Текст книги "Тайна Зеленой аллеи. Искра души"

– Ничего себе поборолись со злом, – произнес Макс. – Это же была пропавшая девочка?

Дети молча утвердительно закивали головами.

– Ты же ее нарисовал? – испуганно спросил Ким.

– Я лишь срисовал ее с объявления на уличном столбе, а все остальное – это, наверное, ее воспоминания. Не знаю, как так вышло, – ответил Джек и достал из планшета альбом с рисунками. Картина «Зеленая аллея» задвигалась отрывками векторных изображений в штрихах. Девочка перешла поле и спустилась к реке. Потом, как в обратной перемотке черно-белого фильма, динамика аппликаций внезапно остановилась.

– Невероятно, как красиво, как кино.

– Как ты это делаешь?

– Не знаю, просто рисую.

– Она хотела нас сожрать.

– Она и сейчас не против.

– Бежим отсюда.

– Бежим, нужно рассказать об этом взрослым!

Когда водолазы подняли со дна реки останки девочки в целлофановом мешке, родственники потеряли Бетти во второй раз. Зареванных детей затаскали по кабинетам Криминального бюро: психологи, допросы, полиграфы. После чего дело об изнасиловании и преднамеренном убийстве с особой жестокостью покрылось слоем пыли в архивах Криминального бюро, как нераскрытое.

Мединсоны

К семье Мединсонов не приезжали гости, не горел с наступлением темноты в комнатах свет. Мать воспитывала сына одна. Она всегда казалась напуганной, забитой, удрученной и никогда не реагировала на дружелюбные приветствия. Она избегала шумного общества и случайных встреч с соседями. Одни обходили ее стороной, а другие перестали замечать. Она не жила, а выживала на двух работах под мурлыканье хитрого работодателя. Кризис давно уничтожил финансовую стабильность среднего звена общества и посеял на плантациях мертвой земли крепостную зависимость, манипуляции монополистов и балльную систему труда «Карьерного просветления» – КП. Потеря баллов в электронной таблице КП снижала квалификационный авторитет и грозила увольнением с текущего места работы.

Мать Джека выживала в огромном индустриальном мире, но не была его частью. В школе сын периодически подвергался насмешкам со стороны ровесников. Сплетники и зазнайки давно ожирели от чувства собственной важности и мнимого превосходства. Я не считался с их мнениями. К сожалению, мы учились на разных потоках, и со злом Джек боролся самостоятельно.

Безнаказанные нарушители порядка и режима образовательной школы, несовершеннолетние «бродячие собаки» без гендерных признаков Том, Боб и Стив ежедневно пробовали себя на роли ораторов, пропагандирующих насилие и геноцид. Стадное угнетение личности сверстников начиналось всегда с унизительной пощечины и морального оскорбления. Вежливость Джека раззадорила преступников, но не его самозащита. Потертый «конверс» рассек бровь одному, сбил дыхание ударом по печени второму, а третьему отдавил блестящие туфли. Однако уйти не получилось…

Джек всегда был внимательным, немногословным слушателем; выражал чувства, эмоции в чернилах на холсте; расценивал сарказм за обиду, шутки за действительность; считал, что слова должны иметь ценность, а не быть ветреными; бегал по лужам босыми ногами от радости летнего дождя; светился от счастья при виде первого долгожданного снега; замирал, боясь вспугнуть бабочку на козырьке кепки, а потом восторженно кричал на весь двор, восхищенный ее фиолетовыми крыльями: «Посмотрите, какая она волшебная!» Многие называли его странным, но мне так не казалось.

Практикуемые логопедом тренинги давали положительные результаты на пути решения проблем с дикцией, но примитивное общество сопротивлялось принимать любые отклонения индивида от шаблонов, стандартов и стереотипов. Зло разрасталось, и темнота подавляла порыв творческого знаменателя расти. Локальному социуму требовался обязательный козел отпущения, личный виновник всех их проблем. Однажды преподавательница не поверила в то, что сочинение является подлинным творением творческой мысли и поставила неудовлетворительный балл за списывание из журналов цикла публицистики. Впервые по пути домой Джек проснулся от многолетнего сна и преподнес себя в искреннем виде.

– Представляешь, она сказала, что я писатель апельсиновый, и высмеяла меня перед всем классом.

– Вывод ее однозначно необоснованный. Просто не каждый готов разделить мнение собеседника, – Ким попытался поддержать друга, но тот как будто его не слышал.

– Нет, ты представляешь, она мое сочинение прочитала вслух перед всей аудиторией, а в конце добавила: «От плагиата развивается только быстрописание и слабоумие».

Он засмеялся и в потоке радости проглатывал слова. Порицание учителя не расстроило Джека, а подтолкнуло на новую ступень саморазвития.

– А почему апельсиновый? – спросил он себя и остановился.

– Может, она считает тебя сочным. Брызгаешь в нее всякими мыслями. – И волны хохота трещоткой полетели по брусчатке на мостовой.

В тот день я почувствовал настоящую радость. Забыл о коме размышлений и представлений о развитии жизни как об антиутопии с негативными тенденциями времени. До поздней ночи мы просидели на дереве во дворе дома, как в детстве, только разговоры были другими и штаб-квартира разобранной.

…Паразиты в уборной захлебывались ядом от удовольствия. Джек не понимал смысловой нагрузки потока нецензурных анонимов в недопустимых грамматических формах склонения с уст одноклеточных сознаний оппонентов. Сообщники дискутировали о принадлежности парня к категории отработанного биологического материала и с удовольствием дискриминировали мать на пошлом уровне – как женщину, как личность, как человека. Обитель психики разорвалась на куски критического дисбаланса, и кровь обидчика разрисовала кафель живописными строчками бурой тревоги, но численное превосходство сыграло фатальную роль в изменении справедливого равновесия. Стадо повалило парня на пол, чередуя удары ногами от усталости. Потеря сознания. Тишина. Кровь как вино.

Последний год учебы предшествовал подготовке к выпускному вечеру. Джек даже успел закрутить роман с такой же иноземной девчонкой. В поступках и в эмоциях он вел себя свободно, без границ застенчивости. В нем была своя харизма: ровные, острые черты лица, запоздалый акцент выговариваемых согласных и иное видение мира, что вызывали у многих девушек к нему особенный интерес, но в обетованной пустоши с космическими фантазиями для них не находилось места. От школы до дома было около двадцати минут ходьбы.

– Я прождал тебя полчаса, прячась от жары в фойе, где меня заставили перегружать привезенные булочки в ларек, а ты даже не ответил на мой звонок. Держи, она с джемом.

– Ким, ты ее украл?

– Не замечал за собой.

– С утра ты сетовал по поводу отсутствия наличных и дырявого кармана.

– Это плата за мой недетский труд. Смело пережевывай и не парься, ведь твоя карма не будет запятнана репутацией скупщика краденых булок, – возмутился Ким, похлопывая Джека по плечу.

– Звучит уверенно.

– Слушай сюда, казанова, я смотрю, ты сегодня в отличном настроении, значит, вечером мы идем на тусовку к Ричардсонам, и тебе надо бы по-тихому свалить из дома, не побеспокоив стариков.

– Так мама еще молода.

– «Старик» – это такое выражение.

– Ким, а старик исчисляется от какого временного промежутка?

– Я думаю, от шестидесяти пяти до семидесяти пяти лет.

– Так мне шестнадцать. Где логика?

– Ты прав, старик. Тогда вечером скажешь молодой маме, что ночуешь у меня. Ты только представь, в пентхаусе Ричардсонов будет вся школа.

– Ух… Столько людей в одном месте, – в изумлении Джек застыл. – Но у меня зачет по геометрии на носу. Я отстаю в ней.

– У Ричардсонов будет одна скромница, что давно интересуется твоей персоной, – Ким приобнял Джека и на ухо заманчиво проговорил: – Она тебя подтянет сегодня по геометрии и, может, если обломится, еще в чем-нибудь.

– Интересно.

– Ты только будь увереннее. Если понадобится, понастойчивее. Надо же когда-то начинать, – ответил Ким, поправляя на шее Джека воротник зеленого поло.

– Я тебя порой не понимаю.

– Да, и твоей надсмотрщицы завтра не будет, учительница по геометрии заболела простудой. Сейчас вирус какой-то идет. Так что мой руки перед едой.

– Значит, я буду в библиотеке.

– Конечно будешь, поклеишь там прыщавых мадемуазелей.

– Ким, ты опять говоришь нелогично.

– Приходи раньше. Сегодня дома делают пиццу из…

– Не произноси, – трепетно попросил Джек.

– Хочешь отгадать?

– Да. Будет горячий треугольный кусок пиццы с расплавленной сверху корочкой сыра, скрывающей сочную начинку.

На небе появились первые звезды, и зажглись фонарные столбы, освещая длинную улицу мягким, приятным, комфортным, уютным оранжевым светом.

За время нашего знакомства мой друг мало рассказывал о своей семье. Мне было известно только, что отец его погиб на аэродроме при испытательных полетах, а мать очень много работает. Когда мы шли домой, то разговаривали обо всем. Тогда я вспомнил, что Джек безупречно рисует, предполагая, что в будущем он может стать известным художником, но последний категорично отрицал свой талант и игнорировал данную тему.

Взрослея с каждым годом, дети и сами поверили, что ожившая картина была их выдумкой, а обнаружение тела Бетти случайным совпадением, но феномен альбома с рисунками на коллективном дружеском совете, придя к общему консенсусу, было решено надежно спрятать на чердаке под облицовочной деревянной доской.

– Привет, Джек. Давно к нам не захаживал.

– Добрый вечер, тетя Вильета.

– Как дела на учебе?

– Хочу сдать геометрию, Ким говорит, что его знакомая меня подтянет.

– Это можно было бы не говорить.

– Даже так? – улыбнулась женщина. – И куда вы сегодня собрались?

– Да, мы ненадолго, туда и обратно.

– Так куда же? – поинтересовалась Вильета.

– К Ричардсонам.

– К этим выскочкам.

– Согласен, но там, помимо них, будут и другие крутые ребята.

– Ты уверен, что вам стоит идти? – она перевела взгляд на Джека, который с удовольствием поедал второй кусок пиццы, запивая запеченную корочку фруктовым горячим чаем.

– Тетя Вильета, я знаю состав начинки: курица, грибы, помидоры, сыр, базилик, перец, соль и сахар.

– Да уж, с такой тачкой по-тихому свалить-то и не получится, – под нос буркнул Ким. – Мы уходим, Макс подъехал. Джек, давай заканчивай.

Макс был старше ребят на два года и уже учился в колледже, на специализированном факультете с медицинской кафедрой. Он мечтал выучиться на хирурга и спасать людей, но в будущем уверенно вычеркнул шесть лет из жизни, пока получал образование в медицинском институте. Ведь доктором он так и не стал.

– Как вы, парни?

– Отлично, поздравляю с приобретением. Давай, мужик, особо не гони.

– Спасибо, будет сделано.

– Здравствуй, Макс, – Джек уважительно протянул руку и крепко сжал ладонь в рукопожатии.

– Привет-привет. Давно тебя не видал веселым. Ты с нами?

– Да, мы же ненадолго?

– Падай назад, – весело произнес Макс, отодвигая водительское кресло. Машина взвизгнула шинами и далеко не тихо понеслась по ночному пригороду.

Конечно, на вечеринке они остались не на один час. Раскованная молодежь в центре вселенной под открытым небом зажигала свои яркие светила.

Я смеялся как сумасшедший, слушая раскованные бредни Джека. Он был веселым, изрядно влюбленным и бесконечно счастливым. Он неординарно рассказывал о проведенном вечере, о своих взрывных впечатлениях и бесконечных чувствах. Меня это веселило, а Джек не умолкал и рассказывал свои эмоции, передавая информацию в доступном только для нас контексте нашего негласного коннекта. Конечно же, строгие родители не одобрили ночное путешествие, наказав нас домашним арестом. «Ким, так Нелли вообще не интересуется геометрией, только анатомией», – я продолжил смеяться, а Джек рассказывать о вреде бессонных ночей и алкоголя.

…Да, но в этот злополучный день мерзавцы не остановились на достигнутом этапе морального унижения и надругались над сверстником, окунув его головой в забитый сигаретными окурками унитаз. Рвотный крик остановил экзекуцию и освободил легкие, наполненные жидкостью.

Я чувствовал свободу полета птицы в своей груди, как будто отпустил воспоминания о потерянной душе, но оказалось, что линия времени крепко завязала узлы на наших шеях. В лицо мило улыбались многие сверстники, а за спиной плевались нарывами из набухших язв и воспаленных гланд: «Не как все! Он тут чужой! Пусть проваливает в класс коррекции!»

Кто-то блистал умом, кто-то силой и отсутствием первого, а кто-то не уподоблялся толпе и жил в маленькой стае, готовый показать клыки и выпотрошить обидчика. «Несдержанный гнев в порыве аффекта» – говорили многие о том случае, но аффекта не было. Была обдуманная, спланированная и сладкая месть. Бейсбольной битой из алюминия я переломал «паразиту» ребра и выбил два колена. На следующие три насыщенных года обучения в университете врачи нарядили его в аппарат Илизарова. Именно к этому непризнанный оратор Том так безоговорочно стремился, неоправданно высмеивая чужие слабости и пороки. Боб удачно лишился верхнего ряда зубов. Выплевывая их в стороны вместе с окровавленной ортопедической блестящей на солнце скобой, он уже так нагло не улыбался, а ничтожно шепелявил мольбы бесполезного прощения. Подумайте только, самый заядлый хулиган школы умоляет никому не известного Кима. Не поздновато ли для раскаяния? Диагноз – черепно-мозговая травма, перелом челюсти, зубов и носа. Текущее состояние – полугодовое восстановление с реабилитацией у травматолога и стоматолога. «Нападающий в центре поля! Напряженный момент! Удар по воротам – и…» На финальном ударе добивания резцов нижней челюсти меня как борца за справедливость остановила поражающая пуля законопослушного стража Цитадели сектора №9. К несчастью или наоборот, пуля порвала мышцу плеча и прошла навылет, не задев жизненно важные органы. Текущее состояние – неудовлетворенность. Статус – привлеченный к ответственности. После этого происшествия вся местная знать из экс-интеллектуалов, критиков и эмоциональных, невостребованных особей разношерстных полов лихо раздирали свои глотки на собрании деморализованного общества: «Таким тут не место! Такие мешают нашим детям самоутверждаться! Изолировать их! Принудительно лечить их!» Блеющее стадо изрыгало синтетический яд нездорового завтрака. Беспомощные овцы орали как вороны и смеялись как гиены, поощряли жестокость и стимулировали своих неопределившихся отпрысков эквивалентом денежного согласия на вседозволенность: один бездумно водит подушечкой пальца по сенсору дорогостоящего гаджета, не используя и половины процентов от его возможности; второй наудачу ставит галочки в тесте по программе «Прогрессивный выпускник»; третий выискивает в переносице застывшие простудные выделения, а другой щипает за ягодицы одноклассниц, которые притупляют творческий потенциал в секундной эмоции счастья от сделанного произведения искусства, на фронтальную камеру современного телефона. «Изолировать! Придать общественному порицанию! Развести костер демагогии! Стереть в порошок и забыть!» – дребезжали диафрагмы полуобнаженных, одетых по канону тренда особей женского и несуразные образы поколения «фастфуд» мужского пола.

Остров

Мир медленно катился в пропасть из алчности, разврата, страданий, лжи, ненависти и страха. Пустоты интегрировали в каменные джунгли из холода, равнодушия и цинизма, запустив по артериям метрополитена отравленную формулу счастья запретного плода с точкой невозврата. Великой ценностью стали деньги, будь то зеленые или презентабельно деревянные банкноты, не важно. В мегаполисе все покупается и все продается. Любовь накручивает на счетчике сантиметры заглатываемого, изливая изобилие вожделения на простыни в гостиничных номерах Острова Плаза. Так называют отколовшийся от Цитадели район, пропитанный запахом дорогих духов, секса, выпивки, наркотиков и больших стволов. В воздухе царила атмосфера беспорядочного дестроя, краха и разрушения устоев, норм морали, нравственности. Прогнозы ледникового периода, всемирного потопа, теории большого взрыва, разрушения озонового слоя, столкновение тектонических плит земной коры и землетрясения не нашли своего подтверждения. Предвидение астронавтов о приближающемся небесном теле из глубины космоса гласило о безоговорочном столкновении с Землей и массовом уничтожении людей, но комета, получившая название Коралловый Аспид, пролетела рядом с орбитой, восхищая устремившиеся в небо взгляды зевак игрой красок длинной полосы фиолетового, алого, неонового, пурпурного хвоста из небесных процессов распада элементов, отсутствующих в химической таблице землян. Пролетев мимо, она как будто посмеялась над воцарившейся в этот день анархией с ограблениями и насилием: мол, недолго вам осталось, братцы. Подсказки как знаки, как предвестники начала конца больше никого не интересовали. Искушенные от пропаганды чужой роскоши люди каменных джунглей отказывались принимать реальность за действительность. Клешни диктаторов жадно заглядывали в открытые окна гостеприимства и безоговорочно сеяли самопровозглашенный закон экспроприации. Варварская дискриминация под эгидой здоровья нации возвращала современную жизнь в феодальные отношения эпохи крепостного права, а вооруженные солдаты у зигзагов стен с колючей проволокой по воле диктаторов пресекали любые миграционные потоки и социальные недовольства.

Честные браки стали редкостью, а полноценные семьи исключениями. Психологи все чаще лечат надуманную депрессию, где мужчины подражают культу женского начала, а женщины архетипу мужского гендера. Теперь в традиционные отношения полов приходят современные технологии нейронной сети, заменяющие тактильные ощущения на дистанционные. Достаточно заказать портативную сферу удовольствий с пробным комплектом из двух капсул кибернетического инстинкта, ККИ, для того чтобы открыть доступ на двадцать четыре часа к сотням половых партнеров виртуального мира с любыми сексуальными предпочтениями. Семикольцевая сфера представляла из себя свободно вращающуюся по кругу конструкцию на четырех опорах, с креслом внутри, с сотнями проводов и датчиков. Спектр предоставления услуг и сервиса по обслуживанию был огромный: всевозможные сиденья, системы вентиляции, пневматические опоры без толчкового вращения, навесное оборудование, возбудители проекции новых локаций на голограммах цветных картриджей, усиленные капсулы с дополнительным временем, кислородная маска для обогащения крови, датчики контроля частоты сердечного ритма и безопасная система выведения из транса. Виртуальный мир генерировался в голове с помощью легализованных стимуляторов ККИ, вступающих в симбиоз с системой нейронного соединения и компьютерных алгоритмов. В заснувшем теле мозг активизировал незадействованные в обычной жизни ментальные процессы. Время в лабиринтах сознания на пути удовольствия пролетало за несколько минут, а в реальной жизни на модуляцию задействовалась вся ночь. Ценой эмоционального удовлетворения было полное физическое истощение и последующая длительная депрессия. Общество успешно пролонгировало закат человеческой эпохи на пути неминуемого прогресса: две капсулы, как эвтаназия, две ночи, как две жизни, половина зарплаты на депрессанты, дряблые тела, слабый иммунитет, отсутствие здорового потомства, легальная зависимость. Решение было найдено. Таблетки на прилавках фармацевтических магазинов со временем восстанавливали дееспособность организма, но развивали необратимые патологии, уязвимые к мутированным инфекциям, тем самым лечение обычной простуды превращалось в длительный процесс капиталовложения.

В сертифицированных магазинах капсулы инстинктов стали дорогим удовольствием, но прилавки подпольных рынков успешно демпинговали цены на ККИ, предлагая больше времени на погружение в мир симуляции, новые модификации для сфер, максимум удовольствия и свободы действий. Однако в основу стимуляторов кустарного производства закладывались синтетические запрещенные законодательством вещества, которые чаще всего приводили к остановке сердца, в лучшем случае – к сбою нервной системы. Искусственная инвазия населения шла полным ходом.

Джек был замкнутым, грустным и молчаливым ребенком с усталым, болезненным видом, взъерошенной засаленной челкой и синяками под невыспавшимися глазами, но на какое-то время он смог выползти из кротовой норы, для того чтобы открыть глаза на новый мир. Дом, как и дырка на новой футболке, с его слов, достались им от государства по программе малоимущей семьи.

Тенденция нового времени делила людей на классы неравенства и категории трудоспособности, в результате чего всеобщий онанизм головного мозга привел к идейному расколу. При несоответствии нужной ячейке общества на фоне максимального эгоизма с тобой обрывались приятельские, родственные, деловые связи. Каждый стремился повысить уровень квалификации и получить новые знакомства, новое общение, новый статус в информативной базе данных под названием «Органика», что отслеживала динамику достижения и провалы в балльной системе труда «Карьерного просветления», КП, и в социальной жизни, присваивая тем самым каждому человеку соответствующий уровень профпригодности.

Конфиденциальность оставалась только на бумаге, а в реальности каждый новый пользователь «Органики» был под пристальным аналитическим наблюдением. Коренные жители Цитадели неохотно верифицировались на глобальном сервисе, но податливо принимали тотальный контроль как форму адаптации к тенденциям современности, а несогласные «сепаратисты» подвергались принудительной регистрации, но уже с особыми отметками в когнитивном досье «против». Время неустанно двигалось вперед, и получить достойный профессиональный класс в резюме с каждым годом было все сложнее.

Мединсон являлась вдовой погибшего летчика-испытателя. Пособие от государства уходило на оплату обучения сына, а зарплаты хватало лишь на бытовые и коммунальные минимумы. Допоздна она работала в кафе Бургеры Льюис, что славилось в пригороде отменными отбивными, а потом бежала на последний десятичасовой троллейбус. В тот день пьяница Дейв, привыкший к опозданиям Марины, был переведен в старое депо, а новый неосведомленный водитель проехал мимо кафе без остановки сразу напрямую в троллейбусный парк.

В густой измороси Зеленая аллея светилась оранжевым светом больших фонарей. Промозглый ветер ускорял короткие шаги девушки по широким лужам, оставленным после полуденного дождя. За ее спиной медленно крался на габаритных огнях желтый, грузный, большой автомобиль – такси частного извоза. Спустя некоторое время он поравнялся с женщиной.

– Тебе в какую сторону? – громко спросил водитель. – Я поеду по Зеленой аллее до парка Утраты, – добавил он и поправил на лбу кепку восьмиклинку. Марина ничего не ответила, но машина продолжила медленно катиться вдоль тротуара. Холодный ветер обжигал кожу рук через тонкий плащ, надетый не по погоде.

– Эй, красавица, иди к нам! – крикнул выпивший подросток из толпы на аллее, и перешел дорогу. Двое парней спрыгнули со спинки лавочки следом за ним, но толпа возле громкой магнитолы не уменьшилась. Окоченелые ступни ускорили стук каблуков по тротуарной плитке, но два тяжелых пакета с овощами, фруктами и куском свежей говядины по-предательски потянулись к асфальту на растянутых ручках экологического полиэтилена. Водитель такси прибавил газа и запрограммированно повторил:

– Тебе в какую сторону? Я поеду по Зеленой аллее до парка Утраты.

– Нет, спасибо, мне рядом, – лаконично произнесла женщина и сжала сумки окостенелыми от холода пальцами, осознавая, что до дома минимум минут сорок ходьбы.

– Малышка, что там у тебя есть? – И пальцы подростка умело заиграли на опасной бритве, появившейся из накладного кармана синтепоновой куртки.

– Может, и мелочевка водится? – выкрикнул другой жадно докуривая чибарик.

Под светом фонарного столба водитель наклонился к пассажирскому сиденью.

– Садись, не отстанут же, – сказал он низким голосом и снова поправил кепку, не успев скрыть от света последствия ветреной оспы на рябых щеках. Впереди – пустая улица, молчаливые двухэтажные кирпичные общежития с периодическими криками душевнобольных и пьяных сумасшедших из окон, а за спиной шумное сборище нетрезвых подростков, сверкающих ножами и угольками дешевых сигарет под ритм популярного кала из динамиков бумбокса. Пассажирская дверь захлопнулась. Двигатель выдохнул черный дым и измотанно загудел, а красные габариты задних фонарей судорожно заморгали от сырой электрики и исчезли за поворотом. Теплый воздух из печки приятно согревал озябшие ноги. Попутчица внимательно смотрела за ночной дорогой, чтобы не пропустить свой перекресток. Раньше парк Утраты был местом проведения праздничных мероприятий, уединения для молодежи и семейных пар, но после серии покушений на прохожих приобрел дурную славу, и теперь там собирались только группы разбойников да всяких бродяг. Дело с утопленником в ручье списали на интоксикацию от алкоголя. Хотя один стажер из Криминального бюро за чашкой утреннего кофе в закусочной рассказал, что доза алкоголя в крови скончавшегося была допустимой для жизни. Однако первая версия в бюрократическом сите процеживалось удобнее. История о школьниках, что бежали от верзилы в маскарадной маске, также переписалась в десятках отмененных постановлениях об отказе в возбуждении уголовного дельца за отсутствием перспективы в раскрытии и вынесении надзорным органом не меньше постановлений об отмене постановлений об отказе в возбуждении затянувшегося расследования. В тот день подростков спас случайный автопатруль стражей, приехавший пополнить палочную статистику административных правонарушений на бездомных. Дурные мысли были не материальной составляющей, а реальным показателем циничного, отчаянного, эгоистичного, жестокого времени.

– Я вам благодарна, вот моя остановка, – произнесла Марина, указывая рукой на приближающийся Т-образный перекресток, и потянулась к ручке двери, но автомобиль не остановился, а двигатель заработал громче. Дворники противно заскрипели по мокрому лобовому стеклу.

– Задумался я, – смиренно ответил водитель и крепко схватил пассажирку за тонкое бедро, сминая с колен промокшее платье. Попутчица вцепилась в его ладонь, на что мужчина ехидно улыбнулся от удовольствия, а потом разжал грубые пальцы. – Не бойся, не обижу. На следующем перекрестке развернемся.

Фонари мелькали вспышками света перед испуганными глазами женщины: печка сушила воздух, губы немели, сохло во рту, стало тяжело дышать, сердце забилось чаще. Марина прижала рюкзак с вещами к оледеневшей от страха груди и сразу одернула задранное платье ниже колен.

– Немедленно остановитесь! – приказала она и потянула за дверную ручку, но та бесполезно повисла бутафорией без отклика внутреннего замка. – Сейчас же остановите, пожалуйста! – закричала девушка дрожащим голосом. Тяжелый автомобиль с визгом лысой резины зашел в крутой поворот, минуя дорожный знак, обозначающий тупик, и непристегнутую пассажирку прижало к кевларовой обшивке двери, пропитанной сигаретным дымом. Свет тусклых фар уперся в разбитую стену из бурого кирпича и лениво погас под стук холодного дождя, бьющего по крыше желтого ретромобиля. На таких авто в наше время практически не ездили, но встречались антикварные умельцы да всякие там любители, что освежали лакокрасочное покрытие, перебирали ходовые части, реставрировали обшивку кресел по вкусу и выезжали на дефиле для фотосессий. В закупоренном салоне авто раздался дикий крик хрупкой женщины измотанной от неравного сопротивления. После ошеломительной пощечины она потеряла сознание и очнулась на спине с раздвинутыми бедрами, от острой, огненной боли надорванной сфинктерной мышцы. Яростный рвотный крик под белый радиошум из приемника прервал сопение убийцы. Ладони насильника сдавили шейные позвонки, и жертва предсмертно захрипела, вонзаясь ногтями в мышцы волосатого предплечья.

– Заткнись сука! – помятое платье запрокинулось на поясницу, а кружевное нижнее белье, сорванное с ног, затрещало по деликатным швам белыми нитками. В радиоприемнике за монотонными помехами запел голос известного танцевального классика. Слезы кончились, а насильник кончил в нее горячим сгустком белого яда. Двухминутная эпопея с прогулкой по вечности завершилась моральным уничтожением. Девушка жадно вдохнула спертый, тяжелый, сухой, потный воздух и в горле повис непроглатываемый острый ком. Салон осветили ксеноновые фары проезжающего на серпантине автомобиля, от чего убийца раздраженно зажмурил глаза и начищенная бляшка кожаного ремня забренчала на талии широких атласных брюк. На рыхлом лице, похожем на разбитый грунт, вспаханный чернозем или глиняную колею заблестели капли жирного пота. Жертва насилия слепо нащупала ручку, но задняя дверь была заблокирована. Тогда убийца схватил ее за волосы, и выволок из салона на мокрый асфальт. Помятую окантовку тонкого платья покрывали пятна кровоподтёков. Голос женщины одеревенел от ужаса, страха, боли и беспомощности. Водитель достал из ножен огромное лезвие блестящей стали, которое осветил дальний свет фар спустившегося с холма встречного транспорта, и женщина в агонии поползла к обочине. Впереди ехал большой внедорожник с белыми ксеноновыми лампами на крыше и «кенгурятнике». Ослепленный убийца замешкался, завел автомобиль и с визгом мокрой резины проехал мимо Марины. Такси пронесло юзом по асфальту от резкого торможения. Загорелись красные стоп-сигнальные огни, и замигала лампочка задней передачи. Коробка переключения скоростей небрежно прохрустела от недожатой педали сцепления. Утомленно загудел вал задней передачи, звонко щелкая мелкими зубьями шестерней. Громоздкий корпус автомобиля начал быстро приближаться задним ходом, но, не доехав до девушки, тяжело остановился. Из окна вылетели сумки и сочные яблоки покатились по мокрому асфальту, а желтое такси быстро скрылось в темноте за перекрестком.

Ключи от внедорожника, оставленные родителями в спальне, провернулись в замке зажигания, и юноша, не достигший совершеннолетия, неуверенно выехал из автоматического гаража, пока взрослые отмечали пятилетие своего электронного детища, «Органики», на большом банкетном светском вечере.

– Остановись, – попросила испуганно девушка, заприметив у обочины окровавленную женщину.

– Да это наркоманка, их тут знаешь сколько, – с презрением подчеркнул водитель и медленно проехал мимо Марины.

– Остановись. Может, ей нужна помощь, – крикнула на него подруга и выключила музыку в автомагнитоле.

– Нам не нужны проблемы, – замешкался парень, боясь грядущего разоблачения в угоне родительской тачки и наказания от строгого отца в виде лишения наличных средств на каждый день.