Текст книги "Иван Московский. Том 2. Король Руси"

Обратиться за помощью в таком щекотливом вопросе Фердинанд мог только к двум доступным ему игрокам региона – Генуе или Венеции. Причём первая была под рукой герцогства Милан, из-за чего находилась в сложных отношениях с Папой. Но единокровная сестра нынешнего герцога сидела в Москве в ожидании жениха. Так что даже Сикст склонялся к тому, чтобы обратиться за помощью к генуэзцам.

Конечно, ещё был мощный конгломерат из Кастилии и Арагона с их весьма впечатляющими флотами. Но там не договоришься. Во всяком случае, ни Фердинанд, ни Сикст не посчитали нужным связываться с этими ребятами. По крайне мере – пока. Тем более что у Святого Престола с Арагоном и Кастилией были очень натянутые отношения после того, как в 1469 году состоялась свадьба Фредерико Арагонского и Изабеллы Кастильской. Они были троюродными братом и сестрой, из-за чего для их союза требовалось особое разрешение Папы. Но вместо того чтобы испросить его, занеся по обычаю денег, эти местные дельцы попросту подделали буллу. Так что Сикст IV был противником попыток воспользоваться кораблями испанских держав, закономерно опасаясь проблем из-за непогашенного конфликта. Тем более что натяжек в отношениях между Римом и Испанией хватало и без этого…

Глава 8

1473 год, 17 июня, Тверь

Как Иоанн и говорил – дождь не смог идти вечно. Банально кончилась вода в тучах.

Однако это не спровоцировало нашего героя на немедленное нападение. Он стоял уже слишком долго под Тверью и в какой-то мере опасался подхода сил противника. Мало ли кто куда убежал и кого предупредил. Да и в самом городе имелись определенные силы. Так что король Руси занимался организацией и укреплением своего лагеря.

К 17 июня был вырыт небольшой вал вокруг строго разбитой площадки, на которой будто бы по линейке расположились сначала палатки, а потом и полуземлянки, сооружённые за счёт стройматериалов посада. Организованы туалеты, склады, посты и прочее.

А потом он и за боевые позиции принялся, для чего метрах в ста перед избранными для атаки воротами соорудил небольшой редут высотой по грудь солдатам. Аркебузиры могли спокойно с его кромки стрелять, а пикинёры через него «тыкать». А вот перескочить это препятствие с одного наскока не представлялось возможным для большинства местных воинов. Не та общая физическая подготовка. Разве что всадники имели определенные шансы, но и то – без особой надежды на успех. Конкур[31]31
  Конкур – соревнования по преодолению всадником препятствий в определенном порядке, сложности и высоты, проходящие на конкурном поле.


[Закрыть] в эти годы не входил в подготовку конницы.

И вот, когда всё уже было практически готово, а Иоанн думал, чем бы ещё занять своих бойцов, дабы не штурмовать город, появилась новость от разъездов. Дескать, заметили, что с севера приближается какой-то отряд.

Наш герой почему-то не хотел брать приступом Тверь, и всё тут. Словно предчувствие его давило какое-то. Будто бы начнёт он это дело, и неприятель подойдёт. Вот и занимался чем угодно, кроме штурма. Хотя, вероятно, давно бы сумел и ворота выбить, и город взять. А тут наконец, спустя столько дней, его предчувствие оправдалось.

– Ты не серчай на меня, Государь, – хмуро ответил князь Оболенский. – Но ежели ты тут бы ещё месяц простоял, то точно кто-то пришёл бы. Не волки, так медведи. Не олени, так кабаны. Хотя бы потому, что мимо путь их проходил.

– Не лежит у меня душа к натиску, – нехотя ответил король. – Сам не знаю почему. Умом вижу, что могу взять. И без потерь великих. И быстро. А всё одно – не лежит.

– Ну, может быть, оно и к лучшему, – также подумав, ответил Иван Васильевич. – Может, Господь оберегает через тебя и нас от чего дурного.

– Или наоборот… подталкивает к какому-то ужасу, что станет нашим испытанием, – возразил ему наш герой, который в немалой степени утомился от этого затянувшегося похода. И больше думал о своей беременной супруге и московских делах, чем о том, с кем и когда схлестнуться.

Не желая оказаться в неудобном положении, Иоанн продолжал оставаться в лагере – какая-никакая, а защита. Да и удобная позиция в оборонительном бою. Разве что отправил малые конные разъезды, для которых, впрочем, королевская дружина мало подходила, что наводило на мысль о необходимости держать при войске не только ударную конницу, но и что-то лёгкое. Возможно, даже отряд татар завести, раздобыв им лошадок получше. Просто для того, чтобы ощупывать ими всё вокруг…

Лишь ближе к вечеру до него доковылял отряд условного противника.

Конница имела небесно-голубые накидки с чёрным восставшим медведем на груди. Как Иоанн потом узнал, после его визита новгородцы решили, что они ничуть не хуже москвичей. Вот и утвердили такую накидку для своих войск. Очень уж им понравились золотые львы, что красовались на бойцах наследника Великого князя в прошлом году.

– А это ещё кто? – удивился Иоанн.

– Так вестимо, – неохотно заметил Оболенский, – наёмники из земель цесарских. Вон те всадники и пешцы, что в жёлтых накидках с двумя красными полосами, это из родовых владений короля Дании. Он ведь не датчанин сам. А те самострельщики[32]32
  Самострельшик – это арбалетчик.


[Закрыть] с красным львом на бело-голубых полосах – из какой-то далёкой западной земли. Запамятовал я, да и к чему это мне было помнить. Княжество какое-то. А вот тот всадник, видно, их командир.

– А те с белым крестом на красном фоне? Уж не швейцарцы?

– Кто?

– Ну известные наёмники с Альпийских гор.

– Не слышал о таких, – покачал головой Оболенский. – Нет. То, скорее всего, датчане. Только отчего-то их мало. Считай, один всадник со слугами. Хотя слуг многовато. И даже хоругвь несёт. Не каждый может её поднимать. Раз может, значит, благородный.

– Баннер.

– Что? – переспросил Оболенский.

– Так они хоругвь малую называют. Ту, что рыцарь может поднимать, ежели в праве. Но тут сам чёрт ногу сломит. И да. Слушай, а откуда ты их гербы знаешь? У нас же о них почти ничего не ведают.

Оболенский замялся.

Иоанн напрягся.

– Беседовал с вашими гостями из Италии, – после долгой паузы вымученно произнёс князь.

– Но они из Италии, а не из Нижней Германии. Вряд в своих байках они поведали тебе о цветах весьма далёких от них земель.

– Я… был любопытен…

– Хорошо быть любопытным, – заметил Иоанн, закрывая тему, а для себя отмечая, что нужно получше приглядеться к этому Ивану Васильевичу. Уж больно он мутным чем-то заниматься стал. Нет, конечно, сведения полезные. Но он ведь не знал про швейцарцев, а эти весёлые ребята в Италии были уже на слуху. По словам Элеоноры, их даже Папа стал потихоньку на службу себе брать. А тут – без разумения. Как так-то? Зато о том, кто и как там рядится в Нижней Германии, знает. Ой как дурно это пахнет… ой как дурно…

Отряд же гостей, впрочем, как шёл себе походкой колонной, так и шёл. Без всякого опасения по отношению к городу. И прямиком к лагерю московскому.

Когда же осталось всего ничего, вперёд выехали несколько человек. Тот всадник в хорошем готическом доспехе, что ехал возле баннера, и ещё один от «медвежат» в клёпано-пришивной чешуе и украшенном шлеме. А также с десяток всадников сопровождения. Иоанн же нехотя взгромоздился на своего коня и в сопровождении десятка своей королевской дружины двинулся им навстречу.

– Государь, – с ходу поклонился тот, кто был в чешуе. Иоанн напряг мозг и с трудом вспомнил – новгородский это боярин. Тот, что помогал ему во время дележа имущества после захвата города. Рассказывал многое о том, чем город живёт.

– Рад тебя видеть, Никифор, – пусть и с паузой, но ответил наш герой. – Здоров ли? Как супружница твоя?

– Всё хорошо, Государь, – довольный узнаванием, кивнул этот боярин. – Узнали мы, что Михаил Тверской да Василий Рязанский войну затеяли против тебя и Казимира на помощь зовут. Вот и пошли на помощь. Чай, под рукой твоей ходим и негоже по домам отсиживаться… – начал заливать Никифор.

Однако после некоторых расспросов выяснилось, что новгородцы собрались и стали прикидывать свои резоны: вступать ли в войну эту и если да, то на чьей стороне.

Казимир предлагал им Магдебургское право, то есть полное самоуправление в составе его державы. Выгодно и интересно. И опять же с Ганзой можно было бы иначе говорить.

Иоанн же не предлагал ничего. Он просто год назад очень отчётливо дал понять, что он может дать. Много всего дать. Догнать и ещё раз дать. И так, пока не надоест. А ещё показал им, что человек он здравый и не сильно жестокий. Мог бы и резню устроить, и виру безмерную заломить, и ещё чего удумать. Но нет. Виновных просто отправил на переселение, причём в место торговое. А имущество их оставил иным горожанам, дабы город не разорять. И виру разумную взял. И даже прожектом интересным прельстил, сулящим многое. И показал о том, что, опираясь на него, город может совсем иначе беседовать с Ганзой. Да не только из-за предложенного проекта Персидской торговли, но и из-за крепких кулаков.

Так что сидели, думали и надумали. Выставили в поход четыре конные сотни городового полка. Больше пока не смогли. Строго говоря, имелись и ещё бойцы. Но и в городе нужно было кого-то и оставить. Хотя бы сотню. Тяжела война была минувшим годом. Больно укусил их золотой лев. Очень больно. Оттого и ум был ясен, а иллюзии и глупые надежды в них не задерживались.

А тут ещё от короля Дании корабли пришли с поддержкой – союзным контингентом. Строго говоря, между Кристианом I, что правил Данией с 1448 года, и Москвой не было никаких договоров. Однако этот Ольденбург углядел в делах Иоанна свою большую выгоду.

Торговля с Персией – это да, это хорошо и интересно. И ему, без всякого сомнения, хотелось, чтобы эта торговля, о которой в Европе уже говорили многие, пошла через Данию, а не Ганзу. Но куда больше его интересовала не торговля и дальние стратегические перспективы, а тактические выгоды.

Мятежная Швеция, что в 1471 году вновь отбилась от попыток Дании восстановить свой контроль над ней, находилась в союзе с Ганзой, которая, в свою очередь, на протяжении всего периода своего существования бодалась с Данией. Одним из эпизодов этого противостояния стала, кстати, знаменитая битва при Визбю на Готланде в конце XIV века. Тогда датчане знатно навешали своим противникам, перебив кучу народа и вывезя из того ганзейского города целое состояние.

Какая связь между шведами, Ганзой и Москвой? Так всё просто. Добрая половина Ганзы в его восточной части находились в самой тесной дружбе с Польшей и Литвой, обслуживая их торговые интересы, то есть, грубо говоря, против Дании выступал естественный союз из Швеции и Ганзы, за спиной которых стоял конгломерат из Польши с Литвой. Так себе расклад. Понятное дело, что союз этот был чрезвычайно рыхлый и ненадёжный. Более того – толком не организован. Однако он был. И появление на этой арене ещё одного игрока – Руси, выступившей в роли естественного союзника Дании, не могло не обрадовать короля Кристиана. Со шведами, допустим, Иоанн в его понимании драться не стал бы. Ну да и ладно. Если сумеет выступить в должной степени угрожающе для Казимира – уже неплохо. Именно поэтому Кристиан и послал ему отряд спешно нанятых в Нижней Германии наёмников. Ну и своего представителя для переговоров. Неофициальных. Ведь одно дело – отправлять обычное посольство и пустые слова говорить, и совсем другое дело – вот такой поступок совершать, перед началом взаимовыгодных консультаций.

А в случае провала всегда можно было сказать, что «я не я и лошадь не моя». Ведь, собственно, от Дании там был только один рыцарь со слугами в качестве наблюдателей короля. Всё-таки Иоанн был интересным персонажем, и очень Кристиану хотелось посмотреть, как он воюет. И в том не было ничего предрассудительного. Отряд же… Просто так получилось, что эти наёмники пришли вместе с датскими наблюдателями. Совпадение. Случайность. Тем более что «оплачивать банкет» надлежало самому Иоанну за свой счёт, ибо Кристиан с ними просто договорился, а датские корабли их не более чем подвезли до места возможного найма.

Наёмников возглавлял Богуслав – бастард какого-то аристократа из Священной Римской Империи, давно промышлявший наймом. Он особенно не светил своего папашу, опасаясь проблем. И уже много лет был просто капитаном наёмников. Вот он-то и набрал в Ольденбургском герцогстве ядро своего отряда из четырёх с гаком сотен пехотинцев. Ничего особенного – бригантина, шапель[33]33
  Шапель – вполне типичный германский средневековый шлем, представляющий неглубокую каску с широкими полями.


[Закрыть] и хорошие такие «дрын-петровичи» у каждого в виде различного древкового оружия вроде алебард или глеф, а кое-где и альшписов – этаких гранёных штыков на древке.

А его старый друг и соратник, обедневший рыцарь Рихард, предводительствовал сотней арбалетчиков, набранных в герцогстве Люксембург. Кстати, тоже в бригантинах и шапелях.

Получался такой крепкий такой наёмный отряд, который можно было без всяких обиняков ставить на защиту города средней руки. И численно годится, и по схеме вооружения. Хотя для полевого сражения он был и без особой надобности. Во всяком случае, на взгляд Иоанна.

Так и болтали, проясняя ситуацию. Особенно Богуслав, которого интересовал главный вопрос – берут его с ребятами на службу или нет. А пока болтали – от города прибежали переговорщики.

– Что вы хотите? – устало спросил Иоанн.

– Государь, ты предлагал нам возможность сдаться…

– Так когда это было? Сколько времени с тех пор утекло?

– Мы надумали, Государь. Мы согласны.

– И что заставило вас передумать?

– Михаил Борисович говорил, что Новгород уже согласился на предложение Казимира. Что Новгород принял от него Магдебургское право. И что он его союзник… Но выходит, что Михаил Борисович…

– Вас обманул?

– Да… так выходит…

– А значит, и в остальном ему веры нет?

– Значит, что нет…

Переговоры более не затягивались.

Понятное дело, что жители Твери были напуганы и пошли на подобные условия не от искреннего расположения. Но Иоанн не ломался и попытался схватить свою удачу за хвост. А что это, если не слепая удача – возможность занять такой город без единого выстрела? Понятно, что, если подойдёт тот же Михаил Борисович с сильным войском, эти «крепыши духа» легко перейдут на его сторону. Но тот ещё должен подойти. Да и такой расклад в сложившейся ситуации намного лучше сражения.

Так что король Руси вошёл со своим войском в ворота города. И направился к кремлю, где на площади у Спасо-Преображенского собора собрался принимать присягу у жителей.

Вира, правда, при этом выросла с тридцати тысяч рублей новгородским счётом до сорока пяти. За несговорчивость. Что, впрочем, не сильно смутило бояр. Ибо выглядело вполне разумно и платить они её собирались за счёт Великокняжеского имущества. Ведь так как противников из города в этот раз не выселяли, а что-то делить обязательно требовалось, то пришлось отдавать жителям Твери имущество их собственного уже бывшего князя.

Всё прошло как по маслу.

Почти.

Если бы не один инцидент. Когда Иоанн вошёл на площадь у Спасо-Преображенского собора, с его деревянной колокольни внезапно по нему открыли обстрел из арбалетов. Словно группа стрелков ждала в засаде.

Вот он едет весь из себя красивый. И раз…

Первый болт ударил нашего героя в шлем, оставив на нём небольшую вмятину. Всё-таки цельный кусок кованой стали не так просто пробить. Если это, конечно, не обстрел жестяной поделки в ролике на YouTube.

Второй болт ударил в чешую. Но из-за того, что первая подача прилетела чуть раньше и начала разворачивать тело, болт рикошетировал и даже особо не ударил, просто скользнув по груди.

Третий болт попал в шею коня, на котором ехал Иоанн.

Четвёртый пробил правую руку ехавшего рядом с королём Руси князя Оболенского. Тот заметил стрельбу и попытался отдавать приказы, вот и махнул неосторожно рукой, попав под обстрел.

Пятый же болт просто пролетел мимо.

На этом первый залп закончился. А второй дать не удалось, потому что люксембургские арбалетчики и московские аркебузиры уже окружили эту колокольню, готовясь к перестрелке. Вот засевшие там стрелки и не высовывались. А ольденбургская наёмная пехота с феноменальной скоростью выбила двери колокольни, двинувшись на приступ. Да так ловко и сноровисто, что было понятно без всяких пояснений – это ей не впервой.

Снова потасовка.

Экспресс-допрос пленных.

Их казнь через повешение прямо на колокольне.

И быстрая зачистка города от немногочисленных сторонников епископа. Причём участвовали в этом не только люди Иоанна, но и городовой полк самой Твери. Этот кадр не смог склонить общее собрание бояр к обороне и верности Михаилу Борисовичу. Вот и решил не мытьём, так катаньем не дать город Москве. Ведь гибель или даже тяжёлое ранение короля могло привести к чудовищной резне. Как говорится, поступил по схеме «Так не доставайся же ты никому!».

Но обошлось.

Хотя могло произойти непоправимое. Впрочем, у Иоанна голова от того первого, смачно ударившего его по шлему болта ещё долго гудела. И в целом было очень не по себе. В шаге ведь от смерти прошёл. В самом маленьком шаге. Ибо выживание при таком залпе со столь небольшой дистанции было маловероятным делом. Тупо повезло.

А вот епископу – нет. Потому что его и всех его людей да сторонников тупо вырезали, имущество же отдали горожанам. Включая церкви. Пускай сами ищут для них священников…

Глава 9

1473 год, 25 июня, среднее течение Камы

Даниил Холмский смотрел на приближающиеся войска Ибак-хана со смешанными чувствами. Он со своими тремя сотнями был главной ударной силой хана Ахмата. Его козырь, который он пока держал в рукаве… Однако никогда в своей прежней жизни Даниил не мог бы даже и подумать, что станет вот так командовать союзным контингентом в разборках между татарами.

И очень он был этим недоволен.

Но что поделать? Остроту момента там под Переяславлем-Рязанским осознал он не хуже своего короля. Если бы тот заартачился, то хан Ахмат не стал бы дружбу дружить и не позволил бы взять город приступом. Другой вопрос, что оплатой этой дружбы был он… не навсегда, разумеется, а на кампанию. Что раздражало его и нервировало. Ему совсем не хотелось сражаться с татарами за татар ради татарских интересов. Но он, стиснув зубы, держался, сосредоточившись на своём отряде. В конце концов лошади были чужие и нуждались в определенном обучении. Чем его люди и занимались, стараясь восстановить свои навыки строевого конного боя…

Битва завертелась как-то стихийно.

Сначала относительно небольшой отряд Ибак-хана обозначил атаку: выпустил несколько десятков стрел и отвернул от отряда хана Ахмата. Тот проследовал за ним до основных сил Сибирского ханства и, в свою очередь, повторил этот манёвр.

Нехитрое выманивание.

Каждая из сторон рассчитывала на слабые нервы противника. Дескать, психанут, увлекутся. Тут-то их и примут. Не все ведь в атаку побегут…

Ещё немного покрутились.

Обозначили ложное отступление всеми силами.

Имитировали дважды общую атаку.

Но воз оставался там же, где и был к началу столкновения. За исключением трёх десятков убитых и раненых. Совокупно. С обеих сторон. Хотя поучаствовать в этом цирке успели уже, наверное, все воины хана Ахмата, за исключением его небольшой личной гвардии и отряда Холмского.

– Что думаешь? – спросил хан Даниила, видя его недовольное лицо.

– Ибак растянул своё войско, – после некоторой паузы ответил Даниил. – Вон, видишь, какие крылья вывел. Всё норовит удачным броском отряд охватить.

– Так, – чинно кивнул Ахмат.

– Предлагаю основными силами ударить в центр. А я со своими ребятами обрушусь на их правый фланг. Они ведь развернутся, норовя сдавить с боков вас. А то и начнут движение. Потому не смогут должного сопротивления оказать. Там их сколько? Сотен семь, не больше?

– Опрокинешь их? – недоверчиво спросил Ахмат.

– Опрокину.

– А что делать с левым флангом?

– Ты можешь со своей гвардией обозначить на него атаку. Так, чтобы тебя заметили и развернулись. Отвлечь их. Чтобы во фланг основному войску не ударили.

Ахмат прищурился, рассматривая Даниила. Но промолчал. Он думал. И офицеры, что возле него стояли, тоже все слышали и думали.

Решительная лобовая атака выглядело довольно рискованным занятием. Тем более что татарская конница не была способна наносить таранный копейный удар. А это значит, что пробить и опрокинуть противника они не смогут. Во всяком случае, сразу. Завяжется «собачья свалка» с непредсказуемым исходом. У Ибака по центру было войск если и меньше, чем Ахмат мог выставить в эту решительную атаку, то не сильно. Совокупно же он превосходил числом. Но всё одно осторожничал. В любом случае выходило, что исход боя решит отряд Холмского. И от того, справится он или нет, зависело всё.

Риск. Огромный риск.

Сделав этот шаг, можно было проиграть и с позором бежать в свои родные степи, отдав Сибирскому хану не только бо́льшую часть земли бывшего Казанского ханства, но и Синюю Орду. А вот победа… это было очень интересно…

Так что, подумав, хан решился.

И началось…

Практически всё войско Ахмата пришло в движение и бесформенной конной толпой – лавой! – ринулось вперёд, медленно набирая темп. Даниил со своими людьми устремился за ними, стараясь не отсвечивать. Как и сам хан, что повёл лично свою гвардию.

Войско Ибак-хана отреагировало ожидаемо и естественно. Он выдвинул дальше крылья и развернул их для удара во фланг неприятелю.

Глупая, на их взгляд, атака. Если это атака, а не очередная имитация. Настолько глупая, что Ибак-хан даже заулыбался, довольно оглаживая свою бороду. После такой славной победы можно будет подумать о многом. И о занятии земель разгромленного Казанского ханства, и о подчинении Синей Орды. А там и Белую под себя подмять можно да провозгласить себя новым ханом возрождённой Золотой Орды. Крым, правда, остаётся в стороне. Но что он сможет противопоставить ТАКОЙ силе? Да и Русь. Этот лакомый кусочек вновь станет выплачивать налоги Золотой Орде, подчинившись. Или, в крайнем случае, не налоги, а дань. Что тоже неплохо.

Ожидание грядущего величия так вскружило ему голову, что он не сразу услышал возгласы ближних нукеров. А когда услышал и взглянул туда, куда они указывали, удивлённо выгнул бровь, не понимая происходящего.

Даниил Холмский, следуя за основной массой татарской конницы, отвернул от неё. Построился к атаке. И пошёл в неё. Под звуки рожка.

Все три сотни развернулись в две линии, разделённые в глубину метров на пятьдесят, и, придерживая равнение, двинулись вперёд.

Равнение, конечно, получилось очень приблизительное, из-за чего конный строй пошёл волнами. Но линии всё равно удерживались.

Да, это были не кирасиры Фридриха Великого, идущие в атаку стремя в стремя, готовые смять и раздавить своих противников массой своих лошадей и монолитностью удара. Но всё равно на фоне татар, которые оперировали лишь лавами и бесформенными разреженными группами, выглядело впечатляюще. Особенно в связи с тем, что каждый всадник был упакован в стандартный доспех – ламеллярную чешую[34]34
  Выступая в поход на Рязань, Иоанн не стал брать зерцала для своих всадников сотенной службы, так как в Новгородском походе они зарекомендовали себя неудобными, плохо фиксирующимися на скользкой ламеллярной чешуе. А каких-то значимых конных сшибок не намечалось.


[Закрыть] и лёгкий шлем с козырьком, наносником, наушами и трёхчастным сегментным назатыльником. Плюс красная гербовая накидка на тело с золотым львом, восставшим на дыбы.

Плюс пики.

Не копья, а именно кавалерийские пики. Лёгкие, трубчатые, клеёные и весьма длинные, которые были у каждого всадника. Времена лёгких, коротких кавалерийских пик ещё не пришли. Так что эти ребята имели «дрыны» что надо. Не рыцарский лэнс, конечно. Но очень и очень впечатляющий причиндал с небольшим красным флажком у наконечника.

Ну и щиты.

Большие каплевидные щиты, воскрешённые Иоанном прямиком из тех времён, когда Владимир Святой только завершал начатую Святославом реформу по пересаживанию дружины на коней. Их в отечественной историографии частенько называют русскими. Но на самом деле их впервые начали употреблять в Византии, откуда они очень быстро расползлись по всей Европе, став одним из самых эталонных образцов рыцарского вооружения XI–XII веков. Ну и не только рыцарского. Во всяком случае, при завоевании Англии Гийомом Нормандским все континентальные всадники уже имели эти «капли».

– Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-у-у, – гудел рожок, надрываясь. А его звук, перекрывая остальной шум, летел над полем боя, привлекая внимая окружающих. – Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-у-у.

И многие даже прекратили рубку, отвлекаясь на эти звуки.

Атакуемое крыло Ибак-хана довольно легко развернулось, встречая опасность лицом, и даже пришпорило коней, направляя свою достаточно разреженную лаву всадников навстречу неприятелю, который уступал им по численности более чем вдвое.

Сотня метров.

Первая линия Даниила опустила пики, зажав их под мышками и натянув кожаные ремни упоров, чтобы передать на острие всю массу лошади при ударе.

Полсотни метров.

Холмский вёл уже свою линию галопом, стараясь, впрочем, придерживать равнение. Насколько это вообще было возможно.

Он, как и прочие всадники, подтянул щит повыше, прикрывая его кромкой лицо и шею – самые уязвимые части тела при их нынешнем защитном снаряжении.

– Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-у-у, – прозвучал последний раз рожок. И противники сошлись в ударе.

Встречная скорость превысила семьдесят километров в час. И вот на этой скорости наконечники длинных пик ударили в свои цели, передавая на них всю массу лошади.

Раздался жутковатый треск.

И Ибак-хан, как и многие иные, разразился удивлёнными возгласами. Ведь пика просто вышвыривала из седла татарских всадников. Высокая посадка не оставляла им никаких шансов. И большинство из них были при этом пробиты пиками насквозь, что торчали своими наконечниками у них из спины, выступая на добрый метр или даже больше. Причём хватало и таких, кто пытался прикрываться лёгким щитом, совершенно не державшим такой удар.

Рассеянная конная лава позволила всадникам Холмского легко избежать столкновения коней с последующей давкой и, выхватив кончары, продолжить бой. Длинный гранёный штык, каковым, по сути, и был кончар, не встречал заметного сопротивления ни у лёгких щитов, ни у кольчуг, ни у стёганых халатов. Так что можно было просто колоть по силуэту, не сильно целясь или примеряясь.

А сзади чуть погодя с неменьшим эффектом в лаву татар врубилась вторая линия конницы. И вновь полетели красиво выбитые из седла противники.

Десяти секунд не прошло, как от крыла татар, ещё совсем недавно превосходящего более чем вдвое отряд Холмского, осталось едва половина. И эта половина стремительно уменьшалась.

Ламеллярная чешуя, в которой были все всадники Даниила, надёжно держала саблю и неакцентированные удары лёгким копьём. Да и «собачьей свалки» не получилось. Конница Холмского продолжала ломиться вперёд сквозь разреженную лаву татар и колоть их на проходе кончарами, куда более прочными, чем пики и, учитывая не столь мощные удары, легко извлекаемыми. Тела противников сами разворачивались вслед за двигающимся ратником и соскальзывали с клинков. Высокая посадка делала татар очень неустойчивыми в седле.

Сорок секунд. И Холмский провёл обе свои линии конницы сквозь татарскую лаву, остатки которой в ужасе разбегались кто куда. Просто прыснули в разные стороны и, пришпорив коней, уходили, потому что от семи с гаком сотен их осталось едва за две. Потеря более чем половины личного состава выглядела кошмарно и чудовищно давила на мораль. Причём не только этого фланга, но и остальных наблюдателей.

Ахмат тем временем, обозначая атаку на другой фланг противника, отвернул. Увлекая за собой неприятеля. А Холмский, не останавливаясь, провёл своих всадников на ставку Ибак-хана.

– Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-у-у, – вновь затрубил рожок, обозначая новую атаку.

Только в этот раз всадники Даниила держали в руках не длинные пики, а кончары, которые вполне можно было применить и во время сшибки.

У Ибак-хана тоже, как и у Ахмата, имелась своя гвардия. И она стояла при нём, выступая телохранителями. И она была такой же немногочисленной – бойцов сто, не больше. Так что она охотно последовала за своим правителем, что предался безудержному бегству. Не вообще с поля боя, а в сторону от надвигающихся красных всадников. Очень уж они его испугали.

И так уж получилось, что маршрут его пролегал вдоль тылов центра собственного войска, которое, увидев разгром фланга, пустилось в бегство. Отчего Ибак-хан с ходу влетел в эту мешанину из отступающих всадников и резко замедлился. А потом уже было поздно. Сзади налетели ратники Холмского со своими кончарами. Да и татары хана Ахмата активно подключились к избиванию бегущего противника…

* * *

В то же самое время в Трире происходил довольно интересный эпизод…

Великий князь Запада, как его называли сторонники, сидел за столом и второй раз перечитывал письмо Понтифика. Оно было странным. И Карл Смелый, герцог Бургундии и прочее, прочее, прочее недоумевал от написанных там вещей.

– И зачем всё это? – наконец, не выдержав, спросил у кардинала, что привёз послание и явно был облечён властью для компетентных комментариев.

– В Риме обеспокоены успехами Луи, – уклончиво ответил кардинал.

– Не понимаю вас.

– Вы заключили мир с Луи, но он лишь на бумаге.

– Полагаю, вы думаете, будто я этого не понимаю?

– Что вы слышали о Персидской компании?

– Меня она мало интересует.

– Ваша светлость, не делайте таких опрометчивых выводов.

– Вы хотите, чтобы я дал денег на эту… хм… задумку Святого Престола? Как по мне, так она не лучше крестового похода, который захлебнулся, так и не начавшись. Вы не хуже меня понимаете, что в наши дни добрым воинам и в Европе есть чем заняться.

– Всё так, – кивнул кардинал. – Им есть чем заняться. Но это никак не отрицает усиление осман, которые ныне думают о захвате королевств Неаполь и Венгрия. От ваших владений это безмерно далеко, но… речь не о том.

– А о чём?

– Графство Артуа и Фландрия. Это ведь ваши земли, приносящие вам львиную долю доходов. Не так ли?

– К чему вы клоните?

– К тому, что эти земли могут приносить вам ещё больше денег. Ведь от восточных берегов Балтийского моря кто-то должен персидские товары доставлять в Европу. Почему не ваши корабли? Или вы хотите, чтобы на столь богоугодном деле наживались эти торгаши из Ганзы?

– Вот вы о чём… – покачал головой Карл. – Об этом стоит поговорить только тогда, когда этот ваш юный король сумеет удержать натиск Польши и Литвы. В чём я сомневаюсь. Мне рассказывали о тех землях…

– В возрасте тринадцати лет Иоанн встал со своими пикинёрами в строй, чтобы поддержать их боевой дух при отражении натиска конницы. И победил. Он выиграл блистательно кампании прошлого и позапрошлого годов.

– Похвально, – произнёс Карл уже с меньшей язвительностью и раздражением. Герцог ценил личное мужество и вообще всячески поддерживал проявления рыцарской доблести. Понятно, что пикинёр был очень далёк от рыцаря, но этот поступок монарха вызвал у него чрезвычайное одобрение. Особенно учитывая возраст парня.