Текст книги "Бёглер"

Когда в ночной тишине стих быстрый стук копыт, с тщательно замаскированных лёжек по обе стороны тропы встали двое: в касках, пятнистой амуниции и неудобных, похожих на кожаные латы, противомагических жилетах.

– Видел? – негромко спросил один у другого.

– Мёртвый кадет на лошади, – кивнул второй. – Призрак с серебряной головой. Упокой господь погибших пацанов… Ну что, капрал, поднимаем оцепление и идём зачищать посёлок от чалхе?

– Да, пора. – Капрал вытащил из-под жилета табельный свисток на цепочке, подал уставной сигнал; пронзительная трель пронеслась над посёлком, слышимая даже с другой его стороны. Поднятые сигналом арбалетчики направились к домам – оцепление было плотным, мышь не проскочит! Что уж говорить об ар-чалхе.

Тем более уже с полчаса как дохлой.

Рассвет Дастин встретил в пути: иногда пересаживаясь с коня на коня, чтобы облегчить бег уставшему скакуну, он мчался прочь от посёлка, ставшего могилой его друзьям, и от училища, начальник которого предал их. Дастин не сомневался, что афёра с охотой на несуществующего оборотня была организована при непосредственном участии генерала Матиаса. То-то он выглядел таким угрюмым, разрешая поездку в посёлок лесорубов. Хотя, возможно, на генерала серьёзно надавили, недаром же в истории замешан сам Канцлер – правда, со слов ар-чалхе Егянды… Вряд ли она лгала, какой ей в том прок.

Кадет ехал не выбирая дороги, не выясняя пути у встречных: сворачивал на перекрёстках где придётся и держал направление куда станется. Уж куда-нибудь, да приедет! В какой-нибудь город, где можно продать коней и оружие, а вырученные деньги потратить на магов-лекарей, на избавление от колдовской болезни. Или же, если она не лечится традиционными методами, то на поиск нужного способа, Егянда упоминала о нём. Каким бы тот способ ни был.

Нечастые вынужденные остановки сильно раздражали Дастина, но деваться было некуда: скакунам хоть изредка, но требовался отдых.

Ближе к полудню ездок въехал в небольшой городок. Как он назывался, где расположен, чем исторически примечателен – Дастина не интересовало, ему требовался лишь местный рынок, вернее ряды, где торгуют лошадьми. А ехать дальше (в курортный город Номольф, где, как вспомнил Дастин, проживают старые опытные маги, в том числе и известнейшие лекари) можно и на междугороднем дилижансе. Причём с куда большим комфортом, нежели верхом.

Прежде чем отправиться на рынок, надо было дать отдохнуть коням – нельзя выставлять скакунов на торги в усталом виде. И хотя денег у парня было под обрез, он всё же заехал на ближайший постоялый двор, где коней не только напоили-накормили, но и вычистили – за дополнительную плату, разумеется. Сам же Дастин обошёлся уличной водоколонкой, тщательно смыв где только можно потёки засохшей крови: сейчас, при солнечном освещении, они казались чёрными как смола. Вполне возможно, что кровь выглядела серебряной только в лунном свете, или же когда была свежей, не запёкшейся – так или иначе, но проверять эти предположения Дастин не собирался.

Арбалеты кадет удачно продал прямо там же, на постоялом дворе. Четверо проезжих горцев – в обязательных, несмотря на жару, папахах, в запылённой дорожной одежде и при кинжалах – сами обратились к Дастину с предложением о покупке оружия. Торговались недолго: парень отдал и арбалеты, и запас посеребрённых болтов к ним, подарив заодно перемётную суму сержанта Маркуса с ненужными бутылками вина. Покупатели, как водится, собрались «обмыть» совершённую сделку, тем более что и вино под рукой, но Дастин наотрез отказался – впереди предстояла продажа коней на рынке. Горцам кони не требовались, свои имелись, однако в качестве ответного подарка они со знанием дела оценили скакунов Дастина, назвав их нынешнюю рыночную стоимость. Сумма получалась знатная, потому «оценщики» настоятельно порекомендовали Дастину по продаже немедленно уезжать из города. На том и распрощались: вооружённые до зубов горцы ускакали по своим непростым горским делам, а кадет отправился на рынок.

В практике существует довольно любопытная закономерность – чем меньше город, тем популярнее у его жителей центральный рынок и кладбище. У случайно приехавшего в такой городок постороннего человека зачастую создаётся обманчивое впечатление, будто все горожане заняты только двумя наиважнейшими для них делами: торговлей и похоронами. Впрочем, иногда эти понятия весьма и весьма взаимосвязаны, особенно когда дело касается крупных сумм.

Рынок встретил Дастина шумом-гамом, бьющей по глазам пестротой красок и лавиной запахов.

Зычно кричали продавцы, расхваливая свой разложенный на прилавках товар; азартно торговались покупатели, верно ожидающие, что их непременно обманут; там и тут играли на скрипках, гитарах и гармошках бродячие музыканты. Единственно кто не шумел – скользящие в толпе жуликоватого вида личности, не интересующиеся куплей-продажей и занятые несколько иного вида промыслом.

Полотняные навесы над прилавками были раскрашены в разный цвет, издали напоминая весёлую калейдоскопную картинку. А запахи от жарящихся пирожков, булочек, сосисок и приправленного жгучими специями мяса могли вызвать приступ острого аппетита даже у объевшегося обжоры, не говоря уже о изголодавшем кадете.

Дастин недовольно поморщился: базарный шум, яркие цвета и особенно резкие запахи подействовали на него одуряющее. Того и гляди сознание потеряешь, особенно после бессонной, голодной ночи! Купив у первого встречного продавца полдюжины пирожков с мясом, парень отправился продавать коней.

Площадка для торговли лошадьми находилась сразу за входом на рынок: выставленная на торги пара крестьянских лошадок, тощих и заморенных, мало кого интересовала. Потому четвёрка свежих коней вызвала у покупателей живейший интерес, но предложенные суммы были далеки до назначенной горцами цены. А отдавать скакунов по дешёвке Дастин, разумеется, не хотел. В конце концов покупатели, видя что кадет знает стоимость своего товара, на время отстали от парня: торговый день ещё не закончился, пускай постоит на жаре, помается, а к закрытию рынка, глядишь, станет гораздо сговорчивее. Так, наверное, и случилось бы, если б не цыгане.

Двое бородатых, неброско одетых цыган под предводительством старой цыганки – то ли их матери, то ли таборной знахарки, – пришли на торговую площадку явно не случайно. Наверняка им кто-то сказал о продаже коней: слухи по рынку разносятся очень скоро! Направившись прямиком к коням Дастина, пара бородачей без лишних слов принялась их осматривать; цветасто наряженная цыганка, раскурив кривую трубочку, стояла в стороне и молча наблюдала за происходящим. Наконец бородачи закончили осмотр: подойдя к старшей, они сказали ей что-то вполголоса, на что та согласно кивнула и приступила к торгу с кадетом. Собственно, торга как такового не случилось – парень назвал цену, а цыганка, как ни странно, сразу на неё согласилась. Это показалось Дастину подозрительным, но иных вариантов всё равно не предвиделось; кони были тут же проданы "как есть", с сёдлами и уздечками. Помня наставление горцев, кадет поспешил убраться с рынка: глупо рисковать серьёзной суммой в непредсказуемой базарной толкучке.

В первой попавшейся кожевенной лавке Дастин купил наглухо застегивающуюся дорожную сумку – твёрдую, с крепким наплечным ремнём, в толчее незаметно не срежешь – куда и спрятал деньги. В самом деле, не таскать же объёмистую выручку в карманах полевой формы!

Приобретя на конной станции билет до Номольфа (проходящий экспресс-дилижанс повышенной комфортности, прибытие и отправление в полночь), парень отправился погулять по городу, предусмотрительно держась подальше от рынка. Дастину вовсе не хотелось сидеть в душном, прокуренном зале ожидания, тем более когда до прибытия-отправления междугороднего дилижанса ещё предостаточно времени. Да и нормально поесть совсем не мешало – пирожки оказались неважной заменой полноценному обеду.

Встречи с армейским патрулём Дастин не опасался. Судя по тому, что за весь день он ни разу не видел на улицах хотя бы одного военнослужащего, никаких армейских подразделений здесь не дислоцировалось. Но даже если бы они были, и даже если бы Дастина задержал военный патруль для проверки документов, то и тогда не возникло б проблем. В выданном канцелярией училища командировочном предписании указывалось, что кадет Дастин отправлен в составе группы для выполнения особого поручения сроком на три дня: фирменный училищный бланк, гербовая печать, генеральская подпись. Комар носа не подточит.

Ну а то, что группа уже сутки как погибла, кому оно нужно знать?

На будущее – отметил для себя Дастин – необходимо избавиться от училищной формы и оружия. Жаль, конечно, форму, а пуще того шпагу – но гражданским лицам, если они не дворяне, носить её не положено.

Незаметно наступил вечер. Солнце окончательно спряталось за городские дома, стало быстро смеркаться: на улицах там и тут начали зажигаться фонари. Дастин, решив что достаточно поглядел на неинтересный ему городок и достаточно отведал разных блюд в местных харчевнях, не спеша направился к конной станции – до прибытия полуночного дилижанса оставалось ещё два-три часа.

Возвращался кадет к станции другим путём, через небольшой, но густой парк. Похоже, особой популярностью у горожан тот парк не пользовался: был он тих и безлюден. Хотя, скорей всего, Дастин попросту оказался в момент «пересменки» – когда гулявшие весь день пенсионеры и мамаши с детьми наконец-то ушли, а влюблённые парочки, местные хулиганы и непритязательные любители выпивки на природе ещё не подтянулись к своим облюбованным местам.

Кадет дошёл почти до выхода из парка – уже были видны близкие фонари на конной станции и слышны разговоры скучающих в ожидании пассажиров, – когда впереди от высоких кустов, растущих по обе стороны заасфальтированной дорожки, отделилась тёмная фигура. В свете поднявшейся луны Дастин без труда опознал одного из давешних цыган, тех, что купили у него коней: в руке бородач держал нож с непомерно длинным, хищной формы клинком. Намерения цыгана были понятны без слов; кадет вынул шпагу из ножен и, не уменьшая шага, продолжил путь. Цыган заступил парню дорогу, сказал негромко:

– Эй, чаворо, отдай наши деньги и мы разойдёмся по-хорошему. Ладно?

– Нет, – тоже вполголоса ответил Дастин, направив клинок шпаги в сторону противника и стараясь обойти разбойника стороной: кадет вовсе не собирался затевать ненужную резню, куда ножу до боевого оружия. – Не ладно. Только убив меня.

– Как скажешь, – ровно ответил цыган, – твой выбор.

В кустах за спиной Дастина зашуршало и в тот же миг что-то сильно ударило его под левую лопатку; спину и грудь пронзила невыносимая боль. Кадет глянул вниз: из груди торчало острие точно такого же ножа, какой был в руке у бандита. О втором цыгане парень, к сожалению, не подумал.

В голове кадета зашумело, в глазах померк лунный свет, и Дастин умер.

…Очнулся Дастин оттого, что у него невыносимо чесалась спина, под лопаткой, да и грудь с левой стороны словно блохи искусали. Кадет, постанывая от колющей боли в сердце, сел, с недоумением огляделся по сторонам: вокруг чернел безлюдный парк, в небе висела луна; издалека доносилось ржание лошадей. Где он находится, почему, и что с ним стряслось, Дастин не помнил. Нечаянно глянув на грудь, он увидел что куртка полевой формы измазана невесть откуда взявшимися серебряными потёками… тут память вернулась кадету. Полностью, со всеми подробностями.

Дастин вскочил на ноги – сердце уже не болело, – и первым делом проверил на месте ли оружие с сумкой. Увы, ни шпаги, ни денежной выручки у него больше не было; документы бандиты не тронули, да и зачем им казённые армейские бумажки. А шпагу они наверняка или унесли с собой, или зашвырнули куда-то в кусты.

– Так, – мрачно сказал Дастин. – Та-ак. – Судя по висевшей на прежнем месте луне, он был без сознания минут пять, не более. Пока раны не затянулись.

Мысль о том, что он воскрес из мёртвых, Дастину и в голову не пришла. Зато явилась другая – о том, что вряд ли грабители успели далеко уйти.

Кадет закрыл глаза, чтобы зрение не мешало выбирать правильное направление, внимательно прислушался и, по-собачьи часто дыша, принюхался: отчётливо пахло чужой грязной одеждой, давно немытыми телами, дымом костра. А ещё остро пахло его, Дастина, свежей кровью. Вот по этому невидимому следу, по запутанным дорожкам парка кадет и отправился, постепенно ускоряя шаг. Вскоре Дастин перешёл на бег: мало того, что запах усилился настолько, что невозможно было дышать, впереди стали слышны торопливые шаги грабителей.

Как и когда цыгане его выследили, Дастина сейчас заботило меньше всего: внутри него клокотала ярость, кадет был готов разорвать ворюг голыми руками, даром что у него не было оружия.

Дорожка круто повернула в сторону – за поворотом Дастин наконец-то увидел идущих впереди цыган. Один из них нёс под мышкой сумку с деньгами, второй шёл рядом: кисти его рук сияли отражённым лунным светом, будто их ненароком окунули в серебряный расплав.

– Эй вы, – окликнул своих убийц Дастин, – многих за свою жизнь порешили, да? – Оба бородача разом оглянулись. Остановились, повернулись к Дастину мрачными лицами, недоверчиво уставились на приближающегося к ним кадета.

– Чаворо, я же тебя убил, – удивлённо сказал цыган с серебряными руками. – Ты мёртвый. – Резко откинув полу куртки, он ухватился за рукоять испачканного серебряными пятнами ножа.

– Значит, плохо убивал, – угрюмо заметил Дастин и без какого-либо предупреждения кинулся в атаку, с голыми руками на двух вооружённых громил.

Время неожиданно замедлило бег: мгновения растянулись в секунды, а секунды стали долгими, утомительно медленными. Дастину некогда было удивляться произошедшему – цыган выдернул из-за пояса нож, очень быстро выдернул, но для кадета движения его были неспешными. Бородач лениво махнул перед собой клинком, ловя горло Дастина на лезвие, но парень без труда уклонился от стремительного удара и, подойдя к цыгану, наотмашь рубанул его по шее ребром ладони.

Ладонь кадета будто попала в вязкий, податливый студень: во все стороны брызнули ошметки мяса, а из того места, где раньше было горло, хлынул поток чёрной по ночной поре крови. Хлынул под бородой и через бороду.

Цыган, уронив нож, беззвучно рухнул на дорожку, обнял её, слабо поскрёб ногтями асфальт и умер.

Дастин повернулся ко второму – тот застыл словно в столбняке, с ужасом глядя то на парня, то на погибшего родственника. Кадет присел, брезгливо вытер руку об куртку впервые убитого им человека: лишать жизни ещё кого-либо Дастину больше не хотелось, ушла куда-то ярость, погасла.

– Остановись, мануш-демон, – раздался в темноте дребезжащий старческий голос, – пожалей, оставь мне хотя бы второго сына! – По дорожке, шаркая, к месту бойни ковыляла цыганка, та самая, которая торговалась с Дастином на рынке. – Мы не знали, кто ты, – горестно сказала она, становясь на колени перед убитым, – иначе никогда бы не связывались с тобой. Забирай свои деньги, обращённый в чалхе, и уходи, молю тебя!

– Откуда ты знаешь, что я – чалхе? – хрипло спросил, словно прорычал Дастин.

– Теперь вижу и знаю, – шёпотом ответила цыганка, глядя на мёртвого сына, – Ночь, полнолуние. Днём не видно.

– Скажи, старуха, – голос кадета постепенно становился прежним, – как я могу вновь стать человеком? Ты знаешь? Говори, или я оставлю тебя без сыновей.

– О том ведают только колдуны-отступники с их ужасной магией, – не поднимая лица, глухо произнесла цыганка. – Те, которые навеки сосланы в колдовскую резервацию, в Безумные Земли, в места столь далёкие и укромные, что путь туда знают только немногие, те, кому положено… Я – не знаю. Клянусь!

– И на том спасибо, – оскалился в безрадостной улыбке Дастин. – Дай-ка сюда деньги, мне пора, – кадет поднял тяжёлый взгляд на бородача, немедленно протянувшего ему сумку с деньгами. – И ещё. Я заберу нож, которым меня резали, я ведь с ним кровно породнился. А ещё возьму твою куртку, – он ткнул пальцем в сторону цыгана. – Снимай.

…На выходе из парка, неподалёку от конной станции, Дастин сунул поглубже в кусты свёрнутые в комок окровавленные форменную куртку и рубашку, надел на голое тело цыганскую одёжку. Спрятал в сумку трофейный нож, придирчиво оглядел себя – не светится ли где предательское серебро?

Серебряного свечения не было.

– Сойдёт, – сказал кадет. – Завтра в Номольфе оденусь по нормальному.

Позади него, где-то далеко-далеко, в парке, всё ещё были слышны плач и скорбные причитания – но слышимые здесь, у станции, только Дастином.

Кадет криво усмехнулся, поправил на плече ремень сумки, пошёл в сторону фонарных огней. Вот-вот должен был прибыть скоростной дилижанс.

Опаздывать на рейс которого строго не рекомендовалось.

Глава 3

Денис

Практически в каждом курортном городке существует своя vip-зона, сервис обслуживания в которой напрямую зависит от благосостояния того городка, его популярности и посещаемости туристами. И в первую очередь, конечно же, туристами с деньгами, охотно оплачивающими проживание в зоне отдыха повышенной комфортности.

Где-то "повышенная комфортность" означает надёжно огороженный пляж, куда нет входа прочим отдыхающим; особняк с бассейном при входе, гарантированное трёхразовое питание ресторанного качества и ежевечерние развлекательные шоу. Где-то – всё тот же частный пляж, шведский стол на первом этаже отеля и неограниченное количество горячительных напитков как в баре, так и в холодильнике номера.

А где-то vip-зоной называется пятачок относительно чистого места среди кишмя кишащих отдыхающих, местечко, где можно поставить палатку и где поблизости имеется не слишком загаженный общественный туалет.

Что ж, каков курорт, такова и зона "повышенной комфортности".

Уютный особнячок, конечная цель путешествия безвременно усопшего художника Люстера и его не менее покойного друга Пая, находился как раз в vip-зоне Номольфа. Которая зона удобно располагалась в центре городка и была окружена высокой оградой с чугунными прутьями-копьями, густо увитой плющом, а также имела несколько входов-выходов, охраняемых полицейскими. Судя по толщине и ленивости стражей порядка, служба их была не слишком опасна, а уж тем более не излишне трудна. И, скорей всего, являлась обычной синекурой, куда попадали или по знакомству, или за взятки.

Остановившись возле зелёной будочки с опущенным полосатым шлагбаумом, Харитон и Денис спешились. Бывалый Харитон, нисколько не смущаясь, демонстративно вложил между листками дорожной грамоты и удостоверениями личностей сотенную купюру, отдал документы маявшемуся возле будки уставно-скучному полицейскому. Полицейский, мельком пролистав бумаги, тут же проштемпелевал их резиновой печатью, разрешающей беспрепятственный вход-выход с территории зоны отдыха. С подобревшим лицом страж порядка вернул документы бёглеру, заодно приложив к ним лист-план охраняемой территории, пожелал гостям доброго пути и без задержки поднял шлагбаум. Купюры, как заметил Денис, среди возвращённых бумаг не присутствовало.

– А взятку обязательно было давать? – поинтересовался парень, когда они миновали въезд, идя пешком и давая отдохнуть усталым коням. Тем более что дальнейшей поездки не предвиделось.

– Разумеется, не обязательно, – согласился бёглер, изучая выданный лист-план. – Если хочешь тщательной проверки с обязательной задержкой и нервотрёпкой из-за неверно оформленных документов – а повод придраться к чему-нибудь всегда найдётся – то валяй, экономь. А уж в нашем случае жадничать совсем глупо… Теперь же мы вольные птицы, осталось только найти наше уютно обустроенное гнёздышко… ага, особняк номер семь, хорошая цифра, – заглянув в дорожную грамоту, одобрил Харитон. – Говорят, счастливая. Эге, да здесь, оказывается, ещё и общественная конюшня имеется! Тогда нам туда, – решил бёглер, сверился с планом и уверенно указал на одну из дорожек. – Вначале определим на постой коней, а после отправимся искать наш счастливый дом. Гм, надеюсь, убиенные художник с его дружком не успели туда заселиться в качестве привидений.

Счастливый седьмой дом напарники нашли не сразу. На плане всё было просто и ясно, однако в действительности дорога к особняку оказалась довольно запутанной: дом располагался на отшибе, среди лабиринта кустарников, неподалёку от чугунного ограждения. У Дениса невольно создалось впечатление, что это дальнее строение выбрано его бывшими владельцами далеко не случайно, но почему? Одно дело, если бы здание снимали музыканты с их круглосуточными репетициями на всяческих роялях, трубах и ударных инструментах. Но художник, работник далеко не шумной профессии… Хотя как там говорил господин Люстер: "Я человек высокой культурной организации, тонких душевных порывов, меня нервировать никак не можно! И дразнить тоже не рекомендуется". Наверное, потому и поселился отшельником. Чтобы не дразнили.

Особняк оказался вовсе не роскошным. И даже не двухэтажным, чего ожидал парень, а обыденно-одноэтажным, но высоким, с засыпанной листьями парадной мраморной лестницей, серьёзной железной дверью и с наглухо закрытыми металлическими ставнями окнами. Внешний вид здания иначе как «облезлым» назвать было нельзя – особняку давно требовался наружный ремонт.

– Странно, – озадаченно пробормотал Харитон, в нерешительности останавливаясь перед ступенями. – Знаешь, Денис, кабы я лично не прочитал в дорожной грамоте о "строении номер семь", то мог бы поклясться что или я чего-то перепутал, или бывшие граждане художники несколько не те, за кого они себя выдавали. Не отдыхающие курортники. – Бёглер достал из кармана пиджака документы и зашуршал бумагами, вычитывая их по новой – на этот раз внимательно, близко поднося к лицу. Сказал через минуту, недоумённо: – Гм. Тут однако хитрое дело получается… Имеется примечание, мелким шрифтом: оказывается, наше здание арендовано неким частным лицом аккурат на пятьдесят лет, тридцать из которых уже миновало. Что же тогда получается – выходит, оно, это таинственное лицо, негласно устроило субаренду? И теперь регулярно сдаёт милый особнячок во временное пользование невесть кому? Ерунда какая-то. Ладно, давай сначала войдём, а там видно будет. – Денис, нащупав в кармане шортов связку ключей с дивным чёрным брелоком, поднялся по ступенькам и, подобрав нужный ключ, открыл бронированную дверь.

Внутренняя часть особняка богатством убранства не поражала.

Небольшой холл с казёнными трубками самосветных ламп на потолке, несколько диванов и кресел вдоль окрашенных в салатный цвет стен, пыльный ковёр с невнятно-замысловатым рисунком на всю свободную часть пола, – вот и вся «роскошная» обстановка. В помещении отчётливо пахло чем-то затхлым, старым, но к этим понятным запахам примешивалось и что-то необычное, похожее то ли на аромат восточных пряностей, то ли на изысканный парфюм.

– Пожалуй, ставни открывать не будем, – разумно решил Харитон. – Отчего-то не хочется привлекать к дому лишнее внимание… Эге, Денис, да там ещё одна дверь! – Бёглер указал пальцем на дальнюю стену и парень только сейчас увидел на ней едва отличающийся по цвету высокий прямоугольник.

– Харитон, мне здесь не нравится, – срывающимся голосом предупредил Денис. – Можно даже сказать, чрезвычайно. Аж до трясучки во всём организме… Какое-то мистическое логово, а не жилище. Если бы я увидел подобное в фильме ужасов, то под ковром непременно обнаружилась бы колдовская пентаграмма, а за второй дверью ход в подвал, где хранится всякая расчленёнка. Типа, для изготовления зомби-убийц.

– Ты так думаешь? – Харитон внимательно поглядел на парня, что-то прикидывая в уме. Потом наклонился и, ухватив срединный край ковра, потянул его за собой к дальней стене, складывая ковёр вдвое.

Пол оказался выложен серой уличной плиткой. А в плиточной кладке, искусно вмонтированная, тускло сияла золотая пентаграмма с непонятными символами на остриях лучей. Большая пентаграмма, едва ли не от стены до стены. С тёмными потёками в центре – словно там неоднократно проливали нечто липкое, пачкающееся, трудно отмываемое. Кровь, например.

– Опаньки, – севшим голосом произнёс Денис.

– Ты, напарник, проявил прямо-таки удивительный приступ ясновидения, – хмыкнул в усы бёглер, укладывая ковёр на место. – Будет очень печально, если ты и в остальном окажешься прав.

Денис открыл вторым ключом малоприметную дверь в стене, тоже железную. За ней находилось небольшое помещение, скорей всего кухня: шкаф у стены, без дверец, уставленный консервными банками с цветастыми этикетками на них. Денис с испугом посмотрел на банки – к счастью, там были изображены не части человеческих тел, а птицы, рыбы, коровы и прочее, что обычно рисуют на продуктовых заготовках. Если и расчленёнка, то не человеческая. И то хорошо.

Рядом со шкафом находился кухонный стол с вмонтированной в него мойкой и латунным краном над ней. А чуть дальше, посреди кухни, чернел квадратный лаз с далеко выступающими трубами-поручнями ведущей вниз лестницы. И, скорей всего, там-то и находилось то «нечто», из-за которого у Дениса вдруг начали трястись руки и учащённо биться сердце. Харитон с пристальным интересом следил за состоянием парня – похоже, у бёглера появились какие-то любопытные идеи, делиться которыми со своим напарником он пока не спешил.

– Давай я первый, – сказал Харитон. – А то на тебе лица нет, – и, стуча подошвами по металлическим ступенькам, спустился в подпол. Денис, пару раз глубоко вздохнув, последовал за бёглером.

Внизу оказался просторный подвал: Харитон включил местное освещение, залившее подполье ярким светом. Худшие опасения Дениса подтвердились самым плохим образом – подвал и впрямь походил на медицинскую лабораторию. Или, что ещё хуже, на прозекторскую, где патологоанатомы разделывают трупы в целях установлении причин смерти усопших граждан.

У стен высились белые шкафы со стеклянными дверцами. В некоторых из них на хромированных полочках были разложены хирургические инструменты малоприятного назначения: всякие стальные щипцы, захваты, серпы, пилы малые и большие, зажимы и пневмоотсосы, долота и молотки к ним, скальпели, ножи и, похожие на мясницкие, отполированные до блеска топорики. В общем, богатый набор лекаря-умельца, интересующегося внутренним устройством людей.

В других шкафах, в стеклянных банках с растворами, плавали ожидаемые Денисом части человеческих тел – какие именно, парень выяснять не стал, ему и без того было муторно.

Посреди подвала, под низко опущенным многоламповым рефлектором, располагался железный стол с механическими захватами для рук и ног. И с бурыми от многолетнего использования желобами-кровостоками.

Рядом из стены торчала водопроводная труба с вентилем: труба продолжалась резиновым шлангом, аккуратно свёрнутым «улиткой» и повешенным на крюк; воронка слива под столом была по-хозяйски заткнута резиновой пробкой.

Денис вытащил из кармана телефон, сделал панорамную съёмку помещения – авось когда-нибудь покажет друзьям, в каких местах он был, что видел. Но ведь не поверят, гады!

– Мрачноватая картина, – Харитон сдвинул шляпу на затылок, стёр со лба выступивший словно от жары пот. – И здесь ты попал в точку. Тэк-с, интересно, а от какой двери третий ключ?

– Думаю, от этой, – шёпотом ответил Денис, украдкой показывая пальцем на встроенные в стену здоровенные, похожие на ворота, две металлические створки, запертые на засов с висячим замком. – Наверняка холодильник. Для хранения трупов.

– Открывай, – скомандовал бёглер. – Уверен, что ты абсолютно прав, но надо убедиться. – Денис открыл, куда деваться.

Открыл и чуть не упал в обморок.

За створками, выстроившись в несколько рядов, стояли люди: мужчины и женщины, молодые и не очень – все обнажённые, укрытые каждый по отдельности тонкой прозрачной материей. В падающем сверху, с потолка морозильной камеры, густо-синем свете они казались сделанными изо льда; на чехлах-саванах там и тут посверкивали мелкие льдинки, переливаясь праздничным многоцветьем.

– Закрывай, – севшим голосом приказал бёглер, – хватит, достаточно налюбовались. – Парень сделал снимок, спешно закрыл створки, задвинул засов и повесил на место замок.

– А здесь у нас что? – Харитон обратил внимание на прикреплённый к стене, неподалёку от морозильной камеры, пробковый планшет с пришпиленными к нему булавками портретами-рисунками. – Неужто местная доска объявлений? Из серии криминальных, с пометкой "их разыскивает полиция".

К сожалению, бёглер почти угадал. На цветных портретах – выполненных с завидным умением, словно тщательно скопированных с фотографий – были изображены самые разные люди. И большинство из тех портретов оказались жирно перечёркнуты крест-накрест чёрным карандашом, висевшим здесь же на верёвочке. Кроме двух нижних, на которых красовались физиономии лихо усатого главного королевского художника Люстера и его дружка Пая. Денис, как заправский милицейский хроникёр, запечатлел сначала всю доску общим планом, а затем и перечёркнутые портреты – вблизи, по блокам.

– Вот оно что, – сдавленно сказал Харитон, сдвигая шляпу на место. – Вот оно как. Понятно, понятно.

– Что – понятно? – встрепенулся Денис.

– Пошли-ка наверх, – бёглер направился к лестнице. – Негоже тут надолго оставаться. Для здоровья вредно.

"Наверх" означало то, что Харитон скорым шагом прошёл через обе комнаты к выходу – парень едва поспевал за ним, по пути на всякий случай выключая освещение и запирая двери – и, выйдя на свежий воздух, кинулся к ближайшим кустам. Откуда немедля послышались характерные захлёбывающиеся звуки: Харитона рвало.

Денис застыл, не зная что предпринять – вроде бы особой помощи в подобных случаях не требуется, но вдруг бёглер чем-то всерьёз отравился… Вон, не даром же про вредность для здоровья говорил.

Наконец Харитону полегчало. Он вытер лицо носовым платком, хотел было выкинуть его в кусты, но передумал, с брезгливым видом спрятал тряпицу в карман пиджака. Пояснил нехотя:

– Улика, нельзя оставлять. Извини, что расклеился, но очень уж случай… ээ… своеобразный. Да-с. А ты молодец, стойко всё перенёс! Такое впечатление, что уже не в первый раз с подобными кошмарами сталкиваешься. Закалённый прямо-таки. Привычный.

– Конечно не в первый раз, – охотно подтвердил парень. – В фильмах ужасов куда страшнее всякое показывают, до жути натуралистичное. Но со временем как-то привыкаешь, фильма после двадцатого-тридцатого… Это меня поначалу трясло, от неизвестности, а когда стало понятно что к чему, тогда и успокоился.

– Однако, странные у вас развлечения, – проворчал бёглер. – Приучать с детства к запредельным ужасам, это ж какую цель перед собой надо ставить, а? Вряд ли работа Башни Реальностей, скорей всего ваша местная инициатива. Но зачем?