Текст книги "Тревожная группа"

Михаил Серегин
Тревожная группа

* * *

Когда умерла бабушка Валя, Оля Синицкая была на стажировке в Краснодаре. По нелепой случайности, которая бывает у каждого человека хоть раз в жизни, Оля забыла свой мобильный телефон в общежитии. Телефон Центра переподготовки и повышения квалификации МЧС родители не знали, поэтому они связались с начальством дочери и попросили сообщить ей о несчастье. Но девушка с друзьями после занятий отправилась на берег моря отмечать день рождения коллеги и вернулась лишь в два часа ночи. Это была вторая нелепая случайность. Короче, на похороны она опоздала.

Бабушка умерла скоропостижно. Никто не ждал этого – баба Валя была крепкой и энергичной старушкой. Оля несколько раз предлагала пожить у нее, но баба Валя категорически отказывалась – мол, что ты будешь со старухой нянчиться, тебе веселиться надо, с парнями гулять до рассвета.

То, что бабушка завещала квартиру Оле, все узнали только месяц спустя. На семейном совете Синицких было твердо и большинством голосов решено, что Оле нужно начинать учиться жить самостоятельно. Поэтому она должна переехать в бабушкину квартиру, сама вести домашнее хозяйство и приучаться жить своим умом. Втайне от жены отец признался Ольге, что идея принадлежит ему. Потому что с девушкой, у которой есть собственная квартира и которая живет одна, ухажеры будут вести себя смелее, не оглядываясь на именитых родителей-врачей. Например, этот большой серьезный спасатель Боря, который к ней явно неравнодушен. Не успеешь оглянуться, как закончится третий десяток, и тогда она вообще не выйдет замуж.

Когда отец заговорил про Борю Мостового, старшего ее бригады МЧС, Ольга усмехнулась, но вида не подала. Могучий и немногословный Боря, хороший и решительный командир, инженер, как говорится, от бога, был с Синицкой крайне нерешителен. О том, что он за ней ухаживает, догадаться мог только человек, который знал Борю как облупленного. Например, Игорь Чистяков, спасатель из их бригады и бывший альпинист. Наверное, Ольга и Игорю нравилась, но мужская дружба для него была превыше всего.

Ольга сидела на старинном кожаном диване в бабушкиной, а теперь уже в ее собственной квартире и грустила. Ее взгляд скользил по занавесочкам, салфеточкам и слоникам, которыми изобиловала квартира. Странно, что все осталось как было – а бабушки уже нет. И никогда не будет. Наверное, в том, что Ольга не успела на похороны и не видела бабушку мертвой, был какой-то особенный смысл. Для нее бабушка Валя не умерла, а просто ушла навсегда. Это сознавать было легче, но все равно тоскливо. Не было даже желания сменить старомодную обстановку в квартире; поменять обои – и то казалось каким-то кощунством. Здравый смысл подсказывал, что это все придется рано или поздно сделать. Но только не сейчас, пока память о бабушке так свежа.

Друзья ввалились без приглашения и с большим шумом. Чистяков сразу же что-то уронил в маленькой прихожей, и это что-то покатилось по полу. Мостовой прогудел неодобрительно, но добродушно по поводу кривых рук человека, который непонятно каким образом стал альпинистом.

– Оля, спасай! – жизнерадостно потребовал Игорь, возникший в комнате с тремя пакетами в руках и подталкиваемый в спину громадными Бориными кулаками. – Он меня с самого утра терроризирует! Я из-за него персики там рассыпал.

– Ты на звонки не отвечаешь, – пояснил Мостовой, вволакивая в комнату следом за Игорем большую сумку, в которой что-то подозрительно позвякивало. – Мы к тебе заехали, хотели на природу позвать, а предки говорят, что ты теперь самостоятельная, одна живешь, в отдельной квартире.

Синицкая нахмурилась из-за бесцеремонности друзей. Чистяков всегда был парнем бесцеремонным, и Мостовой шел у него на поводу. С кем поведешься и так далее. Сегодня Ольге очень захотелось побыть одной, посидеть, попривыкнуть к новому образу жизни, как-то примириться с тем, что бабушки больше нет, что остались только воспоминания и ее незримая аура во всем, что есть в доме. С этим всем нужно как-то примириться, найти какое-то внутреннее согласие, какое-то душевное равновесие.

– Мы предлагаем никуда в таком случае не ехать и отменяем свое приглашение, – суетился Чистяков, выкладывая на скатерть кульки и пакеты с фруктами и другой снедью для пикников.

– Куда ты все валишь прямо на скатерть! – неожиданно для себя раздраженно воскликнула Ольга.

– Интересная постановка проблемы, – пробормотал удивленный Чистяков и уставился на созданную им на столе кучу. – Вопрос – и в нем сразу же ответ. «Куда» – «на скатерть». Иностранцу, если бы он был между нами, перевести такое сочетание было бы довольно сложно.

– Оль, что с тобой? – пробасил Мостовой, который сразу уловил настроение девушки. – Мы, может, не вовремя?

– Да нет, ничего, – спохватилась девушка. – Просто Игорь стал валить на чистую скатерть немытые фрукты, вот я и возмутилась.

– Еще интереснее, – обрадованно заключил Игорь, поняв, что обстановка накаляться не будет. – «Да», «нет» и «ничего». Вот это ответ в три слова! Опять же, как такое понять иностранцу?

– Ладно, угомонись, – посоветовал Мостовой, – что ты заладил про этих иностранцев.

Чистяков проводил взглядом Ольгу, которая достала из серванта большое блюдо и вазу и ушла на кухню. Он сгреб свои пакеты и потащил их следом, отвечая другу через плечо:

– А у нас в городе две международные команды готовятся к восхождению на Эверест. В альплагере ни одного русского слова не услышишь. Все пытаются щеголять знанием английского.

– А ты чего же там не щеголяешь? – поинтересовалась Ольга, начиная мыть принесенные друзьями фрукты. – Там наверняка много девушек.

– А он хитрый, – ответил за друга Мостовой. – Сейчас ему блеснуть на фоне этих джонов и гансов нечем. Он подождет. А вот когда они начнут на первой же стенке руки и ноги ломать, вот тут он блеснет по полной программе. Ему уже предлагали в виде калыма подежурить завтра и послезавтра у горноспасателей.

– А что, есть предпосылки? – удивилась Ольга. – Или интуиция старого альпиниста подсказывает?

– Она, родимая, – скромно потупившись, ответил Игорь. – Там новичков больше половины, а гонору перед нашими девчонками хоть отбавляй. Вот и начнется бравада, лихачество и нарушение правил безопасности. Это я вам гарантирую!

– А у самого-то у тебя! – рассмеялась Ольга, стараясь скрыть свою грусть. – Никогда не забуду, как ты страшилки рассказывал девицам у костра, когда мы в прошлом году парня с аппендицитом эвакуировали. Дай тебе волю…

– Дай ему денег, – поправил Мостовой, – и он откроет на склоне отель «У погибшего альпиниста» с большим мозаичным панно на фасаде и ликом покойного…

Борис тут же осекся, поняв, что шутка была неуместной, особенно по поводу лика покойного. Ольга нахмурилась, но промолчала. Чистяков за ее спиной красноречиво покрутил пальцем у своего виска.

– Ты бутылки-то в холодильник выставляй, – бодрым голосом посоветовал он смутившемуся другу. – Пиво же греется. А теплое белое вино – вообще нонсенс.

Синицкая закончила мыть фрукты, уложила их в большое эмалированное блюдо с красными цветами на дне и в широкую хрустальную вазу. Удовлетворенно осмотрев получившийся натюрморт, она поинтересовалась:

– А по какому поводу мы гуляем?

– По поводу отгулов, конечно, – пробасил Боря. – Ну и квартиру твою обмыть не мешало бы…

– Боря! – почти истерично крикнула Ольга и выбежала из комнаты.

Мостовой недоуменно посмотрел на Чистякова.

– Чего она?

– Борь, ты соображай маленько. Обмывают покойников. Ты пойми, какие у нее сейчас прежде всего ассоциации возникают.

Мостовой махнул рукой и бросился в комнату. Игорь почесал в затылке и решил, что идти следом не стоит. Пусть Боря сам реабилитируется. Выбрав самый большой и спелый персик, Чистяков уселся напротив окна и впился зубами в душистую мякоть. По подбородку сразу обильно потекло и закапало на стол. Чистяков в ужасе подскочил и кинулся искать тряпку.

Минут через десять Мостовой успокоил Синицкую. Застолье протекало вяло, хотя друзья и старались придать мероприятию солидную долю беззаботности и веселья. Вспоминали забавные случаи, Чистяков травил байки, которых он знал несметное количество. Светло-соломенного цвета «Цинандали» с прекрасным плодовым букетом, с мягким и тонким вкусом под чистяковские байки шло просто отлично. Как тонкий ценитель, Игорь предложил обойтись без «Ахашени» и «Киндзмараули». Он повернулся и извлек из сумки бутылку темно-гранатового «Саперави». По его мнению, после «Цинандали» можно пить только такое вино со своеобразным гармоничным вкусом, терпким и богатым букетом.

Порассуждав о достоинствах красных вин, Чистяков решил блеснуть кавказским тостом:

– К одному старому аксакалу пришел молодой юноша. Он сказал, что хочет стать настоящим джигитом, но не знает, как доказать это. Тогда старый аксакал предложил юноше взобраться на стоящее поблизости старое большое дерево, на вершине которого птица свила себе гнездо. Если юноша сможет взобраться на дерево так, чтобы ни одна веточка, ни один листик не шелохнулись, вытащить из-под птицы яйцо так, чтобы птица этого не заметила, не испугалась и не улетела, и спуститься на землю так, чтобы ни одна веточка, ни один листик не шелохнулись, тогда он может смело называть себя настоящим джигитом.

– Про альпинистов, что ли, тост? – хихикнула Ольга.

– Не, из анналов МЧС история, – поправил ее Мостовой.

– Не сбивайте, – замахал руками порядком захмелевший Чистяков и продолжил тост: – Полез юноша на дерево…

– И упал, – добавил Мостовой.

Чистяков смерил друга презрительным взглядом, но мужественно продолжил рассказ:

– …взобрался он на самую вершину, и ни одна веточка, ни один листик не шелохнулись. Вытащил из-под птицы яйцо, но птица заметила, испугалась и улетела. Стал юноша спускаться с дерева…

– И упал, – снова вставил Борис.

Чистяков с наслаждением пнул друга под столом ногой.

– Спустился он так, что ни одна веточка, ни один листик не шелохнулись. Старый аксакал говорит ему, что рано еще называться юноше джигитом. Он сам, хоть и стар, но сможет все это проделать лучше. Снял старый аксакал свой дорогой серебряный наборный пояс со старинным кинжалом, украшенным дорогими каменьями, сложил на земле и полез на дерево.

При этих словах Чистяков на всякий случай показал Мостовому кулак, но тот воздержался от шуток.

– Забрался старый аксакал на самую вершину так, что ни одна веточка, ни один листик не шелохнулись, вытащил из-под птицы яйцо так, что птица ничего не заметила и не упала… тьфу, Борька! – возмутился Чистяков под смех друзей. – Из-за тебя все! Не улетела! Спустился он на землю так, что ни одна веточка, ни один листик не шелохнулись. А под деревом ни юноши, ни серебряного наборного пояса, ни дорогого старинного кинжала. Так выпьем же за современную молодежь!

Друзья совсем развеселились, и им казалось, что Ольгу оставили грустные мысли и хандра. Но на этот раз глупость сморозил уже Чистяков. Он до того вошел в роль тамады, что перешел на личности присутствующих и брякнул экспромтом тост об Ольге, которая теперь обзавелась отдельной квартирой, и это поможет ей устроить личную жизнь. Без всяких намеков он сам готов сделать ей предложение, но кодекс чести не позволяет этого, ибо… что «ибо», он придумать не смог. Чистяков просто хлопнул Борю по плечу и многозначительно подмигнул.

– Я чувствую, что вам обоим эта квартира покоя не дает! – вскочила Ольга из-за стола. – Что-то я не слышала намеков, когда бабушка была жива. Вы бесцеремонные черствые чурбаны, оба! У вас только одно на уме – невеста с квартирой! А что у человека на душе, вам наплевать, ухажеры хреновы. Вина они мне принесли, фруктов… Вы себе его принесли, а девушкам, между прочим, носят цветы!

Неудачные попытки Чистякова все свести к шутке, что они и сами, мол, как два бутона, привели к тому, что Ольга разрыдалась, велела уродам выметаться и убежала в ванную. Мостовой кинулся было следом и стал, осторожно постукивая в дверь, пытаться объясниться. Но в ответ сквозь шум льющейся воды слышался только плач.

Потоптавшись около двери, немного протрезвевшие, но так ничего и не понявшие в поведении Ольги, друзья понуро двинулись к выходу.

Ливень с грозой, прошедшие ночью в горах, вспучили реку, превратив искрящийся на солнце поток чистейшей стремительной реки в мутное бурлящее и клокочущее месиво. Сошедший вместе с массами дождевой воды селевый поток ударил в опоры автомобильного моста под утро. Одна опора не выдержала. Раскрошившийся цемент обнажил ржавые кости арматур, и опора выглядела как полуразложившийся труп с вывернутыми гниющими внутренностями.

То, что пока еще никто не пострадал, было просто чудом. В это время суток движение по шоссе через мост было очень интенсивным. На серпантине скопилось около двух десятков машин. Со стороны города подъезды к поврежденному сооружению уже оцепила милиция. Самым страшным зрелищем был ярко-оранжевый «пазик», который стоял задними колесами на перекрытии моста, лобовой частью кузова, наклонившись над пятиметровым обрывом, упирался в разрушенное дорожное полотно. За растрескавшимся лобовым стеклом виднелся большой яркий квадрат знака «дети».

Когда бригада получила утром сообщение о разрушении моста, их машина находилась не более чем в километре от места. С визгом затормозив на скорости километров в восемьдесят, Мостовой заглушил двигатель и бросился к мосту. Он сразу оценил шаткое положение автобуса.

– Больше никто не пострадал, – поспешно стал объяснять подбежавший лейтенант ДПС, – да и этим чудом повезло. Будь машина чуть поменьше, точно бы в поток рухнула.

– Почему он двери не открывает, там же, по-моему, люди? – проводив взглядом убегавшего на мост Чистякова, спросил Борис.

– Там человек десять детей и воспитательница из летнего лагеря. Они ехали отвозить постельное белье в прачечную. Это я выяснил.

– Выяснил, выяснил! – зло прервал Мостовой. – С приводом у него что-то случилось, патрубки перебило, вот двери и не открываются. Давай, лейтенант, пошевеливайся! Найди срочно автокран тонн на десять-двадцать!

Мостовой оставил лейтенанта и бросился к Чистякову, который уже крутился около автобуса. Сзади спешила Синицкая со своим неизменным чемоданчиком средств первой необходимости.

– Чувствуешь, как вторая опора ходуном ходит? – сквозь зубы проговорил Чистяков, глядя под ноги.

– Конечно, связка между опорами потеряна! – проворчал Мостовой. – Не дай бог, и вторая не выдержит.

– Ты, кажется, говорил, что у нас строят с троекратным запасом прочности?

– Строят! Этому мосту лет тридцать. Да еще плотность потока раз в пять выше, чем плотность воды. Представляешь степень динамических ударов по опорам?

– Опаньки! – кивнул Чистяков. – Тогда я побежал за фалами, а ты с тетей пообщайся!

За растрескавшимся лобовым стеклом «пазика» мелькала женская фигура, которая отчаянно жестикулировала. Автобус мотало из стороны в сторону. Передняя часть капота противно скрежетала металлом по бетону и обрывкам арматуры. На глазах спасателей с треском разлетелась левая фара. Даже сквозь грохот грязного потока под ногами был слышен детский плач и крики в салоне автобуса.

– Стоять! – прикрикнул Мостовой на друга. – Забыл правило «МЧС»? Сначала «М», а потом «Ч».

Чистяков чуть не брякнул старую шутку – а уж потом «С», но, глянув на Ольгу, сдержался. Шутка зародилась еще пару лет назад, когда в бригаду к Мостовому и Чистякову назначили врача Ольгу Синицкую. Тогда в отряде седьмую бригаду стали звать истинной бригадой МЧС, намекая на аббревиатуру из первых букв фамилий – Мостовой, Чистяков, Синицкая. Игорь тогда был склонен к философствованию и всех уверял, что это Промысел божий, который неизбежно ниспошлет удачу славной команде. Сейчас шутить на эту тему не стоило. После недавнего, так неудачно закончившегося их с Борей похода в гости к Ольге, когда они крепко поссорились, отношения с девушкой продолжали быть натянутыми. Парни изо всех сил старались исправить положение, но Синицкая была с ними холодна, как горный снег.

– Что решил? – уже серьезно спросил Борис.

– Перекинуть фал на ту сторону, закрепить. А потом переправить меня с болгаркой. Я заднюю дверь вскрою и выведу детей.

– С болгаркой долго. Возьми отжим, так будет быстрее. Двери, в принципе, можно будет и руками раздвинуть, но с инструментом проще.

Отжимом называли специальный стальной инструмент, который представлял собой как бы кусачки-болторезы, но наоборот. Та же система двойного рычага, которая повышала в добрый десяток раз усилие человека, только рабочие губы инструмента при этом не сжимались, а разжимались. Это было изобретение Мостового, которое ему сделали на одном из заводов на заказ. Правда, Чистяков подозревал, что Боря где-то эту игрушку все же подглядел, а не родил своим мозгом инженера. Поэтому он и отмахивался от предложений Игоря запатентовать инструмент.

Пока Чистяков бегал за снаряжением, Мостовой подозвал милицейского сержанта с той стороны моста и велел ему подогнать и поставить позади и правее автобуса свой «уазик». За его бампер он намеревался зацепить фал Игоря. Но Чистяков сообразил и то, что не успел сообразить Борис. Он подогнал их служебную «Газель» и поставил ее в пяти метрах, не доезжая разрушенного участка моста. Мостовой ругнулся вполголоса и погрозил Игорю кулаком.

– Сдай назад метра на два, чудило! Рухнет опора, и все полетит вниз!

– Не боись, Боря! – крикнул в ответ Чистяков, привязывая конец фала к буксировочному кольцу на бампере «Газели». Подбежав с мотком толстого капронового фала, он с одобрением увидел сержанта с его «уазиком» на той стороне. – Все организовано, я смотрю.

– Дай сюда, ты не докинешь, – проворчал Боря, забирая у Игоря моток веревки с титановым раскладным крюком на конце.

Раскрутив веревку с крюком, Мостовой запустил ее на ту сторону. Сержант в момент, когда ему надо было ловить веревку, шарахнулся назад. Толчок в разрушенную опору был таким сильным, что нос автобуса просел сразу сантиметров на пятьдесят. Внутри закричали дети.

– Твою мать! – заорал Мостовой своим зычным голосом, перекричав рев потока. – Что скачешь там, как девка на смотринах! Стой и лови!

Со второй попытки милиционер все же поймал веревку и поволок ее крепить за бампер. Чистяков, застегивая на груди страховку, с сожалением понял, что фал придется резать или он будет совсем потерян, когда мост – не дай бог, конечно – рухнет. Сержант вязал фал на бампере своего «уазика» простым двойным бабьим узлом. Восемьдесят килограммов веса Чистякова затянут его так, что потом уже ничем не развяжешь. Плюс сейчас машинами его натягивать придется.

На той стороне наконец нашлись не очень слабонервные люди. В хвост колонне машин пристроилась пыльная фура с саратовскими номерами. Водитель, лохматый здоровенный мужик, и его молодой напарник в полосатой майке подошли к группе шоферов. Выяснив, что там случилось, и внимательно посмотрев на торчащий зад автобуса, дальнобойщики стали что-то кричать и махать руками. Наконец, молодой бросился к кабине, откуда-то вытащил монтировку и устремился бегом вместе с напарником на мост. Лейтенантик попытался задержать дальнобойщиков, но те даже не стали с ним разговаривать.

Когда Чистяков закрепил свой фал и подошел к самому краю разрушенного моста, то через заднее разбитое стекло из автобуса уже подавали детей. Наконец-то там нашлись люди с соображением, удовлетворенно подумал Чистяков. Первыми вытащили плачущих детей, у которых, судя по всему, были переломы и другие повреждения. Спасатель представлял, что творилось в салоне в момент аварии, когда на сидевших в передней части салона во время толчка повалились и тюки с бельем, и сиденья задних кресел. Через это месиво воспитательница их сейчас как-то умудрялась подавать шоферам. А вот с самим водителем автобуса, кажется, проблемы, решил Чистяков, скользнувший по фалу на противоположную сторону моста.

До бушующего под ногами потока было метров пять, но грязные брызги и пена долетали даже сюда. Скользя по веревке, Чистяков с ужасом понял, что полуразрушенная бетонная опора, с которой свисал автобус, держится на честном слове. Рухни она сейчас, и в воду полетит и сам спасатель, и «пазик», и милицейский «уазик».

Лейтенант мужественно встретил Чистякова и помог ему взобраться на вздрагивающие от ударов стихии остатки моста.

– Все? – быстро спросил Игорь милиционера, провожая взглядом группу детей, часть из которых мужики уносили подальше от моста на руках.

– Водитель там остался. Кажется, ранен.

Чистяков без дальнейших рассуждений бросился к задней части автобуса, кинул теперь уже не нужный инструмент и, подтянувшись на руках, забросил свое тело в салон автобуса через заднее разбитое стекло. Теперь, находясь внутри, он до конца понял тот страх, который испытали дети и их воспитательница. Пол находился под углом градусов в тридцать. Через баррикаду из сорвавшихся со своих мест мягких сидений задних кресел и узлов с бельем пробираться пришлось ползком в щель под самым потолком. Как их тут совсем не покалечило, подумал спасатель.

Водитель был без сознания. Он бессильно свесил руки и навалился грудью на руль. Толстое оргстекло, отделявшее отсек водителя от салона, выдержало, лишь треснув в нескольких местах. Это было хорошо, потому что у Чистякова было место для маневра.

Первым делом спасатель, подтянувшись руками на поручнях под потолком, двумя ударами обеих ног одновременно выбил остатки лобового стекла. Тут же перед ним показалась раскачивающаяся вместе с мостом физиономия Мостового.

– Как он?

– Дышит, – ответил Чистяков, приложив пальцы к шее водителя автобуса. – Только у него кровь изо рта идет. Боюсь, что проломлена грудная клетка и пробиты легкие.

Борис лег на живот и просунул голову в салон.

– Подавай мне его прямо отсюда, – предложил он Чистякову.

– Борька! Исчезни! Если автобус еще немного просядет, то тебя как масло напополам разрежет.

– А ты пошевеливайся! – заорал Мостовой. – С такими повреждениями у пострадавшего каждая секунда на счету.

– Боря, – умоляюще попросил Игорь. – Давай, но только не так. Я на него сейчас свою страховку надену и с сиденья стащу. А ты за ремни его и вытянешь, хорошо?

Мостовой ругнулся и исчез. Игорь стал быстро снимать страховочную обвязку и прилаживать ее под мышками у раненого водителя. Стащив тело с сиденья, он перевернул его на спину и стал подталкивать к лобовому оконному проему. Появилась здоровенная рука Мостового, ухватила за ремни и одним движением вытянула раненого на мост. Чистяков ухватился за поручни и собрался ногами вперед выбросить свое тело следом. Но в этот момент автобус шевельнулся, как живой, и со страшным скрежетом, сминая, как бумагу, переднюю часть крыши, пополз вниз.

Чистякова как будто обдало холодным душем, когда он представил, что с ним было бы, успей он бросить свое тело вперед. Кишки бы точно сейчас висели на арматуре. И только потом он испугался, что автобус вот-вот рухнет в бушующий грязный поток. Кувыркать его и тащить по камням будет так, что нечего и думать выбраться. Скорее всего, просто завалит содержимым салона, а потом задушит ворвавшейся внутрь через разбитые окна грязной жижей.

Спасатель оглянулся назад и оценил ситуацию как весьма хреновую. Вся куча хлама сползла вперед во время последнего толчка. Если сейчас броситься через нее, то запутаешься и будешь скользить, как по осыпающемуся под тобой бархану. Плевать! Чистяков оперся одной рукой о руль автобуса, другой – о металлическую трубку каркаса ограждения водительской зоны и ударил ногами в стекло. Что водительскую дверь заклинило, он нисколько не сомневался и не стал терять времени на подтверждение. Он со второго раза выбил стекло и еще тремя ударами сломал и вывернул наружу стойку форточки. Теперь он мог, в принципе, попытаться просунуть свое тело наружу.

Развернувшись, Чистяков полез теперь уже головой вперед. Автобус под ним беспрестанно шевелился и ерзал, причем сразу в двух плоскостях. Страшный скрежет рвущегося металла не заглушался даже грохотом потока, доносящегося снизу. Высунувшись из окна автобуса по пояс и опершись рукой о кронштейн бокового зеркала, Чистяков сразу же увидел качавшуюся чуть в стороне веревочную петлю. Молодец Боря, похвалил Чистяков мысленно друга, не забыл, как вязать скользящий узел.

Теперь спасателю оставалось только просунуть в петлю одно плечо и голову, а потом уже не страшно и повиснуть. Борис наверху увидел, что Игорь достаточно выбрался из автобуса, и пододвинул петлю ближе. Рывок оказался достаточно сильным, чтобы выдернуть тело спасателя из кабины. Если бы он не успел пролезть в петлю, то наверняка полетел бы во взбесившуюся реку. Петля больно врезалась под плечо. Если бы не плотная куртка спасателя, то кожу содрало бы напрочь.

Чистякова дважды ударило о борт автобуса, прежде чем веревка поползла вверх и потянула его. Спасатель поднял голову – прямо перед ним хищно ощетинились рваными изломами перекрученные шипы стальных арматурин. «Тихо, Боря», – тихо приговаривал Чистяков, перебирая руками по раскрошившемуся бетону.

Через несколько секунд удалось ухватиться за прутья и найти опору ногам. Мостовой сверху держал веревку в натянутом состоянии, давая возможность Игорю преодолеть опасный участок излома бетонных конструкций. «Неужели он меня один держит, бугаина?» Чистяков поднял голову и увидел на самом краю ноги Мостового. Судя по тому, как у него была перекинута через плечо веревка, сзади страховал кто-то еще. Наверное, ребята подъехали.

Наконец, под руками ощутился и край дорожного полотна. Чистяков уперся руками, но внизу почувствовался треск разрываемой ткани – все-таки он зацепился штанами за железку. Спасатель опустил глаза вниз с намерением освободить ногу без особого ущерба для штанов. И в этот момент полуразрушенная опора не выдержала грязевого напора. За спиной послышался такой грохот, что Чистяков непроизвольно втянул голову в плечи. Автобус, зацепившийся рваным металлом кабины за целую часть моста, не повалился на бок, а пополз своей задней частью на Чистякова. Спасатель решил плюнуть на штаны и рывком втянуть свое тело на мост.

Все произошло в какие-то секунды. Впервые Чистяков ощутил то, что в книгах обычно рисуют как ледяное дыхание смерти. В ситуацию, до такой степени безнадежную, он попал впервые. Мысль, которая мелькнула у него в голове, была короткая, как выстрел, – «конец». Фал, натянутый над бездной для его же переправки на ту сторону и закрепленный на бамперах «Газели» спасателей и милицейского «уазика» на той стороне, вдруг пополз на него, чуть ли не звеня, как струна. Это ползущий на него автобус надавил своей многотонной массой на фал. Еще секунда, и «пазик» стянет в реку и милицейскую машину, и спасательскую. А еще он смахнет с моста Чистякова, который застрял на самой кромке, и никто его не удержит.

«Вот так из-за идиотов и гибнут хорошие люди, – успел подумать Игорь с сожалением. – Если бы на той стороне был человек умнее или находчивее, то он не стал бы вязать узлы. Порвись же, веревка! Ты рассчитана на вес трех-четырех человек, ну, может быть, пяти. А «уазик»-то весит больше полутора тонн. Порвись!»

То, что произошло дальше, было настолько невероятно, что у Чистякова исчезли из головы все остальные мысли. Верный могучий друг Боря уперся спиной в натянутый как струна фал. Его ноги скользили по бетону, лицо налилось кровью. Он пытался остановить сползание фала на Чистякова, не понимая, что не сможет удержать тонны веса. Борьба длилась секунду или две, и капроновый фал не выдержал.

Мостовой грохнулся на спину и покатился по бетону. Фал, сверкнув в воздухе, как гигантский хлыст, безжизненно повис, оборвавшись где-то сзади, за спиной Чистякова. Спасатель, обдирая колени и кожу на руках, разрывая в клочья материал штанов об арматуру, как обезьяна, влез на дорожное полотно и откатился от края. На него обрушились клубы пыли, фонтаны грязи и воды. А рядом уже топали ноги в черных форменных берцах.

Пытавшегося встать на ноги Чистякова тащили к машинам, он отбивался, пытаясь оглянуться на Мостового. Наконец, его отпустили. Боря, прихрамывая и морщась, шел к нему живой и здоровый. Игорь опустился обессиленно на бетон.

– Ох, и устал я тебя все время спасать, – мотая головой и заходясь в кашле, прохрипел Боря. – Все время ты за что-то норовишь зацепиться.

– Борь, – не слушая друга, спросил Игорь, – ты в самом деле намеревался удержать спиной автобус на веревке?

– Да, моя спина это надолго запомнит! А что было делать? Я же видел, что тебя вот-вот размажет.

Через несколько минут друзья сидели перед Ольгой – один без штанов, другой без куртки и футболки – и шипели, когда Синицкая обрабатывала им ссадины. Переглянувшись и подмигнув друг другу, они решили сделать еще одну попытку, воспользовавшись ситуацией.

– Оля, мы сегодня герои! – похвалился Чистяков. – Ты нами гордишься?

– Пусть Родина вами гордится, – буркнула Синицкая.

– Значит, ты нас еще не любишь, Оль?

– Терпеть вас, дураков, не могу!

Было ясно, что Ольга на них дулась, но уже не очень. Всю смену она вообще не разговаривала с ними, отделываясь служебными фразами. А теперь она хоть обзываться стала. Прогресс!

Встретившись вечером, помятые и угрюмые спасатели стали думать, как им мириться с Ольгой. Чистяков окончательно запутался в вариантах и предложениях. Ничего путного в голову не лезло.

– Кончай нести эту бредятину, – предложил Мостовой, – и давай лучше поступим, как Оля намекнула. Просто и надежно.

– Когда намекнула? – не понял Игорь.

– Тогда! – веско ответил Боря. – Помнишь, она нас попрекнула, что при серьезных намерениях к девушкам ходят с цветами, а не с вином и фруктами?

– А мы что, с серьезными намерениями к ней тогда приходили? – попытался пошутить Игорь, но, посмотрев в лицо друга, решил не продолжать.

То, что Боря был влюблен в Ольгу, но как-то по-своему, тихо и ненавязчиво, Игорь знал. Наверное, догадывалась и Ольга, но так за ней не ухаживал никто. Игорь считал, что нужно быть активнее, тогда Мостовой будет конкурентоспособен. Синицкой более активных ухажеров хватало, но своего выбора она почему-то еще не сделала. Обсуждать этот вопрос Боря категорически отказывался, и между друзьями он считался как бы табу.

– Ну, хочешь, я поднатужусь и сочиню ей стихи, – предложил Игорь.

Он закатил глаза, театрально раскинул руки и разразился экспромтом:

 
«МЧ» без «С» как день без солнца,
Без звезд на небе и луны.
Тарам-тарам-тарам-тарам-там,
Тобою будем спасены!
 

– Смотри не пукни от натуги, Есенин, – буркнул без улыбки Мостовой.

– Ну, это еще все сыро, – серьезно махнул рукой Чистяков, – но если доработать…