Текст книги "Сын Петра. Том 5. Ветер перемен"

Глава 2

1708 год, март, 7. Москва – Стамбул – Москва

По красивому саду шли двое мужчин в богатых одеждах.

Было тихо и безлюдно.

Все случайные свидетели были удалены из этого места, чтобы эти двое смогли поговорить в приватной обстановке. Слишком уж важным и деликатным виделся султану поднимаемый им вопрос.

Первые несколько минут они шли, разговаривая ни о чем: о цветах, о погоде, о женщинах. Пока наконец, заметив определенную усталость и даже оттенки разочарования у собеседника, султан не начал подвод к главной теме.

– Я рад, мой друг, что вы откликнулись на мое приглашение пройтись и поговорить с глазу на глаз.

– Это лестно слышать. Но мне все еще непонятна цель нашей беседы, – осторожно произнес персидский посол. – Я в растерянности.

– Я хочу с вами поговорить не как султан, а как халиф, – произнес Ахмед и замолчал, подбирая слова.

– О! Мне кажется, я начинаю понимать. Позвольте предположить?

Султан молча подал разрешающий жест.

– Этот разговор как-то связан с неугомонным шехзаде Алекси?

– Оу… – удивился Ахмед. – Он вам что-то рассказал?

– Нет.

– Тогда почему вы решили?

– Он уже несколько лет добивается брака с сестрой моего господина. И мы не против. Но пойти против ислама для нас немыслимо. Очевидно предположить, что этот неугомонный попробует прийти к халифу. Да, мы не признаем вас халифом, но все же… это весьма вероятно.

– Это все настолько очевидно? – удивился Ахмед.

– Кое-какие слухи до нас доходили, но не более.

– Значит, доходили… – лукаво улыбнулся султан.

– Наш посол находится почти постоянно в Москве и часто беседует с шехзаде Алекси и его отцом. У наших стран последние годы бурно развивается торговля и появились новые общие дела.

– Вы имеете в виду ту задумку диковинной дороги от Каспия до Персидского залива?

– Да. Она одна заменит десятки тысяч верблюдов на караванном пути. И позволит везти из Индии больше разных товаров. Это просто золотое дно!

– Я наслышан, – сдержанно кивнул султан. – Шехзаде действительно тот еще затейник.

– Я слышу сомнения в ваших словах, – осторожно произнес посол. – Вы не верите в успех этой дороги? Люди моего господина все проверили. Эти урусы выдумали действительно занятную штуку. И она у них работает. Уже работает.

– Это хорошо, – примирительно произнес Ахмед. – В конце концов, если она действительно так хорошо работает, то рано или поздно вы ее и к нам проведете. Не так ли?

– Это можно обсудить.

– Но не сейчас. Понимаю, – согласился султан. – Мы вышли обсудить иное.

– Да, о великий. Для начала мы ее должны построить у себя. И это не год и не два. Большая работа предстоит. Но перспективы ее захватывают. Даже наши правоведы, что побывали в Перми и осмотрели работающий участок, отзывались о ней крайне лестно.

– Даже они?

– Очень рекомендую вам отправить посольство. Это действительно новое слово в технике, открывающее новые возможности там, где раньше из-за недостатка рек или морей добрым образом ничего возить не получалось.

– Любопытно, – кивнул султан. – Впрочем, речь сейчас пойдет не об этом. Судя по всему, этот неугомонный шехзаде нашел способ, не нарушая веры, переходить из ислама в христианство.

– Вот как?! – неподдельно удивился посол шаха.

– Он предложил мне, как халифу, ввести такое понятие, как «Большой ислам». И признать христианство архаичной формой ислама. Так что формально переход из ислама в христианство в особых случаях можно будет считать вполне законным. Почитая за переходы между мазхабами.

– Ох… – только и выдохнул посол, переваривая услышанное.

Ситуация выглядела дико, но интересно. А главное, политически крайне прозрачно.

Халиф из дома Османов не признавался в державе Сефевидов. Однако если он публично объявит о подобной концепции и шах его поддержит, то автоматически признает халифом. Фактически. Что выглядело бы очень важной политической победой османов после стольких десятилетий поражений. И в известной степени укрепило бы престол и авторитет Ахмеда.

Такая себе история.

И скажем прямо – это не то, к чему стремился Иран. Во всяком случае, довольно большие группы влияния внутри него желали лидерства в духовном мире. Но как его достичь? После недавней войны доминирующим вариантом стал путь через укрепление и расширение союза с Россией. Он позволял и армию модернизировать, и обзавестись иными техническими средствами для увеличения авторитета в будущем. Для чего перевод торгового сотрудничества в династический союз, а потом, возможно, и военно-политический союз, выглядел очень интересным и далеко идущим решением. Так что посол оказался в несколько противоречивом положении. Тактически это признание выглядело как поражение, стратегически – как победа.

Вся сложность больших нововведений заключалась в том, что ислам не монолитен. В нем нет единой линии подчинения, как в том же христианстве. Однако, выступив единым фронтом, Османы и Сефевиды способны были обеспечить легитимность такому тезису на очень широкой территории. Во всяком случае, на самой развитой.

Фанатики останутся при своем. Тут и гадать нечего было. Но они и так постоянно чем-то недовольны. И у них постоянные проблемы со всеми. Даже с вполне себе законопослушными правоверными, живущими по канону. Ну, может быть, не так рьяно, как фанатикам хотелось бы. Так что в целом ими можно пренебречь, потому что если этот тезис вводить сообща в двух державах, то не получится через провокации друг другу вредить. Нет, ну технически можно, хотя будет это крайне сложно. На публичную проповедь чего-то неправильного придется реагировать. И уж тут сомневаться не приходилось – обе стороны будут внимательно приглядывать друг за другом в столь щекотливом вопросе.

Для остальных же, включая самих Османов, этот шаг открывал возможность гипотетически начать выстраивать династические союзы с христианами. Да, неизвестно, как на это отреагируют сами христиане. В целом. Но почти наверняка найдутся желающие разыграть эту карту.

– И вы это сделаете? – после паузы спросил посол шаха.

– Для этого я вас сюда и пригласил, чтобы поговорить с глазу на глаз, – лукаво улыбнулся султан.

– А что вас интересует?

– Заключение военного союза против мамлюков. И вашего деятельного участия в нем. Вы должны помочь мне разбить мамлюков и вернуть мои земли в Леванте и Египте.

– И все?

– Этого мало? – грустно улыбнулся султан. – Я слышал, что при дворах европейских монархов уже на полном серьезе стали обсуждать вопросы возрождения Иерусалимского королевства и прочих держав крестоносцев. При поддержке мамлюков. До меня дошли слухи, что те готовы сдать земли Левант под гарантии мира. Что-де ни мы, ни вы к ним армии не проведете.

– Интересно… Очень интересно… Я о таком еще не слышал, – подозрительно произнес посол, но старательно эту свою эмоцию скрыл. Впрочем, интерес султана был предельно ясен.

Он обеспечивал свои тылы.

Если Иран станет его военным союзником, да еще после такого общего дела, то вряд у них найдется достойный повод воевать. Если, конечно, его специально не создавать. А Ирану это было бы в ближайшее время невыгодно. Порте тоже.

С другой стороны, покой достигался и с Россией, которая получала что хотела. Оставались Габсбурги на северо-западе и мамлюки на юге. Но если Иран вступит в эту войну на стороне Ахмеда, то вряд ли против мамлюков потребуется разворачивать большие войска. Так что… вполне себе решение.

Компромиссное.

Но, учитывая истерзанную поражением репутацию султанов, даже таким образом стяжать себе победу – уже успех. В конце концов, земли вернутся под руку султана. И подданным об этом обязательно скажут. Что обеспечивало Ахмеду славу победоносного и успешного правителя. А значит, и покой правления. Во всяком случае, сколько-то лет точно.

А дальше?

Бог весть. Тут лет на пять-десять покоя бы добиться. И порешать накопившийся ворох внутренних проблем. Начиная с института янычаров, который Ахмед намеревался ликвидировать. Слишком уж угрожающе они выглядели с каждым годом. И слишком легко их использовали для подрыва внутреннего порядка в державе.

Недавняя война привела к тому, что казармы Константинополя опустели. Удар янычарам был нанесен сокрушительный. В тяжелой битве и при провальном штурме они разом потеряли людей больше, чем когда-либо ранее. Так что обстоятельства благоволили…

– Я думаю, что моего господина, вполне устроит такой вариант, – после некоторой паузы произнес посол, – но за одним дополнением.

– Каким же?

– Было бы славно, если бы, говоря о Большом исламе, вы, о великий, не забыли упомянуть, что последователи Сефи ад-Дина признаются вами полноценным течением ислама. Без оговорок.

– Вы многого просите.

– Но и многое даем. Ведь воевать с мамлюками, по сути, будем мы. Не так ли?

Султан улыбнулся.

Загадочно.

И кивнул, принимая этот тезис…

* * *

Алексей медленно вошел в свой кабинет. И упал на диван, небрежно бросив пухлую папку возле него.

Ему было тяжко.

Очень тяжко.

Впервые с начала своей новой жизни тут он крепко заболел. Там, в XXI веке, подобная беда и не беда была бы вовсе. Лекарств хватало. И квалифицированной медицинской помощи. Во всяком случае, ему с его положением всегда с этим было просто.

А тут вот… простуда.

Хотя, судя по силе проявления, скорее что-то инфекционное.

На первый взгляд – мелочь.

Тяжело, но пройдет.

Впрочем, это только на первый взгляд. Потому что подходящих лекарств в этой эпохе еще не имелось. Лишь народные средства. Да и те в несколько усеченном и искаженном формате. Из-за чего любая такая «мелкая пакость» могла легко дать осложнение с летальными последствиями. Например, пневмонией. Чем ее тут лечить? Молитвой?

Постучались.

Алексей никак не отреагировал.

Полминуты спустя дверь все же открылась, и в помещение вошла его мать.

– Ты хоть отзывайся, – обеспокоенно произнесла она.

– Все равно ведь войдешь, – кисло ответил царевич.

– Как твое самочувствие?

– Бодр и весел, как видишь, – ответил сын вялым голосом.

– «Бодр» нужно говорить бодрее, а что весел – веселее. Тогда поверю. Может быть. Хотя, как мне кажется, ты только с горничными своими и бываешь весел. А в остальном ходишь мрачный и холодный. Словно не человек, а какой автоматон.

– Разве же я не улыбаюсь?

– Да разве это улыбка? Словно маска к лицу приставлена. Вымученная. Неужели матери совсем не рад?

– Рад, но ты слишком близко не подходи. А то еще заразишься и детям передашь.

– Сплюнь!

– Не хочу мебель портить, да и паркет красивый – жалко на такой плевать.

– Ох, Леша-Леша, – покачала головой Евдокий. – Шуточки у тебя.

– Почему шутки? Правда жалко.

– Как все прошло?

Алексей усмехнулся. Криво. И очень неприятно.

Если бы не это дело, он бы даже пальцем не пошевелил лишний раз в таком своем состоянии. Не говоря уже о поездке через всю Москву. А так – пришлось…

Трудовой кодекс. Он презентовал его перед собранием самых влиятельных промышленников и их представителей. После чего Петр демонстративно подписал указ о принятии этого кодекса. И грозил карами небесными, если кто станет отлынивать. Приводя в пример целую россыпь крупных аварий на производстве, вишенкой на торте в которых значился взрыв на пороховом заводе.

Страшная штука.

Жуткая штука.

И государь сгущал краски как мог. Нагнетал. Пугал.

Царевич же, выступая в парадигме «доброго полицейского», после отца «угрожал» мягко – с числами и простым логичным разъяснением ситуации. Например, он показывал, что соблюдение трудового кодекса выгодно в первую очередь самим заводчикам. Дескать, без него выработка совокупно, может, и выходит, как им кажется, больше, но и аварийность сильно выше. Из-за чего убытки, простой, нехватка персонала. Отчего, если считать на круг, получается, что при выполнении кодекса работать работники будут меньше, а вырабатывать больше. И издержек это принесет меньше.

Парадокс.

В это никто не хотел верить. Однако царевич был убедителен со своими числами.

Алексей включил в кодекс только самый минимум. Разумный, на его взгляд.

Прежде всего это ограничение рабочего дня в его обычном течении. А если требовались более продолжительные смены, то пороговые значения для рабочей недели. Если уж и там – авральная метода, то он предлагал вахтовую и экспедиционную модель. В общем, описал все подробно, стройно и ясно.

Сюда же относилась и норма по ежегодному отпуску. Да, пока небольшому, но обязательному и оплачиваемому. В условиях начала XVIII века – дичь полнейшая. Однако, как показала практика высоконагруженных предприятий, без него никак.

Как несложно догадаться, минимальный размер оплаты труда он тоже не забыл. Причем установил его достаточно разумный. Исходя не из продуктовой корзины, а из комплекса расходов, включая аренду жилья. Что немало нервировало заводчиков. Да, по факту они и так платили не меньше, а местами и заметно больше, из-за нехватки персонала. Но сами, добровольно. А тут вот так, и меньше нельзя. За меньше могут и наказать.

Дикость?

Ну а как они могли это воспринимать? Только как дикость. Это ведь их предприятие. Почему им самим не устанавливать на нем зарплаты? Их дело – это их дело. С какой стати государство в него так глубоко нос сует?

Однако и это еще не все.

Царевич утвердил классификатор предприятий со сложной шкалой оценки. Что позволяло охватить в семи классах всех – от рядового ремесленника до системообразующих предприятий. Чем выше класс, тем больше открывалось возможностей для его владельца. Однако вместе с тем к нему предъявляли и определенные требования. Так, предприятия высшей категории должны были иметь развитый образовательный блок для сотрудников и членов их семьи, гарантировать им лечение, детские садики, библиотеки и так далее. Все за счет компании.

Дорого.

А откуда им брать сотрудников в будущем? Только выращивать самим. Создавая этакие экосистемы. Что в немалой степени также раздражало заводчиков. Слишком много всяких обязанностей на них навешивалось. Но и возразить они не могли. Все как один испытывали острейший дефицит квалифицированного персонала. А многие даже неквалифицированного. Рабочих рук свободных в стране не было. И они были на вес золота.

В общем, заводчиков трудовой кодекс бесил, но и, по сути, возразить они не могли. Почти все, что предлагал Алексей, было или нужно внедрять, или уже было и так внедрено. Тем более что острая нехватка рабочих рук влекла за собой самым очевидным образом механизацию. А она требовала роста квалификации. Ведь одно дело – просто молотком махать, а другое – управлять паровым молотом. Совсем другой коленкор.

В заключение шел большой пласт вещей, связанных с техникой безопасности. Не бог весть какой, но все же. По большому счету этот блок мало что менял в непосредственной работе. Однако определял, где, кто и за что отвечает, ну и какую ответственность за это несет. Чтобы потом не было пустых тяжб.

Изувечился работник по вине работодателя? Изволь пенсион положить. Что должно было дополнительно стимулировать владельцев. Понятно, строгость законов в России традиционно компенсируется необязательностью их исполнения. Но Алексей был представителем не типичного российского чиновничества. Он придерживался тех взглядов, что законы можно бы и помягче, с определенными зонами свободы, да только исполнять неукоснительно. Применяя совершенно драконовские меры в случае манкирования. Отчего местные уже выли.

И на этот кодекс отреагировали… раздраженно.

Не отмахнешься.

Нет, ну так-то да. Отмахнуться можно. Но ведь этот «упыреныш» узнает и всю кровь высосет. Это если сразу в бочку не полезешь, а признаешь вину. А если начнешь качать права – считай, конец. Сожрет с говном и не подавится. И что особенно ужасно, он обладал удивительной способностью именно узнавать. Пусть не сразу, но обязательно…

Видимо, все эти мысли у Алексея на лице и отразились. Потому что Евдокия Федоровна фыркнула, глянув на сына. Было ясно, он бы и не поехал на эту встречу, если бы не получил от нее определенное удовольствие. И если его отец, Петр Алексеевич, славился своей тягой ко всякого рода сумасбродствам, вроде Всепьянейшего собора, то царевич, как заметила мать, испытывал особую, какую-то противоестественную радость, когда осаживал властей предержащих. И чем выше был статус того, кого он осадил, тем лучше. Да, всегда по делу. Но… не заметить того удовольствия, с которым он гонял влиятельных персон, она не могла. Да и не только она. Эту страсть царевича уже многие приметили.

– Я смотрю, ты прям доволен.

– Болен, мама. Болен. Я просто болен. Но в остальном – да, неплохо прошло. Жаль только, отец артачится.

– В чем же?

– Ну смотри, налоговый и земельный кодекс ввели. Вот теперь начали вводить трудовой. А его подбиваю создать комиссию для продолжения, чтобы все законы державы так оформить – стройно, лаконично и взаимосвязанно. Отменив старые, дабы путанице положить конец. Поступить так, как раньше делали Иван III и Иван IV со своими судебниками.

– Я слышала, что ты вообще отца пытаешься убедить написать, прости господи, конституцию.

– Да. А что такого?

– Этот документ будет ограничивать его власть.

– Так в одной из первых статей можно прямо написать что-то в духе: «Вся полнота власти принадлежит царю». А основное тело документа – это подробное описание государства. Как оно называется, как устроено и так далее. Этот документ просто очень удобен для пущего порядка и устроения.

– Сынок, ты просто голову отцу морочишь, – присев невдалеке на стул, произнесла Евдокия Федоровна. – Кодексы, конституция… Откуда ты все это берешь? И главное – зачем?

– Затем, чтобы получился механизм. Видела автоматон? Вот такой же. Чтобы отец только приглядывал за ним да заводил время от времени. А не вот так – в ручном режиме всем руководил, бегая как на пожаре. Он не железный.

– Мы все не железные, – грустно произнесла мать. – Когда ты слег, я так переживала. И отец. Ты не подумай, что он бессердечный. Я сама видела, как он истово молился за твое выздоровление.

Алексей промолчал.

Единодушие, которого удалось добиться с отцом во время войны со шведами, потихоньку давало трещины. Он все сильнее старался влиять на родителя, а тому не нравились откровенно революционные взгляды сына. Пугающие. Непонятные. Чуждые. Из-за чего они чем дальше, тем больше начинали если не ругаться, то как минимум излишне активно спорить.

Выглядело это так себе.

Во всяком случае, как докладывала Миледи, тихие шепотки в среде аристократов пошли о том, что-де сын нарывается и вскоре может оказаться в опале. Алексей это и сам понимал. Но Петр, будучи продуктом своего времени, чудил. В понимании парня. Сильно чудил.

Среди прочего царевич по этой причине старался по возможности не лезть к отцу лишний раз. И «срывался» только в крайних случаях. Ну или когда это остро требовалось, чтобы предотвратить катастрофу. Однако и подобных вмешательств хватало.

Потихоньку их разговор перекочевал на лекарства.

У Алексея к началу этой тяжелой простуды, которая его едва не похоронила, имелось уже полсотни сотрудников в химической мастерской. Образно говоря. Приписанных к ней. Так-то они все были раскиданы по пяти малым объектам. Квалифицированных сотрудников, включая нескольких переманенных из Европы молодых и перспективных ученых. Ну и около двух сотен тех, кто обеспечивал труд этих ребят, то есть всяких слуг и помощников. Тоже не просто с улицы взятых, а мало-мальски чему-то обученных и с хорошей трудовой дисциплиной.

И тут он заболел.

Перепугался.

И отрефлексировал. Как мог. Отложив почти все направления, бросил людей на лекарства. Он ими раньше-то толком не занимался. Забылся. Потерялся. Так, наблюдал издалека, как что-то там делает собранная им группа при медицинском училище из травниц и знахарок. Но не более.

А тут приспичило.

Заодно, хоть и был он не вполне в кондиции, попытался вспомнить все, что смог. Не его тематика. Не его профиль. Но где-то на краю кругозора мелькало что-то занятное.

Из всех лекарств новых, что его ребята «открыли» к началу болезни, был спиртовой раствор йода. Как антисептик. Его с помпой обставили как открытие Российской академии наук. Новый химический элемент и новая медицинская практика. И все. Ради чего даже «изобрели» нормальные микроскопы с линзами из переплавленного горного хрусталя. Штучно. Но весьма и весьма приличные. Открывающие технические возможности на уровне конца XIX века или даже начала XX.

Вот.

Но это лекарство тут было неприменимо…

Острую фазу своей болезни он вылечил с помощью тех самых знахарок, проигнорировав европейских врачей. Они его отварами отпаивали. От души. Вдумчиво. Даже консилиумы собирали, где чуть ли не дрались. Понимали – уйдет их покровитель, и от них избавятся, так как Петр Алексеевич больше тяготел к европейским врачам.

Вот и старались.

Среди этих отваров была и настойка из коры белой ивы, которая и навела Алексея на воспоминание о таком дивном препарате, как аспирин. Или, если быть точнее, ацетилсалициловая кислота. Вот под выделение ее он и создал большую рабочую группу аж из двадцати трех специалистов. Не считая вспомогательного персонала.

Их задача была проста.

Сначала выделить салициловую кислоту из коры белой ивы. А потом найти способ подвергнуть ее ацетилированию, то есть обработать остатком уксусной кислоты.

Не бог весть какая сложная задача. Однако эта группа не только все должна была получить и проверить, но и продумать технологию кустарного производства, чтобы обеспечить этим лекарством двор и армию.

Еще две небольшие группы по пять человек засели за долгие проекты по поиску пенициллина и стрептомицина. Без всякой, впрочем, надежды на успех в ближайшие годы. Но Алексей посчитал – надо. Если лет через десять кто-то из них что-то найдет – уже хорошо. А нет, так, может, детям его пригодится плод их трудов или внукам. В любом случае эти исследования будут крайне полезны.

Пенициллин, как он помнил, делали из какой-то плесени среднеазиатской тыквы. Хотя это не точно. Вероятно, аналогичными свойствами обладает и иная, более доступная плесень. Стрептомицин же был как-то связан с процессом разложения в почве целлюлозы и хитина.

И как бы все. Больше он о них ничего толком и не помнил. Но для начала поисков вполне достаточно.

Оставалось дело за малым – сесть и найти. А потом придумать, как выращивать и размножать, пусть и в лабораторных условиях. Ну и заодно создать всю необходимую «машинерию» для этого, вроде чашки Петри, питательных составов, методологии работ и так далее.

Алексей медленно шел на поправку.

Молодой, здоровый организм, пусть и изнуренный напряженным умственным трудом, выкарабкивался. Заодно теряя лишний вес из-за всякого рода неприятных побочных эффектов тех настоев и отваров, которым его кормили знахарки.

Ну и координировал как мог работу научно-исследовательского направления в медицинских исследованиях. Например, заставил свой штат травниц засесть за составление большого справочника по лекарственным растениям для последующих клинических испытаний.

Заодно обдумывал и другие проекты. Ту же вакцинацию от оспы, которая была натуральной катастрофой эпохи. Но ему не хватало людей. Пришлось через Лейбница и иные каналы начать активную «охоту за головами», то есть поиск и скупку на корню светлых голов в Европе. Студентов и молодых специалистов. Пусть даже недоучившихся, но толковых мал-мало, да только без связей, а потому не видящих перед собой головокружительной карьеры.

Готовы переехать?

Готовы трудиться за хорошие деньги?

Вперед.

Само собой – на контракт. С большими и вкусными перспективами. Ну и не менее серьезной ответственностью за всякое непотребное…

– Мам, я очень устал, – тихо произнес Алексей. – Можно я немного подремлю? А твое любопытство удовлетворим позже.

– Сынок… последний вопрос, и я ухожу.

– Как будто у меня есть выбор…

– Ты знаешь, что одна из твоих горничных воркует с Кириллом?

– С братом? Да, знаю. Миледи от этого очень заводится.

– Может, стоит ее послушать?

– Кого?

– Арину.

– Она хочет ему перспективную партию. Однако я считаю это плохой идеей. Он слишком далек от политики, а материальное благополучие он и так получит. Просто в силу своих интересов. Я качаю его как инженера, который будет на особом счету. И втягивать его в игры кланов – дурная затея.

– Ты уверен?

– Да. Из пяти детей, что родили мне «горничные», выжило только двое. Случайность или совпадение – не знаю. Но так получилось, что это дети тех двух горничных, с которыми мне интересно. И которые решили мне служить, отказавшись от замужества. Остальным же я, как и обещал, постараюсь обеспечить положение и достойных мужей. Эта «горничная» заинтересовалась Кириллом. И по характеру она ему очень подходит. Почему нет?

– А те две… что с ними будет?

– Одна – ученица Арины. Вторая тоже где-то рядом ошивается. Но у нее другой характер. Тебе бы ее к себе в ученицы взять. Чтобы газетами занималась.

– Ты серьезно?

– А почему нет? Она родила мне бастарда. Дворянка. Ну черная. И что? Замуж она явно не хочет. Желая быть поблизости. Почему бы тебе ее не привлечь к своим делам?

– Ты действительно хочешь этого?

– Да. Действительно хочу. И нужно подумать о судьбе двух оставшихся. У тебя глаз наметан. Подумай, куда их можно пристроить так, чтобы с пользой для дела. Возможно, кто-то ими заинтересовался. Мне в этом плане очень нужна твоя помощь.

– Не хочешь дразнить будущую жену?

– Не хочу. Лишние дрязги мне ни к чему.