Текст книги "Разлом"

Валентин Холмогоров, Михаил Тырин
Разлом

© С. Лукьяненко, 2013

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Глава 1

Снег в Центруме – явление редкое, особенно здесь, в жарких и засушливых пустошах восточного Клондала. Дожди тут случаются тоже нечасто, хотя местные и болтают, будто раньше в протянувшихся вдоль границы Лореи предгорьях зеленели плодородные долины, а бесчисленные речушки несли свои шумные воды откуда-то с вершин Синего Кряжа, чтобы напоить колосящиеся золотом поля. Врут, наверное. Трудно представить, что вот этот унылый и безжизненный пейзаж был когда-то наполнен пением птиц и шелестом изумрудной листвы, не вписывается такая картина в местный суровый климат.

Высыпавший недавно снег уже подтаял, превратившись под ногами в хлюпающую жидкую кашу. Внизу, у подножия кряжа, он, наверное, и вовсе сошел на нет, однако здесь прохладный горный воздух еще давал ему призрачный шанс ненадолго продлить свой век. Подкованные подошвы башмаков оставляли на белом снежном покрове глубокие ребристые прогалины, а пальцы ног Алекс перестал чувствовать еще полчаса назад. Но любые неудобства можно перетерпеть, если для пользы дела. Снег, укутавший скалистые уступы бугристой рыхлой пеленой, надежно хранил следы. Следы беглеца, которого они преследовали вот уже четвертый час кряду.

Ступавший впереди Готир Гольм вполголоса выругался на клондальском, поскользнувшись на очередном камне, что прятался в снежном месиве. Ботиночки у него местные, антарийской работы, а значит – крепкие, но для скаканья по горам непригодные вовсе. Тут гораздо лучше подошли бы земные шнурованные берцы армейского образца. Жаль, большинство ширпотребовских моделей на гидрофобном резиновом ходу не выдержит местных реалий и расползется по швам буквально на второй день. Не живут в Центруме долго ни синтетический клей, ни микрофибра, ни искусственная резина, которую земные обувщики привыкли пускать на подошвы.

– Башку не сверни, – мрачно предостерег напарника Алекс, и из его рта вырвалось призрачное облачко пара.

– Не дождешься, – столь же любезно отозвался Гольм, перевесив чуть поудобнее болтающийся за спиной карабин.

Беглец, судя по оставленным на снегу следам, был один и направлялся по склону вниз, в долину, открыв портал где-то возле перевала – это место преследователи миновали еще утром. По всему выходило, что шел он с грузом и потому особо не спешил. Гораздо хуже другое: ходок имел фору часа примерно в два, и догнать его на скользких горных кручах было нереально даже налегке. «Не возьмем, так хоть спугнем, – зло подумал Алекс, пытаясь пошевелить пальцами в задубевших ботинках. – Тропа тут одна, если повезет, он прямо к секрету и выйдет».

У подножия Синего Кряжа, там, куда вела узкая извилистая стежка, располагался секрет шестнадцатой пограничной заставы, и уже примерно с полчаса там должны сидеть в наряде Хмель с Эльбаром. В последний год Ударник поставил службу крепко, а потому редкие вылазки на патрулирование пустошей, что практиковались среди клондальской пограничной стражи прежде, сменились регулярными и посменными дежурствами на наиболее опасных маршрутах. Эх, хорошо бы еще портативную рацию сюда, да вовремя предупредить ребят, чтобы организовали комитет по встрече. Но о такой роскоши приходилось только мечтать.

Низкое сизое облако цеплялось мохнатым брюхом за нависшую над тропой горную хребтину и сползало вниз по склону, выстилая туманной дымкой узкие ущелья по сторонам – шагнешь с тропы, и поминай как звали. Ледяной ветер лизнул щеку, бросил в лицо очередную пригоршню колючей снежной крошки. В носу защипало. Все-таки хреновая зима выдалась в Клондале в этом году. Холодная и сырая.

– Может, привал устроим? – с тоскливо-просительными интонациями снова заныл Гольм, и Алекс злорадно ухмыльнулся. Паренек был мало того что из местных, так еще ко всему прочему происходил из богатенькой семьи – его родной дядя служил какой-то крупной шишкой в Министерстве иных миров, организации, которой формально подчинялась клондальская пограничная стража. Он-то и пристроил племянника на шестнадцатую заставу, чтобы не болтался без дела. Несмотря на неплохое образование, Готир Гольм оказался типичным оболтусом, привыкшим проводить время в кабаках да на шумных вечеринках в компании друзей и беспутных девиц. Жил бы на Земле – разъезжал бы по ночным клубам на папином «Мерседесе», без толку прожигая собственную жизнь и чужие деньги. Однако «Мерседесов» в Центруме не водилось, и потому непривычный к тяготам и лишениям Гольм, впрягшись по воле дядюшки в тугую лямку пограничной службы, явно чувствовал себя не на своем месте, что и демонстрировал окружающим при каждом удобном случае. Алекс Гольма не любил, пользуясь при этом искренней взаимностью, и об этом прекрасно знал весь личный состав заставы. Тем не менее Ударник упорно продолжал ставить Гольма в пару Алексу, не то надеясь, что тот смирится с таким напарником, не то ожидая, что паренек перекуется из столичного бездельника в опытного бойца, хорошенько нюхнув пороху и портянок.

– Не хрен яйца морозить, – проворчал в ответ Алекс, – хотя они у тебя и без того, похоже, звенят. Быстрее пойдем – скорее согреемся.

Гольм буркнул себе под нос нечто нечленораздельное, но все-таки заткнулся. Вот и славно. Болтать попусту Алекс не любил.

Тропа вильнула за заросший мхом утес, украшенный густой благородной сединой налипшего по бокам снега. Склон сделался более пологим, и идти стало легче, хотя под ногами по-прежнему путались мелкие острые камни.

– Что это? – Гольм замер посреди тропы столь неожиданно, что Алекс едва не налетел на его тощую сутулую спину. Густой грохот, похожий на отзвуки далекой грозы, прокатился над кряжем, ухнув эхом где-то в ущелье. Звук в горах разносится далеко, но определить его природу порой невозможно – он искажается, многократно отражаясь от каменных склонов, и становится не похож сам на себя. Однако этот звук Алексу был хорошо знаком.

– Идем! – коротко скомандовал он. – Быстрее!

Бег с горы только кажется легким делом: шанс оступиться и с непривычки поломать себе шею очень велик, особенно если не смотреть под ноги. Придерживая локтем «калаш», чтобы приклад не бил по бедру, Алекс чуть наклонился вперед и побежал, стараясь шагать не слишком широко и наступать на самый подъем стопы – так гораздо меньше вероятность упасть. Сзади сипло пыхтел Гольм. Снова громыхнуло, из низины донеслось несколько громких хлопков, а потом послышалась прерывистая автоматная трескотня. Это было странным: вслушавшись в звуки завязавшегося боя, Алекс пришел к выводу, что там, внизу, лупили сразу из нескольких стволов. Если беглец был один, а прячущихся в секрете пограничников – двое, они вряд ли сумели бы устроить подобную канонаду. Да и не стал бы опытный Хмель первым открывать огонь. Только если контрабандист начал стрелять сам, с перепугу, нарвавшись на притаившуюся в секрете засаду. Или у Эльбара нервы не выдержали, пацан ведь еще совсем… А может, нарушителя ждали сообщники? Такое тоже возможно, хотя клондальские пустоши всегда считались местом относительно спокойным, а контрабандистские кланы традиционно выбирали для своих масштабных операций места менее людные. Здесь чаще всего действовали ходоки-одиночки.

Спустя пару минут все смолкло, и теперь тишина нарушалась лишь шелестом осыпающихся камней под ногами. Алекс замедлил шаг, перекинул автомат стволом вперед и сдвинул переводчик огня в положение автоматической стрельбы. Подав напарнику знак рукой, он пригнулся и осторожно выглянул из-за преградившего им путь нагромождения валунов, когда-то в незапамятные времена принесенных сюда оползнем.

Взгляду открылся поросший чахлым кустарником распадок, в который ныряла тропа. Слева за зарослями жухлого широколиста виднелся пологий каменистый холм, с которого открывался отличный вид окрест, – на его вершине и был оборудован секрет, позволявший укрыться среди ноздреватых скальных выступов от посторонних глаз. А вот ниже, там, где тропа вырастала в дорогу, петляющую по направлению к долине, стояла обычная деревянная телега из тех, на которых испокон веку ездили местные крестьяне. Запряженная в оглобли понурая пегая кобылка лениво мела хвостом, а вокруг суетились четверо мужичков в простых суконных армяках, причем все они оказались вооружены гладкоствольными берданками клондальского производства. Двое, крикливо переговариваясь, грузили в телегу объемистый брезентовый тюк, в котором Алекс с первого взгляда признал советский «абалаковский» туристический рюкзак, еще двое настороженно озирались, сжимая в руках винтовки. Пошарив в закрепленном на поясе подсумке, Алекс извлек оттуда бинокль. Хороший бинокль, цейсовский, сейчас такой с трудом можно раздобыть даже на Земле, а здесь он и вовсе стоил бешеных денег. Но если кто и предложил бы ему обменять этот замечательный предмет на золото по весу, Алекс не задумываясь отказался бы. Бинокль, доставшийся ему по наследству от деда, а тому – от убитого в лесах под Гомелем немецкого офицера, цены для него не имел.

Осмотрев сквозь окуляры макушку холма, Алекс скользнул взглядом по каменистому склону. Ни единого намека на движение. Если его коллеги и были на месте, они определенно затаились. А вот там, где сейчас толпились местные, бинокль позволил разглядеть одну ранее скрытую от глаз деталь: на темных от времени досках телеги лежал труп, судя по ветхой одежде, принадлежавший одному из крестьян, что приехал сюда вместе с остальными. Значит, перестрелка ему все-таки не померещилась. Тогда где же беглец? Ушел порталом, бросив груз? На контрабандистов это не похоже. В любом случае неплохо бы выяснить, что тут произошло.

– Эй! – крикнул Алекс, чуть высунувшись из-за валуна, однако тут же пожалел об этом: один из аборигенов без лишних церемоний вскинул ружье и выстрелил. Пуля просвистела на расстоянии ладони от его головы, раздались встревоженные выкрики. Алекс едва успел скрыться за валунами, когда со стороны дороги послышались частые хлопки, и свинец зашлепал по стылому камню, высекая искры. Странно: раньше местные всегда вели себя мирно и не проявляли агрессии по отношению к пограничникам. В том, что крестьяне знали, с кем имеют дело, он ни на минуту не сомневался: камуфляж в этих местах носили только обитатели заставы и контрабандисты, а на последнего Алекс не походил даже издали.

Готир Гольм сжался за валуном, опустившись на корточки и вцепившись в ствол карабина, словно стриптизерша – в свой шест. Сейчас ему не помешало бы что-то более скорострельное, однако перед заступлением в патруль Алекс не стал доверять парню автомат, памятуя случай, когда Гольм из любопытства засунул палец в отверстие на прикладе «калаша», где обычно хранился пенал с инструментами для чистки ствола. Палец потом пришлось извлекать из ловушки при помощи лекаря. Впрочем, сейчас от клондальца было мало проку: впервые в жизни оказавшись под настоящим огнем, он выглядел настолько перепуганным, что готов был, похоже, провалиться сквозь землю прямо на месте.

– Не высовывайся, – крикнул ему Алекс, опускаясь на землю и укладываясь поудобнее меж камней. Обзор из этой позиции был не самым лучшим – мешал торчащий справа от линии огня невысокий утес, – но менять дислокацию сейчас было слишком опасно. Алекс прицелился, на мгновение задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Автомат лязгнул, точно связка ключей, упавшая на наковальню, приклад грубо толкнул в плечо, в нос ударил кислый запах пороха. «Калаш» бил кучно, но на дальней дистанции пули слегка уводило на одиннадцать часов – очередь ложилась чуть выше и левее цели. Внесем поправочку…

Снова толчок, короткий треск над ухом, мелькнули в воздухе гильзы, и один из мужичков, дернувшись, осел грузным кулем на землю, а остальные, заголосив, тут же попрятались за невысокими бортами телеги, выставив наружу стволы берданок. Телега – не лучшее укрытие, телега – она деревянная. Снова приникнув к прицелу, Алекс полоснул вдоль левого борта и, дождавшись, пока из-за колеса выпадет, беспомощно всплеснув руками, фигура в буром армяке, всадил пару очередей в противоположный борт. Автомат послушно плюнул голубоватым дымком и, лязгнув затвором, затих. С той стороны снова громыхнуло, пуля шлепнула о камень, выстрел отозвался в горах далеким эхом.

Отсоединив магазин, Алекс зашарил в подсумке, где лежал запасной рожок. Куртка основательно намокла, насквозь пропитавшись жидкой грязью вперемешку со снегом, но запах горячего оружейного масла и пороха будоражил кровь, заставляя сердце биться чаще. Вставив магазин, Алекс взвел затвор и снова приник щекой к студеному металлу, выцеливая врага. Вот один из оставшихся в живых мужиков осторожно выглянул из-за борта своей повозки, снова скрылся за струганой доской, а потом, пригнувшись, засеменил вперед, намереваясь взять напуганную лошадь под уздцы. Алекс отчетливо видел его остроконечную шапку сквозь прицел. Громоздившийся посреди телеги чертов рюкзак мешал накрыть врага одним выстрелом, не зацепив при этом лошадь, да и кто его знает, что хранится в том рюкзаке… Секунда. Другая. Мужичок, видимо, решил, что опасность уже миновала, подал рукой сигнал своему напарнику, что-то сказал ему, и тут Алекс снова нажал на спуск. Грохнула очередь.

– Пошли, – бросил он Гольму, поднимаясь на ноги и отряхиваясь, – штаны поменять не забудь, герой хренов.

Перешагнув через лежащего на земле аборигена, Алекс склонился над другим распростертым поблизости телом. Так и есть, типичная деревенщина из клондальских пейзан, один уже в возрасте, спутанные и давно не мытые волосы украшает седина. Трое других – помоложе, а в телеге и вовсе покоится мужичок средних лет, как и все местные крестьяне, слегка небритый, низкорослый и коренастый. Интересно, за каким бесом их понесло на эту горную тропу? Ответ на этот вопрос громоздился бесформенной брезентовой кучей посреди телеги. Завершив осмотр тел, Алекс принялся расстегивать замерзшими пальцами ремешок рюкзака.

Лекарства. Полный мешок медицинских препаратов всех видов и сортов в таблетках и ампулах. Анальгин, аспирин, парацетамол. Вот это, кажется, антибиотик, а это – средство от поноса. Димедрол, супрастин вроде от аллергии. А нитроксолин – от почек. Пятеро клондальцев погибли в перестрелке, пытаясь завладеть набитым земными медикаментами рюкзаком – по местным меркам это и вправду можно считать настоящим богатством. Только вот стоит ли такое богатство жизни?

– Алекс! – крикнул Гольм, зачем-то топтавшийся на вершине холма. – Сюда, быстрее!

– Меня зовут Олександр, – проворчал тот вполголоса, но так, чтобы напарник услышал, – через «О».

Закинув «калаш» за спину, он прикрыл брезентовый клапан рюкзака и поспешил вверх по склону.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что дела плохи. Хмель лежал на боку, стиснув зубы, поджав колени к груди и зажимая ладонью плечо, из которого струилась кровь, уже основательно залившая рукав до самого локтя. Вторая дыра виднелась в бедре, но эта пуля, похоже, не задела крупных сосудов. А вот Эльбар выглядел совсем паршиво. Беспризорный парнишка из Гранца, которого полтора года назад привел на заставу Дед, был не просто бледен, а бел, точно пятна снега на бурой земле. Каждый вдох давался ему с огромным трудом, а на выдохе из тощей груди вырывалось свистящее бульканье, похожее на бурление кипящей воды в железной кастрюле. Дышал он часто, поверхностно, животом. Из-под светлой челки на Алекса смотрели огромные зеленые глаза, глубокие, словно омут, напуганные, просящие.

Опустившись на одно колено, он разорвал на груди паренька рубашку. Пузырящаяся рана обнаружилась под левым ребром, некрасивая, неопрятная. Пули у местных – в оболочке из мягкой меди, да с медным же пояском, – при попадании тут же деформировались, сокрушая кости и внутренности. Жестокое оружие. Грязное. Алекс поднял голову, поймал встревоженный взгляд Хмеля, медленно покачал головой.

– Легкое, – сказал он.

Словно в подтверждение его слов парнишка закашлялся, захлебываясь густой розовой пеной, снова попытался вдохнуть, но не смог, захрипел. Сейчас бы сюда вертолет с врачебной бригадой, кислород да реанимацию или что там в таких случаях положено. Но нет в Центруме вертолетов, нет и врачей с волшебным чемоданчиком. Ни хрена тут, по большому счету, нет. Даже мешок с таблетками, что лежит сейчас в телеге, – и тот не поможет. Ничего не поможет.

– Отвернись, – попросил Хмеля Алекс.

Неудобный на «калаше» переводчик огня, пятка на тугом селекторе маленькая, палец порой соскальзывает, когда пытаешься переключить режим на одиночные.

– Эй, ты чего? – выпучил глаза Гольм, бросился вперед, повис всем своим весом на автомате, вцепившись ладонями в ствол. – Ты же его убьешь!

– И тебя убью, сука, – мрачно пообещал Алекс, – отвали.

Эльбар всхлипнул как-то совсем по-детски и затих. Огромные глаза по-прежнему смотрели в укутанное низкими тучами небо, но смотрели уже иначе, откуда-то издалека, словно сквозь толщу прозрачной родниковой воды.

– Умер, – констатировал Гольм и звонко шмыгнул носом.

– Возьми бинт в подсумке, перетяни Петру руку, – скомандовал Алекс. – Чего застыл?

– Н-не могу, – мотнул головой клондалец. – Я крови боюсь.

Хмель откинул рыжую голову назад и беззвучно захохотал, но тут же скорчился от боли. Матюгнувшись, Алекс полез в собственный поясной мешок, пошарил там, вытащил медпакет, рванул зубами тонкую ткань.

– Он неожиданно на нас вышел, – принялся рассказывать Хмель, и Алекс отметил, что тот на время перестал заикаться после пережитого стресса. – Я из-за скалы вылез, велел ему остановиться и показать татуировку. А тот с ходу палить начал, я даже опомниться не успел. Вот, зацепило маленько. Он, скотина, меня как в тире расстреливал.

– А эти? – Алекс кивнул в сторону по-прежнему стоявшей неподалеку телеги.

– Позже приехали. Стрелок за валунами залег, лупил короткими очередями. Когда телега появилась, Эльбар им навстречу выглянул, хотел предупредить, чтобы на рожон не лезли. А те тут же огонь открыли. Парень первую пулю и словил.

– Местные решили отбить у пограничников контрабандиста? – недоверчиво хмыкнул Алекс. – Никогда раньше такого не было.

– Вот и я говорю… Ай!

– Терпи. – Он потуже затянул на рукаве Хмеля узел. – Кровотечение сильное. Башка не кружится?

– Маленько…

– А сам-то «контрабас» куда делся?

– Свалил, – поморщился Хмель. – Патроны кончились, он открыл портал и дал деру. Груз тут бросил.

– Понятно, – резюмировал Алекс, хотя, конечно, в сложившейся ситуации ему было непонятно очень и очень многое. – Готир, хватай Эльбара под руки и помогай тащить в телегу.

Гольм молча подчинился, дождавшись, пока Алекс ухватится за торчащие из коротких штанин тощие лодыжки. Щуплое и худое тело паренька почему-то показалось ему неимоверно тяжелым.

* * *

Доктор, спешным порядком доставленный из Антарии, был хмур и мрачен:

– Рану я обработал, но больного нужно немедленно переместить в стационар. Травма опасная, он может потерять руку.

– В столице есть врачи, которые в состоянии помочь? – поинтересовался Ударник, внимательно наблюдавший за манипуляциями лекаря со стороны.

– Не советовал бы я вам сейчас соваться в столицу, ребята… – Эскулап тряхнул седой челкой и принялся собирать инструменты в объемистый кожаный саквояж. – Неспокойно там. И опасно, особенно для иномирцев. Люди всякое говорят…

– Например? – Калька сидела на тахте, поджав ноги, и задумчиво чесала за ухом огромного кудлатого пса по кличке Дивный, положившего слюнявую морду ей на колени.

– Например, о том, что уроженцам чужих миров в Клондале не место, – обернулся лекарь к девушке. – О том, что пограничники жируют на торговых пошлинах, отбирая доход у коренных жителей Центрума. О том, что землян давно пора поставить на место.

– Удивительно, – хмыкнул Ударник, – значит, сотню лет мы прекрасно уживались бок о бок и теперь вдруг стали врагами? С чего бы это? Ваш гонорар, док.

Он отсчитал из толстой пачки несколько желтоватых ассигнаций клондальского государственного казначейства и протянул эскулапу. Тот благосклонно принял подношение, важно кивнул и убрал купюры в карман жилета.

– Благодарю, молодой человек. Еще ходят слухи, будто близится война с Сурганом. Они претендуют на земли в южном Клондале, где проживает множество их соплеменников. С учетом недавних событий в Аламее это вполне может быть правдой.

– Да ясно же, что кто-то специально воду мутит! – воскликнула Калька. – Не может это все происходить просто так.

Иван, которого коллеги-пограничники по старой привычке продолжали называть Ударником, прекрасно понимал, о чем говорит доктор. Пару месяцев назад Сурган при поддержке дружественной Онелли напал на соседнюю Аламею, вызвав нешуточный переполох в высшем руководстве всех прочих континуумов Центрума. Первое время сурганские войска долго и беспомощно топтались возле Ахтыбаха, но вскоре все же захватили столицу и теперь уверенно продвигались в глубь вражеской территории. Не нужно быть экспертом в геополитике, чтобы понимать: на этом воинственный Сурган не остановится.

За окнами темнело, и доктор, вежливо распрощавшись, отправился восвояси, оседлав гнедую лошаденку, что терпеливо дожидалась своего хозяина возле крыльца.

– Как сказал бы Старик, в первую очередь нужно искать, кому это выгодно, – подал голос скромно помалкивавший до этого Готир Гольм.

При упоминании Старика Иван погрустнел еще больше. Бывший начальник заставы, которого все здесь знали под этим незамысловатым прозвищем, собирался на восьмом десятке лет забросить суетную пограничную службу и отправиться в Мюнхен к дочери и любимым внукам. Не собрался. Дочь позвонила Ударнику сама, оставив короткое сообщение на домашнем автоответчике, которое тот прослушал, когда в очередной раз ненадолго наведался из Центрума в Москву. Перемотав запись, прослушал послание еще раз, а потом, не переодеваясь, рванул по давно знакомому адресу в Большой Гнездниковский переулок. Дочь – высокая худощавая женщина лет сорока, в чертах лица и мимике которой угадывалось что-то давно и до боли знакомое, бобриковское, – любезно согласилась составить Ивану компанию.

Шел дождь, рисуя круги в лужах на асфальте, где-то среди обрамлявших аллею кустов шиповника звонко чирикали воробьи. Свежая могила, засыпанная горой мокрого желтого песка и прикрытая еловым лапником, располагалась почти у самой дорожки, на границе участка. С черно-белой фотографии в простой деревянной раме насмешливо щурился он – профессиональный токарь, командир и начальник шестнадцатой пограничной заставы Клондала, верный друг, наставник и надежный соратник. Старик. Александр Валерьевич Бобриков. «Сердце», – коротко пояснила женщина.

– Ладно, предлагаю не тянуть попусту время. Нужно переправлять Хмеля на землю, – подвел итог дискуссии Ударник.

– А я предлагаю расстрелять его на хрен, – вставил свое веское слово Алекс и, спокойно выдержав направленные в его сторону удивленные взгляды, продолжил: – Подвел потерей заставу. В нарушение устава пограничной службы оставил неопытного пацана без прикрытия, когда тот полез под пули. Упустил контрабандиста, первым открывшего огонь на поражение. Вполне достаточно, чтобы отнести гражданина Петра Петровича Хмеля за баню и доделать то, что не доделал тот парень с набитым таблетками рюкзаком.

– Слушай, Алекс, – вкрадчиво произнесла Калька, глядя на него с недобрым прищуром, – ты ведь в армии служил? Скажи-ка мне, какое у тебя там было погоняло?

– Меня зовут Олександр. Через «О», – меланхолично поправил тот. – А в армейке все называли меня Поганый.

– Вполне соответствует, – фыркнула девушка и повернулась к Ивану. – Ударник, если не возражаешь, я сама Хмеля домой переправлю и позабочусь там о нем. Поможешь?

– Конечно.

Начальник заставы шагнул ко входу в гостиную, где на импровизированных носилках лежал в полузабытьи раненый Хмель. Гольм подхватил боевого товарища с другой стороны.

– Советую по прибытии Ведьме позвонить, – сказал Алекс, – она хоть и на пенсии, но кое-какие связи, надо думать, у нее остались.

– Без твоих советов обойдемся, – огрызнулась Калька.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Алекс. – Хотя я бы на твоем месте слушал иногда, что умные люди говорят. У самой-то мозгов нету. Дурой родилась, дурой и помрешь, хотя тебе вроде бы и так неплохо: жопа есть – ума не надо. Давай катись куда собралась, чего глаза вылупила, овца тупая?

Между Алексом и Калькой точно посередине комнаты с треском открылся портал: на расстоянии ладони от пола крутилось большое радужное пятно около полутора метров в диаметре. Калька подхватила под мышки бесчувственного Хмеля, которого как раз подтащили поближе Иван с Гольмом, и бесследно растворилась в разноцветном мареве. Портал сжался в сияющую точку и исчез.

– Ловко у тебя получается, – похвалил его Гольм, – почему-то, когда я ее ругать начинаю, у нее не выходит проход открыть. Мы много раз пробовали.

– Это потому что я искренне, – доверительно сообщил ему Алекс. – Хочешь и тебя обложу от чистого сердца, глядишь, тоже порталы открывать научишься?

– Уроженцы Центрума не могут открывать порталы, – с явным сожалением покачал головой Гольм, – я думал, ты в курсе.

– Ага. А еще я в курсе, что с чувством юмора у вас тоже очень хреново.

– Не нравится мне все это, – произнес с мрачными интонациями Ударник и устало потер ладонью переносицу, – понять бы, что за чертовщина творится. Готир, тебе дядюшка в последнее время ни о чем интересном не рассказывал? Не говорил, что обо всем этом думают в Министерстве иных миров? Может, слухи какие-нибудь?

– Нет… – растерянно пожал плечами парень. – Не припоминаю.

– Тогда нужно ехать в Антарию. Навестить столичный Штаб и заодно проведать советника Гольма. Мы с Готиром отправимся туда утром, а ты, Алекс, останешься тут за главного.

– Меня зовут…

– Олександр. Через «О». Я помню. – Ударник на мгновение замер, прислушался. – Сделай милость, глянь, что там на улице творится. Заодно Деда сюда приведи, простудится.

Снаружи и вправду доносился какой-то встревоженный гомон и неразборчивые выкрики.

Рома Дедюлин, шестнадцатилетний парнишка, которого по созвучию с фамилией пограничники называли Дедом, как и ожидалось, обнаружился во дворе – он сидел прямо на сырой от растаявшего снега земле, привалившись спиной к срубу бани и обхватив колени руками. Невидящий взгляд Деда был устремлен в пространство, но со стороны казалось, будто он смотрит куда-то в глубь самого себя.

– Не спи, замерзнешь, – хлопнул его по спине Алекс, но тот недовольно дернул плечом, стряхивая руку. – Эльбар, да?

– Да. – Дед, похоже, не был расположен к беседе. Алекс опустился рядом на корточки, пошарил по карманам, но запоздало вспомнил, что бросил курить вот уже три с лишним месяца назад – табак в Центруме относился к разряду роскоши и доставлялся сюда с перебоями, а потому старая привычка не только вредила здоровью, но и стала доставлять кучу ненужных проблем.

– Давно его знаешь? – Алекс оторвал попавшую под руку травинку, торчавшую из-под нижнего венца сруба, и сунул ее в рот.

– Два года почти. В Гранце познакомились. Он сирота, как и я. Не вступил бы в пограничную стражу – пропал бы.

– Отличный парень, – кивнул Алекс, – толковый, и службу знал крепко… Мне тоже доводилось терять друзей, Рома. Не раз. И знаешь, что я тебе скажу?

Дед поднял на него вопросительный взгляд.

– Да ничего не скажу, – криво усмехнулся тот одной половиной рта. – Потому что ни хрена тут не скажешь. Горько это и больно. И почти всегда это происходит вот так, по-глупому. Кажется, будто что-то можно было изменить, переиграть по-другому, что-то сделать. Но ничего уже не поменяешь. Жизнь – она такая, Рома.

– Жестокая?

– Дерьмовая. Что там за кипеш, кстати?

Доносившиеся из-за забора звуки стали громче, среди них уже можно было различить отдельные голоса, кричавшие нечто неразборчивое по-клондальски. Кто-то принялся неистово стучать ногами в ворота, деревянные створки заскрипели, раскачиваясь в железных петлях, но выдержали.

– Местные за своими родственниками явились. – Дед кивнул в сторону притулившейся возле ограды телеги, где по-прежнему лежали тела, прикрытые от посторонних глаз старой дерюгой. – Требуют отдать им трупы.

– А мы чего?

– Ударник велел не выдавать, пока акты и протоколы не составим. Копии нужно будет окружным властям отправить, а то по судам потом затаскают и компенсации выплатить потребуют. Без бумаг не докажем, что они первые стрелять начали.

– Понятно. Иди в дом, застудишь себе чего-нибудь.

С этими словами Алекс поднялся, пошевелил коленями, чтобы размять затекшие ноги, приставил к бане лежавшую без дела на земле стремянку и полез на крышу, стараясь не слишком высовываться из-за высокого фигурного конька.

Представшая его глазам картина вызывала тревогу. На пустыре возле ограды, окружавшей по периметру шестнадцатую заставу, собралась толпа крестьян, человек до полусотни. Немногие из них были вооружены короткими гладкоствольными ружьями, но чаще среди прячущихся в окончательно сгустившихся сумерках фигур мелькали более традиционные для пейзан вилы. Толпа гудела, точно растревоженный улей, дрожал в темноте алый свет множества факелов. Судя по раздававшимся из-за забора недовольным выкрикам, люди были изрядно на взводе, и с каждой минутой напряжение нарастало, буквально пропитывая наэлектризованный воздух. Алекс спрыгнул со стремянки, чертыхнулся, всадив себе занозу в ладонь, сбросил лестницу на землю и поспешил обратно в здание заставы, окна которой теплились мягким желтоватым светом.

– Там родственники наших покойничков пожаловали, – с порога сообщил он, – человек пятьдесят-шестьдесят. Вооружены. Если начнем стрелять, будет побоище.

– Может, пугануть их? – робко предложил Гольм. Голос его дрожал, парень явно нервничал. – Пальнуть над головами разок-другой, авось сами разбегутся.

– Только разозлим, – покачал головой Ударник. – Дед, запри дверь, попробуем вести переговоры, не высовываясь из дому. Алекс…

– Называй меня лучше прозвищем, – оборвал тот командира, – раз за два года имени так и не запомнил.

– Хорошо. Поганый обороняет второй этаж. Первым огонь не открывай, но если кто полезет через ограду и начнет пальбу, придется ответить. Мы с Гольмом держим цоколь.

– А я? – спросил Ромка.

– А ты подноси патроны и держись подальше от окон. Хватит того, что сегодня уже одного парня потеряли. Черт, как не вовремя Мольс и Фарган рапорта написали…

Двое пограничников из местных и вправду запросились во внеочередной отпуск два дня назад, получив сообщение от родственников о том, что в их родном поселке что-то стряслось. В целом этот демарш вполне укладывался в общую тревожную картину. Калька с раненым Хмелем – на Земле, Эльбар мертв, Ведьма вот уже полгода в Москве внукам носки вяжет и на заставе практически не показывается. Отобьются ли они в четыре ствола, начнись сейчас заварушка? Ох, сомнительно…