Текст книги "Очерки истории Руси до монголов"

Великий князь Олег. (879–912)

Олег, молодой, пылкий, деятельный, недолго усидел на месте. Жажда ли деятельности, врожденная норманну, желание ли найти другое жилище, удобнее и веселее низменных северных болот, или распри со строптивыми новгородцами были причиной, но он вскоре снарядился в поход. Народное предание придает ему много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей. Двигался он по тому обыкновенному пути, по которому издавна шли к югу северные скитальцы. Малолетнего Игоря он взял с собой, словно заранее решил не возвращаться в Новгород.

На Днепре Олег занял Смоленск, город вольных кривичей, и посадил там мужа своего; плывя далее вниз, взял Любеч, где посадил также своего мужа. Наконец представился ему Киев, на который он зарился, может быть, издали и прежде. Надо взять и его!

Но город был укреплен опытными варягами. Для осады его понадобилось бы много времени; брать на щит – успех сомнительный, или, по крайней мере, не верный: у Аскольда и Дира была своя храбрая дружина, а уступить без боя такое завидное владение они не могли.

Олег решился на хитрость, к которой в нужных случаях любили прибегать его соотечественники: он оставил часть своих лодок позади, в прочих схоронил воинов и приплыл под Угорское. Так называлась ближайшая гора к Киеву, где стояли вежами угры (венгры), шедшие в Европу с востока (898) через горы великие. Отсюда послал он к Аскольду и Диру звать их к себе в ладью, выдавая себя за проезжего гостя, плывущего в Константинополь от князя Олега и княжича Игоря из Новгорода: «Придета к нам к родом своим». Легковерные поддались на обман. Они вышли из своей крепости с немногими провожатыми, спустились с горы на берег и приблизились к ладьям. Вдруг выскочили спрятанные воины и бросились на них. Показался и сам Олег. «Вы не князья и не княжеского рода, – сказал им гордый норманн, уважавший больше всего благородство, – а я князь, и вот сын Рюриков», – прибавил он, указав на вынесенного между тем из ладьи ребенка Игоря. Несчастные пали в то же мгновение под мечами убийц. Тела их отнесли на гору, где, в Несторово время, был Ольмин двор, и там погребли. На месте погребения Аскольдова этот Ольма построил впоследствии церковь Св. Николая, а Дирова могила, говорит Нестор, находится за монастырем Св. Ирины, как будто в воспоминание об их христианстве.

Смирные поляне поддались спокойно новому пришельцу, как прежде Аскольду и Диру, и «седе Олег княжа в Киеве».

Он так полюбил доставшийся ему город, что решил прекратить свой неопределенный путь и водвориться здесь навсегда. «Се буди мати градом Русским», – сказал Олег. «Беша у него Варязи и Словени и прочи, прозвашася Русью». Имя Руси сделалось тогда принадлежностью Киева, откуда начало расширяться далее и далее, не найдя еще своих пределов…

Чтобы утвердить свою власть, Олег начал ставить города в новом княжестве, как ставил их Рюрик со своими мужами на севере. Потом определил он дани словен, кривичей и мери, то есть разделил землю на участки (вероятно, тысячи) и назначил, куда какой участок должен тянуть, к какому городу, и сколько представлять дани. Сверх того указал он, чтобы новгородцы, оставшиеся без защиты, платили заморским варягам ежегодно триста гривен, или полтораста фунтов серебра, «мира деля».

Устроив таким образом домашние дела, Олег, истый норманн, начал свои военные поиски. Всякий год, лишь только вскрывался Днепр, отправлялся он на добычу в быстрых ладьях, по рекам, в него впадающим справа и слева, и распространял пределы дани, заставляя мирные и тихие племена славянские, одно за другим, признавать свою власть.

Олег показывает Игоря Аскольду и Диру. Радзивилловская летопись. XV в.

В 883 году, по Днепру, Припяти и Уше, он напал на древлян (живших в нынешней Волынской губернии) и, «примучив их», определил давать по черной куне.

В 884 году, по Десне, ходил он на чеверян (в Черниговской губернии), победил их и возложил дань легкую, велев только отказаться от хазар. Олег сказал: «Я враг им, а не вам».

В 885 году послал он спросить к радимичам, жившим по Соже (в Могилевской губернии): «Кому даете дань?» Они отвечали: «Хазарам». Олег сказал: «Не давайте хазарам, а давайте мне», – и радимичи дали ему по шлягу, как платили прежде хазарам.

Все эти племена, равно как и дулебы, обитавшие по Бугу, хорваты, далее на запад, к горам Карпатским, покорялись ему без сопротивления, а с уличами и тиверцами, жившими по Днестру до моря (в Подольской губернии), он должен был воевать.

Так далеко успел Олег в короткое время разнести славу своего оружия, столько племен посчастливилось ему подчинить себе, но он не был доволен этими мирными завоеваниями. Чего же ему хотелось более?

Царьград – вот куда устремлялись издавна жадные взоры и задушевные мысли всех варягов, вот где надеялись они приобрести самую лестную для себя славу и самую богатую добычу, вот о каком походе думал и Олег.

Среди приготовлений, в 903 году, женил он Игоря, воспитанника своего, бывшего и по возрасте в полном у него повиновении, приведя ему жену из Плескова, варяжского рода, именем Ольгу.

Древнее предание так рассказывает об этой женитьбе. Игорь узнал случайно свою суженую – он охотился по лесам за зверями в Псковской области, и ему понадобилось переправиться с одного берега реки на другой; издали увидел он плывшую вниз лодку, подозвал к себе и велел перевезти. Лодкою правила молодая девушка, прекрасная собою. Князь прельстился ею, но не получил согласия: она осыпала его упреками и даже грозила броситься в реку. «И абие Игорь отложи юношеское мудрование свое, по свидетельству ее жития, наипаче же со стыдением и молчанием преиде реку, внимая себе о таковых (ее советах) до времени, и оттоле паки иде в Киев». Когда пришла пора ему жениться, он вспомнил об этой встрече, и Ольга приведена была ему из Плескова.

Греческий так называемый путь, равно как и Восточная империя, со своими средствами защиты, становились в Киеве с каждым годом известнее. Гости и воины, дружинами и поодиночке, плавали беспрестанно взад и вперед, с Севера в Константинополь, и из Константинополя на Север, в Новгород, Швецию, Данию и Норвегию, где до сих пор многочисленные рунические камни с их именами свидетельствуют о количестве древних путешественников и живости сообщения. Две тысячи ладей наготовили Олегу кривичи и прочие славяне, которые, по свидетельству греческого императора Константина Багрянородного, нарубив зимою по горам лес, строили обыкновенно ладьи у себя дома, и потом, по вскрытии воды, сплавляли в ближние озера, а оттуда в Днепр, до Киева; там покупала их Русь, снабжала веслами, уключинами и прочими снастями собственного изготовления и снаряжала для плавания.

Долго собирался киевский князь с силами, и уже в 906 году, следовательно, через двадцать с лишком лет по водворении своем в Киеве, оставив там Игоря, «иде Олег на Грекы, пояже множество Варяг, и Словен, и Чуди, и Кривичи, и Мерю, и Поляны, и Северу, и Древляны, и Радимичи, и Хорбаты, и Дулебы, и Тиверцы».

Константин, почти современник, описал обыкновенное торговое плавание Руси в Константинополь, которое может дать нам понятие о трудностях, предстоявших военному многочисленному военному полчищу. Вот собственные его слова, живо изображающие удалых варягов с их приемами, обычаями и даже языком:

«Снарядив суда, Русь спускалась по Днепру до Витичева, крепкого места при реке, которое платило им дань. Здесь оставались они дня два или три, пока все суда соберутся, а потом продолжали путь до Днепровских порогов. Первый порог называется Ессупи, что по-русски и по-славянски толкуется не спать. Порог сей узок… однако же в средине его есть утесистые высокие скалы, имеющие вид островов. Вода, дойдя до них, поднимается и низвергается с величайшим и ужасным шумом. По сей причине Руссы не отваживаются проходить чрез него, но, пристав вблизи к берегу, высаживают людей, а прочие вещи оставляют в судах. Таким образом, идут они нагие в воде, щупая ногами, чтобы не наткнуться где-нибудь на камень, а между тем другие подвигают, упираясь веслами, нос, иные середину, а иные корму судов, и таким образом с величайшей осторожностью проходят сей первый порог в углу оного близ берега.

Пройдя порог, берут они остальных людей с берега и плывут далее ко второму порогу, по-русски Улворси, по-славянски Островунипраг, что значит остров порога; он также опасен и затруднителен для прохода, и они опять высаживают людей, и поступают с судами, как прежде.

Таким же образом переходят они и третий порог, называющийся Геландри… что по-славянски значит звук порога.

После приходят они к четвертому и большему порогу, который называется по-русски Ейфар, по-славянски Неасит, оттого, что в скалах его гнездятся пеликаны. К этому порогу все суда пристают переднею частью, люди, избираемые для содержания стражи, выходят и становятся на притинах. (Здесь они содержат бдительную стражу от печенегов.) Прочие же вынимают из судов вещи, также скованных невольников, и отводят их на берег расстоянием на 6000 шагов, пока не пройдут порога. После этого суда свои частью тащат, частью несут на плечах до противоположной стороны порога. Тут опять спускают их на воду, садятся в них со всем имуществом и плывут далее.

Дойдя до пятого порога, называющегося по-русски Баруфорос, по-славянски Вулнипраг, оттого, что он составляет большое озеро, переводят они опять свои суда в угол реки, как при первом и втором порогах, и достигают шестого, который называется по-русски Леанти, а по-славянски Веруци, т. е. кипение жидкости. И сей порог проходят они таким же образом, и доплывают до седьмого, по-русски Струбун, по-славянски Напрези, что значит малый порог.

И доходят до так называемого Крарийского перевоза, где перевозятся Херсонцы из Руси и Печенеги в Херсон. Перевоз этот шириною с Гипподром, а высота (берега), усматриваемая глазом с низу, такова, что стрела, пущенная из лука, оттуда прямо ее достигает. (По сей причине приходят сюда Печенеги для нападения на Русь.)

Пройдя это место, пристают они к острову, который называется именем Св. Григория (Хортицы). Здесь приносят они свою жертву потому, что там стоит отменной величины дуб. Они приносят в жертву живых птиц; натыкают кругом стрелы, а иные кладут куски хлеба и мяса, и что у кого есть, как то у них водится. Также мечут жребий о птицах, убивать ли их и есть, или оставлять в живых.

Чрез четыре дня достигали они Днепровского устья, в котором лежал остров Св. Ейферия (ныне Березань). Здесь отдыхали они обыкновенно два или три дня, снабжая свои суда необходимыми вещами, а именно парусами, мачтами и рулями, что все привозили с собою. Потом подавались к Днестру, где еще отдыхали. Отсюда, если ветер был попутный, плыли на парусах к реке Белой, где оставались некоторое время, и продолжали путь к Селине, которая есть не что иное, как рукав реки Дуная. Далее для них уже не было никакой опасности».

Олег счастливо преодолел все препятствия и появился под стенами Константинополя. Греки заградили пристань цепью от Акрополя до Галатской башни, а город заперли. Олег вышел на берег, и воины его огнем и мечом рассыпались по окрестностям, жгли церкви, разбивали палаты, а пленных рубили, расстреливали, бросали в море. По свидетельству византийских летописцев, устрашенные греки обратились с просьбою о мире к русскому князю, на каких ему угодно условиях, лишь бы только прекратить кровопролитие и опустошение.

Олег отступил на некоторое расстояние от города и послал к императорам Льву и Александру мужей своих – Карла, Фарлафа, Вельмуда, Рулава и Стемида, с требованием, чтобы они обязались платить ему дань.

Греки спросили, сколько дани угодно руси. Олег потребовал по 12 гривен на ключ или лодку (что составило около трехсот пудов серебра), укладов на все русские города: Киев, Чернигов, Переславль, Полоцк, Ростов, Любеч и прочие, где сидели князья, под его рукою сущие, то есть на все племя русское, все военное сословие, по городам расселившееся. Потребовал, чтобы греки выдавали русским послам все, что они пожелают, чтобы русских гостей довольствовали они в Константинополе в продолжение полугода месячиною – хлебом, мясом, рыбой, вином, овощами, позволяли им ходить в бани сколько угодно. Потребовал, чтобы греки снабжали русь для обратного пути якорями, веревками (ужа), парусами (пре) и съестными припасами, сколько чего понадобится.

Греки соглашались на все. Императоры просили только, чтобы русь, приходящая без дела, не требовала месячины, и чтобы прочим князь приказал словом своим не буйствовать по селам. Они должны останавливаться в предместье Св. Мамы за стеною, где чиновники царские будут переписывать имена их и выдавать им их месячное, первое от Киева, потом Чернигова, Переславля и от прочих городов. Они должны входить в город в сопровождении царского пристава, не более как по пятидесяти человек, без оружия, и покупать что им вздумается, не платя ни за что мыта (пошлин).

Императоры Лев и Александр, обязавшись платить дань, присягнули в соблюдении договоров и поцеловали крест, а Олег и мужи его приведены были на роту (к присяге) по Русскому закону: они клялись своим оружием и Перуном, богом своим, также Волосом, скотьим богом.

Так кончился этот знаменитый поход. Счастье благоприятствовало смелому Олегу, и он достиг своей цели: заставил трепетать Константинополь; заставил императоров униженно просить мира, исполнить все его желания и платить ему дань; получил богатую добычу для себя, для своих мужей, воинов, и для всего своего племени, вытребовал важнейшие преимущества для Руси на будущее время при всех сношениях ее с Грецией, государственных и торговых.

Весело отправилось торжествующее ополчение домой в обратный путь – «и приде Олег Киеву, неся золото, и паволокы, и овощи, и вина, и всякое узорочье». Подданные встретили его с радостью и прозвали вещим. Слава о его подвигах пронеслась всюду. Дружина рассказывала чудеса. Жители с удивлением передавали из уст в уста эти рассказы, как Олег с двумя тысячами лодок перебрался через Днепровские пороги, как, явившись пред Константинополем, велел он вытащить все свои суда на берег, поставил на колеса, и, вспяв (распустив) паруса, при попутном ветре подкатился под городские стены; как напугал греков; как угадал отраву в присланных от них яствах; как представился им каким-то святым, насланным от Бога с того света наказать их за грехи; как повесил он свой щит на вратах Константинополя; как на обратном пути велел он любезной своей руси сшить паруса шелковые, а словенам кропинные, полотняные, которые тотчас и разодрались ветром, и словене говорили: «Имемся своим толстинам, не даны суть Словеном пре кропинныя».

Олег прибивает щит свой к вратам Царьграда. Гравюра Ф.А. Бруни, 1839 г.

Такие рассказы стали народной собственностью; всякий передавал их по-своему, прибавляя и убавляя по усмотрению; из них, без сомнения, сочинились песни или саги по замышлениям бояньним, которые и дошли до первого нашего летописца, передававшего их в своей летописи с простодушным заключением: «Бяху бо людие погани и невегласи».

Через пять лет по возвращении Олега, вследствие умножившихся отношений между русью и греками, оказалось нужным для обеих сторон постановить разные правила. Киевский князь отправил «мужи свои построити мира и положити ряды межи Греки и Русью», равно другого совещания, бывшего при тех же царях Льве и Александре.

Посольство заключило письменный договор, до нас дошедший, один из древнейших, драгоценнейших документов европейских и также памятников нашей письменности, дающий ясное понятие о гражданском устройстве молодого государства, – такого содержания:

«Мы от рода Русского – Карл, Инегельд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды… Руалд, Фрелав, Рюар, Актеву, Труан, Лидульфость, Стемид, – посланные от Олега, Великого Князя Русского, и от всех иже суть под рукою его светлых бояр и великих князей, к вам, Льву, Александру и Константину, Царям Греческим.

Первым словом, да умиримся с вами, греки, и не допустим никого из наших светлых князей обижать вас. Так и вы храните к светлым князьям нашим, и ко всем, иже суть под рукою князя нашего, любовь непреложную.

Проказа (вред) доказывается свидетельствами: ответчик клянется по вере своей; за ложную клятву наказание.

Если убьет христианин русина или русин христианина, да умрет на месте. Если убийца убежит, то имущество его отдается ближнему убиенного, кроме жениной доли. Неимущий убийца остается под судом (держится тяжи), пока найдется, и тогда умрет.

Если ударит кто кого мечом или ушибет каким-нибудь сосудом, то платит пять мер серебра по закону Русскому; неимущий должен отдать все, что имеет, до последнего платья, в котором ходит, и поклясться, что заплатить за него некому: тем и кончится тяжа.

Если украдет что русин у христианина или христианин у русина, и пойманный в краже окажет сопротивление, то обокраденный может убить его и взять свое.

Если отдаст украденное и будет связан, должен воротить втрое.

Если христианин или русин станет обыскивать насильно и возьмет чужое, то должен отдать втрое.

Если выбросится Греческая ладья ветром великим на чужую землю, где случится быть Руси, и найдется кто снабдить ее с рухлом своим и отослать домой, то мы обязываемся проводить ее сквозь всякое страшное место до бесстрашного.

Если за бурею или земным боронением боронима, она не может дойти до своих мест, спотружаемся гребцам мы Русь и допроводим с куплею поздорову, поблизости от земли Греческой.

Если же случится проказа близ Русской земли, то должны мы проводить ее в Русскую землю; и продать рухло, а придя к вам с куплею, или в сольбу к царю вашему, представить вырученное с честию.

За покражу и убийство на такой ладье, виноватые из нас, руси, отвечают прежде реченною эпитимьею.

Пленных проданных, где окажутся, выкупать руси и грекам, за что проданы или по челядинной цене, и возвращать в свою страну.

В случае войны, когда будет нужна помощь, желающие почестить царя вашего и остаться у него на службе своею волею да будут.

Пленные выкупаются по 20 золотых.

Украденный, или беглый, или купленный челядин возвращается в Русь по жалобе; если у гостя пропадет челядин, то может его отыскивать; кто противится обыску, тот погубит правду свою.

После русина, умершего в Греции на службе у царя, не завещав имения своего, наследство возвращается в Русь к милым ближним: а завещанное отдастся, кому написал, от Руси приходящей или удолжающей (то есть пребывающей в Греции).

Беглый злодей, по востребовании, должен быть возвращен в Русь, быв пойман, хотя б и не желал того.

Си же вся да творят русь греком идеже аще ключится таково. Месяца Сентября во 2, в неделю 13, в лето созданья 6420 (912)».

Царь Лев одарил послов золотом, паволоками и фофудьями и, желая привлекать русь более и более к христианской вере, которую греки всегда почитали вернейшим средством обуздывать дикие народы, угрожавшие их царству, велел показать им церковную красоту, и палаты златые, и имеющееся в них богатство… и страсти Господни, и венец, и гвозди, и хламиду багряную, и мощи святых. Провожатые толковали любопытной руси все, ею видимое, и учили вере своей. Послы, по окончании всех дел, отпущены были домой с великой честью.

Последние годы своей жизни Олег провел в покое: «И живяше Олег мир, имея ко всем странам, княжа в Киеве».

О кончине его ходило в народе такое же чудесное предание, как и о жизни; рассказывали, что он некогда в молодости спрашивал волхвов, кудесников, отчего приключится ему смерть. Один кудесник отвечал, что смерть ему приключится от любимого коня. «Так я не сяду же на него никогда, и удалю с глаз моих», – подумал Олег и велел кормить на своей конюшне, но никогда не приводить к себе. Прошло много времени. Олег ходил на греков и воротился. На пятый год по возвращении в Киев вспомнил он о любимом своем коне, призвал старейшину конюхов и спросил: «Где конь мой, которого велел я тебе кормить и блюсти?» Тот отвечал, что конь давно издох. Тогда Олег рассмеялся и укорил кудесника: «Не надо верить волхвам, все то ложь, что говорят они, вот конь мой умер, а я жив». И захотелось ему видеть кости павшего коня. Он поехал верхом к тому месту. Ему указали голые кости и голый лоб. Олег слез с коня и толкнул ногою череп, примолвив со смехом: «Не от этого ли лба взять мне смерть», – как вдруг оттуда выползла змея и укусила его в ногу. Он разболелся и умер.

«И плакашеся по нем вси людие плачем великим, и несоша и погребоша и на горе, иже глаголется Щековица. Есть же могила его до сего дня, говорит летописец Нестор, словеть могила Олгова» (912).

Олегу, кажется, бездетному, наследовал сын Рюрика Игорь.

Кончина Олега. Гравюра Ф.А. Бруни. 1839 г.