Текст книги "Поиски пути. Searching for a Way"

– Знал, что ты англичанка. – Русская, если хочешь правду

24 декабря 2008

Точно знаю, что проживаю сейчас одно из своих самых ярких воспоминаний. Такие моменты врезаются в память по-особенному: надолго, отчётливо, в мельчайших подробностях.

Это свежее утро необычайно солнечное. Первое нормальное утро после недели туманной сырости. Её улыбка то играет на губах, излучая тепло, то застывает, не достигая затуманенных мыслями глаз. Её глаза – то лучистые, зелёные, то холодные, выключенные, серые. Её манера говорить – так, словно она процеживает каждую мысль через сито целесообразности, оставляя от исходного набора слов самое нужное и уместное, но в меньшей степени отражающее ту несравненную искренность, сосредоточенную в её взгляде и защищённую безупречными манерами.

Может, поэтому мне с ней удобно молчать? Мы оба говорим не то, что желаем, оба чувствуем это, но позволяем друг другу придерживаться тех комфортных линий поведения, которые нам предписаны и привычны.

Надеюсь, она понимает, что я ничего не имею против её «Vogue». Пусть будет моделью, пусть будет актрисой или пусть вообще ничего не делает – это её право. Я приму любой её выбор, всё, что делает её счастливой. А сейчас просто упреждаю свою мать, её недовольство и её критику.

«Ты можешь встречаться с моделью, но не смей приводить эту пошлость в наш дом». Так было с Джессикой. Возможно, так будет с Миланой. Или нет? К Милане у матери какое-то особое отношение, заочное расположение, если на подобное вообще можно рассчитывать.

Она ей понравится. Неужели не ясно с первого взгляда, что она – совершенство? Так хочется оградить её от всех тех дурацких критериев, по которым начнут оценивать при встрече. Хотя Милану, похоже, не сильно волнуют внешние оценки. Кажется, она смотрит в себя и не видит других.

Молчит о чём-то важном, говорит о чём-то незначительном. Броши и фотосессии – это на поверхности, и я это знаю. Знаю, что у неё есть глубина – редкое в наше время сокровище. И ещё удивительная свобода – от всего.

Смотрю на неё и чувствую, что она абсолютна сама по себе. И понимаю, что свои по-настоящему важные мысли она ещё долго не пожелает обдумывать вслух. Не скоро захочет делиться личным, не скоро решится сужать круг своего безразличия.

Но от этого только интересней – над такими отношениями надо работать. Главное сейчас – не перейти грань, после которой начнётся отчуждение. Свободные люди мало интересуются другими – а такие упоительно свободные люди не нуждаются ни в ком.

Такова Мартина. Никто так и не понял, почему она вышла замуж. А дело не в деньгах, не в статусе – она просто нашла того, с кем чувствует себя свободной. Я хорошо знаю свою сестру и чувствую, что Милана очень похожа на неё. И, в то же время, она очень другая.

– Какую машину планируешь купить? – спросил Джеймс, решив, что настало время поговорить о чём-то личном.

– Уже Bentley, – с энтузиазмом ответила Милана.

– Уже? – удивился он.

– Да, купила в мае. Стимул сдать на права, – Милана рассмеялась. – А у тебя Audi и Aston, да?

– Audi – семейная машина.

– Aston тебе очень подходит.

– Серьёзно?

– Абсолютно.

– Bentley… Continental?

– Да, чёрный.

– Не совсем представляю вас вместе.

Милана удивлённо взглянула на него, затем снова рассмеялась:

– Он идеален для Парижа.

– Будешь там жить? – спросил Джеймс.

Она хмыкнула и некоторое время молчала, глядя в окно, то ли думая о чём-то очень личном, то ли просто считая вагоны поезда, который ехал параллельно им по железнодорожным путям. Затем вдруг сказала:

– Вообще-то я планирую переехать в Лондон. Только сейчас поняла, что я, оказывается, не могу долго жить вдали от этих мест. Homesick, you know4242
  Скучаю по дому, знаешь ли.


[Закрыть].

– Правда? – удивился он.

– Да.

Милана улыбнулась ему и, помедлив, добавила:

– Думаю поступить в Оксфорд. Что скажешь?

– Думаю, that’s fucking brilliant4343
  Думаю, это офигенно


[Закрыть].

Она рассмеялась.

– Знала, что ты не зануда.

– Знал, что ты англичанка.

– Русская, если хочешь правду.

– Fucking awesome.

– Fuck yeah.

Милана рассмеялась. Пару минут они ехали молча, затем она спросила:

– Джеймс, а кто такие вальдшнепы?

– Увидишь, – улыбнулся он.

Может, я и не рыжая лиса, но и не породистая англичанка

24 декабря 2008

Проходят эпохи, меняются декорации, но люди странно постоянны в своих пороках.

Это – не вальдшнепы. Это хуже – истинно британская дискриминация по факту происхождения. Не повезло этому рыжему – родился лисом. И попал под прицел.

Не важно, на чём вы приехали – на экипаже или на серебристом Aston Martin – сейчас вы должны с диким азартом гонять несчастное животное по обширным владениям древнего рода.

Жестокие традиции незыблемы и не подвластны никаким внешним вмешательствам. Охота на лиса давно запрещена законом? Не беда – конные прогулки с собаками по-прежнему разрешены…

А ведь это даже не охота – это травля. Типичная забава для высшего общества. Им всё равно, кого изводить, лиса или человека.

Впрочем, пока мужчины гоняют лиса, дамы забавляются иной травлей. Что может быть чудесней милого зимнего пикника-фуршета в крытой беседке? Особенно в таком тёплом обществе, от которого на стёклах – морозные узоры, а в воздухе – пар.

Собравшиеся дамы с интересом разглядывают новеньких. Не только я под прицелом – есть ещё какая-то милая племянница, вернувшаяся из Австралии, и девушка одного из дальних родственников, нервно теребящая свою сумочку.

Правило первое – не надо бояться и из страха объединяться в коалицию жертв. Правило второе – лучше действовать, чем опасаться. Проба меткости, Смоленская. Проверим, в какую группу гостей ты попадёшь. Охотник или жертва? One, two, three.

Прямо по курсу мать Джеймса – леди Вудстер-Стивенс – и прочие дамы особо ценных пород. Деревянные, то есть. Все, как на подбор. И у всех одинаково высокомерное любопытство во взгляде. Прекрасно. Буду жива до тех пор, пока интересна им. Значит, всё в моих руках.

– Сегодня чудесная погода для охоты, не правда ли? – обратилась к Милане леди Вустер-Стивенс.

– Да, самая подходящая, на мой взгляд, – Милана улыбнулась.

– Кажется, мы с вами ещё не знакомились, я Элис, – мать Джеймса приветливо протянула руку для рукопожатия, на которое Милана с энтузиазмом ответила, удивлённо переживая состояние дежа-вю.

Если мне все же не изменяет память, мы уже знакомы. Джеймс представил меня вам всего полчаса назад, а вы ещё вовсе не так стары, чтобы прикрываться склерозом. Впрочем…

– Очень приятно, миссис Вудстер-Стивенс.

– Элис.

Назвать мать Джеймса по имени показалось Милане необычайно сложной задачей, которую она решила временно отложить.

– Меня зовут Милана.

– Чудесное имя. Как поживаете?

Британское безразличие начинается с приветствия. Никому нет никакого дела до how do you do. Этикетная фраза, исключающая какой-либо ответ, задаёт тон бесконечно безличной беседы, и глуп тот, кто щедрит невостребованной искренностью.

Закончив обмен этикетными фантиками, дамы перешли к начинке.

– Вы, должно быть, ещё никого здесь не знаете, – леди Элис решительно взялась за социализацию Миланы.

– Это Элизабет Стоун, моя кузина.

Та самая тетя Элизабет? Милана с интересом посмотрела на кузину леди Элис, пытаясь определить, эту ли тётю Мартина грозилась утопить на своей свадьбе. Однако задача усложнилась уже через пару минут, когда в беседке обнаружилось три потенциальных Элизабет. А также две Мери, Софи – та самая, что вернулась из Австралии, самая молодая и живая из всех, Виктория – невеста племянника леди Элис, Кристин – кузина Джеймса…

Милана познакомилась со всеми гораздо быстрей, чем ожидала, и, поняв, что леди Элис намеревается держать её под своим пристальным покровительством, осталась рядом с ней, не без грусти отказавшись от мысли пообщаться с приветливой Софи.

– Наш род уже много столетий охотится на этих землях, – с гордостью напомнила присутствующим леди Элис.

Какое интересное заявление. Мой род уже много столетий не охотится, потому что обладает достатком, чтобы купить мясо в магазине… Нет, такие мысли лучше держать при себе. Обсудим… собственность?

– Скажите, а сколько лет вашему дому? – спросила Милана, глядя в окно на дом Стивенсов.

– О, это только одна из наших резиденций, она сравнительно молода, не более полутора веков, – с улыбкой отметила леди Элис.

– Потрясающе, – восхитилась Милана. – А другие резиденции?

– Нашему роду более четырех столетий, дорогая, – ответила мать Джеймса, глядя на Милану с располагающей улыбкой. – Кажется, ваша семья живёт в Москве?

– Да, в Москве, – Милана улыбнулась. – Возможно, у нас не такой древний род, и я боюсь, что из-за революции не смогу точно сосчитать все свои потенциальные резиденции…

– О, революция – ужасное явление, – леди Элис сочувственно кивнула. – Подобно торнадо вырывает с корнем всё самое дорогое и ценное для сердца и памяти. Но я слышала, что у вас в России кому-то удалось вернуть свои фамильные имения.

А я не припомню, чтобы у нас вообще было фамильное имение. Поэтому свернём тему. Надо быть осторожней, ведь здесь всё ещё идёт охота. Может, я и не рыжая лиса, но и не породистая англичанка с многовековой родословной. Значит, я – под прицелом.

– Мой дедушка как-то сказал: «Никогда не возвращайтесь в старые места, если можете построить новые», – улыбнулась Милана.

– Только такая мудрая философия поможет пережить утрату того старого, которое невозможно ни построить, ни восстановить…

Леди Элис погрузилась в задумчивое молчание, но в разговор неожиданно вклинилась Элизабет. Очевидно, та самая, которую особенно любила Мартина.

– И много домов вы построили? – спросила она с живым любопытством.

– Думаю, около полусотни, – помедлив, сказала Милана и, насладившись произведённым эффектом, добавила. – Если соединить личное с бизнесом.

– О, нет ничего более личного, чем бизнес, – кивнула леди Элис со знанием дела.

– И вы с Джеймсом помолвлены? – вновь атаковала Элизабет.

– Охота подошла к концу, – неожиданно громко сказала леди Элис, указывая в сторону группы мужчин, направляющихся к их беседке.

В общем оживлении Милане удалось отделиться и от Элизабет, и от Элис, уйти в самый дальний угол, встать напротив какого-то чудного пейзажа, написанного маслом, и старательно не смотреть в сторону охотников и их добычи.

Счёт пока что в мою пользу. Но почему-то совершенно нет настроения играть. Лучше бы, наверное, осталась в Париже. Худела бы в одиночестве, смотрела фильмы, листала журналы, гуляла… И, что самое главное, не чувствовала бы себя причастной к этому беспричинному зверскому убийству ни в чём неповинного рыжего лиса, который сегодня утром с такой радостью встретил этот солнечный декабрьский день и с такой надеждой побежал по своим особым лисьим делам, куда более важным, чем у всех собравшихся здесь.

Ощутив, как в уголках глаз защипало, Милана сделала глубокий вдох. Она легко остановила всегда подвластные ей слезы, но бесконтрольные мысли, перемешавшись с невыплаканными чувствами, всё-таки наполнили душу беспросветной обречённостью.

Тошнит от этих игр и этих развлечений. Зачем только прилетела сюда?

Легко было бы осудить его. Но я ведь и сама во многом такая

24 декабря 2008

Она была с гостями и в то же время возносилась над ними. Может, сама того не желая. Просто она была единственной по-настоящему интересной особой, соответствующей той маске, которую решила надеть.

Обладательница самой строгой аристократичной красоты, мать Джеймса была… вне времени. Словно только что сошла со страниц романа Голсуорси. Или гордо вышагнула из сцены «Госфорд Парка».

Милане сложно было представить её вне этого древнего дома. Она так органично вписывалась в контекст, так дополняла портреты и декорации, что казалась совершенно естественной частью истории.

Истории, которая, утратив былой размах, упорно продолжалась и на этот раз втягивала всех собравшихся в обсуждение какого-то скандального происшествия, участником которого оказался несчастный принц Гарри.

Действительно, о чём ещё говорить за таким вкусным ужином? Сплетни – вот единственная общепринятая тема, которая, судя по аппетиту некоторых персон, невероятно способствует метаболизму. Может, это зависть пробуждает голод? Ведь они завидуют. И Гарри, и его девушке Челси, и всем тем, кто умеет хотя бы изредка проживать свою жизнь по полной – ярко и искренне.

У меня от сплетен сразу же пропадает аппетит. Наверное, класса с четвёртого, когда однажды за завтраком я поняла, что девочки сзади обсуждают меня. Понизив голос лишь для видимого приличия, они переговаривались у меня за спиной. Я помню их шёпот, походивший на шипение гадюк, моё имя, произносимое особенно отчётливо, обрывки лживых фраз… Тогда это заставило меня сесть ещё ровней, улыбнуться с новой силой и научиться никогда не оборачиваться, не вслушиваться и не реагировать.

Не могу я есть в такой атмосфере. Впрочем, сейчас это только на руку – впереди фотосессия и мне необходимо похудеть. Или хотя бы не поправиться. Убитый лис вызвал стресс, а стресс лечится шоколадом. Надеюсь, десерт не будет слишком соблазнительным. Может, его вообще не будет?

– А что вы думаете по этому поводу, дорогая? – вдруг обратилась к ней дама напротив.

То ли тётя, то ли какая-то другая родственница Джеймса. Та, что праведнее всех осуждала Челси и охотнее других суммировала предполагаемые капиталы.

Ну, давай детка, выскажись. Удивись своей тарелке. Молча. Можешь даже бровь изогнуть. У тебя ещё три секунды… Я думаю, что вы фаршированы понтами и стереотипами, как этот гусь черносливом. Но это – если честно. А честность не уместна. Поэтому…

– Удивительно вкусный гусь, не правда ли? – улыбнулась Милана.

Джеймс, сидевший в некотором отдалении, фыркнул. Довольно громко и почти неприлично.

Какой же он милый в своём пограничном состоянии. То ли презирает происходящее, то ли одобряет. И мне легко было бы осудить его, если бы не одно «но». Я ведь и сама во многом такая.

Я хочу искренности и доверия. Здесь, сейчас, вообще по жизни…

24 декабря 2008

После ужина все перешли в гостиную. Лёгкий разговор, лишённый всякого смысла и значимости, не занимал Джеймса. Он привык к такому досугу и давно уже научился присутствовать отсутствуя. Его молчание оставалось незамеченным, зато он мог наблюдать за особо интересной гостьей, которая вела себя совсем не так, как он ожидал.

Совершенство, да. Но вовсе не абсолют живой свободы. Скорее, идеальное воплощение формы. Бесстрастие с безукоризненными манерами.

Если не считать небольшого инцидента после охоты, когда Милана, не выдержав, назвала его жестоким убийцей, но, узнав, что лис был убит дядей Альфредом, заметно смягчилась и даже позволила взять себя за руку. Этот проблеск искренности при её безупречной выдержке вызвал у Джеймса любопытство нового порядка.

Он не понимал её. Совершенно. Образ, показавшийся ему знакомым, с каждым часом претерпевал всё большие изменения.

Она совсем не тяготится обществом – ей здесь комфортней, чем кому-либо ещё. Кроме матери, пожалуй. Может, всё же, дело в свободе? Она понимает, что находится здесь временно, что от её слов и действий ничего не зависит, и потому так расслабленна и так всем довольна? Или, может, я что-то не понимаю в этой жизни?

Улыбка, пара слов, и она уже благосклонно принята всеми. Какая прекрасная катастрофа. С одной стороны, всё отлично, потому что так проще. В то же время, всё ужасно, потому что наши едва начавшиеся отношения уже попали во власть чужих игр и правил, формальностей и фальши. А я хочу искренности и доверия. Здесь, сейчас, вообще по жизни.

– Джеймс, я и не знала, что ты играешь в шахматы, – вдруг сказала Милана, одарив его одной из своих самых ярких улыбок.

Я про тебя ещё вообще ничего не знаю, если честно.

– Да, увлекаюсь.

– А я всегда мечтала научиться, – Милана выразительно посмотрела на него.

– Можем пойти в библиотеку, – поняв её намек, предложил Джеймс. – Там более подходящая атмосфера.

И, провожаемые любопытными взглядами, они покинули гостиную, точно зная, о ком и о чём после их ухода зашумит на время притихший разговор.

Мечтаю о таком доме, чтобы там собирались на праздники…

24 декабря 2008

– Сюрреалистично. Мы приехали на Aston, потом была охота, как в 19 веке. А теперь – это…

Милана медленно прошлась вдоль высоких стеллажей с книгами.

– Welcome to my world, love4444
  Добро пожаловать в мой мир, любовь моя. (Отметим, что популярное в Англии обращение «love» ещё не является признанием в любви)


[Закрыть], – сказал Джеймс, следуя за ней. – Нравится?

– Люблю книги, – она остановилась и посмотрела на коллекционное издание Чосера. – Особенно старые. У них особый запах, правда?

– Отец тоже любил читать, – Джеймс кивнул в сторону портрета, висевшего между двумя шкафами. – Библиотека была его раем.

Милана улыбнулась.

– Тебе невероятно повезло, что у вас было так много общего. Достаточно взять в руки книгу, которую он читал, и…

Она замолкла.

– Извини.

– Всё в порядке. Это было так давно…

Он покачал головой, желая вернуть разговор в русло прежней безмятежности.

– Ты всегда жил здесь?

– В Англии?

– Нет, в этом доме.

– Здесь прошло моё детство. Потом я жил в школе, а теперь предпочитаю Лондон.

Она медленно кивнула и вновь пошла вдоль книжных полок, скользя взглядом по именам и заглавиям, не решаясь остановиться и что-либо выбрать.

– А почему ты спросила?

– Твоя мать сегодня говорила, что у вас есть другие резиденции.

– Резиденции? – удивился Джеймс.

Милана с интересом посмотрела на него.

– На фотографиях, разве что, – подумав, сказал он. – Мы все продали ещё до войны, насколько я знаю. Да и этот дом обходится в круглую сумму. Совершенно глупые траты.

Милана фыркнула.

– Знаешь, а я всегда мечтала о таком семейном доме, чтобы там была библиотека, большая гостиная с портретами, чтобы там собирались на праздники, чтобы…

Она замолкла, внимательно разглядывая корешки детективов.

– Разве у тебя нет такого дома? – удивился Джеймс.

То ли ему показалось, то ли она и вправду немного изменилась в лице. Но лишь на мгновение. Затем, сказала с задорной улыбкой:

– Конечно же, есть. Такой же. Может, только, с портретами расхождение будет. А в остальном всё, как у вас.

Джеймс рассмеялся.

Я просто люблю играть в жизнь, Джей

24 декабря 2008

Чувства любят тишину. Чуть слышное тиканье старинных часов, её сосредоточенный взгляд, молчаливые хранители вековой мудрости на полках. Библиотека. Шахматы.

– Как порой приятно играть в обычные игры, – подумав, сказала Милана.

Она отвлеклась от партии и, взяв в руки одну из своих поверженных пешек, медленно вращала её – разглядывала светлую полированную кость.

– Обычные игры? – переспросил Джеймс.

– Да. Знаешь, когда всё по правилам, когда…

Она задумчиво отложила пешку и, подтянув рукава своего белого кашемирового свитера, поставила локти на стол. И продолжила с улыбкой:

– Когда партия конечна, когда есть те, кто окончательно проиграл, и те, кто точно победил.

– До следующей игры, – улыбнулся Джеймс. – Здесь тоже всё временно, как в жизни. Шахматы, по сути, – игра жизни и смерти. «Шах-мат» на арабском значит «король мёртв».

– Да, как в жизни, – она посмотрела на него с восторгом. – Так похоже, правда?

– Похоже, только более гуманно, чем в жизни. В шахматах если партия проиграна, то фигуры все целы, их можно расставить по местам и начать новую игру. Нет безвозвратных потерь. За это я, наверно, и люблю шахматы.

Милана кивнула и перевела взгляд на свои фигуры, потёрла переносицу и сделала ход конём. Неправильный, и от того ещё более очаровательный.

– Кони так не ходят, – улыбнулся Джеймс.

– Никогда? – удивилась Милана.

– Нет.

– А в жизни все ходят так, как хотят, – она аккуратно взяла коня кончиками своих длинных пальцев и переставила его на правильное поле.

– Да, но здесь, – Джеймс улыбнулся и указал на доску. – Здесь мы руководим движением.

Он передвинул ладью, продумывая шах.

– Ты очень правильно водишь машину, – вдруг сказала Милана, не глядя на доску.

– А ты? – спросил Джеймс, не зная точно, что значит его правильное вождение в системе оценочных координат Миланы.

– Как сумасшедшая, наверное, – она улыбнулась и, к его удивлению, то ли предугадав его ход, то ли придумав свою хитрую комбинацию, сделала рокировку.

– Глупо, – сказал Джеймс.

– Что?

Она внимательно посмотрела на доску, решив, что он имеет в виду её ход.

– Глупо рисковать своей жизнью.

Милана чуть поморщилась.

– Да, ты прав, глупо. А здесь?

Она храбро выставила вперёд своего слона, ставя шах королю.

– И здесь – тоже.

Слон был побит ферзем. Милана улыбнулась.

– Знаешь, весь вкус в моменте, – сказала она, продвинув свою пешку ещё на одну клетку.

Джеймс хмыкнул.

– Отвлекаешься на мелочи, тогда как надо развивать более сильных игроков.

– Может, и так, – она неопределённо пожала своими хрупкими плечиками и добавила. – Твой ход.

Он бодро подвёл слона к своему ферзю, готовясь поставить Милане мат. Но повелительница белых фигур, улыбаясь опасности в лицо, вновь сделала ход пешкой.

– Шах и мат, – объявила она с очаровательной улыбкой.

Джеймс несколько мгновений смотрел на столь неожиданно закончившуюся партию. Королевский шах – это когда пешка подбирается к королю, незамеченная никем. У него не осталось путей для отступления, а пешка неприкасаема – за ней стоит белая королева.

– Ты точно не играла раньше в шахматы? – изумлённо спросил Джеймс.

Милана, довольная своим успехом, покачала головой.

– Я просто люблю играть в жизнь, Джей.