Электронная библиотека » Mike Lebedev » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "…Так навсегда!"


  • Текст добавлен: 31 мая 2014, 01:35


Автор книги: Mike Lebedev


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Ояма (белый пояс)

Итак, во всем следует винить Фиолетова, и он же в итоге едва не поставил кеды в угол… то есть в каком-то смысле – даже и поставил. Что справедливо.

Наверняка такой персонаж есть в любом пубертатном коллективе. Даже если его и не обнаруживается изначально, то за достаточно короткий срок он, подобно коацерватной капле, самозарождается из тех, что имеются в наличии. Основной характеристикой персонажа является то, что он, грубо говоря, любит маленько прихвастнуть. Причем обязательно – за твой счет и в несколько уничижительном для тебя ракурсе.

Выйдешь, к примеру, погулять во двор, лелея в кулачке своего драгоценного единственного викинга, залезешь в песочницу, выстроишь ему замок для обороны – и вдруг слышишь: «Да у меня этих викингов два набора, там и с мечами, и с арбалетами, да еще цветных, а не как у тебя просто коричневый, а еще индейцев набор, а еще ковбоев штук двадцать, и копье у моего снимается…» И ты обольешься внутри себя горючей слезою зависти и робко скажешь: «Ну вынеси… давай поиграем в войнушку… или поменяемся, раз у тебя много… или хоть просто дай посмотреть…» А в ответ тут же слышишь: «Не, не могу… поломаешь еще. Или стащит кто… Бабка в магазин ушла, дверь заперла, а у меня ключей нет…» Но вроде как все равно: у тебя один викинг, а у него – двадцать пять.

Или, скажем, раздобудут тебе родители кроссовки популярной чешской марки «Ботас». Не вожделенный «Адидас», конечно, но тоже красивые. Импортные! И не успеешь еще толком форсануть – как рядом раздастся: «Ой, ну ты просто позор… ботас какой-то… Вот у меня – “Адидас” родной, и кроссовки, и бутсы, бутсов даже двое, еще “Пума”, и на “Пуме” этой еще – так и прикинь, автографы Пеле и Юрия Гаврилова…» И не важно, что на футбольном поле источник звука никогда не наблюдается и в данный момент обут в регулярные «Два мяча» – это потому, что боится порвать, испачкать, да и вообще, какой смысл играть на полуземляном покрытии, когда он играет на настоящей траве… И ты опять как бы не на пике моды оказываешься, как предполагалось, а плетешься в самом хвосте актуального тренда. И так далее.


Само собой, и в нашем десятом отряде подобный фрукт имелся. На третий день нашего пребывания в лагере, аккурат перед Торжественным Открытием – под покровом тихого часа вышел в нашей палате спор на злободневную тему: кто сколько за раз может выпить «фанты». А еще лучше – «пепси-колы». В честь Олимпиады, как известно, был запущен не только Мишка, но и лицензионная линия по розливу этого ярко раскрашенного сиропа, и указанные напитки из элемента буржуазной роскоши превратились в доступную форму проведения молодежного досуга. Вернее, как сказать «доступную»… сорок копеек (или что-то около того) – подороже пива, причем ведь и бутылка 0,33, а не пол-литровая – но все-таки.

Спор вышел ожесточенный. Назывались разные показатели, в основном от двух до четырех с половиной. Я со своим единственный раз выпитым полстаканом с некоторым даже испугом поглядывал на объявившихся монстров водохлебства. А победу было одержал мой наставник Алексей Кузнецов, который сразу утвердился в отряде на позиции неформального лидера. Заявление Алексея, что он лично за раз выпил пять, причем залпом, не отрываясь, и еще сделал два глотка из шестой, лишь упрочило его доминирующее положение альфа-пионера… БЫЛО одержал победу.

Потому что после некоторой паузы раздался голос Александра Фиолетова, который с некоторой даже ленцой доложил следующее. Что они как-то со старшим братом прогуливались вдоль железнодорожных путей в своем родном районе. И вот так, неспешно прогуливаясь и ведя беседы на разные темы, вдруг набрели на целый вагон с пепси-колой. Да, именно так, запросто. Как раз во время его разгрузки, в которой разгружающие очень попросили их с братом принять посильное участие. И в благодарность за которую выдали им полный ящик означенного напитка. Даже два ящика. «Еле дотащили! – закончил Фиолетов. – А уж пили потом! Один ящик – брат, а второй – я… ну, может, не целый, но почти…» Я испытал острую горечь оттого, что, ходя вдоль Платформы, слишком много внимания уделял Расцепщику Вагонов… а оно, видишь, надо было пристально смотреть, не разгружают ли где чего вкусненького. Прочие уважительно закивали головами. Альфа-позиции Алексея Кузнецова на какое-то время пошатнулись.

Фиолетовский брат вообще выходил по всему фигурой масштабной. В свои двадцать с небольшим лет он успел стать чемпионом «Эсэсэра» по нескольким видам единоборств, включая самбо, дзюдо и бокс. И еще, кажется, по чему-то экзотическому игровому, вроде хоккея на траве. Отбыть небольшой срок за нанесение тяжких телесных в пределах самообороны. «Он бы и убил, – всегда пояснял Фиолетов, – но он клятву же давал, что не будет применять смертельных приемов…» Наконец, отслужить в Афганистане, получить там орден и даже привезти с собой оттуда пленного душмана и поставить при себе денщиком, но потом по доброте душевной отпустить. Ну и еще ряд деяний, размахом крыла поменьших, но тоже эпических и исполинских. (Только не спрашивайте, откуда мы знали про Афганистан. Оттуда. Это, может, кто из взрослых не знал, а дети всё знали.)


Кульминация и апофеоз наступили во время отчета моего куратора о том, как он ходил к девичьей душевой «зазырить» вполне уже четко обозначившуюся грудь пионерки Козловой Анны, к каковой (как к груди, так и к Анне в целом) Алексей сделался с течением смены крайне неравнодушен. Я, кстати, при сем акте присутствовал в качестве стоящего «на шухере»: Алексей справедливо рассудил, что октябренок вызовет гораздо меньше подозрений в половой распущенности. До сих пор жалею, что выполнил свою миссию так же, как и герой рассказа Пантелеева «Честное слово»: «шухерить» в итоге не пришлось, даже близко никого не прошло – а «зазырил» бы тоже с удовольствием. Анна и в самом деле была очень ничего… немного старовата, конечно, на мой взгляд, ну да ладно.

Но не успели еще под томные вздохи отзвучать последние ноты сверхэмоционального отчета, как мы услышали уже порядком поднадоевшее вступление: «Да ладно, у этой твоей Аньки – не сиськи, а торчат как два прыща… Я, если хочешь знать, их зырил еще раньше тебя, и тыщу раз… и даже щупал, когда к ним в палату лазил, а бабы все спали. А в Москве у меня – пятиклассница знакомая, вот у нее да, вот там да-а… мы тогда с ней и с братом (ну куда ж без него! – Прим. авт.) гуляли у себя и…». Чем закончилась прогулка, мы узнать не успели, так как оскорбленный в лучших чувствах пионер Кузнецов одним ударом вышиб пионера Фиолетова из койки и потом, загнав под нее, долго лупил его ногами и руками. Несильно, успокою я встревоженных читателей. Но долго – это факт.

Собственно, Фиолетова забили бы ногами и насмерть гораздо раньше, и было за что. Но, как известно, достоинства – это зачастую продолжение недостатков (верно и обратное утверждение). И такое достоинство у Фиолетова имелось: вра.. (зачеркнуто) рассказывал он действительно интересно, особенно когда рассказ не задевал чьих-либо чести и морально-волевых качеств, а также движимого и недвижимого имущества – а развивался на свободную тему. Про старшего брата, к примеру. Как тот ходил на единственное выступление ансамбля «Boney M» в Москве. «Прикиньте, они же запрещенные! А тут приехали, потому что им Брежнев на один раз разрешил. Потому что они хоть и из ФРГ, но негры… Билеты по сто рублей, и тех не достать! Но брат мой достал, пошел… Короче, приходит, сначала не начинали, а потом занавес поднимается – а они там на сцене стоят все голые и в цепях!!! Типа пародия на Советский Союз… Ну, их, конечно, тут же арестовали, а со всех, кто в зале был, взяли расписку, что они ничего не расскажут, брат только мне по секрету рассказал…»

Имелся в арсенале, само собой, и неисчерпаемый запас классических страшилок. Стоило сгуститься тьме и затихнуть на веранде шагам контролирующего процесс «отбивания» вожатого Володи – тень Фиолетова появлялась из-под одеяла и замогильным голосом затягивала: «В черном-черном городе, на черной-черной улице, в черном-черном доме, в черной-черной квартире… А потом выезжает гроб на колесиках, а в гробу – покойник, только живой, а на покойнике – вурдалак… А одна бабка купила картину, а на картине – цыганка. И ночью эта цыганка оживала, сходила с картины и шла по улицам. И кого видела – того убивала длинным ногтем, прямо в сердце… особенно пионеров, потому что пионеры носят красные галстуки, а красный – это цвет крови, вот ей и мерещилось… уууу!!!»

Но это – ночью. Днем и без того хватало занятий. Начали, как уже упоминалось (и к моему великому везению), со строительства и оборудования пластилиновой фортификации. Потом мы три дня непрерывно играли в «мафию», но не как сейчас, в типа интеллектуальную – а в настоящую, со стрельбой, погонями и вендеттой. Потом неделю все играли в футбол – тут, к сожалению, без меня, все-таки юниорство сказывалось. А потом в один прекрасный день в нашу жизнь плотно вошло Оно:

Каратэ.

Комиссия

Каратэ, на короткий срок легализованное в те дни на нашей Родине, захватило наши сердца мгновенно и полностью, вытеснив из них все остальное. Из сердца Алексея Кузнецова даже на какой-то период была вытеснена Анна Козлова. Личный рейтинг каждого отдыхающего складывался теперь исключительно из количества знаемых им «блоков», все остальные параметры были упразднены. Удары типа «урмаваши» и «ёкогири» отрабатывались при каждом удобном случае и без получения согласия объекта, так сказать, отработки. То есть того, на ком отрабатывались. Если он, конечно, не успевал выставить соответствующий «блок». Я, как умел, тянулся вслед за старшими товарищами. Ну и уже излишне, думаю, говорить, кто служил основным источником информации по предмету.

«Там, значит, самый главный – Ояма. Только он может черный пояс присуждать… а у самого у него их – два. Он и брату моему присудил… Ояма, если его в наручники заковать, разрывает, и стенку бетонную может голыми руками пробить, если в тюрьму посадят, и даже от пуль может уворачиваться. Мне брат показывал как, только сказал, что никому больше показывать нельзя. И патронов мне брат из Афгана привез, целую обойму… да не гильз, говорю тебе, гильзы вон и после “Зарницы” можно насобирать, на черта они, стреляные-то! Патроны, настоящие… И на кимоно у него на правой руке и ноге по нашивке, что ему ими бить нельзя, потому что смертельный удар. Но вообще, Ояма – за справедливость и никогда первый не бьет. Он и брата моего так учил: только если на тебя нападут, тогда уже можно…» И мы, разутые, потому что настоящие каратисты не носят обувь, жадно впитывали каждую крупицу Знания.

Вскорости до нас дошло очевидное. Если наш Володя – курсант школы милиции, почти уже выпускник, то наверняка же он знает каратэ! Ведь как иначе он будет задерживать преступников, если, скажем, оружие заклинило или патроны закончились? Да наверняка знает. И покажет нам новые приемы, блоки и удары, потому что Фиолетов, знамо дело, повествует увлекательно, но показать конкретно всякий раз отнекивается, якобы брат не велел, и мастерство наше не прогрессирует, и такими темпами мы до конца смены оформить себе черный пояс не успеем, а хочется.

Всю эту информацию Володя подтвердил, а потом, собрав нас для приватной беседы, веско сказал:

– Но вы должны понимать, мужики, что каратэ – это искусство защиты, а не нападения. И что настоящий каратист никогда не ударит первым, а сделает все, чтобы драка не состоялась, и вообще: главное – это Справедливость. Усекли?

Мы яростно закивали головами в знак усечения.

– Отлично. Тогда скоро начнем.

Знаете, что такое Счастье? Так вот это было – Оно!!!


Правда, по техническим причинам начать скоро нам не удалось. Сперва на нас обрушилась подготовка к смотру строя и песни, а к этим компонентам, как нетрудно понять, в лагере под юрисдикцией МВД внимание было повышенное. А затем настал черед и самого ответственного (с точки зрения взрослых) события – Комиссии…

«Комиссия» – это такой набор высокопоставленных и уполномоченных дядек из обозначенного Министерства, которые один раз за смену прибывают в месторасположение, дабы со вкусом, на свежем воздухе и в приятной компании выпить за казенный счет маленько водки под сбалансированное подростковое пита… то есть я хотел сказать – тщательно, скрупулезно проверить, как проходят летние вакации у подрастающего поколения, всем ли довольна будущая смена своих отцов и матерей, нет ли у них каких вопросов, нареканий и так далее. По результатам проверки возможны как поощрения и благодарности руководящей верхушке вплоть до присвоения внеочередных воинских званий, так и… Впрочем, нет. Никаких «так и…» быть не может.

Потому что за три дня до внезапного прибытия Комиссии весь лагерь переводится на усиленный режим несения отдыха. Корпуса и прилегающая территория силами личного состава приводятся в состояние зеркального блеска, и за брошенный на «зону пионерского действия» фантик, а у старших так называемых «детей» не дай бог окурок весь отряд в полном объеме может загреметь на гауптвахту и остаться без сладкого. Творчески одаренные ребятишки под бдительным присмотром репетируют насыщенную и идеологически выверенную концертную программу, пугая неодаренных сто тридцатым за день громовым исполнением «Марша нахимовцев», а те отрабатывают действия массовки в зрительном зале и в который раз выслушивают указания вожатых на случай возможных разумных контактов с Комиссией на уровне «вопрос – ответ». Все очевидно.

И вот час пробил. Можно даже сказать – «тихий час» Дня Комиссии. По одобрительному выражению лица Володи мы понимали, что уж во всяком случае наш отряд со своей задачей справлялся отлично. Промаршировали, проорали «Наш девиз!» на твердое «пять», в столовой за обедом продемонстрировали отменный аппетит и неплохие навыки культурного поведения за столом, четко отошли к дневному сну – оставалось лишь, не снижая темпа, провести полдник, после чего с высокой вероятностью можно было прогнозировать убытие Комиссии восвояси и подачу команды «Вольно!..».

…Не знаю, что на меня нашло. Я никогда не страдал недержанием и, как и подавляющее большинство читателей мужеского полу (я уверен), пожалел об этом один-единственный раз в жизни – на призывной комиссии военкомата. Вот в группе садовской был у нас мальчик – вот он страдал! У него даже матрас был без номера: у всех по номерам, а у него – просто клеенкой обшитый по периметру, даже номера не надо, не спутаешь. А ведь за такой матрас в качестве неоспоримого свидетельства многие дорого бы тогда дали. Особенно низкорослая, ниже 160 см публика, кто по генетическому коду, а кто и по причине недоедания и подросткового курения, и кому на приписное свидетельство ломился подводный флот и три года службы на нем… А так – предъявил такой матрас – и свободен! Но тут мы забежали слишком далеко вперед…

Но вот именно в тот день – нашло. Можно даже сказать – нахлынуло. Предстартовое волнение, не иначе. Или призовой, за отличную маршировку, компот… А беда заключалась в том, что туалет у нас был на улице. Причем весьма и весьма далеко, на самом отшибе, в кустах у забора. То есть, с одной стороны, понятно, не у столовой или «линейки» его учреждать – но с другой… В обычные дни Володя нам, ничтоже сумняшеся, ставил ведро на ночь – нет, а что, да, настоящие каратисты тоже писают. Но, ясное дело, ни о каком «ведре» в день Комиссии речи быть не могло.

– Лёх! Лёх! – шепотом позвал я Кузнецова, на всякий случай не открывая глаз, а то вдруг зайдут в этот самый миг. И кратко изложил ему суть проблемы.

– Ну, в ведро сходи! – так же шепотом из-под закрытых век ответил мне куратор.

– Так нету ведра сегодня… – напомнил я.

– Ну не знаю. Терпи тогда. Можешь терпеть?

– Пока могу. Но недолго еще. До подъема сколько?

– Не знаю. Может, полчаса. А может, и час. Легли недавно ведь.

– Полчаса протерплю. А час – точно нет…

Минуло еще около тридцати колов напряженнейшего внутреннего времени. Две тысячи ударов сердца. Может даже, две с половиной. Вожделенного горна на «подъем» все не было. Я снова позвал пионера Кузнецова:

– Лёх, все… совсем кранты.

– Ну, сходи в туалет. Не обоссаться же тебе теперь, – посоветовал мне попечитель.

– Сходи со мной, а? – взмолился я.

– С ума сошел? А Комиссия? Засекут – обоих из лагеря выпрут. А мы сегодня с Анькой целоваться вечером договорились в кино. Не-а. Иди один.

Ну в самом деле. Не это же самое, как Алексей и сказал.

Судорожно путаясь в штанинах, я кое-как оделся – и пошел.

Территория, вылизанная нашими стараниями, выглядела особенно пустынно. Полуденная тишина была гнетущей. Короткими перебежками, согнувшись и озираясь из-за естественных укрытий, я тенью скользил в требуемом направлении. И вот уже заветный голубой домик – на расстоянии одного, последнего рывка…

Как любят говорить спортивные комментаторы: «Именно этих голов (очков, секунд) ему и не хватило на финише…» В данном случае – не хватило нескольких метров, и, осознавая, что вот уже реально ФИНИШ, я пристроился у какого-то чахленького деревца.

Разумеется!!! Ну разумеется, ровно в этот самый миг из домика выплыла Комиссия в своем самом полном составе. Ряд косвенных признаков свидетельствовал, что голубое строение она навещала не только лишь с инспекционными целями, но и по прямому назначению. Настрой Комиссии после теплого приема был благостным. Пиджаки расстегнуты, галстуки ослаблены, и верхние пуговицы рубашек распущены тож. Впереди, судя по всему, довольно вышагивал самый главный Комиссионер, остальные почтительно семенили чуть сзади. В ужасе, не зная, что и делать, я попытался было, не дожидаясь естественного окончания процедуры, запихнуть свое небогатое хозяйство внутрь. Остальное тоже сжалось и скукожилось в предчувствии самого наихудшего. «Из лагеря выпрут… отцу на работу сообщат… жизнь кончена…» Но неожиданно…

– Вот! – неожиданно радостно воскликнул Самый Главный. – Вот! Я же тысячу раз говорил Пахомову (начальник лагеря. – Прим. авт.)… Все хорошо – но перенеси же ты туалет поближе к корпусам!!! Ну как можно заставлять детей ходить в такие /…/ («глухое, заброшенное место», пер. с рус. – Прим. авт.)!!! Вот видишь – и парнишка даже не успел добежать… Куда ему – тут и взрослый-то еле дойдет. Ты ведь не успел, да?

– Не успел… – сдавленно просипел я в ответ.

– Ну, а я что говорю… Сейчас еще раз обращу на это его драгоценное пахомовское внимание. Ты из какого отряда, малыш?

– Из тринадцатого… – на всякий случай соврал я. Ну, не «соврал»… не сказал всей правды.

– Ну, беги в отряд. Отдыхай, до подъема еще полчасика…


Не знаю, конечно… но, думаю, это сам знаменитый «Ояма» и был. Ну а что – может же он проходить сквозь стены, а значит, и вообще свободно перемещаться если не во Времени, то в Пространстве – уж точно. А самое весомое доказательство – настоящий Мастер никогда не ударит первым. Тем более – слабого. И вообще сделает все, чтобы избежать драки.

Потому что самое главное – это Справедливость.

Ояма (черный пояс)

А потом произошло главное, можно даже сказать «знаковое» событие, окончательно расчертившее нашу смену на «до» и «после». Один мальчик, дай ему бог здоровья, заболел корью, а может быть – краснухой, и весь наш отряд во избежание и в целях профилактики переселили в «карантин»…

«Карантин» в нашем случае являлся огороженным пространством где-то на самом краю «территории», и проживали мы теперь не всем скопом, а автономно, в строительных вагончиках на две комнатушки по четыре человека в каждой. С персональным, между прочим, ватерклозетом. Нудные общелагерные мероприятия типа утренних и вечерних «линеек», физзарядок и прочего были для нас отменены, столовались мы теперь после всех остальных, поднимались утром не по горну, а исключительно по желанию и настроению – в общем, наступил натуральный рай на земле! Разумеется, все с удовольствием предались своим излюбленным формам проведения свободного времени, благо было теперь его хоть отбавляй.

Например, пионеру Виктору Мальцеву, записанному в кружок авиамоделирования, руководитель кружка лично доставил несколько сборных моделей на выбор. После чего рукастый Виктор, немного покумекав и слив детали в одну, явил нам хоть и абсолютно социалистически некорректный, но великолепно исполненный макет истребителя «Мессершмитт Bf.109». Пионер Макаров провернул удачную сделку с охранявшими наш лагерь солдатиками внутренних войск, обменяв им щедрую родительскую посылку, – и теперь после приема пищи, практически не таясь, покуривал в беседке овальные папиросы «Полет». Пионер Алексей Кузнецов с пионеркой Анной Козловой в своих отношениях дошли до того, что… впрочем, докладам Алексея мы не доверяли полностью, так как уроки общения с Фиолетовым явно не прошли для него даром. Сам Фиолетов тоже был в ударе: ночные истории его раз от раза леденили кровь все сильнее, мы с ужасом прислушивались к звукам, доносившимся из индивидуальной канализации вагончика, и… в общем, повторюсь, но туалет рядом был очень и очень к месту. И так далее.

А самое главное – теперь-то вожатому Володе уже никак было не отвертеться от своих обещаний касательно «каратэ». Времени было предостаточно, начальство к нам заглядывало редко, а и правду сказать – вообще не заглядывало, если не считать дежурной врачихи, навещавшей нас по утрам с целью поиска сыпи на «прессе»… но сыпи не было, потому что «пресс» мы качали регулярно, понимая, насколько значим «пресс» для каратиста. Посреди «карантина» имелась даже подходящая гладкая площадка размером как раз с хорошее «татами». И однажды…

– Хорошо, – сказал Володя, – завтра. После завтрака отдохнете, чтобы пища улеглась, – и начнем.

– Завтра! – хором закричали мы. – Завтра! И тут же принялись с удвоенной энергией «набивать» костяшки пальцев о бетонную и асфальтовую поверхность. Даже пионер Макаров по такому случаю выбросил бычок и пообещал никогда больше не возвращаться к этой вредной привычке. Завтра…


Вечером мы идеально провели «отбой» и улеглись ровно в десять часов, дабы ничем не расстроить нашего грядущего сенсэя и не дать ему ни единого шанса придраться и под надуманным предлогом отменить Первую тренировку. После чего Фиолетов веско сказал:

– Ладно, хватит разговоров. Пора «вызывать». Я у баб и зеркало уже взял… (Ха-ха… «бабы»… десятилетние… смешно теперь и сказать! – Прим. авт.)

И в чем-то Александр был, безусловно, прав. Уснуть сразу в такой момент и впрямь было бы проблематично.

Знаете, что такое «вызывать»? Нет? Эх, чувствуется – не бывали вы в лагере…

«Вызывать» – это, собственно, и означает «вызывать». Это переход от потусторонней теории к реальной практике. От пустых, хотя и занятных, рассказов про духов, цыганок, летающие гробы и оживших покойников – к непосредственному, взаимообогащающему общению с ними. Выяснению тайн и загадок Прошлого и Будущего. Ну и предсказанию Судьбы, конечно. Куда же без нее.

После короткого совещания на ерунду решили не размениваться и вызывать сразу «Черную Руку». Страшнее нее все равно ничего не было. Дождавшись, пока июньская ночь полностью вступит в свои права, Фиолетов прокрался в свободный угол вагончика и каким-то особым, одному ему известным образом установил там зеркальце и пустой башмак. После чего завывающим голосом трижды прогудел: «Черная Рука, появись!!!»

Пионеров Кузнецова, Макарова и октябренка Лебедева тут же повлекло до свежего воздуха от ужаса, но виду они не показали, только клацнули в темноте чьи-то зубы. Резкий луч белого света внезапно прочертил комнату – это вышла из-за тучи полная луна. Зубы клацнули вторично, и потянуло сыростью – возможно, замогильной, но возможно, и естественного происхождения. Пронзительно каркнула ворона, а потом где-то совсем рядом дурным голосом проорала птица выпь, после чего зубы клацали, уже не переставая…

Стоит ли и говорить, что Черная Рука не заставила себя ждать. Сначала из зеркала неуверенно потянулся один палец, затем второй, и наконец вылезла полноценная кисть в черной перчатке. Вслед за кистью показался рукав, и вся конечность начала стремительно увеличиваться в размерах. Довольно быстро Чёрная Рука достигла полутора метров в длину, и пальцы ее начали зловеще шевелиться, словно осваиваясь в пространстве. Наконец Рука выбрала себе жертву, и щупальце ее, медленно поплыв в воздухе, устремилось к горлу вызывающего пионера Фиолетова, как оно изначально им же и предсказывалось…

«ААААААААААААА!!!» С ужасными воплями мы, как были в трусах и майках, молотя пятками по бетонной дорожке, устремились к вожатскому вагончику. Полагаю, результат, который мы показали на этой импровизированной двухсотметровке, сделал бы честь и гораздо более старшей возрастной группе. А показав и взлетев на крыльцо, принялись отчаянно колотить в дверь во все восемь кулачков. «Аааааааааа!!! Володя! Володенька, открой!!! Там – Рука…»

Дверь открылась не сразу. Прошло еще несколько мучительных секунд, за которые Черная Рука успела настичь нас и практически удушить Фиолетова, тот уже извивался и предсмертно захрипел. Наконец дверь распахнулась, и на пороге показался Володя, который… ну, надо же понимать, что не одни мы пользовались отсутствием Руководства… взрослым тоже ведь надо отдохнуть… Причем, судя по одной уже опустевшей и одной едва только початой бутылке красного, томный, романтический вечер был как раз в самом разгаре… В общем, на пороге показался Володя в надетых карманом наперед профильных динамовских штанах.

– Володя… спаси… Рука… – из последних сил выдохнули мы.

– Какая еще на хер «Рука»??? Вы что, осатанели совсем???!!! Я вам сейчас дам такую «руку» – своих больше не увидите…

И вожатая Оля, завернутая в простыню, из-за мощной Володиной спины выразительно покрутила нам наманикюренным пальчиком у виска, а потом постучала кулачком по накрученной по случаю свиданки на бигуди изящной головке…


Но что характерно – зла на нас Володя не затаил. И первая тренировка на следующий день все-таки состоялась. И участвовали в ней именно что мы четверо. Начали с основного для каратиста – с правильной «стойки». Ноги на ширине плеч, руки вытянуты вперед, дыхание размеренное, в руках подушка, последний пункт – обязательно. И руки не опускать. Сколько так сможете простоять – пять минут, десять? Этого мало. Нужно стоять столько, сколько скажет сенсэй, никак не меньше… И – блок. Хотя есть удары, против которых никакой «блок» не поможет. Вот, например, уверен, что против удара «мощный Володин поджопник» – никто не найдет защиты. Даже знаменитый Ояма!..


А потом…

В тихий час Фиолетов провозгласил следующее: «Смотрели с братом тогда кино про индейцев… Да не по телику, какой телик! По телику только две серии показывали, а всего их двадцать, и у меня все есть. Даже двадцать пять. По видаку, конечно, какой телевизор! Брат из Афгана привез, трофейный. “Панасоник”!!! Там и про Чингачгука, и про Вождь Белое перо, Ястребиный коготь, Вороненый глаз, Кровавое яйцо… как они с ковбоями сражались. Какая тебе “книжка”, какой еще Филимон Купер (это уже мне. – Прим. авт.) – говорю же, по видаку! Ты видак вообще видел когда-нибудь, понимаешь, о чем я говорю?..»

И в тот же миг – каратэ было забыто (а затем и снова запрещено. Не исключаю, что и из-за нас в том числе). А мы, взяв себе звучные имена из озвученного Фиолетовым списка, яростно включились в борьбу с ненавистными ковбоями. За свободу и независимость нашего гордого индейского племени.


…Я сидел в засаде, поджидая ковбойский разъезд. Все было наготове: лассо, лук со стрелами, бумеранг и верный нож. От схватки и неминуемого поражения ковбоев не могло спасти ничто, а в крайнем случае я всегда был готов секретным курлыканьем вызвать подкрепление. А вот, кстати, и они – движутся с той стороны забора. Странно, но лица их кого-то мне смутно напоминают… но никак не могу сообразить, кого именно… где-то я их определенно встречал, не может же мне так казаться…


– Сынок, ты что, нас совсем не узнаешь?! – горестно всплеснула руками мать, когда я нехотя выбрался из приготовленного с таким тщанием укрытия и бочком, своротив морду слегка наискось, приблизился к предкам. А потом, произведя визуальный осмотр, продолжила причитания: – А почему же ты в такую жару в джинсах и в рубашке с длинным рукавом?! А кеды почему на ногах – ты что, сандалики потерял?! И зубы черные… ты сколько их не чистил: неделю, две? А почему…

– Да он тут совсем одичал, я смотрю! – весело сказал отец. – Во, и не разговаривает почти… отвык, что ли?


Нет, а что я мог ответить? Что настоящие индейцы исповедуют в одежде именно такой стиль: джинсы, клетчатая рубашка, но не застегнутая, а завязанная узлом на пупке, и уж конечно – никаких «сандаликов»? А что до зубов, то не будешь же с собой в «секрет» брать щетку, тем более что и пасты-то нет, моей пастой ночью Алексей Кузнецов измазал коварно изменившую ему Анну… Нет, в самом деле – что? Мать этот эпизод тоже любит мне припомнить, но я считаю, что правда на моей стороне. Обещали, что «отдохнешь, подружишься с ребятами, наберешься сил…» – так и вышло: и отдохнул, и подружился. И, что характерно, набрался…


И только в электричке, слегка отойдя и отмякнув, я тихо спросил отца:

– Пап, а как ты считаешь: если Чингачгук будет с копьем, а Ояма просто так, безо всего, то кто победит?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации