Текст книги "Мертва для тебя"

– А вот и ты, – сказал он, поднимаясь, и поцеловал ее в щеку.

Его поведение сбивало ее с толку.

– Я поговорил с твоим агентом, она сказала, что в первой половине дня ты свободна. И тогда я забронировал этот день для себя.

– Надо будет сменить агента, – пробормотала Каролина, идя в ресторан, где был накрыт завтрак.

У нее не было защиты против тактики Густава, который заполучал ее, когда хотел.

– Можешь выставить мне счет, если от этого тебе будет легче.

– Это ты так шутишь? – сказала Каролина, резко остановившись.

Она в упор смотрела на Густава и пыталась придумать что-то умное, но ее как заклинило.

– Конечно, – Густав расхохотался так, что на щеках появились ямки. – Признайся, что ты даже рада видеть меня. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

У Каролины все равно пропал аппетит, так что почему бы не уступить.

Около гостиницы ждало такси. Густав повел Каролину к нему, пиджак плотно обтянул его широкие плечи, когда он открывал перед ней дверцу.

– Куда мы едем? – спросила Каролина, неохотно усаживаясь в машину.

– На выставку, которая недавно открылась в нескольких кварталах отсюда, – ответил Густав и сел рядом с Каролиной. – Она посвящена войне в бывшей Югославии. В рецензиях эту выставку очень хвалят, и я подумал, что было бы здорово побывать на ней вместе с тобой.

– Понятно, – пробормотала Каролина. – А почему?

– Потому что я думаю, что тебе может быть интересно увидеть другую часть мира, не ту, к которой ты привыкла.

Она фыркнула и решила, что не даст увлечь себя его историей. Но в музее, когда Густав стал говорить о войне и о том, как его семья все потеряла, Каролину захватил его рассказ.

Она знала, что он вырос не в самом благополучном районе Мальмё и приобрел состояние своим трудом. Но она не подозревала обо всем этом мраке – пропавшие и погибшие родственники, украденные имущество и земля. Каролине было стыдно, оттого что она так мало знала о той войне и оттого что Густав прекрасно понимал, как ничтожны ее знания.

– Думаю, твое детство было несколько другим.

Густав произнес это, как будто прочитал мысли Каролины, стоя рядом с ней перед фотографиями с массовыми захоронениями, плачущими детьми и вооруженными военными.

Каролина пожала плечами, не зная, что на это ответить.

– Я не имею в виду, что тебе было легче просто потому, что ты выросла в самом шикарном районе Швеции.

Густав улыбнулся и приобнял ее за спину.

– Пойдем. Здесь недалеко есть местечко, где подают потрясающие бургеры.

И снова она куда-то направлялась с ним. На этот раз уже не так неохотно.

– Расскажи о себе. Ты была счастливым ребенком?

Они стояли около выхода из музея, и в тоне Густава было что-то, заставившее Каролину в первый раз ответить не так, как обычно.

– Нет. Да и что вообще считать счастьем?

– Да, действительно. Давай я сформулирую вопрос иначе. В моей семье есть традиция разламывать большой каравай хлеба, в котором запечена монета, дукат. Кому с его куском она достанется, того ждет счастье.

– Интересно, – сказала Каролина, не вполне понимая, что он хочет сказать.

– Я думаю, счастье – это утопия, мечта, за которой люди охотятся, а она никогда не появляется, если ты улавливаешь мою мысль.

Прошло несколько лет, прежде чем Каролина поняла, что он на самом деле имел в виду. Охота была для Густава всем.

– Счастье – это твоя личная ответственность, – сказал он. – Могу себе представить, что в детстве с твоим отцом было нелегко.

Каролина неуверенно посмотрела на него.

– Почему?

– Настоящий альфа, родом из сороковых. Я не очень много знаю о нем, только по его интервью в газетах и по телевизору, так что я, конечно, сужу поверхностно. Но он читал у нас в университете несколько лекций, и я его до смерти боялся, – Густав рассмеялся. – Ты чувствовала, что тебя любят?

Это все сбивало с толку. Каролина не была готова к обезоруживающе фамильярному тону Густава. Он совсем не походил на зажатых парней при галстуках, среди которых она выросла. В ее мире редко говорили о своих подлинных чувствах.

Они с Густавом сели за стол в небольшом ресторанчике, и Густав сделал заказ, даже не спросив, что хочет Каролина.

– Невероятно, но факт. У них здесь отличная винная карта. Надеюсь, тебя не смущает, что я позволил себе заказать на свой вкус?

Она пожала плечами. На самом деле она чувствовала благодарность: по-датски она говорила ужасно. Персонал, похоже, знал Густава. Каролина поняла, что она не первая женщина, которую он сюда приводит.

Два подростка подошли к ним с просьбой сделать с ней селфи. Верная долгу, Каролина согласилась, но чувствовала себя неловко. Густав только хохотал. Каролина помнит, что подумала тогда, что он, похоже, все чертовски легко воспринимает.

Потягивая вино, она изо всех сил старалась не влить в себя весь бокал разом.

– Так вот как, значит, ты ухаживаешь за девушками? Знакомишь их со своими боснийскими корнями.

– В смысле? Выставка открылась только на прошлой неделе.

Густав ухмыльнулся и снял пиджак. Через белую рубашку просвечивала темная кожа оливкового оттенка.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Ты невыносимо банален.

– Выпьем за это! – сказал он и чокнулся своим бокалом о ее. – А ты, значит, так отвечаешь на попытки узнать тебя получше? В таком случае, мне кажется, ты, должно быть, ужасно одинока.

– Заткнись, – прошептала Каролина и все-таки выпила вино залпом.

Она чувствовала себя опустошенной.

– С тобой всегда так тяжело?

– На что ты намекаешь?

– Ты охраняешь свое сокровище. Не выпускаешь наружу чувства.

Каролина не удержалась и рассмеялась.

– Только не надо меня анализировать.

– Они превращаются в своего рода яд. Нельзя все держать в себе, – продолжил Густав.

– Ты меня совсем не знаешь. Может быть, я просто не хочу делиться чем бы то ни было с тобой.

– Если таить свои чувства, они превращаются в ношу, которая в конце концов становится слишком тяжелой.

Густав осторожно поднес палец к ее сердцу. У Каролины перехватило дыхание.

– Посмотри на мой народ, – сказал Густав и убрал руку.

Каролина молчала, давая эмоциям улечься. Не произнося ни слова, они с Густавом ели гамбургеры, оказавшиеся и правда невероятно вкусными. Они быстро прикончили бутылку вина, после чего начали болтать обо всем на свете. Потом заказали еще одну, которую в основном выпила Каролина, чего делать не стоило.

После ланча они вышли на улицу. Солнце стояло высоко, кругом было полно радостных шумных туристов и датчан.

Густав посмотрел на свои слишком шикарные часы.

– Пойдем, – сказал он и потащил Каролину в небольшой переулок, подошел к какому-то велосипеду, поковырял замок и велел Каролине сесть на багажник.

– Что ты делаешь? – хихикала она, оглядываясь. – Ты хочешь его украсть?

– Садись скорее, пока не появился владелец.

Сначала Каролина колебалась, но ей было смешно смотреть на Густава, уже положившего руки на руль.

– Поехали же.

Каролина уселась на багажник.

– Держись за меня, – скомандовал Густав, и они поехали вниз по улице.

Каролина послушалась и обвила руками его талию. Они ехали все быстрее и быстрее, и Каролина все крепче обнимала его.

– Меня часто спрашивают, чем бы я занимался, если бы не нашел себя в игровом бизнесе, – прокричал Густав. – Стал бы преступником. До сих пор скучаю иногда по кайфу от угона велосипедов.

Он отпустил руль. Велосипед разогнался так, что у Каролины в животе все сжалось. Пока они неслись по улицам Копенгагена, она не могла удержаться от смеха и крика. Закрыв глаза и зарывшись лицом в пиджак Густава, она отдалась ветру, трепавшему ее волосы. От Густава приятно пахло, и Каролина чувствовала, как напряжены его мышцы. В тот момент она ощущала настоящее счастье. Во всяком случае, сейчас она именно так вспоминает о тех минутах, лежа взаперти и стараясь не закрыть глаза.

Густав найдет ее. Она уверена в этом.

Киллер

Солнце палит в лобовое стекло, пока Хенрик и Леей объезжают высотки у побережья в поисках места для парковки. Лея не произнесла ни слова с тех пор, как они закончили допрос матери Густава. Хенрик тоже почти все время молчал, не зная, что, собственно, сказать. Улучшить положение дел он, видимо, не в состоянии, но и продолжать в том же духе не может.

– Послушай…

Хенрик чувствует искушение поправить Лее блузку, которая сползла с плеча, но сдерживается.

– Я просто хочу сказать, что никогда раньше не изменял жене. Мы женаты двадцать лет и…

– Бога ради, мне абсолютно неинтересно, со сколькими ты спал. Для меня проблема в том, что я не доверяю тебе как коллеге. Нам не стоит работать вместе.

– Ты можешь мне доверять. Спроси меня о чем угодно, я обещаю, что отвечу честно.

Лея закатывает глаза.

– Я готова говорить только по делу. Разве не странно, что Хасиба навещала мать Асифа и забыла телефон дома именно в тот день, когда исчезла Каролина с дочками?

– Да, и я не верю в такие совпадения, – отвечает Хенрик, смиряясь с переменой темы. – Нам надо выяснить, какие машины находились на Густавсгатан в ту ночь. И мне не дает покоя мысль об исчезнувшей обуви и игрушках.

– Густав их наверняка выбросил, – говорит Лея, найдя наконец место, где можно припарковаться. – Этот район называют местной Копакабаной.

Они выходят из машины. На улице жарко, вокруг высотки, стоящие торцом к морю. Лея переходит через дорогу и направляется к домам из серого кирпича. Хенрик идет следом и берет ее за плечо, заметив выходящего из подъезда Густава.

– Ты только посмотри. Кого я вижу!

Густав выглядит уставшим, на нем серый свитшот и низко надвинутая на лоб бейсболка.

– Полагаю, вам сюда? – говорит Густав, придерживая для них дверь.

– Вы заходили к Иде? – спрашивает Хенрик.

– Да, я переворачиваю Мальмё вверх дном. Хотел узнать, зачем Карро звонила Иде.

– Узнали?

– Только то, что уже известно. Она хотела увидеться на следующий день, но не объяснила зачем.

Густав небрит, под красными глазами большие темные мешки. От него исходит безнадежное отчаяние.

– У нас есть свидетель по соседству с вами, который утверждает, что несколько раз видел рядом с вашим домом красный «ауди». Вы знаете, чья это машина?

– Красный «ауди»?

Густав качает головой.

– В машине сидел мужчина крупного телосложения, с бритой головой. Ни на кого не похоже?

– Нет, – отвечает Густав, отводя взгляд.

– Вам неприятны наши вопросы? – спрашивает Хенрик.

– Да нет, с чего бы? – отрезает Густав. – Мне пора.

– Хорошо. Позвоните нам, если вспомните, что видели «ауди», – кричит ему вслед Лея.

Они с Хенриком заходят в подъезд и поднимаются на лифте на четвертый этаж.

Открывшая им дверь Ида выглядит удивленной.

– Мы можем войти? – спрашивает Лея и заходит в квартиру, не дожидаясь ответа.

– Да… Конечно. Входите. Простите. Я думала, это кто-то другой. Я не знала, что вы придете.

– А вы думали, это кто? – интересуется Лея, пока Хенрик осматривается в маленькой двушке.

– Да так, одна подруга, мы договорились увидеться.

Ида говорит так быстро, что почти глотает слова.

Квартира перегружена вещами. Чего здесь только нет – от больших фарфоровых животных и сотканых вручную ковриков на стенах до дивана в цветах зебры, на котором лежат цветастые подушки. Немного богемно. Окна смотрят на море и берег. Вдалеке виднеется Эресуннский мост, соединяющий Швецию с Данией. На балконе Ида выращивает в терракотовых горшках помидоры и пряные травы. На столе в гостиной стоят две пустые кофейные чашки.

– Зачем приходил Густав? – спрашивает Хенрик и относит чашки на кухню.

– Густав. Ах да. Хотел поговорить. Мне кажется, ему очень одиноко и он близок к полному отчаянию. Он хочет найти свою семью и переворачивает вверх дном весь город.

– Вы смогли ему чем-нибудь помочь? – продолжает спрашивать Хенрик, ставя чашки в мойку и отмечая про себя, что они оба употребили одно и то же выражение.

– Я бы хотела ему помочь, но не знаю как.

Ида и Каролина кажутся полными противоположностями, думает Хенрик, глядя на розовый велюровый костюм на Иде.

– Что вы думаете о Густаве? – перехватывает инициативу Лея, изучая заметки, фотографии и открытки на холодильнике.

– Кажется, он очень беспокоится. Что естественно, мы все беспокоимся.

Ида кусает ногти с наполовину облезшим маникюром – желтый лак и черные кончики.

– Хотите кофе? Или чего-нибудь еще?

– Нет, спасибо, давайте лучше присядем, – говорит Лея и идет в гостиную.

Хенрик идет следом за ними и усаживается рядом с Леей на диван. Ида садится на бархатную табуретку и кладет ноги на журнальный столик.

– Где вы были в ночь на тринадцатое августа?

– Где я была?

Хенрик кивает.

– Я была дома, как всегда. После разговора с Каролиной смотрела сериал на «Нетфликсе».

– Какой?

– Он вроде бы называется «Гринлиф». «Бог милостив», ну, вы знаете, – Ида нервно хмыкает. – Да, «Гринлиф». Потом я пошла спать.

– Кто-то может это подтвердить? – спрашивает Хенрик, хотя знает ответ.

– К сожалению, нет. Я не замужем и живу одна, – пожимает плечами Ида.

– О чем был сериал? Я имею в виду ту серию, которую вы смотрели.

– Все серии так похожи, я не помню точно, что-то о любви и Боге.

– Отношения Каролины и Густава действительно настолько идеальны, насколько они хотят показать? – спрашивает Лея, поправляя подушку за спиной.

– Не думаю. Не бывает идеальных отношений, насколько я понимаю. Все сталкиваются со своими проблемами. Карро провела июль во Франции, навещала родителей. Густаву пришлось остаться дома и работать все лето, так что они в последние месяцы не очень много общались. Карро тянет на себе дом, детей и все прочее. Это тяжелая ноша. Она же вроде как отложила карьеру в сторону, чтобы Густав мог сосредоточиться на своей. Я действительно восхищаюсь Каролиной.

Господи, как же Ида тараторит. Хенрику приходится напрягаться, чтобы успевать слышать, что она говорит. И ее слова не соответствуют тому, что она вчера сказала Марии. Хенрик решает немного надавить.

– Вы боитесь Густава?

– С чего мне его бояться?

– Вы не знаете, Густав и Каролина изменяли друг другу? – спрашивает Лея.

Ида делает глубокий вдох.

– Карро подозревала, что Густав ей изменяет, когда она была у родителей во Франции. Мы довольно часто общались, она злилась на Густава, потому что он не звонил и не всегда отвечал на ее звонки. Но я не знаю. Карро говорит, что по-настоящему узнаешь человека, оказавшись вдали от него. Я не понимала, что она хочет этим сказать, потому что я знаю, что она очень скучала по Густаву. По плану он должен был приехать к ним на неделю, но Густав отменил поездку из-за работы. Карро звонила мне и плакала, она была, естественно, очень расстроена. Я ее понимаю. Он вел себя по-свински, если можно так выразиться.

– Он всегда вел себя так?

– Более или менее, но в последний год особенно. Я беспокоюсь за Карро и девочек.

– Как вы думаете, что произошло?

Ида избегает взгляда Хенрика.

– Боюсь, Густав каким-то образом избавился от них, но я не знаю как, и я не хочу даже думать об этом.

– Это то, что вы хотели рассказать вчера в управлении?

Ида кивает, не поднимая глаз.

– Почему вы его подозреваете? – осторожно забрасывает удочку Хенрик.

– Он, кажется, устал от семьи.

– У вас есть доказательства, которые могли бы подкрепить ваши подозрения?

Хенрик пытается понять, почему она так нервничает и чего боится.

– Нет, это только мои предположения, – говорит Ида и убирает ноги со столика.

– Между Каролиной и Густавом что-то произошло? – спрашивает Лея.

– Не знаю. Он не хотел третьего ребенка. Это, наверное, о чем-то говорит, – Ида пожимает плечами. – Карро была, пожалуй, немного одержима идеей родить еще одного ребенка, несмотря на то что им пришлось это делать при помощи ЭКО. А может быть, именно поэтому. У нее было множество выкидышей, и все это напоминало скверный многотомный роман. Когда она наконец забеременела, ей было тяжело видеть, что Густав этому не рад. Она перестала слушать своих близких. Все вышло не так, как она рассчитывала, и она…

Хенрик кивает и бросает взгляд на Лею, которая сидит с каменным лицом.

– Карро может иногда очень эмоционально реагировать на вещи, но я ее понимаю. Ради Густава она оставила в Стокгольме абсолютно все, и ей здесь, вообще-то, не особо нравится. Это все совсем не похоже на ту жизнь, к которой она привыкла. Она находится далеко от друзей, работы и так далее. Многие здесь ее недолюбливают. Быть красивой, богатой и успешной зачастую сложнее, чем думают люди. К тому же в Мальмё столичному жителю приходится нелегко. И Карро просто зациклена на детях, я не знаю. Это не та жизнь, которую я бы хотела прожить, если можно так выразиться, – Ида кусает ногти. – Когда я познакомилась с Карро, она была очень веселой, но это уже не так. Возможно, дело в беременности. Думаю, она скучает по Стокгольму. Я люблю Мальмё, но Мальмё – это всего лишь Мальмё, если вы понимаете, что я имею в виду. Конечно, от нас рукой подать до континента, как говорится. Но будем честны – часто ли мы ездим на континент? – Ида издает смешок.

«Как человек может так много говорить?» – думает Хенрик.

– Я ужасно беспокоюсь, – не умолкает Ида. – Интуиция подсказывает мне, что происходит что-то плохое.

– Может быть, Каролина хотела исчезнуть? – осторожно интересуется Лея.

– Ни в коем случае. Куда бы она отправилась? И в таком случае она рассказала бы мне. Я в этом совершенно уверена.

– Может быть, именно об этом она и собиралась рассказать вчера в девять часов в кафе. Но кто-то успел остановить ее до этого.

Произнося это, Хенрик чувствует, как ускоряется пульс.

Каролина

Каролине удается немного ослабить веревку, стягивающую запястья, но освободить руки не получается. Возможно, она только затянет узлы, если попытается их развязать. Будет еще хуже. Надо придумать, как освободиться, но не хватает терпения. Если у нее не останется сил, ничего не получится, и она, возможно, вообще никогда не выйдет отсюда.

Каролина впивается зубами в тряпку, закрывающую рот, и пытается вспомнить, что же произошло. Тот, кто так поступил с ней, должно быть, желает ее смерти.

Где же Густав?

После копенгагенской велосипедной прогулки в жизни Каролины не было ни секунды, чтобы она не думала о нем. Несмотря на то, что у Густава была отвратительная репутация, Каролина влюбилась в него без памяти. А может, именно поэтому. Его стиль был полной противоположностью привычному ей аристократическому образу жизни. Густав был честным, настоящим, уверенным в себе и живым.

В следующий раз они увиделись спустя несколько недель на открытии нового отеля в Стокгольме. Каролина не ожидала, что Густав там окажется. Увидев его, она почувствовала волнение. Он стоял и разговаривал с одним ее знакомым, и Каролина, не раздумывая, твердым шагом подошла к ним, поздоровалась и обняла приятеля, притворившись, что не замечает Густава. Но она видела, что он смотрит на нее, и покраснела. От его взгляда у нее замирало сердце.

Она по сей день не понимает, почему в нее вселилась та уверенность, но она ощущала, что должна взять инициативу в свои руки. В ней пробудился какой-то животный инстинкт.

– Давай сбежим отсюда? – предложила она, гордая оттого, что играет теперь главную роль, отобрав ее у него.

Густав улыбнулся извиняющейся улыбкой.

– Мне, к сожалению, придется остаться. Я один из инвесторов и… Ну, ты понимаешь.

Разочарование было так велико, что Каролина почувствовала себя последней идиоткой. Как можно быть такой дурой? При первой возможности она уехала на такси к себе домой.

Около подъезда она увидела его. Держа пиджак под мышкой, он стоял, прислонившись к стене дома.

– Иди сюда, – сказал он своим особенным тоном и протянул руки.

Каролину до сих пор пробирает дрожь, когда она вспоминает тот момент и как он повлиял на нее.

Много раз ей хотелось вернуть то мгновение, когда Густав прижал ее к стене и поцеловал в первый раз. Это было так страстно. Она никогда раньше не переживала ничего подобного. Густав сломал всю систему ее жизни, и она позволила ему это сделать. Она позволила себе упасть в его объятия.

– Каролина Юртхувуд, – шептал он и продолжал целовать ее в губы.

Все то же возбуждение, которого она никогда раньше не ощущала.

– Поднимешься ко мне? – неловко спросила она и до сих пор помнит, как волновалась, ожидая ответа.

– Я не могу, – сказал Густав и холодно выпустил ее из объятий. – Прости, но не получится.

– Почему?

Каролина ничего не понимала.

– Я… – Густав замолчал. – У нас никогда ничего не получится.

– Что? – Его слова были для Каролины как удар под дых. – Почему ты тогда пришел сюда?

– Потому что ты делаешь со мной что-то, с чем я не могу совладать, но я должен положить этому конец.

Густав помахал проезжающему мимо такси.

– Созвонимся, – сказал он, положил ладонь ей на щеку и нежно поцеловал Каролину в губы.

Каролина отбросила его руку.

– Какого черта ты творишь?

– Я просто пытаюсь поступить правильно.

– Что значит правильно? Ну и свинья же ты. Чертова скотина! – закричала Каролина.

На лице Густава не отразилось никаких эмоций.

– Я знаю, – просто ответил он.

– Что? – потерянно пробормотала Каролина.

Бросив на нее прощальный взгляд, Густав сел в такси и уехал.

Каролина в одиночестве стояла около своего дома и чувствовала, как накатывает тошнота и подступают слезы. Поднявшись в квартиру, она легла на диван и расплакалась. Когда слезы иссякли, Каролина выпила целую бутылку вина, а потом долго стояла под душем, пытаясь придумать хотя бы одну причину, по которой кто-нибудь мог бы ее полюбить. Из колонок неслось на повторе «Total eclipse of the heart», и Каролина с трудом расслышала звонок домофона. Спотыкаясь, она вышла в холл, уверенная, что кто-то из соседей решил сказать ей, чтобы она сделала музыку потише.

– Прости, – донеслось из домофона.

Это был он. Каролина помнит, какую слабость в ногах она ощутила тогда, все это напоминало сон. Или сцену из плохого фильма.

– Что тебе надо? – спросила она, вытирая мокрые щеки.

– Может, начнем сначала?

Каролина немного подумала и открыла дверь подъезда. Через пару минут Густав уже стоял у нее в холле.

– Так вот, значит, как живет фрёкен Юртхувуд.

Густав казался меньше ростом, заблудившимся и ранимым в ее квартире в доме постройки начала двадцатого века. Это был не его мир. Густав потерянно сел на диван и спрятал лицо в ладонях.

– Прости, я не знаю… Обычно я не бываю таким… Думаю, я немного испугался.

– Чего? – спросила она, плотнее запахивая халат.

– Мы слишком разные. Ты и я… У нас никогда ничего не получится, и я не хочу…

Каролина сделала ему знак замолчать и забралась к нему на колени, прижалась к его груди. Находясь в его объятиях, она единственный раз в жизни слышала, как Густав плачет.

Она обвила его ногами и начала целовать. Расстегнув ему рубашку, она почувствовала, как быстро бьется его сердце, когда она целует его шею и грудь. Густав решительно развязал пояс ее халата.

Все это вспоминается, как будто произошло вчера и в то же время словно в другой жизни. Тогда Каролина боялась связывать свою жизнь с кем-то. В течение нескольких месяцев после того вечера она пыталась оттолкнуть Густава и приводила тысячи причин, по которым он должен оставить ее, но он не ушел. Он смешил ее, смотрел на нее, слушал ее. Он был первым, кто ее понимал.

И секс. Боже, у нее никогда не было ничего подобного.

Густав был слишком хорош, чтобы это было правдой.

Когда Каролина была ребенком и подростком, никому не было дела до ее чувств и мыслей. Всем было безразлично, грустит она или злится. А Густав, наоборот, хотел знать о ней все. Впервые в жизни она почувствовала себя просто собой.

Через год Густав сделал ей предложение и купил виллу на берегу моря в Мальмё в качестве подарка Каролине по случаю помолвки. Самый дорогой и шикарный дом в городе. Густав мечтал об этом всю жизнь и пахал как проклятый, чтобы заработать на дом своей мечты. Каролина сочла неуместным втаптывать в грязь его воздушные замки и не сказала, что хочет остаться в Стокгольме, с которым связана вся ее жизнь и где у нее работа и друзья. Густав хотел, чтобы они начали что-то новое вместе, и тогда это, как ни крути, казалось правильным и захватывающим.

Каролина пытается нащупать кольца и обнаруживает, что на ней только одно кольцо. Обручальное кольцо исчезло. На безымянном пальце надето только кольцо, которое Густав подарил ей на помолвку. Наверное, обручальное кольцо украли, но почему тогда не сняли оба?

Ощупывая кольцо, Каролина отмечает, что у бриллиантов острые края, которые, пожалуй, могут сыграть роль пилки. Ее осеняет мысль, что она может попытаться перерезать веревку на запястьях острыми гранями камней. Она начинает тереть ее кольцом. Ее упорство вознаграждается – в конце концов ей удается освободить руки. Каролину трясет, когда она отрывает серебристый скотч и вытаскивает тряпку изо рта.

Она делает несколько глубоких вдохов и хочет начать звать на помощь, но вдруг видит, что за ткань была у нее во рту, и не решается закричать. Материал кажется знакомым. Каролина разворачивает кусок ткани и задыхается. Серый трикотаж в горошек – это кусок пижамы кого-то из ее девочек.

Каролина прижимает ткань к лицу и гонит из головы вопрос, почему пижама одной из ее дочерей разорвана и отвратительно пахнет выхлопными газами и дымом. Она помнит, что одела девочек после купания. Астрид никак не могла утихомириться, потому что в тот день смогла проплыть весь бассейн из конца в конец.

Она помнит!

Именно тогда мужчина с татуировками подошел к их дому и дал девочкам леденцы на палочке.

Звонит телефон. Каролина помнит, что она побежала в дом…

Но после этого пустота. Почему?

Она развязывает тугой узел на лодыжках. Кровь приливает к ступням, Каролине больно, она пытается массировать ноги и двигать ими, чтобы улучшить кровообращение.

На пальце сверкает кольцо, напоминая о том, как, делая предложение, Густав пообещал, что за обеденным столом камни будут видны даже тому, кто будет сидеть через двенадцать человек от нее. Он выбирал кольцо, исходя из того, что Каролина хочет самое лучшее с самыми крупными камнями, но на самом деле это было важно для него, а не для нее.

Вся их помолвка была обставлена как сцена из фильма. Они тогда отдыхали на Капри. Густав пригласил туда Бонни Тайлер, и их с Каролиной праздник был так избыточно шикарен, что ей было даже немного неловко перед персоналом, но в то же время она была очарована тем, как Густав старается ради нее. Никто никогда не делал для нее ничего подобного. Они сняли яхту и отправились в круиз по Средиземному морю, где много разговаривали, занимались любовью и пили шампанское.

Где же обручальное кольцо?

Из-за алюминиевой лестницы на Каролину смотрит своими черными глазками мышь.

– Я не причиню тебе зла, – хрипит Каролина.

Во рту так сухо, что у нее едва-едва получается издавать звуки. Пошатываясь, она встает и ковыляет к двери. Осторожно нажимает на ручку, и хотя не надо быть предсказателем, чтобы догадаться, что дверь заперта, Каролине кажется, будто земля уходит у нее из-под ног, когда ручка не поддается.

Окошко по центру двери тоже заперто. И даже если удастся его открыть, пролезть через него невозможно: оно слишком мало, в него пролезет разве что небольшой поднос с едой.

Каролина осматривается и убеждается, что единственный путь наружу – через дверь. Она прикладывает к ней ухо, но снаружи не доносится ни звука.

Теряя надежду, Каролина сползает по стене на пол. Низ живота болит, и она ложится на прохладный бетонный пол, подтягивает колени к животу и прижимает к нему ладонь, чтобы унять спазмы.

– Здесь только ты и я, – шепчет Каролина и гладит твердый живот.

На голове она чувствует запекшуюся кровь. Проведя рукой по затылку, обнаруживает там большую рану. Вот почему она ничего не помнит. Может быть, она упала или кто-то ударил ее.

Недавно ее ударила Хасиба – после того, как сначала прочитала нотацию о том, что Каролина неправильно воспитывает Астрид и Вильму. Девочки видели это. Каролина попыталась объяснить им, что мамам от этого не больно. В каком-то смысле так и есть – злые слова больнее. Хасибе не угодишь.

Она часто называет Каролину ведьмой, которая только охотится за деньгами Густава и выдвигает невыполнимые требования ее обожаемому сыну. По мнению Хасибы, она неправильно одевается, добавляет неправильные специи в еду, неправильно разговаривает. Этот список бесконечен. Больше всего Хасиба хотела бы, чтобы Каролина исчезла из ее жизни, но даже она не способна причинить ей такое зло.

Густав

Библиотека в их доме стала его убежищем. Вероятно, потому что они никогда раньше не проводили там много времени и комната не так полна воспоминаний, как другие. Сам Густав читает только книги по менеджменту с нижней полки, а остальное он заказал практически оптом, чтобы дополнить Каролинино разноцветное собрание романов.

Густав, Филиппа и его адвокат Матс сидят в креслах. На столе между ними лежат папки с распечатками счетов компании. Филиппа показывает на пункты, относительно которых аудитор запросил разъяснений, чтобы заверить квартальные отчеты.

– Это странные транзакции, и на счетах не хватает денег, – говорит она.

Густав мрачнеет. Одна из причин, по которым он нанял ее на работу, заключалась в том, что она не должна была задавать лишних вопросов.

– Ты не можешь это сама разрулить?

– Я не знаю как. Прости.

– Есть новости о Расмуссене? – спрашивает Густав, отбрасывая бумаги.

– К сожалению, нет. Он не отвечает на звонки и письма.

– Вот гад, – Густав проводит ладонями по небритым щекам. – Моя семья бесследно пропала. Неужели наш финансовый директор, датская налоговая и банк этого не понимают? Перенеси это все на потом, – говорит он и откладывает папки в сторону.

– Как? – спрашивает Филиппа, глядя на него взглядом испуганного олененка. – Из датской полиции сегодня утром звонили в наш финансовый отдел и просили передать им наши документы и все бухгалтерские отчеты и счета.

– Им для этого нужно разрешение прокурора, а у них его нет. Решай это с нашим аудитором или попроси ее позвонить мне. Прошу тебя, оставь нас, нам надо кое-что обсудить с глазу на глаз.

Филиппа кивает и быстро собирает бумаги.

– Ты принесла то, о чем я просил? – спрашивает Густав.

– В пакете на кухне, – встав, отвечает Филиппа. – Ты уверен, что это правильно?

– Да, положись на меня, – говорит Густав и поворачивается к адвокату: – Прости, что тебе пришлось это все слушать.

Густав поднимается и идет к бару, достает два бокала для виски и открывает хрустальный графин. В нос бьет терпкий запах с легким ароматом дымка.

– Будешь?

– Для меня слишком рано, – говорит Матс, закидывая ногу на ногу.

– Понятно.

Густав наполняет бокал и делает большой глоток. У него не идет из головы тип в красном «ауди», которого видел кто-то из соседей. Это точно тот же мужик, который хотел напугать его вчера и о котором что-то лепетала Карро. И это уже не первый раз за последнее время, когда Асиф напоминал о себе. Но тут он зашел слишком далеко. Требование, стало быть, уже выдвинуто, хотя и не напрямую – «Семья» хочет получить назад свои деньги.