Текст книги "Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны"

Политическое происхождение оценок причин Мировой войны

2013 г. Сербская пресса об историческом ревизионизме

Книгам, посвященным началу Первой мировой войны, отведено главное место в витринах книжных магазинов Вены

Военная открытка с обращением Вильгельма II: «Веду войну, которой я не хотел»

Формулированию политических суждений относительно исхода Июльского кризиса 1914 г. и последовавшего начала Мировой войны предшествовали усилия по соответствующей обработке общественного мнения всех стран, вовлеченных в противостояние. Обе центральноевропейские империи – Австро-Венгрия и Германия, – преисполненные решимости не упустить шанс изменить равновесие на континенте в свою пользу, нуждались в том, чтобы заручиться поддержкой как собственной патриотической общественности, так и государств, сохранявших нейтралитет. Следовало преподнести войну как вынужденную меру, как защиту первостепенных национальных интересов, как последнее средство, которое осталось после того, как «искреннее стремление» к миру разбилось о ненасытность «второй стороны». Аналогичные меры по индоктринации общества приходилось предпринимать и остальным державам, за исключением Сербии и Черногории.

В этой связи уместно привести самое первое пропагандистское выступление, подлинное историческое значение которого установлено только благодаря кропотливому труду многих историков и аналитиков. Впрочем, плод их усилий не пригодится миллионам жертв, павших на полях войны. Полагаем, что обращение к первоисточнику официальной пропаганды позволит выявить те места в современных работах, которые представляют собой его завуалированное, сознательное или неосознанное воспроизведение.

3 августа 1914 г. в 13 часов император Вильгельм в своем дворце и в присутствии членов Рейхстага произнес тронную речь, которую опубликовали немецкие газеты:

«В этот тревожный момент я собрал вокруг себя представителей и делегатов немецкого народа. Почти полвека нам удавалось придерживаться мирного пути. Германия оставалась непоколебимой и после попыток приписать ей воинственные намерения. Мое правительство даже в провокационных, вызывающих условиях действует во имя высшей цели – морального, интеллектуального и экономического развития Германии. Миру известно ее неутомимое усердие. Мы для того и находимся на передовой в этой обстановке беспорядков и мятежей последних лет, чтобы уберечь от войны народы Европы. Казалось, что преодолена опасность, исходившая от военных событий на Балканах. Как вдруг внезапно разверзлась пропасть в результате убийства моего друга эрцгерцога Франца Фердинанда. Мой августейший союзник Франц Иосиф вынужден был взяться за оружие, дабы защитить безопасность своей империи от козней, которые строило соседнее государство. Российское правительство воспрепятствовало союзной для нас монархии в достижении ее оправданных интересов. К нам не только взывает наш долг, как немцев, и наши союзнические обязательства идти в ногу с Австрией, но перед нами стоит и колоссальная задача защитить от нападения вражеских сил наши собственные позиции, а также старый союз и культуру двух империй. С печалью в сердце я вынужден был провести мобилизацию своей армии против соседа, с которым она некогда воевала плечом к плечу. С искренней болью я наблюдал, как рушится дружба, которой Германия так дорожила. Российское правительство, поддавшись ненасытному инстинкту национализма, вступилось за государство, которое осуществило злодейское покушение и несет поэтому ответственность за несчастья войны. Не удивляет тот факт, что Франция также присоединилась к нашим противникам. Наши усилия к установлению дружественных связей с Францией очень часто разбивались о прежний гнев и прежние надежды. Все, на что способен интеллект и человеческие силы, дабы подготовить народ к принятию крайних решений, выполнено с вашей патриотической помощью. Ненависть, с давних пор подогреваемая к востоку и западу от нас, выплеснулась через край. Настоящая ситуация возникла не в результате одного преходящего столкновения интересов и не потому, что так сложились дипломатические обстоятельства. Она – следствие той неутомимой злобы, которая уже много лет стремится подорвать мощь и прогресс германской империи. Нами не движет жажда к завоеваниям. Мы преисполнены непоколебимой волей хранить то место, которое для нас уготовил Господь, сберечь его для себя и для будущих поколений. Из документов, которые вам раздадут, видно, как до последнего момента мое правительство и мой канцлер старались избежать крайних мер. Наша позиция легитимная и оборонительная, мы с чистой совестью обнажаем меч. Я направил народу германской империи призыв всеми силами защищать вместе с нашими союзниками то, чего мы добились мирным трудом. Следуя примеру наших отцов, тверды и верны, серьезны и рыцарственны, честны перед Господом и горды перед неприятелем, мы поверяем себя вечному всемогуществу, дабы оно укрепило нашу оборону и привело ее к благополучному исходу. Весь немецкий народ, сплотившийся вокруг своих князей и своих вождей, направляет свой взор на вас. Примите решение единодушно и быстро. Таково мое желание»[24]24
  Берлин, 22. јула 1914 (по старом календару). Нарочит извештај // «Српске новине». 26. јула 1914 (по старому стилю). № 161. С. 2.


[Закрыть].

Эти тезисы на долгие годы и десятилетия останутся основополагающими для позиции политических представителей Германии и после 1918 г. И это вопреки полученным сведениям, которые недвусмысленно указывают на иную логику поведения германских правящих кругов и в том числе самого кайзера. Тем не менее озвученная позиция остается по сей день востребованной историографией.

Что касается Австро-Венгрии, то в ее ультиматуме от 23 июля, в письме о разрыве дипломатических отношений от 25 июля, а также в объявлении войны Сербии от 28 июля 1914 г. содержался весь набор клише о «сербской ответственности». Еще 20 июля венское правительство, рассылая в посольства в Берлине, Риме, Париже, Лондоне, Петербурге и Константинополе копии ноты, указывало, что к ее вручению, назначенному на 24 июля, следует присовокупить и пояснение. В нем Сербия называлась рассадником агитации, центром тайных и публичных организаций, составленных из офицеров и чиновников, контролирующих печать и неустанно подстрекающих народ на мятеж против Австрии. В документе утверждалось, что сербские агенты проникают в приграничные районы Австро-Венгрии с целью посеять там ненависть и смуту, что действовавшие в Македонии четнические отряды переориентировались на Монархию, что сербское правительство не только этому не противодействует, но и потакает пропаганде, следствием которой и стало сараевское покушение. Австро-Венгрия была якобы принуждена к тому, чтобы защищать себя от этой опасности и принять новые срочные меры в отношении Белграда в надежде на то, что на ее сторону встанут все цивилизованные народы, которых не устраивает цареубийство как средство политической борьбы и «которые хотят, чтобы Белград перестал быть постоянным источником козней»[25]25
  Јовановић Јован М. Од ултиматума до рата // Српски књижевни гласник (СКГ). 1. Јун 1926. Књ. XVIII. Бр.3. С. 210–211.


[Закрыть].

В написанной высоким стилем ноте, текст которой долго шлифовал барон Александр фон Мусулин, утверждалось, что «идея покушения зародилась в Белграде, что оружие и боеприпасы предоставили офицеры и чиновники – члены “Народной одбраны”, а переправили их офицеры сербской пограничной службы»[26]26
  Митровић А. Србија у Првом светском рату. Београд. 1984. С. 70–71.


[Закрыть]. По сути, Сербия обвинялась в том, что она является центром движения, которое действует вне ее пределов – на территории Монархии, – что именно она стоит за целым рядом покушений и убийств. Сербское правительство было уличено в том, что оно толерантно относилось к деятельности различных обществ и объединений, направленной против Монархии.

Таким образом, сознательно игнорировался тот факт, что «омладинское» и революционное движение в империи Габсбургов представляло собой по большей части ее внутреннюю проблему, о которой были осведомлены правоохранительные органы, вводившие в отдельных областях (Хорватии и Славонии, Далмации, Боснии и Герцеговине) чрезвычайное положение и прибегавшие к репрессивным полицейским мерам. Не замечалось обращение подданных Монархии к Сербии, притягивавшей к себе все больше взглядов. «Виден» только мелкий экспансионизм Белграда.

Первой попыткой сфабриковать предлог для агрессии против Сербии стал фарсовый «процесс Фридъюнга» (1909), в ходе которого обвинение в измене было предъявлено авторитетным сербам – подданным Монархии. В июле 1914 г., несмотря на провал прежнего начинания, тот же тезис об «источнике» всех австро-венгерских проблем послужил основой для поиска нового повода к началу войны.

Ультиматум, написанный сколь изысканно, столь и решительно, в первых строках напоминал Сербии о следующих фактах:

«31 марта 1909 г. посланник Сербии в Вене сделал по приказанию своего правительства императорскому и королевскому правительству следующее заявление: “Сербия признает, что fait accompli в Боснии и Герцеговине не затронул ее прав и что, следовательно, она будет сообразовываться с теми решениями, которые державы примут в соответствии со статьей 25 Берлинского договора. Принимая советы великих держав, Сербия обязуется впредь отказаться от занятой еще прошлой осенью позиции протеста и неприятия аннексии и, кроме того, обязуется изменить курс своей настоящей политики в отношении Австро-Венгрии, дабы в будущем пребывать с ней в добрососедстве”».

За этой «правовой основой» последовали грубые обвинения:

«Однако история последних лет и особенно прискорбные события, состоявшиеся 28 июня, продемонстрировали, что в Сербии имеется движение заговорщиков, которые ставят перед собой цель отторжения от Австро-Венгерской монархии известных частей ее территорий. Дошло до того, что это движение, возникшее на глазах у сербского правительства, проявило себя и вне территории Королевства, осуществив ряд террористических актов, покушений и убийств… Сербское правительство… ничего не предприняло, чтобы ликвидировать это движение; оно толерантно взирало на преступную деятельность различных обществ и объединений, направленную против Монархии, на невоздержанную тональность прессы, на восхваление совершивших покушение, на участие в заговоре офицеров и чиновников, на вредную пропаганду в государственных учебных заведениях. Наконец, оно потакало всему тому, что могло возбудить в сербском населении ненависть к Монархии и презрение к ее установлениям. Это преступное (sic!) попустительство со стороны Королевского сербского правительства не прекратилось даже после 28 числа прошлого месяца, когда всему миру стали очевидны его пагубные последствия. Из показаний и признаний совершивших покушение… видно, что сараевское злодеяние замышлялось в Белграде, что оружие и взрывчатку, которыми были снабжены убийцы, передали им сербские офицеры и чиновники – члены “Народной одбраны”…»[27]27
  Српско-аустриски и Европски рат: дипломатска и друга документа. Књ. 1 (српска дипломатска преписка). Ниш, 1914.


[Закрыть].

Затем в ультиматуме перечислялись десять требований, из которых сербское правительство восемь приняло безусловно, а два – с оговорками. Но это не могло помешать выполнению сценария развязывания войны. Барон Гизль, уже облачившись для путешествия, едва ли несколько минут уделил чтению ответа, который ему вручил премьер Никола Пашич. Не позднее чем через двадцать минут в сербское правительство поступил следующий текст:

«Поскольку истек срок, отведенный нотой, которую я по поручению своего правительства вручил Его Превосходительству Господину Пачу позавчера в четверг в 6 часов пополудни, а приемлемый ответ я не получил, имею честь известить Ваше Превосходительство, что сегодня вечером я оставляю Белград вместе с персоналом»[28]28
  Там же. С. 49.


[Закрыть].

Три дня спустя поступило и объявление войны, сопровожденное следующим вердиктом:

«Королевскому сербскому

министерству иностранных дел

Поскольку Королевское сербское правительство не дало приемлемый ответ на ноту, врученную австро-венгерским посланником в Белграде 23 июля 1914 г., Императорско-королевское правительство считает необходимым самостоятельно обеспечить удовлетворение своих прав и для этого прибегает к силе оружия. Таким образом, Австро-Венгрия полагает, что с настоящего момента находится в состоянии войны с Сербией.

Граф Берхтольд».

В августе-сентябре 1914 г. участники конфликта поспешили вынести на суд своей общественности, а также неопределившихся и нейтральных государств собственную «правдивую» версию причин начала войны. С этой целью все страны, включая Сербию, выпустили по тому тщательно отобранных дипломатических материалов. Следуя принципу «цель оправдывает средства», составители кроили их по своему усмотрению. Имели место и откровенные фальсификации. Так появились «белые», «синие», «красные», «оранжевые», «желтые» и прочие книги[29]29
  Collected diplomatic documents relating to the outbreak of the European War. (H.M. Stationery Office). London, 1915; Le Livre Orange Russe // Official diplomatic documents relationg to the outbreak of European war. (The Macmillan company). New York, 1916; Српско-аустријски и европски рат: дипломатска и друга документа. Књ. 1 (српска дипломатска преписка); Књ. 2 (британска дипломатска преписка); Књ. 3 (руска дипломатска преписка); Књ. 4 (немачка бела књига). Ниш, 1914. (Последние четыре наименования доступны на сайте: www.velikirat.nb.rs)


[Закрыть].

В 1915 г. последней к общему хору присоединилась Италия со своей «зеленой книгой». Сразу оговоримся, что и авторы послевоенных дипломатических сборников, посвященных предыстории войны, грешили тенденциозностью в выборе источников, замалчиванием «неприятных» документов, а также перепечаткой сомнительных материалов[30]30
  Wilson Keith (ed.). Forging Collective Memory. Government and International Historians through Two World Wars. (Berghan Books). Providence – Oxford, 1996.


[Закрыть].

После победы союзников установление ответственности за развязывание войны продолжилось за зеленым сукном. С этой целью в 1919 г. победители сформировали экспертную комиссию, одним из членов которой стал профессор Белградского университета др. Слободан Йованович. Любопытно, что еще 1 марта он полагал, что никого не обвинят персонально, а будет озвучено лишь моральное осуждение. При этом казалось, что станут искать виновных в отдельных преступлениях и нарушениях международного права, за что могут осудить и самого кайзера. От делегации Королевства сербов, хорватов и словенцев потребовали предоставить к 1 марта сведения о намерениях Болгарии, которыми она руководствовалась при вступлении в войну и нападении на Сербию. Кроме того, было высказано пожелание сократить список военных преступлений, совершенных болгарами[31]31
  Zapisnici sa sednica Delegacije Kraljevine SHS na Mirovnoj konferenciji u Parizu 1919–1920 (отв. ред. Krizman B., Hrabak B.). Beograd, 1960. S. 64; Mitrović A. Jugoslavija na Konferenciji mira 1919–1920. Beograd. 1969.


[Закрыть].

Описывая работу комиссии, С. Йованович указал, что она в первую очередь установила, что Германия стремилась к войне и намеренно ее спровоцировала. «Превентивная война», упреждающая «вероятное нападение, которое, неизвестно, произойдет ли в отдаленном будущем, – такая война заслуживает самого решительного осуждения». Комиссия также констатировала, что сразу после начала военных действий Германия, напав на Бельгию, нарушила международный договор, гарантировавший ее нейтралитет. Одним из гарантов выступала Пруссия. Это следовало считать «тяжким нарушением международного права». Комиссия сочла, что ни развязывание войны, ни нарушение бельгийского нейтралитета не могут считаться основанием для установления уголовной ответственности, так как наказание за это не предусмотрено международным правом. В то же время комиссия обнаружила состав преступления в том, как Германия и ее союзники вели военные действия, а именно варварски и противозаконно, вопреки всем нормам и вне всяких границ дозволенного. По некоторым вопросам мнения членов комиссии разошлись. В конце концов Верховный совет принял отчет комиссии, скорректировав те его положении, которые касались судебного преследования глав государств. Так, было решено, что перед судом предстанет лишь германский кайзер. Однако не за преступления, совершенные во время войны, а за «неуважение международной морали и святости договоров». Другими словами – за развязывание войны и нарушение нейтралитета Бельгии[32]32
  Јовановић Слободан. Конференција мира и питање о ратној одговорности (1920). // Јовановић С. Из историје и књижевности. II. (СКЗ и др.). Београд, 1991. С. 247–251 (С. Йованович вместо термина «комиссия» употребляет термин «комитет». На этот текст наше внимание обратил историк др. Борис Милосавлевич).


[Закрыть].

Возглавляемая Робертом Лансингом Комиссия по установлению виновников войны, как назывался этот орган, подытожила представленный 29 марта 1919 г. доклад следующим выводом: «Война была спланирована Центральными державами, а также их союзниками и представляет собой результат действий, осуществленных умышленно и с намерением сделать оную неизбежной. В согласии с Австро-Венгрией Германия сознательно отвергала многочисленные предложения посредничества Антанты и препятствовала ее усилиям по предотвращению войны». По мнению Лансинга, разжигатели войны заслуживали того, чтобы быть заклейменными перед историей[33]33
  Буха Велибор. Србија у немачком и аустријском тумачењу кривице за Први светски рат 1919–1941. (текст магистерской диссертации). Београд, 2010. С. 14–15.


[Закрыть].

Выводы комиссии были зафиксированы в мирных договорах как непреложные факты, с которыми пришлось согласиться и проигравшим, поставившим под ними свою подпись. Этот момент стал отправной точкой кампании за ревизию вышеприведенных оценок, которая безостановочно продолжается уже сто лет.

В этом отношении межвоенному времени присущи свои черты, как, впрочем, и периоду холодной войны, когда на первый план вышли интересы сплачивания западного блока (НАТО), образованного из бывших военных противников. Особый характер развитию вопроса придавало то, что оно протекало в общем контексте пересмотра роли Германии в развязывании Второй мировой войны. Традиционная немецкая «школа умалчивания» столкнулась с новым бесстрашным направлением, что привело к оформлению некоторых приобретших широкую известность противоречий («Контроверсия Фишера»). Однако этого бы не произошло без открытия ранее неизвестных или намеренно «укрываемых» архивных материалов.

В 1990-е гг. новый подход к «Балканам» с присущей ему интерпретацией сербского фактора снова вернул нас во времена, когда большее внимание уделялось проблеме «вины за начало войны», а не историческому ходу событий, глубоким корням глобальных конфликтов, которые однажды переросли в Великую войну. Ярчайшим примером политической спекуляции на историческом прошлом последнего времени можно считать речь американского президента Б. Клинтона, автор текста которой написал, что обе мировые войны начались на Балканах. В конце ХХ в. новое зловещее звучание приобрело старое австро-венгерское клише о «нецивилизованных» Балканах, на которых некая «цивилизованная» великая держава должна установить порядок. Даже если ситуация не была на самом деле столь «нецивилизованной», ее следовало такой представить. Одновременно возродились прежние антибалканские предрассудки, культивировавшиеся в Германии и имевшие очевидную расистскую подоплеку[34]34
  Selesković Momčilo. Srbija u nemačkom javnom mnjenju 1914–1918. Sorbona, 1919 (Beograd, 1996); Ekmečić Milorad Beleška o ulozi rasizma u određivanju nemačkih ratnih ciljeva 1914–1918” // Ekmečić M. Ogledi iz istorije, drugo izdanje. (Službeni list SRJ). Beograd, 2002. S. 273–284; Ристовић Милан. Црни Петар и балкански разбојници. Балкан и Србија у немачким сатиричним часописима (1903–1918). (УДИ – Чигоја штампа). Београд, 2011.


[Закрыть].

Многоуровневый характер дискуссии, приуроченной к столетию Балканских войн, служил провозвестником вероятных направлений полемики в связи с годовщиной Первой мировой войны. Бросалась в глаза абсолютно неисторичная трактовка того, что представлял собой национализм, идеи свободы и равноправия в конце XIX – начале ХХ в. Не признавался легитимный характер традиции борьбы за свободу, особенно если эта борьба протекала на территориях, находившихся в сфере интересов бывших империй. Наиболее безапелляционно в этом смысле высказывался профессор Тимоти Снайдер. По его мнению, наряду с националистическими движениями, по вине которых распалась Турция, «внутри сербского правительства действовали силы, стремившиеся присвоить часть территорий Австрии, то есть повторить то же, что они проделали с Османской империей». Русские и сербы обвиняются во многих злодеяниях, на которые не пошел бы цивилизованный мир. Как и Каплан, Снайдер полагает, что балканский национализм повлиял на формирование мировоззрения Гитлера и его программы[35]35
  Примером служит профессор истории Йельского университета (Yale University) Тимоти Снайдер (Snyder T. Hitler’s Logical Holocaust // The New York Review of Books. Dec. 20. 2012. (http://www.nybooks.com/articles/archives/ 2012/dec/20 /hitlers-logical-holocaust/.)


[Закрыть]. Намеренно упускается из вида, что стремление к свободе, например в Боснии и Герцеговине, проявлялось не только во время восстания 1875–1878 гг., но и позднее – в период австро-венгерской оккупации. Ничего не говорится о восстании 1882 г., в котором совместно участвовали и сербы, и мусульмане. Игнорируется тот факт, что до того момента Сербия проводила лояльную политику в отношении Австро-Венгрии, что первые массовые депортации мусульман на Восток произошли именно с территории Боснии и Герцеговины, которые империя сначала, преодолевая сопротивление, оккупировала, а затем и полностью подчинила своей власти. Закрываются глаза на гнев сербского и мусульманского населения, вызванный состоявшейся в 1908 г. аннексией. Волшебным образом только в 1912 г. «начинается» исход мусульман с Балкан, который некоторые авторы даже называют «геноцидом»[36]36
  McCarthy Justin. Death and Exile: The Ethnic Cleansing of Ottoman Muslims, 1821–1922. (Darwin Press). Princeton N.J, 1995.


[Закрыть]. Сегодняшнее представление о «гуманных» формах глобализации проецируется на прежние империи, которые преподносятся как толерантные, мультиэтничные образования. Продвижению этой концепции служит и тезис, будто кризис и распад мультиэтничной Османской империи начались не ранее, чем в результате Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и последовавшего Берлинского конгресса: «Договор (1878 г. – М. Б.), утвердив новый принцип унитарного национального государства, посеял семя будущих конфликтов – от Балканских войн 1912–1913 гг. и Первой мировой войны до современных гражданских войн и этнических чисток на территории бывшей Югославии. Тяжесть понесенного Турцией поражения… и территориальных потерь оказалась фатальной для проекта мусульманских либеральных реформ и модернизации, начатой Османской империей в середине XIX века». Вина за столь прискорбный ход событий, разумеется, лежит на преисполненных национализма малых балканских государствах, а также на их восточном покровителе. Под этими инсинуациями стоят подписи профессоров Юты, Индианы, Стэнфорда[37]37
  Yavuz M. Hakan, Sluglett P. (eds). War & Diplomacy. The Russo-Turkish War of 1877–1878. Utah University Press, 2010. (См.: Introduction – Laying Foundations for Future Instability. Р. 1, 2, 4; См. также текст на обложке. По словам составителей, в сборнике «argues that the key events that portended the begining of the end of the multiethnic Ottoman Empire were the Russo-Turkish War of 1877–1878 and the Treaty of Berlin. The essays in this volume analyze how the war and the treaty permanently transformed the political landscape both in the Balkans and Caucasus. The Treaty marked the end of Ottoman hegemony in the Balkans… By introducing the unitary nation state as the new organizing concept, the treaty planted the seeds of future conflict, from the Balkan Wars of 1912–1913 and the First World War to recent civil wars and ethnic cleansing in former Yugoslavia. The magnitude of the defeat… and territorial loses that followed proved fatal to the project of Muslim liberal reform and modernization that the Ottoman state had launched in the middle of the nineteenth century». В предисловии (С. 2) можно обнаружить и следующее утверждение: «Montenegro obtained most of the Albanian-inhabitet territories of Nikšić, Podgorica and Bar». Об этом пишут Кемаль Силай (Kemal Silay, Indiana University Bloomington) и Али Яйцы-оглы (Ali Yayciogly, Stanford University).


[Закрыть]. Следует, впрочем, отметить, что подобные и даже более оголтелые заявления не остаются без ответа и возражений, о чем свидетельствуют сборники, опубликованные за последние два года[38]38
  Yavuz M. Hakan, Blumi Isa (eds.). War and Nationalism. The Balkan Wars, 1912–1913, and their Sociopolitical Implications. Utah University Press, 2013; Балкански рат 1912/1913: Нова виђења и тумачења – The Balkan Wars 1912/1913: New Views and Interpretations. (Отв. ред. Рудић Срђан, Милкић Миљан. Институт за стратегијска истраживања – Историјски институт). Београд, 2013; Први балкански рат 1912/1913. године: друштвени и цивилизацијски смисао (поводом стогодишњице ослобођења Старе Србије и Македоније 1912) – The First Balkan War: Social and Cultural Meaning (on the 100th Anniversary of the Liberation of the Old Serbia and Macedonia). (отв. ред. Растовић Александар. Филозофски факултет у Нишу). Ниш, 2013.


[Закрыть].

В том же ключе авторы многих работ, опубликованных в связи с годовщиной начала Первой мировой войны, отзываются и об Австро-Венгрии. Будучи «фактором стабильности», «цивилизационного развития и процветания», она не могла в конце концов не ответить на провокационное воздействие сербского национализма – «фактора дестабилизирующего». От авторов, сознательно формирующих «идеальный образ» Монархии, не стоит ожидать объективного компаративного анализа. На одной стороне – Сербия, которая после Балканских войн оказалась в ситуации «этнически сложной реальности» и которая повинна в преступлениях на обретенных территориях, воспринимаемых ею как к колонии. А на другой – Австро-Венгрия, представляющая собой «правовое государство», «ошеломляющее своей справедливостью», придерживающееся в своей политике принципа «постепенности и настойчивости», преисполненное «духа взаимного уважения и толерантности в отношениях между различными этническими и религиозными общинами». Государство с «совершенной администрацией», с верховенством «закона и порядка», с разветвленной транспортной сетью, связывающей воедино всю страну, с «государственным образованием», «социальной и гигиенической защитой» и т. д. При описании этого «рая на земле» абсолютно исключено употребление терминов «колониальная политика» или тем более «империализм». Если верить вышесказанному, у сербов в Боснии и Герцеговине не было ни единого рационального повода к недовольству. Восхваление достигает апофеоза в утверждении, что «к 1914 г. Босния и Герцеговина достигли уровня, сопоставимого с остальными областями Двойной монархии». Соответственно, быть противником всего вышеперечисленного мог только «иррациональный национализм»[39]39
  Clark Christopher. The Sleepwalkers – How Europe Went to War in 1914. London: Harper, 2012. Р. 43, 71, 74, 75, 76. («Если коротко, то администрация Габсбургов относилась к новым провинциям так, чтобы они являли собой показательный пример того, насколько эффективно и гуманно правление Габсбургов… К 1914 г. Босния и Герцеговина по степени развития были сопоставимы с остальными областями монархии». Р. 75)


[Закрыть]. В своем недавнем интервью австрийский историк Манфред Раухенштайнер (Manfried Rauchensteiner) заявил: «По своей природе Австро-Венгрия (а Югославия? – М. Б.) была помехой для любого националистического государства. Между прочим, словенцы и хорваты воспринимали Австро-Венгрию не так, как сербы. Даже в Боснии и Герцеговине принимали Австро-Венгрию. Многие, кто смотрит в прошлое из 2014 г., говорят, что австро-венгерские многонациональные государственные рамки (а югославские? – М. Б.) оставались жизнеспособными»[40]40
  Фердинанд није желео рат против Србије // НИН. 26.06.2014. С. 56–59 (интервью с М. Раухенштайнером)


[Закрыть]. С вышеприведенными оценками диссонирует игнорируемая многими классическая работа историка Робина Оки, который рассматривал австро-венгерский режим в более достоверном контексте, а именно империализма того времени[41]41
  Okey Robin. Taming Balkan Nationalism. The Habsburg ’Civilizing Mission’ in Bosnia, 1878–1914. (Oxford University Press). NY., 2007. С. VIII.


[Закрыть].

У непосвященного читателя под влиянием подобной апологетики может сложиться впечатление, будто у Австро-Венгрии не было реальных внутренних проблем, а лишь одна внешняя – сербский «заговорщицкий» проект. Таким образом, в Монархии не было антисемитизма, прозелитизма, денационализации (интенсивной мадьяризации и онемечивания), не было конфликта двух половин империи, поставившего ее на грань распада и даже войны, отсутствовали хорватско-венгерские, чешско-немецкие, венгерско-румынские, венгерско-словацкие, итальянско-австрийские противоречия, не осуществлялось сопротивление введению военной обязанности на оккупированных территориях. В конце рассматриваемого периода 87 % населения Боснии и Герцеговины не оставались неграмотными, не было сохранившихся с османской эпохи архаичных феодальных отношений и вызванных ими мятежей и восстаний (1910), из-за которых пятикратно увеличилось количество полицейских участков, а также произошло расширение сети и рост численности военных гарнизонов. Не существовало бедных, грязных и отсталых районов, в которых гарнизонным офицерам, по словам историка Иштвана Деака, не оставалось ничего другого, как «пить не просыхая»[42]42
  Об ошибочности сделанных Кларком оценок речь пойдет в главе «Столетняя годовщина событий – возобновление обсуждения и полемики». См. также содержательный критический анализ, представленный историком Марией Тодоровой, а также аргументированные опровержения и ясные наблюдения, сделанные историком Милошем Воиновичем на основании произведений мировой литературы (Balcanica. XLIV. 2013. Str. 422–433).


[Закрыть].

Историк Милош Кович напоминает, что происходившее на Балканах полностью укладывалось в общую тенденцию того времени. Против Османской империи восстали не только на Балканах, но и во всех остальных ее пределах. В Европе взбунтовались все малые нации: каталонцы, ирландцы, финны, поляки, литовцы, эстонцы, румыны, итальянцы – подданные империй. Норвежцы отделялись от шведов. Повсюду возникали общества заговорщиков, от рук которых погибали короли, королевы, президенты, губернаторы, премьер-министры… Победа Японии способствовала пробуждению самосознания народов Азии. Наступило время массовых забастовок, охвативших все страны[43]43
  Ковић Милош. Гаврило Принцип, Документи и сећања. (Прометеј – РТС). Нови Сад, Београд, 2014, С. 20–24.


[Закрыть].

Согласились бы сегодня итальянцы, венгры, чехи, словаки, поляки или румыны, чтобы всю их историю XIX в. и периода Первой мировой войны пересмотрели ради интересов тех сил, которых мировые войны смели с исторической сцены? Сторонникам исторического ревизионизма костью поперек горла становится каждый исторический факт, отступающий от параметров новой политической корректности. Так, некоторым участникам дискуссии о Балканских войнах «сомнительными» кажутся сообщения сплитской газеты «Слобода» – органа Хорватской народной прогрессивной партии, – опубликовавшей 18 августа 1912 г. передовицу «В Хорватии сколачивают виселицы…». В ней шла речь о вынесенных 12 августа в Загребе приговорах Луке Юкичу (совершившему покушение на бана Цувая), Джуре Цвиичу, Августу Цесарцу, Франье Неидхарду и др. Статья, а точнее плакат, заканчивалась словами: «Пускай льется кровь, ибо только кровью питается древо Свободы. Да здравствует объединение и освобождение югославян – хорватов, сербов и словенцев!». Произошло это за два месяца до начала войны, которой суждено было воодушевить славян по всей Монархии. Множество таких свидетельств о настроениях в «мультиэтничной и толерантной» империи читатель обнаружит не только в произведениях современников – Йосипа Хорвата, Оскара Тартальи, – но и в работах молодых хорватских историков, как, например, Игора Деспота[44]44
  Horvat Josip. Pobuna omladine 1911–1914 (priredio Branko Matan). (SKD Prosvjeta Gordogan). Zagreb, 2006. S. 172; Despot Igor. Balkanski ratovi 1912–1913. i njihov odjek u Hrvatskoj. (Plejada). Zagreb, 2013. S. 189–268.


[Закрыть].

В то же время на интересующих нас территориях имели место и другие политические течения, пребывавшие в меньшинстве, но весьма крикливые и пользовавшиеся поддержкой австро-венгерских властей, особенно после Сараевского покушения. Речь идет о Чистой партии права, которая во многих городах Хорватии и Боснии стала зачинщиком антисербских погромов и демонстраций. Партийная печать разжигала ненависть, а выступления депутатов Сабора представляют собой образцы пропаганды, которая еще многие десятилетия будет оказывать влияние на историков. Приведем выступление председателя партии др. Александра Хорвата, представившего франковское видение Сараевского покушения:

«Исторический факт, что прискорбное сараевское злодеяние, совершенное сербской рукой, разожгло огонь пожара. Факт состоит в том, что небольшое Королевство Сербия, ошибочно воспринимающее как свое предназначение, так и принцип народного единства, а также руководствующееся собственными империалистическими устремлениями, посмело пойти против своего соседа – мощной монархии – и осуществить покушение, которое не могло остаться без возмездия. И оно последовало. Вспомним, с какой озабоченностью в те дни мы ожидали, что произойдет. И каждый понимал: что-то должно быть предпринято ради сохранения чести и авторитета старославной габсбургской династии, коли пал самый достойный ее представитель»[45]45
  Цит. по: Krizman Bogdan. Hrvatska u Prvom svjetskom ratu. Hrvatsko-srpski politički odnosi. (Globus). Zagreb, 1989. S. 142–143. (Речь депутата А Хорвата на заседании Сабора 10 августа 1914 г.)


[Закрыть].