Текст книги "Спецкоманда №97"

Сейчас группа спецназа находилась 47 градусов восточной долготы и 45 – северной широты. От Астрахани (направлением юго-запад) по прямой чуть больше двухсот километров. На многие мили глубина Каспия не больше десяти метров. Лишь у Тюленьего острова (в нескольких километрах от дислокации спеццентра), что на полградуса южнее, глубина достигала семидесяти, чего хватало для тренировок с дыхательными аппаратами. А самое глубокое место российского Каспия было в 200 километрах восточнее Дербента. Река Кума не хуже Меконга соединяла несколько республик: служила водоразделом между Дагестаном и Калмыкией, пронизывала Ставропольский край и притоками вторгалась в Кабардино-Балкарию и Карачаево-Черкесию. Куму-то, рассеченную в нескольких местах, как казачьей шашкой, Ногайской степью, и перешли медики. Шли так, словно преследователи прижимали их к морю, и подальше от Черной земли Калмыкии, во всяком случае, именно это прослеживалось в их действиях.

Скрытая протока была узкой и неглубокой. По ней могла пройти моторная лодка, причем без опаски намотать на винт густую, стелющуюся по прозрачному дну траву, которой тут было чуть больше, чем водорослей в Саргассовом море.

Клим оглядел бойцов. Одежда на них грязная и мокрая. Поистощали за последние сутки, устали до смерти, но виду не подают.

Группа пошла правым берегом протоки, часто проваливаясь по колено в затопленные водой ямки. Примерно через четверть часа пути, когда до предполагаемой встречи с бежавшими медиками оставались считаные минуты, командир резко остановился, в нетерпении протянул руку идущему позади радисту и пощелкал пальцами: «Давай связь».

Он выходил на связь с центром, понимая, что нарушает инструкции, но в данной ситуации посчитал это правильным. Рассудил как региональный политик – «хочу нормальных отношений с центром».

– «Седьмой» – «Центру». «Седьмой» – «Центру». Подтвердите путь отхода медиков.

Послушав фон в трубке и шелест высокой травы, покачивающейся под небольшим ветерком, нагнавшим рябь на воду, получил ответ:

– «Седьмой», я – «Центр», курс предположительно прежний. Доложите ваше местонахождение.

– Квадрат 263, – не заглядывая в карту, ответил Клим. – Направление – 186. – И скрипнул зубами: «Выгребаем в обратную от точки эвакуации сторону».

Пауза.

– Почему не обеспечите поддержку хотя бы группой из тренировочного лагеря? Или с воздуха – вертолетом с десантом?

– Обеспечиваем, «Седьмой». Они выходят направлением юго-восток, вероятным путем банды Саидалиева. Их задача – обнаружить банду и уничтожить ее. А «вертушка» нашумит, и Саидалиев снова уйдет.

– Подтвердите приказ, «Центр». – И Клим сказал то, что говорить был не вправе. – Боюсь, я не понял приказа.

С момента получения приказа прошло не так много времени, и вот сейчас по радио командир разведывательно-диверсионной группы мог получить от начальства втык. «Наверху» это могут расценить так: командир экипажа старший сержант Климов все это время не думал об исполнении приказа, а лишь обсуждал его. Только за это он мог вылететь из подразделения, причем вместе с командой.

ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСЕЯ БЕРЕЖНОГО

Я в спеццентре «Дельта»! Это подразделение добровольцев, куда я писал рапорта, уволившись с действительной службы в звании рядового морской пехоты. Матрос, короче. А записи начал делать лишь после трех недель пребывания в «Дельте»: за эти двадцать с небольшим дней у меня не было и двадцати минут свободного времени. Я не поверил своим глазам, когда вслед за повесткой из военкомата в комиссариате мне вручили направление на курсы спецподготовки. Я был готов расцеловать военкома… А мать только головой покачала: мол, все дружной толпой на «сенокос», а ты на второй срок… Это зайцы, говорю, «косят». А я… нет, я не волк, я – Земля, как прозвали меня в моем подразделении. А скоро могу прибавить к своему позывному – Воздух и Море. Вездеход, короче. Мать благословила своего непутевого «вездехода», поцеловав его в лоб. И я, как Жанна д'Арк, вместо того «чтобы пасти коней и жать хлеба», отправился «воевать».

В Пионерский я прибыл на два дня раньше и томился, как Серая Шейка, в гостинице: в подразделение меня не пустили – успеешь, дескать. И вообще намекнули, что нетерпеливые вроде меня, у которых свербит в заднице, первыми вылетают. Ну тут вы хрен угадали, отвечаю.

В день «икс» я сделал зарядочку, намеренно не побрился и не побрызгался дезодорантом, явился в часть заросшим и с естественным запахом. Майка с коротким рукавом открывала мои крутые – размером с туркменскую дыньку – бицепсы. Часовой проверил мои документы и отдал мне честь. То-то!

Первым делом я увидел приземистые бараки, серые от частых дождей и ветров и взятые по периметру забором из колючей проволоки. Я шел вдоль бараков по узкой дорожке, а по бетонке, проходящей рядом, двигались БТРы, военные «УАЗы» и даже мотоциклы. С ума сойти! Я, конечно, не дурак и просек, в чем тут дело. Это некое посвящение в реальность. Чтобы чувствовать себя пусть не как на войне, а в боевом резерве, что ли. Как узнал позже, техника ревела и по ночам. Казалось, вот-вот прозвучит команда занять места на броне. Привычная такая команда.

На глаза мне попался плакат: «Добро пожаловать на курс спецподготовки». Только почему-то без восклицательного знака. Именно сюда я стремился, в элиту из элит, «которая дает несравнимые возможности и преимущества перед другими элитными подразделениями», как сказал перед строем командир части, он же начальник курса. Говорил спокойным, даже слегка ленивым голосом, но каждое слово врезалось в память.

– Вы пройдете курс специальной подготовки. Десантники, морские пехотинцы, другие уже состоявшиеся профессионалы, среди которых есть и выпускники Севастопольской школы водолазов[7]7
  Севастопольская школа водолазов является единственной в Военно-морском флоте России.


[Закрыть], пройдут его до конца, навсегда забудут цвет беретов, с которыми они перешагнули порог военно-морской базы. Вы станете профессионалами самого высокого класса, способными выполнить любую задачу в любой точке земного шара, будь то суша, воздух или море. Вы пройдете разведывательную, общую, горную специальную, морскую подготовку, выживание в различных условиях и так далее. Запомните эту минуту, ибо спецкурс для вас уже начался.

И тут кто-то из курсантов ляпнул:

– Когда мы будем нырять?

Вперед вышел лейтенант-инструктор Евгений Беглов – долговязый и сухожилистый детина с непроницаемым взглядом карточного короля по кличке Жорж Бенгальский. Видал я таких в бригаде морской пехоты!

– Куда нырять, дубина? В собственное дерьмо будешь нырять три месяца, потом три месяца отмываться. Продолжительность жизни в нашем лагере – шесть месяцев. Кто-то не выдержит и шести часов.

И дальше в таком же духе.

Вначале был трехнедельный курс на выживание, которого нет ни в одном из спецподразделений. Но и курсанты попались крепкие – от опытных сержантов до бывалых офицеров. И когда курс не попал в процент среднестатистического отсеивания, случилось, по моему мнению, самое паршивое, чего до сих пор забыть не могу. А до этого… Вот сука! Это я про старшего инструктора. Жорж Бенгальский, обходя строй курсантов после вступительного слова начальника школы, ухватился за гвардейский значок, который я прицепил к черной курсантской робе: «Ты что, гербалайф продаешь? Снять!» Я окосел! Я ничего не ответил, у меня дар речи пропал. И вот другой момент… Поначалу я посчитал это открытым издевательством или недопонимаем со стороны старшего инструктора. Я еще помнил его слова: «В этот раз что-то много курсантов на квадратный метр плаца…» И чтобы стало меньше, нас выстроили на мостках.

– Первый экипаж, шаг вперед! – скомандовал Бенгальский. Шестеро бойцов подчинились и стали на краю мостков, еще не зная, что им предстоит.

Слово взял «директор водных аттракционов» – инструктор-водолаз, похожий на бульдога мичман с редкостной фамилией Машбиц. Он зверел по любому пустяку и имел «врачебную» привычку спрашивать: «У тебя туберкулез? паркинсон? грипп?» И вообще он походил на израильского коммандос: черные глазищи навыкате, рубильник, как у сайгака, губище, как у обиженного Буратино. А его грудной клетке и волосатым ручищам позавидовал бы сам Кинг-Конг.

– Через десять минут один из вас будет ненавидеть природу за то, что она сделала с ним. Под вами, – «директор» топнул ботинком в доску, – на дне, пять аквалангов. Надеть их на шесть рыл невозможно физически. На нервной почве – да. Тот, кому не достанется дыхательного аппарата, сегодня же отправится домой. Итак, девочки и мальчики, по моей команде… Начали!

Караул, что тут началось! Даже гиены не способны грызться с такой ожесточенностью. Бедолаги автоматически действовали по принципу выбора места в вагоне, когда первые выбирают пустые купе, вторые там, где осталось больше места, и так далее… По принципу «выживает сильнейший». Точнее, гнуснейший. Самая отчаянная схватка выпала на долю двух последних курсантов. Один, сумев надеть оставшийся акваланг, выбирался на мостки, другой тащил его в воду. Он душил его, выламывал руки. Буквально впивался в горло товарищу, который вдруг превратился в злейшего врага. Потом роли поменялись… И так до тех пор, пока «директор водных аттракционов» сам не определил победителя. Побежденному же Машбиц пренебрежительно бросил:

– В следующий раз просто сходи в баню. Следующему экипажу приготовиться! Пошли! Пошли! У вас что, корпоративный геморрой?.. Следующий!.. Домой – тебя родители обыскались… Пошли!

Тут стоит сказать, что за неделю до «водных аттракционов» я попал в экипаж Сереги Климова. С этими парнями я не опасаюсь удара в спину. А дело в том, что Ромка Трегубов сломал руку, сорвавшись с трассовой горки. Его, разумеется, отчислили (слушатели в спеццентре не нужны), и я занял его место.

И вот Климу, как он ни боролся, акваланга не досталось, и он вылетал из обоймы. Но тут случилось то, чего не ожидал никто, ни курсанты, ни бывалые инструкторы. И сам я ничего такого не ожидал от себя. Я стоял на мостках в акваланге – за него я чуть пасть не порвал товарищу – и вдруг… прыгнул в воду. Короче, я отдал кислородный аппарат своему командиру – Сереге Климову. А про себя подумал: «Вот и все, Вездеход, это твоя конечная остановка». И вдруг слышу, как Жорж Бенгальский гнусавит с мостков:

– Ты проиграл.

– Ни фига, – отозвался я из воды.

Выбрался и пошел было собирать свои вещички. Но вернулся. И сказал Бенгальскому все, что о нем думаю. На прощанье. Заодно, думаю, за свой гвардейский значок расквитаюсь.

– Ты, – говорю, – Жорж, слабоумный – коли не способен понять простых вещей. Не думаю, что моего ума хватит на нас обоих. Для этого у тебя черепная коробка маловата.

И пошел собирать свои манатки. Но, как оказалось, рановато.

Вечером я наведался в кабинет инструктора, называемый «исповедальней».

– Товарищ старший лейтенант! – кричу. – Почему…

Беглов перебил меня, махнув своей волосатой ручищей:

– …всех, кому не досталось аквалангов, отчислили, а тебя нет? Ты у нас особенный, – не глядя на меня бросил инструктор. – Считай, я проникся твоей пламенной речью.

Беглов, слышал я, дохаживал в своей должности последние дни. Он давно написал рапорт, но начальник базы Артур Паникян не подписывал его, пока старшему инструктору не найдут замены.

– В натуре? – сощурился я (недобро так сощурился). – Хочешь сказать: его обрезать – и он наш? Только я не хочу быть дебилом, который будет пробовать твою жратву на отраву.

– Захлопни пасть! – заорал на меня Бенгальский. – Если есть желание добровольно покинуть центр, то тебя никто не держит. Свободен.

Странно было видеть едва заметную улыбку и подобревшие глаза на лице этой бездушной машины. Только эта – хоть и запоздалая – улыбка и позволила мне позволить себе остаться на военно-морской базе.

Бойцы уже прошли курс на выживание, питаясь, по определению Земли, как фотомодели, а впереди несколько месяцев специальных дисциплин и… возможность побаловать себя в «центральном» кафе кружечкой-другой пивка.

Вот впереди Клима Леша Бережной. Идет и слышит скрип зубов командира:

– Ну если я увижу в стане медиков хоть одно знакомое лицо!.. – Сделав неосторожный шаг, Клим по плечи провалился в вонючую промоину. Держась за автоматный ремень Аденина, выбрался и в очередной раз выругался: – Я их всех, тварей, здесь сгною!

Спецназовцы шли курсом на юг, чутко вслушиваясь в звуки Каспия – шипяще-ворчливые, готовые, как и Сергей Климов, сорваться набежавшим ветерком на вонючую – с примесью тины, гнилой рыбы и соляра – воду. Вечернее солнце припекало непокрытые головы спецназовцев, каждый из которых в свое время прошел службу в армии, повоевал в «горячих точках».

Эфир тронул Клима за плечо:

– Командир, о погоне не забывай.

«А он прав», – подумал Сергей. Успокоившийся окончательно. И вслух добавил:

– Нам надо не проиграть, братва. Что бы там ни приготовили штабные лисы.

Самые натянутые отношения у командира группы были с сержантом Василием Серегиным – снайпером, сослуживцем Клима. Хотя в группе он находился рядом с командиром и действовал как наблюдатель. Они почти не разговаривали. Сейчас «винторез» снайпера, обмотанный лохмотьями, казался трофейным автоматом времен Великой Отечественной (как и та пушка, попавшая в кадр), пролежавшим в тине по меньшей мере полста лет. Но работал безотказно.

И еще три человека – сержанты Леонид Гардин и Михаил Михайлов и рядовой Юрий Аденин.

Из вооружения – «бесшумки», пистолеты, гранаты, ножи. Из спецоборудования – фотоаппарат в защитной оболочке, навигаторы и радиостанция, пристроившаяся за плечами рыжеватого Эфира и принесшая столько хлопот и отнявшая столько же нервов.

Клим отослал Бережного и Аденина вперед, а сам с неполной командой двинулся следом, фиксируя стволом автомата любой подозрительный предмет: будь то закачавшийся камыш, подавшаяся от берега коряга или закачавшийся под легким ветерком куст. Гниловатая вода противно хлюпала в набухших непромокаемых (непромокаемых – вот в чем подлость!) ботинках. Облегченные разгрузки словно были сделаны из свинца. Все-таки напряженный поход сделал свое дело.

Не прошло и пяти минут, как командир услышал условный сигнал Бережного.

«Ну сейчас все и прояснится», – с новой силой занервничал Клим.

Прояснилось все довольно скоро. Затаившись и глядя через «окно» в камыше, Сергей Климов увидел в бинокль группу людей. Незнакомых людей. И сколько он ни всматривался в оптику, в изможденных лицах не увидел ни одной знакомой черты.

Старший сержант Климов, воюя в Чечне, знал, как выглядят люди, проведшие в чеченском плену немало времени. И сейчас память отогнала прочь все сомнения: перед ним действительно находились бывшие пленные, ежесекундно чувствующие за своей спиной азартную погоню боевиков, небольшим отрядом проникших в Дагестан.

Они были без оружия, и Клим неслышной тенью камышовой кошки неожиданно вырос в пяти шагах от первого и взял автомат на изготовку. Позади и сбоку бежавших россиян взяли в кольцо остальные спецназовцы: грязные, небритые, со свирепыми лицами, посеченными осокой, и вооруженные до зубов.

Сергей с первого взгляда определил старшего. И тут же задался другими вопросами: сколько же времени они провели в плену? сколько не ели? сколько мотались по болотистой местности?

Два человека в изодранной одежде поддерживали друг друга, двое других помогали устоять на ногах женщинам-медсестрам.

– Майор медслужбы Олег Алексеенко, – хриплым голосом представился старший, безмерно усталым взглядом оглядывая русских спецов; на его губах застыла мученическая улыбка. – Надо спешить, ребята, за нами погоня. Человек десять-пятнадцать.

– Раненые есть? – спросил Клим, подходя ближе и опуская автомат.

– Медсестра и ассистент. – Алексеенко кивнул в сторону коллег. – Первая помощь им оказана, остальное – когда доберемся до дома.

Окровавленные и намокшие повязки медработников говорили сами за себя.

И снова сомнения, будь они не ладны, овладели Климом. Как выполнить приказ, не нарушая его?.. Перед ним русские, соплеменники, чудом выбравшиеся из плена. А эвакуировать приказано одного майора.

Чертовщина какая-то.

– Давай связь! – снова потребовал Клим, отойдя с радистом в сторону и отдав команду трем бойцам, включая снайпера, взять под контроль ту сторону, откуда пришли медики. – «Седьмой» – «Центру», «Седьмой» – «Центру». Как слышишь?

– Слышу тебя, «Седьмой».

– У меня пять раненых, «Центр», – чуть преувеличил Клим, докладывая в штаб. Хотя впору всех медиков считать ранеными.

– Оставляй их на месте и выходи к точке эвакуации. Ты должен забрать только майора. Выполняй приказ. «Седьмому» отбой.

Дальнейшие разговоры с базой вели в тупик.

– Что будем делать, командир? – спросил Эфир, принимая от командира трубку. – Что сказали в центре?

– А то ты не знаешь. – Вот сейчас у Клима появилась более или менее рабочая версия. Большую часть медиков оставляют здесь в качестве живцов. Чтобы и в дальнейшем они продолжали оставлять следы; а наследили они порядочно, словно стадо бегемотов.

Более или менее…

Земля, держа руки на автомате и поигрывая крепкими бицепсами, внес еще большую сумятицу:

– Да херня все это! У штабных длинные удочки, вот и закидывают. Это для «зеленых беретов» головоломка, Клим. Незрелого цвета не различаешь? Ты же у нас команданте! Че Гевара, блин! Прикинь, ну? Да у них столько закидонов, что хоть ушами наворачивай.

Клим выдержал паузу.

– Мы не можем бросить их здесь, ясно? – Он подозвал Михайлова и Василия Серегина. – Мелкий, Серьга – в головное охранение. Лекарей в центр колонны. Идти будем быстро.

И увидел на лицах бойцов смесь радости и порицания. Их глаза словно говорили: «Ты сделал человеческий выбор, но нарушил приказ».

– Может быть, – угадал Клим их мысли. – Но я отвечу за него. У меня есть ответ.

И снова стволы автоматов фиксируют подозрительные предметы. Спецназовцы идут, чуть пригнувшись и склонив голову к оружию. Бережной замыкает группу. Фактически он пятится. С одной стороны, ему легче – он идет по проторенной дорожке. Панама откинута на спину, зеленоватый ремешок слегка давит на горло. Бандана повязана вокруг головы на манер повязки, над бритой макушкой мечутся слепни. Боец чутко вслушивается, процеживая через сито инстинкта природные звуки.

Пока ничего лишнего…

Скрываясь в зарослях, Клим смотрел на работу команды, которая готовила лодку, вмещающую всего шесть-семь человек. К нему подполз – неумело, как речная черепаха – майор Алексеенко.

– Все не уместимся, – заметил военврач, расчесывая заросшую щеку.

– На борт сядет водитель и вы всей командой, – пояснил Сергей. – Лодка доставит вас на катер обеспечения, а потом вернется за нами. А я пока доложу в штаб и вызову подкрепление.

Майор кивнул и невольно посмотрел в ту сторону, откуда ожидалась погоня.

– Продержимся, – обнадежил его Клим. – С северо-запада идут два экипажа. – «Как на войне!» – выругался командир группы.

Когда лодка была готова отчалить, старший сержант распорядился, обнажив пистолет:

– Давай, майор, пошел в лодку! Пошел, пошел! – поторопил он его резким голосом. – Только без шума, ясно? И не гадай: из ГРУ мы, ФСБ или просто полное дерьмо. – И еще один приказ, на этот раз своим бойцам: – Остальных берите под прицел и отходите к лодке. Если кто-то сделает шаг навстречу, стреляйте без предупреждения.

С точки зрения тактики, Клим сделал все правильно: довел до точки эвакуации всех медиков. А если бы открылся сразу, то на протяжении всего нелегкого пути делал бы двойную работу: понукал майора и отгонял его коллег.

Сержант старался не смотреть на бежавших из плена людей, которых он бросал в этом глухом и необъятном краю, наверняка оставлял на смерть, но верх взял приказ, полученный из штаба. И все же, находясь уже в лодке, Клим бросил взгляд на медсестру, которая едва держалась на ногах, на ее распухшую от ранения руку, на ее болезненное, серое, ничего не понимающее лицо. Она, покачиваясь, сделала шаг к лодке с работающим мотором, когда через борт перешагнул майор, подталкиваемый в спину автоматом.

– Назад! – осадил Клим, направляя в ее сторону ствол «вала».

Медичка остановилась как вкопанная, еще сильнее прижимая руку к туловищу. Ее голос был болезненным, но достаточно громким, чтобы его услышали в лодке:

– Спасаешь свою шкуру?

Клим не ответил. Он низко пригнулся к борту, взявшись за леер, и лодка, набрав скорость, быстро скрылась за излучиной.

Ассистент подошел к медсестре и бодрым голосом сказал:

– А они ничего. Из них выйдет хорошая команда. Я бы сказал: она уже состоялась.

– Как и наша труппа, – ответила медсестра. – Лично я готова к очередным гастролям.

В воду полетела повязка, рука под которой оказалась абсолютно здоровой.