Текст книги "Иван Московский. Том 3. Ливонская партия"

– Оу… – только и выдавил их себя кардинал. Он-то был в курсе, что Святой Престол от работорговцев получал «небольшие» пожертвования, дабы не проявлять к ним интереса. А дела там тяжкие крутились. И если ещё полвека назад христиан из Восточной Европы именовали белыми татарами для отвода глаз, то ныне просто называли русскими[29]29
  Так и было в оригинальной истории. Причём под термином «русины», то есть «русские», именовали всех выходцев из Восточной Европы от Польши до восточных окраин Руси.


[Закрыть]. И отлучать от Церкви тех, кто несёт тебе золотые яички… ну по меньшей мере неуместно. – Вы знаете…

– ЧТО? – перебив его, воскликнул Папа, подавшись вперёд.

– Когда я уже уезжал, уже в Смоленске меня нагнали слухи о том, что Иоанн издал новый указ по королевству.

– При чём здесь его указ?!

– О! Он очень даже при чём. По слухам, он постановил, что любой христианин, что купит, продаст или будет пользоваться рабом, исповедующим любое христианство, повинен смерти.

– Ох… – выдохнул Сикст IV.

– Иоанн потребовал в течение года привести в землях его королевства всё к этому порядку. Рабов там немного[30]30
  Классическими рабами на Руси к XV веку являлись холопы.


[Закрыть]. Так что особой беды в том нет. Там нет, но этот его поступок… М-да. Он, видимо, слишком близко к сердцу принял провозглашение его Василевсом…

– Чёртов Мануил! – прошипел Сикст. – Точно этот мерзавец ему на ушко нашептал эту мерзость. Скотина!

Глава 6

1477 год, 12 июня, Москва

Активная переговорная деятельность в Москве никак не могла закончиться. Одно событие тянуло за собой другие – реакции, в том числе международные. А те, в свою очередь, порождали свои цепочки реакций.

Поместный собор в Константинополе провозгласил Иоанна главой дома Комнинов, осудил Ангелов с Палеологов, лишив их «честности», что сделало Иоанна свет Иоанновича титулярным Василевсом Римской Империи. Но это ни в коей мере не умаляло и не отменяло его титул и статус короля Руси. Нет. Эта выходка делала Иоанна формальным правителем Восточной Римской Империи, известной также как Византия, а потенциально и всей Европы. Но не вместо Руси, а вместе с Русью. Иными словами, ставило в положение личной унии примерно так же, как и Казимира IV, который правил и королевством Польским, и Великим княжеством Литовским – двумя в целом независимыми государствами.

Интересным моментом был и «порядковый номер» нового Василевса. Несмотря на поражение династий Палеологов с Ангелами в «честности», иерархи не коснулись актов правления. Следовательно, Поместный собор осудил династию, лишив её прав на престолонаследие, но не стал низвергать тех, кто по факту правил Византией почти три столетия – с 1185 по 1453 год. Так что Иоанн стал не III, а IX.

Но то не суть.

Главное то, что этот шаг фактически вынуждал нашего героя вновь обращаться к православию, отходя от католичества. И Папа не мог не отреагировать на это. Посему 12 июня 1477 года в Москву вошла достаточно серьёзная и представительная делегация Святого Престола во главе с нунцием – официальным послом. Причём делегация эта вышла из Рима задолго до получения Сикстом IV послания Иоанна «о рабах». Они никак в этом плане не пересекались. Да и вопросы это были несоизмеримых величин.

Самым интересным оказалось, что нунцием оказался кардинал Родриго Борджиа. И когда Иоанн услышал имя, то едва сдержался от того, чтобы приказать без промедлений удавить этого гада, о котором он был наслышан ещё в прошлой жизни. Может быть, это и не тот Борджиа, но…

– Ваше Величество, – вкрадчиво произнёс кардинал на латыни во время приватной встречи без галстуков, которую проводили в сокращённом и неформальном формате, – к моему огромному сожалению, но ландмейстер католического ордена не может дать вассальную клятву православному монарху.

– Вы опять меня не слышите, – терпеливо возразил король, также на латыни, которой хорошо владел. – Речь идёт о том, чтобы ландмейстер христианского ордена дал вассальную клятву христианскому монарху. Ведь и он, и я веруем во Христа. Не так ли?

– Так, – кивнул Родриго, – но есть нюансы…

– Как я и говорил, – вклинился в разговор Бернхард фон дер Борх, чем вызвал взгляд полный неудовольствия со стороны кардинала.

– А что мешает Бернхарду принять титул герцога и трансформировать Ливонию в герцогство? В светское государство? Ведь функции ордена по крещению язычников в этих краях уже выполнены. Зачем он тут? Орден и так уже светское государство, которое лишь по привычке кривляется.

– Почему же сразу кривляется? – в какой-то мере даже обиделся ландмейстер, которому такие слова пришлись не по душе.

– А что вы делаете? Сколько язычников вы обратили в христианскую веру за последние полвека? Вот! Ни одного. Сколько за минувшее столетие вы предприняли походов в Святую землю, чтобы освободить Гроб Господень? И тут ни одного? А чем же вы занимаетесь? Ведёте хозяйственную деятельность, подавляете крестьянские восстания и воюете с соседями за их землю. С христианскими соседями, прошу отметить. Как с католическими христианами, так и православными. То у Польши хотите что-то отжать, то у Новгорода, то у Литвы, то у Пскова. Вы как орден изжили себя чуть более чем полностью. И превратились по своей сути в пародию на тамплиеров.

– Но… – хотел было возразить ландмейстер, но осёкся, не найдя слов.

– Русь, в отличие от вас, последний век только и делает, что ведёт войны с магометанами. И подчинив их земли, планомерно занимается обращением их в христиан.

– В православных, – поправил Родриго короля.

– В христиан, – с нажимом повторил Иоанн. – В Иисуса веруют? Веруют. Крест носят? Носят. Так что же вам, собакам, не хватает?

– Ваше Величество! – воскликнул Борджиа, которому это сравнение очень не понравилось.

– А что не так? Я в чём-то ошибся? Так поправь меня.

– Ваше Величество, – взяв себя в руки, произнёс кардинал, – Святой Престол готов порекомендовать Бернхарду дать вам вассальную клятву, если вы убедите Патриарха признать решение Ферраро-Флорентийского собора. А потом утвердите это решение на территории Руси.

– Ты издеваешься? – с усмешкой спросил Иоанн.

– Конечно, нет!

– Ферраро-Флорентийский собор просто был настолько бестолково и непрофессионально организован, что ссылаться на него стыдно.

– Так вы отрицаете его решение?! – с нарастающим раздражением спросил Борджиа.

– Я отрицаю наличие элементарного здравого смысла у, к счастью, покойного Евгения IV, который, судя по всему, дальше Италии не видел и видеть не хотел. Дилетант и бездарь на Святом Престоле – это проклятие для всех христиан.

– А что конкретно вам не нравится? – вместо закипающего нунция спросил Бернхард.

– Сама идея Ферраро-Флорентийского собора благостна. Это факт. Преодолеть раскол христианства необходимо. Но как это попытались сделать? Стыдно сказать. Я вообще не понимаю, на что рассчитывал Святой Престол, затевая это дело. Его цель заключалась в том, чтобы дискредитировать объединение христиан? Или что? Судя по всему – именно в этом. Иначе как объяснить тот факт, что Евгений IV начал Собор с того, что прямо и публично нарушил свои обязательства как принимающая сторона и организатор. Что он обещал? Правильно. Денежное довольствие делегатов, дабы они не думали о хлебе насущном во время дебатов. А что сделал? Обманул их. Уже этого достаточно, чтобы в глазах любого честного человека Ферраро-Флорентийский собор признать воровским.

– Позвольте! – воскликнул Родриго, возмущённый такой оценкой.

– Сидеть! – рявкнул Иоанн, усаживая попытавшегося было встать Борджиа обратно в кресло. – Итак. Евгений IV поступил как первостатейный мерзавец, нарушив свои обязательства перед делегатами. Что само по себе ставит крест на Ферраро-Флорентийском соборе, лишая его правомерности. Признать его – несмываемый позор. Даже не потому, что он плох, а потому, как он был проведён. Одного этого достаточно для того, чтобы выбросить тело Евгения IV из его могилы и публично осудить, как раскольника, мерзавца и пособника дьявола на земле. Но, допустим, что он не пошёл бы на поводу дьявольского искушения и удержался бы от соблазна сообщить всем вокруг, какое он дерьмо. Что бы с Собором в остальном было не так тогда? Да всё. Увы. Видимо, у Евгения IV вместо головы была просто гнилая репа, ибо за что ни возьмись в этом Соборе – всё сделано без толку и разумения. Словно он и не Папа, а какой-то чумазый селянин, которому поручили руководить тем, в чём он ничего не разумеет.

– Выбирайте выражения! – прошипел Борджиа, красный как рак и раздражённый до крайности.

– Ваше Величество, а что конкретно он сделал не так? Кроме того, что «всё», – вновь спросил ландмейстер, стараясь предотвратить кризис, в который Родриго готов был уже низвергнуть переговоры.

– Если отбросить эмоции, то он просто зашёл не с той стороны и пошёл не туда. Он начал строить крышу, не возведя фундамента. При этом строителям завязал глаза и вперемежку с кирпичами да черепицей навалил репы, свёклы, грабель и прочего непригодного к строительству крыши имущества. Вспомните – орос подписывали без ознакомления практически все участники. Их вынудили к этому совершенно воровским способом. Но это нормально. В этом весь Евгений IV – вор и мерзавец. А сами вопросы, поднятые на Соборе? В сущности, они были глубоко второстепенные и мало относились к насущным делам, которые требовалось обсудить и решить. Вот поэтому Ферраро-Флорентийская уния не была признана православными. И у неё нет будущего и никогда не было. Суть-то в чём. На текущий момент большинство православных находятся в руках магометан. А тем их воссоединение с католиками не только не нужно, но и опасно. Именно поэтому предельно глупо пытаться это делать в лоб. Это невозможно технически.

– Вы считаете, что вопрос о филиокве второстепенным? – выгнул бровь Родриго Борджиа.

– Да, я считаю, что это наследие ариан можно было бы обсудить и позже. Вы ведь не хуже меня знаете, что концепция филиокве была введёна Карлом Великим как компромиссное решение для примирения христиан никейского обряда и ариан, каковых в Испании и Франции было в те годы изрядно. Нет? Не знали? Серьёзно?

– Кто вам эти глупости сказал? – раздражённо фыркнул Борджиа.

– Тот же, кто рассказал и показал тексты, без всякого сомнения подтверждающие факт грубого и примитивного подлога Исидоровых декреталий. Точнее, их правильно было бы назвать Лже-Исидоровы. Сделаны они были, судя по языку и ошибкам, при дворе Карла Великого и подарены Папе. Учитывая грубость подделки, вряд ли в Риме это не поняли. Но мне всё равно. Я не хочу давать ход этим сведениям, на основании которых Рим претендует на первенство в христианском мире. Ибо мне нужно, чтобы христиане примирились, а не передрались. И я очень вас прошу, прекратите маяться дурью и строить из себя муху на стекле.

Борджиа промолчал, сверля Иоанна глазами. Слова, которые он произнёс, были до крайности неприятны.

– Вы можете доказать подложность декреталий? – хмуро спросил Патриарх Мануил.

– Без всякого сомнения. Это может сделать всякий, кто обратится к церковным архивам и поднимет старые тексты. Бо́льшая часть декреталий была попросту выдумана и написана весьма корявым латинским языком, характерным для захваченной варварами римской провинции. Те люди, что занимались подлогом, явно знали латинский язык намного хуже первых Пап Римских, для которых он был родным. Просто. Грубо. Примитивно. Но мы сейчас собрались пообщаться не об этом.

– А о чём?

– Ливонское ландмейстерство не может дать мне вассальную клятву из-за раскола. Хорошо. Допустим. В этом случае у меня два пути. Первый – силой оружия вынудить эту землю мне подчиниться по праву сюзерена. Второй – прекратить раскол.

– Принять Ферраро-Флорентийскую унию? – ядовито улыбнулся Борджия.

– Вы дурак, Родриго? Я вам только что объяснил, что ни один человек, у которого есть совесть, её не примет. А вы за старое?

– Тогда что? – спросил Мануил.

– Объединение церкви невозможно в лоб. В первую очередь из-за того, что бо́льшая часть православных до сих пор находятся под властью магометан. И те этого не допустят. Объединение должно разбить на этапы. Первый. Снятие взаимного отлучения и примирения. Примирения, а не унии. Взаимное примирение и начало духовного сотрудничества. Папу должно начать поминать при богослужении в православных церквях, а патриархов православных – при богослужении в католических храмах. Первый шаг должен быть маленьким и осторожным. Однако без него второй не сделать. Нужно сразу же провозгласить законность браков между любыми христианами, вне зависимости от их направления. Иными словами, восстановить торжество принципа единокрещения, записанного в Никейском символе веры. После чего собрать комиссию для унификации святых, дабы утвердить единые святцы. И так далее, и тому подобное. И только потом, спустя какое-то время, может быть полвека, а может быть век, можно будет начать говорить о следующих этапах взаимной интеграции. Но осторожно. Вы, идиоты, столько веков поливали друг друга дерьмом, что теперь просто так не примириться. Даже перед лицом общей угрозы, каковой, без всякого сомнения, является ислам. И дело это не единого Собора, а века, может быть двух веков и по меньшей мере трёх-четырёх больших Соборов. Чтобы преодолеть тот завал из сломанных копий, нам всем нужно будет очень плотно потрудиться и плоды этих трудов увидят хорошо если наши внуки.

Помолчали, переваривая слова Иоанна.

– Кто вам сказал про Исидоровы декреталии? – спросил Родриго, которого этот вопрос явно интересовал больше.

– Вы не о том думаете, – холодно произнёс Иоанн. – Или вы считаете, что это единственный секрет Святого Престола, которым я владею? О нет. Их хватает. И многие из них лучше бы никому не говорить. Но суть в том, что я не стремлюсь к вражде с Римом.

– Это заметно…

Поговорили ещё. Но всё впустую. Борджиа теперь почти и не участвовал в обсуждении, погрузившись в свои мысли. А остальные в римской делегации не смели лезть вперёд поперёк батьки. На том и прекратили пустопорожнюю болтовню. Часа же через три после завершения этих переговоров из Москвы уехал Бернхард фон дер Борх со своими людьми. Ему стало ясно, что Иоанн ни унию, ни католичество принимать не станет. А значит, будет война, и к ней нужно готовиться. Причём основательно готовиться.

Там-то он и пересёкся с Семёном сыном Безуховым. Тот, командуя батареей фальконетов с приданным ему взводами аркебузиров да пикинёров, совершал манёвр в рамках плановых учений. Ему требовалось предпринять стремительный марш-бросок, выйти на назначенную ему позицию в отведённое время, укрепиться там и подготовиться к отражению нападения противника.

Ландмейстер был до крайности раздражён и недоволен итогами переговоров. Война с Москвой – это последнее, к чему он стремился. Так что на нервах даже не заметил, как едва не влетел в хорошо организованную походную колонну.

– К бою! – кто-то рявкнул на русском совсем рядом.

И закрутилось.

Пикинёры бросили свои пики и похватали бердыши – мощные такие двуручные топоры с хорошо оформленным колющим концом, отчего они ничем не уступали классическим старым швейцарским алебардам. Даже превосходили их, ибо против лошадей выглядели много опаснее.

Аркебузиры бегом укрылись за них и стали заряжать свои аркебузы, разжигая фитили от двух закрытых походных ламп, что несли с собой на марше. Минуты не прошло, как они сумели изготовиться к бою. А полсотни аркебуз да почти в упор – это аргумент даже для латных доспехов.

Артиллеристы же, отвернув на обочину, быстрым рывком вышли на позиции, разделившись на две тройки, перекрывая своими жерлами дорогу и отсекая для неприятеля пути отступления. Причём не только выехали и встали правильно, но и успели за ту же минуту зарядиться, загнав в ствол заряды с крупной картечью. Проткнули картузы да подсыпали затравочного пороха.

Раз. И отряд полностью изготовился к бою. Отчего ландмейстер опешил. У него, конечно, были воины в сопровождении. Но связываться с этими пехотинцами он не имел ни малейшего желания. Тем более что даже с первого взгляда ему становилось понятно – исход боя, ежели он начнётся, вряд ли сложится в его пользу.

– Спокойно! – воскликнул он по-русски. – Что здесь происходит?

– По какому праву вы попытались атаковать нас? – холодно процедил Семён сын Безухов.

– Атаковал? Что за вздор! Я просто ехал по дороге!

– И просто хотели стоптать моих людей? – всё также холодно процедил Семён.

– Я… – начал было говорить ландмейстер, но осёкся. Бердыши, направленные в сторону его небольшого отряда, равно как и дула аркебуз выглядели чрезвычайно недружелюбно. А орудия чуть в стороне вообще угнетали. – Я приношу вам свои извинения. Я и мои люди не хотели причинить вам вреда. Мы просто спешим. Дела.

Семён помолчал немного. Осмотрел этих людей, после чего кивнул каким-то своим мыслям и ответил:

– Хорошо. Проходите. Но впредь смотрите, куда прёте, – произнёс он, жестом предлагая катиться куда подальше. Чем ландмейстер с его окружением и воспользовались…

– Почему вы этому быдло позволили с собой так разговаривать? – наконец спросил один из аристократов, сопровождавших Бернхарда, когда они отъехали на добрую лигу. – Мы послы и находимся под защитой короля.

– До тех пор, пока сами не атакуем его людей, – тихо ответил фон дер Борх.

– Да кто поверит словам этого быдла?

– А что, ты думаешь, после этого боя будут другие слова? – нервно хохотнул другой аристократ. – Я был под Вильно. И я не сильно рвусь на тот свет, сталкиваясь лоб в лоб с русской пехотой.

– Судя по всему, придётся, – тихо произнёс ландмейстер, и несколько человек, которые хотели было уже подшутить над этим боязливым аристократом, заткнулись.

– Что? Но почему?

– Папа не нашёл способа примирить нас. Он запретил мне давать Иоанну вассальную клятву, пока тот православный. Король же не отступит. Ему нужна Рига и Двина. А значит, он выступит войной на нас, дабы усмирять своих беспокойных вассалов.

Глава 7

1477 год, 15 июня, Москва

Переговоры зашли в тупик. И обострение в религиозном кризисе достигло следующей стадии. Причём король Руси в этой «собачьей свалке» теперь чуток сместился в сторону православия, что немало разозлило Рим. Слишком ревностно там к этому отнеслись.

Казалось бы, почему Иоанн лез в бутылку? Зачем обострял? Во всяком случае, так могло бы показаться со стороны. Однако его реакция была не более чем защитой.

Суть-то в чём?

В 1469 году Иоанн начал свою вендетту с целью покарать убийц матери, из-за чего вступил в клинч с православием. И даже смог свалить его верхушку на Руси. А в 1472 году сделал первый шаг навстречу Риму. И что? Рим как-то успел реализовать это преимущество? Нет.

Да, он прислал парню документы, подтверждающие юридическую правомерность его притязаний на титул «король Руси» и даже простенькую корону. Да, Рим обеспечил Иоанна с отцом католическими невестами. И да, Святой Престол заинтересовался Персидской торговлей, начав агитировать за её становление всех вокруг. Но вяло. Ибо Иоанна не знали и ему не доверяли.

И на этом – всё.

Потому что главную проблему Иоанна – острый недостаток священников «в полях» – Рим не только не решил, но и даже не пытался. Проще говоря, вёл себя тем же способом, каковой практиковал уже больше двухсот лет. В католичество-то пытался перетянуть, но практически безвозмездно, из-за чего успех ему в этом деле сопутствовал только там и тогда, где получалось убеждать огнём и мечом.

Но мы отвлеклись. Что получилось в итоге? Ничего особенного. Обычный очередной тупик. Причём общая логика его получалась на удивление мерзкой.

Сначала православный Патриархат попытался избавиться от Иоанна и его матери, пытаясь пристроить Зою Палеолог на Московский престоле. Не вышло. Молодой лев показал зубки, и потерявший бдительность клир на Руси оказался забит в изрядном числе.

Лев обиделся и попытался прибиться к Святому Престолу. Но тот далее общего одобрения ничего не предпринимал для приручения этого молодого, но уже свирепого хищника.

Выждав время и более трезво оценив ситуацию, православный Патриархат Константинополя сделал новый шаг, решив играть ва-банк. Уж больно опасным и свирепым вырастал лев. Настолько, что на горизонте в их грёзах замаячило возрождение Византии, которого они жаждали без всяких оговорок. Да, перебежали на сторону магометан, когда стало жарко. Да, верно им служили. Но без всякого удовольствия. А тут появился кто-то, кто выглядел сильнее Мехмеда. Существенно сильнее. И этот кто-то мог не только освободить Константинополь, но и был православным. Пока ещё был. Пусть и номинально.

Этот шаг ва-банк вынудил Иоанна отклониться в сторону православия. Что вызвало рост раздражения в Риме. Ведь тот вёл себя как капризная и избалованная девка. На себя одеяло тянул, а взамен – ничего. Обычное дело. Как и реакция Рима на это раздражение. Он попытался наехать и фактически лишить Иоанна одного из самых ценных его трофеев минувшей войны – Ливонии. Не в личном владении, понятно, а в вассалитете. Но сути это не меняло, ибо порт Риги выглядел в глазах короля Руси намного более интересным, нежели Новгород. Но фактический ультиматум, вынуждающий ради принятия Ливонии либо принять католичество, либо Ферраро-Флорентийскую унию, заставил Иоанна вновь показать зубки, пригрозив Риму компроматом и сделав встречное, компромиссное предложение.

Почему он не мог принять католичество? Потому что у него не было в достатке католических священников на Руси. А городское население являлось православным[31]31
  Сельское население в 1477 году было в основной своей массе языческим, причём в весьма незамутнённой форме. Ещё в XII–XIII веках под Москвой практиковались классические языческие захоронения курганного типа, что говорило о языческом компоненте даже в княжеском войске. Ибо в курганах простых людей не погребали. Это было связано с тем, что священников едва хватало на города, а сельский клир только-только начинал формироваться. В оригинальной истории христианство на село шагнуло только с развитием поместной службы и более-менее укрепилось только XVII веке, не раньше. Причём мощный пласт языческих компонентов в неадаптированном христианством виде сохранялся на селе даже в XIX веке.


[Закрыть], из-за чего такой поступок ставил короля в оппозицию со своими подданными, провоцируя многочисленные бунты. С унией всё выглядело ещё хуже, ибо она загоняла Иоанна в положение «свой среди чужих, чужой среди своих». Иными словами, из православного мира он уже отторгался, а в католический ещё не включался. И священников, каковых был острейший дефицит, это ему не добавляло.

Нунций же, следуя в рамках местечковой политики, характерной для Святого Престола последних столетий, не видел и не понимал всего курьёза сложившейся ситуации[32]32
  Рим к XV веку превратился практически в региональный поместный центр христианства в Италии и дальше её интересов часто носа не совал. Но амбиции сохранил старые, что среди прочего спровоцировало раскол католичества и реформацию.


[Закрыть]. И того тупика, в который он сам, вместе со своим патроном, загонял короля, не видел и видеть не хотел. А потому продолжал действовать в рамках своего скудного разумения…

– Она нас поддержит? – тихо спросил Родриго у духовника королевы.

– Я не знаю, – покачал тот головой. – А прямо спросить опасаюсь.

– Она хочет, чтобы её сын вырос честным католиком?

– Без всякого сомнения.

– Ну вот и хорошо. Значит, она на нашей стороне.

– Ваша Светлость, я бы не делал поспешных выводов. Элеонора – женщина умная, но не кровожадная. И ни в коем случае не желает смерти своему супругу.

– Но если он умрёт, она ведь поддержит нового короля – трёхлетнего Владимира. Она сможет стать регентом при нём?

– По местным обычаям она не сможет стать регентом. Скорее им станет дядя нынешнего короля – Андрей Васильевич, герцог Боспорский. А он православный. И общения с нами не одобрял изначально.

– Вздор! У деда нынешнего короля – Василия Васильевича – регентом по малолетству была его мать – Софья Витовтовна, княжна литовская. И поговаривают – справлялась она отлично.

– Элеонора не Софья.

– Это очевидно. Имена у них отличные.

– Дело не только в именах. Элеонора слишком мягкая, а Софья дама была лихая. Когда татары подошли к Москве, эта литовская княжна, уже будучи старушкой, возглавила оборону города и развила кипучую деятельность, немало в том преуспев. Она до самого своего конца была крайне активна. И Иоанн, поговаривают, в неё уродился. Во всяком случае, о том бают те, кто её знал лично. На месте не сидела – до всего ей было дело. Не баба, а муж в юбке. Элеонора не такая.

– Мы ей поможем. Не так ли? – повёл бровью Родриго.

– Мы?

– Ты, как духовник, не оставишь чадо своё, оказавшееся в сложной жизненной ситуации. А я, как посланник Святого Престола, поддержу юного католика – короля Владимира, дабы он по малолетству не потерял корону.

– Я даже не знаю, – покачал головой духовник. – Надо бы с татарами поговорить.

– А чего говорить с ними? Они тут при чём?

– Это самые сильные и влиятельные вассалы короля. Опасные и кровожадные степные волки. Иоанна они боятся и уважают, считая его самым зубастым в степи – львом среди волков. Но обычное право наследования для них – пустые слова. Они могут и не принять власть над собой со стороны трёхлетнего ребёнка.

– И что? Усмирим. У Иоанна хорошая армия. Она их раздавит.

– Иоанн не просто так пошёл с ними на мировую. Воевать со Степью – опасно. Да, она может быть слабее тебя. Но ты своей армией не сумеешь затыкать все дыры в обороне. А степняки станут терзать королевство своими набегами. Сюда побежал – они там напали, туда бросился – они тут нарисовались. Это плохая война. Элеонора сказывала, что сам Иоанн не боится такой войны, хвалясь тем, что знает, как их быстро победить. Но в этом нет ничего удивительного. Он немало одарён Всевышним в делах военных, и ныне нет армии, что способна его победить. Люди сказывают, что там, где он, – там победа. Но это он одарён. А мы? А его полководцы? Они ведь простые люди.