Текст книги "Бесы в погонах"

Михаил Серегин
Бесы в погонах

Часть первая

Когда раздался этот жуткий крик попавшей в капкан крысы, отец Василий ел борщ. Ольга испуганно вздрогнула, но священник успокаивающе поднял руку:

– Все нормально, Олюшка, это, наверное, Санька своего «клиента» дождался…

И тогда крик раздался снова. Но на этот раз вопль был охотничьим и вполне победным.

Священник вздохнул, отставил тарелку в сторону и поднялся.

– А может быть, не надо, батюшка? – встревожилась попадья. – Пусть сами управляются…

– Не бойся, Олюшка, я просто схожу гляну, – улыбнулся священник, сладко, так что захрустели суставы, потянулся и вышел во двор.

Неярко светило уходящее вечернее солнце. Ласково трепал свежую зеленую листву ветерок, и все в природе было слаженно, гармонично и одухотворенно.

– Су-ука! – то ли проорали, то ли прорыдали где-то в камышах внизу уходящего к речке Студенке оврага. – Мусор гнойны-ы-ый…

«Точно, – хмыкнул священник. – Поимел-таки Санька своего наркодилера! Ай, молодец, шкет!» Он энергично потер ладонью о ладонь, спустился с крыльца и торопливо зашагал к оврагу: любопытство снедало его все сильнее.

Любимая кобыла отца Василия по кличке Стрелка подбежала к хозяину и тревожно всхрапнула.

– Что, Стрелка, – улыбнулся священник и ласково потрепал свою любимую животину по шее. – Не нравится тебе, когда человек на человека охотится?

Стрелка всхрапнула и, дернув шкурой на загривке, снова отбежала в сторону. Ей такая охота определенно не нравилась.

Треск в камышах стоял такой, словно там стая борзых валила медведя. Отец Василий подобрал полы рясы и бодро сбежал по склону оврага вниз. Прошел немного вперед и удовлетворенно крякнул: Санька уже сидел верхом на лежащем лицом вниз молодом черноволосом и курчавом человеке и заворачивал ему руки за спину.

– Гнида! – рыдал задержанный. – Мусор поганый! Ну, погоди, еще ответишь за все!

– Эт-точно! – засмеялся Санька и защелкнул браслеты наручников. – Поднимайся! А то развалился, понимаешь, нарастопырку, словно давать собрался!

Он поднялся сам и, схватив за шиворот, поставил на ноги своего пленника.

– Этот? – поинтересовался священник.

– Ага, – легко ответил Санька и ткнул задержанного преступника в спину. – Поше-ол!

Молодой человек негодующе, почти как Стрелка, передернулся, словно стряхивая с себя Санькину руку, и, широко ступая, двинулся вперед, к круто уходящему вверх началу оврага.

– Слышь, батюшка, от тебя позвонить можно? – весело поинтересовался Санька. – А то у меня рация не работает – то ли отсырела, то ли аккумулятор сдох… не пойму.

– Конечно, позвони, – улыбнулся молодому рубоповцу отец Василий; ему очень понравился этот дерзкий, неунывающий парнишка сразу, как только появился.

* * *

Три дня назад, поздно вечером, почти ночью, в дверь недавно отстроенного дома усть-кудеярского священника постучали. Уже покормившая маленького Мишаньку Ольга открыла сама, но через пару секунд позвала мужа.

– Батюшка, это по вашей части…

Отец Василий вздохнул: отрываться от телевизора не хотелось, но, делать нечего, встал и побрел в прихожую. Там стоял быстроглазый, выгоревший добела парнишка.

– Здрасьте, батюшка! – широко улыбнулся он.

– И ты будь здоров, – пожелал священник.

– Я за дозволением пришел, – еще шире улыбнулся парень.

– Спрашивай… – пожал плечами отец Василий, провел парня в гостиную и усадил в кресло.

– Я из РУБОПа, и мне нужно место для засады, – почесал в затылке парень. – А лучше, чем у вас, ничего поблизости и нет.

Начало было многообещающим. Священник хмыкнул, покачал головой и приготовился выслушать все до конца.

Санька Мальцев оказался молодым, только что вышедшим из училища и, естественно, подающим ослепительные надежды милицейским лейтенантом. В этих краях Санька объявился по делу, поскольку, по его информации, на днях где-то здесь должна была состояться встреча двух наркодельцов. Конечно, формально этим делом должен был заниматься отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, но у Саньки были свои разработки, и через одного из дельцов он, судя по всему, планировал выйти на птицу покрупнее. По крайней мере, именно такие выводы сделал для себя священник. И теперь Саньке нужно было место для засады.

– Вы что, прямо в моем доме собираетесь своей борьбой с преступностью заниматься? – со сдержанным неудовольствием поинтересовался отец Василий.

– Не-ет! – замотал головой Санька. – Из дома неудобно, я уже все осмотрел, обзор слабый, да и дом уж очень приметный.

– А тогда при чем здесь я? – удивился священник.

– Это же ваша цистерна у оврага стоит? – поинтересовался Санька.

– Ну-у… да, – протянул отец Василий.

С тех пор как в его новом доме появилось централизованное водоснабжение, надобность в автоцистерне для воды отпала, и ее, чтобы не захламлять двор, решили вывезти. Но работяги были, естественно, нетрезвы, толком тяжеленную цистерну на тележке не закрепили, и она, выломав борт, словно спичечный коробок, ухнула вниз и покатилась к оврагу. Как еще никого не придавило!

Овальная в сечении автоцистерна прокатилась недалеко и, встав боком, застряла в первой же промоине. Работяги принялись уверять, что сейчас же все сделают: погрузят и увезут, но отец Василий, чтобы, не приведи господь, кого не придавило, быстро расплатился и погнал всех со двора. Так она с тех пор там и лежала.

– Я бы хотел устроить засаду в ней, – пояснил свою мысль Санька. – Место удобное, обзор из люка великолепный…

– Так ночью же холодно… – забеспокоилась Ольга. – Как вы там собираетесь сидеть? Одно ведь железо кругом!

– Я привычный! – легкомысленно отмахнулся Санька.

Отец Василий покачал головой. Мало того, что Санька собирался сидеть в засаде один, так еще и в холодной цистерне… Он не верил, что у этого шкета хватит духу отдежурить хотя бы ночь в таких условиях… Наверное, поэтому и возражать не стал. Санька благодарно кивнул, попил с ними чаю, попрощался и растворился во тьме.

Утром отец Василий проверять, все ли там у молодого милиционера в порядке, не стал – не до того было: служба на носу. Впрочем, он отметил, что Стрелка стоит возле цистерны и, поводя широкими ноздрями, явно караулит спрятавшегося в ней чужого человека, наверное, дабы чего не стибрил. Водились за старой, капризной кобылой эти полицейские наклонности…

Вечером отец Василий пришел уставший, и ему снова было недосуг поинтересоваться состоянием молодого человека. Но, когда он сел ужинать, Ольга вздохнула:

– Оладушков ему напекла да отнесла… Так он просил больше не приходить. Чтобы не выдать… месторасположения.

– А оладьи взял? – поинтересовался священник.

– Взял.

Священник удовлетворенно рассмеялся. Еще бы он не взял: против Ольгиных оладий и сытый человек не устоит. А уж голодный – тем более! Даже если это крутой мент в самой настоящей засаде.

А потом прошли еще одни сутки. Ночь была на редкость холодной, и Ольгин материнский инстинкт взял свое, превозмог все запреты и заставил ее вытащить старое ватное одеяло и отнести его в опрокинутую на бок цистерну.

– Ну, как он там? – поинтересовался отец Василий.

– Зубами стучит, – покачала головой попадья. – Сказал: «С-спас-с-сибо, не с-стоит», – передразнила она Саньку.

– Но одеяло-то взял?

– Взял.

А спустя еще одни сутки, уже к вечеру, Санька своего дождался. Доказательством чему и был этот жуткий двойной вопль: ярости у пойманного преступника и торжества у поймавшего его милиционера.

* * *

Санька вывел своего бандюгу на открытое место и снова уложил на землю лицом вниз.

– Не подержишь его, батюшка? – уставился он на священника невинным взглядом голубых как небо глаз. – А я пока позвоню…

– Ну уж нет, Александр! – рассмеялся отец Василий. – Это не моя работа – преступников держать.

Саньке, видно, и самому стало смешно от своей наглой непосредственности, и он тоже рассмеялся.

– Тогда позвони…те моему начальству, пожалуйста, не сочтите за труд.

– Не сочту, – с достоинством поклонился священник и неторопливо отправился в дом. «Ишь, чего удумал! – хмыкал он. – Не подержу ли я его…»

Он позвонил по названному Санькой телефону, и через десять минут во дворе появились две машины: милицейский «уазик» с узкой зарешеченной камерой позади и новенькая черная «Волга». И вот из «Волги» и вылетел одетый в камуфляж невысокий, плотный и очень рассерженный милицейский начальник.

– Санька, твою мать! Ты что творишь?! – с ходу заорал он. – Я тебе чем сказал заниматься?! А ты что делаешь?!

– Блин, Андрей Макарыч! – жизнерадостно отозвался молодой лейтенант. – Ты только глянь, кого я взял!

Милицейский чин наклонился, вгляделся и охнул:

– Сережа?! Якубов?! Вот это номер! Так это он, что ли, курьером сработать подрядился?

– Ага! – хохотнул Санька. – Прикинь, Макарыч, че делается!

Камуфлированный милиционер медленно разогнулся и тоже захохотал:

– Вот это да!.. Сам Якубов-младший изволили за решеточку пожаловать! Охо-хо! Вот папанька обрадуется!

– Ты, мусор поганый, моего отца не трожь! – злобно прошипел с земли задержанный. – Тебе до него, как до неба!

– Не боись! – еще пуще рассмеялся милицейский чин. – Лиха беда начало! Сегодня тебя взяли, а завтра и его как миленького… Вот увидишь! Всей семьей будете в одном обезьяннике сидеть! Обещаю! Хочешь, я прямо сейчас ему позвоню, расскажу, как его сынуля на таком барахле прокололся?! Пусть порадуется!

Задержанный злобно ощерился, но на этот раз промолчал.

* * *

В понятые пригласили соседей: Ольга, понявшая, что дело нешуточное, что-либо подписывать наотрез отказалась, да и на мужа глянула так выразительно, что тот лишь тяжело вздохнул и развел руками.

– Я и так вам помог…

Но кое-что супруги услышали, увидели и узнали.

Задержанный Сергей Якубов двадцати двух лет приходился сыном известному городскому предпринимателю Роману Григорьевичу Якубову. Впрочем, как многие считали, предпринимательство для Романа Григорьевича было занятием побочным – слишком хорошо была известна предыдущая биография этого заядлого шанхайского проходимца, на четверть цыгана, на четверть хохла и наполовину потомственного волжского грузчика. Разбойное нападение в группе, срок, организация кражи стройматериалов со склада, снова срок, а потом он просто перестал попадаться: поумнел, заматерел и начал все делать чужими руками. Постепенно выбился в люди и одно время даже составлял конкуренцию самому Парфену, слава всевышнему, ныне покойному, прибрал господь отморозка…

По крайней мере, растущие, как грибы после дождя, магазины, принадлежащие им, склады, опять-таки принадлежащие Якубовым, и якубовские же автобусные маршруты наводили на размышления. Поговаривали, что именно якубовские ребята промышляли по всей области кражей дорогих иномарок, да и наркота, как считали некоторые, шла через них… Хотя, положа руку на Уголовный кодекс, никто ничего доказать так и не смог: не пойман, как говорится, не вор.

И вот теперь его сын, похоже, ступил на тот же порочный круг и попался на героине, хотя, казалось, мог начать и с менее опасного занятия – семейное состояние позволяло…

Симпатичный смуглый Сережа следственным действиям не противился, держал себя в руках, но подписать что-либо отказался – видно, надеялся на скорый выход из ментовки. Так же, похоже, считали и сбившиеся в кучу возле машин рядовые милиционеры. Но руководитель местного РУБОПа был вне себя от радости и явно плевал с высокой колокольни даже на самые проверенные народные приметы типа: с сильным не борись, а с богатым не судись… Себе дороже станет.

– И не думай! – удовлетворенно смеялся Андрей Макарович. – Я тебя так упрячу, никакой папанька не найдет!

А минут через тридцать все закончилось. Задержанного с поличным «шанхайского принца», как простого урку, сунули в клетку позади «уазика», машины тронулись, и во дворе остались стоять лишь поп с попадьей да совершенно неожиданно для себя ставшие понятыми их соседи.

* * *

Назавтра, после вседневной утрени, отец Василий, как всегда в последнее время, вышел в залитый солнцем церковный двор и неспешно отправился в бухгалтерию: попить компота да спросить Тамару Николаевну, что там с финансами. Они как-то выбились из бюджета, и ситуацию следовало контролировать с особой тщательностью.

Священник прошел метров десять, когда его окликнули:

– Эй, поп!

Он обернулся. Возле фонтанчика утирали рты только что утолившие жажду два бугая.

– Тормози, поп! – решительно махнул один рукой. – Базар есть.

Священник усмехнулся и подошел ближе. Что ж, если есть базар, послушаем…

– Короче, поп, щас поедешь с нами…

– Что за спешка? – уже серьезно, без тени улыбки поинтересовался отец Василий. – Или кто-то в последнем причастии нуждается?

Бугаи переглянулись.

– Это тебе Роман скажет, что ему надо, – пожевав губами, произнес один. – Это нас не касается.

По спине отца Василия пробежал легкий прохладный сквознячок.

– Какой Роман? – сдвинул брови священник. – Уж не Якубов ли?

– Ага, – кивнул второй, – Якубов.

И вот тут отцу Василию по-настоящему поплохело. «Быстро он отреагировал! – с досадой подумал он. – И суток не прошло!»

Нет, он не боялся посмотреть в глаза отцу задержанного в его дворе милицией парня: все произошло по закону, со строгим соблюдением всех процессуальных норм; тем более что не он лично этого Сережу задерживал и даже понятым, спасибо супруге, быть отказался. Не боялся он и подобных контактов: было дело, еще до семинарии, служил омоновцем и знал, как разговаривать с подобной публикой. Но он уже столько раз обещал Ольге не ввязываться в «такие» дела!

«Опять Олюшка расстроится!» – подумал отец Василий. Он уже знал, что поедет. Священник не любил оставлять вопросы нерешенными; уж лучше знать, какие претензии к тебе имеют, чем каждый час ожидать, что тебе их могут предъявить, и тогда стройный и понятный мир рухнет, словно карточный домик.

– Вы на машине? – поинтересовался он.

– Ага, – отозвался бугай.

– Назад привезете?

– Откуда я знаю? – хмыкнул тот.

– Тогда я поеду за вами на своей, – кивнул священник. – Где стоите?

– А вон, за воротами джип…

Отец Василий глянул на стоявший за узорной церковной оградой здоровенный внедорожник, задумчиво произнес: «М-да…» – и пошел заводить свой только что вышедший из капремонта старый «жигуль».

* * *

Он ехал за джипом осторожно, старательно соблюдая дистанцию, дабы не врезаться в дорогущую машину.

«Ну вот что ему от меня нужно? – думал он. – Все ведь произошло по закону. Правда, не по бандитскому закону… А может быть, он хочет узнать какие-то детали задержания? Чтобы, к примеру, ментам за нарушение какое предъявить? Нет, напрасно я поехал! Мог бы и сам ко мне пожаловать, не велика птица… Нет, только не ко мне! Ну его к лешему!» – Священник испуганно зажал рот и, удерживая баранку левой рукой, правой широко, истово перекрестился: поминать леших, домовых и прочее бесовское отродье было совершенно ни к чему.

Вот ведь сколько лет прошло, а все еще давали о себе знать мирские привычки: то нечистого помянешь, то его бабушку… Не-ет, лучше уж недругов к их собственной матушке посылать – все ж меньший грех…

Они проехали сквозь центр Усть-Кудеяра, миновали мост через овраг и погрузились в район бараков и старых, прогнивших купеческих домишек. Отсюда до Шанхая было рукой подать. А там бессменно правил Роман Григорьевич Якубов, в обиходе просто Роман, а реже и только для близких – Рома.

Через несколько кварталов джип резко повернул направо, вышел к самому оврагу и здесь, совсем неподалеку от коттеджа главного врача районной больницы и личного друга отца Василия Кости, приткнулся бампером к глухому бетонному забору.

«Ну и судьба у Романа Григорьевича! – сокрушенно покачал головой священник. – Всю жизнь за глухим забором!»

– Пошли, поп! – вышел из машины один из бугаев. – Да не закрывай ты свою развалюху! Кто ее отсюда угонит?

Священник пожал плечами, но дверцу все-таки закрыл. Он знал, что все эти братковские понты ничего не стоят, потому что если его «жигуля» все-таки уведут, он от того же бугая услышит нечто совсем противоположное, типа: а нечего было варежку разевать! Мало ли кто тебе что сказал?!

Отец Василий приподнял рясу, сунул ключи в карман брюк и прошел вслед за братвой в калитку, туда, где в середине огромной, засеянной газонной травой и аккуратно постриженной площадки возвышался невысокий, но весьма симпатичный особняк местечкового и, прямо скажем, не самого крутого авторитета.

* * *

Его провели в огромную гостиную с четырехметровыми потолками, но не предложили даже присесть, и священник сам выбрал для себя наиболее удобное место в стоявшем в самом углу комнаты кресле.

– Привезли?! – послышался за дверями резкий, с яркими командными интонациями голос, и дверь настежь распахнулась, буквально отлетела в сторону и стукнулась о привинченный к паркетному полу маленький резиновый амортизатор.

Священник степенно поднялся. Роман Григорьевич вошел: худой, темноглазый, с резкими чертами лица, со множеством морщин и лысый, как колено.

– Я не понял, батюшка! – булькая гневом, остановился Якубов в паре метров от него. – Что это за беспредел?!

– Поясните вашу мысль, пожалуйста, Роман Григорьевич, – благостно улыбнулся священник. Такой уровень «беседы» он мог выдерживать, даже не особо напрягаясь.

Роман словно ударился о невидимую стену. Ему это не понравилось.

– Слушай меня, сука в юбке! – стиснув зубы, выдавил авторитет. – Моя семья для тебя и для всех остальных козлов за «запреткой»! А за детей я тебе лично моргалы выдавлю! Вот этими пальцами!

Роман выставил вперед крепкие руки и, оттопырив большие пальцы, показал, как именно будет выдавливать священнику глаза.

– Не кипешись, урка, – ласково улыбнулся отец Василий. – Ты конкретно предъяви: что ты, как член правительства, кругами ходишь?

Роман оторопел: такой наглости он никак не ожидал.

Отец Василий знал, что делает. Статус местного священника защищал его от необоснованного наезда ничуть не хуже, чем статус районного прокурора. Конечно, от мелкой, вконец отмороженной шпаны статус – не защита, но от людей, ввиду своего положения вынужденных «отвечать за базар», вполне. А Роман Григорьевич под такое определение подходил не хуже, чем депутат. Сказал – докажи. Не доказал – отвечай. Или освободи место; охотники занять всегда найдутся, только проколись…

– Ты зачем моего ребенка за решетку отправить норовишь? – уже тише, но никак не спокойнее зловеще поинтересовался Роман. – Что я тебе сделал, гнида бородатая?!

– Никого я за решетку отправить не норовлю, – возразил священник. – Твой, с позволения сказать, «ребенок» сам в это дерьмо влез!

– Дерьмо?.. – Авторитет настолько опешил, что его глаза сбежались в кучку, к самой переносице.

«Ну, правильно, для тебя героин не дерьмо, – подумал священник. – Для тебя героин – хлеб с маслом и икрой!»

– Кстати, у вас достаточно взрослый ребенок, чтобы соображать, что делает, – уже с напором продолжил отец Василий и, понимая, что сейчас ему предъявят за ментовскую засаду в цистерне, добавил: – И вообще, мне до одного места, кто там у меня тусуется, лишь бы мое отдохновение от трудов не нарушали! Я и так за день устаю…

– Ну, ты конкретный отморозок! – охнул Роман. – Знал я, что ваша порода козлиная, но чтобы така-ая!.. Дите погибает, а ему лишь бы покой не нарушали?!

«Где ты раньше был, когда твое дите наркоту для перепродажи покупало?! – с горечью подумал отец Василий. – Не тогда оно погибает, когда перед законом ответ дает, а тогда, когда начинает через этот закон переступать!» Но сказал совершенно другое:

– Если ваше дите, слава всевышнему, осознало, что погибает, в чем, кстати, ваша вина, как родителя, основная, – размеренно и членораздельно произнес отец Василий, – пусть приходит ко мне в храм, там и поговорим…

– Слушай, поп, – осуждающе закачал головой Роман. – Ты мне под дурачка не коси! Чего ты все отмазаться хочешь?! Ты что, думаешь, я тебе соскочить от ответа позволю?!

– Я от ответа никогда не уходил, – покачал головой отец Василий. – Спрашивай, отвечу.

Лицо Романа истерически перекосилось.

– Слушай меня, гнида! – прошипел он. – Ты не просто ответишь! Ты вообще отсюда не выйдешь, пока за каждое свое гнилое слово не ответишь!

– У меня только одно слово – божие, – спокойно произнес отец Василий и приготовился отражать бросок. То, что Роман Григорьевич на грани полной потери самоконтроля, было очевидно.

«Если кинется сам – проблем нет, – слегка развернул он корпус и немного присел. – Лишь бы эти культуристы не налетели, могут массой задавить…»

– Значит, за него и ответишь.

В руках у Романа сверкнул откидной нож моментом, в долю секунды, а еще через долю секунды отец Василий перехватил выброшенную вперед руку, провел ее на излом и саданул авторитета лбом о стену. Стена загудела. Но уже в следующий миг Роман ударил его ногой по голени, и священник, съехав по сверкающему лаком полу скользкими пластиковыми подошвами новеньких туфель, всей массой ухнул вниз.

Они сцепились, как два бультерьера. Роман все норовил заехать священнику большим пальцем в глаз, и отец Василий, собрав свои силы в один комок, сдернул авторитета пониже и насадил его лицом на свой крепкий широкий лоб. Роман охнул и на миг ослабил хватку. И в следующий момент оказался внизу, под противником.

– Гнида! – рычал он. – Ур-рою! Живьем закопаю! – Но поделать ничего не мог: боевой опыт бывшего спецназовца Михаила Шатунова, а ныне православного усть-кудеярского священника отца Василия был куда как больше. Отец Василий просто удерживал его под собой, не позволяя ни вывернуться, ни нанести удар.

– Я тебе, с-сука, покажу монастыр-рь! – бессильно рычал Роман. – Я тебя до ср-рока наверх отпр-равлю!

– Не понял? – удивился священник. – Какой монастырь? Сережа что, в монастырь собрался?

Этой его секундной заминки хватило, чтобы Роман сбросил священника с себя, и они разлетелись в разные стороны и почти одновременно вскочили на ноги.

– При чем здесь Сережа?! – нанес Роман зубодробительный удар.

Священник уклонился.

– А при чем здесь монастырь? – И провел ответный удар – в корпус.

Роман прикрылся, сменил позицию, снова поднял руку для удара и остановился. Он видел, что поп недоумевает совершенно искренне.

– А кто рассказал про правила приема в монастырь?! Не ты?! – заорал он.

Священник опешил. Ни сном ни духом он не подозревал, что сын Романа Григорьевича собрался в монастырь. Неужто раскаялся?!

– Я вашему Сереже ни слова про монастырь не говорил, – покачал он головой.

– Да при чем здесь Сережа?! – еще громче заорал Роман. – Я про Катерину говорю!

– Уф-ф! – выдохнул священник. – Так бы и сказали… Это что же получается, Катенька ваша дочка?

– А чья же еще? – оторопело хмыкнул медленно выпадающий в осадок отец двоих детей.

– Так вы ошибаетесь, Роман Григорьевич, – помассировал ушибленный лоб священник. – Я, напротив, Катеньку отговаривал, затем и про правила приема рассказал, чтобы реальней относилась девочка… Это ведь не в техникум поступить! – покачал он головой.

– Вот и я ей про то же! – расстроенно поддакнул Роман Григорьевич. – Вот чего ей взбрендило?!

Это был вопрос. Пожалуй, главный вопрос.

* * *

Когда пару месяцев назад в храм зачастила эта темноволосая, живая девушка, отец Василий этому значения не придал. Но на первой же исповеди вскрылось очень и очень даже многое. Здесь было все: жестокий, властный отец, забитая, бессловесная мать, непутевый брат и, конечно же, несчастная любовь. Как говорится, полный комплект.

Катенька была девушка с характером, но даже ей приходилось туго в таком переплетении личных проблем. Она до смерти боялась отца и небезосновательно полагала, что состоятельное семейство просто не позволит ей связать свою судьбу с человеком, что называется, «из низов». Нормальная семейная трагедия эпохи начального накопления капитала. Отсюда и эта идея о монастыре.

Отец Василий не был настолько глуп, чтобы не видеть: энергия и жизнелюбие этой девушки настолько велики, что удержаться в строгих рамках монастырского устава ей будет сверхсложно. Да и не было в ней настоящей, глубоко внутренней тяги стать «невестой Христовой». Протеста – выше крыши, отчаяния – хоть отбавляй, желания сбежать от проблем – полно, а вот веры маловато. Потому и объяснял ей все, как мог: и уставные положения цитировал, и основы христианской науки пытался донести… Без толку. Катерину как заклинило.

Она начала готовиться к своей новой судьбе со всем пылом молодой нерастраченной женской энергии. Наизусть учила псалмы, вставала с постели и заканчивала день с Новым Заветом в руках, купила словарь христианских терминов… Но каждый новый день в ее глазах появлялось все больше отчаяния и протеста, уже и не поймешь, отчего. И вот на тебе! Открылся «ларчик».

* * *

– Уважаемый Роман Григорьевич, – покачал травмированной о бандитское лицо головой отец Василий. – Если вы хотите взаимопонимания с дочерью, то вам с этого и надо начинать, а не бросаться с кулаками на ее духовника.

– Брось, поп! – нетерпеливо отмахнулся Роман. – Буду я с ней разговоры разговаривать! У меня дел невпроворот, а тут еще она со своими бабскими закидонами! Ты лучше скажи, чего ей не хватает!

– Это она должна вам сказать сама.

– Но ты же знаешь?! – то ли спросил, то ли возразил Роман. – Ты скажи, внакладе не будешь!

– Вы хотите, чтобы я нарушил великое таинство православной церкви? – усмехнулся отец Василий. – Таинство покаяния человека перед богом?

– Только не надо мне мораль разводить! – разозлился Роман. – А то я не знаю, что все вы, суки, на ментов да на чекистов работаете!

Он тут же спохватился, но слово вылетело. Теперь священник имел полное моральное право встать в позу.

– Я не работаю, – покачал он головой, – ни на ментов, ни на чекистов, ни на вас, Роман Григорьевич. Но дело даже не в этом. Просто пока вы не поймете, что дело не в других, а в вас самих, не желающих услышать своих детей, вы не поймете ничего. Умейте выслушать своих детей и по-христиански простить их, что бы они вам ни поведали… И все будет иначе.

Это был красивый финал. Священник многозначительно кивнул головой и тронулся к двери мимо оцепеневшего авторитета.

Но выйти он не успел. По коридору, прямо по направлению к нему двигался молодой курчавый парень, которого только вчера повязали во дворе священника. Священник непроизвольно напрягся и отошел в сторонку, пропуская парня в гостиную. Но Сережа застрял в дверях, прямо напротив отца.

Они стояли и смотрели один другому в глаза, не отрывая и не опуская взгляда, долго, очень долго.

– Ты что делаешь, щенок? – сглотнул отец.

– А что? Все нормально, – пожал плечами сын.

– Ты знаешь, сколько бабок я мусорам отстегнул, чтоб они, суки, про килограмм героина забыли? – спросил отец.

– Я бы и сам вышел, – тряхнул головой сын.

– Лет через шесть вышел бы, – согласился отец. – У кого товар брал, у Козыря?

Сережа молчал.

– Ладно, я с ним отдельно поговорю, – откашлялся Роман. – Только объясни мне, а то я что-то не въезжаю, тебе что, бабок не хватает? Сколько тебе надо?

– Не надо мне твоих денег, – выдавил Сережа.

– Ах, ну да! – язвительно засмеялся Роман. – Как это я забыл?! Тебе же свое дело надо… Так бери! Хочешь бригаду? Базара нет, отдам; лишь бы кишка не лопнула! Что молчишь? Не хочешь с братвой вязаться?! Боишься, что пацаны тебе на твое место сразу покажут?! Так заткни язык в ж… и делай, что тебе говорят! Щенок!

– А ты меня своей братвой не пугай… – тихо проронил Сережа. – Мне вообще ничего твоего не надо.

– Ты видел, батюшка? – призывая попа в свидетели, нервно вздохнул Роман. – Ему ничего отцовского не надо! А то, что я, блин, день и ночь для него горблюсь, чтоб грязной работой сынок не занимался, это, значит, ничего?! Это можно?! И штаны за сто баксов носить можно, и курточку за полторы штуки!

Глаза Романа побелели, он подлетел к сыну и схватил его за ворот.

– Ты почему допустил, чтоб тебя повязали?! Сколько тебя учить можно?!

– Поп меня сдал! – заверещал Сережа. – У него во дворе повязали!

– Что?!

Они произнесли это вместе: и отец и священник. И тут до Романа что-то начало доходить. Похоже, он получил дополнительное доказательство своей уверенности в том, что все попы стукачи.

– Так-так, батюшка… Что ты там насчет моего сынка говорил? Сам в это дерьмо влез? Так?

– Так, – кивнул отец Василий и немного отодвинулся, как раз на расстояние вытянутой руки.

– Так это ты его сдал?

Роман выпустил взмокшего от страха сына из рук и начал медленно надвигаться на священника. Отец Василий изготовился.

Роман рывком схватил его за ворот, и отец Василий ответил тем же. Они сцепились и, не подпуская один другого к себе ни на сантиметр, так же рывками закружились по комнате.

– Тебе не говорили… Сережа… – глядя Роману прямо в глаза, спросил священник, – что иногда… за базар отвечать… приходится?

Сережа молчал. Роман тоже. Но в глазах отца что-то дрогнуло.

– Если мужчина… – священник прижал Романа к стене, – не отвечает… он, как бы… не до конца… – Роман развернул его вокруг себя и ударил в какую-то дверь, – не до конца мужчина…

Роман стиснул зубы еще крепче.

– Тебя, наверное, не учили, – с презрением закончил отец Василий. – А жаль.

Роман отпустил его так же резко, как и схватил, в два прыжка оказался возле сына и взял его за ворот.

– Давай! – приказал он. – Тебе предъявили.

Сережа растерялся.

– Поп меня сдал, – упрямо повторил он.

– Ты конкретно говори, – уже успокоился священник.

– Не встревай! – оборвал его Роман и снова повернулся к сыну. – Ты понял, что я тебе сказал?

«Бедная Катерина! – покачал головой священник. – Ну и семейка! Псих на психе!» Он уже видел, как права была его молодая прихожанка, когда клялась, что найти общий язык с ее отцом – дело почти немыслимое. Так оно и было.

Роман принялся размеренно стучать Сережу головой о стену, требуя конкретики, а отец Василий стоял, смотрел и тихо молился о том, чтобы господь или вразумил неразумных, или прекратил это тупиковое, бессмысленное, изначально «мужское воспитание». Хотя, пожалуй, он сам его и спровоцировал…

– Ты слышал, что я тебе сказал? – шипел отец, но ответом ему был только тупой стук сыновьей головы о стену.

– Хватит, па, – прозвенел от двери знакомый голосок, и все трое мужиков одновременно повернулись.

Это была Катерина.

– Хватит.

Катерина подошла, оторвала багровые от напряжения отцовские руки от воротника осоловевшего от воспитательного процесса братишки, и отец Василий подумал, что, наверное, Катя не права и не так уж мала ее власть над ситуацией в семье. И если отец послушал ее сейчас, как знать, может быть, послушает и потом?

– Что вы здесь делаете, батюшка? – повернулась к священнику Катерина.

– Что-что?! – со страданием в голосе передразнил ее отец. – Тебя обсуждаем, вот что!