Текст книги "Шествие с ума"

Бензол

Николай вынырнул из подземного перехода и расчихался. Яркое солнце, прыснув в лицо Николая своими лучами, напугало его. Под землёй всё было понятно: стены, потолок, движущаяся дорожка эскалатора, люди, идущие попутно и навстречу. А когда эскалатор вынес его на поверхность и повёз дальше вдоль улицы Балчуг, всё сбилось, всё стало слишком сложно. Несовершенное человеческое сознание никак не могло свыкнуться с мыслью об абсолютной безопасности, с тем, что всё это движущееся многообразие – накатывающиеся крупным планом геликоптеры, резко перестраивающиеся автомобили и двигающийся посреди всего этого эскалатор – находится под чётким контролем системы.

«И я – часть этой системы», – Николай думал об этом с гордостью и обречённостью, со страхом и надеждой.

Навстречу на эскалаторе проехали пожилой мужчина в тельняшке и мальчик лет десяти, который крутил головой во все стороны.

«Туристы. Наверно, мальчишка ещё не знает своего будущего…» – мелькнула мысль, и Николай вспомнил момент тестирования, этот самый важный момент в жизни каждого человека.

Четвёртый класс начальной школы. Все четвероклассники по всей стране проходят генеральный тест на уникографе. Сканируются ДНК, особенности мозговой деятельности и нюансы рефлексии. И, наконец, выносится приговор. Приговор, который определит судьбу. Приговор, который нельзя будет отменить никакими кассациями. Его результатом является пожизненная специализация. Кого-то приговаривали быть архитектором, кого-то лётчиком. И только если разница в баллах между первым и вторым местом была незначительна, подростку давалась возможность выбрать свою судьбу.

В отношении Николая было вынесено решение, что он будет химиком с уклоном в биологию. Он стал генетиком. На втором месте в списке профессий был политик, который уступал химику. Бесхитростность Николая сделала разрыв критическим…

Вся процедура пронеслась в голове Николая, пока он смотрел на проезжающего мимо него мальчика, а подняв взгляд на его дедушку, он вспомнил о собственном деде, который был капитаном.

Николай как-то полез к нему:

– Почему у тебя нет трубки и бороды?.. Какой ты капитан?

– Ну знаешь, Коля, у меня и попугая на плече нет. Сейчас десантники тоже не с мечами бегают, – парировал дед. – Давай я тебя лучше узлы научу вязать, может, пригодится.

– Зачем мне? Я химией занимаюсь. Нам велено формулы изучать, – сдерживал своё внутреннее любопытство Николай.

– Вот и я про то же. Давай покажу, как сложные молекулы в булинь сворачиваются. Есть целый раздел математики про узлы, – не отставал дед.

– Да ну тебя. Где узлы и где математика? – отмахнулся Николай, скрыв свой интерес.

Дед вновь пропадал на полгода, а Николай усердно штудировал учебники, изучая митохондрии и лейкоциты.

«Я стану генетиком. Буду синтезировать справедливых и честных людей. Система – это здорово! Уже несколько лет я не слышал ни о каких авариях, всё предугадывается и предвосхищается. Но… со стороны я похож на муравья. Может ли муравей что-то сказать о своей жизни? У меня запротоколирован весь день. Я знаю, что произойдёт через год, через три, через пять! Это что, и есть жизнь?» – ужаснулся Николай и чуть не проехал мимо кафе «Старбакс» недалеко от Большого Москворецкого моста.

Хотя на поверхности скорость уменьшалась, поскольку район считался туристическим и всё было рассчитано на гостей столицы, Николай, сходя с эскалатора, сбился с шага и чуть не растянулся перед входом в кафе, где стояла табличка: «Открывайте дверь по старинке!»

Сканер, приводящий дверь в движение, беспомощно глядел Николаю в лицо своим белёсым глазом, как бы извиняясь перед ним за то, что придётся приложить физическую силу.

Николай с трудом распахнул входные двери и попал в трюм кафе. Дом, в котором оно располагалось, напоминал пятипалубный пароход. Но перепад давлений был, скорее, как на подводной лодке. Дверь жёстко, металлической ручкой в бок, втолкнула Николая внутрь, будто говоря: «Не надо стесняться».

Николай оглянулся и тихонько чертыхнулся:

– Давно аварий не было!

Вытяжная вентиляция на кухне кафе выбрасывала кофейные ароматы на улицу, создавая разряжение и забирая плотный, резиновый воздух снаружи. За бортом стоял безветренный июльский вечер. В горле города першило от пыли, поднятой автомобилями и перемешанной с выхлопами. Но посетители не замечали этого – в кафе воздух охлаждался и лицемерно обдувал их, создавая иллюзию комфорта.

Они на самом деле вообще мало что замечали. Основная жизнь циркулировала в виртуале, и она была гораздо плотнее московского воздуха.

Картина, которая предстала перед Николаем, напомнила ему конвейер, а посетители – заготовки, которые в процессе обсуждения планов, заключения контрактов и поедания пищи обрабатывались и превращались в необходимые обществу вещи.

«Я тоже заготовка, но конвейер важнее любви» – отмахнувшись от чего-то, подытожил Николай, стряхнул наваждение и вошёл в зал. Девушка, судя по пустой тарелке, проходившая финишную обработку, смерила Николая взглядом, и не обнаружив ничего особо выдающегося, вновь вернулась к своей виртуальной подруге, сидящей на виртуальном стадионе в новом платье, меняющем цвет от хлопка рук.

«Ну и ладно, мне всё равно» – отвернулся Николай. Он хотя и был почти метр девяносто, но выглядел рыхло и не давал повода для иллюзий.

Отвернувшись, он напугался, выпав в большое помещение – при помощи огромного зеркала зал резко расширился, и там Николай обнаружил себя, круглолицего брюнета с печально-улыбчивыми глазами. Его массивность маскировала собственный возраст, ему давали от двадцати до тридцати лет. На самом деле он только что закончил химфак МГУ, и ему исполнилось двадцать три.

Взгляд скользнул вниз, обнаружив мешковатые джинсы – последний раз в магазине не оказалось его размера, и Николай, понимая, что не скоро соберётся туда вновь, купил брюки на два размера больше.

– Такие невероятно большие брюки, наверно, носят боги?

– Скоро все будут такими богами. В нашем здании открыли «Макдоналдс», – опустила Николая с Олимпа продавщица.

Геометрия пространства кафе и расположение столов напоминали о конвейере: пришёл, поел, иди дальше. Роботы-официанты моментально приберут рабочее место, подготавливая станок к новой заготовке – к новому посетителю.

«Квадратные столы, квадратная посуда, квадратные проходы, квадратная одежда, квадратная жизнь – всё технологично», – думал Николай, проходя через зал. Делая очередной шаг, он почувствовал угрозу – один из светящихся квадратов в полу, которые обозначали траекторию движения роботов-официантов, был тёмным. Видимо, перегорела лампа. Николай дёрнулся и аккуратно перешагнул потенциальную опасность.

Уже в конце зала он обнаружил своего друга – физика Вениамина, спрятавшегося в тёмном закутке. Тот создал целую армию каких-то существ из салфеток и разворачивал между ними военную баталию.

Николай с размаху сел в кресло, как будто весил не более семидесяти килограммов. Кресло выпустило воздух и успокоилось, смирившись со своей судьбой. Николай хлопнул приятеля по ладони и продекламировал:

– Все знаки Бога налицо, скрутила жизнь бензол в кольцо.

– Привет! Спасибо, что не забываешь! – улыбнулся Вениамин, уронив под стол уродца, напоминающего лягушку с треугольной головой.

Пока Вениамин выныривал из-под стола, Николай начал делиться впечатлениями:

– Привет! Никак не сделают замедлитель эскалатора напротив входа, уже несколько раз писали об этом на форуме. Я чуть не упал, когда сходил с дорожки. А ещё мне сейчас вместо кафе представился производственный цех и станки…

– Ага. Мужики в робах и женщины в халатах. Так было раньше. Теперь в цехах чистота, только убаюкивающий шум подшипников в приводах робота, выдающий присутствие жизни, точнее говоря, не-жизни, а ещё точнее – нежити, – пытался пошутить Вениамин. – Что-нибудь ещё из моего помнишь?

– Идёт на вечный бой иммунитет, из антител несёт с собой кастет, – процитировал Николай.

– Это из раннего. Я давно не пишу так грубо. Сейчас бы написал так: лабает джаз на ДНК иммунитет, с мелодией не справился квартет… Ну ладно, хватит псевдопоэзии. Как дела? – спросил Вениамин, дружески взяв Николая за запястье.

Хотя он и был худощавым, но его руки обладали необычайной силой. В институте побеждал в армрестлинге. Такой же высокий, как и Николай, голубоглазый шатен. Края губ немного поджаты в ироничной улыбке.

– В общем норм, но не могу избавиться от ощущения, что не принадлежу себе. Были случаи, когда я смотрел на свою руку, держащую стакан или ложку, и мне казалось, что реальная рука в это время висит вдоль тела или лежит на колене. А то, что в воздухе передо мной, – это что-то чужое, на что я могу влиять только незначительно, и оно изучает меня. Я смотрю на свою руку, а она смотрит на меня. Ощущение жуткое. А вдруг она вцепится мне в горло?.. И сны! Мне приснилось, что я клетка в каком-то гигантском организме и у меня со всех сторон другие клетки – справа и слева, снизу и сверху, и я пытаюсь выглянуть из-за них, и на какое-то мгновенье у меня это получается. И то, что я вижу, сковывает меня экзистенциальным ужасом – во всех направлениях, сколько взгляда хватает, такие же клетки. Я начинаю задыхаться! Наверно, это клаустрофобия, – подытожил Николай, опустив одного из салфеточных чудищ в нагрудный карман, и подёргал его, изображая страх.

– Да нет, друг мой. То, чем ты занимаешься, – химия и биология, – это социализация физики. Физика изучает индивидуальное. Когда объектов больше, чем два, она подымает лапки кверху и говорит, что это не её. В отличие от этого биология и химия изучают статистический аспект в природе, изучают социализацию индивидуального. Могу поспорить, что на втором месте в контрольном списке, когда ты в школе проходил генеральный тест, был политик, – прищурил глаза Вениамин.

– Откуда ты знаешь? – удивился Николай.

– Откуда? Из Бермуда, – срифмовал Вениамин. – Как ни странно, но это близкие области: химия и политика. Политик всегда в кольце – неважно, друзей или врагов, но всегда в кольце. В моём генеральном тесте на втором месте был поэт. Поэзия, подобно физике, изучает уникальное в природе, а потом обобщает его и передаёт на вооружение политикам, – Вениамин вдруг замолчал, видимо, задумавшись о чём-то.

«Не знаю, кто я? Но именно химия преследует меня не только наяву, но и во сне. Может, я изменяюсь? Может, во мне что-то запускается новое прямо сейчас?»– подумал Николай и заметил неосторожный взгляд рыженькой девушки, сидящей за соседним столиком слева. Он только сейчас обратил внимание на её яркое чёрно-жёлтое платье. В её глазах скользнул огонёк, и тень улыбки пробежала по губам. Она пригубила капучино, надела очки и вновь углубилась в экран. На очках появилась текстура монитора – они ретранслировали изображение. В следующий момент сквозь него проявились глаза – девушка тоже подсматривала за Николаем, меняя яркость в линзах. И вдруг они забликовали, распавшись на тысячи пикселей – какой-то сбой произошёл в программе гаджета. Девушка засуетилась, пытаясь выйти из неловкого положения.

– Коля, Коля, – дёргал Вениамин Николая за руку. – Я тут задумался. Я, хоть и изучаю что-то индивидуальное, а всё равно, как твоя клетка в организме, нахожусь внутри, – послышался вновь приятный баритон Вениамина.

– А в твоём списке основных профессий певца не было? Тебе бы в оперетту, – решил пошутить Николай, демонстративно схватив ложку, словно микрофон, и изображая певца.

– Не было. Был киллер. Будешь мешать мыслить – ликвидирую. Я тут подумал о том, что коллективное неминуемо собирается во что-то индивидуальное, становится целым. Что такое группа клеток? Это симбиоз. Они помогают друг другу кормиться, выживать. Группа всегда экономичнее, чем каждый по отдельности. И теперь – главная мысль о переходе количества в качество. Когда количество участников в коллективе превышает определённое число, он становится из просто набора чем-то целым. Очень интересно: когда мозг стал мыслящим?.. И сколько должно собраться вместе людей, чтобы превратиться во что-то большее, чем просто социум?..

– Но в мозге слона больше клеток, чем у нас, а он неразумен! – сразил Николай.

– Умница! Но дело в том, что важно не количество самих клеток, а количество связей между ними. Представь: даже если бы клеток было всего сто, то связей между ними можно выстроить столько же, сколько звёзд на небе. И этим мозг человека отличается от слоновьего: у него связей гораздо больше. Возвращаясь к социуму, можно сказать, что он станет разумным, когда каждый человек будет включён в максимальное количество связей, или, иначе говоря, социальных структур, – парировал Вениамин.

Скрытый динамик под столом произнёс:

– Сделайте заказ, пожалуйста.

Одновременно с этим появилась дублирующая надпись на столе. Столешница была большим монитором, надписи высвечивались для каждого посетителя индивидуально. Электронный, но приятный голос продолжил:

– Для выбора используйте джойстик, встроенный в торец стола, меню будет отображаться на экране слева.

– Может, по капле? – спросил Вениамин, прищурившись.

– Ты что? Если узнают, что нам ещё нет двадцати пяти, то дисквалификация неминуема. Это на три года назад. И снова корячиться лаборантом… – лицо Николая передёрнуло от возможного исхода.

– Я с собой принёс. Никто не узнает. Добавим прямо в кофе, – соблазнял физик.

– Нет. Опять ходить в зелёном халате… Это ужасно, – не сдавался Николай.

Он вновь заметил улыбку, скользнувшую по веснушчатому лицу рыженькой девушки. Её, видимо, насмешила гримаса, возникшая на лице Николая, – оно стало зеленоватым от испуга, в тон представленному халату.

Николай смутился и попытался тоже улыбнуться. Но получилось так, будто он передразнил девушку. Она снова надела очки и ушла в виртуальный мир.

Николай вытащил салфеточное чудище из кармана, достал из смартфона многоцветную ручку и пририсовал ему очки, а потом выкрасил тело в чёрно-жёлтый цвет.

Вениамин продолжал:

– Как знаешь. Я заказываю гречку с бифштексом и капучино. Здесь вкусная гречневая каша. Так вот, я продолжу. Жизнь людей – это симбиоз и паразитизм. Кто-то впрямую паразитирует на другом, кто-то занимается плагиатом. Если представить, что общество людей подобно обществу клеток, то можно прийти к нехитрой мысли: когда количество социальных структур превысит некое число, наш социум и вся Земля станут мыслящими! Представь скоординированную мысль, бегущую по тысячам или миллионам человек, очищенную от субъективности и доведённую до гениальности. Уф! – выдохнул Вениамин, сам удивившись своей тираде.

– Слушай, слушай! – перебил Николай. – А что такое стволовые клетки в твоей метафоре? Они же могут приобрести любую специализацию и податься хоть в политики, хоть в музыканты…

– А это те, кто может себе позволить каплю виски и выйти из своих пределов, – усмехнулся Вениамин и продолжил: – У нас в классе был мальчишка, тест которого привёл в замешательство комиссию: у него на несколько специализаций баллы были примерно одинаковы. Он мог стать кем угодно. И тут есть ещё одна важная мысль! Все клетки делятся на две существенно разные половины. Первая – из твоего сна, где куда ни глянь, в окружении любой клетки или человека находятся другие, и так, кажется, бесконечно. И вторая половина – пограничные клетки или, опять же, люди-пограничники, которые взаимодействуют с внешней средой, в которой что-то постоянно меняется, и в этом есть какая-то стволовость, они подстраиваются под эти изменения, – рассказывал, увлекаясь, Вениамин.

– Да… А у меня ничего не происходит… – снова перебил Николай.

Но не успел он договорить, как резкий металлический звон резанул по ушам.

Николай инстинктивно пригнулся и опасливо посмотрел в сторону. Там ребёнок лет шести выронил стальной игрушечный танк, который ударился о ножку стола. Николай перевёл взгляд вправо на рыженькую девушку – она снова скользнула по нему улыбкой и отвернулась. Он тоже смирил своё любопытство и всмотрелся в меню.

– А я закажу салат с протеинами и морс. Пытаюсь похудеть, начал каждое утро плавать. У нас дома ванна с противотоком, – нервно проговорил Николай.

Вдруг мужчина средних лет, сидевший позади Николая, зашёлся сильным кашлем и долго не мог остановиться. Николай брезгливо оглянулся.

– На дворе июль, вот бедолага… Замечаешь, что вирусы стали прилипчивее?.. Наша кожа только покроется защитным слоем, как мы давай стирать его разными шампунями. Горло тоже оголяем полосканиями. Это как раньше между странами была нейтральная территория, где можно было скомпенсировать политические неразберихи. Земля дорогая, нейтральную территорию разделили, теперь пограничники стоят лицом к лицу, так и вирус соприкасается с оголённой поверхностью кожи, – пошутил Николай.

– Шутки шутками, а ты сечёшь в корень. Границ между государствами и правда осталось немного. Прав был Джордж Оруэлл – сожрали большие страны своих мелких соседей. А если говорить про стволовые клетки, то они подобны шпионам: адаптируются под любые внешние условия, – продолжил шутку Вениамин.

– Кстати, моя специализация в аспирантуре – зрение. Представляешь, Веня, рецепторы в зрачках, которые поглощают свет и переправляют эту информацию в головной мозг, обнаружили в простейших, которые гораздо древнее человека. И те поглощают свет не для познания окружающего мира, а примитивно, – для того чтобы кушать. Новый симбиоз сменил специализацию фермента.

В этот момент подкатил робот-официант и привёз заказ.

– А не стволовые, специализированные клетки, которые случайно по воле судьбы оказываются на границе, чаще всего погибают, – задумчиво выдавил Вениамин.

Пока он произносил слово «погибают», воздух сгустился и непонятная дрожь прошла по полу. Что бы это могло быть? – у Николая не было ни единого предположения. Метро в этом месте Москвы очень глубоко, да и сейчас поезда бесшумно движутся на пневмоподушке.

Состояние тревоги усилилось. Николай огляделся, пытаясь найти её источник. «Это уже не игрушки» – вздрогнул он. На улице всё ещё было светло, и прохожие шли не торопясь. Вдруг резкий толчок подбросил посетителей кафе в воздух. Плита пола начала проваливаться вниз, вырывая арматуру, сшивающую здание.

Пятипалубный пароход получил мощную бортовую пробоину. Оголилась часть подвала, и было видно, как земля в нём проваливалась всё глубже и глубже. Скрежет кромсал пространство и рвал его. Николай вместе со стулом приземлился и начал скатываться под уклон, но в этот момент чья-то рука выхватила его со стула и остановила. Мимо, накренившись, с невыразимой надменностью в фотодатчиках просквозил робот-официант. Небьющаяся посуда билась с глухим звоном, и её осколки безнадёжно скатывались вниз. Этот звон, как набат, извещал о том, что привычный мир рушился.

Светящиеся квадраты исказились и начали искрить, замкнувшись в своём непонимании происходящего. Николай резко посмотрел вверх и увидел обескураженное лицо Вениамина, который держал его за руку. Стул с лязгом укатился.

Резкий визг заставил Николая перевести взгляд вправо, и он увидел, как чёрно-рыжее пятно движется под уклон плиты. Пыль стояла столбом. Девушка скатывалась на спине и руками пыталась ухватиться за что-нибудь. Когда она должна была уже свалиться с плиты в чёрную, непонятной глубины яму, зев, раскрытый зданием, её рука нащупала арматуру и ухватилась за неё. Но одновременно с этим колонна, подпирающая балкон, где был расположен второй уровень торгового зала, обрушилась, сотрясая плиту, на которой они втроём находились. Девушка не удержалась, скатилась дальше и повисла на руках. Вениамин что-то кричал Николаю. Тот наконец сосредоточился и расслышал:

– Найди верёвку, а я скачусь к девушке. Вытащишь нас по очереди. Я пошёл.

Вениамин, присев, на ногах скатился вниз. Сумел в конце задержаться, ухватившись одной рукой за арматуру. Николай, как зачарованный, смотрел на это действо. Вениамин схватил второй рукой девушку за шиворот и крикнул Николаю:

– Быстрее!

Николай пришёл в себя и дёрнулся к барной стойке. Подбежав, он визгливо закричал:

– Есть кто?

Администратор вылез откуда-то снизу.

– Есть что-то типа верёвки?! Может, штора? – навис Николай.

– Есть электрический удлинитель, но он короткий. Можно нарастить его барным стулом.

– А что произошло? – спросил, озираясь, Николай, пока тот искал удлинитель.

– Сам ничего не понимаю. Может, теракт, – промямлил администратор, скукожившись: в этот момент на пол упал кусок штукатурки и поднял облако пыли.

Несколько посетителей прижались к витражному стеклу, боясь оторваться и ожидая, что ещё произойдёт. Их путь к выходу тоже был отрезан провалом в полу. Они потихоньку вдоль окна семенили вбок, в сторону бара. За окном был всё тот же жаркий июльский вечер. Фасадная стена удержалась, но люди за окном уже начали стягиваться к зданию – видимо, скрежет разнёсся по улице. Снаружи вряд ли что-то было возможно разглядеть – пыль серебрилась на солнце, не позволяя заглянуть дальше двух метров.

Николай подскочил к краю провала. Вениамин, скрючившись, держался одной рукой за куски арматуры, а другой страховал девушку. Николай накинул кабель на перекладину между ножками и завязал на два узла свободный конец.

– Ловите! – крикнул он и, ухватив стул за спинку, бросил вниз второй конец кабеля.

– Наташа, перехватывайтесь! – крикнул Вениамин, перекрикивая девушку. Он уже успел выяснить её имя.

Она, не прекращая визжать, перехватила кабель и, вцепившись в него двумя руками, потянула на себя. Вениамин подталкивал её сбоку. Николай что было силы потянул стул вверх, через какое-то время подхватил кабель и вытащил девушку на горизонтальный участок. На счастье, она оказалась лёгкой.

– Лови! – крикнул Николай другу и вновь схватился за спинку стула.

Девушка вцепилась в ту же спинку и помогала тащить. Веня ловко перехватил кабель и, встав на ноги, потихоньку начал подтягиваться кверху. Когда он дошёл до середины, Наташа вдруг громко закричала, указывая на место, где кабель был привязан к перемычке стула. Узел начал развязываться, и свободный конец становился всё короче. Николай быстро потянул стул вверх, чтобы перехватить кабель. Он схватил левой рукой перемычку стула и уже занёс руку над кабелем, как тот соскользнул с перекладины.

Вениамин потерял равновесие и начал падать спиною вниз. Наташа и девушки, стоящие сбоку, завизжали. По пути Вениамин зацепился брючным ремнём за арматуру – это задержало его на доли секунды. Со звоном отлетела пряжка ремня.

Через секунду он пропал в темноте подземелья.

Николай оцепенел со стулом в руках, переведя взгляд от зияющей бездны, поглотившей его друга, на перекладину, где недавно был завязан узел провода. Наташа быстрее пришла в себя и потащила стул в сторону, пытаясь вывести Николая из транса. Наконец тот разжал руки и выпустил стул.

«Давай я лучше узлы научу тебя вязать, может, пригодится», – эхом звучало в голове Николая.

Входная дверь распахнулась, и в кафе вбежали пожарные, за ними вкатился робот-спасатель. Они быстро перебросили лестницу через провал в полу и помогли перейти заблокированным посетителям. Наташа закричала им, что вниз упал человек. Закрепившись на пластиковом армированном тросе, робот начал съезжать вниз. Но Николай не видел этого, он стоял и смотрел на перекладину стула. Тогда Наташа взяла Николая за руку и вывела его на раскалённую улицу.

– Я оказался на границе, я специализированная клетка, это я должен был погибнуть, – бредил Николай.

Людей около «Старбакса» было уже множество, полицейские оцепили полукругом фасад здания и не пускали их ко входу. Чужое горе влекло людей, и на лицах читалось: «Как хорошо, что меня там не оказалось».

Когда они уже вышли из человеческого кольца, к Наталье метнулся человек в штатском и начал задавать уточняющие вопросы о происшествии. Наталья дала ему визитку сотрудника Аэрофлота, попросив не задерживать их и сославшись на тяжёлое состояние Николая.

– Хорошо. Мы просмотрели камеры видеонаблюдения, и к вам нет вопросов. Тут многое ясно. Непонятны только причины. Если вы нам понадобитесь, мы вас известим, – отпустил их подошедший.

Начали подходить какие-то люди, что-то спрашивать, но Наташа сумела отмахнуться и от них, привела Николая в ближайшее кафе, усадила за столик и попыталась разговорить. Но Николай всё говорил про какой-то булинь. Тогда она откинулась на спинку кресла и разрыдалась. Напряжение последнего часа начало отпускать её.

Николай очнулся, вынырнув из прострации, и смог членораздельно произнести:

– Бензольное кольцо порвалось! Назад возврата нет! Я должен научиться вязать булинь. Я должен стать моряком. Я всегда хотел им стать. У нас в стране это невозможно. Мне не дадут. Я должен перебраться за границу. Я поеду на Чёрное море и как-нибудь уплыву из этой страны. Я ненавижу химию. Японцы вроде научились перепрограммировать клетки человека. Теперь они могут делать из клеток кожи любые клетки, например, клетки печени. И я тоже смогу перепрограммироваться.

– Конечно, конечно, у тебя всё получится, – сквозь слёзы говорила Наташа.

– Но я один! И против меня вся система. Это бесполезно. Она всё равно меня обнаружит. Мне кто-то должен помочь. Из друзей кто-то вряд ли. Они все внутренние клетки. Лаборатория, обед, сон, лаборатория. Мне страшно… – продолжил бредить Николай. – Может, ты поедешь со мной? – прервал себя Николай, обратив внимание на девушку.

– Ты о чём? Я не понимаю тебя.

– Я про то, что я решил изменить приговор генерального теста и стать моряком, но для этого мне нужно сбежать из этой страны, а один я это вряд ли смогу, мне нужен кто-то, кто поможет! – зачитал свой вердикт Николай.

– Не знаю. Очень неожиданно… Хотя я тоже что-нибудь бы поменяла. Меня угнетает эта чёткость линий. Можно попробовать. Тебя всё равно оставлять нельзя… Я туда и сразу обратно, – задумчиво закончила Наташа.

Николай, никак не отреагировав на последнее замечание, снял часы, распылил визуальметр в воздухе и направил на него луч проектора из часов. Через секунду объёмное изображение было сформировано. Николай активировал поисковик: «Трагедия в Старбаксе», – и на визуальметре появился новостной канал. Изображение было не очень качественным: то ли жидкость просрочена, то ли модель часов уже устарела. Но голос был чётким:

– Сегодня часть здания на улице Балчуг в результате трагического случая ушла под землю. Это произошло в результате подмыва фундамента подземным притоком Москвы-реки. В результате трагедии погиб мужчина, Нечаев Вениамин Степанович. При падении он ударился головой о бетонный обломок. Другой участник трагедии, Коротков Николай Исаакович, проявил мужество и спас девушку, вытащив её из каменной ловушки. Специальная комиссия занимается расследованием халатности, допущенной коммунальной службой. Принято экстренное решение провести экспертизу всех зданий, под которыми протекают эта и другие подземные реки.

Николай выключил трансляцию и замер.

– Вот, Веня, а я говорил, что ничего не происходит… Да, блин, теракт… Всю эту сложнейшую, напичканную электроникой систему государства нарушил какой-то маленький подземный приток Москвы-реки.

– А ты стал героем!

– Это не я. Это Вениамин герой! Это он тебя спас!

– Нет! Это ты спас! А то, что произошло с узлом, – это несчастный случай.

Николай завязал салфетку узлом и сильно дёрнул за края, порвав её.

– Предлагаю поездом добраться до Новороссийска, а там… как карта ляжет. В поезде легче затеряться. У меня в Новороссийске прадед служил. Это город-герой. Всегда хотел там побывать, но всё времени не хватало. Теперь его много, торопиться некуда, – обнулился Николай.

– Системе, Коля, без разницы, самолёт или город, хоть вся земля. Нас обнаружат везде. Поездом так поездом, я никогда не ездила на поезде.

Николай вдруг вскрикнул:

– Мама! Как же я про неё забыл! Как ей всё это рассказать?.. Хотя, наверно, она будет довольна, – Николай вскочил и заходил кругами. – Она была против специализации человека с раннего возраста. Мама говорит, что люди со своими тестами против Бога идут, будущее навязывают. Бог – это свобода, при кажущихся ограничениях. Но эти ограничения нужны, чтобы человек свои рамки видел, свои возможности. Без них – как в пустом пространстве, как в чистом поле – нет привязок к местности. В лесу гораздо проще ориентироваться. Здесь муравейник, там сломанная берёза.

– Коля, при чём тут Бог?.. Она же тебя может потерять. Подумай об этом.

– Я позвоню ей по пути домой.

* * *

Николай с Наташей договорились, что встречаются через три часа на Казанском вокзале, и пошли на выход из кафе. Но не успел Николай открыть дверь, как телефон тревожно зазвонил.

– Мама, – сказал Николай и в испуге остановился.

Она опередила его. Как оказалось, ей рассказали о случившемся коллеги. Выслушав сына, она подытожила:

– Я приеду на вокзал, там закончим разговор.

Николай по пути в свою съёмную квартирку на улице Косыгина позвонил в лабораторию химфака МГУ, где он работал старшим научным сотрудником, и взял отпуск за свой счёт. Квартира, где он жил, была неказистой, зато находилась близко к университету. Сборы не заняли много времени – тёплая июльская погода и презрение к одежде сделали своё дело. Это презрение, как и презрение ко всему мирскому, выработалось у Николая под воздействием мамы. Некоторые друзья называли это леностью.

Николай вызвал геликоптер-такси, решил напоследок посмотреть на Москву сверху – метро, как бы его ни модернизировали, оставалось метро.

Поднявшись над Москвой и обозрев её сверху, он подумал о том, что человек – странное существо: чем шире его возможности, тем в более узкие, специализированные рамки он себя загоняет. И поднимается он наверх, только чтобы удивиться, и тут же спускается обратно в свою (а может быть, чужую) жизнь. «Но в жизнь Вениамина уже окунуться не получится!» – резануло Николая. Он осознавал, что многие гримасы, жесты, ухмылки Вениамина и особенно поговорки навсегда останутся с ним и будут вечно напоминать о друге.

Приземлившись на крыше Казанского вокзала, геликоптер улетел на следующий заказ, а Николай отправился в высотную кофейню рядом, откуда можно было посмотреть с высоты птичьего полёта на площадь трёх вокзалов и подождать маму и Наталью.

Девушка появилась через десять минут. Николай впервые присмотрелся к ней – это была стройная, высокая шатенка.

«Настоящая стюардесса! А откуда я это знаю?» – удивился себе Николай, широко раскрыв глаза.

Он с необычным для себя чувством наблюдал за идущей девушкой. События в «Старбаксе» как будто бы открыли какие-то узловые шлюзы в его чувствах. Схемы, протоколы, графики ожили. Раньше он не позволял себе так откровенно рассматривать женщин. Наташа ответила печальной улыбкой и села рядом.