Текст книги "Белый Ворон"

Мы живем в мире штампов, и, когда я всерьез окунулся в рекламную деятельность, когда вляпался в шоу-бизнес, когда начал тусоваться, о тренировках пришлось забыть. Я мимикрировал под тусовочно-богемные стандарты, стал таким же, как и те, кто меня окружает. Я белая ворона… пардон, белый ворон для пассажиров электрички, а начни я, скажем, с завтрашнего дня вести секцию единоборств, как когда-то, мигом стану белым вороном для тусующейся по ночным клубам публики. Даже о том, что когда-то давно я слыл в определенных кругах неплохим бойцом, из моих теперешних друзей-приятелей-подружек никто не знает. К счастью, те, прошлые «определенные круги» и мои нынешние охотничьи угодья никак не пересекаются. В тусовке положено быть выпендрежником, но опять же рамки выпендрежа строго заданы. Моя оригинальность, например, заключается в том, что я не пью запойно и не сижу на наркоте. Эти «недостатки» я с лихвой компенсирую разнообразными приключениями сексуального характера, о которых все с удовольствием сплетничают. Но, как уже говорилось, я не «голубой» и даже не бисексуал. Поэтому мне и так приходится туго, вписываюсь в коллектив из последних сил. Страшно подумать, что бы случилось, узнай тусня о моем здоровом спортивном прошлом. Белого ворона выгонят из стаи, заклюют…

К автомобильной магистрали я вышел почти успокоенным, более того, несколько умиротворенным. Страх оказаться запертым в обезьяннике какого-нибудь подмосковно-захолустного отделения милиции отошел на второй план. На первом плане стояла злободневная задача побыстрее добраться до санаторно-профилактического учреждения, где меня ожидал банкир-заказчик. И я стоял как живое воплощение сей непростой задачи на обочине шоссе, задрав кверху правую руку. Машины мчались мимо с оскорбительным безразличием, поднятая рука затекала, но я не сдавался, продолжал голосовать. К случаю вспомнился старый слоган из социально-предвыборной рекламы: «Голосуй или проиграешь». Сам себе я напоминал рыбака с удочкой, терпеливо дожидающегося, когда же наконец произойдет поклевка. И я дождался. Поклевка состоялась.

На мою ярко выраженную богемную внешность клюнула немолодая, но старательно молодящаяся дама за рулем шикарной «Вольво». Роскошный автомобиль затормозил рядом, брезгливо примяв иностранной резиной грешную российскую землю на обочине шоссе.

– Куда вам? – спросила дама, открыв автомобильную дверцу.

– С вами хоть на край света! – ответил я, лучезарно улыбаясь.

– Садитесь… – Дама смущенно улыбнулась в ответ.

Я уселся рядом с ней. Снял розовые очки, чудом не слетевшие с носа во время бегства из поезда, и одарил водительницу маслянистым, похотливым взглядом.

– Ну, а серьезно, куда вам ехать? – Она смутилась.

– Если серьезно, то… – Я объяснил, куда мне ехать, рассказал про санаторий, продолжая гипнотизировать хозяйку «Вольво» взглядом героя-любовника из индийского кинофильма.

– Я знаю, где расположен этот санаторий. Захолустье… – Мадам явно смущали мои проникновенные телячьи глаза.

– Бесспорно, захолустье, однако там мне назначили встречу… – вздохнул я.

– Девушка? – Она кокетливо поправила прическу а-ля Мэрилин Монро.

– Отнюдь, к сожалению… – Я потупил взор.

– Почему «к сожалению»? – Она прицельно вцепилась в меня глазками-угольками.

– Два дня назад моя девушка вышла замуж, – бесстыдно соврал я. – За моего лучшего друга. Для меня их свадьба оказалась полным сюрпризом… Пока мы будем ехать, я, если интересно, могу вам все рассказать… Я хочу вам все рассказать… Давно хотелось кому-нибудь выговориться, со знакомыми людьми трудно быть откровенным… А тут… Случайная встреча на шоссе… Будто в сказке, появилась красивая женщина за рулем автомобиля и не побоялась подобрать одинокого мужчину на обочине…

– Я сама удивлена… – Дама за рулем зарделась. – Обычно я не подсаживаю незнакомцев, но нога сама нажала на тормоз, когда я вас увидела…

Плюс моего экстравагантного имиджа – у женщин я ассоциируюсь либо с героем их ночных грез, либо, в крайнем случае, с альфонсом, но никак не с бандитом или насильником. У определенного сорта женщин, конечно. У тех, которых бог умом обидел, а черт заразил приступами щекотки в паховой области.

– Так вы меня подвезете?.. – Я немного переигрывал, но она не замечала. – И… выслушаете меня?

Конечно, она меня подвезет! Ради того, чтобы выслушать. Еще бы, такой соблазн. Пусть только попробует отказаться, подружки, которым она будет после рассказывать о встрече с седовласым принцем в белоснежных одеждах, ни за что ей не простят, откажись она меня подвезти. Подруги, как и сама эта баба, скорее всего сплошь жены «новых русских», поднявшихся на торговле китайской тушенкой. В прошлом – работа рядовыми продавщицами и тройки в аттестате за восьмой класс. Денег не мерено, а с принцами напряженка. Я подобную категорию определяю на раз и знаю, как с ними обращаться.

– Наш… – Она хотела сказать «наш с мужем», но вовремя спохватилась. – …Мой коттедж не совсем по пути, но…

– Помогите бедному художнику, прошу вас! – Я добавил жару в топку ее решимости.

– Так вы художник? – округлила глаза женщина.

– И да, и нет. Я занимаюсь кино. – Я был искренен с ней, как никогда.

– Кино!..

Все, мадам готова, сражена наповал. Я вплетаю в канву своих обольстительных речей пару звонких фамилий киноартистов. «Вольво» трогается с места, и мы едем. На ходу сочиняю огнедышащую страстями историю любви, ревности и измены. Рассказываю обстоятельно, с трагическими подробностями о незавидной доле человека искусства с длинными, поседевшими от мук творчества волосами и ранимой нежной душой. Так рассказываю, чтоб на всю дорогу хватило. А сам радуюсь, что экономлю деньги и еду на халяву. Вопросов о плате за проезд не возникнет. «Новые русские» пузанчики из бывших товароведов очень любят белых ворон. Их жены обожают белых воронов.

Она перебила меня лишь однажды. Плутовка, пользуясь тем, что я не знаю дороги, дала крюк и прокатила мою элитарную седовласую персону возле своего коттеджа. Многозначительно ткнула пальчиком в краснокирпичный трехэтажный особняк, обнесенный двухметровой металической решеткой-забором. Несколько похожих, как грибы одного вида, особняков выстроились рядком на краю стандартной подмосковной деревеньки. Дело ясное – господа скупили у крестьян землю на околице и отстроились.

– От Москвы далековато, зато воздух чистый и просторы… – прокомментировала пейзаж с коттеджами дама за рулем «Вольво». – Это место называется Кондратьево, запомнили?

Намек ясен. Мне предлагают заглянуть на огонек ее симпатии. Она боится меня приглашать, напугал я даму своей мнимой причастностью к миру звезд киноэкрана, вот она и намекает прозрачно.

– Вы здесь одна живете? – спрашиваю подчеркнуто наивно.

– По выходным я всегда одна, – отвечает, не глядя на меня. – Запомнили? Второй дом с краю. Возле кладбища.

Мы уже проехали деревушку Кондратьево. Я повернул голову и заметил покосившиеся кресты меж стройных берез в островке леса, недалеко от коттеджа номер два. Во, дают новороссы! Все им по фигу. Отстраиваются впритык к погосту и ничуть не смущаются столь символическим соседством.

– Вы запомнили? – В ее повторном вопросе сквозит чувственность.

– Запомнил…

Когда «Вольво» затормозила на границе территории нужного мне санатория, женщина за рулем предприняла слабую попытку выяснить, как же все-таки меня зовут и где меня можно отыскать, ежели ей приспичит продолжить наше приятное знакомство, а я по рассеянности забуду о ней и пропаду, затеряюсь среди звезд киноискусства. К тому времени я закончил врать про любимую девушку, вышедшую замуж за лучшего друга, и, имитируя состояние грустной рассеянности, представился просто:

– Мое имя Стас…

Женщина молча ожидала. Но ни своей фамилии, ни своего телефонного номера или адреса я не назвал. Целиком ушел в себя. Сидел с ней рядом и смотрел в пустоту ничего не видящими глазами. Хозяйка «Вольво», видимо, была знакома по женским романам и латиноамериканским телесериалам с типом мужчин, под который я косил, и, следуя внедренной в ее сознание драматургии, постеснялась грубо уточнить мои паспортные данные. Однако просто так она сдаваться не пожелала:

– Стас, вот… – Женщина вытащила из бардачка прямоугольный листочек лощеной бумаги. – Вот, возьмите, моя визитка.

– Благодарю. – Я взял визитку и, глядя в ее накрашенные глаза, коснулся губами холеной женской руки, благоухающей ароматом дорогого крема для смягчения кожи. – Благодарю вас… Мы еще встретимся. Обещаю…

Момент для расставания идеальный. Я резко от нее отпрянул, открыл машинную дверцу и пошел прочь, по направлению к санаторию, походкой человека, решившего начать новую жизнь.

Чем я занимаюсь! На что вынужден тратить свою творческую потенцию! Во мне умирает такой прибыльный режиссерский талант. Эту бы сцену прощания, да в мелодраматический сериал! Как блестяще я выстроил эпизод, как отыграл!

К приземистому санаторному зданию вела заасфальтированная тропинка. Пятиэтажную коробку санатория выстроили посередине старинного парка. Наверное, на месте дворянской усадьбы былых времен. Парк раскинулся на холме. Островок деревьев среди колхозных полей. Конечно, строители, думаю, брежневской поры все опошлили – здесь и там, меж вековых лип торчали разнообразные хозяйственные, «культурные» и коммуникационные постройки. Трансформаторная будка, гараж, летняя прогнившая эстрада, волейбольная площадка. Был предусмотрен и подъезд для машин впритык к зданию санатория, но меня радовало, что дама им не воспользовалась, а остановилась рядом с пешеходной тропинкой. Так романтичней.

Я шел не оглядываясь и, когда услышал, как взревел мотор «Вольво», как скрипнули шины на развороте, выбросил в траву прямоугольную лощеную визитку дамы, что подвезла меня. Я так и не заглянул в визитку, так и не узнал, как ее зовут. Не к чему.

Волею случая я напоролся на неприятности в электричке и по чистой случайности оказался в салоне «Вольво». Говорят, случай – псевдоним бога, когда бог не хочет подписываться. Судьба часто подает людям знаки и знамения. Те счастливцы, что умеют читать знаки судьбы, живут дольше. Я, как выяснилось чуть позже, выказал по части расшифровки знамений вопиющую безграмотность.

Возле санаторного здания гурьбой стояли автомобили отдыхающих и их гостей. Судя по маркам машин, оттягивались здесь, в Подмосковье, люди в большинстве своем не богатые. Однако среди видавших виды «Жигулей», «Москвичей» и «Запорожцев» затерялась пара-тройка престижных иномарок. Иномарки смотрелись, как породистые скакуны в табуне гужевых лошадок. Не иначе, иностранный транспорт доставил в здешнее захолустье моего банкира-заказчика. Как там его зовут? Ага, вспомнил – Иванов Александр Петрович. Номер двадцать пять, люкс.

Я вошел в здание санатория и беспрепятственно пересек просторный холл. По выходным дням санаторную публику любят навещать родственники и знакомые. Постоянные отдыхающие бродят по холлу в тапочках на босу ногу, одетые по-домашнему. Заезжие гости выделяются своим более или менее цивилизованным видом. Я же выглядел на общем фоне особо шикарно и, пока шел через холл, получил от местных дамочек высокую оценку за экстерьер, что выражалось в шепотке за спиной и в перекрестном обстреле моей неординарной фигуры женскими глазками.

В лифте я смело нажал кнопку второго этажа, ибо знал, что первая цифра номера 25 обозначает этаж. Такой нехитрый шифр санаторно-гостиничного хозяйства знаком каждому, кто хоть однажды ночевал на казенных простынях.

Двадцать пятый люкс отыскался в конце длинного, устланного потертой ковровой дорожкой коридора. Я поправил волосы, гордо выпрямил спину и деликатно постучал в дээспэшную дверь.

– Войдите, – разрешили басовитым с хрипотцой мужским голосом.

Я открыл дверь, вошел. Узкий коридорчик манил пройти в глубь апартаментов, что я и сделал. И очутился в квадратной комнате-гостиной. Яркое солнце сквозь тюль на трехстворчатом окне прожектором высвечивало темный полированный стол посередине комнаты. На столе ваза с полевыми цветами и пепельница, полная окурков. За столом сидел высокий полный господин в белой рубашке с расстегнутым воротничком и в красном, чуть спущенном галстуке. Напрасно я снял розовые очки. Солнце слепило глаза и в первые секунды мешало как следует рассмотреть лицо толстяка.

– Добрый день, – сказал я, прищуриваясь. – Вы Александр Петрович Иванов?

– Нет, я не Александр Петрович, я… – начал было возмущаться мужчина и вдруг неожиданно замолчал, будто подавился собственным «я». Выдержал долгую, тягучую паузу, спросил осторожно: – Стас?.. Ты… простите, вы очень похожи на Станислава Лунева…

– Ну, да… – промямлил я в ответ, несколько сбитый с толку утверждением, что похож на самого себя… – Моя фамилия Лунев, зовут Стас… Я приехал по поводу заказа на рекламу, ищу господина Иванова. И…

И тут толстяк захохотал. Громко, утробно, с придыханием и похрюкиванием.

– Воо-о я дурак, а?! Ха-ха-хррр… – Толстое тело сотрясалось в конвульсиях гомерического хохота. – Ху-ху-ууу!.. Ну, ты меня приколол, итить твою мать!.. Хы-хы… Стасик, блин, все равно чертовски рад увидеть твою наглую рожу через столько лет!.. А патлы-то, патлы-то отрастил, прям, как у девки!

Толстяк вскочил со стула. Мебель жалобно скрипнула. В стоячем положении мужчина оказался еще громадней, чем казался в сидячем. За тридцать восемь лет своей жизни я лично был знаком только с одним человеком столь внушительных габаритов.

– А ты изменился, Стас! – Толстяк обежал стол, походя задев его мощным бедром и едва не опрокинув вазу с полевыми цветами. – Изменился! Прям не узнать тебя!

На меня пахнуло дорогим одеколоном, потом и табаком. Толстяк протянул громадную ладонь для рукопожатия, и в этот миг я, наконец, его узнал.

Мама дорогая! Это же Толик. Заматеревший и располневший мой старинный знакомец Толя Иванов. Самый большой мой некогда друг, в самом прямом смысле слова «большой». Такой большой, такой громадный, что рядом с ним невольно ощущаешь себя подростком. Сколько же мы не виделись? Лет десять, двенадцать. В бурные перестроечные восьмидесятые нас познакомило общее увлечение единоборствами и сдружила общая халтура на ниве все тех же восточных единоборств. Помнится, в те годы Толя числился младшим научным сотрудником в каком-то НИИ, вечно страдал от отсутствия в магазинах модной одежды его богатырских размеров и от хронической нехватки денег на жизнь.

Однако! За ту дюжину лет, что мы не встречались, Толя круто поднялся. Немудрено, что я с ходу его не признал. Даже если бы солнце глаза не слепило, все одно я бы не идентифицировал этого холеного «нового русского», который сейчас до хруста суставов жмет мою ладошку, с тем, прошлым Толиком времен гласности и ускорения. Забурел Толян. Кожа на физиономии гладкая, ухоженная. Прическа безукоризненная. Галстук на подросшем пузе потянет как минимум долларов на пятьсот. Черные, дорогущие брюки с идеальной стрелочкой. В туфли сорок восьмого размера можно смотреться, как в зеркало. А рубашечка своей слепящей белизной способна вызвать бурный оргазм у приснопамятной теледуры тети Аси. Круто!

– Тише, ты, руку сломаешь! – Я выдернул пальцы из Толиной медвежьей ладошки и панибратски хлопнул старого приятеля по плечу. – Черт тебя дери, Толик, на фига надо было гнать меня в этот долбаный санаторий? Придумал бы чего попроще…

– Не понял юмора, Стас? – Толя продолжал улыбаться во всю пасть, дразнясь белоснежными зубными имплантантами. – Ты че, друг? Обдурил меня и продолжаешь горбатого лепить?

– Ой, ой, ой! – Я театрально скривился. – Тебя обдуришь! Скажи еще, что вчера мне позвонила не твоя «шестерка», и что шутку с заказчиком рекламы, банкиром по фамилии Иванов, придумал не ты!

– Погодь, Стасик. – Толя умерил свою поросячью радость от нашей встречи и жестом предложил присесть на стул возле полированного столика. – Давай разберемся.

– Только не надо меня грузить, господин Иванов! – беззлобно перебил я старинного приятеля, усаживаясь.

– Погодь! – Анатолий сел рядом. Стул под ним застонал. – Погодь, Стас. Мне сегодня с утреца звякнул на сотовый какой-то хрен с горы и сказал, что если я намерен подписать договор с китайцами, то узкоглазые нарисуются часиков около четырнадцати в двадцать пятом номере этого сраного санатория. Я бросаю все дела, мчусь сюда и ровно в одиннадцать десять вижу твою патлатую рожу!

– Ага! – Я понимающе улыбнулся. – Сейчас ты скажешь, что сегодняшний утренний звонок организовал я!

– А кто же еще? – Толик талантливо отыграл искреннее удивление.

– Ладно, Толя! – скорчил я ехидную рожу. – Не пойму, на фига ты продолжаешь ломать комедию, но, ежели желаешь, могу рассказать, как все было на самом деле.

– Расскажи, будь любезен. – Анатолий достал из кармана брюк серебряный портсигар, извлек из него тонкую сигарету и полез в другой карман за зажигалкой.

– Полагаю, дело было так… – Я закатил глаза и заговорил голосом Василия Ливанова в роли Шерлока Холмса. – Полагаю, ты, Анатолий, где-нибудь в ночнике, то бишь в ночном клубе, снял чувиху из моей тусовки… Пардон, скорее всего не ты снял, а тебя сняли… но это уже детали, это не существенно… От вышеупомянутой чувихи, художницы либо актрисульки, что, впрочем, тоже не суть важно, ты, Толя, случайно узнал о рекламщике по кличке Седой, который ищет выходы на банкира, желающего заказать оригинальный видеоролик. Дальше – совсем просто. Ты вспомнил про старого друга с седыми волосами, не чуждого киноискусству, разыскал в старинной записной книжке номер моего телефона…

– Погодь, Стас! Тормози! – Толя помрачнел. – Про китайцев ты, правда, не в курсе?

– Окстись, Толик! – возмутился я. – Какие китайцы, я тебя умоляю!

– Слух о китайских коммерсантах с позапрошлой пятницы циркулирует в деловых кругах, – терпеливо объяснил Анатолий. – Никто их не видел, но все только о них и говорят. Говорят, китайцы готовы отпускать крупные партии канцелярских принадлежностей за рубли с оплатой по реализации. Я оповестил всех, кого мог, о своем интересе к этой сделке, просил вывести меня на инкогнито из Пекина, и вот сегодня утром позвонили…

В дверь постучали. Толик замолчал, вопросительно взглянул на меня. Я пожал плечами, мол, бог его знает, кого черт принес, но это не ко мне.

– Войдите! – выкрикнул Толик и затушил в пепельнице скуренную до половины сигарету.

Скрип двери, шаркающая поступь по половицам, и на пороге комнаты возникает тощая длинноногая фигура типичного уркагана. На вид блатному лет пятьдесят. Рыжая трехдневная щетина торчит пучками на впалых щеках. Глаза посажены глубоко и зло смотрят исподлобья. Стрижен коротко и неаккуратно. На худых плечах, как на вешалке, болтается серый, безликий пиджак, под ним клетчатая, расстегнутая до пупа рубаха. Грудь украшает татуировка – синий православный крест. Пальцы пепельно-голубые от татуированных перстней. Из-под жеваных коричневых брюк выглядывают воскового цвета стопы, обутые в потасканные сандалии.

В первую секунду после появления в гостиничном люксе ярко выраженного уголовного элемента я подумал, что он явился по мою душу. Покалеченные ребята в электричке, молодая уголовная поросль, и сей татуированный дядька, безусловно, порождены перегноем на разных грядках, однако родом они с одного и того же огорода… Хотя как мог меня отыскать крестный папа молодых гопников, ежели таковой у них и имеется? Да никак!

– Вы к кому? – строго спросил уркагана Толик, выпятив пузо и напустив на себя важный вид. Учитывая наличие красного галстука, Толя сразу же стал похож на сердитого племенного индюка.

Урка с полным безразличием отнесся к строгому тону господина Иванова, длинно, сквозь зубы сплюнул и ответил на вопрос Толика вопросом:

– Жбан где?

– Жбан? – Толик повернул свою большую прилизанную голову в мою сторону. – Стас, ты знаешь, где Жбан?

Я отрицательно помотал головой.

– Милейший, – Анатолий одарил урку самым презрительным взглядом из тех, что имелись в его новорусском арсенале, – мы не знаем, ни где находится ваш Жбан, ни кто он такой, и, что характерно, знать не желаем. Будьте так любезны, покиньте помещение!

Татуированный визитер проигнорировал просьбу убраться восвояси. Стоял и смотрел на меня. Вернее, даже не смотрел, а рассматривал.

– Эгей, Синяк! Я, кажется, к тебе обращаюсь. Давай, вали отсюда! – Толик часто задышал, побагровел и еще более стал похож на индюка. На индюка с пудовыми, угрожающе сжимающимися кулаками.

Урка и ухом не повел. И даже глаз в Толину сторону не скосил. Изучал мою внешность, как режиссер на кинопробах изучает кандидата на роль главного героя.

– Ну, видит бог, я предупреждал! – Толик медленно встал со стула, передернул могучими плечами.

– Стас Лунев? – холодно спросил меня урка, по-прежнему игнорируя Толика.

– Да, Стас Лунев… – ответил я растерянно.

– А он – Толя Иванов, точняк? – Урка, не глядя, ткнул в сторону Толика корявым пальцем. Я утвердительно кивнул.

– Расслабься, Толян, – посоветовал урка с прежним безразличием в голосе. – Я и раньше тебе, жиртрест, юшку пускал, и сегодня, надо будет, отметелю.

Шаркающей походкой уркаган подошел к столу, выдвинул стул, уселся на краешек.

– Сядь, Толян, не отсвечивай. – Татуированные пальцы извлекли из пиджачного кармана пачку «Беломорканала» и разовую зажигалку. – Что за понты, мужики?.. Да сядь ты, фраер, утомляешь!

Толик шлепнулся толстой попой на многострадальный стул, отозвавшийся деревянным жалобным стоном. «Новый русский» с отвисшей челюстью – зрелище редкое. К сожалению, я не мог им, сим эксклюзивным зрелищем, сполна насладиться, ибо всецело отдался созерцанию таинственного уголовника.

– Что за понты? – продолжил вещать урка, закуривая. – Не, в натуре, не въезжаю, что за понты?

– Слышишь, земляк, – заговорил я ласково. – Откуда ты знаешь, как нас зовут?

– Стас, хорош понтоваться! – Впервые в речах нежданного гостя из зоны проявилась эмоция. Искренняя, неподдельная обида. – Колись лучше, кто заместо Жбана маляву чирикал и за каким хером весь этот цирк?!

– Захар? – тихо произнес Толик, уткнувшись брезгливым взглядом в уголовную рожу.

– Сорок лет как Захар! – огрызнулся урка. – Хорош меня за сявку держать! Колитесь, что за понты…

– Стас! Я его признал! Захар Смирнов, чтоб мне провалиться. – Толик так пнул меня ручищей в плечо, что я чуть было не свалился со стула. – Разуй глаза, Стас… Ух, Захар, а ты изменился, постарел…

– Отсидишь с мое, постареешь. – Захар выдохнул беззубым ртом колечко сизого дыма. – Последний раз спрашиваю: что за понты, в натуре?!

Да, это был Захар Смирнов собственной персоной. Изменившийся до неузнаваемости, ужасно постаревший, весь какой-то высохший, Захарка Смирный. Единственное, что в нем сохранилось в полной мере, так это невозмутимая флегматичность прирожденного пофигиста, которого очень трудно чем бы то ни было удивить или обескуражить. Озадачить, разозлить – это запросто, а вот как Захар удивляется, я не видел ни разу, хоть и общался с ним в былые времена едва ли не ежедневно. Правда, тогда, когда мы, можно сказать, дружили, не было у Захара ни татуировок на теле, ни блатных словечек в лексиконе. Тогда Смирнов работал в общеобразовательной средней школе скромным преподавателем труда и хаживал вечерами в тот же спортивный зал, где я познакомился с младшим научным сотрудником Анатолием Ивановым.

– Никак не могу вспомнить, Захар, когда мы с тобой последний раз виделись? – Толик смотрел на Захара без прежней брезгливости, но и без особой теплоты.

– Держи ответ по теме, Толян, – мягко, но напористо потребовал Захар. – Я четыре месяца как вышел со второго срока. Должничок мой, Жбан, раньше сдернул и, на зоне свистели, подсел на иглу. Я, как вышел, шепнул людям, что есть у меня до Жбана дело, а он как в воду канул. С весны полная тишина, а вчера вдруг бац – малява от Жбана. Верный человек малявку прямиком ко мне на хату притаранил. Пишет Жбан, что жив, здоров и забивает стрелку. Сегодня. Здесь. Прихожу, вместо Жбана вы сидите. Держите ответ, клоуны, что за цирк? И сердечно прошу, не злите меня лишний раз…

Захар откинулся на спинку стула, перевел сердитый, нехороший взгляд с Толика на меня и обратно на Толика.

– Стас, расскажи ему, – попросил Толик. – Расскажи, как сам сюда попал, про меня расскажи, а я пока подумаю малость, поразмышляю над сложившейся ситуацией.

Толик вытащил из серебряного портсигара очередную тонкую сигарету и задумчиво курил, уставившись в потолок. А я тем временем коротко рассказал Захару, чем сейчас занимаюсь, поведал о рекламном заказчике-банкире Иванове, живописал нашу с Анатолием встречу за несколько минут до прихода Захара и объяснил, каким ветром Толю Иванова занесло в люкс под номером двадцать пять. Едва я закончил рассказывать, слово взял Толик.

– Ситуация, братцы, трагикомическая, – изрек Анатолий глубокомысленно. – Кто-то сумел подобрать к каждому из нас троих свой ключик, и этот кто-то спровоцировал каждого приехать сюда, в санаторий, в один и тот же день, в одинаковое время. Причем Стас думает, что этот загадочный провокатор – я, я подозреваю Стаса, а Захар грешит на нас обоих. Я прав?

Толик замолчал, ожидая реакции аудитории. Мы с Захаром молча кивнули, и он продолжил:

– Хотите – верьте, хотите – нет, но провокатор точно не я, господа! На кой мне устраивать, как правильно выразился Захар, весь этот цирк? Шутки – шутками, но вы представляете, во сколько он, цирк этот, обошелся? За каждым из нас нужно было проследить, вникнуть в наши такие разные жизни и интересы, придумать причину, для каждого индивидуально, которая заставит всех троих, независимо друг от друга, сорваться с места и примчаться в какой-то сраный санаторий!.. – Толик взял паузу, давая нам с Захаром время на осмысление услышанного, затем снова заговорил: – Мы с вами не виделись более десяти лет и ничего не знали друг о друге. Стас, ты, например, знал про то, что Захар сидел?

– Как бросил серьезно тренироваться, какое-то время, по инерции, еще перезванивался с ребятами-единоборцами, – честно ответил я. – И вроде бы Леха Митрохин говорил по телефону, дескать, прошел слушок – Захара посадили. Помнится, все собирался прозвониться к Захару, да закрутился, замотался.

– Не поверил, что меня посадили? – криво улыбнулся Захар.

– Откровенно говоря, нет, не поверил, – признался я.

– Эх, братцы… – тяжело вздохнул Толик. – А я, как окунулся в бизнес, так словно на другую планету попал. Все старые связи вмиг отрубил… Эх-х… Ну, да ладно! Вернемся к нашим баранам. Итак, мы не встречались целую вечность и ничегошеньки друг про дружку не знали, никак не пересекались. Нас троих связывает общее спортивное прошлое. В прошлом мы были друзьями, вместе занимались восточными единоборствами, вместе пытались зарабатывать деньги, пользуясь ажиотажным интересом населения к кунгфу, ушу и прочим восточным прибамбасам. Заметьте, господа, в нашем с вами общем спортивном прошлом не было никакого криминала. В восьмидесятые мы были чисты, невинны и законопослушны, аки младенцы. А посему я предлагаю расслабиться и отметить нашу встречу как полагается! Ну-с, братцы-кролики, кто побежит в буфет за коньяком? Должен же в этом сраном санатории быть буфет, а?..

– Толик… – Не скрою, я опешил. – Но кто, если не ты, тот богатенький Буратино-провокатор, который столкнул нас здесь сегодня лбами через столько лет?

– Некто на порядок богаче, чем я, – усмехнулся Толик. – Кто-то из наших общих спортивных знакомых второй половины восьмидесятых, ну, очень круто приподнялся и развлекается, сорит деньгами. Других вариантов нет, господа! Криминальные разборки отпадают, поскольку отсутствовал криминал. Остается сопливая ностальгия по безвозвратно прошедшей молодости среди фанатов боевых искусств. Денег у собравшего нас здесь и теперь мистера Икс не мерено, так отчего бы не учинить мракобесие, почему не заказать цирк? Все интересней, чем просаживать бабки в рулетку или тратить на телок. Я прошлым летом в Лозанне, на отдыхе, познакомился с одним мужиком из Питера. Вы не поверите, он для собственного удовольствия содержит личную балетную труппу. Известнейший балетмейстер ставит для него «Щелкунчика» на дому! У богатых свои причуды, господа. И порой причуды эти очень замысловатые…

– Толька, знаешь, а в твоих доводах есть своя логика! – Меня внезапно охватил азарт участника телепередачи «Что? Где? Когда?». – Я тоже могу привести бездну примеров безудержного, безумного куража богатеньких господ и дамочек. Но, вот интересно, как ты думаешь, в нашем случае, кто бы это мог быть, в смысле, из наших давнишних знакомых?

– Ну-у, например… – Толик задумался. – Например… С кем мы, трое, особо тесно дружили? С уже упомянутым тобой, Стас, Лешкой Митрохиным и еще… Еще с Серегой Контимировым. Леха в восьмидесятые работал инженером на заводе, Серега служил бухгалтером… Серега ох как круто мог взлететь, башковитый был малый… Да! Думаю, это Серега куролесит! Следовательно, в ближайшее время сюда явится ничего не подозревающий Леха Митрохин, прибалдеет малость, застав нашу теплую компанию, как мы балдели только что, и вслед за Митрохиным нагрянет Дед Мороз по фамилии Контимиров! Если я прав, ждать развязки трагикомедии под названием «Десять лет спустя» осталось совсем недолго! Подождем.

– Фуфло толкаешь, Толян, – вмешался в разговор Захар. – Пургу гонишь!

– А ты чего предлагаешь? – насупился Толик. – Прямо сейчас разбежаться? Давайте разбежимся, если хотите, никто не держит.

Толик поднялся со стула, половицы под его ногами громко хрустнули. Засунув руки в карманы брюк и выпятив пузо, Анатолий направился к выходу из комнаты.

– Ты куда, Анатоль? – спросил я у гладко стриженного затылка господина Иванова.

– В буфет за коньяком, – пробасил Толик, не оглядываясь. – Может, кому и страшно, а мне весело.

– Намекаешь, я прибздел?! – прошипел вдогонку Толику Захар, однако Анатолий либо прикинулся, что не расслышал реплику, либо действительно ее не расслышал, поскольку успел покинуть комнату-гостиную и скрылся в коридорчике, что вел к входной двери санаторного люкса номер двадцать пять.

Скрипнули плохо смазанные петли, сигнализируя о том, что Толик открыл дверь, и вслед за этим безобидным звуком совершенно неожиданно по барабанным перепонкам ударила какофония горного камнепада. Словно цунами, звуковая волна ворвалась в прихожую, топоча по полу, ударяясь о стены, что-то ломая походя, прокатилась по коридорчику и материализовалась в комнате-гостиной маленькой толпой омоновцев в бронежилетах, в масках и с автоматами.

– На пол!!! – дурным голосом заорал первый влетевший в комнату милиционер особого назначения, отпрыгнул в сторону от дверного проема и направил короткий автоматный ствол на Захара.