Текст книги "Последний памятник на Планете №101. Сборник сказок для взрослых"

– Мой народ несчастен? – спросил президент. – С чего ты взял?

– С того, – зло прошипел в ответ Всучинни, – что вижу это собственными глазами. И странно, Дурачелли, что ты этого не видишь. Только что ты разговаривал с человеком и не увидел, что он несчастен.

– Он не испытывал положительных эмоций относительно меня, но разве это говорит о том, что он несчастен? – спросил президент.

– Здесь не в тебе одном дело, Дурачелли, – задумчиво ответил Всучинни, – ты, конечно, яркое тому подтверждение, но… Дело не только в тебе. Есть жизненные потребности, понимаешь, которые человек каждый день вынужден удовлетворять.

– И что? – спросил президент.

– А то, – ответил Всучинни, – что удовлетворяя эти потребности, человек не испытывает никаких эмоций.

– А должен? – спросил президент.

– Ты что, издеваешься надо мной, Дурачелли? – спросил Всучинни.

– Нет-нет, что ты, – испугался президент. – Я даже имени твоего не знаю.

– И не надо тебе знать моего имени, – сказал Всучинни. – Во всяком случае, пока не надо. Ты президент. Ты главный. Не испытывать эмоции, находясь рядом с тобой, – это ненормально. Восторг, страх, ненависть! Что угодно, но человек обязан, находясь рядом с тобой, испытывать сильнейшие эмоции. И страх! Страх, в любом случае, и… Страх – это обязательно.

– Страх? – удивился президент.

– Не будет страха – не будет и счастья, – ответил Всучинни. – Хочешь, чтобы твой народ был счастлив?

– Испытывал восторженные положительные эмоции? – уточнил президент.

– Да, – твёрдо произнёс Всучинни.

– Конечно хочу, – сказал президент.

– Тогда погрузи его в страх, – сказал Всучинни. – Погрузи его в сильнейшие отрицательные эмоции. Не будет отрицательных эмоций – не будет и положительных. Всё взаимосвязано. Не будет трудностей – не будет и радости от их преодоления. Понимаешь?

– Но… – попытался было возразить президент.

– Ты хочешь спросить, Дурачелли, при чём здесь насущные потребности? – перебил президента Всучинни. – Отвечу. Нет ничего лучше, чем эмоционально возбуждаться от удовлетворения или неудовлетворения именно насущных и каждодневных потребностей. Проще говоря, человек даже в туалет должен ходить и испытывать по этому поводу восторг. Ты пойми, Дурачелли, что в этой голове, – Всучинни показал на свою голову, – столько разных светлых мыслей… Столько! Мыслей! Светлых! Чистых! Я сейчас не могу тебе всего объяснить. Твои выборы – это начало всего. С этого всё начнётся. Обещаю, что не пройдёт и полгода, как люди от страха перед тобой начнут класть в штаны.

– Какой ужас, – прошептал президент. – И это ты называешь благом для моего народа.

– Вот! Твоего народа! – радостно сказал Всучинни. – Молодец. Главное ты уже усвоил, что народ – он твой. И планета, Дурачелли, тоже твоя.

– И планета моя? – удивился президент.

– Твоя! – уверенно ответил Всучинни. – А насчёт того, что народ твой начнёт в штаны класть от страха перед тобой, то это нормально.

– Нормально? – переспросил президент.

– С философской точки зрения, – серьёзно ответил Всучинни. – С психологической, так сказать, точки зрения. Страх и горе – эмоции, которые лежат в основе счастья. Нет страха – нет счастья, которое обретается путём преодоления страха. Нет горя – нет и радости, которая приобретается путём преодоления горя.

– Ты считаешь, что у моего народа мало горя? – спросил президент.

– И горя тоже мало, – ответил Всучинни, – а главное, что у твоего народа полностью страх отсутствует. О каких эмоциях можно говорить, когда нет страха. Ты вспомни, когда наша планета с кем-нибудь последний раз воевала?

– Да уж и не вспомню, наверное, – ответил президент.

– Не наверное, а точно, – сказал Всучинни и тяжело вздохнул. – Нет, пришла пора за вас браться. Сразу, как только ты выиграешь выборы, начни с кем-нибудь войну. Ничто так не пугает людей, как война. Кстати, насчёт выборов. Выборы должны быть на всех уровнях власти.

– Власти? – переспросил президент.

– А как же, – весело ответил Всучинни, – конечно, власти. Твоя должность – это, в первую очередь, власть, а никакая не высокая ответственность перед народом, как это вы сейчас называете. Знаешь, что такое власть? Власть – это возможность и способность навязывать другим свою волю! Понимаешь? Ответственность – это когда ты не прячешься за спины других и честно выполняешь свои обязанности, не боясь признания собственной вины, когда в чём-то действительно виноват, а власть – это способность и возможность заставить людей действовать вопреки их собственной воле.

– Здорово! – восторженно произнёс президент.

– Нравится? То-то же, – усмехнулся Всучинни. – А дальше будет ещё лучше. Нет, что не говори, а мало, мало вас всех в детстве били.

– Нас вообще в детстве не били, – сказал президент. – Запрещено законом. Статья первая уголовного кодекса.

– И плохо, что не били, – сказал Всучинни. – Откуда же взяться отрицательным эмоциям, на основе которых только и могут появиться положительные, как не в детском возрасте, когда ребёнка бьют? Глупый закон. Ты его отменишь.

– Народ будет против, – неуверенно сказал президент.

– Да плевать на народ, – сказал Всучинни, – кто его вообще спрашивать-то будет? Народ! Тем более, что законы менять ты будешь не сам, а с помощью законодательного органа. Куда, кстати, мы тоже устроим выборы. И во все исполнительные органы власти мы также устроим выборы и выбираться у нас будет не только президент, а любой, кто будет нести в себе хоть крупицу власти.

– Что-то я сомневаюсь, что выборы в законодательные и исполнительные органы возможны, – сказал президент. – По закону человек имеет право отказаться от любой работы, которую ему предложит бюро по трудоустройству. Ты же знаешь, что нигде так сложно не обстоят дела с наймом персонала, как в Законодательной Палате. Люди не хотят принимать законы. Им скучно этим заниматься. На эту работу соглашаются только инвалиды, и те, у кого нет никакого интереса к своему собственному развитию.

– А мы дадим людям, находящихся у власти, дополнительные привилегии, – сказал Всучинни.

– Какие, например? – поинтересовался президент.

– Например, безнаказанность, – ответил Всучинни. – Чем выше должность, тем больше безнаказанность. Вот что случится, если сейчас ты, к примеру, – Всучинни огляделся по сторонам, – ну, скажем, убьёшь вот эту старуху?

– Меня посадят на двести лет в тюрьму, – ответил президент.

– А теперь представь, – сказал Всучинни, – что уже через год ты будешь убивать людей сотнями миллионов, ты станешь убивать миллиардами, и тебе за это ничего не будет.

– Убивать сотнями миллионов? – удивился президент. – Убивать миллиардами? Это каким же образом?

– Ты будешь посылать людей на войну с другими планетами, – ответил Всучинни. – Граждане нашей планеты там будут гибнуть миллиардами. Всё очень просто. Но тебе за это ничего не будет. А все, кто стоит у власти, и их родные и близкие, друзья и хорошие знакомые будут освобождены от опасной военной службы.

– Да с какой стати они пойдут воевать с другими планетами? – спросил президент.

– С такой стати, что ты их об этом очень хорошо попросишь, – ответил Всучинни.

– Я? – переспросил президент.

– Ты и те, кто будет вскоре править нашей планетой, – ответил Всучинни. – Они будут защищать твою планету и тебя.

– Разве обязательно гибнуть, чтобы защитить планету? – спросил президент.

– А надо так сделать, чтобы это стало обязательно, – ответил Всучинни, – а ты как думал? Это называется «патриотизм». Тебе знакомы такие понятия, как «Родина» и «Любовь к Родине»?

– Если честно, то я вообще об этом никогда не думал, – признался президент.

– И плохо, что не думал, – сказал Всучинни. – Вот, ступай сейчас домой и думай. А завтра с утра собирай всех министров, собирай всю Законодательную Палату и готовьтесь к выборам.

***

В этот момент мы все очнулись.

– Ну как? – весело спросил экскурсовод. – Понравилось? Дальше будет ещё интересней. Вот сейчас вы чуточку отдохнёте и я вновь отправлю вас в наше прошлое. Уже через год на нашей планете состоялись первые выборы президента. Сразу за этим с успехом прошли выборы в Законодательную Палату. Чуть позже выбирали власть на всех уровнях и во всех уголках нашей планеты.

– Каким образом Дурачелли удалось убедить людей в необходимости выборов? – спросил я.

– Это сделал не Дурачелли, – ответил экскурсовод, – это сделал Всучинни.

– Каким образом? – спросил я.

– Очень просто, – ответил экскурсовод, – закрывайте глаза, мы возвращаемся.

Мы дружно закрыли глаза и снова оказались в далёком-далёком прошлом Сто первой планеты.

7

– Тут такое дело, – неуверенно сказал Дурачелли, – вчера я говорил с одним гражданином нашей планеты и вот он посоветовал мне собрать вас, то есть правительство нашей планеты и сообщить вам о том, что теперь должность президента становится выборной.

– Глупость какая! – возмутилось правительство. – Какой дурак это придумал? Кто это?

– Его зовут Всучинни, – испуганно ответил Дурачелли. – Мне он не показался дураком.

– С чего вдруг, – недоумевало правительство планеты, – Всучинни пришло это в голову?

– Честно говоря, я не совсем понял, – отвечал Дурачелли. – Он что-то говорил о патриотизме, любви к Родине, восторженных эмоциях. Но он был столь убедителен, что… я ему поверил. Он говорил что-то о том, что люди нашей планеты несчастны.

Раздался смех. Сказанное очень сильно рассмешило правительство.

– Эмоционально, друзья мои, эмоционально несчастны, – уточнял Дурачелли. – Впрочем, друзья, если хотите, то я могу сейчас вызвать сюда самого Всучинни и он вам всё объяснит, – предложил президент.

– Зови, – радостно ответило правительство. – Зови своего Всучинни. Послушаем, что он нам скажет. Интересно, удастся ли ему убедить нас в том, что люди на нашей планете несчастны. И что это ещё за патриотизм такой? Что это за любовь такая к Родине?

***

На этом моменте далёкого прошлого мы снова очнулись.

– М-да, господа, – мрачно произнёс экскурсовод, – сейчас, оглядываясь назад, трудно сказать, кто стал причиной случившейся трагедии. Президент ли? Или, может, виновато в большей степени правительство, которое, вместо того чтобы вообще не обратить на это никакого внимания, решило пригласить на своё совещание Всучинни и послушать его. Трудно сказать. Скорее всего здесь вообще нельзя искать правых и виноватых. Наверное, в этом была некая высшая справедливость, заключающаяся в том, что если человек не совершил какую-то глупость, то рано или поздно он обязательно её совершит. Сегодня, когда всё плохое уже позади, можно спокойно об этом рассказывать, но… когда подумаешь, в какие беды и несчастья в результате всего этого была погружена планета, становится страшно. Но, – экскурсовод улыбнулся, – не будем отчаиваться. Всё плохое уже позади. И свидетельство тому памятник, который стоит здесь в назидание потомкам.

– Судя по тому, что памятник всё ещё стоит, – мрачно произнёс я, – уверенности в том, что проблема окончательно решена, у вас нет?

Сказанное мною не на шутку встревожило экскурсовода, но он ничего мне не сказал, а попросил нас закрыть глаза и продолжил свой рассказ.

***

– Всучинни, – кричал Дурачелли в телефонную трубку, – ты не мог бы подъехать сейчас в правление планетой. Я собрал всё правительство, всё им объяснил, но они подняли меня на смех.

– Кто? – заорал Всучинни в ответ. – Что? Подняли на смех? Кого? Тебя?

Дурачелли прикрыл трубку рукой и испуганно посмотрел на членов правительства.

– Ругается, – сообщил Дурачелли, – недоволен.

– Давай его сюда, – потребовало правительство, которому уже всё это стало изрядно надоедать. – Если он чем-то недоволен, пусть скажет нам это в глаза, а не орёт тебе в телефонную трубку.

– Всучинни, такое дело… – начал было говорить президент, но Всучинни его перебил.

– Можешь ничего не говорить, – сказал Всучинни, – я всё слышал. Сейчас… Я приеду… Скажи, чтобы никто никуда не расходился. Понял? Скажи, что каждый, кого я не застану в зале заседания, об этом очень и очень сильно пожалеет.

– Хорошо-хорошо, Всучинни, – сказал Дурачелли, – я всё скажу, как ты хочешь. Только очень тебя прошу, не волнуйся ты так.

Президент положил трубку и после небольшой паузы сказал, чтобы никто не расходился, иначе Всучинни заставит об этом пожалеть. Услышав это, правительство полным составом разразилось дружным и искренним хохотом. Смеялись долго, слёзы текли по лицам министров, давненько их ничто так не забавляло, как только что услышанное от Дурачелли. Правительство смеялось минут десять. Оно бы смеялось и дольше, но дверь зала заседаний широко распахнулась и в зал уверенной походкой вошёл Всучинни. Своим появлением Всучинни на некоторое время прервал всеобщее веселье, но только на некоторое время и на очень небольшое. Приглядевшись повнимательнее к Всучинни, члены правительства снова разразились дружным смехом и сделали это как-то уж слишком одновременно, как по команде.

– Ну всё, друзья, тише, – призывал президент к спокойствию, хотя ему самому было трудно не смеяться вместе со всеми. Всеобщее весёлое настроение передалось и ему, но он сдерживался и не смеялся вместе со всеми, а только мило улыбался. – Давайте всё же станем серьёзными и послушаем, что хочет нам сказать Всучинни.

Смех помаленьку стих и президент кивнул головой Всучинни, давая ему таким образом понять, что он может говорить.

8

– Хорошее настроение ваше не может меня не радовать, – спокойно сказал Всучинни, – а то уж я было подумал, что люди на нашей планете вообще разучились радоваться мелочам. Но, глядя на вас, вижу, что ещё не всё потеряно. Скажите, друзья мои, а вам не страшно? Я имею в виду, вам не страшно смеяться? Нет-нет, вы не подумайте, что я против того, чтобы вы смеялись, но… Ответьте мне только на один вопрос: вам не страшно вот так вот, спокойно, искренно, от всей души, смеяться? Вот тебе, министр, тебе не страшно смеяться? – Всучинни обратился к чиновнику, который сидел к нему ближе всех. – Ты вообще кем здесь трудишься?

– Я возглавляю кабинет министров, – ответил чиновник.

– Тебе, первый министр, не страшно смеяться? А? – спросил Всучинни. – А тебе? – обратился Всучинни к другому чиновнику. – Ты здесь кто такой?

– Я министр образования, – ответил министр образования. – И мне нисколько не страшно. Более того, я смело смеюсь над всем и всеми, что и кто вызывает у меня смех. И я уверен, что все остальные министры также смело смеются тогда, когда им смешно.

– Вы что, министры, заболели? – спросил Всучинни. – Смеётесь и не чувствуете никакого страха?

– Нет, – спокойно и весело ответил за всех министр образования, – мы смеёмся и в душах наших нет страха.

– Вот и славно, – сказал Всучинни, – вот и чудно. Ну стало быть я всё верно и правильно понимал, в чём именно кроется причина тех проблем, какие поразили всё наше общество. Рыба, как правильно говорится, начинает гнить с головы. Теперь, министры, слушайте меня очень и очень внимательно. Слушайте и не перебивайте.

– А если нам станет смешно? – спросил первый министр. – Мы имеем право смеяться?

– Если вам станет смешно, то, конечно, – ответил Всучинни, – конечно же, вы можете смеяться. Но… Большая просьба, даже не просьба, нет, а предостережение. Прежде чем засмеяться, ну когда вам вдруг станет смешно, чуть повремените. Не спешите смеяться. Может так случиться, что показавшееся вам вначале смешным, в действительности таковым не является. Договорились? Замечательно. В таком случае, я начинаю.

Прежде чем продолжить, Всучинни выдержал небольшую паузу, давая таким образом чиновникам возможность в тишине осмыслить происходящее.

– Мне интересно, чиновники, что вы за люди. Мне очень хочется понять, когда я гляжу на вас, чиновники, с кем я имею дело. Вот ты, министр образования, кто ты? – Всучинни показал на него пальцем и тот хотел было что-то ответить, но не успел. – Ничего не говори, только слушай, – сказал Всучинни сразу, как только понял, что министр образования готов ему рассказать о себе абсолютно всё, – и это касается всех. Я сейчас обойду весь стол, за которым вы сидите, и внимательно посмотрю на вас. И каждому, я предупреждаю, каждому я загляну в глаза. И я буду задавать вопросы, но я не жду от вас ответы на свои вопросы. На свои вопросы я отвечу сам. Потому что я знаю ответы на свои вопросы. Скажите, почему в магазинах нашей планеты не продают портреты вождей?

– Чьи портреты не продают? – спросил первый министр.

– Ваши, господин первый министр, ваши портреты, – ответил Всучинни. – Когда речь идёт о вождях, то… Это что – скромность? Или вы и в самом деле не считаете себя вождями?

– Это скромность, – ответил первый министр.

– А по-моему, это никакая не скромность, а элементарная трусость, – сказал Всучинни. – И если ты стесняешься назвать себя вождём, то какой же ты в таком случае первый министр? Ну хорошо, раз уж у меня всё равно не получается монолога, хотя я предупреждал вас, что мои вопросы к вам – риторические и не требуют ваших ответов. Однако, как я понимаю, у вас есть желание поговорить. Что ж, поговорим. Вот ты, министр образования, ты считаешь себя вождём?

– Я никогда не думал… – растерянно ответил министр образования 101-ой планеты, – в смысле… никогда не рассматривал своё положение в таком… виде.

– Ну, а если подумать? – спросил Всучинни. – Если взять, и хоть разик один, да задуматься над тем, кто ты есть на самом деле? Не о своих творческих способностях и о своём развитии думать, о чём постоянно думаете, а о том, кто же ты есть на самом деле?

– Вождь или не вождь? – уточнил министр образования.

– Ну да, – ответил Всучинни, улыбаясь и подмигивая при этом первому министру, – вождь ты или кто?

Весь кабинет министров с интересом слушал и наблюдал за происходящим. Министр образования испуганно оглядел своих коллег. Не знаю, может, в их лицах он пытался понять, что они думают по этому поводу. И если бы хоть один из них ну хотя бы улыбнулся, то, наверное, министр образования повёл бы себя иначе; он понял бы тогда, что всё происходящее – это всё несерьёзно и именно так всё это и воспринял бы, как шутку, как что-то, к чему ни в коем случае нельзя относиться серьёзно. Но в том-то всё и дело, что лица министров были серьёзными как никогда.

– Ну так мы ждём, министр образования, – весело продолжал Всучинни, – просвети нас.

– Что? – нервно спросил министр образования, который не понял, в силу своих размышлений о происходящем, что именно спросил у него Всучинни.

– Вождь ты? – грозно спросил Всучинни. – Или нет?

– Вождь, – ответил министр образования, криво улыбнулся и посмотрел на Дурачелли. В улыбке его была жалость и вина.

– А если ты вождь, то почему твоего портрета нет в магазинах нашей планеты? – спросил Всучинни. – И это касается всех, господа! – заорал Всучинни. – Может, кто-то здесь считает, что его это не касается, то он ошибается. Это касается всех. Потому что каждый из вас является вождём. И не имеет значения, что статус вождя сегодня на нашей несчастной планете ещё ничего не значит. Это мы исправим. Для этого я и пришёл к вам, чтобы это исправить. Сейчас же важно, чтобы каждый… – здесь Всучинни перешёл на тихий и доверительный тон, – каждый из вас осознал, насколько значительно, насколько высоко и ответственно его положение. Без этого я ничего, абсолютно ничего не смогу сделать. Необходимо, чтобы именно вы прежде всего поверили в самих себя. Понимаете? Именно вы! Прежде всего! Поверили в свою значительность! Да поймите же вы, чудаки, что я добра вам желаю, – с этого момента Всучинни говорил тихо, спокойно, доверительно; говорил так, как обычно говорят с теми, кем дорожишь, кого уважаешь и кого считаешь своим близким другом. – Поймите, что вас мало. На сотни миллиардов жителей вас всего-то ничего. Вы все уместились в одном небольшом зале, за одним, пусть и большим, столом. А ваши портреты при этом не продаются в магазинах. Почему? А я не знаю. Здесь вот некоторые пытались говорить о какой-то скромности, но я ещё раз повторяю, что это никакая не скромность, а скорее трусость и стремление уйти от ответственности, дескать, никто не молится на меня по ночам и поэтому я могу воротить всё, чего хочу. Так что ли?

– Нет-нет! – раздался дружный протест собравшихся в небольшом зале за большим столом. – Мы не такие. Мы не снимаем с себя ответственности! И мы не боимся ответственности!

– А если вы, как вы утверждаете, – тихо, но зловеще произнёс Всучинни, – не боитесь ответственности, то почему до сих пор вы не растиражировали свои изображения и не предоставили возможность жителям нашей планеты приобретать их по разумной, но недешёвой цене? Почему жители нашей планеты не имеют возможности видеть ваши счастливые физиономии у себя в квартирах? Обратите внимание, я сказал по разумной, но недешёвой цене! Это важно. К разговору о ценах мы ещё вернёмся. После ваших портретов, это вторая по важности проблема, которая существует на нашей планете.

– А в чём Вы видите проблему? – услышал Всучинни женский голос. Обернувшись, Всучинни увидел женщину.

– Ты кто? – спросил Всучинни.

– Я министр ценообразования, – ответила женщина.

– После, – ответил ей Всучинни. – Сейчас с портретами вашими разберёмся и перейдём к ценам. Итак, – Всучинни обратился ко всем, – есть у кого сомнения какие насчёт торговли своими изображениями?

– У меня вопрос, – сказал министр образования. – С какой стати жители нашей планеты станут покупать наши портреты? А тем более, зачем им на нас молиться?

– Речь не о том, чтобы жители нашей планеты покупали ваши портреты, – ответил Всучинни, – речь о том только, чтобы ваши портреты были в продаже. Сам факт, понимаете, сам факт важен. И не обязательно, чтобы ваши портреты кто-то покупал. Честно говоря, я бы очень удивился, если бы узнал, что ваши портреты кто-то покупает. А тем более странно было бы, если на вас начали бы молиться. Впрочем, может так статься, что ваши портреты будут расходиться даже очень хорошо и я не исключаю, что кому-то даже придёт идея создать на основе вашей персоны какую-нибудь небольшую религиозную организацию. Почему нет? Я собираюсь заварить такую кашу на нашей планете, что… Возможно, ваши портреты будут идти на ура, а вас причислят к богам и мы на этом неплохо заработаем.

– Но зачем? – спросил министр образования. – Я не понимаю, зачем нам продавать свои портреты, зачем нужны религии, основанные на наших персонах, и зачем причислять нас к божествам? Только чтобы на этом заработать?

– Заработать в том числе. Но не это главное. Главное, мы должны породить в людях такое чувство, как зависть, – ответил Всучинни. – Граждане нашей планеты не умеют завидовать. Отсюда и женщины, которые покупают себе резиновые сапоги за двести монет. Женщина, которая умеет завидовать, никогда, слышите, никогда не выйдет на улицу в резиновых сапогах за двести монет.

– Завидовать? – хором спросило правительство.

– Завидовать – это значит сравнивать своё положение с положением другого, оценивать своё положение как худшее и расстраиваться тому, что положение другого лучше, – ответил Всучинни. – Мы должны сделать всё, чтобы жители нашей планеты начали сравнивать своё положение с положением других людей и в первую очередь с вашим, министры, положением.

– Но наше положение ничем не отличается от положения остальных жителей планеты, – сказал Дурачелли, – здесь и сравнивать нечего. Все мы находимся в одинаковом положении. Не существует лучшего и худшего положения. Мы отличаемся друг от друга исключительно своими творческими способностями.

– Вот! – многозначительно ответил Всучинни. – В том-то всё и дело, что Ваше, господин президент, положение, не отличается от положения других людей. А в сравнении своих творческих способностей с творческими способностями других людей радости никакой нет и быть не может. Радость можно испытать только в сравнении своего положения, материального, социального и прочего, с положением другого и то, если есть выгодное отличие.

– А оно должно выгодно отличаться? – спросил Дурачелли.

– Не просто выгодно отличаться! – ответил Всучинни. – Ваше положение, господин президент, должно очень выгодно отличаться, оно должно кардинально отличаться от положения других жителей и отличаться в очень, очень, очень выгодную сторону. Ваше положение, господа, сейчас я обращаюсь ко всем, а не только к господину президенту, должно выгоднейшим образом отличаться от положения других людей. А что для этого необходимо?

– Что необходимо? – дружно спросили министры.

– А для этого именно вам необходимо наделить самих себя особыми привилегиями, – ответил Всучинни. – А вы как думали? Вы думали, что Счастье само к вам придёт? И не надейтесь. Давным-давно, когда наша планета только зарождалась, Счастье действительно носилось по Вселенной и давалось в руки любому желающему.

– А сегодня что? – испуганно спросил Дурачелли.

– А сегодня Счастье уже не бегает, – ответил Всучинни.

– Почему? – тихо спросил Дурачелли.

– Потому что наступили такие времена, когда за Счастье стали бороться, – ответил Всучинни, – и даже не бороться, а… воевать. Воевать насмерть. Счастье не могло оставаться в стороне от происходящего и приняло участие в некоторых сражениях. В результате чего осталась без ног. С тех пор Счастье уже не гоняется за людьми, а сидит себе спокойно на каком-нибудь одном месте и ждёт, когда за ним придут.

– А на каком именно месте сидит безногое Счастье? – робко спросил первый министр.

– А на том самом месте и сидит, на котором её обронят, – ответил Всучинни.

– Кто обронит? – спросил Дурачелли.

– А тот, кто не в силах удержать в своих руках безногое Счастье, – ответил Всучинни. – Кто подобрал его когда-то, но удержать не смог. Впрочем, мы отвлеклись, господа. Напомните мне, о чём мы говорили?

– Мы говорили, вернее вы говорили, – сказал первый министр, – что нам необходимо создать самим себе высокое положение.

– Я говорил о создании особых привилегий, – уточнил Всучинни, – но и ваша трактовка мне симпатична. Вы уловили суть, первый министр. Вы поняли главное. Давайте теперь подробно рассмотрим, что такое привилегированное положение и каким образом этого положения можно добиться.

Здесь Всучинни снова взял паузу и внимательно посмотрел на министров.

– А вам вообще, министры, интересно то, что я рассказываю? – тихо спросил Всучинни.

– Да, да, – раздался дружный ответ министров. – Очень интересно. Портреты! Церкви во имя нас! Стать богами! Это интересно! Это куда интересней, чем развитие своих творческих способностей.

– Потому как, если вам не интересно, министры, то вы скажите, – сказал Всучинни, – я сразу прекращу и уйду от вас и вы больше меня никогда не увидите и не услышите.

– Нам интересно, – дружно, хотя и не очень стройно, воскликнули министры, – не уходи от нас.

– Я ведь понимаю, – продолжал скромничать Всучинни, – что насильно-то мил не будешь.

– Нет никакого насилия, – убеждали Всучинни министры, – мы добровольно, понимаешь, мы по доброй воле тебя здесь слушаем. Мы чувствуем, что в твоих словах есть что-то очень и очень важное для нас, очень близкое нам. Мы ещё не понимаем, что именно представляет из себя это самое важное, но то, что это нечто такое, что является очень и очень важным, мы не сомневаемся.

– Итак, – продолжал Всучинни, – привилегированное положение! Что это? Привилегированное положение… Это очень просто, сейчас вы сами в этом убедитесь. Привилегированное положение – это когда ни Конституция нашей планеты, ни свод Законов и Правил, по которым наша планета существует, не касается того, кто находится в привилегированном положении. И чем выше привилегированное положение, тем в меньшей степени его касается какое-либо ограничение, какое предписано Законом, правилами или Конституцией. Привилегированное положение – это отсутствие запретов, отсутствие обязанностей и ограничений. Привилегированное положение – это одни только права. Проще говоря, привилегированное положение – это вседозволенность. Стоящему на вершине можно всё. Дурачелли, ты понимаешь, о чём я говорю, когда говорю о стоящем на вершине?

– Ты говоришь обо мне? – робко ответил Дурачелли.

– Я говорю о тебе, – сказал Всучинни. – Именно ты и есть наша вершина. Тебе можно всё. Им, – Всучинни показал на министров, – тоже многое позволено, но не всё. Вот смотри, сейчас я приведу пример. Возьми пистолет, – Всучинни протянул президенту 101-ой планеты пистолет. Дурачелли взял пистолет, с удивлением посмотрел на министров и пожал плечами, дескать, он ничего не понимает. – Замечательно! А теперь убей кого-нибудь из них.

– Кого убить? – не понял Дурачелли.

– Да кого хочешь, – ответил Всучинни, – тебе за это ничего не будет. Ну, хочешь, убей вот его, – Всучинни показал на министра образования.

– Нет-нет, – воскликнул министр образования, – только не меня. У меня жена и ребёнок.

– У него жена и ребёнок, – испуганно произнёс Дурачелли.

– Кстати, – сказал Всучинни, – ты также можешь спокойно убить и его жену, и его ребёнка и тебе за это тоже ничего не будет. Ну хорошо, – сказал Всучинни, видя нерешительность на лице Дурачелли, – не хочешь убивать его, можешь убить министра ценообразования. Здесь ведь что важно, – уже ко всем обратился Всучинни, – важно понять, что находясь на самом высоком посту, ты можешь делать всё.

– А можно я в другой раз кого-нибудь убью, – попросил Дурачелли. – Я, знаете ли, ещё как-то не привык к своему такому положению.

– Хорошо, – разрешил Всучинни, – убьёшь кого-нибудь после. Но главное, я надеюсь, ты понял?

– Я понял, понял, – стал убеждать Дурачелли.

– И не думайте, что привилегированное положение достаётся вам даром, – серьёзно сказал Всучинни. – В этом мире за всё придётся платить. За своё положение вы заплатите своими творческими способностями. Вы их полностью утратите. Чем выше положение, тем меньше творческих способностей. По-моему, это замечательно, что вы больше не будете переживать по этому поводу. Разве это не счастье? Вы будете только наслаждаться своим привилегированным положением и всё. Кстати, забыл сказать, что когда вы сами обладаете привилегированным положением, то автоматически такими же привилегиями наделяются и ваши дети, ваши жены или мужья, прочие ваши родственники, ваши друзья и близкие вам люди. Даже любовники и любовницы. Сейчас, на примере Дурачелли, мы могли убедиться, что мало обладать привилегиями, необходимо ещё и уметь ими пользоваться. Это не так просто, как может показаться в начале. Слишком долго вы вели непривилегированное существование и привыкли к этому. Перестройка сознания займёт какое-то время. Здесь, как нигде, важны именно практические дела. Итак, мы переходим к практическим занятиям. Сейчас все вы разойдётесь по планете и начнёте творить всяческое беззаконие. Точно так же должны творить беззаконие и ваши родные и близкие, ваши друзья и знакомые. Иного способа перестроить своё сознание, как совершая преступление, не существует.