Текст книги "Убить генерала"

Именно они и грязный ход, который нельзя было назвать даже ударом исподтишка, и подтолкнули Терехина к логическому шагу. Он враз встал на сторону снайпера-террориста. Не мог не встать. На сей раз – окончательно и бесповоротно.

Полковник остановил машину и бросился через дорогу. Как раз в тот момент, когда воспитатель отдал команду, и глухонемые дети прорепетировали приветствие. Невнятные и гортанные выкрики подняли волосы на голове Николая. Он испытал такой ужас, что невольно схватился за голову, затыкая уши. Он в это время завидовал глухонемым воспитанникам.

Его спасло служебное удостоверение, когда два гаишника выросли перед ним с автоматами на изготовку.

– Уводите детей! – прохрипел Николай. – Я полковник ФСБ. Быстро!

* * *

«Уходите, уходите», – мысленно поторапливал детей снайпер. Он узнал в человеке, стоящем буквально во главе эвакуации детей, полковника Терехина. Что испытал при этом Близнец, словами объяснить невозможно. В голове и груди вихрь эмоций: Николай знает, что снайпер на огневой позиции, и он уводил детей по нескольким причинам. И обе были понятны Близнецу. Одних он спасал, а другого освобождал. Он резал путы на руках стрелка, который слышал мысленное послание Николая Терехина: «Стреляй, стреляй, Витя!» И если один принял решение на выстрел, то второй выписал на него санкцию.

Напряжение было настолько велико, что Близнец буквально видел цель боковым зрением. Он полностью контролировал себя. Он не смел даже прикоснуться к защитной скобе, не говоря уже о касании пальцем спускового крючка – при том что все пять патронов пока что покоились в магазине. Давление на спусковой крючок было настолько несопоставимым с устрашающей энергией пули, что это было сравнимо разве что со взмахом крылышек бабочки и центром смерчевой воронки.

* * *

– Стреляй, в бога мать! – сквозь зубы бросал Терехин. Он находился не на одной из центральных улиц города, а словно на поле боя, где свистят пули, рвутся снаряды; там, где ты веришь товарищу, а он верит тебе. «Литер»-спецназовец, соскочивший с покосившейся фотографии, которому вот сейчас было плевать на трупы оперативников в клюевской квартире, подвел к автобусу мальчика лет восьми и помог подняться в салон. На вопросы воспитателя и гаишников коротко и тяжело хрипел: «Вопрос безопасности». Он имел кабинет на Лубянке, а не на улице Соколова, чем снял иные вопросы – о правомочии.

Воспитанники «Ручейка» заняли места в автобусе, и Терехин поторопил водителя:

– Давай, поехал, быстро! – Глядя вслед удаляющемуся автобусу, бросил гаишнику через плечо: – А я здесь останусь. Интересно.

И пошел на откровенную дерзость, бросая в лицо Свердлина перчатку и мысленно комментируя: «Выбор оружия за мной». Он набрал его номер и отрапортовал в присутствии гаишников:

– Товарищ генерал, ваше задание выполнено. Мне помогали два работника самарской автоинспекции – они рядом со мной. Прошу отметить их в приказе. – Николай вопрошающе округлил глаза: – Как ваши фамилии, ребята?..

* * *

Двадцать минут. Казалось, Близнец все еще слышал резкий звонок телефона, который оглашал стены огневого рубежа набатом: «Не спрашивай, по ком звонит колокол». Он мог звонить по кому угодно, но предназначался лишь одному человеку. Он был настойчивым и нес в себе что-то жуткое и в то же время торжественное. Близнец снял трубку и услышал голос Николая:

– У тебя примерно двадцать минут.

И все. Дальше – короткие гудки-секунды.

Целых двадцать минут. Подарок полковника Терехина был настолько очевиден, что Близнец оставил на время свое оружие. Он пил чай, затягивался горьким дымом сигареты, смотрел то через балконный проем на улицу, то на винтовку. Она манила к себе даже подушкой для щеки, на которой он скоро «прикорнет» и затаит дыхание.

«Ты не должен проиграть. Ты нормальный пацан, Витька».Слова Марии, прозвучавшие в голове голосом Цыганка.

«Что со мной, Витя?»– «Все будет нормально, Серега. Ногу осколками посекло».

За все сразу. Пакетом.

Его съедала острая вина за двух человек. Он свято верил, что встреча с ними не за горами и также горько усмехался: «Да, совсем скоро...»

Потерять. И всегда рядом с этим словом настырно пристраивается другое: найти. И он был близок к тому, чтобы узнать: найдет ли то, о чем мечтал. Пусть не найдет, но спасет – это точно. Отпустит на волю.

Он занял место на огневой позиции. Положил щеку на подушку и с этого момента смотрел только в оптический прицел. Весь мир, все чувства остались позади...

Сколько прошло времени, он не понял. Но вот показался президентский эскорт, головная генеральская машина. Сто двадцать в час. Сброс до двадцати. Поворот. Короткий и ровный участок на постоянной скорости. За бронированным джипом неотрывно следовал ствол снайперской винтовки дальнего боя. С упреждением четыре метра по фронту. В критической точке палец снайпера потянул спусковой крючок, и 64-граммовая бронебойная пуля с невероятной скоростью понеслась навстречу машине, навстречу человеку, который сидел за слегка тонированным стеклом на заднем сиденье.

Близнеца откатило назад вместе с винтовкой. Он не стал дожидаться, когда восстановится панорама в оптическом прицеле, – получится намного быстрее схватить со стола бинокль и приникнуть к окулярам.

Руки подрагивали, картинка получалась смазанной. Но даже в таком виде она устраивала Близнеца. Водитель джипа после выстрела растерялся и не сумел вырулить из последней шиканы: бампер машины ткнулся в бетонный блок. Витька видел небольшой узор на стекле задней дверцы, в центре которого зияло отверстие. Но он не видел голову, лишь чьи-то плечи и что-то похожее на шляпку гигантского гриба над ними. И затемненный – в ярко-красных тонах – узор на противоположном стекле.

Кожа Близнеца горела и снаружи, и изнутри и чуть ли не вздымалась.

– Есть! Есть! – прокричал он.

«Точно, Витька?»

– Да, да! Попадание!

Близнец едва не задохнулся от этих слов. Он готов был до бесконечности упиваться ими, не отрывать взгляда от красной «драпировки» на противоположной дверце лимузина. И подумал, что вот только сейчас началась настоящая охота на него. Когда на волка выпустили настоящих волкодавов, а не гончих псов, преследующих его по пятам. Он как должное принял вооруженную группу спецназовцев, оперативно покинувших черный «Мерседес». Синхронно открылись все четыре дверцы, выпуская «волкодавов» из Центра спецназа Службы безопасности. «Вот и они, – хмельно констатировал Близнец, крепко сжимая бинокль. – Вот и они». В воспаленном мозгу снайпера они виделись черными ангелами смерти, для них не существует преград, вот сейчас они взмоют подобно громадным летучим мышам и понесутся навстречу.

Этот «Мерседес» стал единственным, оставшимся на месте автомобилем. Он встал так, что не мешал водителю джипа сдать назад, объехать железобетонный блок и рвануть вперед. За ним устремились остальные автомобили эскорта. Витька положил бинокль на стол и уже не видел, как резко тронулась с места машина со спецназовцами, снова занявшими свои места. Она быстро следовала за патрульными «Жигулями» в сторону ближайшего переезда.

Крапивин сунул «макаров» за пояс, передернул затвор «глока» и шагнул к двери. Третий пистолет, принадлежащий убитому оперативнику, в данном случае не представлял никакой ценности.

Впритык. Близнец последние двадцать минут не думал о смене оперативников в этой квартире. Сейчас же предположил, что смена наверняка опоздает. Зачем торопиться, когда теоретические, по сути, шансы снайпера на выстрел иссякли, утекли вместе с последними мгновениями.

Однако он ошибся. Два оперативника входили в подъезд в тот момент, когда на восьмом этаже оглушительно рявкнул «гепард».

Обнажив оружие, они медленно поднимались по лестнице и докладывали: один по рации, второй по мобильному телефону. На четвертом этаже, вызвав лифт, они заблокировали двери. Они ждали снайпера, и у них было небольшое преимущество. Они услышали щелчок дверного замка, находясь на седьмом этаже. И тут же по всем этажам прокатились предупреждающие выкрики и выстрелы. Подъездное эхо размножило их, и Близнец едва не утонул в этом звуковом хаосе. Ему казалось, разом выдохнули десятки пистолетов и столько же луженых командных глоток. Он ответил двумя формированными очередями... и отступил.

Он упал с высоты своего решающего выстрела, и руки его налились тяжестью.

Он повиновался наработанному автоматизму – снайпер не мог идти навстречу жужжащим пулям. Единственный путь к спасению, к отсрочке ответного, ключевого для Близнеца выстрела, лежал за тяжелым чердачным люком.

Он остановил оперативников еще парой коротких очередей и, спотыкаясь, взбежал на девятый этаж. Как и ночью, поочередно глянул на двери. Показалось, на него не покосились даже черные дверные глазки. Поднявшись по металлической лестнице, он толкнул крышку люка и снова закрыл ее, оказавшись на пыльном чердаке.

Взгляд Близнеца пробежал по пяти люкам, которые торчали миниатюрными колодцами, и последний, шестой по счету в перспективе казался игрушечным.

В голове шел даже не анализ, а наступал хаос. Со всех сторон давили голоса. Он представлял, как кто-то кричит про огневую точку на восьмом этаже, кто-то спрашивает про трамвайный переезд и кто-то ретиво соглашается показать, как быстрее проехать к точке.

Кто-то орал в самое ухо: «Кто тут хотел стать снайпером?.. Ты? Мне не нужна твоя фамилия!»

«Есть возможность отличиться еще раз. Готовься к рейду».

«Ты не будешь знать имени человека, которого убьешь, кто он, есть ли у него семья, дети, родители».

Близнец сидел на крышке люка и смотрел на остальные. Он каждую секунду ожидал, что они начнут взрываться, как банки с огурцами. По очереди. Взлетит одна крышка, потом другая, третья. Из черных шахт поползут черные тени. Но первой выползет тень капитана Проскурина. Он предстанет святым Андреем – в белой одежде, с Библией в руке. Он сотворит крестное знамение и отпустит грехи: «Обычно снайперы-преступники кончают жизнь самоубийством. Поэтому очень важно убивать их в самом начале стрельбы».

Теперь, куда бы Близнец не ступил, он делал шаг навстречу смерти. Даже оставаясь на месте, он приближался к концу. И все же идти вперед было намного легче.

* * *

Трое спецназовцев Центра, один из которых был вооружен «легкой» британской снайперской винтовкой «L42 A1» под натовский патрон, рванули к первому подъезду. Еще трое бойцов, включая водителя «Мерседеса», вооруженного укороченным «калашниковым», метнулись к последнему, перекрывая Близнецу все пути к отступлению.

Терехин побежал за первой группой, но на первом этаже вынужденно остановился. На ступеньке второго пролета сидел оперативник с окровавленной рукой и кричал вслед спецназовцам:

– Он на крыше! Дверь на чердак открыта! У него автомат! – Казалось, он с трудом оторвал взгляд от мертвых бетонных маршей, откуда он спускался и поливал их кровью, и уставился на Терехина. – Дал очередь через пролет, а я как раз руку на перилах держал.

Николай сморщился. Раненый опер помешал ему разобрать голоса спецназовцев. Судя по всему, они переговаривались со второй подгруппой по радио. Собственно, передавали полученную от оперативника информацию и свои действия.

– Пистолет, – бросил Николай, развернувшись.

– Что?

– Он стрелял из пистолета.

Терехин подсознательно выбрал средний подъезд и бежал к нему со всех ног. Прошли минуты с тех пор, когда он на сумасшедшей скорости ехал за черным «Мерседесом» со спецназовцами. А тот в свою очередь мчался за патрульной машиной. В свое время полковника интересовали все материалы, касающиеся снайперов, он хотел разобраться в психологии, в мышлении, составить психологический портрет. Он узнал много и не раз повторял эти слова вслух: «Действия только одного снайпера решают исход поединка. Это он отправляется на схватку. Один. Он должен действовать так, как подсказывает ему ситуация, и, если нужно, импровизировать». Но был еще один момент в работе снайпера. И это от него бежал сейчас Николай. Или к нему, уже не важно. Неумело, словно кому-то подражая, Терехин хрипел на ходу:

– Витя, я здесь для того, чтобы сказать тебе: не делай этого!

Он падал на ступеньках и молил бога только об одном: лишь бы не опоздать. Он давно знал, что могила снайперу-террористу была уготована. Он видел и ее, и надгробный камень над ней. Но пустую. Близнец свалится в нее, но Николай не хотел, чтобы это произошло именно так, как он представлял, как должен поступить Близнец. Нет, только не так. Вопрос: «А как же тогда?» – остался без ответа.

Терехин клял себя на чем свет стоит. Как последний идиот он завороженно ждал выстрела, результата. Но как же без этого? Немыслимо представить себе следующую картину: он все эти двадцать минут ждет Виктора у подъезда, а потом вопросительно бодает головой: «Попал?» Глупость какая-то. Х.З. – сказал бы Вадим Соловьев. Но удерживало его на двойном повороте не только любопытство, но и собственная безопасность. До выстрела он мог стать сообщником преступника, после – нет. Каждый играл свою партию, расписанную с самого начала до самого конца. Отыграло «духовое» ружье, теперь очередь за хриплым вокалом.

* * *

Близнец сделал всего несколько шагов по настилу и едва не свалился в керамзит. Его откровенно напугал громкий хлопок, раздавшийся позади. Он даже не понял, что это – выстрел или грохот чердачного люка. Он инстинктивно свернул на узкую доску, ведущую к слуховому окну. Едва он выбрался на крышу, в обрешетку окна ударили пули.

Вот он, последний этаж. Все как у Берга. И не надо выходить из здания-жизни, чтобы увидеть все свои этажи, запланированные сумасшедшим архитектором. Под ногами хрупкий металл, а выше его – только небо.

Близнец отстрелял из пистолета в дальнее слуховое окно, в котором заметил движение, и снова отступил. Еще десять-пятнадцать шагов, и он окажется на краю.

Еще одна короткая очередь, и «глок» саданул рамой: патронов в пистолете больше не было. Близнец выхватил из-за пояса «макаров» и отступал уже с ним. Несколько раз выстрелил не оборачиваясь, через плечо. И неожиданно понял – почему. Мысленно он уже вел отсчет патронов и ждал, когда в стволе останется один-единственный.

Но страшно не было. Вообще никаких чувств, лишь ставшее со временем черствым воспоминание о своем первом выстреле в живого человека. Он стрелял в незнакомого человека, но явственно ощутил на виске прикосновение ствола своей снайперской винтовки.

Вот и край. И последний патрон. Не теряя больше ни мгновения, Близнец поднял руку с пистолетом к виску.

Снайпер из Центра спецназа, укрывшись за надстройкой слухового окна, поймал голову Близнеца в оптический прицел британской винтовки. Он тоже знал, что обычно снайперы-преступники кончают жизнь самоубийством, и для него было важно не допустить самоликвидации противника. Прежде чем нажать на спусковой крючок, снайпер еле слышно обронил:

– Ну вот и все, брат...

* * *

Взгляд Терехина уперся в черный чердачный люк. За ним слышались отдельные глуховатые выстрелы. Настолько приглушенные, что Николаю показалось: люк наглухо закрыт, и ему ни за что не открыть его.

Полковник поднялся по металлической лесенке и толкнул створку руками. Так сильно, что она, резко распахнувшись и подняв облако пыли, едва не упала на место.

Секунда, и Николай окунулся в душную атмосферу чердака. Прикрываясь руками, он едва успел уклониться от мечущегося голубя. И окончательно потерял ориентировку. Где первый подъезд, а где последний? Куда будет отступать Близнец? По логике – к последнему. Как в песне – «От первого мгновенья до последнего».

Ориентировку ему подсказали спецназовцы. Один наполовину высунулся из слухового окна и своим положением в нем словно рукой показывал на беглеца. Где остальные бойцы, Терехин разобрать не успел.

Он пробежал по доске к ближайшему слуховому окну и, рискуя свалиться, одним прыжком оказался на крыше. Действовал так, как всегда, был на острие событий, полагая, что весь процесс – начиная от задержания, чувствовался острее.

Острее некуда.

Николай бросил взгляд назад и увидел готового к выстрелу спецназовца в черной униформе. Оборачиваться не было времени. Полковник широко шагнул, автоматически перекрывая биссектрису, и поднял руки вверх:

– Не стрелять! – громко выкрикнул он. И его хрип разносился по крыше этого дома, скакал на крышу другого, охватывая, казалось, весь район. – Я полковник ФСБ Терехин. Не стрелять!

И едва не зажмурился, в любое мгновение готовый услышать выстрел. Но уже с другой стороны.

Он обернулся и увидел Близнеца на самом краю крыши. С пистолетом у виска. Человека, который сделал то, чего другому еще не удавалось. Человека, который решился на выстрел, получил разрешение и нажал на спусковой крючок. И вынужденно, ошибочно посчитал, что работа закончена.

Вместо короткого «стой!» Николай неожиданно выпалил:

– Зачем ты сдаешься перед гнидой, которую ты укокошил? Она не стоит этого.

Полковник все еще стоял с поднятыми руками и не решался опустить их. Не хотел делать резких движений. Он медленно опустил одну руку, а второй сделал еще один плавный, но тем не менее предостерегающий жест спецназовцам: «Не стрелять!»

– Витя, я здесь для того, чтобы сказать тебе: не делай этой гниде подарка. У него нет головы, но он ждет от тебя именно этого. И еще кое-кто ждет. Ты нажмешь на спусковой крючок и враз превратишься в террориста. Об этом ты не думал? Значит, и Юрка Цыганок тоже террорист. Так выходит, да? А Маше что прикажешь делать? Паранджу надевать и подпоясываться, что ли? Я не хочу говорить про твоих родителей – сын он и есть сын. Я не тебя хочу спасти, мне за твоих близких обидно. За себя обидно. – Николай медленным движением указал за спину. – Они тоже спецназовцы. Как и ты. Они могут убить тебя, и им будет долго не по себе. Ты можешь опередить их, но им будет еще хуже. Я не хочу говорить тебе дешевые вещи: борись, не сдавайся. Фигня это все. Глупость. Дешевка. Я хочу сказать другое: ты выиграл, но еще не осознал этого. Все просто, но самому тебе этого не понять. Поэтому я здесь.

Николай сделал осторожный шаг вперед и снова на всякий случай выставил ладонь. Он понизил голос на полтона и постарался смягчить его. И совсем не замечал, что Близнец стоит перед ним с опущенной рукой, а ствол пистолета смотрит под ноги. Когда, в каком месте отчаянной импровизации он опустил оружие? Когда решил принять помощь? И помощь ли? Может, сразу? Ждал полковника? Который на короткое время стал его напарником, наблюдателем, внесшим окончательную поправку на время: «Двадцать минут»?

– Тебе есть что сказать одномучеловеку. Про Свердлина, про Дронова. Про армию. Про спецназ. Про то, как вы с Сергеем Поповым пошли в рейд и как один из вас не вернулся... Повтори то, что однажды ты сказал мне: «Я просто человек, нравится это кому-то или нет». Ты никому не объявлял войну – все правильно. Он и в других обстоятельствах бросил бы клич: «Приведите ко мне этого человека!» Зачем? Раз дело зашло так далеко, то только затем, чтобы сказать: «Вот я, глава государства, перед тобой, скажи все, что ты думаешь, что там у тебя накопилось, чем ты недоволен, какая у тебя обида, откуда свищет твоя ненависть». А что, реальное предложение, Витя. Но я не знаю финала. Говорю тебе честно. Ты сам должен увидеть его. Поговорили – и в тюрьму? Нет. Под какую самую секретную программу можно подогнать тебя? Он вспомнит, обязательно вспомнит об отмененной встрече у мемориалаи подумает, что от судьбы не уйдешь. Он напишет на листке бумаги несколько слов: «Сергей Попов, рядовой. Наградить орденом „За личное мужество“ – посмертно». Ты должен увидеть это. Что потом – не знаю. Но ради этого стоит немножечко пожить.

Близнец отбросил пистолет с единственным патроном в стволе. Он упал с высоты своего решающего выстрела... и хорошо, что не упал с высоты последнего, на этот раз действительно последнего выстрела. Пусть и с посторонней помощью, но он перешагнул через рубеж, преодолеть который по силам единицам. Если бы он мог увидеть ту синюю папку, то не заметил бы на ней ни перечеркивающей полосы, ни приговора. Он являл собой профессионала, законченный продукт, руки которого уже никогда не дрогнут, а в сердце не торкнется ни жалость, ни ненависть.

Терехин не видел красноречивого жеста спецназовца, державшего Близнеца на прицеле: он опустил оружие и незаметно перекрестился. А у него не хватало сил даже для этого. За этот короткий промежуток времени Терехин выдохся, иссяк. Сколько сил было отдано там, «на мертвой петле», и сколько здесь... И он уже не смог бы повторить то, что сказал минутами раньше. Сейчас в голове что-то первичное, шаблонное, что не помогло бы Близнецу: «Нельзя любую проблему рассматривать как вопрос жизни и смерти. Потому что тогда придется слишком часто умирать». Нет, это дешевый трюк, он работает только в кино.

– Вот видишь, – Николай шагнул навстречу Близнецу и сделал попытку улыбнуться. – Никакой ты не террорист. Пускай террористы кончают жизнь самоубийством. А ты просто отличный снайпер. – Он приблизился к Виктору вплотную, положил ему на плечо руку, тихо и раздельно произнес: – Я видел. Цепляет. Честно говорю.