Книга: Голая пионерка - Михаил Кононов

К сожалению у автора весьма своеобразно получилось поговорить на тему подростка на войне. Первая половина книги состоит из сплошного механистического секса с куклой, которая настолько промыта пропагандой, и настолько незрела, что даже не понимает что ее насилуют. Она отдает долг родине и восхищается своими насильниками (тут можно было бы поговорить про стокгольмский синдром, но гротескное повествование и плоскость мысли не позволяет). И восхищение это "написано" плакатами

"А про Муху любого спроси – весь полк уже в курсе: надо письмо сочинить любимой девушке эскренно, чтоб вышло и грамотно, и культурно, как полагается, Муха всегда и продиктует сама, и ошибки проверит досконально. Надо же как-то и рядовому составу поддержку моральную оказывать, верно? Офицера-то сами с Мухи возьмут, что им от девушки иметь полагается согласно ихнему офицерскому чину. Но и для рядовых, слава богу, не чужая, на всех хватает, самой удивительно" И нет страницы, где бы предложение не окончилось присказкой "бляха-муха".

Затем наступает короткий флешбек, где описывается как собственно Мария стала Мухой. Этот контраст и подарил три звезды в оценке. Ну очень здорово передана разница языком. На столько огромная пропасть между частями, между тем как и какими словами мыслит еще не девушка, но уже не девочка, что кажется будто читаешь две разные книги.

После, все возвращается к исходной точке. Язык вместе с девочкой выхолащивается, примитивеет и умирает в бреду. И хотя мысль о том что пропагадна. - плохо, девочка в армии - еще хуже. А вместе так совсем никуда не годится считывается легко. И хотя можно было бы порассуждать про безумие как спасение, блокаду ленинграда "чтоб всем показать как мы можем", расстрелы "потому что надо", и прочие ужасы, но совершенно не хочется. Слишком приторно, и почти гадливо.

В целом - не понравилось ничего кроме обращения с языком.

Мне так остопиздела действительность, но пить я больше не могу (точнее — пить ещё больше), а улыбаться всему происходящему нету сил, да и нахуй нужно. Я читаю книги, которые могут сделать мне пиздотерапию. Чтобы я взбодрился, взглянул свежо на всё дерьмо. Помните Тайлера из «Бойцовского Клуба»? Он был первым, кто осознал, что человекам катастрофически не хватает пиздюлей. Это нужно, я считаю, чтобы не погрязнуть в пучине своих же представлений. А теперь поднимись чуть повыше всего этого грубого материализма и подумай о своей никчёмной и ненужной душеньке. Душе. Метафизика, ебать её. Сорокин, Мамлеев, Масодов, Пелевин, Кононов, Климова, Елинек — все они отвешивают нашему сознанию сочного леща. Чтобы наш ебальник не был таким сияюще-довольным, ибо нехуй. Мир не для того тринадцать миллиардов лет назад ебабахнулся, чтобы ты тут сиял своим еблищем ярче, чем сверхновые. Не охуевай, друг. Ты не звезда, ты просто кучка дерьмового дерьма, удел которой страдать, ибо материя, ибо карма, дукха, ибо грехи, боженька, ибо просто так хуёво мир сложился, что ты ещё не спиздил своего миллиарда из бюджета и трясёшься в зависти и от беспомощности. И об этом надо помнить, что не только все вокруг пидарасы, но и ты тоже тот ещё мудак сам, ибо — коллективная ответственность. Мы всё сами создаём вокруг себя, и немного того дерьма, что вокруг нас, в котором ты увяз, ты сам же и произвёл. Был бы ты святым, то пил бы амброзию со святым Петром на иконах или на небесах, но ты хуй и цена тебе хуй. Понял?

Знаете какая основная проблема этого мира? Хороших книг осталось мало, тех книг, которые могут набить твоё метафизическое ебало; а всё остальное создаётся лишь для того, чтобы ты и дальше продолжал увязать в лжи себе, в дерьме самообмана. Всё так? Тогда выйди на улицу и доебись до тех здоровых ребят вон там. Подойди и начни быковать, выёбываться, рамсить, залупаться, начни орать на них матом, что они петухи и ты сейчас их всех на лоскутки порвёшь, а печень вот этого вот ахуевшего лысого мудака засунешь прямо в жопу вот тому педриле справа. Знаешь что? Они ахуеют. Они обоссуться и быстро свалят. В нашем мире хуй получишь бодрящих и освежающих пиздюлей. Пиздюди на вес золота. Поэтому — спасение утопающих в руках самих утопающих! — опиздюлся как-нибудь сам. Почитай, короче, Кононова, развей немного иллюзий вокруг, а то дышать нечем.

Ведь интендант все-таки, должен соображать! А тут он как зарычит в темноте, как накинется! Грызть ее! Зубами, буквально. Лягушку! Прямо на груди у Мухи, под горлом. Вгрызается, горлом хрипит, клокочет, как янычар какой-нибудь из зоопарка. Инструмент свой при этом задвинуть все-таки не забыл, помнит, зачем пришел, не чокнутый, значит.

Автор не забывает описать все в деталях, чтобы мы не подумали, будто нас обманывают и что пионерку не сношают все кому не лень.

С грехом пополам пристроился кое-как, подвалился, заправил дурака под кожу, туда-сюда пару раз дернулся, крикнул, как заяц раненый, брык – и захрапел себе, как заправский ездун. А Муха и рада: никаких с ним хлопот, даже и подмахнуть ни разочка не успела.

Вот чем занимались, по мнению автора, солдаты на фронте... То, что она несовершеннолетняя, вызывает еще большее отвращение, но автор, видимо, из тех, кто считает, что в 13 лет девушка уже созрела, и нечего брезговать. И таких половых актов на протяжении всей книги десятки, и все какие-то похожие - набросился, покусал, задвинул, вытащил... Все по одному сценарию, в полном соответствии с авторскими предпочтениями. Есть описание и того, как ее первый раз совратили, и сделал это комиссар, то есть человек, отвечающий за морально-этическое состояние дел в воинском подразделении. Этим автор ну очень прозрачно намекает, что в Советском Союзе с моралью были большие проблемы. Комиссар намекает девочке, что солдатам надо в бой, что может последний раз на свете живем, надо бы того этого... Речь у этого комиссара, как в сериалах про НКВДшников, стереотипная, громкая, с пафосом: "Дезер-тирррство – рраз! Морррально-бытовое разложение – два", с выкриками. По представлением недалеких людей именно так и общались друг с другом наши предки - либо с идиотскими лучезарными улыбками, либо с криками, растягивая буквы Р и У.

Вечером командир роты вызвал ее к себе. Войдя в его палатку, Муха надела на голову пилотку, отдала честь и сразу сняла ремень. И пока он мял ее бедра, и кусал груди

Вечно ей груди кусают, какой-то фетиш у автора ненормальный. В книге есть генерал Зуков. Конечно, любой дурак поймет, какого именно исторического персонажа хотел вывести автор. Правда, зачем-то понизил в звании, наверно, чтобы потомки к суду не привлекли. Так вот, этот генерал - типичный советский офицер в фантазиях либералов, то есть, любитель бессудных расстрелов и слепой исполнитель воли товарища Сталина.

– Где твоя рота, Савичев? – голос генерала резал темноту без усилий. – Где – не слышу! Громче говори! – Полегла рота моя подо Мгой, товарищ генерал… – Почему сам жив остался? Предатель! От выстрела уши у Мухи заложило.

Разумеется, как же без пр-р-равды о том, как всех расстреливали ни за что, ни про что, не разбираясь. Кто же тогда воевал, если всех убивали?

– Партию тоже Бог дал! – сказал Плотников Осип Лукич. – И Ленина – Бог. И Гитлера. И Сталина. И генерала твоего святого, ни дна б ему ни покрышки.

Уже казалось бы, ниже падать некуда, но в романе есть еще и Православие.

ГЛАВА ШЕСТАЯ В которой товарищ Сталин воюет не выходя из кремлевской звезды, куда ему регулярно подвозят на лифте горячий суп

То есть, автор хотел бы, чтобы главнокомандующий планировал контрнаступление, сидя в окопе и ожидая, когда ему на голову упадет снаряд? Просто это так по-детски смешно, когда командира упрекают за то, что он не воюет де-факто...

Думал-думал товарищ Сталин, какую кость Гитлеру фашистскому кинуть, – и пал его выбор на Ленинград. Это единственно правильное решение, товарищи! Уж кто-кто, а Питер-то выдержит, факт.

Ну, и на десерт распространенная байка о том, что это исключительно и только Сталин виноват в блокаде Ленинграда. Автор, видимо, не знает, что Гитлер сознательно хотел заморить жителей города голодом. Сюжет заканчивается самым идиотским образом, который можно вообразить. Эта "Муха" идет где-то сама по себе, встречает немца, дает ему прикурить (ну она как бы добрая девочка, как можно не дать покурить врагу), потом ей вдруг приходит в голову, что надо убить врага. И она его убивает, такая вот героиня! А потом выясняется, что это был не немец, а свой офицер. Грозит этой дуре расстрел. Какой-то капитан Кузнецов ее допрашивает. Он к ней неравнодушен и сначала объявляет, что она будет расстреляна.

Он устал кричать, злиться и грохотать об стол наганом. Никто никогда не любил его, сироту, лысеющего тридцатисемилетнего мужичка с лицом серым и скучным, как его носовой платок

Ну вы поняли, да? Все эти "совки" - просто недолюбленные мужики с комплексами, которым никто не дает. Он предлагает ей жениться, она отказывает максимально вежливо. У него снова сносит крышу, он снова грозит ей расправой. Целится в нее из оружия, потом вдруг его пробивает на слезу, и он просит прощения, просит его убить. Она стреляет в него, но патроны холостые. Пионерка пинает его и говорит, что готова и на расстрел.

– Вставай, проклятьем заклейменный! – Муха бросила в капитана свою пилотку. – Давай, делай свое офицерское дело! Сейчас я разденусь… Она стянула через голову гимнастерку вместе с рубашкой. И приподнявшийся Кузнецов вновь повалился с мычаньем, срезанный святым молочным светом ее груди.

Но совокупления не состоялось, она вышла из избы (одни избы у этих "тупых рюсских"), а капитан, видимо, сзади в нее пальнул в затылок и убил. Но она еще не умирает для читателя, а летает в каком-то астрале, призраком. Потом автор пишет, что у этой шлюхи был реальный прототип, какая-то фронтовичка Валентина Васильевна, которая не побоялась рассказать "правду-матку" о Жукове, расстреливавшем офицеров.

маршал-то на самом деле убивал безоружных советских солдат и офицеров не из нагана, как у меня в повести, а из браунинга, каюсь, – при этом, вздрогнув, я невольно переспросил писательницу, верно ли расслышал фамилию прославленного военачальника, чьи фотографии в качестве иконы ангела-хранителя до сих пор котируются среди шоферов-дальнобойщиков наравне с портретами самого вождя народов. Она ответила мне длинной тирадой непечатного свойства, причем добавила, уже как бы из кресла народного судьи, – со скромным, но убедительным дубовым нимбом резного герба над головой: «Да у него же, у кровопийцы, обе руки в крови по локоть!»

Ну, что тут скажешь... Надежный источник! Возникает вопрос: а чего автор-то даже в наше время самым натуральным образом зассал взять да назвать своего генерала Зукова маршалом Жуковым? Вот выдуманная им "фронтовичка" смелее оказалась... Мерзкая, лживая, говнистая книга...

Главная героиня Маша Мухина, жившая с родителями в Ленинграде, в самом начале войны осталась сиротой. И сбежав на фронт, прибилась к какому-то полку, в котором её имеет каждый, кто захочет: от офицеров до рядовых. Она только еле успевает резинку в трусах менять, а то рвут их на тебе дюже охочие до женского тела представители мужского пола. И всем подавай, что нить этакое...,бляха-муха, уж будьте уверочки...

Но при этом героиня воспринимает все, происходящее с ней каждую ночь, ни много ни мало, а как священный долг перед Партией и народом, и считает, что выполняет важную и нужную работу. Вот эта зашореннность и способность мыслить только определенными лозунгами, вдалбливаемыми в голову с утра до вечера, и как следствие, насыщенность разговорного языка цитатами из официальной пропаганды плюс неплохая передача атмосферы того времени через те-же лозунги или другие временные маркеры, показались мне самыми интересными здесь.

Остальное: срывание покров и обнажение правды-матки, выведение на чистую воду Жукова, превращение в Пресвятую Богородицу и полеты над блокированным Ленинградом совершенно не произвели впечатления. Такие бравые приключения на серьезную тему. Постмодернистские выверты на извечную тему, что любая война - это зло и грязь, низость и пошлость рядом с подвигом и бессмертием.

Вкратце о сюжете: после гибели своих родителей в самом начале Великой Отечественной четырнадцатилетняя Маша Мухина убежала на фронт, где прибилась к некому полку. В этом полку она стала не дочерью, а как бы помягче выразиться, подстилкой для офицерского состава. Юную пионерку имеют по много раз за ночь, оставляя ей в благодарность лишь искусанные губы и порванные трусы. Но во сне Маша по кличке Муха покидает свое истерзанное тело и превращается в Чайку, парит над измученной и обескровленной Родиной, выполняя боевое задание генерал Звукова.

Часть Мухи написана приблатненной лексикой вперемешку с просоветскими лозунгами. Маша так часто поминает товарища Сталина, как до революции поминала бы Господа Бога. Ее голова настолько затуманена пропагандой, что трагическая ее история превращается в сатиру. Именно это мне в книге не понравилось больше всего, так как я считаю, что повествование о бесконечных изнасилованиях девочки-подростка не должно быть написано в сатирическом ключе. Поведение советских офицеров по-настоящему ужасает, это удар по всему, что мы знаем и чему нас учили о ВОВ, но не могу исключить вероятность, что такое в действительности происходило. Герой войны - не обязательно хороший человек.

Часть Чайки - по своему прекрасна. Меняется язык, появляются описания природы и душевных переживаний героини. Пронзительно звучит пацифистский и гуманистский пафос.

Кононов - великолепный стилист, свою языковую игру он проводит до конца в истинном духе постмодернизма: здесь вам и магический реализм, и нелинейное повествование, и много чего еще. И мысли-идеи у него правильные, жаль только, что соус из эпатажа оттолкнет многих потенциальных читателей. Меня саму к книге привлекла именно скандальность названия, но я-то прочитала две книги маркиза де Сада (да, мне понадобилась вторая книга, чтобы затошнило уже всерьез), поэтому голыми пионерами меня не смутишь. Повторюсь, в части про Муху меня оскорбил именно тон, хотя без него не было бы, наверное, такого мощного финала.

Книжка с кучей неприятных сексуальных сцен, мата и блатных выражений обернулась пронзительным антивоенным призывом. Любая война - зло, нет в ней ни правых, ни виноватых.

В литературе о войне сложился определенный канон, нарушить который никому не позволят. Есть Симонов, показавший что и как можно писать; кому нужен облегчённый жанр - читайте Твардовского; каким-то чудом уцелел Некрасов (спасибо лично товарищу Сталину); Войновича за Чонкина искупали в помоях; Ванька-ротный ещё нескоро увидит свет, а читая про Муху, как не вспомнить у Шумилина штабную шалаву с медалью "За храбрость" на высокой груди. Вот и у Голой Пионерки будет тяжелая судьба.

Я вообще не понимаю желания некоторых «творцов» сделать предметом своего опуса то, что не отчуждается от героя и не должно быть, ИМХО, предметом художественного осмысления. В этом смысле в одном ряду с «Голой пионеркой» стоит мерзейший фильм «Телец» Сокурова. Там пытаются реконструировать мысли Ильича, мозг которого под влиянием тяжелой болезни перестает нормально работать. Тут — размышления ребенка, добровольно ставшего ротной давалкой; назвать то, чем она занимается, сексом можно только по сугубо формальным признакам. Редко жалею о временах цензуры. А вот сейчас — пожалел.