Текст книги "Золотой ключик инфосторителлинга"

Глава 3. Говорящее полено

•§•

В этой главе я вам предлагаю поработать бароном Мюнхгаузеном. Всё. Дальше ни слова! Иначе неинтересно.

С чего начинаются истории? С выдумки. Чтобы создать историю, надо включить воображение.

Не бойтесь наслаждаться образами, придумывать что-то новое, необычное, развивать инакость удивления!

Не бойтесь фантазировать, сочинять и даже привирать!

Окружающие нас предметы, спутники нашей повседневной жизни, молчат до поры до времени.

Но если отбросить привычные установки, взглянуть на эти предметы по-особому – они начинают говорить.

Писклявый голосок из полена первым услышал не столяр Джузеппе, а Писатель. Это внутреннее озарение доступно каждому из нас – достаточно лишь небольших усилий.

Каждая вещь, даже самая обыкновенная, замыленная, затасканная, хранит в себе неразгаданную тайну.

Все дело в умении слушать.

Если бы Джузеппе оказался глух к восприятию необычного, непонятного, оказался бы не таким чутким и не различил предложенную ему игру воображения, то что было бы дальше?

А дальше у стола появилась бы ножка. Может быть, это была бы очень крепкая, хорошая ножка.

Ну, а история? А история тогда бы умерла, так и не родившись.

Каждый из нас стоит перед выбором. Иногда наш выбор подобен шоку.

И это появление страшноватой новизны может долбануть нас так же внезапно, как долбануло оно старика Джузеппе, когда тот вдруг понял, что полено-то го-во-ря-ще-е!

Другой на его месте мог бы сразу же запретить себе даже думать про такое. Сказал бы: «нет, братцы, это психоз, это бредни, надо меньше пить, так не бывает» и пр. и пр.

Ведь мог так поступить Джузеппе? Конечно.

И тогда он бы наглухо захлопнул дверцу, открывающую интерес к себе самому, к своим фантазиям, дверь в свой внутренний мир, и ключик бы к этой дверце выкинул.

Однако Джузеппе начинает искать, откуда голосок. И нам интересно, что это за голосок, где он спрятан, найдет или нет Джузеппе его источник? Игра началась.

История говорящего полена – это история двух художников. Джузеппе не сумел воспользоваться внезапно свалившимся на него подарком.

Он разгадал идею полена, он сообразил, что из полена можно сделать куклу, но он испугался чуда и поскорее сбагрил непонятное полено своему другу – шарманщику Карло.

Именно Карло сумел стать настоящим творцом, мастером-созидателем, папой, наконец, – читайте как хотите.

Именно Карло превратил полено в Буратино. Был поленом – стал мальчишкой!

В этой истории был еще один несостоявшийся творец, который получил Золотой ключик раньше Джузеппе и раньше папы Карло.

Это – Карабас Барабас.

Судьба преподнесла ему этот сокровенный дар, но он не удосужился им воспользоваться.

Он потерял Золотой ключик, променял талант художника на карьеру властолюбивого и жадного управленца.

Повелевать другими с помощью дерганья за веревочки и семихвостой плетки оказалось для него более значимым, чем все прочие ценности.

Что ж, каждый ищет в этой жизни свой путь.

Карабас Барабас потом горько сожалел о том, что с ним случилось, и пытался вернуть утраченное мастерство художника, но сделать уже ничего не мог.

Прислушайтесь к себе: не дергает ли и вас за веревочки некий «доктор кукольных наук»?

Глава 4. Не только охи и ахи. Очень важная глава

•§•

Я на этом настаиваю и готов поспорить с кем угодно, что без этой психической особенности человек никогда не стал бы человеком.

Возьмем такую вещь, как эмоции. К ним взрослые, серьезные, солидные люди почему-то относятся презрительно.

Считается, что в деловой жизни эмоциям нет места. Так ли это?

Вспомним историю Иосифа Прекрасного, описанную в Библии. Братья продают его в рабство бродячим торговцам.

В качестве раба он попадает в Египет и испытывает там множество злоключений. Через много-много лет Иосиф, став в Египте важным сановником, вторым человеком после фараона, вновь видит своих братьев.

Эта встреча на первый взгляд выглядит очень неестественной и нарочитой. Несколько раз я перечитал этот отрывок: спектакль, настоящий спектакль, мелодрама, мыльная опера!

Такое впечатление, что все это разыгрывается на публику.

Иосиф подбрасывает братьям дорогую чашку, обвиняет их в воровстве, берет в заложники самого младшего, доводит всех до полного эксцесса.

Потом с плачем раскрывается, рассказывает братьям, кто он такой.

В итоге – плачут все. Ну и ну, режиссер, да и только!

Да, режиссер! А как вы хотели?

Иосиф Прекрасный – психолог и прекрасный постановщик. Он действует по законам драмы.

Он использует приемы, которые используют все творческие люди: завязка действия, кульминация, доходящая до критической точки, затем – разрядка (катарсис) и слезы радости или печали. Как в кино.

А это и есть кино.

Иосиф обращается не к разуму, а к чувствам. А что может быть сильнее наших чувств?

В Голливуде это давно поняли, построили индустрию – фабрику грез – и завоевали мир!

Иосиф здесь использует метод эмоционального потрясения. Мы привыкли относиться к эмоциям пренебрежительно. В обыденном сознании эмоции – это охи, ахи, вздохи при луне, клятвы верности и иная сентиментальная чушь, место которой в дешевых книжонках, слезливых сериалах и прочей низкопробной дребедени.

На самом деле все гораздо серьезнее. Человек и стал-то человеком благодаря эмоциям.

Плач, смех, гнев, радость – это и есть жизнь в самых ярких ее проявлениях.

Чтобы усвоить для себя нечто новое, надо сделать его эмоциональным, придать какому-то событию, факту статус переживания.

А что такое переживание? Это когда мы пропускаем через себя, проигрываем нечто происходящее не с нами, а с кем-то другим.

Ставим себя на место другого. Проживаем чью-то чужую жизнь, а точнее, какой-то эпизод из этой жизни.

Иосиф открыл систему Станиславского раньше Станиславского.

Он настоящий виртуоз по закручиванию интриги. Смотрите, как он держит нас в напряжении. Не отпускает, пока действие не придет к финалу.

Он не поучает, не выставляет себя в качестве примера для подражания или для сочувствия и раскаяния.

Он делает зрителей участниками спектакля.

Он заставляет их пережить все, что пережил сам, испытать все на собственной шкуре и добивается, как настоящий мэтр драматургического мастерства, невероятного успеха.

Участники спектакля вновь потрясены злым поступком.

Вот, оказывается, каково это – стать жертвой несправедливости!

Все плачут. Зло отрицается добром.

Глава 5. «Если тебе “корова” имя…»

•§•

Здесь просто рассказана история в подтверждение выводов главы 4.

Однажды я на собственном опыте убедился в силе эмоционального воздействия на коллектив.

Заместителем по строительству на заводе работал тогда некто Вараксин (фамилии везде изменены).

Про Вараксина говорили, что у него в руках все заводское начальство, включая генерального директора.

Говорили, что под началом Вараксина работают бригады шабашников, которые сплошь состоят из уголовников. Говорили также, что Вараксин никого не боится и может делать все что захочет.

Он начал строительство новой котельной, но строительство затягивалось. Материалы разворовывались.

По заводу бродили какие-то странные люди в разорванных робах и с татуировками. Встречались и пьяные. В общем, полный беспредел, да и только.

В редакцию нашей газеты пришла депутация с просьбой разобраться в происходящем. Мне пришлось в этих разборках участвовать.

Материал собрался интересный, я побеседовал со многими заводскими руководителями.

Не хватало интервью с самим Вараксиным. Без мнения главного героя печатать статью было нельзя. Но Вараксин от встреч уклонялся.

На словах он соглашался, но когда я приходил к назначенному времени, то оказывалось, что кабинет Вараксина заперт.

Вот так, «поцеловав» дверной замок раза три, а то и четыре, я решил больше Вараксину не звонить и к нему не ходить.

Что же делать?

Я отбросил то, что у меня уже было, и написал совсем другую статью. Описал, как выглядели попытки встретиться и побеседовать с «генеральным заводским строителем».

Получились почти что собственные «хождения по мукам». Я ничего не придумывал. Очень детально изобразил все наши телефонные разговоры, закрытую дверь, его извинения, обещания «в следующий раз непременно быть» и прочие, и прочие подробности.

Выглядело все это довольно забавно. Тема статьи получилась простая: если ты строитель, то будь добр, строй. Не хватало только концовки. Как закончить?

Порылся в редакционных книжках и в руки мне попался сборничек стихов Маяковского.

Мы хорошо знаем его знаменитое: «Если тебе комсомолец имя…», но у него были в этом стихотворении и другие строки: «Если тебе “корова” имя, у тебя должно быть молоко и вымя».

Эти строки про корову я вмонтировал в текст, связав с профессией строителя. Мол, каждый должен заниматься своим делом, вот даже великий поэт написал, что… – и т. д.

Статья была опубликована. Пошла какая-то волна, но я не вникал в события, пока не встретил начальника сборочного цеха Петра Яковлевича Пушкарева, человека очень резкого, острого на язык. Он мог осадить кого угодно. Рабочие его любили.

Петр Яковлевич догнал меня после работы у проходной.

– Слушай, – говорит, – здорово ты этого Вараксина пропечатал!

– А что такое? – не понял я.

– Так весь завод теперь ищет, где у Вараксина вымя!

После этого случая Вараксин стал далеко обходить нашу редакцию.

Строительство котельной было все-таки закончено. Через какое-то время Вараксин ушел с завода. Думаю, что статья здесь тоже сыграла свою роль.

Часть вторая. Волшебный сундучок

Глава 6. «Кирпичики» повествования, или Денежный мираж сверловщика Вавилина

•§•

Название главы говорит само за себя. Это действительно «кирпичики», на которых можно построить интересный рассказ.

У меня не получался очерк.

Такое бывает.

От публикации очерка многое зависело. Моя дальнейшая карьера, статус и пр. и пр. И потом, когда за тобой уже закрепилась некоторая деловая репутация, обидно и страшно упасть ниже установленной планки.

Мужики на предприятии, где я тогда работал корреспондентом многотиражки, уже знали, куда я перехожу, уважительно кивали и говорили:

– Ну, ты давай, не подведи. Помни, за тобой завод!

И вот теперь как будто лампочка погасла – не пишется.

Требовался внятный рассказ о том, как в жизни оплачивается труд рабочих. Это был мой экзаменационный материал для окончательного закрепления в штате очень известного экономического журнала.

В редакции журнала мне выдали диктофон. В то время диктофоны были в диковинку. Пальчиковых батареек не было вовсе.

Так вот, диктофон у меня был «Вега». Работал он плохо. Надо было его подкладывать прямо к носу собеседника, чтобы что-нибудь записать. Причем батарейки были старые.

Сейчас смешно об этом вспоминать, а тогда было не до шуток.

Например, один из заводских руководителей много чего мне поведал сокровенного, но запись не получилась.

Прихожу домой, включаю свою машинку, а оттуда только шипение. Представляете мой стресс? Очерк-то уже пора сдавать.

В общем, прошел всю производственную лестницу. От высших управленцев до рабочих. Побеседовал с каждым, собрал немало любопытных фактов.

Расшифровал.

Сел писать и забуксовал. По отдельности каждый текст очень показателен, спору нет. Хоть сейчас ставь в номер в виде интервью, авторских статей, писем. А вместе они не связываются. Очерк не получается. Чего-то не хватает.

Пригласил меня к себе Юрий Петрович, заместитель главного редактора того самого журнала, и спрашивает:

– Как у тебя дела с очерком? Ты бы мне показал.

– А я еще не написал.

– Показывай то, что есть.

– У меня черновики.

– Показывай черновики.

Я привез ему то, что у меня было, вместе с расшифровками. Он читал, по-моему, день, а потом позвонил и говорит: «Приезжай после работы, поговорим».

Я приехал. Запомнил, что у него над креслом висел большой плакат: «СПОКОЙНО!». Видно, обстановка в редакции была нервозная.

Юрий Петрович постоянно вскакивал со своего места, подбегал к шкафу, выхватывал откуда-то сверху орешек, расщелкивал и опять усаживался за стол в свое кресло. Был он маленький и хромал.

– Миша, – говорит, – мне твой очерк не понравился.

– Почему? – спрашиваю.

– А ты стесняешься.

– Да нет, Юрий Петрович, – говорю, – я не стесняюсь. Да и чего мне стесняться? Я семь лет проработал в заводской газете. Все прошел.

– Не спорь со мной, – говорит Юрий Петрович, – ты стесняешься, и это так же верно, как ношение бороды есть признак шизоидности у мужчины.

И он машинально погладил свою бороду, а я – свою. Я тогда носил бороду.

– Почему все-таки вы решили, что я стесняюсь?

– А ты пишешь от третьего лица, от какого-то журналиста, а это плохо; это первый признак, что автор стесняется. Надо вести рассказ от себя, своего «я».

– Это я знаю, – говорю, – не первый раз замужем, но у меня материал не складывается.

– У тебя интересные факты, – говорит Юрий Петрович, – ты же производство хорошо знаешь, на заводе свой человек. Придумай «кирпичик».

– Какой еще «кирпичик»?

– Допустим, ты заходишь в курилку и случайно слышишь, как спорят два человека – толстый и тонкий. И спорят они о какой-то заготовке, которую срочно надо сдавать. И ты проявляешь к этому интерес и начинаешь разбираться в сути их спора. И пошло-поехало. Заготовка и есть тот самый «кирпичик», на котором ты построишь весь свой очерк. Ну, ты понимаешь?

В моем мозгу как будто искра проскочила. Действительно. Вот оно! Как все просто! Спор и расследование сути спора!

Я поехал домой и стал писать. Появились характеры, интриги, конфликты. Текст из разрозненных кусков преображался на глазах, превращался в стройную систему; каждая реплика, каждая цифра теперь била в одну точку.

Причиной всех столкновений и раздоров стало приспособление, которое придумал Василий Иванович Вавилин, станочник-универсал, рабочий с огромным стажем, умница, душевный человек, настоящий Кулибин.

Производительность труда от применения его нововведения возрастала в 10 раз. Однако ничего, кроме огорчений, изобретателю его придумка не принесла.

Зарплата у Василия Ивановича осталась прежней, вдобавок испортились отношения в бригаде.

Он разругался с начальником цеха.

На него начали наезжать технологи и специалисты Отдела труда и зарплаты.

Вот так простая железяка ожила и обрела достаточно склочный характер, рассорив и разделив на части большой коллектив.

Несколько дней спустя очерк под названием «Айсберг имени сверловщика Вавилина» был переписан, сдан ответственному секретарю и получил очень хорошую оценку и в редакции, и у читателей.

В ответ на публикацию пришло много писем – как хвалебных, так и ругательных.

До сих пор в моем домашнем архиве хранится гневное письмо руководителя одного отраслевого НИИ о том, что подобные статьи подрывают экономические устои Советской страны.

Для меня же гораздо большее значение имели не оценки, а то, что благодаря этому очерку я вдруг обнаружил, какая сила скрыта в «кирпичиках» произведения.

И теперь, когда молодые коллеги говорят, что у них ничего не получается, могу посоветовать только одно:

– Ребята, ищите «кирпичики»!

– Какие еще «кирпичики»? – не понимают коллеги.

– Ну, «кирпичики», вокруг которых у вас все и закрутится. Не можете найти, так придумайте. Сказки почитайте, в конце концов, или романы. Там полно таких «кирпичиков»: игла Кощея, волшебная палочка Гарри Поттера, старая лампа Аладдина, яблоко раздора, подвески королевы, сожженная рукопись, бриллианты мадам Петуховой, медальон на шее у кота, в котором спрятана вселенная, да мало ли что еще…

У каждого сочинителя такие «кирпичики» есть. Только они их скрывают, хитрецы!

Ведь творчество, ребята, – это айсберг. Нам видна лишь его верхушка – на треть, а то и меньше.

А главная его часть, ребята, где-то там – глубоко под водой!

Глава 7. Пример «кирпичика»

ДВЕРЬ

Бабушка жила в квартире одна. Дверь у нее была старая, покосившаяся, кривая. Замок на двери был тоже старый, поломанный.

Бабушка страшно переживала, что дверь фактически не запирается.

– Да вы не переживайте, – говорили соседи, – мы – рядом, если что – присмотрим.

– Вот скоро сын даст мне денег на новую дверь, – хвастала бабушка.

Сын у бабушки был добрый, внимательный. Приносил бабушке продукты, вызывал врача.

Однажды пришли мастера и поставили новую дверь. Металлическую, блестящую, с красивым дизайном и номером квартиры. Номер особенно понравился бабушке: он сиял почти как золотой.

Несколько дней бабушка ходила счастливая.

– Посмотрите, какая у меня теперь дверь! – предлагала она соседям.

Соседи радовались вместе с ней.

Но вот пришел сын, запер бабушку на ключ, ключ положил в карман и уехал. Соседям он сказал, что бабушка, когда уходит, может случайно захлопнуть дверь и тогда придется ломать стену.

В первую ночь бабушка долго кричала и плакала за дверью, стучала ногами и сковородкой.

Сбежались соседи, но поделать ничего не могли: ключ-то у сына.

Потом соседи привыкли и на бабушкины вопли уже не обращали внимания.

Раз в две недели по-прежнему приезжал сын. Привозил продукты, вызывал врача.

Сидя в одиночестве за запертой дверью, бабушка постепенно тронулась рассудком, и ее уже нельзя было выпускать без присмотра на улицу.

Потом приехал сын и забрал бабушку к себе.

Потом он сказал соседям, что бабушка умерла.

Теперь за этой дверью живут молодые энергичные квартиранты. Они прекрасно справляются с замком.

Глава 8. Этот длинный любопытный нос

•§•

Внимательно прочитайте заголовок. В нем – содержание главы. Ничего не поделаешь, человек слаб. И если вы хороший рассказчик, вы обязательно этой слабостью воспользуетесь.

«– Твой отец – Карло! – Карабас Барабас вскочил со стула, взмахнул руками, борода его разлетелась[4]4
  Сказка «Золотой ключик, или Приключения Буратино», Алексей Николаевич Толстой, https://deti-online.com/skazki/skazki-tolstogo/zolotoi-klyuchik-ili-priklyuchenija-buratino/.


[Закрыть]. – Так, значит, это в каморке старого Карло находится потайная…

Но тут Карабас Барабас, видимо не желая проговориться о какой-то тайне, обоими кулаками заткнул себе рот. И так сидел некоторое время, глядя выпученными глазами на погасающий огонь».

Я не знаю, кто такой этот Карабас Барабас, но мне уже интересно.

– А почему, – спрашиваю я себя, – этот Барабас заткнул себе рот огромными кулачищами? А чего это он присел? А чего это он выпучился на погасающий огонь? А чего он так испугался?

В доме, куда мы переехали, когда мне исполнилось четырнадцать лет, у нас появилась соседка Роза Львовна.

Почитай каждый вечер Роза Львовна приходила к нам в гости.

– А ви знаете что? – начинала она, едва переступив порог.

При этих словах и без того большие черные глаза-маслины Розы Львовны готовы были выкатиться куда-то за пределы щек.

Сердце мое обмирало. Вот-вот должно было случиться что-то ужасное: землетрясение или нападение американцев, или, на худой конец, – пожар в соседнем подъезде.

И может быть, тогда не надо будет идти в школу!

Но ничего такого не происходило, если не считать, что сосед снизу Гриша опять поколотил дочь Таньку, за то, что она пришла поздно с гулянки. Танька громко кричала, а Гриша крыл ее матом и бил сапогом в батарею.

В магазин напротив завезли колбасу по рупь двадцать, и можно было взять без очереди.

У Семен Семеныча опять сломался телевизор.

Роза Львовна умела так подать всю эту белиберду, как будто это были новости по меньшей мере первой колонки ТАСС.

После ее ухода мы, конечно же, смеялись и передразнивали Розу Львовну.

Но в следующий раз она приходила вновь со своим «а ви знаете что?» и мое сердце опять обмирало.

Даже если вы досконально знаете весь «репертуар» Розы Львовны, этот прием все равно сработает. Любой из нас увязнет в этой ловушке, как муха в медовой капле.

Вы же понимаете, о чем я говорю? Это можно назвать пытливостью ума.

– Что там все-таки есть? – думаю я. – Не иначе какая-то тайна или интрига!

И мне непременно хочется узнать: а что же дальше?

«Хищница не первой молодости мгновенно вздыбилась и щелкнула у моего носа зубами, не в шутку собираясь укусить[5]5
  Отрывок из моего неопубликованного романа.


[Закрыть].

А что вы хотите, если вам каблуком припечатают пальцы, сминая лакированные туфли и колготки?

Ее соседка, слабо ойкнув, тоже метнулась в мою сторону, оскалившись.

Ну и злые тетки собрались в этом зале! Андрон почти у самой сцены размахивал руками, как ветряная мельница.

Я наконец-то пробрался к нему сквозь переполненные ряды и упал на свободное место, отвоеванное заботливым другом.

– Как на концерте в сельском клубе!

По сцене Дворца культуры швейников имени товарища Кирьяна Свешного прохаживался высокий пожилой господин.

Немного сутулая фигура ничуть не портила общего впечатления. Яркий галстук с золотой булавкой, золотые запонки, деловой костюм в полоску.

Интересно, сколько ему лет? Можно дать и пятьдесят, и все шестьдесят.

Откинутая назад густая грива, черная, волнистая, с серебристой проседью, говорила о былой карьере светского льва.

Господин остановился у самого края.

– Воздействуйте словами на центры удовольствия, чтобы у него выработался стойкий положительный рефлекс, как у собаки Павлова, и он ваш!

– Профессор Арахницкий Юлий Зеевич! – шепнул Андрон с присвистом.

– Раздражайте центры удовольствия вашего собеседника! – повторил профессор, сверкая глазами. – Вы же делаете это своей жене или любовнице – только в другом месте!

В зале дружно засмеялись. Мне тоже стало смешно. Андрон забулькал, раздувая от хохота живот, и хлопнул ладонями себя по коленкам.

Профессор сразу стал каким-то своим, близким, приятным и понятным. Ему захотелось излить душу.

– А как определить это удовольствие? Отчего оно возникает? – крикнул кто-то.

– Хороший вопрос! – оживился профессор. – А скажите-ка мне, любезные, на кого похож человек? На творца? На дельца? На ловца? О нет! Он похож на большую жирную гусеницу, которая с чавканьем и хрустом пожирает все вокруг. Какое желание поглощает человека? Желание иметь! Неважно что. Важно иметь! Деньги, еду, женщину, загородную хату с колоннами, крутую тачку, славу. Что еще? Раздразните это желание. Внушите ему, что это все у него будет. И он ваш! По-научному это называется мотивация. Вот и мотивируйте ваших клиентов!

– Надеюсь, вы не обижаетесь, что я вот так – без церемоний, по-простому? – улыбнулся профессор. – Но мы же с вами одна семья. Вы ведь меня понимаете? Вы меня спросите: не пирамида ли это? И я вам отвечу: да, это пирамида! Вы меня спросите: не финансовая ли это пирамида? И я вам отвечу: да, это финансовая пирамида! Вы видите, я с вами откровенен. Я ничего от вас не скрываю.

Профессор навис над залом.

– Слабые и маловерные пусть уходят! Эта информация не для них. Уходите, я жду!

Он цеплял взглядом почти каждого. Пару секунд держал очередную свою жертву под внимательным прицелом, стараясь заглянуть в глаза, затем милостиво отпускал. Зал сидел не шелохнувшись. Потупившись. Никто не уходил.

Наконец, откуда-то из последних рядов поднялся мужчина в очках с портфелем и бочком, бочком проскользнул к выходу.

За ним так же незаметно последовала некая гражданка в стареньком пальто с кошелкой.

Еще два-три человека подались отсюда вон.

Андрон презрительно засопел и посмотрел на меня испытующе.

– Ну вот, – милостиво пророкотал профессор, – как я понимаю, остались самые стойкие и преданные. Поэтому мы поговорим о главном. Поймите, вас пугают пирамидами очень ловкие манипуляторы. Им невыгодно, чтобы вы становились свободными и независимыми людьми. В мире нет ничего устойчивее пирамиды. Можете перелистать все энциклопедии, и вы поймете, что я прав. Почему же все пирамиды устойчивые, даже из песчинок, даже из зернышек, если их много, а денежная пирамида неустойчивая? На нее что, физические законы сцепления не распространяются? Неправда! Я вам приведу массу примеров, когда финансовые пирамиды прекрасно живут и ничего с ними не происходит. Сотни компаний действуют по этому принципу и процветают. Вас пугает та небольшая сумма, которую приходится отдавать в виде вступительного взноса? Но ведь за все надо платить. На этом свете нет ничего бесплатного. А вы платите не за что-нибудь, а за знания. Я научу вас одному важному умению. Умению притягивать людей. Почему одних людей мы считаем привлекательными, а других – нет? Очень важный вопрос. Ключевой вопрос! Если вы найдете на него ответ, вы многого добьетесь в жизни. Если вы умеете притягивать и удерживать около себя людей, вы решите все свои проблемы. Итак, почему к одним люди тянутся, а к другим – нет? В чем здесь дело? Вы скажете, что одни общительные, а другие замкнутые. А вот и нет! Как вы думаете, с кем вам приятно говорить? С тем, кто болтает без умолку, или с тем, кто вас внимательно слушает? Умение слушать – великий дар, идущий от сердца. И я помогу вам открыть его в себе. Есть еще одна тайна, которой я непременно постараюсь с вами поделиться. Я хочу…

Он не успел договорить.

Громкий лающий плач раздался за сценой из подсобки.

Даже не плач, а какой-то вой, дребезжащий, пронзительный, убивающий своей безысходностью.

Андрон подпрыгнул с места так стремительно, будто его задницу подбросила катапульта. Я ломанулся за ним, усердно работая локтями.

Мы дружно рванули на обгон и таки сумели, обойдя многих, яростно пихаясь, толкаясь, пробиться в подсобку первыми. За нами, напирая, наваливаясь друг на друга, обдавая тяжелым, жарким дыханием, сгрудились люди из зала.

Я осмотрелся. Сначала я не увидел ничего интересного.

Затем мое внимание остановили сваленные в углу стремянки, сломанные штанги для микрофонов, швабры, подставки, светильники без стекол, ведра, веники и набор прочей потерявшей смысл дальнейшего существования сиротливой утвари.

У противоположной стены в полутьме я разглядел женщину на коленях. Почти старуху. Платок сбился ей на плечи.

Руками старуха крепко ухватила свои разметавшиеся патлы и раскачивалась из стороны в сторону, как китайский болванчик.

Наконец, я увидел его.

Он висел прямо перед старухой вниз головой.

Синий. Страшный. С высунутым языком и вывалившимися из орбит глазами.

Однако дело даже не в этом. Он весь был в паутине. Вот это было самое главное.

Серебристая паутина, сверкая блестками, стекала откуда-то сверху. С потолка. Она вылезала из пропыленных, ободранных потолочных трещин и спускалась по стене почти до пола.

Человек прилип к паутине, запутался в ней намертво, как козявка.

Но самое противное было не это, а веселая улыбка покойника.

Она застыла на его губах. Это было видно сразу».

По большому счету мне глубоко наплевать и на профессора Арахницкого, и на его псевдолекцию, но есть какие-то «фенечки», которые притягивают меня к тому, что происходит в зале.

Что это за «фенечки»?

Сейчас я объясню, как я играю с читателем.

Играю на интерес!

У нас задымила печка, и бабушка вызвала печников.

Пришел пожилой печник Степан Степанович в фартуке и с усами и его молодой ученик Петя.

Петя был веселый, румяный, разговорчивый. Он сразу же сказал бабушке, что не пьет, потому что комсомолец.

Бабушке этот Петя очень понравился, и она, когда кормила печников на кухне, подкладывала Пете лучшие куски.

Я смотрел, как они работают. В шесть лет я тоже мечтал стать печником.

Петя никогда не набирал мастерком много раствора. Он поддевал небольшую порцию, шлепал на кирпичную кладку и аккуратно размазывал нашлепку тыльной стороной мастерка.

Шлепнет немного – и разотрет, шлепнет еще раз – и опять разотрет.

Вот, собственно, и весь секрет. Он спрятан в этом небольшом фрагменте.

Вы уже догадались, в чем здесь дело?

Когда вы кормите ребенка, вы же ему кастрюлю в рот не запихиваете? И поварешку тоже не запихиваете? И даже столовую ложку в рот не суете. Вы кормите малыша с ложечки чайной, а еще лучше – с десертной.

Что значат слова в процессе общения? И все – и ничего.

Представьте, что вы попали в чужую страну и язык ее жителей вам абсолютно непонятен. Вы находитесь на людной улице в центре города.

Вокруг вас кипит жизнь, но вас она не касается. Почему? Потому что вы не включены в систему обмена информацией. Вы не можете судить о том, что происходит вокруг вас. И лишь по каким-то косвенным признакам – жестам, мимике или чему-то еще – очень приблизительно догадываетесь.

Вот две кумушки обсуждают что-то посреди оживленного тротуара, мешая прохожим. Видимо, они долгое время не встречались и им есть о чем поговорить.

Хозяйские сумки с продуктами они поставили тут же рядом на тротуарную плитку, и им нет никакого дела, что кто-то о них может споткнуться.

Вот сердитая мамаша тащит за руку непослушного малыша, шлепает и кричит на него.

Школьники сбились в шумную стайку, весело смеются и толкаются.

Дядя с солидным животом пытается сделать им строгий выговор. Но то, что он слышит в ответ, видно, ему не нравится.

Чтобы понять все это, не нужно обладать какой-то сверхпрозорливостью.

Наступит момент, когда вам понадобится привлечь к себе внимание.

Допустим, вам захочется есть или пить. Что тогда сделаете? Толкнете прохожего, крикните «эй!», начнете махать руками? Неважно, что вы сделаете, а важно, что вы сделаете что-то такое, чтобы вас заметили.

Поднятая рука. Выразительный жест. Какие-то иные действия с вашей стороны, бесспорно, приковывают к вам посторонние взгляды. К вам начнут присматриваться. Оглядываться. К вам подойдут и попытаются с вами заговорить.

А если вы будете просто неподвижно стоять или сидеть, вы очень долго будете оставаться незамеченным. Вроде бы вы есть и вас нет. Вы видимы, и в то же время вас не видно.

Движение нас привлекает, притягивает. Этот раздражитель действует посильнее, чем речь.

В седьмом классе мой лучший друг Сашка подарил мне рыбок гуппи в литровой банке. Сашка щедро, по-братски, поделился со мной своим сокровищем.

Я шел по улице, боясь расплескать воду, выронить и разбить банку.

Дома я сделал все, как научил меня мой друг. Вымыл и насухо вытер еще одну запасную банку, налил в нее воды из-под крана и дал ей отстояться. Насыпал сухого корма и сел любоваться рыбками.

Я мог смотреть на них часами и не уставать, а вот смотреть на белую стену за банкой так долго было невозможно. Внимание угасало и рассеивалось. Мне становилось скучно.

В те времена я еще не понимал, почему это происходит. Просто рыбки были забавными.

Они сталкивались друг с другом, подплывали к моим глазам и смотрели на меня через зеленоватое стекло, шевеля плавниками. Они были непредсказуемы в своем движении.

Я следил за ними, не в силах оторваться. Особое удовольствие доставляли щелчки по банке и вихрь разлетающихся золотистых молний.

Я говорю сейчас о предметах очень простых и всем хорошо знакомых.

Для чего я это делаю?

Простое помогает понять сложное. Чтобы писать интересно, не нужно мудрить.

Мир вокруг нас состоит из простых обыденных вещей – это вода, которая течет из-под крана, кастрюля на плите, угловатый шкаф.

Все они похожи на чудо, если взглянуть на них, как будто видишь их в первый раз. Не потускневшими, унылыми глазами, а как смотрят на мир дети. С удивлением.