Текст книги "Рынок"

Рынок
рассказ
Михаил Васильев

© Михаил Васильев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Каким должен быть главный бухгалтер? Понятно каким. Не слишком молодым, обязательно пузатым, желательно лысоватым. Серьезным, таким педантичным, озабоченным тем, как поменьше раздать деньги окружающим. Приблизительно, как Будайкин Елисей Кимович, главный бухгалтер городской школы полиции, она же местный филиал Нижегородской академии МВД ВФ. Несмотря на длину, в общем-то, скромная и неприметная должность, хоть к ней прилагалось звание, о котором никто не помнил.

Сейчас поздним вечером тот сидел за кухонным столом. Пятница, можно, не напрягая совесть, ощущать себя бездельником. Главбух, молча, смотрел на поверхность стола, на будничный, так хорошо знакомый натюрморт. Маленький транзистор, что-то бормочущий за сахарницей, внезапно оживился:

– Чашка чая на столе… – протяжно запел он.

Послушавшись транзистора, Елисей Кимович пододвинул к себе чашку с чаем, кинул сахар. Один кубик, второй, третий. Медленный вечер. Чай. Какой заурядный напиток.

Кажется, вспомнив, что поздно, встал, выключил свет. От стандартного главбуха Елисей Кимович отличался только необычно высоким ростом и еще немного дерзкой для полицейского чиновника бородкой. Шел, наклоняя голову в самых низких местах. В своей холостяцкой квартире он досконально знал неизменное расположение предметов и в темноте двигался, ничего не задевая, уверенно, с точностью летучей мыши. Машинально завел будильник, потом сидел на краю кровати просто так, непонятно о чем задумавшись. Может быть о том, чем заняться завтра, в выходной день. И так внезапно зазвенел телефон.

– Кимыч! Привет, не разбудил? – Такой давно знакомый голос, для этого вечера неестественно бодрый. Лаврентий Репеев, он же Лаврик, опер из местного райотдела. Знал его Елисей Кимович давно, и не по полицейско-милицейским делам, а со студенческих лет. Тогда они учились в университете и не помышляли о карьере в МВД.

– Да нет, – ответил Елисей, – сейчас думал, чем мне завтра заняться. Выбор развлечений невелик в нашем возрасте. Даже собрался в лес идти, кротко собирать землянику.

– Слушай, у нас есть дело интереснее. Сейчас всю полицию подняли. С химии один химик сбежал, с поселения. Что уже удивительно… Его на Центральном рынке видели, там видели и ловили, но он исчез, как говорится, в бескрайних рыночных трущобах. Так я про тебя вспомнил. Ведь ты больше всех на свете про рынок знаешь, часто рассказываешь про него. Помнишь царя Мамая и всю кротость его…

Лаврик любил повторять к месту и не к месту всяческие пословицы и поговорки, хотя всегда путался. Был немного косноязычен и, как многие полицейские, лишен чувства юмора. Преувеличено серьезно относился к себе и своему оперативному делу и, похоже, всех окружающих делил на своих, оперов, социально близких к ним ментов и прочее оставшееся человечество. Но Елисей ценил Лаврика любым – друзей сейчас не осталось, со временем они как-то поисчезали.

– Ну да, я старец МВД, – пробормотал Елисей. – Только меня зачем на вызов? Ведь я, вроде, искусственный мент, за мной и ствола не числится. Мое дело – сальдо по дебету, сальдо по кредиту. Пока ни разу не приглашали на дело, не догадывались.

– Ничего, я приглашаю. Развлечешься! Давай, жду.

Вроде бы надо было спешить. Быстрее всего получалось идти пешком. Оказалось, что в это жаркое время ночи прохладные и сейчас дышалось особенно легко. В стороне стало видно родное училище. Доносились голоса, на освещенном плацу – автобусы, неторопливо входящие в них курсанты. Явно готовились ехать туда, к рынку. Елисей подумал, что тоже могли бы дойти пешком. Горел свет в окнах многих домов. Эти дома когда-то считались ведомственными, милицейскими. Стихийно возникший милицейско-полицейский район заканчивался училищем МВД, а с другой стороны доходил как раз до Центрального рынка. Вспомнилось: в прежнее время здесь стояла деревня Усадская, два ряда деревянных домов – казалось, такая большая, длинная. Чугунные водяные колонки – в детстве что-то вроде достопримечательности. Рядом хлопнула дверь подъезда, были слышны голоса. Городской полицейский мир просыпался. Тут за старой городской баней после сноса деревянных домиков оставили жить ряд яблонь. Когда-то в детстве Елисей залез на яблоню и жрал незрелые маленькие яблочки, а проходивший мимо мужик обозвал его дураком. Вдруг оказалось, что это такое дорогое воспоминание. Ближе к рынку стали попадаться разные люди, знакомые по полицейской службе, Елисей на ходу кивал им. Разросшийся теперь рынок возникал постепенно, отдельными кусками. Здесь когда-то тоже был маленький деревянный дом, потом на этом месте возникла просто асфальтовая площадка, нечто вроде автостоянки. Тут появлялись машины приезжих рыночных продавцов, одни и те же, много лет. Этих продавцов тогда было немного, их всех, не разбирая, называли грузинами. Привозили они только хурму, которую почему-то называли «королек», грецкие орехи, а летом – абрикосы. Елисей помнил, что долго появлялась странная трофейная машина с железной головой рыцаря на капоте. Сейчас вспомнил еще: капот машины, кажется, сделали из двух мало похожих половинок – посредине был заметен сварной шов.

Одна из современных нынешних стоянок за бывшей телемастерской оказалась забитой полицейскими машинами, служебными и гражданскими. За воротами стояла блистающая «Мазда». Значит, кто-то из высшего начальства уже здесь.

«Непонятно, что это за странный зек?» – Елисей обходил пространство рынка дворами. Кругом, у въездов на его территорию стояли полицейские патрули, и Елисей знал, что услышит от них неприятные вопросы. Кто он такой и что здесь делает.

«Действительно, что мне надо? – подумал он. – Где этот Репей?»

Много лет назад рынок стал возникать на глазах Елисея. В окно тот видел, как строили переднюю фасадную стену корпуса. Вон эта стена, теперь почти невидимая, заметна только ее верхушка с треугольным фронтоном из грязно-белого кирпича. Дальше, через двор дома, где Елисей жил в прежние времена, к другому входу на рынок. Повсюду сновали полицейские, везде, на тротуарах, газонах стояли их машины. На троллейбусной остановке автобус, рядом с ним бойцы СОБР.

– Какой счет? – Расслышал Елисей.

– Пока ноль-ноль.

– Нашел же время этот утырок, когда рвать… – Голоса раздавались гулко, по-ночному.

«Ах да, сегодня же футбол. Бразилия и еще кто-то».

Елисей остановился у большой распахнутой калитки. Голову студило легким ветром. Неожиданно услышал голос Репеева, доносившийся непонятно откуда. Как обычно резкий, будто тот командовал на плацу.

– Пришел, наконец, Кимыч! – Раздавалось из ничего. – А мы вот лазим, ищем. Непонятно, где этот химик, прошел сквозь рынок, как горячий нож сквозь это… Мясо.

Внезапно наверху вспыхнул свет, и стало понятно, что майор Лаврик Репеев стоит напротив, на крыше торгового зала, теперь заслоняясь локтем от внезапно ожившего прожектора. Сегодня в «собровском» маскировочном костюме и высоких ботинках. Сейчас стали хорошо заметны его странные для немолодого человека волосы. Золотистые кудри неестественной густоты.

– Я даже сюда залез. Дали оперативку, мол, этот беглый химик в молодости спортсменом был. Неформальным таким. По крышам скакал, по заборам бегал, нешуточный варщик по этим делам. Забыл, как они называются, – Лаврик помолчал. – Ты лучше подожди в комнате связи – это рядом с пунктом охраны. Там вроде какие-то следы беглого обнаружились, а я потом подойду. В торговом зале увидишь освещенное окно – это там. – Махнул рукой, показывая.

– Непростой этот химик. Помнишь такую фамилию Курощупов? Раньше в телевизоре его часто показывали, – услышал Елисей, двинувшийся вперед.

Повсюду во дворе стояли тележки грузчиков, прицепленные, к чему попало, цепями. У открытых дверей торгового зала – двое полицейских, наверное, из местного РОВД. Молча впустили непонятного высокого человека с бородой. Наверное, слышали монолог майора Репеева.

К прежнему зданию со временем пристроили новое помещение, потом еще одно, центр рынка разрастался. Вошедший Елисей видел длинный ряд, закрытых железными ставнями, лотков, уходящий в темноту. Пусто. Только смотрит, стоящий у двери, забытый манекен. Впереди открытые толстые стальные двери, почти ворота. Потом за ними опять ворота. Непонятно, как этот беглец здесь проходил.

Затем – торговый зал, почти темный и сейчас показавшийся гигантским. Где-то двигались люди, заслоненные прилавками и киосками, невидимые из-за величины пространства. Только доносились их гулкие голоса, и мигал свет их фонарей. Мелькнул один луч, осветив цементный пол перед Елисеем. На нем красные пятна, будто там пролилась кровь. Но Елисей знал, что это всего лишь сок, днем на этом месте продавали ягоды. Высоко над головой виднелась галерея, окна, две длинные стеклянные полосы. Сквозь них светило ночное небо. Кажется, по крыше вдоль этих окон сейчас тоже кто-то ходил. Ощущался болотный запах застоявшихся цветов, незаметный днем. Снова стали доноситься голоса, некоторые фразы можно было разобрать.

– Непонятно, зачем бежать с химии? Полный балдец! Интересно, есть у него ствол?

– Этот и без ствола перебьется.

– Да. Этот может и лопатой из кочегарки обойтись. Когда-то он, типа, считался легендарной личностью. Выдающимся разведчиком-диверсантом, – произнес кто-то с непонятным уважением.

Дальше что-то неразборчивое и опять:

– Прошел здесь насквозь. И сквозь крыши прошел, и сквозь двери эти дурацкие, стеклянные. В общем, Человек-паук.

Елисей не разобрал, что ответили на это, потом услышал.

– Видели, как прорезал все стекло перед собой. Может, у него алмаз есть?

Он вдруг вспомнил, как называется этот экстремальный спорт. Паркур! И еще вспомнил кто этот непростой химик. Раньше по телевизору его почти не называли по имени и фамилии, произносили кличку. Фантом. Да, показывали его, такой невысокий, длиннорукий, с сильно простым лицом. При этом было заметно, что этот худощавый жилистый человек обладает необыкновенной физической силой.

На стене, действительно, горело одно окно, странное, выходившее сюда, в зал, рядом с большим и старомодным рекламным плакатом, изображавшим пшеничное поле. Раньше Елисей этого окна не видел, не замечал. Он почему-то прошел мимо, вперед. Вышел из торгового зала в другое помещение, не совсем обычное. Пола здесь не было, под ногами лежал асфальт, а впереди даже заметен канализационный люк. Опять непонятно глядящий манекен, стоящий в маленькой луже. Некогда повелением свыше, какой-то высокой властью было приказано накрыть все рынки в стране крышами. Здесь велению повиновались. Многие годы расползающийся рынок захватывал окрестные территории и здания. Теперь все это постепенно накрывалось сверху железными конструкциями и стеклом, а в проходах между строениями появились модерновые алюминиево-стеклянные двери. Возник лабиринт, в котором начинал путаться даже Елисей, так хорошо помнивший историю этих мест с самых древних времен.

Под ногами асфальт, потом захрустели стеклянные осколки. И в павильонах входные двери тоже стеклянные, эта вот разбита. Опять осколки, вместе с ними остатки картонного объявления. «Подрост… детс… одежд…» Наверху на втором этаже – магазин женской одежды, где Елисей никогда не бывал. Внутри вспыхнула слабенькая автоматическая лампочка. На втором этаже в стене над лестницей – большая стеклянная панель, в ней вырезан большой неровный круг. Если пролезть внутрь этого круга, дальше что-то вроде сплошных рядов киосков, сейчас закрытых жестяными жалюзи. Фантом Курощупов прошел и тут.

Елисей повернул назад – искать некую комнату связи. Проход между двумя якобы запрещенными игровыми аппаратами, ярко освещенный коридор. А это, наверное, комната охраны, оказывается, тесно забитая полицейским народом.

– Что-то непонятное с камерами наблюдения, – доносились оттуда голоса. – Гляди, опять изображение пропало… А вот появилось – нет, снова не стало.

– А возле кафе «Колос» одна камера исчезла.

– Мы, охрана рынка, первыми этого Курощупа в камерах увидели. Кинулись ловить, но тот исчез… Необъяснимо!

– Значит, хорошо ловили. Спринтеры – полторы калеки!

– Один из наших охранников говорил, что Курощуп не один шел. Вроде, с ним кто-то еще двигался. Есть такое предположение.

Доска почета – какие-то неизвестные лица. Коридоры, лестницы. Неизвестная служебная часть рынка. Двери всех комнат на втором этаже распахнуты, в них полицейские, коридор тоже густо заполнен ими. Из-за ближайшей двери доносилось:

– Возился он здесь, что-то паял, ваял…

– Что именно, ты смотри, смотри, что Курощупов спаял, что с чем соединил… Что сделал-то?

«Вроде здесь пресловутая комната связи», – Елисей заглянул внутрь, потом вошел. Оказалось, эта маленькая комнатка тесно заставлена стеллажами с чем-то непонятным, электронным. Вот и окно, то самое, раскрывающееся в зал. За столом сидел молодой человек, он посмотрел совсем круглыми, как у гнома в мультфильме, глазами. Рядом стояла сильно зрелая девушка, она глядела на вошедшего Елисея с неудовольствием. Елисей не сразу ее узнал, потом вспомнил: она училась в их школе милиции. Даже имя всплыло в памяти, Бригита.

– Кто же знает, что Курощуп тут делал? Вижу, что инструменты мои брал, теперь все разбросано. У меня здесь на стенке паяльник висел, и пинцет зачем-то ему понадобился, – Молодой человек возился, шарил среди мелких электронных деталей в картонной коробке.

«Печенье затяжное кременкульское»: прочел Елисей на приклеенной к этой коробке этикетке. Молодой человек был странной внешности, похожий на представителя несуществующей национальности. Очень светловолосый, почти альбинос, с мягким, будто изготовленным из банной губки, лицом. Чем-то напоминающий одного из гномов при Белоснежке в американском мультфильме.

– По этой дроби не разберешь, что мастырил этот Курощуп, – бормотал гном.

– Здравствуйте, Елисей Кимович! Даже доброй ночи, – приветствовала его Бригита. Оказывается, помнила его имя. – Вы как здесь, в этих краях?

– Репеев пригласил. В качестве эксперта в области жизни на рынке.

Бригите, видимо, пришлось собираться совсем в спешке. Та надела летний плащ, наверняка, чтобы прикрыть какую-то вовсе небрежную одежду.

Помнится, в школе она отличалась искусством строевого шага, а сейчас, кажется, служила в местном РОВД старшим следователем. Непонятно, кто она: не то литовка, не то латышка, как-то занесенная в эти края и сколько лет ей сейчас? Тридцать-тридцать пять? Красивая старая дева, брюнетка с бледно-голубыми глазами.

– Видел я разбитые стекла и выбитые двери, – сказал Елисей. – Курощупов прошел по рынку, как Минотавр в лабиринте.

– Кто? – спросил сидящий у стола гном.

– Да был один. В древности.

– Ах, в древности… – с разочарованием произнес сидящий. – Директор нашего рынка убивается, что понаставил эти смешные стеклянные двери, и даже сигнализации на них нет. И директора разбудили.

– Наверное, первый случай в истории нашего преступмира, когда сбегают с химии, – произнес Елисей. – Уникальное событие. Но и сам Курощупов совсем не прост. Интересно, за что ему срок дали?

– Я это дело вела, шила его, – с неохотой сказала Бригита, – поэтому меня сразу сюда, как знатока Курощупова, хотя пока опера должны разгребать. Пару лет назад Курощупов при кладбище работал каменотесом. Один клиент его кинул с партией плит и крестов, так Курощупов после такого того запер на ночь в склепе. Потом ветераны Приднестровья, Чечни и прочих войн-локалок за Курощупова заступались. Много их было.

Следовательница говорила не слишком охотно, кажется, сомневалась в статусе Елисея.

– Да, появилась новая порода людей. Такие возникли в войнах вокруг России, – высказался Елисей.

– А мне все равно любопытно, почему он в эту комнату залез и что здесь изготовлял, – непонятно у кого спросил сидящий у стола светловолосый гном и показал на вешалку. Теперь Елисей заметил, висящую на ней, черную зековскую кепку-пидарку. Старую и кажется испачканную угольной пылью. – А мы из этой комнаты объявления объявляем, рекламу по радио даем. И телереклама есть, на рынке мониторы стоят, я даже собственные сюжеты придумываю. И за камерами слежения гляжу, – кивнул на стену. На ней, рядом с окном висел еще один монитор, сейчас темный, слепой.

– Широкий местный специалист-электронщик. Программист, – добавила Бригита. – Есть здесь и такой.

– Можете называть меня Радист, – продолжил гном. – На рынке так все зовут, настоящего моего имени никто не знает.

Елисей смотрел в необычное окно. Кажется, внизу прошел Репей. Радист все рылся в коробке, будто надеялся найти написанный на ее дне ответ. Но вот отодвинул ее от себя и посмотрел на следовательницу:

– По этой дроби ничего не поймешь. Я слышал, что Курощуп взял на рынке киоск с всякими электронными приблудами. Если вы, менты, хотите знать, что мастерил Курощуп, надо точно выяснить, что в киоске исчезло.

– Узнаем, – ответила Бригита снисходительно. – В том киоске даже засада сидит. Вдруг Курощупов забыл что-то забрать, не выдержит и вернется. Хотя это вряд ли. Хозяин киоска сейчас сидит и сверяет, что у него пропало. Причитает от горя и считает.

– Значит, и этого хозяина разбудили.

– Этот Курощупов почти с детства на войне, – задумчиво и негромко сказала Бригита, как будто говорила для самой себя. – Еще подростком в Абхазии воевал. Это разведчик-гений, от него можно ждать всего. И вообще, попробуй, найди его здесь. Высшее начальство этим побегом почему-то сильно заинтересовалось. Думаю, не только потому, что Курощупов – ветеран разных войн. Этого для министерства мало. Подозреваю, что тот что-то еще натворил.

Показалось, что откуда-то доносится голос Лаврика.

– Вон ваш друг, майор Репеев. Этот, с желваками на скулах, – опять заговорила Бригита. – Внизу под окном, будто Ромео. Зовет.

«Почему с желваками?» – с недоумением подумал Елисей, открыл окно и высунул в нее голову.

Снизу смотрело мрачное морщинистое лицо, окруженное ангельскими кудрями и освещенное ручным фонариком, потом Лаврентий сказал:

– Новый ахтунг у нас. Курощупа найти не можем, зато нашли его записку. Тот ее к воротам рынка приткнул. Шампуром пришпилил. Никто не замечал, все мимо проходили. Пишет, что взял с собой заложника. Я подробностей пока не знаю, но понятно, Курощуп теперь много чего с нас потребует за его голову. И еще одно: этот Курощуп написал, что как-то сам на связь выйдет, непонятно как. Министерство поднялось, готовьтесь. Начальство у вас скоро должно появиться.

Свет фонаря ушел в сторону и замелькал, удаляясь.

– Возможно, этого Курощупа здесь на рынке уже давно нет, – сказал Радист. – Ушел и гуляет где-то на воле.

– Я тоже так полагала, – не сразу, подумав, возразила Бригита. Она стояла и хмуро смотрела в это рыночное окно. – Но нет, раз Курощупов держит заложника, значит, прячет его. И прячет здесь. Непонятно только кто это. Да и записку с шампуром Курощупов, похоже, только что оставил.

Из коридора и соседних кабинетов доносились ментовские голоса. – Какой счет? – слышалось сейчас. – Три – ноль. Пока всухую германец ведет. – Придет такое в голову – бежать с химии. Химия – почти воля. Неформальная роба, индейка без меры, водка.

Елисей подумал, что охранники и охраняемые – это одни и те же люди, которых судьба расставила по разным местам. Классово близкие.

– Говорили, что он уже давно в заключении на нерве жил. Ему теперь все равно. – Обещают привезти тепловизоры, чтоб все живое на рынке обнаружить. Собак ждем, хотя все следы затоптали давно. – Стекло – отличный изолятор от тепловизоров. Хорошо, если Курощупов этого не знает.

Монитор видеонаблюдения теперь включили, и Радист переключал камеры, одну за другой.

– Сколько голов ментов сюда загнали, – ядовито заметил он. – А может Курощуп сам в мента переоделся и ходит сейчас среди вас с важным видом. Типа, военная хитрость.

Похоже, Радисту не слишком нравилось находиться здесь, среди полиции и только для следователя Бригиты он, кажется, делал исключение.

Бригита с неудовольствием поежилась, похоже, неуютно чувствовала себя в своем наряде, этом плаще.

– Курсантов из школы тоже сюда привезли, – сказала она и кивком показала на монитор. – Вон они нечто непонятное творят… Это что, на каком-то складе дверь ломают?

Радист увеличил масштаб. Потом взял маленькую рацию и поднес к уху наушник:

– Глядите, веду радиоперехват, поймал вашу ментовскую частоту, – произнес он. – Сейчас разговоры на этих частотах через скремблер идут, чтоб никто не знал, о чем граждане начальники беседуют, но я слышу, приспособился. Твердят, что в этом складе какое-то зверье нашли, таджики там ночуют, запертые. Звонили в МВД, спрашивали, что с ними делать, но дверь ломать не разрешают. Говорят, что частная собственность – утром хозяева придут, откроют. А еще в харчевне рядом двух влюбленных накрыли: грузчика и посудомойщицу. Ночная жизнь!

Елисей смотрел в окно, в непроницаемую темноту, которой заканчивался торговый зал. Почему-то казалось, что в этой темноте сейчас неизменившийся прежний рынок. Тот, что существовал много лет назад.

На пластмассовой рамке монитора лежала дохлая муха. Умершая странной смертью, когда-то бившаяся в этот монитор, пытавшаяся проникнуть внутрь. Из коридора по-прежнему доносились голоса. Доносились, приближались и удалялись, в основном, обсуждали сегодняшнюю игру, неудачу бразильцев.

– И где же он прячется? – хмуро спросила у кого-то Бригита.

– Он продвинутый паркурист, типа Человек-паук, – ответил Радист. – Может сейчас прицепился над нами и висит, как летучая мышь.

Стоящая у окна, Бригита действительно посмотрела на потолок зала, будто надеялась, что стекло на галерее сейчас рассыплется и сверху свалится Курощуп.

– Оказалось, что посреди города существует лабиринт, – произнесла она. – Раньше никто этого не замечал. И вообще, абсурдное какое-то преступление.

– Вот поймаем беглого Курощупова и отметим это с вами, гражданка старший следователь, – предложил Радист. – Гульнем! В армянском ресторане, тут рядом. – Похоже, Радист не отчаивался по поводу своей внешности.

Бригита вроде бы поморщилась. Наступила внезапная тишина.

«Милиционер сдох», – подумал Елисей.

Потом в коридоре послышался знакомый кашель, а вот на пороге появился Репеев. Внимательно осмотрев комнату, сказал:

– Вот вы тут сидите, а Курощупов заложников берет.

– Я слышал, в комнате охраны говорили, будто с Курощуповым еще один человек шел, – произнес Елисей.

– Непонятно, сам по себе шел или нет, – сказал на это Репеев. – Может связанный. Сейчас эксперты вовсю эту запись проверяют. На своем поселении Курощупов на смену заступил кочегаром. Заступил и сразу скрылся, возможно, даже переплыл через реку, – Лаврентий помолчал. – Впрочем, сейчас тепло.

– Ну, на рынке найдет, во что переодеться, – произнес Радист. – Говорят, что на войне Курощупов разведчиком был. Командиром роты разведки или полка. Не знаю, как это называется в армии…

– Не в армии, а в банде, – прервал его Репеев. – Начальство меж собой говорило, а я услышал: куда-то делался один дубок на этой химии. Зам по режиму, капитан Москвичев. Ни на службе, ни дома его нет. На даче тоже не нашли. Гараж его личный почему-то открыт, лампочка внутри горит, а машины нет. Может запил и где-то закопался. С ним бывает, как говорят. Хотя есть сведения, что в гараже нашли свежезаточенную лопату, возможно из кочегарки. В этой кочегарке сейчас свои опера из ГУФСИНа действуют. И вроде даже конфликт у этого капитана с Курощуповым происходил. Пока мало что известно. Да, начальство взвилось! Сейчас тут люди из МВД будут, даже один генерал. Держитесь настороже, – Лаврентий с неудовольствием оглядел стены, заставленные стеллажами с непонятным барахлом. – А я подальше от начальства, а то быстро стану во всем виноват.

– Скандальон, – сказал Радист, когда Репеев ушел. – Отправит Курощуп этого кума к Склифосовскому или даже на родное кладбище.

– Я немного знаю Москвичева, – произнесла Бригита. – Он и десять лет назад капитаном был. По правде говоря, даже в своей невзыскательной среде Москвичев прослыл идиотом.

– На рынке все изменилось со временем, все пространство. Только я прежнее вижу, – заговорил Елисей. – Вокруг было свободно, пусто. Рядом с кафе «Колос» мы, пацаны, снежную крепость строили. Тогда дети играли так странно, еще что-то делали руками…

Внезапно стало понятно, что этот рынок существовал и менялся рядом с его жизнью, будто какое-то отражение ее. Оказалось, что будничная жизнь была не такой уж серой, иногда по-своему интересной и даже смешной. Помнится, по рынку все ходила одна местная алкоголичка и продавала с рук средства против насекомых. Громко кричала: покупайте ядовитые порошки против муравьев, клопов, тараканов! На следующий год, утомившись: против муравьев, клопов, тараканов. А еще через год, совсем упростившись: клопы, тараканы, муравьи! Елисей все спрашивал: почем один таракан? А много лет назад летом на месте нынешнего мясного павильона появлялся цирк, вечером играла музыка, тушь…

Внезапно в этой маленькой комнате зазвенел телефон. Радист удивленно завертел головой:

– О, ожил древний стацтелефон, стационарный. Есть у меня такой большой, с трубкой. Ищите по звонку, я забыл, где этот агрегат.

Телефон нашел Елисей, тот, заставленный какими-то коробками, звенел в глубине стеллажа, возле стенки. И не столь древний, с факсом. Радист, наконец, взял трубку.

– Привет, это Курощупов, – громко донеслось из нее. – Знаете такого?

В комнате все молчали, наступила внезапная тишина. Наконец, опять подал голос Курощупов:

– Понял, что знаете. А ты, кстати, кто будешь?

– Ну, я на рынке электронными делами занимаюсь, – заговорил Радист. – Программист и связист. Рекламу веду, радио и теле, вроде диктора.

Бригита производила руками какие-то непонятные жесты, пассы, но Радист вроде бы ее понял. Спросил:

– Странный вопрос, но дубок из ГУФСИНа, некий Москвичев с тобой пребывает?

– Со мной, – неожиданно легко признался Курощупов. – Будет ему кара на горло, сильно загрубил тот. Еще подробности узнать желаешь? Я так понял, что эти менты рядом с тобой стоят. Вот с ними и хочу поговорить, потому и звоню. Номер на твоем телефоне запомнил.

Трубку взяла Бригита.

– Привет, Курощупов, – твердо сказала она.

– А, гражданка начальница, Бригита Освальдовна, – сразу узнал ее Курощупов. – Ловите Фантома? И как успехи?

– Москвичева куда дел? – спросила Бригита.

– Не волнуйся, пока не сплющил я его. Спрятан в надежном месте, даже очень надежном. Может быть, даже в канализационном люке. Плакал он, хоть и протрезвел, а ведь раньше говорил, что майора ему хотели дать. Но все же умудрился укусить меня, когда я его взял. Что ж и это поступок – как-то сопротивлялся. Ждешь, когда скажу, почему Москвичева взял? Вы, следаки, любопытные. А я скажу… Наша химия – она какая. Окраина города, рядом лес. От него самая тоска. Вонючая речка, за ней – деревянные домики. Я тружусь кочегаром в жилзоне. Трудился, точнее. Привилегированная должность у нас. К тому же в котельной одиночество и это благо, одиночества в заключении не хватает. Вчера вдруг пришел ко мне в котельную друг, тоже ветеран, знакомый еще с Югославии. Внимательно слушаешь, барышня? Думаешь, в моем новом деле эти показания пригодятся? Ладно, надейся! Был повод, юбилей, много лет назад случилось одно событие в некой стране. Друг даже не водку принес, а коньяк. Выпивали культурно, не торопясь, с серьезной закуской. Передал мне крест за те прежние дела, сам мне его надел. Выпили, вспомнили былое. Потом на спиртной запах двоих зеков принесло. Слетелись, как мухи на это… На варенье. Про фамилии этих прилетевших промолчу, хотя вы их все равно найдете. Неплохо посидели, а потом внезапно появился этот чумидон Москвичев, еще пьянее, чем мы. Сразу покатил баллон, тарелки стал бить. Но мой друг его быстро загасил. Удар в торец, миску с килькой в томате о морду его размазал. Внушительно объяснил кто тот есть против настоящих ветеранов, прогнал. Потом сам ушел. Где-то ходил Москвичев, затем вернулся, стал грозить мне разными карами. Ну а я, типа, раб, обязан молчать. Сорвал крест с груди, бросил в кучу угля. Я кинулся искать, потом эти двое зеков стали помогать. Темнеть уже стало. Москвичев мне угрожал, гнал с этой угольной кучи, но я его посылал, не уходил. Только не нашел крест, хоть до самого позднего вечера провозился, в уголь закопался. Может, зеки прихватили, они вообще-то быстро ушли. Ты, Освальдовна, может, записываешь уже?.. В общем, остался я потом один. Сижу, думаю и лопату точу. Потом бросил ее, пошел в общагу. Вижу, дверь в гараже Москвичева настежь открыта, там свет горит. Капот у машины открыт, а потом смотрю, сам Москвичев в салоне спит. Постоял я, подумал, глядя на него. Долго думал, секунд пять, затем повернулся и пошел назад, в котельную…

– За лопатой? – спросила Бригита.

– За ней. На лопату этого гондольфа взял, но и кулаком по морде сильно огорчил. С таким наслаждением. А что, Освальдовна, твои хозяева, самое ментовское начальство рядом с тобой? Рукой водители? Мне есть, что им сказать.

– Начальства кругом полно, – ответила она. – Даже генерал Бакалов из управления МВД тобой занялся. Он сейчас в ЦОРМе.

Елисей знал, что ЦОРМ, если произносить это не торопясь, – центр оперативного радиоуправления. Набитый техоборудованием, туда стекается информация, звонят терпилы по телефонам и патрульные с мобильными радиостанциями. В ЦОРМе следят за видеоданными с камер наблюдения, и оттуда начальство управляет нарядами.

– Этот диктор-программист слышит меня? – спросил Курощупов. – Дай-ка ему трубку, барышня!

– Слушай, – сказал Курощупов Радисту. – Соедини меня с этим ЦОРМом, со всеми генералами. Хочу учинить им всем радиоинтервью, есть при мне кое какие слова.

Радист почему-то кивнул, хотя Курощупов этого не видел:

– Сейчас, сделаем свежую связь.

– У вас на рынке возможностей для этого полно, – произнес Курощупов. – Я видел в киоске рации диапазонов PRM и LPD с гарнитурой, спутниковые телефоны. А лучше всего – всякие радиостанции спецсвязи. Посмотри, у тебя там возле компа кабель брошен, фидер снижения, я его из киоска принес. Что ты ищешь, шуршишь?

– Усилитель.

– А чего его искать? У компа же есть. Ладно, не суетись, просто включи меня погромче и позвони в этот ЦОРМ. Номер его, надеюсь, не надо напоминать? Я ментов слушать не стану, мне не надо.

Радист несколько раз нажал на одну кнопку факса, потом набрал номер 02 на своем мобильном телефоне и положил его рядом с трубкой.

– Эй, менты, – совсем громко зазвучал голос Курощупова. – Это я, Фантом с рынка. Дайте мне какого-нибудь генерала! Ну что, слушаешь? Так вот, слушай: Москвичев живой и укрыт в очень надежном тайнике. Вам его никогда не найти. Желаете увидеть его таким же живым – дайте мне возможность уйти. Даже улететь. Жду вертолет. Чтобы стоял утром, когда рассветет, на крыше центрального торгового зала. И еще, хочу, чтобы вертолет обязательно был голубого цвета – таков мой каприз. Не вздумайте дергаться, ведите себя тихо, а то мгновенно дубка, как цыпленка, пером зажалю. Все! Эй, программист, выключай свой ЦОРМ.