Текст книги "В какой школе учиться православному ребенку"

В какой школе учиться православному ребенку

© Издательство «Сатисъ», 2007

Священник Алексий Уминский. Размышления о школе и детях

Новизна и необыкновенность православной школы в том, что эта школа – церковная, то есть имеющая в своем основании те принципы, которые заложены в жизнь самой Церкви, а конкретно – в жизнь прихода. Поэтому та школа, которая выросла из прихода, существует, органично входя в жизнь прихода, а та, которая возникла в стороне, даже если и окормляется сторонним священником, испытывает значительные сложности. Вероятно, дело не только в священническом руководстве, но и в той живой общинной ткани, которая составляется всеми взрослыми и маленькими прихожанами совместно с церковным клиром. Эта общность имеет свое основой Литургическое и молитвенное единение и пронизывает собой весь организм молодой школы.

* * *

Очень многие родители желали бы пристроить своих детей в хорошую школу, дать им христианское воспитание и образование, но при этом никак не хотят понять, что христианством нельзя «заниматься», христианством надо жить. Обычный аргумент этих родителей: нам меняться уже поздно, но мы хотим, чтобы у наших детей все было хорошо. И дети, действительно, на первых порах очень восприимчивы к Слову Божию, к богослужению, к молитве. Но если дома, в своей семейной реальности, дети видят, что их родители не придают никакого значения духовному, а то и открыто живут по-язычески, то рано или поздно такие дети начинают вести двойную жизнь и лицемерить.

* * *

Нельзя никогда и никому передать дело воспитания своего ребенка. Даже самой что ни есть православной гимназии. Взять на себя ответственность за воспитание – значит постоянно отдавать самого себя семье, детям, Церкви.

* * *

Сейчас в России существует несколько десятков православных школ. Они работают уже пять лет, а ведь такое простое дело не сделано – хотя бы наладить предметные олимпиады между православными школами. Или вечера для старшеклассников. Это очень важно для ребят – ощутить свою школу не одиноким островком, но частью большого единого целого, встретить еще кого-то кроме узкого круга однокашников – других ребят, таких же православных, живущих сходными интересами и проблемами.

* * *

Похоже, мы слишком быстро похоронили советскую школу, радостно отряхнули ее прах с наших ног и совершенно не заметили того колоссального положительного учебного, методического, административного и даже воспитательного опыта, которым она обладала.

Многим кажется, что у нас все будет хорошо просто оттого, что мы все православные. Но реальность говорит об ином: возникает множество трудностей, специфичных именно для православной школы. Трудным, к примеру, оказывается вопрос поддержания дисциплины. Принцип семейственности, увы, может быть воспринят по-разному. Для одних – это особая ответственность и духовное родство, для других – панибратская вседозволенность. Родительское настроение моментально передается детям. Дело может дойти до того, что на уроке дети перестанут обращать какое-либо внимание на педагогов, ходить по классу и т. д. Ну, а если, преподаватель не имеет особого педагогического опыта или совсем новичок, тогда могут происходить самые невероятные вещи. Ученик что-нибудь сделает, а учитель ему (с истинно православным «смирением»): «Прости меня, Христа ради!» Многие учителя, нужно сказать, стесняются дисциплинарных мер и решают начисто избавиться от таких непопулярных «советских» методов, как двойка за поведение, запись в дневник и вызов родителей, а вместо этого всячески «смиряются» перед детьми.

Дисциплина подрывается еще и тем, что православные родители по-своему понимают взаимосвязь церковной жизни и школьного распорядка, т. е. совершенно произвольно могут устраивать выходные своим детям по случаю того или другого церковного праздника.

* * *

Основная идея православной школы – уберечь детей от растлевающей обстановки в школах государственных, но, оказывается, немало опасностей поджидает нас и в церковном кругу. Дети воспринимают православную школу как место, куда их поместили, чтобы избавить от всех проблем, в том числе и от учебы. Приходится преодолевать у детей и у родителей странный стереотип: для православного ребенка главное – читать по-церковнославянски и знать гласы, а что более того, то от лукавого. А если дитя рисует, особенно если не храмы и иконы, а город, еще что-то, тогда точно в прелести. А уж если стихи о любви пишет…

* * *

Когда приходится исключать за неуспеваемость, случается, родители начинают картинно возмущаться: «Как?

Нам придется идти в эту ужасную государственную школу, где наш ребенок духовно погибнет? Вы ответите за это перед Богом!»

Словом, шантаж настоящий.

* * *

Мнение о том, что в государственной школе дитя непременно испортится, а в православной обязательно станет добрым и верующим, по меньшей мере нужно назвать наивным. На самом деле, в государственной школе многие дети проявляют себя гораздо лучше, чем в православной гимназии. В обстановке обычной школы ребенок сталкивается с необходимостью активно отстаивать и исповедовать свою веру. В ней он воочию видит те отличия, которые несут в себе дух мира и дух Евангелия. Жизнь по заповедям Божиим перестает быть для него абстракцией. А в православной школе он избавлен от этих проблем. Вера, за которую не надо бороться, которую не надо отстаивать, быстро приобретает оттенок обыденности и нарочитости. Особенно это касается детской веры, ведь душа ребенка особенно нацелена на динамику, экспрессию, героический пафос в жизни.

Получается, что когда он учился в обычной школе, ему приходилось реально отвечать за свое христианство, бороться за него. В среде, далекой от Церкви и часто враждебной, он проявлял себя христианином. Там он молился перед уроками, в храм ходил, исповедывался, причащался, потому что страшно было. А здесь все очень хорошо, никто не трогает, все дозволено. Это значительная духовная и педагогическая проблема: как избежать охлаждения, как сделать, чтобы среда православной гимназии формировала детей как людей горячо верующих. И вот какие видятся решения.

Во-первых, взрослые должны допускать мысль, что не всем детям показано обучение в православной школе. Вопрос, в какой школе учиться ребенку, рассматривать нужно более внимательно. Родители совместно с духовником обязательно должны разобраться в индивидуальных особенностях сына или дочери. То, что для одного является благом, для другого может оказаться во вред.

Во-вторых, взрослые должны постоянно заботиться о том, чтобы у детей в стенах школы было некое пространство для подвига, для выражения своих чувств и взглядов, для определенного положительного пафоса. Знание о духовных вопросах детям должно даваться вовсе не с той легкостью и запланированностью, с какой преподается им рассудочная информация. Для духовного роста недостаточно условий маленького православного парничка. Нужно некоторое напряжение, некоторое усилие, с которым дети постигали бы духовные вопросы. А то ведь мы читаем аскетические творения Святых Отцов, пытаемся их понять и воспроизвести в своей жизни, но совершенно упускаем из виду тот факт, что сами-то живем жизнью совершенно неаскетичной. Откуда у современного городского жителя может взяться верное понимание православного подвижничества, если, к примеру, воду в необходимых количествах всегда можно взять из-под крана, а отцам-пустынникам приходилось приносить ее с расстояния дневного пути? Понятно, что взятые из книги аскетические понятия будут восприняты ребенком на уровне чисто интеллектуальном и не будут связываться им со своим повседневным жизненным опытом. То духовное богатство, которое досталось Церкви кровью и потом ее мучеников и преподобных, наши дети в стенах школы получают с удивительной легкостью и безответственностью. Они могут подробно рассказать чинопоследование, растолковать Символ Веры, много рассуждают на евангельские темы, но в реальной жизни они совсем другие, они живут другим. Получается какая-то брешь между церковной молитвой, Причащением и тем, что́ реально наполняет их жизнь.

Духовный опыт должен даваться трудами. Вместо того, чтобы «проходить» «Блаженни милостивые…» на уроке Закона Божия, мы должны предоставить детям возможность оказаться в ситуациях, когда кто-то ждет от них милости или нуждается в их милосердии.

* * *

Хорошо воспитывать детей на житиях святых. Но нельзя требовать с них после этого исполнения прочитанного. Это такой уровень духовной жизни, на который запросто не взбираются.

* * *

Ступенька к духовной жизни – это правильно устроенная жизнь души, правильное эмоциональное устроение, которое потом приведет к устойчивой, трезвой, жертвенной духовной жизни. Нужны реальные, общие, интересные дела, в которых дети могли бы проявить себя как люди, которые не предают товарища, которые помогают друг другу, прощают обиды. Нужны общие дела, которые помогут им сдружиться. А то ведь бывает так, что в классе всего 10 человек, но и те не ладят между собой. Даже нецерковные дети по сравнению с ними оказываются более открытыми и дружелюбными. А эти – «ангелочки» с виду, но иногда по отношению друг ко другу такие дикости допускают – просто диву даешься. Причем находят себе при этом «духовные» оправдания.

Мы должны постоянно искать общие для школы дела. Чтобы дети и преподаватели участвовали в детских театрах, студиях, в издании гимназической газеты или журнала. Это очень сближает, это становится моментом общего доверия, когда дети по-настоящему не боятся себя раскрыть. А закладывать в них духовные понятия, я убежден, лучше всего именно в такие моменты открытости.

* * *

У нас в гимназии издается журнал «Гимназист» и газета «Alma mater». «Гимназист» готовится тщательно, с участием взрослых. В нем много, так сказать, итоговых материалов – лучших работ учащихся и статей преподавателей. В газете – полный простор для творчества редакции, целиком составленной из числа гимназистов.

И вот чудо! «Alma mater» стала общим интересом всех ребят. Присылают записки с вопросами, устраивают анкетирование, полемизируют на ее страницах. В ученической среде газета превратилась в реальную силу. Ее с удовольствием читают, о ней спорят, с ее позицией считаются. К примеру, недавно на ее страницах появился фельетон по поводу найденной в стенах школы коробки от сигарет. На это ЧП редакция отреагировала примерно так: «Расследование показало, что к происшествию, скорее всего, имеют отношение ученики N-го класса. Наш вам совет: в следующий раз на сэкономленные от сигарет деньги покупайте корм для нашей общей любимицы – кошки Мурки». Возмущенные гимназисты N-го класса с шумом ввалились в редакцию и потребовали опровержения.

Значит, газета работает. Общее ученическое дело живет взаправдашней жизнью. Из таких-то общих дел и складывается доброе чувство, которое испытывают к своей Alma mater ее благодарные воспитанники.

* * *

В какой-то момент с горечью пришлось убедиться: в условиях большого города все наши заслоны и запреты для детей – пустой звук. По дороге из школы домой многие наши воспитанники заходили в ближайший магазин телерадиоаппаратуры и часами напролет завороженно смотрели на десяток экранов с разными телепрограммами. Дома смотреть телевизор им запрещено. Представляете, они смотрели подряд все, что им показывали!

После того, как об этом стало известно, гимназия купила телевизор и видеомагнитофон. Показываем ребятам добрые старые фильмы. В основном, смешные: «Белое солнце пустыни», «Бриллиантовая рука» и тому подобные.

* * *

Иногда говорят: «Вот, моя девочка, когда училась в обычной школе, была такая хорошая, все так было хорошо, а вот к вам попала, и за две недели или за два месяца стала такой и сякой. Что вы с ней сделали в вашей православной гимназии?»

Будто не помнят, как пришли в первый раз в храм и думали: «У меня все более-менее нормально, тяжких грехов нет», а потом, когда приступили искушения, ужасались: «Что же это со мной творится, откуда все это во мне взялось?»

* * *

Удивительно, но для того, чтобы научить ребенка христианскому прощению обид, для начала нужно, чтобы тот давал сдачи. Почему? Да потому, что по отношению к недерущемуся ребенку сложно применить понятие «прощение». Он никогда не мыслит отомстить в драке. Он отыгрывается в другом и на других. Он всегда и всех боится, а это столь сильные и глубокие чувства, что добраться до них и распутать этот клубок, в большинстве случаев, ни педагогам, ни психологам не под силу.

Создается некая видимость духовности, личина всепрощения, от которой мальчишке избавиться бывает тем труднее, что он сам в нее поверил. А вот если он всегда давал сдачи, а тут вдруг не дал и даже более – попросил прощения, то в этот момент, быть может, он хотя бы на мгновение почувствует то блаженство, которое обещано Христом всем милостивым и миротворцам.

* * *

Еще один парадокс: пока ты не мужественный, прощать и любить ты не способен. Мужество, не будучи воспитанным, порождает явление-суррогат, столь свойственное нынешним детям, – бесстрашие.

* * *

Православное воспитание – что это такое? Существует ли система и методология воспитания православного человека?

По-моему, взрослым нужно задуматься над другим: почему мы ищем систему воспитания, откуда такое стремление? Может оказаться, что наша методическая жажда происходит от желания снять ответственность за воспитание наших детей с себя и спрятаться за методики. Стремимся заменить самих себя системой воспитания и утешаем себя тем, что эта система не простая, а православная. Пытаемся начитаться книг по воспитанию детей столетней давности, влезть в косоворотку и лапти и стать русскими в духе XVIII или, на худой конец, XIX века. В число методик бываем готовы записать что угодно, даже Таинства, пост и молитву. Читаем в житиях описание детства святых: с другими детьми не играл, на улицу не ходил, конфет не любил, был тих, молчалив, любил уединенную молитву. Думаем: что же мне со своими делать? Шумно играют, любят сладкое, дерутся. Не по правилам. Как бы так сделать, чтобы и наши не смотрели телевизора, не любили мультфильмов, не жевали жвачку?

Идем и заказываем молебен. Вышли из храма, гора с плеч – ну, теперь сделали все, что могли. А отец Иоанн (Крестьянкин) в одной своей проповеди говорит: «Мать начинает молиться, она просит Бога о помощи, но не получает. Почему же? Да потому, дорогие мои, что нельзя возлагать на Бога то, что мы обязаны сделать сами… нужен труд, нужно духовное напряжение, надо всегда помнить о детях и о своей ответственности за них перед Богом. Отцы и матери! Одни без детей своих вы спастись не можете – и это надо помнить».

Православие – это не система, это жизнь в любви. И православным наше воспитание получается тогда, когда мы начинаем совершать его в любви.

* * *

Меня часто беспокоит напуганное, враждебное отношение детей к миру, ко всему, что нас окружает. Мир, в котором мы живем, кажется нам падшим, греховным, одержимым бесовской злобой, и он действительно такой. Но постепенно складывается мнение, что если мир идет к концу, то нам надо к миру питать вражду и бояться.

Но Церковь миру не враждебна. Это и отличает новозаветную Церковь от ветхозаветной. Мир воюет с Богом и Церковью, а наша задача ответить ему не враждой в духе Ветхого Завета («око за око, зуб за зуб»), но миром и молитвой за него. А о боязни Апостол Иаков так говорит: Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия (2 Тим. 1, 7). И еще: Если Бог за нас, кто против нас? (Рим. 8, 31) Чувствуете отношение, с которым взирали первые христиане на образ сего преходящего мира? Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр. 22, 20) Они ждали прихода Христа, а мы, увы, более говорим о приходе Антихриста.

* * *

Яркий пример псевдоправославного настроения.

Пишет раба Божия в редакцию «Православной беседы» о том, что детям на уроке в школе задали темой сочинения «Что бы я сделал, если бы был волшебником». – Вы только подумайте, какая удивительная тема! Какой простор для доброй детской души, чающей подарить что-то миру, поделиться с другими своей теплотой. Но что пишет эта ревностная не по разуму мамаша? Она с восторгом пересказывает тщательно воспитанную в дочери псевдодуховную и абсолютно недетскую реакцию: «Я не хочу быть волшебником! Все волшебники – колдуны, а колдовство христианам запрещено!»

О чем говорит в этот момент ребенок? Стойко исповедует свою веру? Да нет, это вовсе не та принципиальная исповедническая позиция, которую силится отыскать мать в словах своей дочери. Это совершенно безответственная, даже трусливая, реакция, облеченная во внешне благочестивую форму. Это приговор матери, отобравшей у ребенка его невинное детство. Понимаете, если сказать детям о том, что все волшебники – колдуны, а эльфы и гномы – бесы, то при этом нельзя достигнуть ничего другого, кроме как подорвать их душевные силы. От этого их идеалистическое детское видение мира мгновенно не изменится на взрослое. Просто в сознании будут разрушены их детские категории добра и зла, борьбы, преодоления, улучшения мира. Им станет просто лень что-либо придумывать, о чем-либо мечтать. Ну зачем, право, попусту тратить время, если волшебство возбраняется, а реальных возможностей нести радость в мир нет? То есть рассуждать-то они, возможно, станут и по-взрослому, а внутри души – пустота. Та пустота, которая по мере взросления скорее всего заполнится цинизмом, отрицанием на этот раз и маминых ценностей.

* * *

Мы пытаемся оградить ребенка от дурного влияния, и это правильно. Но в этом стремлении мы заходим слишком далеко – мы ограждаем ребенка вообще ото всех, и он остается совершенно один. Мы запрещаем ему дружить во дворе, в школе, и все это время стараемся пристроить ребенка туда, где он сможет дружить «безопасно». Так, в конечном итоге, мы доходим до православной гимназии, и, увы, здесь нас тоже поджидает разочарование: оказывается, что и здесь есть такие дети, с которыми ни в коем случае дружить нельзя.

* * *

Мы учим детей, что земная жизнь есть подготовка к жизни вечной. Но ведь подготовка, а не ожидание! Жизнь – это деятельность, созидающая и преобразующая работа. Иначе она становится похожей на томительно-напряженное ожидание в очереди к зубному врачу: «Боже мой! Когда же все это кончится!»

* * *

Наши дети панически боятся ошибок. Это наверняка происходит от непонимания ими сути греха. Они путают свои неизбежные на первых порах, «рабочие» ошибки с грехами и потому жить боятся. Расскажите им притчу о талантах! Дайте понять, что Господь не ждет от них с первых шагов какой-то по-особенному выверенной и безошибочной жизни.

Использовать таланты, отдав их в торговлю, – это риск. Риск ошибиться и потерять все. Но Господь отдает предпочтение именно такому рискованному решению, а не безопасной возможности зарыть имеющийся талант в землю.

Священник Борис Ничипоров. Православное образование не должно быть образованием исключительно для православных

Мы теряем еще одно поколение. Очередное поколение, которое воспитано уже без жестких коммунистических установок, поколение, взросление которого пришлось на то самое время, когда Церковь получила в России свободу говорить людям правду о Боге. И тем прискорбнее и больнее осознавать факт совершающейся потери.

Что такое православная школа сегодня? Какое влияние имеет христианство на детей и подростков в наши дни? Увы, никакого. Или, если быть точными, почти никакого, очень малое. Немногочисленные примеры православных гимназий и школ в крупных городах плюс сеть самодеятельных воскресных школ – вот и все, что приходит на ум, когда мы пытаемся проанализировать итоги. Но что такое православная школа на 120–150 учеников, одна единственная на огромный областной город, если в каждой обычной государственной школе проходят обучение до 2000 детей?! А ведь таких обычных школ по всей стране тысячи! Можно радоваться положительному опыту устроения нескольких московских православных гимназий, но от этого едва ли убавится горечи при взгляде на сотни тысяч детей и подростков, потерянных нами в дебрях многомиллионной Москвы.

Наша образовательная система как-то сразу утеряла миссионерскую идею, как-то уж очень просто отказалась от своей просветительской роли в обществе, замкнулась на работе с детьми из воцерковленных семей, на задаче оберегания этих детей от мира. И даже эта задача часто приводит взрослых в тупик: дети уходят из гимназий и воскресных школ. Дети уходят из Церкви, предпочитая христианству те самые ценности, над развенчанием которых так долго и так много трудились батюшки и педагоги. Есть о чем серьезно задуматься. Действительно, если бы возможно было провести исследование среди обычных школьников, какими им представляются Православие и православные, как вы думаете, что бы мы услышали? Наверняка бы нас назвали старомодными, безнадежно отставшими от жизни людьми, постоянно морализирующими и назидающими, живущими какой-то мрачной безрадостной жизнью с одними только постами и поклонами. А что означает этот ответ? Он наглядно показывает, насколько скучна и неэффективна выбранная нами форма проповеди, насколько далекими остаются от детских сердец все наши призывы. Случается даже обратное: именно она, эта наша неумелая проповедь часто становится для человека главным препятствием ко вхождению в Церковь, главным основанием для того, чтобы мнить христианство, эту великую жизнерадостную и жизнеутверждающую силу, жесткой догмой, лишенной жизни и радости.

Миссионерство в современном мире – это совершенно особая задача. И проповедь в современном мире – это совершенно особый жанр. Есть разница между твердым исповеданием христианином своей собственной веры и тем, как обращать в эту веру других. Поступались ли своей верой Апостолы и Святые Отцы, стараясь для всех сделаться всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых? (1 Кор. 9; 22) Прекрасные образцы христианской проповеди преподносит нам Священное Писание. Апостол Павел, хоть и возмутился духом при виде языческих Афин, все же нашел в себе мужество и силу говорить с афинянами на понятном и принимаемом ими языке. Апостолы Петр и Иоанн перед народом иудейским начинают свою речь не с обвинений и обличений (хотя такое преступление как распятие Христа, казалось бы, требовало обвинять и обличать богоубийц), но с напоминания об особой близости израильского народа к Богу, об особой причастности к Завету с Господом каждого из них. Посмотрите, как снисходителен и мягок голос Апостола Петра перед лицом тех, кто предал Сына Божия на поругание и смерть: Впрочем я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению. (Деян. 3; 17).

Так проповедовали не только в раннехристианские времена. Пример того же снисхождения к положению заблудших являет нам великий подвижник ХХ века святой Силуан Афонский, советовавший в разговоре одному миссионеру, работающему в восточной стране, сперва хорошенько изучить религиозные представления тамошних жителей, поприсутствовать на богослужении, всем своим поведением свидетельствуя почтение к их традициям, а уж затем приступить к кроткой беседе, с уважением слушая своих собеседников и обращая особенное внимание на моменты совпадения их взглядов с христианством. Бедняга миссионер бывал крепко бит за то, что в языческом святилище учинял крик и беспорядки, выражая таким образом свое негодование, но продолжал раз за разом поступать так же и дивился упрямству и неподатливости язычников. Вероятно, он даже втайне гордился своими побоями, воображая, что пострадал за Христа и Его слово, хотя в действительности сам являлся единственной причиной неуспеха своей проповеди.

И эта история, к глубокому сожалению, как нельзя лучше отражает состояние миссионерской работы в России сегодня. Похоже, мы все стремимся быть «православнее» Апостолов и Святых Отцов, а когда бываем биты, почитаем это за положительные результаты своего служения. В церковной среде стало неписанным правилом публично клеймить все антихристианские проявления. По этой ревности даже судят о «церковности» и «духовности» православного. Редкая книга, редкая газетная статья, редкая проповедь обходиться без критики безбожного современного мира и сетования на трудности жизни в нем. Возникла своеобразная православная мода на разоблачение язв и пороков общества. Но что же предложили мы, православные, этому самому обществу, и детям в частности, за все годы легальной церковной деятельности? Какую альтернативу нашли мы той потребительской философии, которая с шиком и блеском подается нам с Запада?

Давайте объективно посмотрим на дела рук своих. Взять хотя бы воскресные школы. Могут ли по-настоящему удовлетворять религиозное чувство ребенка, а тем более духовно воспитать его те 2–3 часа занятий в неделю, которые отводятся в воскресной школе на изучение Закона Божия или Священной истории? А ведь именно таким образом строится работа большинства воскресных школ. Нелишним было бы изучить мотивацию детей к таким занятиям. Это еще нужно понять, хочет ли сам ребенок заниматься в такой воскресной школе, стал ли бы он ходить в нее, не напирай на него родители сзади? Думаю, во многих случаях ответ был бы отрицательным. А если так, то не должно быть и наивного умиления по поводу того, что дети каждое воскресенье сидят на занятиях. Такая школа едва ли отвечает своим образовательным задачам даже по отношению к детям из православных семей.

Это заставляет православных священников и педагогов искать новые просветительские и воцерковительные подходы, более открытую миссионерскую концепцию устроения православного образования. Конечно, на этом пути встречаются многочисленные трудности. Образовательная структура, где есть и верующие, и неверующие дети, внешне представляет собой совсем не ту сентиментальную идиллию, к которой столь часто стремятся православные взрослые. Таких детей враз на общую молитву не поставишь и к исповеди хором не поведешь. Наверняка потребуется задействовать какие-то более общие для всех детей механизмы интереса, более гибкую и лояльную по отношению к невоцерковленным ученикам систему приоритетов и ценностей. Возможно, придется привлечь к работе невоцерковленных или маловоцерковленных педагогов. Словом, отличия от принятой сегодня катехизационной практики будут очень существенными. Но признаемся честно: без этого не обойтись, даже если мы будем иметь дело с детьми только из самых воцерковленных семей на свете. Незачем думать, что абсолютно все дети из таких семей как-то по-особенному возвышены и духовно настроены от рождения. Что такое детская вера и как она соотносится с верой взрослых, до конца не знает никто. А значит, мы должны быть готовы к тому, что в самый неожиданный момент любой из наших подопечных, даже самый внешне благополучный, может «уйти в отрыв», предпочтя всем нашим воспитательным усилиям свободу в ее современном понимании.

Приходит как-то, к примеру, одна из девушек ко мне и заявляет:

– А у меня парень – бандит. Как Вы думаете, это нормально?

– Как «бандит»? Что «нормально»? – не сразу соображаю я от неожиданности.

– Ну, он ездит по разным фирмам, помогает людям долги вернуть, вопросы разные решить (это он ей про себя такую робингудовскую байку рассказал). Как Вы думаете, у нас с ним что-нибудь получится?

Смотрю я на нее и думаю: спрашивать-то ты спрашиваешь, но по лицу видно, что влипла ты в этот роман по уши. Как тут тебе что объяснишь? Все равно не поверишь и не послушаешь. Слава Богу, что с такими новостями вообще решилась прийти к священнику за советом.

Вот и говорю:

– Да, это тебе решать, твое право выбора любимого. В принципе, из истории такие примеры известны. Так было в Америке, например, в период «первоначального накопления капиталла», еще где-то. Сперва они бандитами были, потом, глядишь, во втором или третьем поколении, – нормальными людьми стали. Банкирами какими-то, промышленниками. Так что решай сама.

И вот такая история сегодня может произойти с любой, даже самой церковной девушкой. Мы не можем изолировать ребенка от мира. Увы, приходится признать, что «неотмирных» детей в наши дни единицы. Пожалуй, со мною согласятся все практикующие педагоги, что таких ребят видно с самого начала обучения. Это может быть один ребенок на группу или класс, в лучшем случае 2–3. Остальные же, даже находясь в самом строгом православном учебном заведении, будут в той или иной мере придерживаться мирских «правил игры», поддерживать активные контакты с невоцерковленными подростками вне стен школы, нести элементы этой чуждой христианству идеологии в самые стены школы. Из всего этого может составиться целая жизнь. Вторая, тайная жизнь подростка, о которой ни родители, ни педагоги до поры до времени не будут догадываться, и которая действенно заявит о себе лет в 14–16 охлаждением к вопросам веры и Церкви, а возможно даже большим – полным и устойчивым неприятием всего христианского и церковного. Именно о таком обучении митрополит Антоний Сурожский как-то заметил: «Я стал православным не благодаря Парижской семинарии, а вопреки ей».

Поэтому хотелось бы поделиться некоторыми выводами из той работы с детьми, которая на протяжении нескольких лет практикуется в небольшом российском городке Конаково, рассказать о применяемых нами способах устроения педагогического дела и некоторых результатах такой деятельности.

Задача, которая стояла перед нами, небольшой группой православных, была чрезвычайно сложной. Конаково – город наиобычнейший во всех отношениях. К традиционной для российской глубинки проблеме массового пьянства с началом перестройки добавились не менее сложные коммерческо-мафиозные проблемы. «Естественная профориентация» подростков таким образом стала заключаться в двух основных альтернативах: водка или наживание денег.

Малый российский город – явление очень жестокое. Он ставит детей едва ли не в полную зависимость от неписанных законов дворовой жизни. Двор здесь означает все. Двор определяет все. От двора никуда не скрыться. Двор в малом городе – это даже не авторитет в том смысле, который придают дворовой атмосфере в крупных городах. Это образ жизни, это некая данность. Если в крупном городе для ребенка возможно не знаться с дворовыми сверстниками и ездить через полгорода в какую-то особую школу с французским уклоном, то в малом городе такое просто невозможно. Для провинции нужны особые подходы. Основной опыт религиозного воспитания сосредоточен только в центрах – Москве, Петербурге, Новосибирске. И этот опыт касается только этих городов. Процессы, которые происходят там, совершенно не показательны для России в целом. Особенно в Москве, где без труда можно отыскать необходимое количество приверженцев самой экзотической религиозной системы и составить из них клуб или воскресную школу.