Текст книги "Золотая орда"

Золотая орда
Мила Дрим

© Мила Дрим, 2024

ISBN 978-5-0050-2764-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обращение к читателям.

Этот роман основан на реальных событиях, в связи с этим я лишь примерно описываю место, где происходила эта история. Прошу понять – здесь есть и личное, и плод моей фантазии – но предупреждаю сразу – я не имею права раскрывать карты.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я никогда не считала себя баловнем судьбы, но, несмотря на определенные трудности в моей жизни, я ощущала себя довольно счастливым человеком, и изо всех сил пыталась сохранить позитивный настрой.

Мне не было и года, когда я впервые столкнулась с жестокостью мира. Говорят, даже если ты не помнишь эти моменты младенческой жизни, подсознание впитывает в себя это навсегда. У меня случилась ангина – жуткая, с высоченной температурой, которую невозможно было сбить. Приехавшая скорая помощь решила использовать крайне эффективный метод – меня окунули ванну с ледяной водой. Это сейчас такие вещи запрещены ввиду высокой смертности из-за колоссального перепада температуры. Однако, я видимо, оказалась маленьким бойцом, и выжила.

Это было лишь начало моей жизни, но она оказалась насыщенной на события.

Вспышки из детства – меня, плачущую, мама заворачивает в детское одеяло, я до сих пор помню, как оно выглядело – красно-белые квадратики. Мы с мамой и старшей сестрой куда-то бежим, на улице – ночь. Страшно, моя маленькая душа сжимается, а сердечко бьется часто-часто.

Мой папа снова начал пить и принялся буянить – и мы спасаемся от него на квартире маминой подруги. В который раз.

Это продолжалось долгое время – его пьянки, приступы раскаяния, громкие обещания, временное затишье и снова алкогольный ад, страшный, снящийся мне в кошмарах, с избиением матери, с ее синяками на руках и шее, ее крики, проклятия в сторону папы и звонки участковому в страшной агонии – лишь бы успеть, лишь бы вовремя приехали.

Моя старшая сестра, будучи ребенком, уже получила свою порцию ужаса, и теперь она, достигнув возраста, когда можно было гулять с подругами, просто уходила из дому, чтобы не видеть очередную семейную трагедию. Надо ли говорить, что ей было не до меня?

Я же, девятилетняя, смотрела на это, содрогаясь от ужаса и сотен вопросов.

Зачем он это делает?

Почему мама позволяет так с собой поступать?

Чего не хватает моему отцу в жизни, раз он находит радость в пьянках?

Почему стакан водки для него дороже всех нас, и меня?

Когда папа не пил, наверное, он был хорошим отцом. Наверное.

Он был мечтателем, всегда много говорил, витал в облаках и почти никогда не работал. Добытчиком в нашей семье была мама.

Я помню наши прогулки в парке вместе с отцом. Солнечный май, предвкушения летних каникул и какого-то несбыточного чуда, папа – такой красивый, высокий, голубоглазый брюнет, и я рядом с ним, так похожа на него лицом, только светловолосая, и, увы, с серыми глазами. Многие женщины заглядывались на моего красавца-отца, это потом, годы спустя, я узнала, что он постоянно изменял моей прекрасной матери, а тогда, в свои девять лет, я находилась в невинно-наивной неизвестности. В минуты папиного хорошего настроения, я почти восхищалась им. Но чаще он был недовольным критиком, раздраженным моими всегда неуместными вопросами, моей слабостью и трусостью.

И все чаще я понимала, что не оправдываю его высокие ожидания. Пару раз отец называл меня при своих некогда крутых друзьях «пацанкой». Признаться, я бы хотела угодить папе и соответствовать этому прозвищу. Но я была совсем другой – неуверенной девочкой, которая, вскоре, научилась почти терпеливо сносить семейную трагедию и выглядеть взрослой. Так было удобно моим родителям. Так было удобно и мне, чтобы не разочаровываться в смысле, заключенном в слове «семья».

Это то, что вам нужно было узнать обо мне, чтобы понять меня и тот мир, в котором я росла.

Центральная Россия, 2005 год

Я распахнула глаза, уставившись в потолок. Сегодня было 7 марта. Грудь тут же стиснуло от осознания – мой день рождения. Мне исполнилось 17. Говорят, самый прекрасный возраст, но я так не считала, потому что по-прежнему считала себя слабой, временами маленькой девочкой, несмотря на мои 175 сантиметров. А я – не хотела бы быть такой.

Мой будильник продолжал пищать, и мне пришлось слезть с кровати. Комната, в которой я жила, была маленькой, так, чтобы выключить сигнал, мне понадобилось сделать всего два шага. Я потянулась и шагнула к окну – на улице таял снег, повсюду были лужи, в этом году обещали раннюю весну, и, кажется, она оправдала это.

Я накинула халат и, выйдя из комнаты, завернула в ванную. Холодные плитки под ногами обжигали мои стопы, и я начал торопливо чистить зубы, попутно распланировывая свое время в голове. Меня ждали занятия в школе (я заканчивала 11 класс), затем я хотела заглянуть с подругами в кафе, чтобы скромно отпраздновать свой день рождения – мама выделила мне небольшую сумму, и я, сгорая от стыда, приняла ее. Пусть это были небольшие деньги, но этот жест был полон заботы. Мы не могли пригласить гостей в дом – моя бабушка была тяжело больна – вот уже который месяц она лежала в постели, и прогнозы врачей были неутешительными – ее даже не госпитализировали в больницу – старый человек им был не особо нужен. И все, что оставалось нам с мамой – с болью наблюдать, как бабушка чахнет на глазах.

У меня не было праздничного настроения. Но ради мамы я попыталась изобразить его на лице. Я шагнула к овальному зеркалу, висящему над раковиной – на меня смотрела бледная, с золотисто-каштановыми волосами девушка. Мои большие, серые глаза выражали тревогу, синие тени, что пролегли под ними, выдавали мои бессонные ночи, когда я, уставившись в черный потолок, размышляла снова и снова, как мне жить, как быть, как помочь маме. Я растянула свои пухлые губы в улыбке, пытаясь придать себе бодрый вид. Проведя расческой по волосам, собрала их низкий хвост, и вышла на кухню.

– С днем рождения, Камила, – теплые губы мамы коснулись моей прохладной щеки. Мать поставила передо мной чашку с чаем и кивнула в сторону двери, за которой находилась комната бабушки:

– Тетя Аня зайдет сегодня, присмотрит за ней. Бабушка совсем плохо себя чувствует.

Я сочувственно произнесла:

– Я заметила, она вчера почти ничего не съела из ужина.

Лицо моей матери, красивое, ухоженное, на миг, исказилось от внутренней боли, затем послышался ее голос:

– Да. Говорят, незадолго до смерти человек теряет аппетит.

Я вздрогнула от слов мамы и уставилась в бокал с чаем – его коричнево-янтарная поверхность источала тепло. Я сделала глоток, совершенно не зная, что сказать матери и как поддержать ее. Хотя я всегда была ее поддержкой. Но сейчас, все на что я была способна – послать ей понимающий взгляд.

– Не задерживайся, – бросила она мне на прощание.

Я кивнула, грустно улыбнувшись – еще не было дня, когда я бы задерживалась. Я всегда была вовремя, я никогда не подводила ее. Позавтракав и убрав за собой посуду, я налила в высокий стакан воды и заглянула в комнату бабушки.

Запах старости, слабости и болезни – горький, затхлый, вызывающий щемящую боль в груди, пронзил меня. Я замерла на пороге, устремив свой взор на бабушку – та лежала на узкой кровати, солнечный свет, льющийся из окна, чуть касался ее бледного, измученного болезнью и старостью, лица. Ее блеклые, зеленые глаза остановились на мне – затем послышался голос бабушки:

– Воды.

Я протянула ей стакан, удерживая его пальцами, потому что я знала, что бабушка не сможет его удержать – она была слишком слаба, ее руки-веточки, с кожей, похожей на пергаментную бумагу, дрожали. Я приподняла ее голову и помогла бабушке сделать пару глотков. На большее у нее не хватило сил. Я грустно улыбнулась – мы никогда не были с бабушкой близки, она не была той бабушкой, которая пела колыбельные, заплетала косички, и всячески баловала своих внучек. Но мне было искренне жаль ее. Я испытывала сочувствие к ней и невыразимую печаль от мысли о том, что скоро она умрет.

Послышались шаги – это моя тетя Аня пришла приглядеть за бабушкой. Невысокая, темноволосая женщина, всегда мне напоминавшая итальянку своей эмоциональностью и яркими темными глазами, шагнула в бабушкину комнату. Я поздоровалась с ней, приняла от нее теплые слова поздравления, перекинулась парой будничных фраз, затем, поспешила к себе.

До уроков оставалось менее сорока минут, и я терпеть не могла приходить за минуту до звонка. Я открыла старенький шкаф, он громко скрипнул, намекая, что ему давно пора было бы смазать петли. Но у нас не было мужчин дома, чтобы заняться этим делом. Я подумала, может, подойдет для этой цели и растительное масло? Узнаем вечером. Я не была так беспомощна – по крайней мере, я умела вкручивать лампочки. Достав брюки и приталенный свитер бледно-голубого оттенка, я, быстро одевшись, прихватила сумку и направилась в школу.

Я с жадностью втянула в себя утренний воздух – он пах бензином, грязью, сыростью, но он невероятно нравился мне. Я улыбнулась, глядя на небо – оно, освещенное солнцем, стало меняться, превращаясь из унылого, серого, в лазурно-голубое. Мой день рождения будет солнечным, весенним деньком.

Я быстро добралась до школы. Это было обычное образовательное учреждение. Моя мама первые годы преподавала здесь, затем ушла в гимназию – завучем. Однако, несмотря на то, что она уже не работала в моей школе, ореол учительской дочки неустанно преследовал меня с самого первого класса. И я обязана, должна была соответствовать ему – правильная, порядочная, не имеющая права на негативные эмоции и плохие оценки. Но, признаться, последние все – таки были. Среди наших учителей были те, кто в силу своего дурного характера намеренно занижал оценки или заваливал, просто из своей вредности. Меня это тоже не обошло стороной. Таких педагогов я мысленно называла «вампиршами». Это были действительно неприятные, забирающее люди. К счастью, помимо них, имелись и достойные учителя, например, по русскому языку и литературе. Татьяна Владимировна всегда преподавала так, что не хотелось уходить с ее уроков, а еще она часто твердила, что я очень одаренная. Я была благодарна ей за ее веру в меня.

Уроки закончились в половине второго. Я с необычайным воодушевлением спустилась на первый этаж, меня окружили две моих подруги – Катя и Настя, мы были дружны с пятого класса, делились секретами друг с другом, и одноклассники называли нас «святой Троицей».

Рыжеволосая подруга, в очередной раз обняв меня, обдавая мой нос ярким, шипровым ароматом парфюма, произнесла, сверкнув зелеными глазами:

– Ну что, готова отпраздновать свое почти совершеннолетие, как большая девочка?

Я усмехнулась и окинула Катю многозначительным взглядом, отвечая смеющимся голосом:

– Я закажу себе двойной эспрессо, как и подобает такой взрослой девочке, как я.

Настя прыснула от смеха, тыча локтем в рыжеволосую подругу. Та лишь пожала плечами, соглашаясь с моим выбором. Мы были полны хорошего настроения и беззаботности, хотя бы сегодня, на часок я могла себе позволить это.

Я и мои подруги с веселым смехом, потешаясь над очередной шуткой Насти, зашли в местное кафе. Это было одно из новых заведений, построенных в нашем городе прошлой осенью. Вечерами здесь невозможно было найти свободного столика – так говорила Катя, я никогда не ходила после девяти гулять. Но сейчас – был день, и в кафе имелось мало посетителей – влюбленная парочка и группа подростков, эмоционально обсуждавшая очередную компьютерную игру. Мы дружно уселись за круглый, покрашенный в черный цвет, столик у окна, и сделали заказ баристу – я едва скрыла удивление, заметив, что это молодой мужчина, а не девушка. Катя подмигнула ему, а затем послала мужчине томную улыбку, по привычке играя свою роль роковой соблазнительницы. Это была ее лучшая и единственная роль, которая очень шла ей.

Настя, заметив это, демонстративно закатила свои выразительные голубые глаза, строя смешную мордочку. Она была просто очаровательна. Я рассмеялась, не в силах сдерживать свое хорошее настроение. Оно особо поднялось, когда мы забрали свой кофе – я с наслаждением вдохнула его крепкий аромат, от которого во рту стало сладко. К кофе у нас был небольшой, но безумно вкусный, абсолютно шоколадный торт. Мои подруги вручили мне подарок – трехтомник Толкиена «Властелин колец». Я потрясенно смотрела на книги, они были выполнены восхитительно – плотная обложка матового, черного цвета, на которой золотистыми буквами было написаны имя автора и название.

Я прижала подарок к груди, с благодарностью глядя на дорогих моему сердцу подруг.

– Спасибо, я тронута, – прошептала я, ощутив, как глаза обожгли слезы. Я быстро опустила их вниз, разглядывая темный напиток в белоснежной чашке. Это был первый подарок для меня за все эти годы. И он был действительно дорог для меня.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я стояла на остановке, ожидая своего троллейбуса. Мои подруги, жившие на одной улице, минутой раньше, расцеловав меня в обе щеки, уехали домой на автобусе. Я, все еще находящаяся под впечатлением от их подарка и теплого общения, стояла, мечтательно улыбаясь. Было уже почти пять вечера, становилось по-мартовски прохладно, но мое солнце, что сияло в душе, согревало меня. Устав ждать троллейбус, я решила пройтись пешком.

Я шла, продолжая улыбаться и смотреть сверкающим взором по сторонам. Люди оглядывались на меня, окидывали непонимающими, и чаще, неодобрительными взглядами. Они не могли понять причину моего счастья – я была просто одета, не несла шикарный букет роз, и все еще не была влюблена, однако я любила жизнь и то сладкое, щемящее чувство свободы и понимания, что твоя жизнь только начинается.

Внезапно, что-то заставило меня повернуть голову направо, и моим глазам предстала яркая вывеска на стене нашего местного дома культуры – «Только 7—8 марта! В честь международного женского дня – кастинг от именитого фотографа Москвы. Ты можешь стать супермоделью!»

Я замерла, глядя на эти красивые буквы. Было бы глупо отрицать, что я не мечтала о том, чтобы однажды стать моделью. У меня был относительно высокий рост и достаточно привлекательная, миловидная внешность, на которую все чаще и чаще начали обращать внимание. В памяти тут же всплыли передачи про супермоделей. Я помнила, как любовалась совершенным телом Эль Макферсон, как восхищалась и искренне радовалась за успех Натальи Водяновой. Почему бы и нет?

Я повторяла себе это снова и снова, направляясь к главным дверям здания. Поднявшись по ступенькам, я увидела сквозь двойные, стеклянные двери группу девушек. Я замешкалась, затем заставила себя зайти внутрь. Теплый, пропитанный сладкими духами, воздух, обдал мне лицо. Я сделала пару шагов, тут же ощущая на себе оценивающие взгляды. Мне стоило немало усилий, чтобы не уйти – я чувствовала себя неуверенно, и все же, была намерена узнать про кастинг, и, возможно даже, принять участие в нем.

Справа, со стороны коридора, послышалось уверенное цоканье каблуков, через несколько секунд в фойе показалась худая, высокая женщина. Ее буйные, кудрявые, рыжие волосы лежали на плечах. Цепкие, карие глаза прошлись по нам, затем раздался стервозный голос:

– Я – Олеся. Кастинг будет проходить в малом зале. Прошу за мной.

Она резко развернулась и пошла вперед, покачивая узкими бедрами. Группа девушек, переглядываясь меж собой, двинулась за Олесей следом. Как и я.

Я была очень взволнована по пути на кастинг. А что, если Господь решил сделать мне подарок на мой день рождения? И сейчас, совсем скоро, решится моя судьба? Я стану успешной, знаменитой. Я смогу обеспечивать себя, маму и, кто знает, может смогу купить для бабушки чудо-лекарство? Мы переедем в просторную квартиру, я куплю маме машину и шубу, о которой она так часто вспоминала…

Громкий звук открывающейся двери, отвлек меня от дальнейших мечтаний. Я, затаив дыхание, не самым изящным способом, спотыкнувшись на пороге, зашла в зал, ловя на себе насмешливые взгляды моих «конкуренток». Хотя это слово для меня было чуждо – я не любила и не умела конкурировать, и считала, что мы, девочки, должны друг друга поддерживать. Я окинула внимательным взором собравшихся – впереди, около невысокого, похожего лицом на рыбу, мужчины, стояла Олеся и еще какая-то молодая брюнетка, утянутая в комбинезон из черной, лакированной кожи.

– Я – Ирина, а это – Сергей Викторович, знаменитый фотограф из Москвы. Девочки, встаньте в ряд, чтобы он мог посмотреть на ваши лица, – сообщила черноволосая красотка.

Мы тот час выстроились, плечом к плечу. Я была не самая высокая среди участниц – были и те, кто был выше меня на голову. И это было не единственное различие. Мы отличались внешне. Сергей Викторович начал проходить мимо нас, с претензионным, неприятным выражением на лице разглядывая каждую девушку. Когда он подошел ко мне, я едва не нахмурилась – я ощутила, что это странный и не самый порядочный человек. Когда фотограф отошел от меня и стал разглядывать другую девушку, я мысленно выдохнула – быть в относительной близости было крайне неприятно. Уже тогда я поняла, что пора уходить.

Но когда Олеся предложила всем нам раздеться до нижнего белья, и девочки, без стеснения, начали обнажаться, показывая свою заметную худобу с проступающими ребрами, я без промедления направилась к выходу. Олеся бросила мне усмехающийся взгляд и добавила почти дружелюбным тоном:

– Не все проходят первые шаги к успеху, видимо, ты не готова платить цену.

Я не нашла слов для нее. Единственное, что я хотела – просто уйти, как можно скорее. Я подтянула сумку к себе и прижала ее к груди, как спасательный щит. Я шла так быстро, насколько были способны мои ноги, обутые в обувь на невысоких, но все же, каблуках. А каблуки требовали особой внимательности.

Я никогда не отличалась особым изяществом в движениях, но, видимо, сегодня, был тот самый день, когда мне предстояло превзойти себя. Продолжая стремительно идти, я рывком открыла дверь и вышла наружу, делая слишком большой шаг, отчего мой каблук заскользил по льду и я начала падать, но вовремя ухватилась за ручку двери и удержалась на ногах, в отличие от моей сумки, которая упала. Услышав мужские голоса, я торопливо потянулась к сумке, и уже, выпрямляясь, едва не столкнулась с одним из мужчин. Он что-то сказал своим спутникам, они засмеялись. Нет. Они громко заржали, но я, даже не посмотрев на лица – ни одному из них, снова прижав сумку к себе, поспешила прочь. Может быть, они смеялись надо мной, может – над – только им понятной шуткой. Мне было все равно. Я хотела как можно скорее вернуться домой, принять душ и смыть с себя воспоминания об этом кастинге.

Мои ноги устали, и я чувствовала себя не самым лучшим образом, поэтому решила дойти до ближайшей остановки, чтобы дождаться троллейбуса. Идти было не так далеко – всего две остановки, но, кажется, я была неспособна осилить их.

Было почти шесть – и я была не единственная, кто хотел доехать домой. На остановке было полно народу. Начался противный дождь, он был удивительно холодный. К сожалению, мне не хватило места под крышей остановки. Я накинула капюшон на голову, глядя на проезжающий транспорт – автобусы: пазики и гармошка, автомобили: десятки, иномарки… Они ехали мимо, поднимая волнами мутные лужи, которые долетали до прохожих, пачкая их одежды и портя настроение.

Я с напряжением вглядывалась вдаль, терпеливо ожидая свой троллейбус. Дождь усилился, он стекал по моему лицу, плечам, мои ноги начали подмерзать и я, чтобы не замерзнуть, стала сжимать-разжимать пальца на них. Мне очень хотелось домой. Я шагнула вперед, увидев приближающийся троллейбус, но, увы, он проехал мимо. Следом пришел автобус, в который, словно в консервную банку, загрузились уставшие, промокшие люди. Скоро они будут дома и согреются. Скоро придет и моя очередь.

Я передернула плечами, и устало вздохнула, пытаясь сохранить оптимизм, как, вдруг, в четырех шагах от меня, рядом с остановкой, остановился черный мерседес. Я, на миг, залюбовалась плавными изгибами машины, все-таки во мне была сильно развита эстетическая сторона, затем, наконец, догадалась, направить свой взор подальше – на перекресток, где должен был появиться троллейбус.

Мерседес продолжал стоять, затем распахнулась дверь пассажирского сиденья. Откуда-то из глубины послышался мужской голос:

– Садись.

Я нервно обернулась, полагая, что это обращение было к кому угодно, ну уж точно ко мне. Оглядевшись, я, потрясенная, обнаружила, что рядом со мной никого не было – все люди стояли под крышей остановки, и это «садись» предназначалось мне.

Я замерла, на долю секунды испытывая искушение – я была очень замерзшая, усталая, и мне нужно было домой. Сесть в мерседес, доехать за пару минут в сухости и невероятном комфорте казалось заманчивым. Но, может, я была дура, но не такая круглая, чтобы прыгнуть к неизвестному мужику в его машину, чтобы потом горько пожалеть об этом и, хуже того, быть на первой полосе нашей местной газеты, как жертва изнасилования или убийства.

Я крепче вцепилась в сумку и попятилась назад, делая вид, что ничего не слышала. Прошло всего пару секунд, как дверь захлопнулась и мерседес, с абсолютно тонированными окнами, мягко двинулся с места и, вливаясь в поток машин, скрылся из виду. К моей радости, следом подошел троллейбус. Уже через пятнадцать минут я была дома.