Текст книги "На качелях между холмами"

Глава 2

Если бы вы только знали, как меня огорчает, когда взрослые лезут ко мне со своими навязчивыми советами, тем более с теми, за которыми я не обращался. Я тут прикинул, к неполным тринадцати годам мне надавали столько советов, что я теперь спокойно могу жить хоть триста лет, даже если половину из этих советов забуду. Но больше всего меня бесит, когда ни с того ни с сего вдруг все эти бабушки, дедушки, тёти, дяди, даже сестра (мама с папой – это вообще отдельный разговор) начинают жужжать мне в уши: Миша, нужно учиться, учиться нужно хорошо, нужно читать книги, нужно делать зарядку, ну и всё такое. Умора. Можно подумать, им всем не нужно делать зарядку. Что дед, что отец, только глаза продерут, сразу за сигарету. Хорошо, у меня в спальне есть свой туалет. Однажды там что-то сломалось, и, пока ждали сантехника, я пошёл во взрослую уборную. Хоть бы противогаз там повесили, я чуть не задохнулся от дыма. И бабушка с матерью не лучше. Вместо зарядки спозаранку включают телик и в четыре глаза смотрят эту дурацкую программу – то ли «Доброе утро», то ли «С добрым утром», это не принципиально – всё одно муть несусветная.

Мужики дымят, как выхлопные трубы, а женщины пялятся в телевизор до тех пор, пока не выпьют по ведру кофе. И вот эти советчики мне твердят: Миша, делай каждый день зарядку. Да я-то и без ваших напоминаний её делаю. Бывает, конечно, иногда пропущу, но так это большая редкость. С книгами то же самое. Миша, читай книги. Конечно же, я их читаю. Мне и самому нравится читать. Вон, даже за Монтеня уже взялся. А взрослые, можно подумать, уже всё прочитали. Вот честное слово, ни разу не видел свою маму с книгой. Зато у кровати, прямо на полу с её стороны, всегда лежит гора журналов «Cosmo» и ещё каких-то, названия не помню (писал бы я дома, сходил бы в спальню посмотрел). Но опять-таки не столь это важно. Я как-то стырил один журнальчик из середины той горы, начал читать, меня чуть не вырвало. Взрослые люди, а такую дребедень пишут. «Читай, Миша, книги». С ума можно сойти!

Что там у нас ещё? Да, учёба. Вот скажите, зачем мне каждый день капать на мозги? Учусь я и так неплохо. Правда, бывают и тройки, иногда и двойки, но за год у меня всегда четыре и пять. Что ещё нужно? Так нет же, подавай им одни пятёрки. Они все почему-то хотят, чтобы я был круглым отличником. Наивные люди. Между прочим, и у папы, и у мамы в аттестате были тройки. Это мне дед по секрету рассказал. Нет, дед у меня, в общем-то, неплохой мужик, да и отец тоже. А вот с женщинами беда. Особенно с бабушкой. Наверное, ни у кого нет таких нудных бабушек, как у меня. Мало того что она всё время зудит и зудит, так ещё и постоянно натравливает на меня маму. То я ничего не ем, то я бледненький, то я у неё худенький, то грустный, то грубый, то невыносимый. А последнее слово я вообще ненавижу. Чуть что, ты, Миша, становишься невыносимым. Сколько помню себя, столько и становлюсь невыносимым. Наверное, из-за этого я и возненавидел это слово. «Невыносимый» – какая гадость.

А ещё бабушка всё время норовит затащить меня в церковь. Вот глупая! Как будто я там не был. Мы с Юркой оттуда однажды даже две свечки утащили. Это было года два назад. Потом вечером у него на даче мы зажгли эти свечи и пили колу с чипсами. Сейчас я, правда, такое дерьмо не ем и не пью. Однажды ночью мне вызывали неотложку и делали клизму. Так было больно и противно, словами не передашь. Колики, что ли, там какие-то внутри меня образовались. В общем, врачиха сказала, что всё это от чипсов и «Кока-колы». Я ей поверил, потому что она была такая добрая и ласковая. Но даже не из-за этого. Просто, когда она уехала, мне сразу полегчало и стало так хорошо, что я тут же уснул. И так крепко спал, что едва не проспал школу. После этого я перешёл на кефир и квас. А вместо чипсов ем печенье или хлебцы. Хлебцы – хорошая штука. Мама их вообще ест вместо хлеба.

Мама у меня хоть и странная, но очень красивая и стройная, добрая и ласковая. Мне такие женщины нравятся. Уверен, что мамы ни у кого такой нет. Только, наверное, моя мама может позвонить мне на мобильник, полчаса воспитывать, читать мораль, давать наставления, спрашивать о моём здоровье, а потом вдруг сказать: «Так, всё! Хватит болтать, не отвлекай меня…» и отключить телефон. Папа, кстати, тоже не раз сталкивался с такими же замечаниями. С этой мобильной связью постоянно случаются какие-то недоразумения. Однажды мы с Лилькой поехали в торговый центр «Город», что в начале Рязанки. Громадный такой магазин, ничего не скажешь. Так вот, ходим-бродим мы с сестрой. Там много интересного. Лилька делала маникюр, прямо в холле. Я разглядывал китайские машины, выставленные там же. Вдруг звонок. На дисплее «Мама».

– Да, – говорю.

– Ты с Лилей?

– Да.

– Вы где? – спрашивает мама.

– В «Городе», – отвечаю.

– Когда ты научишься нормально отвечать на вопросы? – возмутилась мама. – Понятно, что не в деревне. Что за ответ. Можешь сказать, где конкретно, раз я спрашиваю?

– Мамулечка, – говорю я, а сам еле сдерживаю смех (не хочется маму обидеть). – Я конкретно отвечаю: мы с Лилей находимся в торговом центре «Город».

Мама не сразу ответила, видимо, всё-таки смутилась, что зря на меня наехала.

– Понятно, – сказала и отключила телефон.

Вот так всегда со взрослыми. Не любят они своих ошибок признавать. Ох, как не любят. Но всё равно наша мама лучше всех. Вы даже не представляете, как я ею горжусь, когда она приходит в школу. Это не просто женщина, это летящая птица. Всегда безукоризненный макияж, умопомрачительный маникюр (белые или розовые ноготочки с волнистыми золотистыми полосками), если платье – это цветок, если джинсы – это изящество и грациозность, если юбка (длинных она не носит) – старшеклассники отворачиваются от своих подружек и смотрят на мою маму – сравнивают. Вот такая у меня Мирова Анна Михайловна. Но вы не думайте, что всё так гладко и безоблачно. Ругаться она тоже умеет. Да так, что о её пожеланиях не в каждом сочинении напишешь. Во всяком случае, здесь я ничего приводить не буду.

Но вот что я заметил, все люди ругаются по разному. Есть такие, кто вроде бы и слова правильные произносит (которые не встревожат вас в любом рассказе) и тон не повышает, и зубами не щёлкает, однако всё тело покрывается гусиной кожей, словно тебя окатили ледяной водой. А когда ругается моя мама, мне кажется, что всё это понарошку. Она, даже если я улыбаюсь, обижается, прекращает «разборки» и уходит. И, чтобы не обидеть её и не прервать на полуслове, я хмурюсь и делаю виноватый вид. Понимаете, в чём дело: ей необходимо высказаться (выкричаться, выругаться) до конца, полностью, после чего она становится мягкой и совершенно спокойной. Через пять минут вы никогда в жизни не догадаетесь, если сами не слышали, что мама только что ругалась. Я заметил, что эти её вспышки мне даже на пользу, потому что после них мама целый день со мной ласковая и нежная. Не знаю, может быть, конечно, я сам веду себя несколько иначе, но в любом случае на душе становится покойнее.

А какой у неё рацион! С ума можно сойти. Мясо она не ест. Хлеб не ест. Не курит. Не пьёт – ни вино, ни водку, ни пиво, и даже к шампанскому не прикасается. И папе не разрешает. Скорее всего, берёт пример с бабушки. Но папу и дедушку этими запретами сильно не проймёшь. Чтобы постоянно за ними следить, кто-то из женщин должен быть всегда дома. Если женщины уезжают куда-нибудь вместе (что случается не редко), то на кухне тут же появляется и пиво, и кое-что покрепче. Сидят мужики хорошо. Но особенно хорошо мне в такие вечера. Никто мне ничего не советует, никто на меня не наезжает. Я даже иногда думаю, лучше бы они каждый вечер выпивали. Но только без женщин.

Когда возвращаются мама и бабушка, я ухожу в свою спальню и больше оттуда не выхожу. Я говорил вам, что у меня в спальне свой туалет? Так вот, мне и выходить никуда не нужно. Делаю вид, что сплю. А выйдешь, можешь попасть, как выражается мама, под горячую руку. А зачем мне это нужно? Пусть там сами разбираются. Хотя они никогда долго не ругаются. Папа терпит обычно минут пять, может, десять от силы, потом как бабахнет по столу кулаком, как рявкнет «Хорош!», и все успокаиваются. После этого волшебного слова ни мама, ни бабушка больше о вреде алкоголя не упоминают. Всё! Лекция окончена. В этот вечер, конечно. Бывает, с утра ещё немного погрызут, но утром папа никогда кулаками не машет. Только хмурится. А дед на следующий день вообще до обеда из своей комнаты не выходит. Если подойти к его двери поближе, почувствуешь запах валокордина. Есть такое препротивное лекарство. Меня от одного запаха воротит.

Я думаю, для начала необходимо рассказать, где мы живём. В Подмосковье, в частном доме. Два этажа. На первом – прихожая. Здесь шкаф, вешалка, тумбочка под обувь, диван. Удобная такая прихожая. Её ещё можно назвать кошачьей спальней, потому что здесь на диване спят наши кот и кошка. Кота зовут Макар, а кошку – Маша. Оба приблудились и как-то прижились. Хорошие такие котики, ласковые. Первым приблудился Макар, а Маша – на год позже, но, что удивительно, сразу, с первого дня, она стала командовать Макаром. А он, лопух, ей во всём подчиняется. Представьте такую картину: у них две миски, ну и кушайте каждый со своей. Так нет же! Маша пока не поест, Макару нельзя подходить к своей миске. Он как-то нарушил запрет, Машка так звезданула его по уху, что у Макара навсегда пропала охота кушать рядом со своей сожительницей. Не кот, а какой-то лошарик – всегда сидит в стороне и ждёт, когда женщина насытится. Вот такое неравноправие.

Далее на первом этаже у нас кухня-столовая. Это одно большое помещение, но разделённое как бы на два участка. На одном готовят, на другом едят. Вторая дверь из прихожей ведёт в такой небольшой коридорчик, а там ещё три двери – в ванную, на лестницу второго этажа и в кабинет отца. Кабинет у отца огромный, квадратов, наверное, сорок. Мне нравится это помещение. Два стола, на каждом по компьютеру – один папин, другой мамин. Два кожаных диванчика, шкаф с подарками и сувенирами (чего там только нет!), стеклянный журнальный столик, два кабинетных кресла и несколько стульев. Мне теперь кажется (после Набокова), что у каждой вещи есть своя душа. Если войти в кабинет ночью и не включать лампу, то можно заметить над всеми предметами какое-то мягкое, едва заметное свечение. И у всех есть свой особый запах. К папиному столу прикасаться строго-настрого запрещено. Когда отец сдаётся и соглашается, чтобы мама навела у него на столе порядок, то хозяин стола стоит непременно рядом и наблюдает, чтобы ничего со стола не исчезло, а каждая бумажечка и каждый листок легли строго на определённое место. Иными словами, папин кабинетный стол – это самая неприкосновенная вещь в нашем доме.

Дальше, вдоль стены тянутся длинные полки с книгами, которых здесь – уйма, почти как в нашей школьной библиотеке. Каких только нет. Даже Ленин со Сталиным. Папина гордость – двести томов какой-то древней библиотеки. Впрочем, у неё есть название – «Библиотека всемирной литературы». Отец говорит, что издавалась она ещё во времена СССР и была страшным дефицитом. Сдохнуть можно. Их послушаешь, так у них всё было дефицитом. Даже книги. А бабушка рассказывает, что у них и хлеб какое-то время был дефицитом, и что из-за отсутствия хлеба какого-то советского президента сняли с работы. Непонятно, чем они в те времена занимались, если даже хлеба людям не хватало. Нет, я понимаю, когда была война. Там всё может быть, но бабуля говорит, что дефицит хлеба случился лет через двадцать после войны.

Да, кстати, пока не забыл, мой дед родился в День Победы – аккурат 9 мая 1945 года. И его тоже зовут Михаилом. А вы думали, случайно, что ли, меня назвали Мишей? Как бы не так. Мы с дедом оба Михаилы Александровичи. Честно сказать, я сначала ненавидел своё имя. Даже мечтал сменить его, когда вырасту. А всё из-за одной придурковатой одноклассницы – Оли Моисеевой (мы её дразнили Моськой). Так вот, она постоянно называла меня медведем. Я злился и всё время хотел её побить. Она мне говорит: «Медведь!», я ей отвечаю: «Заткнись, Моська!». А ей хоть бы хны – хохочет и продолжает меня обзывать. Таких дур поискать ещё нужно, я вам честно говорю. Хотя, вру. Да, вы знаете, я страшный лгун. Я постоянно что-то вру. Нет, не нарочно, а так почему-то получается. Вот, например, прихожу со школы домой. Отец спрашивает: «Как дела?». Я отвечаю: «Да всё хорошо!». А у самого в дневнике запись от классной «Мешал на уроке». Ляпну и думаю: что это я сразу правды-то не сказал, а вдруг отец сейчас проверит дневник? И вы знаете, что самое обидное? Не поверите. Когда я говорю правду, что всё у меня хорошо, отец никогда не требует показать дневник. Как только хотя бы чуточку совру, тут же говорит, а покажи дневник. Вот, скажите, почему так бывает? Совпадение или он чувствует, что я вру? Вы как считаете? Телепат он, что ли? Ой, беда. Беда с этими взрослыми. Странные люди. Иногда из-за какой-нибудь мелочи как разведут антимонию (снова бабушкино словечко), помереть хочется, а другой раз просто скажут, мол, не делай больше так. И главное, наперёд никогда не узнаешь – будет эта самая антимония или просто «больше так не делай».

Минуточку, сгоняю в интернет. Вот, нашёл – мнение Ушакова: «разводить антимонию – заниматься пустой болтовнёй». Точно. Лилия Степановна, бабулечка моя, и где ты такие словечки выкапываешь?

Да, на чём мы остановились? Моська. Тут я тоже, конечно, привираю. Никакая она не придурковатая, наоборот, очень умная девчонка, учится почти на одни пятёрки. Только вот с историей у неё почему-то постоянный напряг. Никак даты не научится запоминать. А так она мне даже нравится, симпатичная. Не самая красивая в классе, но симпатичная, точно говорю. Самая красивая у нас Наташка Бродская. Но она дружит с Максимом рыжим. Вот этот уж точно придурок. Как она может с ним дружить, ума не приложу? Но вот дружит и всё. Я, конечно, тоже с ней подружился бы, но она бегает за этим идиотом, который из троек не выкисает. Я заметил, девчонкам вообще наплевать на оценки их дружков. Вот и пойми после этого мою бабушку, которая постоянно твердит, что если я буду плохо учиться, то и жена у меня будет дурой, и что я вообще себе всю жизнь испорчу. Мне кажется, что бабуля моя уже из ума выживает. Ну почему это у меня жена будет дурой, если я сам её буду выбирать? Кто мне объяснит? Захочу, выберу умную, не захочу – пусть будет дурой. Но это же зависит только от меня самого? Правильно? Или я чего-то не понимаю?

А вам не кажется, что мы отвлеклись? Я же не до конца рассказал о нашем доме. С первым этажом мы разобрались. Хотя я не рассказал, что в кабинете у отца (кстати, несмотря на то что там и мамин стол, и её компьютер, и её ящики разные, все называют это помещение кабинетом отца) на верхней полке стоят фарфоровые статуэтки. Прикольные такие. Сейчас, наверное, их не делают. Все они из СССР. Вот и пойми моего папу, он вроде как против СССР выступает, а сам всё это хранит. Значит, скучает? А ещё на деда наговаривает. Очень красивые статуэточки – два гуся (как я понимаю: один серый, другой белый), пограничник с собакой, моряк-офицер с девочкой, Пушкин за журнальным столиком, птички, клоуны, пудель, балерина и ещё много-много разных фигурок. Наверняка у каждого из вас дома есть такие безделушки. Но в папином кабинете (вот и я туда же) их просто много. Можно сказать, целая коллекция.

Второй этаж. О нём и рассказывать-то нечего. Холл и четыре спальни – родителей, стариков, моя и старшей сестры. Но сестра сейчас с нами не живёт. Вышла недавно замуж и уехала жить к своему мужу. Вернее, замуж она не вышла, а просто уехала к своему мужу. А дед говорит, что он никакой ей не муж, а сожитель. Помните, я вам о Машке с Макаром рассказывал, так вот я откуда взял это словечко. Моя сестра Лилия и её молодой человек (Лилька так его называет) – не муж и жена, а сожители. Вот так. Я вам потом о них расскажу. Это те ещё кадры. Лучше продолжу о своём имени, которое я раньше ненавидел. Постепенно я узнал, что среди знаменитых людей было очень много Михаилов. Это и маршал Кутузов, и юморист Жванецкий, и Михаил Горбачёв, и даже Майкл Джексон – это тоже Михаил. Жаль, что он так рано умер. Мне нравились его песни и клипы. В общем, имя моё мне теперь нравится. Да и привыкли все к нему. Как же я его сменю? Вот вырасту, встречу кого-нибудь из одноклассников, а он мне скажет: «Привет, Михаил!» А я что в ответ? Извини, я не Михаил, я теперь Альберт (да-да, это имя мне нравилось в первом классе). Ерунда какая-то. Какой к чёрту из меня Альберт? Смотрю в зеркало и вижу – Миша. Михаил. Нет, не нужен мне никакой Альберт. Да и не похож я на Альберта. Теперь я уже это точно знаю.

Кроме дома у нас ещё есть крошечная квартирка в Москве на Патриарших прудах. Читали «Мастера и Маргариту»? Так вот это там. Только мы Патриаршие пруды называем Патриками. Квартира, что в Большом Патриаршем переулке, принадлежит бабушке и дедушке, но живу в ней я. С сентября по май включительно. Не один, конечно, с кем-то из взрослых – но чаще всего это Лилия Степановна. Всё дело в том, что школа, в которой я учусь (№ 1239), находится на Вспольном переулке, а это в пяти минутах ходьбы от квартиры. Так что в учебное время с понедельника по пятницу я живу в этом пенале, а выходные и каникулы – в загородном доме. Я бы мог учиться и в Подмосковье, но очень люблю свою школу и не хочу расставаться с одноклассниками. Школа у нас классная. Удивительная школа. С углублённым изучением английского языка. Кстати, это мой любимый предмет, как и у героя сэлинджеровского романа Холдена Колфилда, с той только разницей, что для него английский был родным, а для меня это иностранный язык. Хотя русский язык я тоже очень люблю, но вот почему-то никак не могу подняться выше четвёрки. Вам не кажется странным, когда русский ученик по английскому учится на пять, а по русскому на четыре? В чём тут дело? Меня лично этот вопрос постоянно мучает.

Если вам интересно, вкратце расскажу историю Патриарших (Большого и Малого) переулков. Ещё в конце XVI века здесь находилась Козья слобода, которая была пожалована патриарху. После чего она получила новое название – Патриаршая Козья слобода (ну и названьице!). Переулок наш раньше назывался Алмазниковым – по двору крестьянина Офонки Алмазника. Офонку постепенно забыли, и в конце концов в Москве появились Патриаршие переулки. Раньше здесь было болото. Патриархи осушили его и выкопали пруды для разведения рыбы. Один каким-то чудом сохранился и до наших дней. Красиво здесь! Особенно по вечерам. А зимой пруд превращается в великолепный каток. Приезжайте покататься, не пожалеете. И это ещё не всё. В 1924-м году пруд был переименован в Пионерский, как и наши переулки – в Большой и Малый Пионерские. Но и это не всё. В то время как Малый оставался ещё Пионерским, наш переулок вдруг в 1964-м году превратился в улицу. Кто помнит, улица называлась Адама Мицкевича. Был такой польский поэт в XIX веке. Вы спросите, а с чего это вдруг в его честь назвали улицу? Я и сам не пойму, делать им было нечего, что ли, но, как говорит, дед переименовали переулок в улицу Мицкевича из-за того, что здесь находилось посольство Польши. Но, слава богу, всё вернулось на свои места, и, надеюсь, что уже никому не взбредёт в голову снова переименовывать и без того наш многоимённый переулок, например, снова в Алмазников. Хотя, как я понял, от наших властей можно ожидать чего угодно. Вы слышали уже, Ленинградский вокзал переименовали в Николаевский? Во как! Интересно, будут ли новые названия у Ярославского и Казанского вокзалов? Пока тут проваляешься в больнице, и Курский превратится в какой-нибудь Александровский или Ивановский. А что, царей-то немало было на Руси. На все вокзалы имён хватит.

Глава 3

Вы, наверное, хотите узнать, как же это я угодил под машину? Не торопитесь, всему своё время. Забегая вперёд, скажу, что водитель был не виноват. Но всё же давайте по порядку. Окончив шестой класс, я собирался в начале июля ехать в лагерь. Вернее, мои родители собирались меня туда отправить. Я каждый год летом куда-то езжу. То в Сочи, то в Болгарию, то здесь прозябаю, в Подмосковье где-нибудь. В этом году должен был поехать в Адыгею, в горы. Говорят, там красиво и воздух очень полезный. Ну, воздух меня мало интересует, а вот горы я люблю. Новогодние каникулы мы с родителями проводим частенько в Альпах или на Домбае. У нас в семье все заядлые горнолыжники, кроме, конечно, бабушки и дедушки. Хотя дед говорит, что не прочь бы с нами покататься, но мама с папой его с собой почему-то никогда не берут. И не из-за того, что не хотят. Как только дело доходит до покупки путёвки, дед передумывает. Мне кажется, он боится ехать в горы, хотя весь год хорохорится и готовится к поездке. Впрочем, готовится на словах. У него нет ни ботинок, ни лыж, ни костюма, а покупать их он и не думает. Тоже мне, лыжник нашёлся. Иногда мне кажется: дед такой же врун, как и я. Или просто любит поприкалываться. Я же говорил вам, что дед у меня мировой мужик. Знаете, как он говорит, когда выпьет? Вы будете сейчас смеяться. Говорит, любите своих внуков, они отомстят вашим детям. Дед с бабкой – это родители моего папы. Бабушка говорит, нервов им мой папа помотал будь здоров. Вот видите. А теперь такой правильный весь, учись, говорит, сынок, на одни пятёрки. А сам-то чего? Трояков нахватался, а теперь пятёрки ему подавай. Да к тому же ещё курит и выпивает. Хотя зря я это говорю. Мне же это не мешает. А отец желает мне добра. Отец у меня хороший. Да что там говорить, все они хорошие. Только вот бесят меня иногда.

Словом, всё началось с того, что на нашей улице одно за другим случились сразу два трагических происшествия. Погиб котёнок – его сбил мотоциклист. Соседка Люба, моя ровесница, конопатая и какая-то слишком уж длиннорукая девчонка, плакала так, словно этот котёнок был её близким родственником. Оно понятно – жалко зверушку, но нельзя же так убиваться. Хотя мне было жалко и котёнка, и Любку. Она девчонка хорошая, хотя и большая хвастунья. Девчонки, вообще, почти все хвастуньи. Но эта – особенная. Всё у неё лучшее. Даже котёнок был какой-то супер-пуперской ультра-сверхпороды. Его им, с её слов, конечно, чуть ли не из Австралии привезли. Ещё бы придумала, из Антарктиды. Каких-то кошачьих королевских кровей. Видел я его несколько раз и даже на руках держал. Кот как кот, ничего сверхъестественного. Может, нос слегка приплюснутый и уши словно отмороженные. Пока был жив, морда у него была отвратительной. Такая наглая и самодовольная, если хотите, даже надменная. Вот написал я эту муть и подумал: а чем наши Макар с Машкой отличаются? Ведь если приглядеться, у всех котов морды наглые и надменные. Их гладишь, а они так смотрят, словно говорят: гладь, гладь, балбес, ты обязан меня гладить. Я терпеть не могу, когда прихожу на кухню поесть, а кто-то из этих наглецов валяется на моём стуле. У нас у каждого в семье есть свой стул и место за столом. Так вот, я всегда начинаю вежливо. Говорю: Макар (или Маша), освободите, стул, пожалуйста. И что вы думаете? Посмотрят на меня пренебрежительно, и дальше спят. Я аккуратно так наклоняю стул, даю понять, мол, вставай, дружок, хозяин стула пришёл. И когда стул уже наклоняется так, что вот-вот эти хамы могут свалиться на пол, они начинают когтями хвататься за обшивку сиденья. Вот тут я не выдерживаю и щёлкаю проходимцев по ушам. Не подумайте, что слишком больно. Так, символически. Машка, видимо, умнее – после щелчка сразу спрыгивает и прячется под столом. А вот Макар – это наглец ещё тот. Однажды я был не в настроении, так он довёл меня до того, что я взял и перевернул стул вверх ногами. Конечно, кот свалился со стула, но даже не подумал никуда убегать и прятаться. Сел тут же рядом со столом и так смотрит на меня, словно я ему батон докторской колбасы должен и не отдаю.

Любкиного кота звали Ирис. Это ж надо было такое имя придумать. Дурёха. Я сначала думал, что она так сильно любит конфеты, что назвала своего кошачьего лорда конфетным именем. А оказалось, что есть такой цветок. Бабушка называет его петушком, в смысле цветок ирис так называет. Ну и что? Пусть даже и цветок. Всё равно, кто котов называет цветами? Коты – они же испокон веков Барсики, Васьки, Мурки всякие, ну на крайний случай можно назвать Пушок. А тут Ирис. Ну да ладно. В общем, когда Ирис погиб (мы его с Любкой сами хоронили в лесу), то лицо у него было грустным и добрым. Всю спесь как рукой сняло. Так всегда, у мёртвых животных морды становятся добрыми. Это я вам точно говорю. Потому что буквально на следующий день грузовик сбил соседскую собаку. Тоже штучка была не из приятных – стаффордширский терьер. Это не собака, а крокодил. Он даже воронам покоя не давал. Ему всё равно на кого нападать, никого не пожалеет: ни котёнка, ни щенка. Как увидит другое животное, глаза наливаются кровью, рвётся с поводка. Скулит – мол, дайте я его разорву в клочья. Ужасная собака. Хотя, справедливости ради нужно сказать: людей он не обижал. Но всё равно страшно было его видеть на улице. Так вот, этот самый боец (по кличке Тайсон) каким-то образом перехитрил хозяев и без поводка выскочил на улицу. А мозгов-то нет. И прямёхонько под грузовик. И что обидно, животные-то и не виноваты. Просто эти все идиоты – мотоциклисты, скутеристы, автомобилисты, носятся по нашей улице как угорелые. И куда только ГАИ смотрит? Наш посёлок называется «Черешневые сады», это тридцать километров от Москвы. Ну и что, что здесь дачи и частные дома. Знаки-то всё равно нужно ставить, чтобы водители ездили помедленнее. Хотя кто на эти знаки смотрит? Я даже с мамой еду, знак «сорок», а она едет шестьдесят.

– Мам, – говорю, – знак-то «сорок»…

– Сиди, не умничай, – отвечает.

Вот так. А я и не умничаю. Просто подсказываю. Знаки для чего-то же ставят. Я вот, когда вырасту, не буду правила дорожного движения нарушать. Потому что дед говорит, что за каждым дорожным знаком – чья-то жизнь. Как раз после похорон Ириса и Тайсона ко мне приехал друг Юрка Лофичевский. Я вам уже говорил, это мой одноклассник. Мы дружим с ним с первого класса. Он небольшого роста, но парень отважный. Однажды (это было ещё в третьем классе), когда старшеклассники хотели отобрать у меня пятьдесят рублей, Юрка не испугался, а стал рядом со мной и готов был драться. Старшеклассники, несмотря на то что остались без добычи, отступили, а один даже на прощание похвалил Юрку за то, что он не бросил меня в беде. Он похлопал его по плечу и сказал, что они просто пошутили. Ничего себе шуточки. Соврали они, я уверен. Был бы я один, точно бы отобрали полтинник. Школа у нас хорошая, но и там есть уроды.

Рассказал я Юрке о печальных событиях последних дней на нашей улице. Юрка выразил Любе соболезнование и пообещал достать ей котёнка. Но о другом звере она и слышать не хотела. И вот тут у меня родилась идея.

– Юрец, – говорю, – а давай к гаишникам подойдём и попросим их, чтобы они на въезде в наш посёлок знак поставили. Есть такой знак «Осторожно – домашние животные!».

Юрке моя идея приглянулась, и он сразу же согласился. Два вечера мы сидели у дороги, всё ждали, когда машина ГАИ будет дежурить у переезда. Здесь недалеко от въезда в наш посёлок часто по вечерам дежурят гаишники. Вы же знаете, когда не нужно, они могут хоть сутками стоять, а когда вдруг понадобятся, днём с огнём их не сыщешь. Что за чертовщина. Бабушкины выражения так и прилипают к моему языку. Пока не писал эту галиматью, как-то и не задумывался. И вот опять. Да что ж это такое!

Секунду! Я в интернете. Вот что говорит Ушаков: «днём с огнём не найдёшь – о ком или о чём-нибудь выдающемся, чрезвычайно редком. Такого ещё человека днём с огнём не найдёшь. Ну да, всё правильно. Попробуй найди этих гаишников, когда они тебе понадобятся.

А Даль поясняет: «галиматья – это бестолковщина, чепуха, вздор, бессмыслица».

Нет, тут что-то я загнул. Я же пишу сочинение. Нет-нет, это не галиматья. Извиняюсь. Но исправлять уже не стану. Слово не воробей, вылетел – не поймаешь. Просто нужно более тщательно слова подбирать. А то сам предупреждал, чтобы не называли моё повествование ахинеей, и тут же сам себе на голову высыпал кучу грязных опилок. Эх, молодо-зелено. Баба Лиля в таких случаях говорит: попал впросак. Опять лезть в этот чёртов интернет? Может, пропустим? Нет, взгляну.

Посмотрим, что тут у Ушакова? «Попасть впросак – по своей оплошности оказаться в неприятном, неловком, невыгодном положении». Всё верно. Вот это я вляпался! Ладно, пошли дальше. Дед мой говорит, не ошибается тот, кто ничего не делает. Тоже правильно – если бы я не стал писать это сочинение, разве попал бы я в неловкое положение? Конечно нет. Да вы вообще бы не знали ни меня, ни того, что случилось со мной этим летом.

В конце концов мы всё-таки повстречались с милиционерами. Объясняем, мол, так и так, нужно нам на въезде в посёлок знак поставить, так как уже и Ирис, и Тайсон погибли, и неизвестно, сколько ещё погибнет других братьев наших меньших. Один, который помоложе, с тонким орлиным носом, внимательно выслушал нас и давай гоготать. Кто его, дурака, в милицию взял работать? Может, телевизора обсмотрелся. Я заметил, кто много телевизор смотрит, у того с головой становится не всё в порядке. Нет, вы сами подумайте, мы ему рассказываем о похоронах (пусть даже кошки с собакой), а он гогочет, словно «Нашу Рашу» смотрит. Я подождал, когда он нагогочется, и спрашиваю:

– Ну так что? Поможете решить вопрос?

А он смотрит на нас с Юркой как на клоунов в цирке и улыбается.

– Да у меня, – говорит, – у самого кот под машину попал.

– Ну вот, – продолжаю я, – видите. Значит, и там, где вы живёте, тоже нужно такой знак поставить.

Милиционер смахнул с лица улыбку и посмотрел на меня так, как Макар смотрит на меня, когда я его со стула сгоняю, и говорит:

– Ты хоть представляешь, сколько таких знаков нужно наставить по всему Подмосковью? Да и нет таких знаков.

– Ну как же нет? – возразил я. – Как же нет? Я сам в книжке с Правилами видел. «Домашние животные» называется или что-то вроде того.

– Это совсем другой знак. Ты видел, что там нарисовано?

– Конечно, видел, – киваю. – Корова.

– Ну а у вас кошки и собаки. На таких животных знаки не ставят.

– А если мы к вашему начальству пойдём, они помогут? – спрашиваю.

Тут вмешался второй милиционер, постарше. У этого лицо вообще какое-то каменное. Ему бы в «Терминаторе» вместо Шварценеггера сниматься, а не палкой полосатой махать. Палка в его руке выглядела обыкновенным фломастером. Ручищи громадные, пальцы толстые и короткие, с густыми чёрными волосами между суставами. Ногти, как у моего деда, жёлтые от сигарет и с заусенцами.