Текст книги "…Так навсегда!"

Олег Юрьевич

Я не помню, как мы подружились. Тем более что все шло постепенно. Но началось, скорее всего, так.

Мать пришла и сказала:

– Ты не поможешь сегодня одному мальчику из вашего класса уроки сделать? Олегу?

«Олегу!..» Тут, конечно, любовь была с интересом. У Олега мать стучит за кассой в магазине «Мясо № 7», и близкое знакомство с ней – вещь весьма полезная. Слава о нашем «Мясе» гремит и разносится. За полсотни верст от столицы, в военном городке бабки судачат на лавке, и одна укоряет другую: «Ну какжить ты Мяса-то не знаиш… Ну Мясо, Мясо, как сойтить у Сельмаша!..» («Сельмаш» (искаж.) – собственно наша Платформа. – Прим. авт.) И все близлежащие жители почитают за хороший тон быть с кем-то из персонала на короткой ноге для отоваривания с черного хода. Лучше всего, конечно, с обер-фельд-рубщиком Василий Феофилактичем, но и кассирша – это тоже очень высокий уровень! Но – Олегу!..

Олег – забавный парень из «пятого» дома. Но совсем не хулиганистый, как большинство оттуда. Кличка – «Пьяный». Когда его вызывают и он отвечает, стоя за партой, то смешно раскачивается из стороны в сторону… потому что заикается, и довольно сильно подчас, и не может выговорить ни слова, а нам смешно… дети жестоки порою. А еще в этот момент у него из носа торчит, я извиняюсь, зеленый такой козюлент, и сидящая с ним классная прима-балерина Елена Галкина демонстративно фикает, и морщится, и отодвигается на самый край. Нет, я совсем не горю желанием помогать ему с уроками, даже за ради приобретения столь полезного блата!

Но время идет – и сердце мое оттаивает. На пении мы вместе сидим на первом, самом бездарном ряду – и мы не поем, только записываем в тетрадки тексты песен. И Олег – рисует. Рисует здорово, и всегда машины. Он разбирается в них, знает, где «MAN», где «Татра», где «Магирус» и так далее – того и гляди, сейчас взревет мотор, вырвется дым из выхлопной трубы над кабиной и помчится! А сзади налезают «шоссейные» и громким шепотом заказывают: «Пьяный, голую бабу нам нарисуй лучше!» Но баба выходит похуже. Ну или, во всяком случае, просто не в моем вкусе. И вообще, у любого художника по-настоящему красиво получается лишь то, что он искренне любит. И опять – машины, машины, машины. Он знает их все. И он обязательно станет шофером, как отец. Он уже твердо решил это.

И еще замечаю, что у Олега… как бы это сказать. Я не люблю это словосочетание, но не знаю, как сказать по-другому… ну, то есть не банальные «га-га» да «гы-гы», а… ну хорошо, пусть будет «чувство юмора второго рода». Однажды мы сидим всё на той же «пеше», развлекаем себя, кто как может. А Петр Михайлович рвет и мечет над ф-но, и клавиши звенят, и голова его запрокидывается, как у самого настоящего пианиста из концерта по заявкам трудящихся, и бант развевается, будто поймавшие ветер паруса, и в такт ему голосят третий и четвертый ряды… А Олег Юрьевич вдруг наклоняется ко мне и мрачно сообщает: «Да, маэстро Петя сегодня, похоже, в ударе… видать, хорошо вчера с Борей вечером посидели!» И я еще не очень хорошо понимаю смысл термина «посидели», хотя всю школу будоражат слухи о нетрадиционных формах обмена педагогическим опытом между «Петей», а также наставником физической культуры «Борей» и преподавателем технического рукомесла «Александром»… Нет, ну а что: как раз трое, и «музыка», и спортзал, и мастерские – на отшибе: не к директору же Грифель Палычу в кабинет им идти, а больше мужиков в школе и нет. А, НВП еще, но тот, говорят, непьющий… И я чуть не валюсь под парту со смеху: «маэстро… в ударе… посидели с Борей…» – ну ведь правда же, очень смешно!

А однажды я захожу к Олегу в гости и чувствую какой-то странный запах. Можно даже сказать – «пьянящий аромат» в самом прямом смысле слова. Хотя так вроде не похоже: на кухне, склонившись, сидит Олегов родитель, Юрий Иваныч, с каким-то мужиком, и они явно заняты серьезным делом. И звуки какие-то странные…

– Колют, – с серьезным лицом сообщает мне Олег Юрьевич нечто будто бы само собой разумеющееся и естественное. – К отцу армейский дружок из деревни приехал на «транзитке»…

Я, признаться, в недоумении. «Колоть» в моем представлении можно дрова… можно укол, хотя не хотелось бы. И Олег растолковывает, терпеливо, совсем не так, как я, когда первый раз помогал ему с уроками.

– …Он водку везет, полный фургон. У него норма «боя» – процента два что ли… Они донышко колют, чтоб пробки целы были, и сливают в таз.

– Эээ, – подсказывает мне мой практический мозг. – А если он по дороге еще разобьет? Ехать-то далеко!

– Ничего, – заверяет меня Олег Юрьевич. – Он поедет ШЕПОТОМ…

…Когда у Олега родится сынок, он позовет меня и торжественно объявит: «Сын! Три шестьсот десять! Значит, так: пока три шестьсот десять не возьмем – никто не расходится!!!» И я опять в замешательстве: нас, собственно, всего трое, счастливые дед и отец, и «расходиться», в общем, только мне… да, мы молоды и полны сил, но все-таки – три шестьсот десять «колоть»! Но мы почти «докалываем», только что-то вроде «новорожденного дедушки» уже с час на кухне не видать. Встревоженный Олег Юрьевич идет в комнату и, возвратившись, успокаивает: «Ничего страшного. Дедушка уснул на диване. ПО-ПЛАСТУНСКИ»…

Но это потом. А пока – мы гуляем и лезем с задней стены в автобусный парк. Автобусы стоят – чистые, красивые такие. И я задаю Олегу глупый (как выясняется) вопрос:

– Ты в какой парк работать пойдешь – в этот или одиннадцатый?

У нас по Району катает два парка: наш седьмой, но есть и одиннадцатый. Обязательно разные госномера, у седьмого – начинаются с семерки, а те – с единицы. Но тут появились еще какие-то цифры на бортах… и Олег Юрьевич глядит на меня с невероятной укоризной:

– Ну ты меня совсем за дурака держишь?! По маршруту кататься, как ослик по кругу на поводке?! Тут же только дебилы работают! Вон, посмотри – они даже по одному номеру машину свою узнать не могут, им вторые пририсовали! Это же одна «лимита»!

Эх, а я-то мечтал… «Икарус», «холост»… Нет, настоящие шофера – это «дальнобой»! Мощный мотор под длинным капотом и процент «боя»! «Наматываю мили на кардан», как хрипит нам у Олега Высоцкий из старого-старого «катушечного»… Здорово, когда знаешь, чего хочешь! Знать бы еще, что будет…

На пресс-конференциях, автограф-сессиях, презентациях да и просто на творческих вечерах – читатели часто спрашивают:

– Скажите… а для кого вообще вы пишете?

Читателям этот вопрос кажется очень сложным. В чем-то даже системообразующим. Может, так оно и есть на самом деле… хотя в моем случае ответ простой. Я пишу для себя, почти всегда… но этот текст я пишу еще и для тех двоих, кто уже никогда не прочтет его… Кто бы знал…

Секция

Хотя начался второй класс с того, что однажды мама пришла и сказала:

– Я тут проезжала мимо, увидела объявление… В футбольную секцию идет набор, знаешь, может быть, спортшкола, которая на Бульваре. Так что если хочешь, можем съездить, попробовать… хочешь?

«Хочу ли я…» Вообще, конечно, суровые трудовые вечера под руководством Оскара Петровича несколько подпортили светлый имидж «секции» в моих глазах. То есть за время после нашего расставания я несколько изменил свои взгляды на фигурное катание. В частности, уже не стал бы сильно отнекиваться, если бы кто предложил мне, скажем, в рамках элемента «тодес» слегка покрутить и потискать нашу классную «приму» Елену Галкину. Особенно если ей немного похудеть и надеть такую же короткую юбочку, как у фигуристки Черкасовой. Но уже понимал, сколь тернист и извилист будет путь к «тодесу» от упражнения «ласточка».

Еще меня в первом классе отвели на плавание. Тренер с каким-то невероятно скульптурным торсом первым же делом выстроил нас на бортике, потом потуже натянул нам на головы резиновые шапочки, жестоко прищемливая уши, – и без малейших колебаний велел нам всем прыгать в воду. Мы и прыгнули.

Когда же я, преодолевая в бурлящем потоке сплетенье рук и ног, все же выбрался на поверхность, тренер сообщил мне, что моя оценка – «тройка». После занятия я передал это известие дожидавшимся меня родителям.

– Как же так?! – всплеснула руками мать. – Ты же уже вроде хорошо плавал?! А что же у остальных?

– У остальных – «тройки с минусом» и «двойки»!

– «Двойки», видимо, у тех, кто так и не вынырнул, – философски заметил отец.

Но досконально изучить шкалу Рихтера скульптурного наставника я не успел, так как спустя неделю, плохо вытершись и выйдя на свежий воздух, благополучно заболел соплями и, таким образом, покинул «большую воду» навсегда. Что тоже к образу «секции» не добавило.

Но тут-то все-таки – Футбольная! Тем более накануне как раз даже в программе «Время» прошел репортаж, что, дескать, «по всей стране десятки тысяч юных спортсменов перешагнули порог…», и показали улыбчивого пацана, который стоял в воротах, и в самих воротах были заботливо настелены маты, чтобы начинающий голкипер не покалечился, и сам пацан был почему-то в кепке, хотя дело явно происходило в помещении, но он все равно приветливо махал зрителям рукой, обутой во вратарскую перчатку размера на четыре больше… И я тут же вообразил, как уже завтра буду стоять вот так же. Можно без телевидения, можно просто помахать.

– Ну конечно же хочу! – сказал я.

И мы поехали.

Здание спортивной школы на поверку оказалось таким же, как и нашей, обычной. Я еще и в свою-то заходил с опаской, а в незнакомом интерьере и вообще слегка растерялся. Собравшиеся конкуренты за место в основном составе по степени наглости и нестриженности превосходили даже учеников класса «Б», но я мужественно продолжил движение. «В конце концов, – подумал я, – кто-то должен исправить эту чудовищную ошибку с проигрышем Кубка? Кто, если не я? Так что – вперед…» Наконец мы кое-как, путая, где чьи носки, кеды и футболки, переоделись и, толкаясь, проследовали в зал на «просмотр».

Собственно, весь «просмотр» заключался в обычном спарринге по схеме «дыр-дыр»: соискатели выходили на площадку по очереди, просматривающий наставник со свистком и секундомером на шее быстро делил поровну, свистел в свисток, включал секундомер – и минуты через три-четыре выносил вердикт, выделяя по одному-два человека из каждой команды. Ни тебе «собеседования», ни тестов на психологическую и общефизическую подготовку, ни выяснения, на какой позиции и с какими партнерами ты наиболее комфортно себя чувствуешь, к чему я, в общем, готовился… А потом вышла какая-то заминка, и одна из команд почему-то оказалась без вратаря.

– Кто хочет встать в ворота? – спросил Просматривающий.

В принципе, моя очередь еще не подходила (мать потом все спрашивала: «Ну куда ты полез? Ну ты что, не видел, что ли??? Да еще в ворота…»). Да видел, конечно. Видел, что составчик подобрался какой-то колченогий. Один щуплый, как дошкольник, другой наоборот, такой же бестолковый верзила, как Шакурнов, третий и четвертый вообще… Но с другой стороны – а кумир Ринат Дасаев? А давешний улыбчивый мальчонка из телика? Да и в конце-то концов, когда спрашивали, кто пойдет с идиотом Кружковым, я ведь тоже вылез, и в дальнейшем гораздо более не пожалел об этом Поступке, нежели пожалел! Может, и тут повезет… и я вытянул руку и перелез через длинную скамейку первого ряда.

НЕ повезло. Два раза я еще как-то отбил, больно грохнувшись о деревянный пол, поскольку матов, в отличие от рекламного ролика, предложено не было, но еще два без шансов, в упор, пропустил, и еще была надежда, что, может, проскочу по вратарскому списку, но вот уже Просматривающий дает режущий душу свисток и скопом отправляет наш импровизированный коллектив на выход, и еще жестом показывает, чтоб поторапливались, не задерживались, вон сколько детишек надо просмотреть, куда как более многообещающих…

НЕ судьба. Ну или наоборот – судьба. А то был бы сейчас кумир..(зачеркнуто) махровым профессионалом, и костерили бы меня болельщики почем зря и не зря, и переходил бы и трудоустраивался из стана в стан, и вяло оправдывался, дескать, «ну мы же – профессионалы» и «всем надо кормить семью»…

…А закончился тем, что мама сказала:

– Хватит уже без дела после школы болтаться. Только и знаешь, что в хоккей гонять да модели клеить… пора и к делу уже. Вот, я нашла секцию. Даже не секцию – кружок в Доме пионеров. Шахматы. Правда, почти конец года уже, но я спросила, руководитель сказал, что если ты играешь уже, то сможет принять…

Шахматы! «Даже не секция – кружок…» Шахматы, которые еще дальше от Мечты, чем фигурное катание! Тут бы мне и впасть в отчаянье, но…

Был первый день Весны, и я был решительно влюблен в весь Мир. Тем более что накануне «Спартак» опять явил ему свой пресловутый, фирменный характер во всей красе. Ведя после второго периода 5:0, и ведя не против кого-нибудь, а против цска – в третьем красно-белые мастера привычно расслабились и быстренько пропустили четыре. Собственно, на последней минуте в невероятной сутолоке на «пятачке» пропустили было и пятую, но тут возникла заминка с определением правильности, время вышло, и трансляцию прервали на более важные передачи… а вечером в программе «Время» сообщили, что к арбитру Валентину Козину явился дух великого Оямы и напомнил про Справедливость, в результате чего гол был признан забитым с нарушением, и «Спартак» все-таки 5:4 победил…

– Едем, – сказал я. Тем более что если опять будет «просмотр» – то запросто могут (на что я в душе надеялся) и не принять. И мы снова поехали.

…Контингент, облепивший двигавшегося по коридору Гроссмейстера, от футбольного отличался диаметрально. Я мысленно вздохнул: да, этими кучерявыми очкариками свою команду не пополнишь… С другой стороны, я ведь вроде как и не за этим сюда пришел… м-да.

– Его зовут Юрий Аронович, – шепнула мне мама. – Не волнуйся и постарайся произвести хорошее впечатление. И, кое-как раздвинув будущих Карповых и Каспаровых, подвела меня к Повелителю белых и черных фигур.

– Ну, ты ходы-то знаешь? – весьма благожелательно спросил он у меня.

– Ну-у… – честно проблеял я. – Ну, вообще-то не очень…

Тут уж настал матерный черед краснеть. Несомненно, как и было испрошено – впечатление своим ответом я произвел. Юрий Аронович эффектно выкатил свои и без того выпуклые глаза сперва на меня, а затем с укоризной – и на не ведавшую куда себя теперь деть родительницу.

Нет, ну а что? Ну я же имел в виду – не ходы вообще, а ПРАВИЛЬНЫЕ ходы! Как, так сказать, в той или иной ситуации не просто двинуть лошадью, а наилучшим образом… Это как спросить: «Забьешь ли ты с пенальти?» В пустые ворота конечно забью! И Шакурнову забью, и Воробьеву – да кому хочешь из класса забью! А вот если, скажем, Ринату Дасаеву – то, может, сразу и не забью. Два из трех, скажем так, – это пожалуй… Или, опять же, если настоящего спартаковца спросить: «Разбираешься в футболе?», – то он, конечно, подумает и тоже сознается, что вообще-то не очень…

– Да вы попробуйте, пусть он с кем-нибудь сыграет! – взмолилась мать.

– Как же он сыграет, если он даже ходы знает «не очень»? – логически вопросил Гроссмейстер. – Хотя ладно. Сейчас, если кто без пары останется – взглянем.

На мое счастье, кучерявых очкариков в тот день собралось нечетное число, и меня усадили за доску с каким-то совсем уж нелепым. Не без гордости сообщу, что я его довольно четко обставил. Матовое кольцо уже сжималось, когда к нам подошел Юрий Аронович и поглядел на нелепого тем взглядом… Пару лет спустя, после выездного матча на восьми досках с другим Домом пионеров, в котором один наш переросток безвольно уступил, едва только вылезши из дебюта, другой мальчик подошел к нему и с горечью констатировал: «Ну что, Яшкин… Усы выросли, а играть так и не научился?» В самое «яблочко», по-моему… в общем, тем самым взглядом. Окрыленный успехом, я до того обнаглел, что тут же предложил померяться силами и самому этому «Ароновичу»!

– Хорошо, – мягко отклоняя вызов, сказал он. – Я тебя принимаю. У нас как раз только начался весенний турнир, ты успеешь нагнать. Занятия у нас по средам и субботам. И приноси с собой, пожалуйста, сменку, а то уборщица внизу всегда ругается…

Сменка… ненавистный мешок! А я ведь так надеялся, что буду ходить с настоящей спортивной сумкой, а в ней – пропахшие трудовым потом гетры, и красная футболка с белой поперечной полосой и номером 10 на спине, и даже, возможно, бутсы… А получилось – со сменкой и тетрадочкой для записи ходов…

«Ладно, – утешил я сам себя. – Все равно вся жизнь еще впереди, нагоним! (И тут автор совершенно прав! – Прим. ред.) Будем считать это жертвой качества во имя темпа… а, или наоборот… короче, все образуется. Вон Анатолий Карпов, хоть и голос у него писклявый – а чемпион мира!..»

Да, чемпион мира… потому что самое замечательное – знаете что?

Испания

Это даже не воспоминание… вспышка, просто пятно в сознании. Лето, мне пять годков, меня привозят к бабушке на ночь, отец включает телевизор – и на экране что-то яркое. Видно, что яркое, даже на черно-белом экране. И я понимаю, что это футбол – но это какой-то совсем непривычный и необычный футбол! Трибуны совсем рядом с полем, не так, как у нас, огромное пустое пространство беговых дорожек, – и зрители на них беснуются: видно, как они скачут и размахивают руками. И поле засыпано чем-то белым, но вроде не снегом – я еще не знаю, что это просто кусочки бумаги, но смотрится эффектно. И «под» нашим комментатором слышен чей-то неразборчивый, но крайне яростный голос – о-ля-ля! И футболисты, футболисты! Лохматые все как один, у кого до плеч, а у кого, кажется, и еще ниже висит – и это в то время, когда вокруг тебя основным способом оформления мужского затылка является прием «скобочка». Майки навыпуск болтаются, гетры одна вверх, другая вниз – никакого единообразия! Э, да он даже без щитков, вон тот, кучерявый… Оп, перед защитником застыл, а тот на него не «выбрасывается», ждет. И кучерявый парень, чтоб защитника спровоцировать и выманить, ножками так начинает закидывать у себя за спиной, прям как мы в садике на репетиции «гуцульского танца» – ай-нанэ! Я иногда думаю, сколько бы он так прозакидывал при нынешнем уровне развития оборонительных технологий и через сколько месяцев потом вернулся бы… нет, не поле, про поле-то и речи нет, он же без щитков, хотя бы домой вернуться… секунду? Да, может, и меньше. Но это сейчас. А тогда – защитник все-таки купился, и кучерявый, заложив невообразимый финт, стремительно гонит ослепительно белый мяч к воротам! И я, навсегда уже очарованный, спрашиваю у отца:

– Пап, что это? Кто это играет? Наши?

И отец, улыбаясь, отвечает:

– Это же чемпионат мира, сынок!

Да, и еще, само собой, «эНХаэЛ», хваленые «канадские профес-сионалы»! Кому Новый год – это Дед Мороз и мандарины, а мне – «заокеанское турне». Хотя, конечно, Дед Мороз и мандарины тоже. Но главное – турне. Непонятно, правда, и неприятно, что сразиться с матерыми профи всегда делегируют или центральный спортивный клуб армии, или Сборную, которая, по сути, означенный клуб и есть, – и никогда «Спартак». Разве что одного человека возьмут на «усиление». Но все равно – счастье! Слышать, как объявляют диковинные названия команд… «Буффало Сэйбрз»! «Миннесота Норд Старз»! Смотреть, как сидят на скамейке запасных и, по меткому наблюдению наставника физической культуры «Бори», «жуют, как жвачные животные». Майк Босси! Брайан Троттье – звучит не хуже, чем Чингачгук Большой змей! И взрывается в паузах орган – «Тра-та-та-та та-та! Тру-ту-ту-ту ту-ту!!!! Пууу…» Эх… вот такой хоккей (и футбол) я полюбил. Бессмысленно просить вернуть – они никогда не вернутся. Но я помню и люблю их такими…

И «Европейские кубки» еще, конечно…

Да, но посмотреть… посмотреть иной раз тяжело. Показывают поздно, наутро вставать в школу, и мне не разрешают. По крайней мере, разрешают не всякий раз, когда я хочу, а хочу я, безусловно, всякий, до самого конца и настроечной таблицы на экране. Отец в большой комнате смотрит с приглушенным звуком, а я натираю ухо об дверь в своей смежной – ну, не посмотреть, так хоть послушать. И тогда папенька, бывший радиолюбитель, налаживается смотреть в наушниках, чтобы уж вообще в кромешной тишине. Но я и здесь не сдаюсь. В стене розетка, прямо напротив телевизора, и в моей комнате тоже. И я раскидываю умишком, что розетки эти наверняка внутри между собой соединяются, и если разболтать в моей комнате (а в той она уже и так слегка разболтана), то наверняка можно будет тайком посопеть и поглазеть в две электрические дырочки. И днем, накануне Финала, я в задумчивости подступаюсь к источнику энергии с отверткой в руке…

«Современные стандарты безопасности почти не оставляют ребенку шансов засунуть пальцы в розетку. Погибают самые одаренные».

Наверное, я не одаренный. И Финала в тот день так и не увидел. Но зато увидел другие, а еще пишу сейчас вот эти пронзительные строки. И знаю, что на самом деле розетки все-таки не соединялись…

Но наконец – дождался! Чемпионат мира по футболу в Испании! О нем пишут везде, даже в «Литературной газете» на последней странице – какие-то злободневные сатирические куплеты. И названия городов звучат как музыка: Барселона, Валенсия, Севилья. Но главное – мы едем в дом отдыха, июнь, к разочарованию многих, холодный, дождливый… но только не к моему! Потому что можно смотреть целыми днями, не нужно никаких экскурсий и прочих культурно-массовых мероприятий – только футбол! Вести самую настоящую таблицу розыгрыша и оперировать такими взрослыми понятиями, как «предвариловка» и «второй групповой этап». И сверять спортсменов с их изображениями на специально приобретенной серии импортных марок.

И наши играют… ну, неплохо играют! Хотя обидно, что не взяли ни «Федю», ни «Десятого номера», ни «Черенка», с ними было бы еще лучше. Но зато в воротах блистает кумир Ринат Дасаев! И мы на равных сражаемся с кудесниками мяча бразильцами. Ну, почти на равных… обидный второй гол в самом конце игры можно ведь практически не учитывать! Сделать вид, что он как бы понарошку. Тем более что удача благоволит нам, и мы все-таки «по разнице мячей» проскакиваем в тот самый «второй групповой» и обыгрываем там Бельгию.

…Вечером все мужское отдыхающее население собирается в холле у «общего» телевизора. Даже те, у кого в номерах стоит персональный. Нашим остается всего один шаг, обыграть поляков – и вот он, Полуфинал. Полуфинал чемпионата мира!!! А там, чем черт не шутит – может, и «Золотая богиня». Всего лишь – обыграть…

Наши начинают спокойно. Даже чересчур. Наверное, решили чуть позже «взорваться» и «взвинтить темп», да все никак не взрываются. И один мужик (отец говорит – «чуть ли не генерал из министерства») весело заявляет:

– Ну, все ясно! Наверняка договорились! Они нам – победу, а мы им что-нибудь сверхсекретное в рамках нерушимого блока Варшавского Договора! Можно спать идти! Если так играют – точно договорились…

И я успокаиваюсь. Раз уж сам генерал из министерства спокоен – то мне и подавно. Но время идет, идет… наверное, условились пропустить на последней минуте, чтоб по-взаправдашнему выглядело… Но истекает и последняя, и никакого «компенсированного» еще не придумано… все. Совсем все. Кончено. И не надо мне больше ни улыбчивого Трезора с марки, ни мужественного сорокалетнего Дино Дзоффа… вылетели.

И я говорю отцу дрожащим голосом:

– Это все потому, что Федю не взяли…