к чему им Хай Бория? Желают союз заключить или объявить войну? Хотят торговать или сосватать для сынка пресвитера девицу попригляднее? Или дракон им нужен для зверинца и пара шерданов? За дальностью стран все эти поводы были нелепы, как камзол с тремя рукавами.

Казначей Хапача достал из пояса монету, полновесный золотой, и подбросил на ладони. Новая чеканка, отметил Клим; на аверсе – дракон, герб государства, на оборотной стороне лица королевской четы в профиль.

– А хорошо ли в Иундее золото, коим крыши кроют? – с сомнением спросил казначей. – Наше-то самой чистой пробы. А в иундейском, может, хитрость какая? Серебром разбавлено или меди половина?

– Думаю, медь, а сверху позолота, – фыркнул градоначальник Тигль диц Марем, знавший толк в строительстве. – Крыша, она прочности требует. И лучше для нее не золото, не медь, а черепица.

Сир Ротгар Кровавый, военный министр и граф Киммерийский, поскреб за ухом и осведомился:

– Эти звери, что ростом с трех быков… Сражаться с ними как? Ни мечом, ни копьем не достанешь, разве что стрелы метать. В бою такое негоже. Стрела, известно, дура, а меч молодец.

Дитбольд на эти реплики не ответил, сидел себе в кресле, прикрыв зеленые эльфийские глаза, да поглаживал бороду. По синему его камзолу блуждали золотые звезды, то забираясь под воротник, то начиная ползать по плечам и рукавам. Под пальцами мага в седой бороде вспыхивали и гасли крохотные искорки.

– А скажи мне, кудесник, есть ли в Иундею путь посуху? – спросил Клим, отодвинув кружку с пивом. – Чтобы не плыть морями, а пройти с торговым караваном или даже с воинством? Есть ли такая дорога?

Маг встрепенулся, развернул свиток и что-то пробормотал на эльфийском. Сияющие письмена поплыли перед ним, изгибаясь радугой, что упиралась обоими концами в пергамент.

– Сухопутной дороги нет, государь, даже малой тропки не проложено, – сказал Дитбольд. – Путь, что ведет от нас к Огнедышащим горам и далее в Эльфийский Лес, там и кончается. За эльфами на востоке – дебри да пустоши, пустоши да дебри, буреломы, трясины да хищное зверье незнаемой породы. Гиблые места! Но если миновать их, будет река преогромная, и течет она на юг, прямо в край иундейский. Только как до нее добраться?

Никак, ибо нужды в том нет, подумал Клим и встал. Истории мага были закончены, а с ними и трапеза.

Послам, которых принимали с честью, Клим давал аудиенцию в тронном зале. Обширное помещение с высоким, заново вызолоченным потолком, с двумя рядами колонн и широкими стрельчатыми окнами было залито солнечным светом. Со стен свешивались знамена, под ними сверкало оружие, шлемы, доспехи, секиры и мечи, свидетельства былых побед. У входа Клим велел развесить недавнюю добычу, взятую у орков: огромные топоры, устрашающие шипастые палицы, щиты и панцири из кожи болотных аллигаторов. В противоположном конце зала сверкал на возвышении трон с драконом, простершим крылья над сиденьем и спинкой. От него по обе стороны – кресла советников Левой и Правой Руки, которых насчитывалось шесть: маг Дитбольд, казначей Хапача, столичный градоначальник Тигль, военный министр Ротгар, блюститель дворцовых покоев Астрофель и, разумеется, королева. Ее позолоченное кресло стояло у самого трона, под правым драконьим крылом. Кроме сановников были здесь шут Црым, сидевший в ногах у короля, и рыцари личной королевской стражи сир Вардар Сокрушительный и сир Персен Смертоносный. Эти командовали эскортом из сорока гвардейцев в броне и с обнаженными клинками.

Иундейскому старцу, в знак особого почтения, тоже поставили кресло. Старец вроде бы отошел от дорожных мытарств: борода расчесана, на впалых щеках румянец, глаза как темные агаты. Обрядили его в белую просторную хламиду, не скрывавшую, однако, что посланец худ и костист, с длинными тощими руками и ногами. Кожа у него была смуглая, черты лица – благообразные, и в придачу к бороде спускались по щекам густые пейсы. Его мохнатый спутник в кожаном килте переминался с ноги на ногу за креслом старика. Под боком у мохнатого стоял довольно большой ящик или сундук, накрытый теперь не рогожей, а полотном.

Поднялся сир Астрофель, стукнул в пол жезлом и торжественно провозгласил:

– Его величество Марклим андр Шкур Победоносный, король Хай Бории и сопредельных земель, гроза орков, гоблинов и драконов, милостью Благого Господа владыка над людьми и нелюдью! Король повелевает начать аудиенцию. Посланник из дальних стран может его приветствовать.

– Аве, цезарь! – тут же выкрикнул старец высоким тонким голосом. Затем пал на колени, стукнул лбом в пол и представился: – Ашрам Абара, носитель семисвечника за тенью великого пресвитера, его посланец и твой раб, владыка. Чтоб я так жил! Наконец-то я вижу светлые лики государя и всех его славных приспешников!

Клим слегка склонил голову.

– Садись, почтенный. Сядь и поведай нам о злоключениях, что выпали тебе на пути в наши земли.

Ашрам Абара повиновался и начал рассказ о том, как отплыл он со слугами и помощниками из стольного града Бомбай на судне из флота пресвитера, крепком корабле о пяти мачтах и ста парусах. Капитан и мореходы были людьми отважными, и хотя встречались путникам сирены, тритоны и чудища морские, а временами пираты на быстрых галерах, от всех они отбились и приплыли на Большие Черепашьи острова, куда захаживают уже полвека веницейские суда. Дальше путь на запад знают только веницейцы, и потому выбрал Ашрам прочную каравеллу, отсыпал, сколько спросили, золота и сел на этот корабль со всей своей свитой. Поплыли они к Дикому морю узким проливом, где с юга – жаркая пустыня, а с севера – джунгли, край орков и гоблинов, и в первые дни было все благополучно. Но как вышел корабль в Дикое море, разыгрался шторм и погнал каравеллу не к веницейским землям на западе, а на северо-восток, где и швырнул на скалы. И лишь перебрались они на берег с разбитого судна, как набежали тавры, побили мореходов и людей Ашрама, а самого посла и слугу его чудного видом потащили в стойбище, надеясь на выкуп. К счастью, выручили их нехайцы.

Посланец говорил на хайборийском, как на родном, и не было сомнений, что Ашрам Абара не просто носитель семисвечника, а человек бывалый, дипломат и царедворец, знаток чужих обычаев и дальних стран. Клим слушал его, разглядывая мохнатого слугу, и чем больше смотрел, тем больше изумлялся. Уши у этого существа были заостренными и свисали двумя лопухами, шерсть покрывала тело и лицо, кроме глаз и широкого черного носа, челюсти выдавались вперед, и временами, когда мохнатый облизывал нос языком, в огромной пасти виднелся частокол зубов с острыми клыками. Не орк, не гоблин, и на вампира тоже не походит, думал Клим. Вурдалак, оборотень? Вряд ли, вид совсем не зверский… Это создание напоминало лешего из русских сказок, но не злобного, а с добродушной мордой сенбернара.

Ашрам закончил свою повесть. Советники, рыцари и королева слушали как зачарованные. Клим их понимал – не всякий день встретишь странника из дальних краев, проплывшего на судне половину мира. Надо же, из царства пресвитера! На Земле места ему не нашлось, ни царству, ни самому Иоанну, но, как утверждал маг Дитбольд, то, что в реальности Клима Скуратова считали фантазией, в хайборийском мире было вполне осязаемым. Эликсир силы, семимильные сапоги, джинн из бутылки, Голем раввина бен Бецалеля, даже машина времени из романа Уэллса – все это здесь существовало, как и царство пресвитера. Возможно, тут и Атлантида есть, подумал Клим. Атлантида, Эльдорадо, Шамбала и снежный человек…

Милостиво кивнув старцу, он промолвил:

– Теперь, почтенный Ашрам, поведай, что привело тебя в Хай Борию. Зачем твой властелин отправил посольство в столь далекую страну? В чем у вас нужда? Хотите ли вы породниться с каким-то нашим знатным домом или торговать? Либо предложите иное выгодное дело?

Носитель семисвечника выпал из кресла прямо на колени, снова приложился к полу лбом и возопил:

– О великий цезарь! Не выгоды ищем мы, а спасения! Истинно вещаю: спасения, и только! За тем меня и послали, ибо дошла до нас весть о великом твоем могуществе. И уповать мы можем лишь на тебя!

От вопля его Омриваль вздрогнула, а шут, сидевший у ног короля, икнул, словно подавился свиным хрящиком.

– Не кричи, не пугай мою королеву, – сказал Клим. – Сядь и поведай нам, что за беда у вас приключилась. Орки идут войной? Или драконы стали жечь пальмы с ананасами? Или горох не уродился?

– Если бы, о цезарь! Если бы! – произнес Ашрам тоном ниже. – Постигло нас бедствие еще ужаснее. В один из дней раскрылись небеса, и выпала из них хвостатая звезда, а затем стрелой воткнулась в землю. Встал в том месте яростный огонь, столб пламени огромный, как гора! А когда утих огонь, вышли с пепелища твари жуткие, непонятные и разные видом. Одни как зверь-восьминог, другие как жуки, а есть подобные мышам летучим или вообще без обличья, вроде мглы или тумана. И принялись те твари лес сводить, дома палить, а людей и скот сжирать без разбора. Ни меч их не берет, ни стрела, ни копье. Убедившись в своем бессилии, владыка мой и отправил к тебе посольство. Отправил, прослышав, что в землях Запада явился истинный король великой магической силы. И я, раб твой, лишь уста владыки Иоанна, и говорят они: помоги! Спаси нас и наше царство!

В зале будто повеяло холодом. Омриваль побледнела, Дитбольд с мрачным видом вцепился в бороду, другие советники хмыкали, хмурились и переглядывались. Молчание нарушил Црым, он позвенел бубенцами и спросил:

– В каком же нынче ваше царство состоянии? Все грады порушены, поля сожжены, а люди побиты? Так, что ли?

Взгляд старца обратился к королю.

– Должен ли я ответить этому человечку в пестром лапсердаке? Что повелишь, о цезарь?

– Должен, – подтвердил Клим. – Ты – уста владыки Иоанна, а этот шут – мои уста. Не всегда, но временами.

– Тогда скажу, что огонь небесный пал на севере царства, в Тангутской провинции. Там дремучие леса и мало деревень, но твари движутся на юг, к нашим городам и храмам. Дорога до Иундеи неблизкая, и если ты, государь, захочешь нам помочь, то пока доберешься, будут те чудища уже у Завулона.

– Если я захочу вам помочь, то доберусь в царство ваше дня через три, – заметил Клим. – А теперь подумай, все ли ты сказал, почтенный? Или желаешь что-то добавить?

– Желаю. – Ашрам повернулся к своему мохнатому слуге и ящику под полотняной тканью. – Стыдно мне, о цезарь, что прибыл я в твой дворец с одним-единственным подарком. Но все сокровища, что посланы моим владыкой, все драгоценные каменья и золотые украшения, одежды и прекрасные шелка, вещицы резные из яшмы, нефрита и кости, – все, все досталось безбожным дикарям. Жалко и стыдно!

– Не жалей и не стыдись. Алмазов пламенных у нас своих хватает, – молвил Клим. – Так что там у тебя?

– Один дар, зато самый ценный. Хвала Благому Господу! Хотели тавры его съесть, да побрезговали.

По взмаху его руки мохнатый откинул ткань. Под ней оказался не ящик, не сундук, а клетка, затейливо сплетенная из прутьев. В клетке сидел кот – огромный, серый в темных полосках котяра с мордой в два кулака. Он был так велик, что Клим сначала принял его за рысь или за оцелота. Но зверь несомненно являлся котом – очень странным, ибо морда его выражала некое чувство, весьма похожее на отвращение.

– Котик! – воскликнула Омриваль, вытянув в удивлении шею. – Котик! Какой большой!

Советники зашумели, сир Персен выпучил глаза, у сира Вардара отвисла челюсть, а Црым снова икнул. Кот покосился на шута зеленым глазом и презрительно зевнул.

– Это что ж такое? – спросил Клим, вставая. За ним поднялись Омриваль и все советники.

– Это, государь, – произнес Ашрам Абара, – по-нашему хатуль мадан, а по-вашему – кот ученый. Баюн! Направо пойдет – песнь заводит, налево – сказку говорит. А еще ведомы ему все пути на белом свете, так что по дороге в Иундею будет он тебе полезным спутником.

– Мрр-мяу, – подтвердил кот. Затем дернул усами, разинул пасть и произнес вполне отчетливо: – На рруки ммне бррать, ммне гладить, за хвост ммне тянуть. Дети тут есть?

– Есть один, но совсем маленький, – сообщил Клим в полном ошеломлении.

– Ммне террплю детей! Меррзкие, меррзкие! Чтобы близко ммне подходил!

Вымолвив это, кот свернулся в клубок и прикрыл морду хвостом. Советники и рыцари столпились вокруг клетки, разглядывая диво дивное, говорящего кота, но тот вниманием их не удостоил.

Старец же Ашрам Абара тихо произнес, что кот зело мудр и учен, а потому на прочих тварей божьих, включая человеков, смотрит свысока. К чему надо привыкнуть и близко к сердцу не принимать.

– Ладно, разберемся с этим усатым-полосатым, – сказал Клим. – Ты, почтенный Ашрам, отдыхай, а о просьбе вашего владыки я подумаю. Буду совет держать с королевой и ближними боярами.

Он взял Омриваль аккуратно под руку, кивнул Дитбольду и направился в свой кабинет. За королевской четой и магом шагали Црым и два гвардейца, тащившие клетку.

Кот вроде бы спал, но временами усы его подрагивали, кончик пушистого хвоста отодвигался, и наружу выглядывал хитрый зеленый глаз.

Дремлющего кота устроили в кресле. Джинн Бахлул ибн Хурдак завис над ним в воздухе, изучая волшебного зверя, и бормотал тоненьким голоском: «Восторг души и сердца! Настоящий барс, к тому же говорящий! Даже у Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! – такого дива не имелось! Жемчужина среди котов, мудрец хвостатый!» Кот мурлыкал и пошевеливал усами – видно, хоть и был учен, а на лесть падок. Что до Клима, мага и королевы, то они в молчании сидели у стола. Король с чародеем наверняка размышляли о просьбе Ашрама, а о чем думала королева, не мог сказать никто. По ее челу, обычно ясному, скользили тени, губы были сомкнуты, и на кота она взирала с подозрением и тревогой. Возможно, оттого, что в опочивальне спал ее маленький принц, а кот признался, что детей не любит.

Под столом прозвенели бубенцы, и Црым просунул голову между креслами короля и мага.

– Что молчите, господа хорошие? Что тут думать? Идем в Иундею супостата воевать! Слава королю и хайборийскому оружию! До моря-океана доберемся, омоем в нем сапоги и стяг водрузим над солеными водами! Всех иундейцев в подданство примем. А еще…

– Замолчи, дурилка! Тоже джигит на борзом коне… Ни к чему нам дешевые лозунги, – строго оборвал его Клим. – С кем воевать? Что мы об этих квазимодах знаем? Небо, видишь, раскрылось, пала звезда, и вышли твари жуткие… Это фигура речи, а не стратегическая информация. Значит, разведка нужна. Разведка и осторожность.

– Воистину так, – согласился Дитбольд. – Вчера, узнав про посланца из Иундеи, заглянул я в свой магический кристалл, но тварей жутких не увидел. Иундея как Иундея… Кстати, прав градоначальник Тигль – крыши там не золотые, а позолоченные. И то слегка.

– Не увидел, – повторил Клим. – И что это значит, сир-кудесник?

– А то, государь, что тварей этих скрывает злое волшебство либо они вообще не из нашего мира. Не оборотни, не драконы, не циклопы и не гоблины. Пришлецы!

Омриваль молчала, но хмурилась все заметнее. Црым поерзал на полу, почесался и заметил:

– Насчет разведки дельная мысль, твоя милость. Взять с собой рыцарей из лучших, корабль у веницейцев купить, моряков нанять и ходом прямым в Иундею. Полсотни хватит, ежели рыцари будут вроде сира Вардара или сира Персена, прыткие такие громилы и на здоровых битюгах.

Клим только рукой махнул:

– Какие рыцари, какие корабли! Год будем ехать и плыть, а в семимильных сапогах я за три дня доберусь. Взгляну, что там за чудища, тогда и станем совет держать.

Омриваль нахмурилась еще сильнее и топнула ножкой. Редко она мужу прекословила, и если чего хотела, добивалась улыбками и лаской. Но тут щеки ее покраснели, очи вспыхнули, и меж бровей пролегла упрямая складка.

– Одного не отпущу! Ты, дорогой, не забудь – сын у тебя, жена и целое королевство. Вздумал в одиночку рисковать! А если пропадешь?

– В тех крраях прропасть запрросто, – подтвердил котяра, раскрыв зеленые глаза. – Грроша за корроля не дам, чтоб я так жил.

Он снова зажмурился и лениво повел хвостом.

Нагнувшись, Клим подхватил шута под мышки, приподнял и посадил обратно на пол. Гном был малый упитанный, однако сир Персен весил втрое больше, а сир Вардар – вчетверо. Причем без доспехов.

– Годится! Его и возьму в компаньоны. Еще кота, чтобы дорогу показывал. Шута и кота… Отличная команда!

Омриваль кивнула. Шут был ее давним наперсником и хранителем тайн – еще с того времени, когда она, скрывая свою истинную сущность, служила оруженосцем короля. Шуту она доверяла, ибо невеликий ростом Црым отличался хитростью и дьявольской изворотливостью. То было наследие гномов с Северных гор, отточенное в дворцовых интригах.

Джинн Бахлул покинул кота и опустился на королевское плечо.

– Когда выступаем, о шахиншах? Надеюсь, скромный слуга твоего величия забыт не будет? Ибо сказано мудрецом: один – не воин, двое – не совет, а трое – и совет, и войско.

– Видишь, нас уже трое, не считая кота, – молвил Клим, обнимая жену. – Вполне солидная экспедиция. Ты довольна, милая?

Положив ладонь на полную грудь, Омриваль вздохнула.

– Берегите моего короля – ты, Црым, и ты, Бахлул. Он великий воин, но у него только два глаза и две руки. В этот день не могу я пойти с ним, встать с оружием за его спиной, быть его защитой, его глазами и руками. Поручаю это вам. Воля моя такова: чтобы вы вернулись в благополучии и здравии.

Голос ее отзвучал, и наступила тишина. Однако ее слова не исчезли, не растворились бесследно. В воздухе вдруг вспыхнули огненные письмена, а потом стены замка поглотили их, будто бы став надежнее и крепче. Хоть не владела Омриваль даром волшебства, но наказ ее был королевским и потому имел силу заклятия.

– Сказано как подобает королеве и супруге рыцаря, – нарушил молчание старый маг. – Ты повзрослела, дитя мое. Да будет воля твоя исполнена! – С этими словами Дитбольд склонил голову перед Омриваль, а затем повернулся к королю. – Значит, решено, мой господин? Ты принял к сердцу мольбу о спасении и хочешь помочь этой стране?

– Если удастся, – сказал Клим. – А ты, сир Дитбольд, расспроси нашего гостя о его родине и запиши все, что он поведает. Вот, к примеру, его слуга… Что за существо такое? Может, он из волосатых эльфов?

– Почему ты так решил, государь?

– Уши у него острые и одежды мало.

Дитбольд улыбнулся:

– Волосатых эльфов не бывает, у них волосы растут лишь на голове. Я хайбориец с примесью эльфийской крови и потому смог вырастить это украшение. – Маг расправил усы и погладил бороду. – Но знал бы ты, государь, каких это стоило трудов! Сколько я извел волшебных эликсиров, притираний и мазей! Сколько заклинаний произнес!