Текст книги "Роман с Леди-Дракон"

Микки Спиллейн
Роман с Леди-Дракон

* * *

Теперь, когда смышленый фотограф из журнала «Лайф» нас обнаружил, нет никакого смысла придумывать себе оправдания. Что случилось, то случилось. Возможно, кто-то считает нас кучкой идиотов, но, черт возьми, мы целых два года прекрасно проводили время в нашем сумасшедшем клубе и наслаждались общением с членами нашего тайного общества. И нам чертовски жаль, что все закончилось.

И я советую вам не торопиться называть нас безумными, так как вы сильно удивитесь, когда узнаете, какие знаменитости надевали костюм Леди-Дракон на очередное собрание клуба, а потом запирали его в сундук на чердаке в надежде, что когда-нибудь их вновь пригласят.

Впрочем, все хорошее когда-нибудь кончается, вот и наш клуб распался. И как это всегда бывает, тайна наша раскрылась с неотвратимостью стихийного бедствия. Сейчас, когда наше общество перестало быть тайным и каждый любопытствующий может разузнать о нем любые подробности, я решил самолично обо всем рассказать, чтобы сэкономить вам время.

Все началось в октябре 1945-го. Тогда все возвращались со службы, а наиболее удачливые прихватили с собой еще и кучу денег. Потратить их можно было самыми различными способами и в самых различных местах. Те, у кого были жены, быстро остепенились и начали строить семейный очаг. Холостяки же мотались по стране в поисках удачи, но в конце концов обращались на биржу труда и рано или поздно устраивались на работу. Попотев ради куска хлеба, они приходили к выводу, что за последние три-четыре года не произошло ровным счетом ничего интересного, и задумывались: а так ли хорошо на гражданке?

Вот так произошло и с нами, десятью кавалерами Леди-Дракон. Нашей общей дамой сердца стала наша любимая машина – «В-17Е»[1]1
  «В-17Е» – американский бомбардировщик времен Второй мировой войны.


[Закрыть]. Возлюбленная была вся в дырках от пуль, с изрешеченным хвостом, а все ее суставы и сочленения скрипели и стонали, даже когда она отдыхала в ангаре. Но все равно она оставалась красавицей, и восемьдесят два раза благополучно доставляла нас к цели и обратно. Пару раз она даже чуть не погибла, сохраняя нам жизнь, но, видимо, оттого, что мы беззаветно любили ее, ей удалось выжить.

Представляете, каково нам было расставаться с ней! Каждый из нас унес в сумке маленький ее кусочек, облобызав ее изуродованное тело. А из ее двигателей номер 1 и номер 4 текли горючие высокооктановые слезы. Вот только не говорите, что самолет не может плакать!

Мы тоже плакали, зная, что какие-то незнакомые люди увели ее в тюрьму в далекой пустыне вместе с другими самолетами той же серии, заковали в чехлы из синтетики и оставили умирать – да-да, умирать, какой бы заумной терминологией это ни прикрывалось!

А мы? Все мы вернулись домой. Мы жили в одном штате, не далее трех округов друг от друга. Начался медленный процесс старения, называемый жизнью. Мы переписывались, к праздникам присылали открытки, иногда, напившись, бросались звонить, в общем, поддерживали контакт. У всех, начиная с Эда Перси, хвостового пулеметчика, и кончая мной, первым пилотом, появились дети, и мы давали им имена друзей, пока окончательно не запутались.

Вот так все мы и жили. И только лишь Верн Тайс, наш второй пилот, глядя на нас, упорно избегал женитьбы, не желая превращаться в то, во что превратились мы. Дело в том, что нашими действиями управляли женщины, больше подходившие на роль матерей, нежели жен. Они относились к своим мужьям точно так же, как и к детям.

Черт подери, эта история стара как мир, так какой смысл мусолить ее?

Мы с Чарли Кроссом, нашим механиком, решили сажать рис, сбрасывая семена со «штермана»[2]2
  «Штерман РТ-19» – американский учебный биплан.


[Закрыть]. Жены долго ходили в слезах, не разговаривая с нами в знак протеста, и нам пришлось оставить эту затею. Штурман Генри Луцерне, радист Вик Кабо и пулеметчик правого борта Малыш Синквич решили запатентовать и начать производить электронный радиокомпас для частных самолетов.

Это означало некоторые лишения на начальном этапе: ребятам пришлось бы уволиться, пожертвовать своим небольшим, но стабильным заработком... Жены упрямо не хотели слушать никаких аргументов, дулись, и мужьям пришлось отступить. Стоит ли говорить, что вскоре электронный радиокомпас запатентовали другие, вскоре начали его продавать и сколотили на этом целое состояние. Однако при упоминании об этом ответом ребятам были лишь колючие взгляды их жен.

Луи Кубитски, пулеметчику правого борта, повезло чуточку больше. До войны он был боксером, но если бы он попытался вернуться на ринг, его половина оторвала бы ему голову. Поэтому он решил стать бакалейщиком, и когда район разросся, его торговля расширилась, и дела у Луи пошли в гору. Да, он был удачлив, но в конце концов Луи возненавидел бакалейные товары и в дополнение к своему основному бизнесу стал менеджером пары боксеров, иногда работал с ними сам, таким образом оставаясь в спорте.

Джордж По, Арни Касл и Фред Галловей стали коммивояжерами в одной и той же фирме, «Типографии Костера и Селига», жили по соседству в пригороде, одалживали друг другу инструменты. Все трое задирали голову к небу каждый раз, когда пролетал винтовой самолет, а реактивные вообще считали не имеющими право на существование. У всех троих были жены, которые пережили все восемьдесят два вылета на задания своих мужей, и потому заговорить с ними о небе было равнозначно самоубийству.

Так мы и жили, рыцари Леди-Дракон, и все, за исключением Верна, постепенно переставали быть крутыми парнями и начинали стареть. И когда это самое «исключение» вдруг появлялось в доме у кого-то из нас, мы позволяли себе немного повеселиться, если только готовы были затем выдержать неделю ледяного молчания, невкусной еды и всех тех штучек, на которые так изобретательны обиженные жены.

Итак, поговорим о Верне.

Тайсу в прошлом году исполнилось тридцать восемь. Он все еще оставался в хорошей форме, без единого седого волоса, без грамма лишнего веса. Просто красавчик! Он постоянно носил в кармане мятные конфеты и пускался на такие спекуляции, которые большинство брокеров обходили стороной. Больше всего он заработал, когда согласился в половинной доле проинвестировать постановку шоу на Бродвее – и в течение полутора лет загребал баснословные барыши. «А как же женщины?» – спросите вы. О, Верн любил их всех! Но жениться? Стоило только взглянуть на нас!

Верн и сочувствовал нам, и подсмеивался над нами.

Так все и шло, пока в один прекрасный день Верн Тайс не примчался на белом «ягуаре» вместе с красоткой с обложки «Филдерс чойс» на переднем сиденье. Если бы не эта укутанная в меха и увешанная бриллиантами пышнотелая блондинка со смехом, похожим на звон кубиков льда в бокале, нам никогда не удалось бы собраться всем вместе: одной из установок наших жен было препятствовать нам собираться в полном составе.

Элейн Гуд решила эту проблему. Каждая из наших благоверных страсть как хотела посмотреть на знаменитость, которая красовалась на обложках всех журналов и чье имя регулярно появлялось в колонках светских новостей. Наш Верн – хитрый жук. Он покрасовался с Элейн везде, где только успел, а затем отпустил ее в свободное плавание по нашим патриархальным местам.

И вот еще что. Молодая леди была полностью готова к бою. Она не шла напролом с гордо поднятой головой, нет. Держа пушки на прицеле, она начинала тактическое маневрирование, прямо как ветеран с полусотней вылетов за плечами. У наших женушек не было ни единого шанса устоять!

Так что после ужина в загородном клубе наши половины были рады спровадить мужей в бар, чтобы всласть расспросить Элейн обо всех последних пикантных новостях.

Был понедельник, и бар пустовал. Мы выпили за былые деньки, а потом Чарли Кросс провозгласил с чувством:

– За старушку! За Леди-Дракон, парни.

Конечно же за это выпили с особым воодушевлением.

– Скучаете по ней? – спросил Верн, когда мы поставили стаканы.

– Не трави душу! – вскричал Джордж По. – Как не скучать? С того проклятого дня, когда я в последний раз видел ее, я во сне, наверно, тысячу заданий выполнил.

– А вы хотели бы снова ее увидеть?

Наступила тишина. Если бы об этом спросил кто-то другой, то в ответ услышал бы традиционные охи и вздохи. Но поскольку вопрос задал Верн, мы сразу почуяли, что он к чему-то клонит. Хотя, конечно, знать-то мы ничего не могли.

Малыш Синквич махнул рукой и подбавил тоски:

– Да ее давным-давно пустили на переплав, приятель. Или использовали в качестве мишени для какого-нибудь «F-100»[3]3
  «F-100» – американский боевой самолет-штурмовик.


[Закрыть].

– Ты уверен? – Верн широко-широко улыбнулся.

– Ладно, парень, давай-ка ты опустишь закрылки и возьмешь нас на борт, – сказал я. – У тебя на роже написано, что ты что-то придерживаешь с того самого момента, как подрулил. Начинай разбор полета.

Верн получал удовольствие от каждой секунды воцарившегося ожидания. Он держал нас за стренги и не торопился отпускать, покуда мы на него не нажали.

– Я купил Леди-Дракон, – наконец выдал он.

– Что?! – чуть не поперхнулся Чарли.

– Да-да, ребята. Я купил нашу старушку! Я походил по распродажам армейского барахла и, можно сказать, выхватил ее из самого котла. Сейчас она стоит себе в большом ангаре на аэродроме Лейкмор и замечательно себя чувствует.

– Ты сошел с ума, – сказал я. – Аэродром Лейкмор давным-давно заброшен. Он затоплен с тех пор, как правительство начало там строительство дамбы. Ты не смог бы ее посадить, даже если бы откачал воду.

Верн улыбнулся и глубокомысленно кивнул:

– Все это так, ребята. Но Леди-Дракон привезли на грузовике.

Во время вылетов Эд Перси всегда находился в хвосте и сейчас по привычке сидел в конце стола.

– Туда нет дороги, приятель, – скептически заметил он.

– Теперь есть, – глотнув виски, сказал Верн. – Я купил и дорогу. Пришлось использовать стальные маты, которые обычно применяются для прокладки временных взлетно-посадочных полос на песке или глине. Получилось неплохо.

– Аэродром Лейкмор принадлежит... – возразил было Вик Кабо.

– Семье Блейкеншип, – кивнул Верн. – У них я его и купил. Полоса свободна, и она ваша.

– Наша?! – хором вскричали мы все.

Глядя на наши ошеломленные лица, Верн расхохотался:

– Конечно, ваша. Неужели вы решили, что я купил старушку только для себя, а?

– Но... – промямлил Генри Луцерне.

– Никаких но, – отрезал Верн. – Я давно наблюдаю за вами и вижу, что вы безнадежно раскисли. Вы просто как дети, у которых отняли любимую игрушку... – Верн махнул рукой и продолжал: – Но теперь у ваших женушек серьезные неприятности, потому что наша общая возлюбленная вновь вернулась к нам и полностью нам принадлежит.

В такой момент что ж скажешь? Вы пытаетесь подобрать подходящие слова, но у вас ничего не получается. Вы пропускаете стаканчик-другой, чтобы пережить потрясение, и тогда вам удается справиться с волнением и все встает на свои места. Мы все загалдели одновременно, хлопая друг друга по плечам, и наконец пришли к одной и той же мысли.

Озвучить ее предоставили мне.

– Есть одна загвоздка, друг, – сказал я. – Вряд ли мы сможем полетать на ней. Затраты на горючее и запчасти обойдутся в копеечку, да еще неизвестно, действительны ли наши права.

– Так кому из вас охота полетать? – спросил Верн.

Я с удивлением взглянул на него:

– Мы все хотим полетать.

Верн засмеялся:

– Ребята, у нас будет самый сумасшедший клуб за всю историю человечества, и к тому же на самом пригодном для рыбалки и охоты клочке земли!

А ведь и вправду – почему бы и нет? – решили мы.

Так началась вторая сага о Леди-Дракон.

Элейн Гуд была настоящим мастером своего дела. Она намекнула, что, если бы у наших девчонок нашлась свободная неделька, она организовала бы поездку в большой город к северу от нас. Готов побиться об заклад, вы представления не имеете, какую бурную деятельность способны развить девять женщин, так дружно решивших устроить свои дела! О, мы заставили их потоптаться вокруг нас, испробовать все свои женские уловки и в конце концов великодушно согласились с их планом полета, позволили нанять нянь для малышей, любезно проводили их до станции.

В тот же день начался и наш отпуск. Мы вернулись к своей единственной настоящей любви, нашей неизменной даме сердца – Леди-Дракон. Мы прихорашивали и ласкали ее за обветшалыми стенами ангара, пока ее красота не вернулась к ней.

Щелчок выключателя – и она оживает. Она чутко вибрирует, когда вы прикасаетесь к штурвалу, говорит с вами, когда включаете микрофон, а еще – благодаря гению какого-то несправедливо забытого конструктора – мы могли греть ей брюхо в холодную погоду и остужать в жару.

О, мы вернули ей прежний, неотразимый облик! Никаких кричащих тонов, только темные. Мы щекотали ей кожу кисточками и восстановили ее оригинальную расцветку. Мы наложили аккуратные швы на ее старые раны, и она стала как новенькая.

За неделю мы вновь заставили ее сиять, а еще через десяток выходных она была наша, полностью наша. Мы ласкали и лелеяли ее как хотели. Это был настоящий второй медовый месяц! Наши «свадебные» костюмы пришлось радикально перешить, но в конце концов у нас у всех вновь появилась форма.

Хорошо, что ушлый фотограф «Лайф» не видел, как мы в первый раз выходили из старого сарая, который переоборудовали в раздевалку, одетые в старую розово-зеленую форму ВВС США. Скрипя кожей и сверкая медью, мы с глуповато-восторженными лицами отдавали друг другу честь, хватали парашюты, висящие возле ангара под бирками с нашими именами, и вбегали в ангар, где царила кромешная тьма. Прямо как в Англии. Только тогда мы знали, что наверху сидит Джерри и высматривает цель.

– Все готовы? – спросил Малыш Синквич, когда дверь ангара захлопнулась.

Мы утвердительно рявкнули в ответ. В пустом ангаре наши голоса звучали очень зычно.

– Отлично, – сказал Малыш. – Давай!

Верн повернул рубильник, и по всему ангару вспыхнули яркие лампы. О господи, мы вновь на полосе и ждем взлета!

– Красота, – вздохнул кто-то. – Красотища!

В точно таком же порядке, как и тогда, в 1944-м, мы залезли на борт Леди-Дракон, чтобы вновь отпраздновать нашу первую брачную ночь. Чтобы доказать свою любовь, мы принесли ей подарки... те самые маленькие обломки и детальки, которые много лет назад унесли в качестве сувениров – а может быть, талисманов? Мы вернули их ей... и провели незабываемую ночь.

Но это было лишь начало. Такую красотку, как наша Леди, просто невозможно долго держать взаперти. Мужчина не может не хвастаться, а за слова приходится отвечать. Поэтому вскоре Леди-Дракон предстала перед зрителями, прямо как королева перед своими подданными. Конечно же "полетать на «В-17» были приглашены лишь бывшие пилоты ВВС США, но и они должны были соответствовать определенным требованиям. В частности, все, кто заходил на борт, непременно должны были быть в такой же, как у нас форме, а те, у кого ее не было, либо одалживали у кого-нибудь, либо откапывали по частям в армейских магазинах.

Но могу поспорить на что угодно: никто не был разочарован. Вскоре старый ангар превратился в настоящий офицерский клуб, где мужчины могли почувствовать себя мужчинами в прежнем понимании, поиграть в войну и забыть на время о безумном мире за стеной. Сюда шли, как в увольнительную.

Здесь никто не чувствовал себя стариком, а если вдруг годы брали свое и наваливалась тоска, нужно было залезть в самолет и занять свое место. Леди-Дракон утешала и возвращала молодость.

Конечно же Верн Тайс с самого начала знал, что делает. Клуб приносил баснословный доход, хотя взносы были вполне умеренными. Все деньги мы вкладывали в обустройство аэродрома, и в конце концов наша база бомбардировщиков вполне могла потягаться с любой другой и выйти победительницей. Ни одна база в мире не насчитала бы такого количества офицеров и сержантов.

И ни одну базу в мире так не охраняли.

Ох, наши женушки, конечно, заподозрили, что с нами что-то происходит. Они выспрашивали и выведывали, но какой мужчина в здравом уме даст жене адрес своей любовницы?

Впрочем, одна женщина все же знала, что происходит. Это была Элейн Гуд, которая к тому времени уже стала звездой Голливуда, получила «Оскара», но вот Верна Тайса ей заполучить так и не удалось, как она ни старалась. А она старалась – ох как старалась!

Верн не замечал этого, но от нас, женатых голубей, ничего не скроешь. Тем, кто уже в ловушке, остается утешаться приобретенным опытом.

Но что делало Элейн чести, так это то, что она держала язык за зубами. Она все знала о нашей любовнице и могла бы рассказать об этом всем, но она помалкивала. Хорошая девчонка, хоть уже и не первой молодости, но очень славная. Она нам сочувствовала и пыталась понять. Она подружилась с нашими женами и даже как будто сплотила их. Им начинало нравиться общество друг друга, и они не прочь были иной раз побеседовать за ужином в загородном клубе.

Они даже помогали (видимо, боясь не выдержать конкуренции с Леди-Дракон), когда Малыш Синквич, Вик и Генри вложили все свои сбережения в дело и стали производить электронное оборудование. Луи Кубитски продал свой магазин, открыл боксерский клуб и заработал кучу денег. Его жена Ирена стала работать билетершей, и ей очень понравилось. Если припомнить, то что-то подобное происходило во всех наших семьях.

А на болотах недалеко от Веселого Ангара наладилась отличная рыбалка и охота на уток, и мы устраивали любые развлечения, какие только приходили нам на ум. Но это был наш секрет, и никто не собирался его раскрывать. Верн вел себя как обычно, но уже не выглядел таким счастливым. Впрочем, это неудивительно. Когда полет оканчивался и экипаж разъезжался по койкам, Верн вместо отдыха бесцельно носился по округе в своем «ягуаре». Иногда он ездил к Элейн, но когда возвращался, было заметно, что в душе у него идет борьба. И нам бы стоило собрать волю в кулак и приказать нашим половинам прекратить строить из себя свах и оставить Верна и Элейн в покое. Если парень не хочет жениться, то пусть себе живет на квартире неженатого офицера.

* * *

Этим же летом одновременно произошли сразу два события: Элейн перестала играть на Бродвее, а ВВС США решило возобновить работу аэродрома Эллисон. Элейн переехала в квартиру на Эвери-роуд, что в квартале от нас, а 332-я эскадрилья перевезла пятьдесят «F-100» на Эллисон.

Эти огромные летающие свиньи приводили в восторг всех мальчишек в округе и заставляли задирать голову взрослых, но для нас, привыкших летать на винтовых самолетах, они были просто неуклюжими монстрами, от которых слишком много шума и которым нужна огромная полоса, чтобы взлететь, и еще на порядок большая, чтобы сесть.

Но они изрядно подпортили нам настроение, так как каждый раз, когда эти реактивные чудовища пролетали над ангаром, наша Леди-Дракон начинала выглядеть совсем маленькой и жалкой, а мы этого никак не могли стерпеть. И каждый раз, когда мы встречали на улице кого-нибудь из этих розовощеких сосунков-пилотов, мы одаривали его презрительным взглядом, будто давая понять, что ему никогда не переменить своей голубенькой, как ползунки, формы и он так и останется кадетом.

Возможно, нас всех одолела бы пилотская тоска, если бы не сумасшедшее показательное выступление Верна Тайса и Элейн Гуд. Все, кроме самого Верна, видели, что это любовь, но он, даже если и чувствовал это, хорошо помнил, что с ней шутки плохи. Ему нравился угол атаки, все эти маневры между девочкой и мальчиком, но как только дело доходило до серьезного решения, он пикировал и скрывался в ангаре.

И что тут поделаешь? Верну удалось собрать нас, своих старых приятелей, вместе, и он полагал, что жениться на Элейн – это все равно что выброситься с парашютом во время возвращения с выполненного задания. Она ведь потащит его обратно в Голливуд или на Бродвей и не позволит даже обнять на прощание старушку Леди-Дракон. А этого Верн вынести бы не смог!

Все произошло в середине осени. Верн и Элейн всерьез рассорились, и, как мне удалось узнать из случайно подслушанного телефонного разговора, Элейн собиралась вернуться в Голливуд и участвовать в съемках, а Верн оставался здесь. Я рассказал об этом ребятам, потому что к тому моменту мы все были на стороне Элейн: нам уже порядком поднадоело, что Верн все еще живет на квартире неженатого офицера, в то время как ему, как мы полагали, давным-давно пора жениться.

Верн же парировал наши нападки тем, что выслушивает советы из уст людей, которые сами нуждаются в сострадании. Конечно, это было всего лишь бахвальство, хотя сам Верн ни за что бы в этом не признался. Вот так обстояли дела на момент празднования первой годовщины нашего клуба. Вся эскадрилья пришла ободрить Верна и выпить за нашу верную любовницу. И черт с ними, с этими свистелками на аэродроме Элиссон! Наша старушка все равно была самой прекрасной, и никто, никто не мог с ней сравниться.

О, вечер удался на славу! Уолдо Кейси и братья Стефано привели с собой шестерых «новообращенных», на которых, как и на всех новичках в нашем клубе, плоховато сидела их старая форма. И надо сказать, ребята никогда еще так не веселились.

Мы «летали» по ангару, нарезая «восьмерки»; каждый из нас лично выигрывал войну и превращал все малое в великое.

В это время прямо над нами реактивный самолет с громким хлопком преодолел звуковой барьер. На мгновение все умолкли.

Через полчаса зазвонил телефон. Трубку взял Малыш Синквич, а потом жестом показал Верну, что спрашивают его.

Номера ангара не знал никто. Совершенно и абсолютно никто, кроме членов клуба, а в тот вечер все были там. Оставалась только Элейн. Я заметил, что лицо Верна помрачнело. Он помотал головой и буркнул:

– Скажи ей, чтоб отвязалась.

– Проси об этом кого угодно, но только не меня, приятель, – замотал головой Малыш. – Она говорит, что ты должен подойти. Что-то очень важное.

– Что она хочет? – хмуро спросил Верн.

– Брат, я не понял, – ответил Малыш, – она ведь не говорит по-нашему, по-военному. Поговори с ней сам.

Верн еще больше нахмурился, пожал плечами, взял трубку и, вздохнув, спросил: «Ну что там у тебя еще?»

Получилось довольно весело, так как наш телефон был подключен к мощному громкоговорителю вроде тех, что использовались во время войны.

– Только что упал самолет одного из этих парней с аэродрома Эллисон. – Голос Элейн звучал резко.

– Пусть с этим разбираются ВВС. Они теперь полностью автономны.

Все разговоры смолкли сами собой. У нас появилось ощущение, что на нас вот-вот упадет бомба и мы не знаем, то ли бросаться на землю, то ли бежать со всех ног.

– Слушай ты, бессердечный! – рявкнула Элейн. – Посмотри на крылья, что ты носишь.

Все взглянули на собственную грудь.

– Крылья на груди этого паренька точно такие, как и у тебя, хотя он и моложе на целое поколение. Он один из вас. Ты понимаешь это?

– Ну и что... разве мы что-то можем...

– Он катапультировался как раз над тем болотом, что вы, мальчишки, называете своим домом. И сейчас он торчит посреди этой топи, и, возможно, он ранен и ему необходима помощь.

– Да, да, я все понял, детка. И что я должен делать?

– Да сделай же хоть что-нибудь! Вы так лихо сражались на этой войне, что все стали героями. Так что вы вполне в состоянии что-нибудь придумать. Вы ведь офицеры? Вы военные специалисты, так? Ну не знаю, ну... залезть в этот ваш чертов ящик и...

– Но-но, малышка, выбирай-ка выражения. Я слышу тебя хорошо и не позволю оскорблять старушку. Где ты сейчас?

– На аэродроме, вместе с женой этого парня. Мы живем рядом.

– А где там на аэродроме?

– На линии залета. – Голос Элейн стал чуть спокойнее.

– Хорошо, детка, а теперь успокойся. Ты можешь как-нибудь связаться с местными служащими?

– Я найду способ.

– Хорошо. Тогда позвони нам оттуда, а мы пока что-нибудь придумаем.

Элейн повесила трубку еще до того, как Верн договорил. Мы посмотрели друг на друга. Парни выглядели сейчас точно так же, как перед рейдом на Плоешти[4]4
  Плоешти – город в Румынии.


[Закрыть]. На несколько секунд герои стали обыкновенными мясниками, булочниками и ремесленниками: плешивыми, с брюшком, уставшими от всей этой рутины на гражданке. И тут заговорил Верн.

– Господа пилоты! – сказал он.

И этого оказалось достаточно. Герои вернулись и встали плечом к плечу. Бесшабашные ухмылки, бойко сдвинутые на бок пилотки. Все в полной боевой готовности.

– Положение хуже некуда. Похоже, мы единственные, кто остался в живых. Нет информации, что или кто скрывается в зоне болот. Мы обнаружили эту зону совсем недавно, поэтому ее никто еще толком не разведал.

Джонси хихикнул:

– Черт, да я сто раз ходил туда ловить окуней на рассвете.

– Это так, – ответил Верн, – но ночь сегодня безлунная.

– Мы идем, пижон, – сказал Генри Луцерне, наш старый штурман. – Назначь только командира.

Зазвонил телефон. Элейн проговорила что-то быстро-быстро. Она буквально ворвалась в диспетчерскую, и у нее за спиной стоял командующий. В динамике слышались его недовольные реплики. Трубку взял Папочка Томпсон, владелец огромного автомагазина. Во время войны он был генералом и обладал подобающим своему званию голосом. «Я с этим разберусь», – заявил он Верну.

Папочка попросил Элейн передать трубку командующему, и мы услышали его возмущенный голос.

– С вами говорит генерал Томпсон из 413-й, – представился Папочка.

413-я сгинула еще в конце войны, но командующий этого мог и не знать, да и вряд ли захотел бы огорчать генерала.

– Какая техника у вас есть? Вертолеты есть? – требовательно спросил Томпсон.

– Э... да, сэр. Есть один, но он сейчас на профилактике.

– Так заканчивайте профилактику и подготовьте машину, черт возьми. Даю вам тридцать минут. Через полчаса вертолет должен быть на площадке. Ясно?

– Да, сэр, так точно, сэр, – неуверенно запинаясь, ответил командующий. – Но, генерал, где вы сейчас?

– Я сейчас вместе с моими людьми на болоте, где упал этот паренек. Поставьте на ноги всех, кого сможете. Займитесь людьми, а эта женщина, которая звонила, будет передавать вам сообщения. Я требую, чтобы вы беспрекословно им подчинялись. Вы слышали? Беспрекословно! Я не хочу никаких недоразумений, никаких недопонятых приказов. Это понятно?

Что ж, до командующего дошло, и он приступил к выполнению приказа. Дело теперь оставалось за нами. Никто и не подумал переодеться. На берегу лежали рыбацкие плоскодонки, и уже через пять минут мы погрузились на них.

В лодке помещались три-четыре человека. Какие-то лодки были весельные, а какие-то моторные. На носу каждой село по два человека: один светил фонарем, а второй отводил багром все, что могло помешать продвижению, – свисающие ветки, водоросли и прочее.

Верн написал список необходимого и передал его Папочке, а тот зачитал его Элейн по телефону. В списке значились «скорая помощь», веревки, бензопилы и еще кое-какое снаряжение. Элейн передала все без запинки командующему, а тот еще раз повторил весь список.

Радио в углу ангара, которого не было слышно во время суматохи, снова заговорило, и на этот раз передало особое сообщение. Никто не мог понять как, но ВВС со своей обычной оперативностью организовало спасательную команду во главе с генералом. Спасатели уже на болоте и ищут пилота.

Слушая это, мы улыбались, но улыбки были кислыми, так как мы все понимали, что нам приходит конец.

Из Элейн и Верна получалась отличная команда! Создавалось ощущение, что они практиковались всю свою жизнь. Мы послали Кудрявого Мейсона и Гарри Стемфа встречать аварийные команды, иначе они никогда бы не смогли к нам проехать. Потом нам пришлось выстроить вдоль дороги еще с десяток человек, чтобы водители видели путь. Как вы помните, дорога у нас была из стальных плит, а в последнее время сквозь зазоры между плитами стала пробиваться буйная растительность, и даже днем было нелегко определить, где дорога, а где уже болото.

Должно быть, этим парням из ВВС даже понравилось работать с нами. Это было похоже на сон: офицеры и рядовые работали бок о бок. Хотя форма у офицеров была старого образца, и вообще все это походило на старый фильм.

Пилоты, прибывшие на аварийке, разинули рот, увидев, что грудь каждого из нас увешана медалями за боевые заслуги и успешное выполнение минимум пятидесяти боевых вылетов. Впрочем, вскоре из-за пыли и налипшей грязи все стали выглядеть почти одинаково.

Где-то в третьем часу ночи Джонси обнаружил пилота неподалеку от своего любимого «рыбного» места. Парень висел на дереве на запутавшихся стропах, и было неясно, жив он или нет. Все притихли. Тут подоспели Чарли и Эд и принесли еще один фонарь. Вдруг Чарли заметил, что парень пошевелился. Какая тут поднялась буря восторга!

А потом Чарли сообщил нам печальное известие. Парня невозможно вытащить, если у тебя снаряжения – всего лишь пара фонариков, а аварийная команда появится не раньше чем через несколько часов. Мы ничего не могли поделать.

Это должно было случиться. Ты же знал, что это должно случиться...

Иногда мне кажется, что она все это время стояла там и ждала, когда это произойдет.

Мы сделали Чарли знак подождать и попросили ребят из ВВС открыть ворота ангара. Мы-то ведь думали, что они больше уже никогда не откроются. Когда приказ был выполнен, Верн сказал Элейн:

– Подожди минутку, детка, и ты услышишь самую сладкую в мире песню о любви.

Мы с Верном забрались в Леди-Дракон, включили все системы, и я сказал:

– Запускай.

Верн щелкнул выключателем.

О да, сэр, она запела! Все четыре двигателя пели нам песню! Мы широко открыли ей глаза, включив посадочные огни, и ее свет распространился по всему болоту.

Вы бы видели выражение их лиц, когда Леди медленно выкатилась на взлетную полосу. Они будто динозавра увидели, и большинство, очевидно, не верило своим глазам. Леди-любовница стала живой, изрыгающей огонь мамочкой. Она делала то, что умела лучше всего, – заботилась о своих мужчинах и отправлялась на свое последнее и самое грандиозное задание.

Из кабины я видел лица нескольких немолодых членов клуба, торопливо вытирающих неожиданно выступившие слезы, и понял, что наша Леди была дамой и их сердец и они любили ее не меньше, чем мы.

Верн связался с Папочкой по рации, и тот приказал развернуть хвост нашей девочки и направить ее носом в сторону болота. Заработали генераторы, и электричество дало свет, который спасал жизнь. Стало светло, как днем.

Ребята завели бензопилы, прорубили путь к дереву, на котором повис пилот, расчистили площадку. Но этого было мало.

Пилота увезли на вертолете. Верн направлял вертолет, а Чарли Кросс и Эд вместе с медиком положили парня на носилки. Вся эта эпопея началась внезапно и так же внезапно и закончилась. Ну, почти внезапно. Мы вновь уложили Леди спать. Но это была уже не совсем та красотка: все ее днище покрывала грязь с болота. Однако все, даже желторотики из ВВС, нежно поцеловали Леди, а двое ребят постарше приникли к ней и долго не хотели покидать старушку. Потом мы все пошли в ангар, выпили и побросали стаканы в камин. Война окончилась.