Текст книги "Два брата"

Михаил Юрьевич Лермонтов
Два брата

Действие первое

Сцена первая

(Дмитрий Петрович в креслах; Юрий возле него на стуле, Александр в стороне стоит у стола и перебирает бумаги.)

Дмитрий Петров<ич>. Я думал, Юрий, что тебя совсем ко мне не отпустят. Признаюсь, умереть, не видавши тебя, было бы грустно – я стар, слаб – много жил, иногда слишком весело, иногда слишком печально… и теперь чувствую, что скоро бог призовет меня к себе – даже нынче, когда мне объявили о твоем приезде, то старость напомнила о себе… Не знаю, как перенес я эту последнюю радость.

Юрий. Я нахожу, батюшка, что вы вовсе не так слабы, как говорите.

Дм<итрий> Петр<ович>. А что мудреного?.. Александр, скажи-ка, уж не в самом ли деле я помолодел с тех пор, как он приехал.

Александр. Точно – вы никогда со мною не были так веселы, как теперь с братом.

Дм<итрий> Петр<ович>. Не пеняй, брат, не пеняй – ведь я с тобой всегда, а его сколько лет не видал (целует его). Ты, Юрий, точно портрет твоей покойной матери.

Александр. Да вот уж четыре года, как брат не был дома… И сам он много переменился, и здесь в Москве всё, кроме нас, переменилось… Я думаю, он не узнает княгиню Веру.

Юрий. Какая княгиня?..

Дм<итрий> Петр<ович>. Разве не знаешь!.. Веринька Загорскина вышла за князя Лиговского! Твоя прежняя московская страсть.

Юрий. А! так она вышла замуж, и за князя?

Дм<итрий> Петр<ович>. Как же, 3000 душ и человек пречестный, предобрый, они у нас нанимают бельэтаж, и сегодня я их звал обедать.

Юрий. Князь! и 3000 душ! А есть ли у него своя в придачу?

Дм<итрий> Петр<ович>. Он человек пречестный и жену обожает, старается ей угодить во всем, только пожелай она чего на другой же день явится у ней на столе… Все ее родные говорят, что она счастлива как нельзя более.

Александр. Батюшка, что прикажете делать с этими бумагами?

Дм<итрий> Петр<ович>. После – до бумаг ли мне теперь.

Юрий. Признаюсь… я думал прежде, что сердце ее не продажно… теперь вижу, что оно стоило несколько сот тысяч дохода.

Дм<итрий> Петр<ович>. Ох вы, молодые люди! а ведь сам чувствуешь, что она поступила бы безрассудно, если б надеялась на ребяческую твою склонность.

Юрий. А! она сделалась рассудительна.

Александр (в некотором волнении). Батюшка! поверенный ждет… нужно.

Дм<итрий> Петр<ович>. А теперь, когда она вышла замуж… твое самолюбие тронуто – тебе досадно, что она счастлива – это дурно.

Юрий. Она не может быть счастлива.

Александр (прерывая). Батюшка… позвольте… очень нужное дело; (в сторону) неужели этот разговор никогда не кончится!

Дмитрий Петр<ович>. Я сказал тебе, что после… ты вечно с делами, ведь видишь, что я говорю серьезно. Нет, Юрий, это не хорошо… впрочем ты сам увидишь, как она любит мужа.

Юрий. Не может быть.

Дм<итрий> Петр<ович>. Все ее родные говорят и она сама.

Юрий. А я говорю вам, батюшка, что я понаслышке уж имею понятие о том, что такое князь… Она любить его не может.

Александр. Она его любит – страстно.

Дм<итрий> Петр<ович>. Ну, братец, ты об этом судить не можешь. (Юрию) Он так холоден, так рассудителен, что, право я часто желал бы лучше, чтоб он был вспыльчив и ветрен… Вот уж можно держать пари, что никогда не влюбится… и не наделает глупостей.

Алекс<андр>. Я осторожен, батюшка, берегу других и себя.

Дм<итрий> Петр<ович>. У него всегда готово оправдание – а тебе, Юрий, я должен дать совет и прошу тебя иметь на этот раз хоть ко мне полную доверенность. Я стар, опытен и понимаю молодость. Я с целию завел этот разговор, выслушай: она теперь счастлива, я в этом уверен, но она молода, она тебя любила прежде, и во всяком случае ваша встреча произведет в ней некоторое волнение; если ты не покажешь никакого желания возвратиться к прежнему, если ты будешь обращаться с нею, как с женщиной, которую бы ты встретил 2 раза на бале… то поверь, в скором времени вы оба привыкнете к мысли, что между вами не должно уже быть ничего общего; но слушай, Юрий, я прошу тебя, не покушайся никогда разрушить их супружеское счастие: это удовольствие низкое, оно отзывается чем-то похожим на зависть… Большая слава обольстить бедную слабую женщину! Обещай мне вести себя благоразумно.

Юрий. Я обещаю не делать первого шага.

Дм<итрий> Петр<ович>. Юрий!

Юрий. Я не обещаю никогда больше, нежели могу исполнить.

Дм<итрий> Петр<ович>. Я прошу тебя!.. ты знаешь, как я дружен с ее семейством.

Слуга (входит). Князь Лиговский с княгинею.

Алекс<андр> (в сторону). Решительная минута.

Юрий. Батюшка, вы будете мною довольны.

(Входят княгиня и Князь.) (Княгиня и Юрий медленно раскланялись, наблюдая друг друга.)

Князь. Дмитрий Петрович! честь имею вас поздравить с приездом Юрия Дмитрича – я думаю, вы очень рады.

Дм<итрий> Петр<ович>. Благодарю вас, князь, от всей души… когда вы будете отцом, тогда и сами вполне меня поймете.

Князь (с улыбкою). Я надеюсь, что это будет скоро.

(Вера отворачивается, потом)

Вера. Monsieur Радин! рекомендую вам моего мужа – прошу его полюбить.

Юрий. Я буду стараться, княгиня.

Князь. А я надеюсь, что мы сойдемся: я, как говорят военные, в полном смысле добрый малый.

Юрий. Увидав вас, князь, я это тотчас угадал. (В сторону) Ее хладнокровие меня бесит.

Дм<итрий> Петр<ович>. Княгиня, милости просим, князь.

(Садятся.)

Вера. Как вы находите, monsieur Радин, я постарела?

Юрий. В счастии не стареются, княгиня, – вы не постарели нисколько, хотя переменились.

Дм<итрий> Петр<ович>. Довольны ль вы, князь, вашей квартирой?

Князь. Очень – прекрасные комнаты, только довольно странное расположение, столько дверей, закоулков и лестниц в задней половине, что я в первый день чуть не заплутался… Я, вы знаете, только вчера переехал, и теперь всё занимаюсь уборкой комнат.

Вера. Ах, вообразите, как мой Пьер мил!.. Сегодня я просыпаюсь и вдруг вижу у себя на туалете целую модную лавку… что ж вышло: это все он мне подарил на новоселье.

Юрий. Княгиня! это показывает, как дорого князь ценит вашу любовь.

Князь. О помилуйте! мне так приятно ее тешить… за каждую ее ласку я готов дать десять тысяч.

Алекс<андр> (в сторону). За такую ласку я уж отдал спокойствие – теперь отдам жизнь.

Князь. Что вы так задумчивы, Александр Дмитриевич – вчера у нас вы были гораздо веселее.

Вера. Он всегда печален, когда другие веселы.

Алекс<андр>. Если вам угодно, я буду весел…

Вера. Пожалуйста – это любопытно посмотреть.

Алекс<андр>. Что ж, извольте: не рассказать ли, как толстая жена откупщика потеряла башмак в собрании, это очень смешно, но вы так добры, что вам будет жалко. Рассказать, как князь Иван битых три часа толковал мне об устройстве новой водяной мельницы и сам махал руками наподобие ветряной; вы сами видели эту картину и не смеялись; повторить, что рассказывает он про своего дядю, как тот на 20 году от роду получил пощечину, 72 года всё искал своего неприятеля, на 92 нашел, замахнулся… и от натуги умер – это смешно только когда он сам рассказывает; наконец говорить мне свои глупости – вы к ним уж слишком привыкли, и они мне самому надоели больше, чем кому-нибудь.

Вера. Вы сегодня расположены к злости.

Алекс<андр>. Право! – ну так оправдаю вашу догадку и расскажу, как наша соседка плакала, когда дочь отказала жениху с миллионом, потому что он только раз в неделю бреет бороду.

Юрий. Вот уж это было бы вовсе не смешно – и я бы на ее месте слег в постелю… миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени – господин миллион – тут всё.

Дм<итрий> Петр<ович>. Полно, Юрий, это слишком по-петербургски.

Юрий. Батюшка! везде так думают – и в Петербурге так говорят, но поверьте мне, женщина, отказавшая миллиону поздно или рано раскается, и горько раскается. Сколько прелестей в миллионе! наряды, подарки, вся утонченность роскоши извинение всех слабостей, недостатков, уважение, любовь дружба… вы скажете, это будет всё один обман; но и без того мы вечно обмануты, так лучше быть обмануту с миллионом.

Дм<итрий> Петр<ович>. Я не полагаю, чтоб многие так думали.

Юрий. Я знаю людей, которые поступают по этим правилам.

Вера (в сторону). Он меня мучит. (Громко) Пьер, ты хотел показать Дмитрию Петровичу, как убраны наши комнаты – и об чем-то с ним переговорить.

Князь. Ах точно – я имею до вас маленькую просьбу – насчет условия.

Дм<итрий> Петр<ович>. К вашим услугам, князь.

(Уходят. Александр приближается к Вере и Юрий, с минуту молчание.)

Юрий (насмешливо). Да, княгиня, миллион вещь ужасная.

(Уходит. Она погружена в задумчивость.)

Александр (берет ее за руку). Вера – твой муж… все ушли, мы одни, вот уж сутки, как я жду этой минуты, я видел по твоему лицу, что ты хочешь мне что-то сказать – о, я читаю в глазах твоих, Вера,

(она отворачивается)

ты отворачиваешься; конечно у тебя на душе какая-нибудь новая, мучительная тайна, – скорей, скорей, влей ее в мою душу… там много ей подобных, и она с ними уживется. Какое-нибудь сомнение? что ж? ты знаешь, как искусно я умею разрешать все сомнения.

Вера. О! я помню.

Алекс<андр>. Ты помнишь, сколько мне стоило труда уничтожить твой единственный предрассудок, и как потом ты мне была благодарна – потому что я люблю тебя. Вера, люблю больше <чем> ты можешь вообразить, люблю как человек, который в первый раз любим и счастлив.

Вера. Да, я слишком всё это хорошо помню.

Алекс<андр>. Что это? упрек! раскаянье?.. и отчего же именно теперь, после двух лет!.. о! я не хочу угадывать, нет, это минута неудовольствия, ты чем-нибудь огорчена… и зная, как я тебя люблю, ты изливаешь на меня свою досаду… хорошо, Вера, хорошо, продолжай – это тебя успокоит – я с радостью перенесу твои упреки, лишь бы они были доказательством твоей любви.

Вера (оборачивается). Я имею до вас одну просьбу!..

Алекс<андр> (отступает шаг назад). Просьбу! вы?.. а! это уж еще что-то новое… это холодное вы, после стольких клятв и уверений, после стольких доказательств искренней нежности… похоже на проклятие. Посмотрим, сударыня… прикажите… вы знаете, что моя жизнь принадлежит вам, зачем же тут слово: просьба? Нет жертвы, которой бы я не принес вашей минутной прихоти.

Вера. О, я не требую никакой жертвы!..

Александр. Тем хуже. Вера – большою жертвой я бы мог доказать тебе свою любовь.

Вера (в сторону). Любовь – это несносно.

Алекс<андр>. Вижу, я начинаю докучать тебе – не мудрено. Я глупец! зачем не употреблял я хитрости, чтоб удержать твое сердце, когда хитростью приобрел его!.. но что делать? я желал хоть один раз попробовать любви искренней, открытой…

(Мол<чание>.)

говорите, что вам угодно.

Вера. Я хотела вас просить – чтоб вы – сказали вашему брату!

Александр. Брату?

Вера (скоро). Да, скажите ему, что он меня чрезвычайно обидел, намекая на богатство мужа моего, – вы сами знаете оттого ли я за него вышла… это было безумие, ошибка… скажите ему, просите его, чтоб он, ради прежней нашей дружбы не огорчал меня более… если это для вас не жертва, то прошу вас сказать ему…

(Молчание.)

Алекс<андр>. Хорошо, Вера, я скажу… но это, вопреки тебе, будет служить доказательством моей нежности боле всего на свете.

Вера (протягивая руку). О, мой друг, как я тебе благодарна.

Алекс<андр>. Нет, ради бога лучше не благодари. (Уходит, в сторону.) Конечно я ничего ему не скажу!..

Вера (одна). С нынешнего дня я чувствую, что я погибла!.. я не владею собою, какой-то злой дух располагает моими поступками, моими словами.

Князь (высунувшись из двери). Веринька, Веринька! venez ici[1]1
  идите сюда (франц.)


[Закрыть] – посмотри, какой чудесный трельяж у Дмитрия Петровича – завтра же куплю тебе такой же точно.

Вера (как бы проснувшись встает). О, боже! и всю жизнь слышать этот голос!..

Конец 1 акта

Действие второе

Сцена первая

(В комнатах князя Лиговского. Князь и Вера.)

Князь. Вера! посмотри, как переделали твой бриллиантовый фермуар.

Вера. Очень мило – но тут есть новые камни.

Князь. Это любезность бриллиантщика.

Вера. А! понимаю… ты не хочешь моей благодарности… с каждым днем делаешься милее…

Князь. Я рад, что угодил тебе.

Вера (в сторону). Угодил! – право, другой подумает, что он мой управитель.

Князь. Мне очень понравился второй сын Дмитрия Петровича, – не знаю как тебе.

Вера. Я его давно знаю.

Князь. Он веселого нрава.

Вера. Слишком веселого.

Князь. Признаюсь, я сам таков и люблю посмеяться, и, право, ты наконец надоешь мне своей задумчивостью – а ведь Юрий Дмитрич недурен. Мне выражение лица его очень нравится.

Вера. Какая-то насмешливая улыбка – я боюсь говорить с ним.

Князь. Какое предубеждение – напротив, у него в улыбке-то именно есть что-то доброе, простое… я его раз видел, а уж полюбил… а ты?

Слуга (вход<ит>). Юрий Дмитрич Радин.

Юрий (входит). Князь, я почел обязанностию засвидетельствовать вам мое почтение…

Князь. Мы с женой постараемся превратить эту обязанность в удовольствие! – прошу садиться – а вы легки на помине – мы с женой сейчас лишь об вас говорили —…и я ее выведу на свежую воду. Вообразите, она утверждает, что у вас в лице есть что-то ядовитое, злое…

Юрий. Может быть, княгиня права. Несчастие делает злым.

Князь. Ха-ха-ха. Каким у вас быть несчастиям – вы так молоды.

Юрий. Князь! вы удивляетесь, потому что слишком счастливы сами.

Князь. Слишком! – о, да это в самом деле колкость – я начинаю верить жене.

Юрий. Верьте, прошу вас верьте – княгиня никогда еще никого не обманывала.

Вера (быстро прерывает его). Скажите – вы прямо к нам – или были уж где-нибудь?

Юрий. Я сегодня сделал несколько визитов… и один очень интересный… я был так взволнован, что сердце и теперь у меня еще бьется, как молоток…

Вера. Взволнованы?..

Князь. Верно встреча с персоной, которую в старину обожали, – это вечная история военной молодежи, приезжающей в отпуск.

Юрий. Вы правы – я видел девушку, в которую был прежде влюблен до безумия.

Вера (рассеянно). А теперь?

Юрий. Извините, это моя тайна, остальное, если угодно, расскажу…

Князь. Пожалуйста – писаных романов я не терплю – а до настоящих страстный охотник.

Юрий. Я очень рад. Мне хочется также при ком-нибудь облегчить душу. Вот видите, княгиня. Года три с половиною тому назад я был очень коротко знаком с одним семейством, жившим в Москве; лучше сказать, я был принят в нем как родной. Девушка, о которой хочу говорить, принадлежит к этому семейству; она была умна, мила до чрезвычайности; красоты ее не описываю, потому что в этом случае описание сделалось бы портретом; имя же ее для меня трудно произнесть.

Князь. Верно очень романическое?

Юрий. Не знаю – но от нее осталось мне одно только имя, которое в минуты тоски привык я произносить как молитву; оно моя собственность. Я его храню, как образ благословения матери, как татарин хранит талисман с могилы пророка.

Вера. Вы очень красноречивы.

Юрий. Тем лучше. Но слушайте: с самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы… говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно – и только. Ее характер мне нравился: в нем видел я какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах, одним словом, что-то первобытное, допотопное, что-то увлекающее – частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки – много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею; вокруг нее был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей, как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв, когда я держал ее в своих объятиях и сыпал поцелуи на ее огненное плечо; но сама клялась любить меня вечно – мы расстались – она была без чувств, все приписывали то припадку болезни – я один знал причину – я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя – я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года, я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мною. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу убивственную для них – ни одна меня не привязала – и вот наконец я вернулся на родину.

Князь. Завязка романа очень обыкновенна.

Юрий. Для вас, князь, и развязка покажется обыкновенна… я ее нашел замужем, – я проглотил свое бешенство из гордости… но один бог видел, что происходило здесь.

Князь. Что ж? Нельзя было ей ждать вас вечно.

Юрий. Я ничего не требовал – обещания ее были произвольны.

Князь. Ветреность, молодость, неопытность – ее надо простить.

Юрий. Князь, я и не думал обвинять ее… но мне больно.

Княгиня (дрожащим голосом). Извините – но может быть, она нашла человека еще достойнее вас.

Юрий. Он стар и глуп.

Князь. Ну так очень богат и знатен.

Юрий. Да.

Князь. Помилуйте – да это нынче главное! ее поступок совершенно в духе века.

Юрий (подумав). С этим не спорю.

Князь. На вашем месте я бы теперь за ней поволочился если ее муж таков, как вы говорите, то, вероятно, она вас еще любит.

Вера (быстро). Не может быть.

Юрий (пристально взглянув на нее). Извините, княгиня теперь я уверен, что она меня еще любит. (Хочет идти.)

Князь. Куда вы?

Юрий. Куда-нибудь.

Князь. Поедемте вместе на Кузнецкий (два слова на ухо).

Юрий. Извольте, куда хотите (выходят).

Князь. Прощай, Веринька. (Идет и в дверях встречает Александра.) Извините, Александр Дмитрич – а вот жена целое утро дома. (Уходит.)

(Александр входит медленно, смотрит то на них, то на Веру. Вера, опрокинув голову на спинку стула, закрыла лицо руками.)

Алекс<андр> (про себя). Он был здесь, она в отчаяньи – (глухо) я погиб.

Вера (открыв глаза). А! опять передо мною.

Алекс<андр>. Опять и всегда, как жертва, на которую ты можешь излить свою досаду, как друг, которому ты можешь вверить печаль, как раб, которому ты можешь приказать умереть за тебя.

Вера. О, поди, оставь меня… ты живой упрек, живое раскаяние – я хотела молиться – теперь не могу молиться.

Алекс<андр>. Если б я умел молиться. Вера, то призвал бы на твою голову благодать бога вечного – но ты знаешь! я умею только любить.

Вера. Я ничего не знаю… уйди, ради неба, уйди.

Алекс<андр>. Ты меня не любишь.

Вера. Я тебя ненавижу.

Алекс<андр>. Хорошо! это немножко легче равнодушия – за что же меня ненавидеть… за что?.. Говори за что!..

Вера. О, ты нынче недогадлив… ты не понимаешь, что после проступка может оставаться в сердце женщины искра добродетели; ты не понимаешь, как ужасно чувствовать возможность быть непорочной… и не сметь об этом думать, не сметь дать себе этого имени…

Александр. Да, понимаю! несносно для самолюбия.

Вера. Если б не ты, не твое адское искусство, если б не твои ядовитые речи… я бы могла еще требовать уважения мужа и по крайней мере смело смотреть ему в глаза…

Александ<р>. И смело любить другого…

Вера (испугавшись). Нет, неправда, неправда, такая мысль не приходила мне в голову.

Александр. К чему запираться? – я не муж твой, Вера; не имею никаких прав с тех пор, как потерял любовь твою… и что ж мне удивляться!.. я третий, которому ты изменяешь – со временем будет и двадцатый!.. Если ты почитаешь себя преступной, то преступления твои не любовь ко мне – а замужество; союз неровный, противный законам природы и нравственности… Признайся же мне, Вера: ты снова любишь моего брата?..

Вера. Нет, нет.

Алекс<андр>. Если хочешь, то я уступлю тебя брату, стану издали, украдкой смотреть на ваши свежие ласки… и стану думать про себя: так точно и я был счастлив… очень недавно…

Вера. Да ты мучитель… палач… и я должна терпеть!..

Алекс<андр>. Я палач? – я, самый снисходительный из любовников?.. я, готовый быть твоим безмолвным поверенным – плати только мне по одной ласковой улыбке в день?.. многие плотят дороже. Вера!

Вера. О лучше убей меня.

Алекс<андр>. Дитя, разве я похож на убийцу!

Вера. Ты хуже!

Алекс<андр>. Да!.. такова была моя участь со дня рождения… все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было… но их предполагали – и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство – я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло – никто меня не ласкал, все оскорбляли – я стал злопамятен. Я был угрюм – брат весел и открытен – я чувствовал себя выше его – меня ставили ниже – я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир – меня никто не любил – и я выучился ненавидеть… Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца… они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго… меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни – а видел, как другие без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, – не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец я сделал последнее усилие, – я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым… и для этого избрал тебя!..

Вера (смотря на него пристально). О боже!.. и ты надо мной не сжалился.

Александр. Бог меня послал к тебе, как необходимое в жизни несчастие. Но для меня ты была ангелом спасителем. Когда я увидал возможность обладать твоей любовью – то для меня не стало препятствий; всей силой неутомимой воли, всей силою отчаянья я уцепился за эту райскую мысль… Все средства были хороши, я, кажется, сделал бы самую неслыханную низость, чтоб достигнуть моей цели… но вспомни, вспомни, Вера, что я погибал… нет, я не обманул, не обольстил тебя… нет, было написано в книге судьбы, что я не совсем еще погибну!.. Да, ты меня любила, Вера! никто на свете меня не разуверит – никто не вырвет у меня из души воспоминаний о моем единственном блаженстве! О как оно было полно, восхитительно, необъятно… видишь, видишь слезы… не изобретено еще муки, которая бы вырвала такую каплю из глаз моих… а теперь плачу, как ребенок, плачу… когда вспомнил, что был один раз в жизни счастлив. (Упадает на колени и хватает ее руки). О, позволь, позволь мне по крайней мере плакать.

Вера. Послушай, Александр, послушай… что же мне делать?.. мне жаль, но я не люблю тебя, не могу, не могу больше любить, – я всегда ошибалась – мы не созданы друг для друга… что же мне делать…

(Александр встает.)

Послушай, забудь, оставь меня… или нет, я уеду, далеко, далеко… не обращай на меня вниманья, – я не ангел – я слабая, безумная женщина… я тебя не понимаю… я тебя боюсь!.. презирай меня, если тебе от этого будет легче – но оставь, не мучь…

Александр. Хорошо, хорошо, Вера… я тебя оставлю – ты меня не увидишь… но я, моя мысль, мой взор, мой слух будут вечно с тобой – когда ты будешь весела и довольна, то я об себе не напомню, но в минуты печали я буду тебе являться – и ты утешишься, видя, что есть на свете человек, который несчастнее тебя!..

Вера. Но зачем же, зачем… попробуй полюбить другую – я знаю много женщин, которым ты нравишься… а меня оставь жить как судьбе угодно!.. что может быть между нами общего – без любви… я тебя прощаю!.. прощаю от всего сердца.

Алекс<андр>. Какое великодушие!..

Вера. Обещаюсь забыть все мучения, которым ты был причиной.

Алекс<андр>. И ты думаешь обмануть меня! и ты думаешь, что я не лучше тебя самой читаю в глубине души твоей? меня обмануть? да знаешь ли, что это почти невозможно… ты выбрала минуту слабости – ты думала, что слезы помешают мне видеть всю тонкость твоего намерения! Я знаю, что ты хочешь избавиться от моего надзора, как от любви моей – чтоб на свободе отдать мое место другому – эта мысль еще не развилась в уме твоем, ты говоришь по какому-то невольному побуждению… но я вижу эту мысль во всей ее ужасной наготе… и этого не будет… нет, что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого… а этот другой – мой брат Юрий. Слышишь ли, я и это знаю.

Вера (с гордостью). Такое подозрение слишком обидно… с сей минуты мы чужды друг другу… прощайте, я вас не знаю – позволяю вам мстить всеми возможными, даже низкими средствами.

Алекс<андр>. Как, неужели и ты, и ты не нашла в душе моей ничего благородного…

Вера. Не знаю.

Алекс<андр>. О!..

Вера. Оставьте, оставьте меня… еще одна минута, и я умру.

(Упадает на кресла.)

Алекс<андр>. Я иду… только он никогда не будет твоим – никогда… (Подойдя к двери, оборач<ивается>) слышишь ли, никогда.

Конец 2 акта