Текст книги "…Так навсегда!"

Пиво и другие хозтовары

Осенью второго класса произошло Событие, во многом определившее ход всей дальнейшей истории. Если и не всего человечества в целом, то моей персональной – уж точно. Внешне, как это часто и бывает, – незначительное, почти незаметное, занявшее всего несколько секунд Времени и с десяток квадратных метров Пространства. Но сумевшее соединить в себе очень многие сюжетные линии этого отчасти сумбурного (я допускаю) текста и проложить магистральные векторы развития далеко-далеко вперед. Знаковое, одним словом. «Месседж». И началось все с того, что встал на ремонт продовольственный магазин На Шоссе…

Вообще, домашне-хозяйственные поручения на уровне «пакет молока и батон белого хлеба» я выполнял с первого класса. Причем довольно охотно. Даже несмотря на то, что мать сперва (для простоты, как ей казалось) давала денег под расчет, «чтоб без сдачи», – в результате чего дважды приходилось мучительно краснеть на кассе… Один раз – схвативши шестипроцентное молоко вместо обычного, а другой – нарезной батон за двадцать пять копеек против регулярных шестнадцати. А со второго класса – уже доверяют иногда брать сметану! Это значит, что надо взять с собой стеклянную банку, подойти к специально обученной тете за прилавком и в условно белом фартуке, и она щедро зачерпнет тебе из бидона и более-менее аккуратно оботрет края тряпкой, а главное – выпишет бумажку с результатами «завешивания»! И ты пойдешь, и будешь размышлять, что если прийти со своим куском чековой ленты и так же размашисто написать на ней химическим карандашом, но не ту цифру, а поменьше, то можно будет эту тетку вполне себе надурить, а с законно отжатой «дельты» взять мороженое! Ну или жвачку… все равно ведь видно, как они эту сметану разбавляют!

Если говорить в целом о схеме обеспечения нашего Района продуктами народного потребления и повседневного спроса, то выглядела она так. На Шоссе располагался продовольственный магазин самообслуживания. Гордого статуса «Универсам» он не имел, числясь по ассортименту рангом пониже – просто «самообслуживания», с соответствующей синей табличкой «Правила» у входа. Там-то я и краснел, и среди аборигенов он так и назывался – «На шоссе». А уже настоящий, всамделишный «Универсам» был По Ту Сторону Шоссе, возле «Еревана», и нам там стоило появляться лишь в сопровождении взрослых, но на самом деле делать-то нам было в нем особо и нечего.

А было чего – в культовом магазине «Культтовары», где мы приобретали всяко-школьно-письменные принадлежности, модели для склеивания, разборных индейцев и книжки серии «Пионеры-герои». А приобретя – шли в музыкальный отдел и там от души пялились на пластинки таких популярных вокально-инструментальных ансамблей, как «The Beatles», «Pink Floyd», «KISS»… а, стоп – не было там таких. Тогда пялились на модную звуковоспроизводящую «аппаратуру», «видаки» там всякие, «сони», «панасоники»… а, тоже не было. Но, как бы то ни было, пялились от души.

Имелся, между прочим, неизвестно по какому пункту Продовольственной программы занесенный на нашу северную рабочую окраину фирменный магазин кондитерской фабрики «Ударница». Даже с кофе-террием. Там, кстати, тоже довелось однажды залиться краской… совершенно случайно с мамой зашли, и вдруг – «выбросили» пиво! То есть не просто пиво – а ИМПОРТНОЕ, в БАНКЕ! Шестьдесят копеек за крошечную, но такую яркую баночку! Но мы, конечно, решили порадовать родителя «чешским бархатным», и мать поставила меня в очередь на «пробить», а сама отошла, а очередь как-то несвойственно ей быстро продвинулась, и надо было «что-то решать, Глеб!», и я мужественно звякнул мелочью на прибитое стальное блюдечко…

– Шестьдесят копеек во второй отдел, пожалуйста… (тихо-тихо).

А тетка в кокошнике, учуяв недобрый умысел, даже приподнялась, чтобы получше разглядеть, и громовым, на всю «Ударницу» голосом поинтересовалась:

– А что это тебе, МАЛЬЧИК, нужно во втором отделе и именно за шестьдесят копеек?!

– Пиво… (ведь они убьют его!!!)

– Хозяйка, пробивай давай, не задерживай, всем опохмелиться надо, и мальцу небось, он ведь тоже мужик! – весело выкрикнул какой-то дядька из хвоста очереди, которая уже загибалась так, что хвост оказался как раз возле нас…

Но тут, по счастью, подоспела мать и исчерпала инцидент, и увела меня, пунцового – сперва от неловкости, а потом и от гордости: «Мужик!»

Само собой, овеянный и покрытый славой, легендами и мифами магазин с тематическим названием «Мясо № 7», но он овеян и покрыт всем этим добром настолько, что рассказ о нем придется вывести в отдельное делопроизводство.

Ну и, наконец, овощной полуподвал, для краткости – просто «Подвал». Посещение «Подвала» в сольном режиме связано с определенным риском: на нашей Улице – две школы, наша – в самом ее начале, а ближе к концу – «шестисотка», и «Подвал» находится уже довольно глубоко в акватории и сфере влияния «шестисотой», ну вы понимаете… но я всё равно люблю в него ходить. Там в углу стоит настоящая, огромная бочка, и на весь подвал просто ослепительно, до легкого головокружения пахнет солеными огурцами… а главное – там «берут» картошку! И приказчик виртуозно и очень быстро нагребает в пластмассовый тазик запрошенные «три кило» и с размаху ставит на весы, заставляя метаться их стрелку… а ты волнуешься, потому что надо точно подгадать момент, когда подставить сумку к картофелепроводу, и успеть расправить края, чтобы не полетело мимо, и крепко взяться за ручки, чтобы удержать… но не заранее, иначе придется какое-то время стоять враскоряку, а вдруг в этот момент сзади подкрадется кто-то из «шестисотки»… но вроде все рассчитано точно, тазик опрокидывается во входное отверстие на прилавке, и картошка с грохотом и пылью сыплется… Здорово!

Да, негусто… но с голоду вроде никто не умирал, это факт. Это потом уже, в «лихие девяностые», когда каждое более-менее… (тут автора несет в лирическое отступление класса «флэш-форвард» и «назад, в будущее», до каковых отступлений он крайне сентиментален и падок, но уж потерпите: художник имеет право на слабости. – Прим. ред.) когда каждое более-менее «свободного назначения» помещение замигало призывными разноцветными огоньками витрин с трофейными товарами… Особенно одно, круглосуточное, уже вроде и не палатка, хотя еще и не магазин, как раз рядом с почившей в бозе перепрофилирования «Ударницей»… Трижды горевшее в пламени суровой конкурентной борьбы, первый раз даже со сторожем, а потом уже чуть более гуманно, но все равно дотла… Но проходила пара недель, и возвращаешься поздно вечером домой, автобусы редко ходят, садишься на первый попавшийся, все равно быстрее дойдешь, хоть и топать от самого Шоссе, глянешь – ан снова стоит, как феникс из пепла, и ни в чем не бывало! И все так же – широчайший выбор, приемлемые, едва ли не «социальные» цены и дружелюбный, несмотря на стальные решетки в два пальца и охранника чуть ли не на вышке с крупнокалиберным пулеметом, интерфейс… А потом все это снова куда-то исчезло… м-да. Но вернемся уже назад, в осень 1981 года.

Однажды утром мама сказала:

– Сходи, пожалуйста, после школы в магазин. Возьми, как обычно, молока пакет, белого и черного половинку, деньги я на тумбочку положу. Только это… на Шоссе магазин на ремонт закрылся на три месяца. Надо будет в другой сходить, знаешь, который на…

Сусанина

Да, на Сусанина… Улица одноименного Героя России и Советского Союза располагалась на самом отшибе нашего Микрорайона, оконтуривая и замыкая его. Дальше обитаемая вселенная заканчивалась, после шли только железнодорожные пути и закрытая территория больницы. И если наша Улица была эклектично оформлена в том числе и различными высотными (ну, по тому времени) двенадцатиэтажками, то Сусанина была полностью выдержана в моностиле грязных панельных хрущевок. Лавки у подъезда, покосившиеся бетонные козырьки с бытовыми отходами поверх, темные лестницы, герань на окнах и стекловатная обивка двери, торчащая во все стороны из засаленного и порезанного дерматина… Ну и народец, особенно юный, там проживал соответствующий. Казалось, туда даже автобус заворачивает как-то испуганно: сперва кабина, потом притормаживает, тревожно осматриваясь и озираясь, и лишь затем заезжает весь. А потом стремительно разворачивается на конечном «кругу» и с видимым облегчением покидает сие непростое место. Немудрено, что это был единственный маршрут, который следовал не к метро, а в еще более забытую богом, нежели наша, дыру – Алтуфьево… После Сусанина бояться ему было решительно нечего. Что и говорить, если на уроке музыки, когда Петр Михайлович знакомил нас с бессмертной оперой М. И. Глинки «Жизнь за царя», в подцензурной версии – «Иван Сусанин», мы и то вздрагивали!

Нет, на самом деле – было место еще хуже. После нашей Платформы, если двигаться к Санкт-Питербурху, располагалась Станция, окрестности которой еще при царском режиме были застроены мрачными казенными строениями для обслуживающего персонала, и суровый пролетарский дух борьбы с самодержавием за сотню лет так и не выветрился из них. Вот это было – реально СТРАШНО! Однажды в школе нам велели посетить и записаться в библиотеку внеклассного чтения, расположенную в самом средоточии… хвала Провидению, мы направились туда с коллегой Воробьевым, у которого там очень кстати обнаружилась бабушка, в чьей коммунальной комнате мы и укрылись от преследований аборигенов. И каковая бабушка, напоив нас чаем, под покровом темноты вывела затем в безопасность. А трое юных читателей из «Б»-класса вернулись из экспедиции с ощутимыми следами от прочитанного на лицах. А надо понимать, что «бэшки» были отнюдь не теми людьми, которых в переносном, так сказать, смысле легко было склонить к знакомству с шедеврами мировой литературы, они и сами начитать могли кому угодно, все-таки «знание – сила», – и тут такой поворот. В общем, «библиотечный день» нам быстро отменили.

Но это все-таки – уже Станция, уже все-таки не у нас… а у нас – Сусанина. Сейчас все поломали уже, конечно, и там и там, и не узнать, и поистерлось, и старожилы не припомнят…

После школы, отобедав и прилежно сделав уроки, я собрался с духом и выступил в путь. Миновал пятый дом, тринадцатый, Пруд – и с замиранием сердца ступил на выжженную сусанинскую землю, на которую в соответствии со введенным как раз в тот сезон «зимним временем» уже опускались мгла и мрак.

Приключения не заставили себя долго ждать – прямо по курсу моего движения нарисовалось ДВОЕ. Здоровые… класс четвертый, а то и пятый, глаз уже наметан.

«Чё-о-о-о-орт… – подумалось мне. – Ну зачем я потащился этой волчьей тропой, надо ж было по самой улице идти… “Срезал”, называется. Хотя не факт, что по улице было бы спокойней… или сразу после школы, пока у них еще уроки… но опять же – не факт, что они на них ходят… да-а-а-а… Хорошо хоть деньги догадался в тайный кармашек куртки сложить, и то хлеб… половинка с пакетом молока…» Траектории наши стремительно сближались и в конце концов неминуемо сошлись.

– Ну, – веско спросил один, – ты из какого дома, пацан? Ты что тут вообще делаешь?!

Вопрос был риторический. Ни социальным статусом и уровнем образования, ни внешним видом с «сусанинскими» мы не коррелировали никоим образом. Те вообще в вопросах моды и стиля отдавали предпочтение каким-то будто краденным со стройки вещам: сапогам, но не черным армейским «кирзачам», а какого-то болотного цвета, уродливым вязаным шапочкам «под каску», телогрейкам с фирменной надписью «СМУ номер такой-то» на спине… а, ну точно! Тут не то что «дом» – тут другой район… да другой мир вообще!

Я насупленно молчал. Не было ничего такого, что можно было бы в свое оправдание поведать этим молодым людям. Следовало лишь подготовиться и мужественно принять неизбе…

– А ты за кого болеешь? – неожиданно спросил второй.

– За «Спартак», – честно сознался я.

– Ладно, – еще более неожиданно и с некоторым разочарованием сказал первый. – Тогда иди. Но больше здесь все равно не появляйся. И, отвесив несильный, можно сказать – почти «отеческий» подзатыльник, двое куда-то стремительно скрылись по своим неотложным сусанинским делам.

…Обратный путь я проделал на автобусах, с пересадкой и дав огромный крюк – но зато в окружении более зрелых сограждан. Попутно рассуждая о своем чудесном Избавлении и вообще – о превратностях Судьбы.

Нет, я допускал, что в Подлунном – не один я такой болельщик. Более того, имелась даже гипотеза, что подобные увлеченные индивидуумы имеются и у других коллективов физической культуры, хотя их, этих индивидуумов, пристрастия следует охарактеризовать как по меньшей мере «странные». Нет, правда: хоть убей, но не знаю, за кого болели пионеры Кузнецов и Фиолетов. По поводу супервозможностей Оямы или девичьей чести Анны Козловой бились в кровь, бывало, а тут как-то не возникало трений… Может, и ни за кого. Но вот чтобы так, жестко, без обиняков, чтобы от ответа на один несложный вопрос не просто, а самая жизнь твое зависела – это я точно столкнулся впервые. Да, недаром старик Черчилль считал, что футбол (и хоккей) – это не вопрос жизни и смерти: это гораздо важнее… хотя он и никогда не бывал на улице имени Ивана Сусанина. Или не Черчилль. Но не суть.

Нельзя сказать, что данный скоротечный эпизод послужил непосредственным и главным катализатором – скорее всего, он оказался лишь в числе прочих. Но, как говорится, в нужное время и в нужном месте. Стратификация и расслоение прежде гомогенного, аморфного общества прошли с ураганной скоростью!

Как же здорово, что у нас в этом плане торжествует «экстерриториальный» принцип боления! Ну то есть не так, как, скажем, в Англии, когда все население «дистрикта» поголовно «топит» за свою локальную «помойку»… Собственно, в Москве таких природных аномалий лишь две (и обе – далеко-далеко): вокруг стадиона «Торпедо» все болеют за «Торпедо», а в Сетуни – за хоккейные «Крылья Советов», и судьба обоих самобытных коллективов (пишу это абсолютно искренне) на текущий момент более чем печальна…

А у нас – какие возможности для террора, апартеида и расовой сегрегации! Какие повороты и изгибы! Какие мощные центростремительные силы и центробежные ускорения! Вон тот, лохматый хулиган и задира из «Б» – но выясняется, что он тоже, как и ты, за «Спартак», и ты уже смотришь на него совсем другими глазами, с какой-то даже внутренней симпатией. Да и не хулиган он вовсе… ну, любит пошалить чутка, подумаешь. А этот, с которым ходили в садик, который якобы «друг»… так он НЕ ЗА НАС? А, ну кто бы сомневался… Я всегда подозревал, еще когда он тогда подговорил кран в умывальнике открутить, чтоб вода хлестала, а сам сбежал, и воспиталке потом первый же на тебя пальцем и тыкал, и ябедничал… И парни с Шоссе, прежде такие слегка отстраненные, – теперь приглашают к себе на коробку, посмотреть и погонять, если не будет «больших»… Нет, ну НЕ ВСЕ, конечно, приглашают! Некоторые и наоборот, узнав Главное, советуют обходить по еще большему радиусу – но все-таки!!!

Если от феноменологического подхода перейти к строгому количественному описанию, то выяснилось следующее. Примерно трое из пяти (из той «базисной группы», кто нашел в себе душевные силы заявить, так сказать, во весь голос) отдали безоговорочное предпочтение Великому и Могучему (ну, то есть «Спартаку», если кто еще не понял). Характерно, что в целом эта пропорция сохранялась и в дальнейшем, на других «выборках». С оставшимися же двумя дело обстояло любопытнее. Эти двое расписывались в своей нежной любви к центральному спортивному клубу армии – но только лишь по системе «осень – весна». С наступлением же тепла и окончанием хоккейного сезона эти странные люди впадали то ли в спячку, то ли в линьку, это науке неизвестно, как и то, где и под покровом чего пережидали холодное время года поклонники «Динамо» (Киев)… Но факт остается фактом: встретить летом болельщика цска или зимой – киевского «Динамо» было практически нереально!

Нет, в чем-то, конечно, такое поведение можно объяснить и понять: все-таки болеть за чемпиона по схеме «по футболу я за… а в хоккее…» – куда приятнее. А мы, «Спартак», вечно вторые… нет, «Спартак» – чемпион, это однозначно! Но, по сути, при нас – пять раз подряд в «призерах» по шайбе, семь лет – в футболе… Целая жизнь, даже больше! И мы благородно можем объяснить и понять… но принять – никогда!!!

И еще один школьник, уже упомянутый Алексей Воробьев, по примеру отца поддерживает московское «Динамо»… тут даже и не знаешь, что сказать. Вообще, безумные выходки замечались за Алексеем и ранее. Так, к примеру, однажды он после школы обмочил колготки, хотя тут ничего экстраординарного нет: ну, заигрались, забегались, а ему идти до дома дальше всех. Экстраординарным было решение зайти в гости к одному из друзей и в ванной намочить колготки полностью, дабы изначально уделанный участок уже ничем не выделялся на фоне остальной материи. А другой раз Алексей, перед тем как отправиться на прогулку, деловито спустил в унитаз оставленный ему матерью обед из трех блюд, включая гарнир и компот. «Есть я не хочу, а мать расстраивать – тоже…» – так прокомментировал он свои действия. В принципе, мне кажется, оба этих поступка – суть квинтэссенция и сублимация «динамовского духа», если таковой, конечно, существует (в чем я лично сомневаюсь). И мы, когда не бьем Алексея всем скопом, спартаковцы и армейцы заодно, или по очереди – очень уважаем его… хотя бы за готовность сольно переть против течения…

Да-а… Какой простор, какой размах – здорово! Как поется в песне – «Мы запомним суровую осень…» Отныне – шутки в сторону.

«А ты за кого болеешь, пацан?!»

Алеша Шакурнов

Алеша Шакурнов – милый, добродушный увалень с седьмого этажа. Мы не то чтобы дружим… в некотором смысле мы должны дружить – в классе из нашего дома мы с ним одни. Наш дом кооперативный, публика интеллигентная, в чем-то даже сравнительно «зажиточная». Проживает даже второй пилот международных рейсов со смешной фамилией Вещеватых. И в семье – один ребенок, максимум двое… Вот в соседнем, пятом, где нравы попроще, – вот там да! Там каждый, если не справляется собственными силами – всегда готов пригрозить явлением народу старшего брата. Вон, у Василия Нешишкина из «Б» – их аж трое! И все уже с утра – на посту у вино-водочного отдела на Шоссе. Включая отца, разумеется. И хотя мать и сомневается, кому именно из братьев Нешишкиных он конкретно отец, но все равно – династия! Трудовая! А мы – одни… но – из одного дома, даже из одного подъезда. И мы часто вместе идем домой после школы. Ведь друг – это именно тот, с кем ты идешь до конца…

Еще я иногда помогаю Алеше делать уроки. Хотя я многим помогаю. Соображает Алеша, сказать по совести, туговато, и помогать ему непросто, но я все равно люблю к нему спускаться. У него на шкафу стоит пластмассовый «Броненосец “Потемкин”», он сам его склеил. Клеить такие модели я обожаю, особенно первый, самый сладостный этап, когда откупориваешь баночку с клеем (ну еще бы: он на ацетоне! – Прим. ред.), но так ровно и чисто у меня не получается никогда. Поэтому пока разминаюсь на эсминцах и тральщиках, а тут – целый броненосец, почти как настоящий! 305 миллиметров главного калибра, носовой и кормовой, и обе огромные башни крутятся, а у меня – вечно прилипают, и совсем не тот эффект. Ведь может же человек! И я завороженно кручу их снова и снова.

Для футбола Шакурнов не годится – слишком неповоротливый. «Жиртрест». Да он и не любит его. И ни за кого не болеет. Но вот в хоккей – вполне возможно.

В хоккей во дворе мы играем гораздо реже, чем в футбол. Его сложней организовать. Нужна как минимум ровная поверхность, чтобы не застревала шайба, или хотя бы теннисный мячик – приходится гонять на дорожке перед самым домом. Но по дороге ходят люди, и они возмущаются, и приходится ждать, пока люди пройдут. И клюшки есть не у всех: «крюки» отечественного производства, даже предусмотрительно обмотанные изолентой, иной раз разлетаются с одного меткого попадания «щелчком» кого-то из «больших», ни фига у нас не умеют делать клюшки… а настоящая, с «загибом», стоит, в общем, довольно дорого… и темнеет рано.

А наибольшая опасность – это соседи с Алешиного же этажа. Пожилая пара. У них во дворе, аккурат напротив нашего подъезда, базируется несметное богатство – МАШИНА. («Сын им купил, – шушукаются взрослые. – И квартиру, и машину. Он у них чуть ли не замминистра… или ворует где… а скорей всего, и то и другое вместе…») И стоит иной раз только начаться периоду, как они уже спускаются и дают истошную финальную сирену, вопя: «Уходите! Идите вон – к четвертому подъезду! А еще лучше – куда-нибудь к другому дому!» Ну конечно, да – «к другому»… Здорово придумано. Так нас там и ждут, с распростертыми прям объятиями!

Нет, я их прекрасно понимаю. Я и сейчас, в общем, был бы против, чтобы рядом с моим авто агрессивно махали бы дрекольем… а скол? А покраска? А зеркало снесут или стекло, не дай бог?!! И это сейчас, а уж в те незапамятные времена, когда машина если и покупалась, то уж точно одна и навсегда…

А главное – как все время узнают-то? Ведь у них даже окна все на другую сторону выходят – на лестничной клетке, что ли, дежурят по очереди? Мать потом говорит: «Ты же за Алешей всегда заходишь, и вы клюшками стучите у лифта, как настоящие… по бетонному полу, все и слышно через дверь, они и выходят…»

Но зато в хоккей вполне можно играть вдвоем. Если набраться смелости и утащить с подворья магазина «Мясо № 7» пару деревянных ящиков для ворот – вполне, вполне! Да даже если и один – можно качественно потренировать «выходы один на один» и «выкатился из-за ворот». Алеша большой, закрывает чуть ли не весь ящик, забить ему, даже неподвижному, довольно трудно – и мастерство мое неуклонно растет от игры к игре. Хотя и не так быстро, как хотелось бы. Я злюсь на Алешу, в сотый раз показываю ему, как правильно согнуть ноги, прикрыть «домик» и изобразить левой рукой «ловушку». А Шакурнов улыбается и все равно стоит столбом и почти не «работает» клюшкой, но зато он искренне рад за меня. И назавтра он после школы выйдет из лифта на своем седьмом этаже, и я скажу ему: «Я за тобой зайду, выйдем в четыре часа!» А он ответит: «Только не в четыре, а в полпятого, меня раньше мать не выпускает, говорит, что уроки я так быстро сделать не могу…» И я зайду в полпятого, и мы, стараясь не грохотать клюшками как настоящие, спустимся вниз…

Алеша, Алеша…