Текст книги "Закат рябиновой любви. Психологический роман"

Закат рябиновой любви
Психологический роман
Михаил Карс

Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения автора или издательства. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Иллюстратор Марина Шатуленко

Корректор Евгения Белянина

© Михаил Карс, 2017

© Марина Шатуленко, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-4852-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Воздух был пропитан осенними запахами. Погода на удивление стояла солнечная и, самое главное, сухая. Осень в этот год выдалась красочная. В лесопарке на лавочке сидела женщина. На вид ей можно было дать не более шестидесяти лет. Моложавое лицо. Морщин мало. Лишь в уголках губ букетом располагались мимические полосочки. Она сидела, вдыхая полной грудью запах хвои, доносившийся от рядом растущих елей и сосен. Блаженный вид притягивал взгляды проходящих людей, но она сидела с прикрытыми глазами, не обращая внимания на гуляющих прохожих. Ей в этом году исполнилось восемьдесят пять лет. Жизнь подходила к своему вынужденному финалу. Каждый день она проживала, как последний, наслаждаясь даже маленькими радостями. На эту лавочку она приходила, независимо от погоды, вот уже три года. Когда шел дождь, спасал старенький зонт. Но менять свои привычки она не хотела.

Сегодня была суббота. Во второй половине дня должны приехать внучка с мужем. Они снимали квартиру на другом конце города. Дочь несколько лет назад покончила с собой, после того как узнала от матери, что отец был немецким солдатом, а не молодым героем-подпольщиком, погибшим от рук эсэсовцев. И все доводы, что он был антифашистом, не смогли изменить ее убеждений в том, что она проклята и является человеком, несущим в себе гены того самого фашизма, который ненавидела всей своей душой. Женщина проклинала себя за то, что во время скандала не смогла сдержаться и открыла дочери всю правду. Именно после этого события внучка, обвинив ее во всех смертных грехах, собралась и ушла жить на съемную квартиру, где и познакомилась со своим гражданским мужем.

Сегодня ей совсем не хотелось встречаться со своими родственниками. Ровно три месяца назад Маша, внучка, предложила продать квартиру, взамен купить более дешевую, а ее поселить в дом престарелых или социальный приют, как пытались облагородить страшное название чиновники. Печалило то, что не сама она решила сделать это предложение бабушке. Это ее муж, которому всегда были нужны деньги. Альфонс, тунеядец! Но Маша его любит, поэтому приходится все терпеть. Лезть в жизнь молодых ей не хотелось. Именно сегодня она должна была дать ответ.

– Как поступить? Согласиться или проявить непреклонность? – звучал, словно колокол, в голове вопрос.

Какое бы решение она ни приняла, жизнь все равно станет невыносимой. Она слышала скандалы по телевизору, в которых рассказывали, как обращаются в таких заведениях со стариками. Но, с другой стороны, если проявить непреклонность, то внучка все равно будет изводить своими скандалами, а еще хуже, ее муж может что-нибудь сделать с ней, насильственным образом. Ведь сил, чтобы давать отпор, уже никаких не осталось. Ноги еле ходят, руки трясутся и порой ничего не держат. Женщина судорожно искала ответ на вопрос: «как поступить?». И все сходилось на том, что ей придется умирать в доме престарелых. Она прощалась с этим лесопарком, с деревьями, с этой тишиной. Женщина приняла решение и, поднявшись со скамейки, медленно, прихрамывая, направилась домой, чтобы дать согласие на переезд туда, откуда больше никогда не вернется. Медленно двигаясь по аллее, она предалась своим воспоминаниям.

Родилась Лидия еще до войны. Когда Левитан объявил о нападении фашистской Германии на Советский Союз, ей в этот год исполнилось пятнадцать лет. Паника и страх неопределенности, которые царили в первые месяцы войны, усложняли жизнь людей. Мужчины уходили добровольцами на фронт, а женщины оставались с детьми и продолжали жить. Если, конечно, это можно было назвать жизнью.

Лида росла подвижным и контактным ребенком. Познакомиться с чужим и незнакомым человеком для нее не составляло труда. Но после того как отец отправился на фронт, а через месяц мать получила похоронку, девочка замкнулась. Ненависть к тем фашистам, которые отобрали у нее близкого и родного человека, была безудержной. Ей хотелось душить каждого врага собственными руками. Но пока она не представляла, как это можно сделать практически.

Семья проживала в Крыму. С декабря 1941 года жизнь на полуострове резко изменилась. Теперь в родном городе Лиды хозяйничали те самые фашисты. Больше всего жители боялись тех, кто носил черную форму. Самые жестокие и бесчеловечные вояки убивали любого, кто не так как-то на них посмотрел. Город заполонили регулярные фашистские части. Многих расквартировали прямо в семьях горожан, у кого были свои собственные дома. Лида с мамой жили как раз в таком доме. После, так сказать, заселения им пришлось перебраться в свинарник. Свиней у них забрали сразу, как только фашисты вступили в их город. Поэтому деревянная постройка была свободна. Запах, который накапливался годами, сохранялся. Поэтому, когда Лида выходила из своего временного жилища, то за ней шлейфом следовал этот дух свиного навоза. Фашисты не обременяли себя культурным обращением, поэтому чаще всего Лида получала подзатыльники, если случайно оказывалась рядом с оккупантом. Тот затыкал нос и со словами, которые потом понимать стали все, пинал девочку, указывая пальцем в противоположную сторону от себя. Лида, прикрывая рот ладонями, чтобы этот самодовольный фриц не услышал ее вырывающиеся от обиды рыдания, бежала сломя голову в ту сторону, куда показывал фашист.

И вот однажды к ним в дом подселили молоденького солдата. По возрасту казалось, он мало чем отличался от самой Лиды. Складывалось ощущение, что они ровесники. Но он уже воевал, а Лида тайком бегала к своей учительнице, чтобы хоть как-то продолжать обучение. Карл, так звали этого солдата, стал часто бросать откровенные взгляды на Лиду. Поначалу девочка не понимала, что хочет от нее этот молодой парень в противной, болотного цвета, фашистской форме. А парень, как будто случайно, всегда оказывался там, где находилась девочка. Однажды вечером Лида решила прогуляться на гору, стоящую недалеко от их дома, с которой она любила наблюдать, как солнце, словно бы утопая в море, исчезает с горизонта. Карл догнал ее почти у подножия.

– Не бойся! – проговорил он на ломаном русском языке.

– А я и не боюсь! – выпалила Лида, хотя сердце в этот момент ушло в пятки.

– Я наблюдаю за тобой уже несколько дней, и кажется, что знаю тебя всю жизнь, – произнес Карл.

Лида опешила от такого признания. Перед ней стоял фашист, которого она мечтала задушить голыми руками, но что-то не давало ей возможности возродить свою ненависть именно сейчас. Парень стоял с испуганными глазами и смотрел на девушку, явно ожидая хоть какую-нибудь реакцию. Лида продолжала молчать. Карл постоял еще несколько секунд и, развернувшись, пошагал в сторону дома, в который его поселили. В дом Лиды.

Девушка боролась со своими чувствами. Приятное лицо этого фашиста вызывало у нее не ненависть, а какие-то другие чувства, которые сходились в одну точку и располагались где-то внизу живота. Она начинала понимать, что ей хочется вместо того, чтобы задушить этого Карла, оказаться просто в его объятиях. Ужас, с которым боролась Лида, при виде этого парня в военной форме и со смешным выражением лица, когда он пытался разговаривать на русском языке, странным образом куда-то отступал.

«Вот ведь какая я идиотка! – ругала себя Лида. – Эти сволочи на нас напали, а я тут в объятия попасть хочу. Получается, что я Родину предаю?!»

Эти мысли несколько прерывали полет любовной фантазии.

Спустя примерно час, на обратном пути, Лида встретила своего одноклассника и друга с самого детства. Они жили через двор друг от друга. Еще с самых малых лет родители Лиды и родители Алексея договорились, что будут попеременно сидеть с детьми. Так они подружились. Потом Алешка пошел в школу, а Лида, которая была на год младше, сидела у окна и ждала, когда друг будет возвращаться с учебы и проходить мимо ее окон…

И вот сегодня, в темноте, она заметила знакомую фигуру Алексея и побежала ему навстречу. Парень, вместо того, чтобы обрадоваться, вдруг грубо спросил:

– Тебе чего? Давай иди домой и не шляйся! Не видишь, что этих тварей все больше становится?

Лида опешила. Вглядываясь в глаза друга, она поняла, что эта встреча чем-то испугала его.

– Ты чего такой вздернутый? – спросила она. – Мог бы и поздороваться!

– Некогда мне с тобой здороваться! – ответил Алексей и стал озираться по сторонам.

– Ты натворил чего?

– С чего ты взяла?

– Да просто озираешься по сторонам! Тебе помощь не нужна?

Парень посмотрел на подругу вначале зло, а потом, задумавшись, сказал:

– Ты понимаешь, что в городе огромное количество фашистов? Надо с ними бороться! Пока родители воюют, мы тоже должны хоть как-то их уничтожать! Они пришли на нашу землю, а мы сидим по своим норам и живем, словно бы ничего не случилось! А ведь это наш город. Мы знаем все закоулки. Вон, если поджечь их склад с вооружением, пока думать будут, мы огородами и дворами уйти сможем. А ведь это будет наш вклад в общее дело! Или, к примеру, в вашем доме эти сволочи остановились, поджечь его, и несколько фашистов тю-тю… на тот свет отправятся!

Парень, глядя в глаза подруги, замолчал и пытался понять ее реакцию.

Лида смотрела на друга широко открытыми глазами. Она даже не сразу поняла, что ей предлагал Алексей.

– Чего молчишь? – спросил он.

Лида только хотела сказать, что не поняла его, как вдалеке послышался рев мотоциклов, и появились прыгающие световые круги.

– Беги домой! – быстро бросил он и помчался в сторону горы.

Лида поняла сразу, что Алешка что-то натворил, и его теперь ищут. Но она тоже в этом случае оказывалась в сложной ситуации. Ведь фашисты не разбирались, а сразу тащили всех в свои застенки, откуда большинство не возвращалось. Не зная, что натворил друг, она поняла только одно: он в беде, и она, если побежит за ним, тоже может оказаться в опасности. Поэтому животный страх победил и она, пригибаясь как можно ближе в земле, побежала домой.

– Ты чего запыхалась-то? И почему так поздно? – спросила мать, как только Лида захлопнула калитку.

– Там… там Алешку ищут! – вырвалось у нее.

– Молчи! – оборвала ее мать и, подталкивая в спину, заставила войти в их временное жилище.

– Почему Алексея ищут?

– Не знаю! – честно сказала она. – Он что-то про поджог говорил… Я не поняла!

– О Боже! – вырвалось из уст матери. – Держись от него подальше, если не хочешь сгинуть!

– Но он ведь мой друг! – удивленно гладя на мать, прошептала Лида.

– Да! Но раз его ищут, значит, либо он что-то затеял, либо уже успел совершить!

В этот момент во двор въехал мотоцикл, за рулем которого сидел Карл. Войдя в свинарник, который теперь стал домом для хозяек, он спросил:

– Ты была дома?

И посмотрел на Лиду таким взглядом, что холодок прошелся по ее худощавому телу.

– Да! – быстро ответила она.

– Точно? – переспросил немец.

– Да, точно! – вызывающе ответила Лида, отчего получила подзатыльник от матери.

Карл осмотрел сарайчик и вышел во двор.

– Почему он задает тебе такие вопросы? – со страхом во взгляде спросила мать.

– Я откуда знаю! – прошептала Лида со свойственным ей театральным возмущением. – Может, они всем такие вопросы задают?

– Ну-ка, посмотри мне в глаза! – прошипела мать. – Такие вопросы они не всем задают! Я еще раз спрашиваю, почему именно тебе?

Лида честно не знала, что ответить. Поэтому пожала плечами и пошла на топчан. Сев на него, она взяла книгу Льва Толстого «Война и мир» и начала читать.

– Ты смотри мне… Не смей никуда ввязываться! Поняла?!

– Поняла!.. Поняла! – ответила девочка и снова уткнулась в книгу.

Ночью Лида крутилась с бока на бок. Слова Алексея наконец-то стали складываться во что-то разумное.

«Значит, он вступил в подполье!» – решила она.

Так и не сомкнув глаз, с первыми петухами, коих осталось от силы два или три на весь город, остальных фашисты давно зарубили и съели, девочка поднялась и тихо проследовала к тому месту, где встретилась с Алешкой. Хоть и было еще темно, но она здесь родилась и знала все окрестности, поэтому добежать и не заблудиться для нее не составило труда. Встав лицом к горе, куда побежал ее друг, она услышала в тишине, как кто-то крадется к ней со спины. Обернувшись, она увидела Карла. Страх парализовал ее. Двинуться с места она не могла, поэтому смотрела на этого молодого красавчика, который был ее кровным врагом, и вновь ощутила мурашки внизу живота.

– Ты чего сюда побежала? – спросил Карл.

– Просто посмотреть, как солнце будет вставать, – ответила Лида, опуская глаза, чтобы не выдать свое состояние, которое явно не выражало страха перед фашистом, а наоборот, говорило о ее интересе к нему.

– Вчера подожгли склад с продовольствием, ты участвовала в этом? – спросил он, подойдя практически вплотную к девушке.

Лиде исполнилось семнадцать, и ее фигура явно интересовала этого захватчика больше, чем ответ на поставленный вопрос. Лида никак не могла точно охарактеризовать Карла. В том, что он враг, сознание не сомневалось, а вот ее отношение к нему девушку пугало.

– Нет, – честно ответила она. – К поджогу я точно не имею отношения, ведь вчера я стояла с тобой!

– Да, но потом я ушел, и спустя некоторое время загорелся склад! Ты знаешь, кто его поджог?

– Откуда? – искренне, как казалось девочке, ответила она.

– Послушай, я не желаю тебе зла, но если ты можешь сообщить, кто поджег склад, то поможешь многим здесь живущим. Просто я слышал, что СС будет ходить по домам и убивать всех, кто покажется им подозрительным.

– Но я же не подозрительная? – с испугом произнесла Лида.

– Для меня – нет! А вот для них – я не уверен!

– А что же мне делать? – растерянно спросила Лида.

– Если знаешь, кто поджег склад, то скажи! Я отведу тебя в комендатуру и смогу за тебя заступиться! Тебя не расстреляют!

Лида стояла и смотрела на этого наглого фашиста. Ей почему-то хотелось упасть в его объятия и забыть реальность. Но Карл был враг, а Алешку она знала с детства. Предать друга означало предать свою Родину.

– Нет, я не знаю! – категорично ответила она Карлу.

– Смотри! Потом я вряд ли смогу тебе помочь, если выяснится, что ты была в курсе и не созналась!

– А мне и не нужна твоя помощь! Вы пришли как захватчики! Убиваете наших людей! А я, хоть и не знаю, кто поджег ваш склад, но все равно этому рада!

Сказав последнюю фразу, Лида закусила губу. Чувство самосохранения возникло через доли секунды после произнесенных слов.

«Вот ведь дура! – подумала Лида. – Чего на рожон лезу? Промолчала бы, и все!»

Но Карл, вместо того, чтобы отреагировать на ее вызывающие слова, почему-то присел на землю!

– Не обижайся! Я проверял тебя! – вдруг произнес Карл. – Я видел, как ты встречалась с тем парнем, который поджег склад.

От этих слов у Лиды подкосились ноги, и она вынуждена была присесть рядом с этим фашистом, который вызывал у нее противоречивые чувства.

– Так сдай меня своим в комендатуру! – глядя в глаза парня, произнесла она.

– Нет! – ответил Карл и отвел глаза.

– Почему? – не ожидая такого ответа, изумилась Лида.

– Тогда я также должен с тобой идти сдаваться!

– Как это понимать?

– Просто этот твой болван поджег и побежал! А огонь, вместо того чтобы разгореться, погас на ветру. Пришлось самому повторить его поджог!

Произнеся эти слова, Карл посмотрел на Лиду испуганным взглядом. В ту же самую секунду кто-то выскочил из темноты и начал его душить. Лида сначала испугалась, потом растерялась, а когда осознала происходящее, узнала в душителе Лешку.

– Перестань! Отпусти его! – закричала девушка.

– Ты, защищаешь фашиста?! – возмутился парень.

– Отпусти! Он помог тебе! Ты, дурак недоделанный, даже не заметил, что твой огонь потух, а он его разжег!

Алексей замер и посмотрел на Лиду, но Карла не отпускал.

– Ты чего говоришь-то?

– То и говорю, что он мне только сейчас рассказал!

– Это правда? – посмотрев Карлу в глаза, спросил он.

Немец из последних сил от пережатого горла, выдавил «да!». Алексей разжал локоть и Карл вывалился из его объятий на землю.

– Ну, ты и крепкий парень! – сквозь кашель, на ломаном русском произнес Карл.

– А с вами по-другому и нельзя! – резко ответил Алексей.

– С ними нельзя, а с такими как я – можно! – откашлявшись, произнес немец.

– С какими такими… как ты? – вытаращив глаза на сидящего фашиста, удивленно спросил Лешка.

– Я антифашист! – тихо произнес Карл.

– А чего тогда за них воюешь? – спросила Лида, опередив своего друга, у которого на языке завис тот же вопрос.

– Моего отца и деда в 38-м году эсэсовцы расстреляли за коммунистические взгляды. Но я помню слова отца о том, что Гитлер – это конец для Германии. Я пытался отказаться воевать, но мне напомнили моих родственников, и было два варианта: фронт или расстрел. Пришлось выбрать фронт, потому что есть хоть мизерный шанс остаться в живых. Да и попортить жизнь, мстя по мере возможностей тем, кто расстрелял отца, тоже хочется. Я давно заметил, что ты косо на всех смотришь. Вот и решил за тобой понаблюдать. Когда понял, чем ты занимаешься, решил, что смогу тебя прикрыть… если что!

– А что, по мне так явно видно, что я что-то замышляю? – удивился Алексей.

– Очень видно, поэтому я и решил тебя прикрыть! – ответил Карл.

– А что же мне теперь делать?

– Надо все свои действия продумывать и просчитывать, а не поджигать спонтанно, чтобы, не добившись эффекта, попасть в руки гестапо! – жестко произнес Карл. – Мы здесь пробудем еще месяц. Я слышал разговор нашего оберстлейтенанта со штурмбанфюрером Херманом. Поэтому за этот месяц я смогу тебе чем-нибудь помочь, а потом… сам понимаешь. Но учти! Я человек маленький, поэтому если тебя поймают, то вытащить не смогу.

Карл замолчал и посмотрел на ребят.

– Я тебя понял! – после небольшой паузы произнес Алексей. – Что нужно, по-твоему, сделать, чтобы навредить как можно ощутимее?

– За городом есть склад с оружием! – начал размышление Карл. – Можно взорвать его. Но там серьезное охранение! Просто так не пробраться. Пароли меняются каждую полночь. Я смогу узнать пароль, но потребуется машина и взрывчатка, а это достать мне уже не под силу.

– Так у меня есть! – вскрикнул Алешка. – Мы с железорудного комбината до войны стащили несколько тротиловых шашек! Я их припрятал в горе. Только сейчас про них вспомнил!

Но в ту же секунду Алексей замолчал и подозрительно посмотрел на молодого немца.

– Я же сказал, что тебя прикрываю! Не бойся, я не выдам твою тайну! Мне самому не терпится отомстить за деда и отца! Осталось достать машину!..

– Это надо тебе подумать! – указывая пальцем на Карла, произнес Алексей.

– Дай мне три дня! Иногда некоторые грузовики оставляют вне территории нашей части. Ведь вас, уж простите, никто бояться не собирается. Поэтому машина, да еще и пустая, никому, по мнению наших, не нужна. Я попробую ее угнать, но для начала надо обговорить все детали, как будем прорываться к складу и обратно.

– Я подумаю и с друзьями посоветуюсь! – произнес Алексей.

Лида посмотрела на друга с ужасом.

– Так ты не один?

– Конечно! Нас семь комсомольцев!

– А я? – удивленно спросила она.

– Ты сиди дома и никуда не суйся! Не женское это занятие! – отрезал Алексей.

– Он прав! – поддержал его Карл.

– То есть вы будите с фашистами бороться, а я дома отсиживаться? Так что ли? Не пойдет! Я тоже с вами!

Алексей и Карл переглянулись.

– Подумаю! – резко сказал Алексей и замолчал.

Группа комсомольцев-подпольщиков состояла из активистов нескольких школ, которые после оккупации фактически прекратили свою работу. Бывшие школьники пытались через военкоматы попасть на фронт, чтобы бить захватчиков. Но советские власти считали иначе и молодых мальчишек отсылали домой.

Однажды Алексей встретил своего приятеля, с которым они познакомились на крымском слёте активистов-комсомольцев. Его звали Мирон, и фамилия у него была Болтин. Его семья наполовину, по отцу, была татарской, а наполовину, по материнской линии, – русской. Поэтому имя ему давали с учетом пожелания матери. Отец парня погиб в 1942 году под Москвой.

– Привет! – радостно произнес Мирон, когда случайно увидел Алексея.

– Привет! Как дела? – не скрывая радости, подбежав к нему, поинтересовался Лешка. – Вас не эвакуировали?

– Нет! Мать в больнице работает, отказалась на Урал ехать!

– Мы тоже не поехали! Я сказал матери, что она может эвакуироваться, а я останусь и буду убивать этих гадов! Разругались в пух и прах! Бабушку отправили, а мать осталась. Чем занимаешься?

Мирон посмотрел на Алексея и, прильнув к уху, прошептал:

– Набираю подпольщиков!

Алексей, услышав эти слова, посерьезнел. И, посмотрев на приятеля, спросил:

– Многие вступили?

– Нет, пока только я один! – ответил Мирон.

– Я второй! – сразу произнес Алексей. – Ты помнишь, мы адресами на том слёте обменялись?

– Помню! – посмотрев пристально на Алексея, ответил парень.

– Давай втихаря всех обойдем! Может, еще кто примкнет к нам! Глядишь, создадим свой маленький отряд и будем портить жизнь этим сволочам! Незачем им по нашей земле безнаказанно в своих сапогах шляться!

Мирон на секунду задумался и согласился. Они решили, что завтра встретятся и посмотрят на то, у кого какие и чьи адреса сохранились.

Алексей домой не шел, он словно летел на крыльях.

– Наконец-то я смогу помочь Родине! – думал он.

Подойдя к своему дому, он увидел несколько стоящих мотоциклов. Вбежав во двор, Алексей встал как вкопанный. По двору бегали немецкие солдаты и ловили кур, которых мать специально оставила, чтобы можно было хоть как-то выживать. Лицо Алексея побагровело. Он хотел вытолкать со двора этих отвратительных, бегающих по его территории и горланящих на немецком языке тварей. Кулаки сжались, но в этот момент кто-то сзади потянул его за рубаху, и Алексей оказался внутри сарая. Оглянувшись, он увидел испуганное лицо матери.

– Лешка, не вздумай! – прошептала она.

– Но ведь они сейчас всех кур заберут! Как жить-то будем?

– Пусть забирают! А если ты попытаешься им помешать, то они, помимо кур, тебя жизни лишат! И что мне тогда делать? Так что не смей, я приказываю!

Алексей посмотрел на мать и, вспомнив разговор с Мироном, решил, что если его убьют, то он подведет приятеля.

– Ничего! Скоро они и за кур, и за коров, и за всех, кого безвинно убили, получат сполна! – стиснув зубы с ненавистью во взгляде, прошептал он.

– Ты чего это задумал? – с испугом спросила мать.

– Ничего! – резко ответил Лешка. – Просто скоро эти гады получат свое! Я уверен!

– Лешка, ты не вздумай! Я тебе запрещаю! На кого меня-то оставишь? А если тебя расстреляют?

– Ну и пусть расстреляют! Но зато я несколько этих оккупантов с собой заберу! И все! Закончим разговор! Я не могу сидеть и за твою юбку держаться! Они ходят по нашей крымской земле, как у себя дома, живут в наших домах, а мы в сараях… как скот! Пора им показать, кто здесь хозяин! Разговор окончен, и спорить со мной не смей!

Мать посмотрела на сына растерянным взглядом. Такого категоричного отпора от своего мальчика она не ожидала. Да и в душе, тайно, она поддерживала его, хотя и боялась, что он погибнет, так и не познав любовь и не продолжив свой род. Это предчувствие у нее возникло сразу после того, как он категорично отказался ехать в эвакуацию. Она все поняла и практически каждое утро прощалась с ним.

На следующий день Алексей встретился с приятелем, и они, сверив каждый свой список, решили, что обходить всех будут по отдельности, чтобы не вызывать подозрения. После чего через неделю обсудят результаты.

Спустя неделю Мирон разыскал Алексея, и они подвели неутешительные итоги. Большинство ребят эвакуировались со своими семьями. Поэтому оставшихся было немного. В общей сложности вместе с ними получилось семь человек. Но и это было уже что-то. В горе, которая была за городом, остались кельи, прорубленные жившими там когда-то монахами. Также там были многочисленные гроты с переходами, соединявшими пустоты. В детстве ребята часто играли там. Вот и теперь Алексей предложил всем встретиться около горы и найти убежище, где будет располагаться штаб юных подпольщиков. Через два дня молодые парни встретились и обсудили, как будут действовать. Все знали, что в Крыму действует настоящее подполье. Но местонахождение его узнать было невозможно. Что могли сделать сами ребята? Только незначительные диверсии в виде поджогов? Оружия у них не было, гранат тоже. Поэтому приняли решение чаще поджигать жизненно важную инфраструктуру фашистов, тогда, возможно, настоящие подпольщики их разыщут сами. В приподнятом настроении и с чувством сопричастности к великим событиям ребята расходились по домам. Договорились, что каждый будет действовать самостоятельно и каждые три дня все будут собираться здесь, в горе. Место, которое подыскал Алексей, устроило всех. Грот был глубокий, а вход в него очень узкий, поэтому со стороны города его практически невозможно было найти. Да и если находиться рядом с горой, то не сразу сообразишь, что за небольшим выступом есть щель, протиснувшись в которую можно было попасть в пещеру, из которой шел метровый в диаметре лаз. Через него мальчишки попадали в другую пещеру, которая была полностью скрыта от чужих глаз. Место было подходящим для планирования всевозможных диверсий против захватчиков.

Вот и завтра был назначен сбор. Алексей планировал поговорить с ребятами по поводу предложения Карла. Смущала только Лида. Зная ее с детства, Лешка понимал, что не отстанет. Раз что-то решила, то так тому и быть. Поэтому надо было обсудить включение ее в группу молодых подпольщиков.

Еще раз посмотрев с подозрением на Карла, Алексей сказал:

– Имей в виду, я тебе все равно не верю! Одна твоя форма вынуждает тебя ненавидеть! Но раз ты решил нам помочь, я твою помощь принимаю! Завтра посоветуюсь с друзьями и будем решать, как нам воплотить в жизнь твою идею. Но ты должен знать: если все, что ты говоришь, всего-навсего игра, то за нас другие отомстят! И этот тезис не оспорим! Мы все равно вас победим, и каждый ответит за то зло, которое принес на нашу землю! Каждый! Ты понял?

Карл посмотрел на Алексея изучающим взглядом. Он понимал, почему этот мальчишка так говорит. Алексей ему нравился такой своей бесшабашностью. «Пока в этой стране есть такие парни, ее никому не завоевать!» – думал Карл, а вслух произнес:

– Я понимаю твое недоверие! Но и ты должен понимать, как я рискую, связываясь с вами! Случись чего, меня расстреляют первым! Поэтому я отдаю отчет в том, что сейчас делаю! Ты можешь мне не доверять, но в этом случае все будет сложнее! Поэтому, или мы вместе, или я ухожу и забываю этот разговор!

Алексей не переставал смотреть на этого немца, который выдвигал ему свои требования. Он старался понять, является ли его предложение ловушкой или Карл действительно ненавидит фашистский режим и готов помочь. Не найдя верного ответа на свои сомнения, он решил отложить это до завтрашнего дня.

– Хорошо! Я дам ответ завтра вечером на этом же месте! Смотри, чтобы тебя твои же не заподозрили и не выследили!

– Не беспокойся! – ответил Карл. – Я не первый раз устраиваю диверсии! Начальство всегда списывало это на партизан-подпольщиков. Меня вряд ли заподозрят! Завтра я приду на это же место!

– Я тоже приду! – встряла Лида. – И даже не пытайтесь мне помешать!

– О тебе разговор пойдет тоже завтра! – глядя ей в глаза, произнес Алексей. – Ты сиди дома, а решение озвучит немец, когда вернется! Поняла?

Он так посмотрел на девушку, что Лида, поежившись, произнесла:

– Поняла!

– Теперь расходимся! – сказал Карл. – Нас не должны видеть вместе!

Ребята подождали еще двадцать минут, пока немец исчезнет из поля зрения, и, пригнувшись, разошлись по домам.

На следующий вечер молодые комсомольцы собрались в гроте. Алексей поведал о разговоре с немецким солдатом. Мирон напрягся и сжал кулаки. Лешка, видя такую реакцию, поспешил его успокоить.

– Я не верю ему до конца, но то, что моя попытка поджечь продовольственный склад была продублирована этим Карлом, говорит о его действительных намерениях нам помочь.

– А ты уверен, что он дублировал твои действия? – робко спросил Сергей, еще один участник подпольного движения, парень шестнадцати лет. – Не может ли быть такое, что тебе просто «напели в уши»?

– Да! – поддержал приятеля Мирон. – Может, он таким образом пытается внедриться к нам и потом всех схватить или расстрелять при удобном случае?

Алексей задумался. Он вернулся к разговору с немцем и еще раз вспомнил все его реакции. Ничего подозрительного в них он не нашел.

– Нет! – утвердительно ответил Алешка. – Он был искренен! Особенно когда рассказывал про то, как гестаповцы убили его родных! Он, как мне показалось, даже побелел от ненависти! Я уверен в том, что он не будет нас сдавать своим, а наоборот, поможет!

Ребята сидели молча. Каждый думал о своем. Алешке они верили, а вот немцу – нет. Мог Алексей ошибиться? Да, мог! Но, с другой стороны, бегать и просто поджигать все что ни попадя тоже уже было не интересно. Хотелось чего-то серьезного, более апокалиптичного. А склад с боеприпасами как раз и являлся таким объектом, который нанесет серьезный урон расположенным в их городе войскам.

– Давайте рискнем! – первым проговорил Мирон.

Вторым вопросом было вступление Лиды в их движение. Мнения ребят разошлись. Половина была за то, что девчонкам нечего делать в их отряде, а другая половина согласилась с тем, что девушка может ходить по городу и, не сильно привлекая к себе внимание, узнавать разные новости. Тем более что Лида изучала в школе немецкий и неплохо понимала, о чем говорят фашисты. Решающим было слово Алексея. Хоть он был и против участия девчонок в столь важном и ответственном движении, как у них, все же, хорошо зная свою подругу, понимал – не отстанет! Поэтому сказал, что он «за». Так Лида попала в отряд молодых комсомольцев-подпольщиков.

Сигнал автомобиля вернул женщину в сегодняшний день. Пропустив поток машин, она медленно перешла дорогу. Ноги устали. Раздробленное фашистами колено болело. Впереди стояла лавочка, к которой и пошла Лидия. Присев, женщина задумалась: что же такого в своей жизни она сделала, что Бог так наказал ее к старости. Да, она полюбила того молодого немца. Да, она родила от него дочь. Но это не должно было повлиять на ее судьбу так кардинально, чтобы лишить к старости дочери и отправить доживать свой недолгий остаток жизни в дом престарелых. Она пыталась понять, что могло послужить наказанием. Вся ее жизнь была подчинена лишь одному – жить и работать на благо государства. Но, видимо, она что-то недоделала или вовсе сделала не так!