Текст книги "Университет Специальных Чар. Книга 3. Маэстрине некогда скучать"

Кстати, до меня с запозданием дошло, почему ртов четыре. Сначала я думала, что магистр оговорился. Про змею-то я и забыла. Она напомнила о себе сама. Ректор академии Изнанки накормил не только нас с Софи, но и мою адскую псину.

Глава 3

Гронху поставили здоровый таз с мясом и костями, порубленными кусками разной величины. Сверху щедро накидано какой-то зелени, мытой, но не очищенной моркови, картошки и, кажется, редьки. Я оценила масштаб порции и приуныла, тут, наверное, нехилых размеров баран поместился и на гарнир килограммов пять корнеплодов. Даже если раз в неделю, все равно для моего бюджета это тяжко будет.

Григорий моих дум не ведал, с аппетитом приналег на ужин. Причем ели все три головы, но по очереди. Тело только перетаптывалось, чтобы удобнее было. И вот тут-то и четвертый рот решил поесть. На конце хвоста проснулась змея, зевнула… – змеи зевают?! – покрутилась и нырнула под брюхом к кормушке. Не дотянулась, естественно. Но владелец хвоста послушно повернулся задом на минуту, змеиная пасть выбрала себе кусок по размеру и цапнула его. Гронх тут же развернулся мордами обратно к еде, а змея неспешно принялась заглатывать свой кусок мяса, словно натягиваясь на него.

Ужас! Кажется, у меня начинается фобия.

Я и собак-то никогда не любила, а уж змей так и подавно. А теперь вот…

Но зато, судя по словам специалиста, следующая кормежка только через неделю. Лучше даже еще позднее. Но не ранее, чем я вновь сюда приду в «субботу» читать лекции. Максимум, что мне разрешили, угощать гронха чем-то вкусненьким с рук для поощрения. Совсем немного. А то пережрет животное, болеть будет. Хотя это и не животное как бы, а местная типа псовая нечисть. А вот воду разрешать и предлагать. Змее можно молоко иногда. Но совсем немного.

Артефакт переноса выпустил меня из перехода прямо у дверей моей комнаты в преподавательском общежитии. Время уже было довольно позднее, люди отдыхали, из-под дверей кое-где выбивался свет.

Григорий вышагивал рядом, крутил во все стороны тремя головами, принюхивался и нервно передергивался. Потрясений у демонического пса сегодня изрядно. Из бездны вытащили, убить пытались, книгой избили, покорили и привязали, покормили вроде, что хорошо. Но снова притащили неведомо куда.

Вот и выглядел он как взрослый щен, очень отважный, но которому все-таки страшно. А так-то он смелый.

Моя комната отчего-то оказалась не заперта, что странно. Мастер Ханк всегда за собой ее захлопывает. А кроме меня магический доступ я настраивала только на Артура. Но что бы ему тут делать без меня?

– К ноге. Тихо. Рядом, – велела я гронху и вошла в комнату.

Включила свет, повернулась и вздрогнула. В кресле напротив двери сидел магистр Гресс и щурился от внезапной яркости освещения.

– Ой. А ты чего тут сидишь в темноте? – растерялась я и даже перескочила на «ты».

Через миг Артур уже стоял, но это нормально, мужчина всегда встает, когда входит дама, так что я и не удивилась. А вот вспыхнувшие в руках магистра боевые пульсары – это совсем другое дело.

– Мари… – напряженным голосом произнес Артур, глядя мне под ноги.

Оттуда доносился странный звук, словно на низких частотах гудит мотор какой-то мощной техники. Даже не могу сообразить: не то бензопила, не то трактор, не то танк. Три мотора. Три мощные штуки.

Припав на передние лапы, готовый атаковать, там утробно рычал на Гресса мой песель.

– Свой! – коротко обронила я гронху, не зная, что делать и долго ли я удержу поводок, если эта гора мышц решит прыгнуть вперед.

Григорий заткнулся, как только прозвучал последний звук слова. Просто – хоп, выключил все три рычалки и сел на попу.

Ректор поднял на меня взгляд. М-дя. Вот так здоровые люди с ума и сходят. Надо пояснить как-то.

– Артур, ты только сильно не нервничай, ладно? Это мое цобачко. Так получилось. Ты погаси эти… пульсары. Он не станет на тебя нападать. Григорий, ведь не станешь? – Я посмотрела вниз.

Гронх радостно тройственно хрюкнул и завилял хвостом. Интересно, змею не укачивает на таких аттракционах?

– Мари… – настороженно произнес Гресс, приглушая яркость своих заклинаний, но не убирая их до конца. – Где ты взяла гронха? И почему он теперь магически к тебе привязан?

– О! Ты это видишь? – обрадовалась я. – Какое облегчение! Ты присаживайся, я только устрою Софи в манеже. Они наигрались с приятелем, пик активности прошел, но спать еще рано. Барон тут? А, Рыжик, иди сюда, мой хороший. Кис-кис, – позвала я вкрай офигевшего кота, обнаружившегося на шкафу.

Вероятно, он взлетел туда, когда мы вошли.

Софи я опустила в манеж, накидала ей игрушек и пирамидок, поставила рядом бутылочку с водой. Софи, как и я, была водохлебкой. Пила воды много, с удовольствием, предпочитала ее всем прочим напиткам, кроме молока. Но молоко для нее это пока что еще все-таки еда.

– Сонечка, поиграй пока, хорошо? – улыбнулась я ей. – Мама познакомит нашу собачку со всеми.

– Собачку?! – сдавленно уточнил из-за моей спины Артур.

Устроив малышку, я выпрямилась и, не выпуская поводка гронха, вернулась в столово-гостиную зону.

– Артур, позови Барона, пожалуйста. Я познакомлю животных. Им придется много времени проводить вместе.

– Придется? Вместе? То есть ты не сбежала и не собираешься переезжать… – сделал странные выводы маг, тоже переходя на «ты». Ну надо же, свершилось. – Барон, иди сюда.

У кота было свое мнение насчет того, с кем он хочет знакомиться, а с кем – не очень. Но Григорий вел себя смирно, сидел у моих ног неподвижно, не рычал, не скалился, только отслеживал тремя парами… ах нет, четырьмя парами глаз передвижения Барона. Змее тоже интересно. А может, ее все-таки укачало, так сильно гронх мотылял хвостом.

– Барон, дружок, иди сюда. – Я взяла рыжика на руки, он шипел, вздыбив шерсть и прижав уши, но царапаться не пытался. А я принялась успокаивающе ворковать: – Смотри, это мой пес. Он вообще-то гронх, но это неважно. Ты не смотри, что он такой… внушительный. Он просто жил в бездне, а там все страшно и плохо. И он еще малыш, ему даже годика нет. Тебя он не обидит. Григорий, Гриша, знакомься. Это мой маленький друг. Наш друг. Свой. Любить. Беречь. Не обижать.

Три гронховы башки сделали бровки домиком и поставили уши торчком. Потом все одновременно склонились набок, рассматривая кота на моих руках. Потом точно так же синхронно – на другой бок. Абсолютно собачьи повадки.

– Свой! – повторила я. Хвост Гришки вильнулся туда-сюда. Змея не выдержала и цапнула владельца за зад.

Толстая шкура гронха, естественно, не прокусилась, но хвост перестал летать как бешеный. И змея тоже открыла глаза и уставилась на кота. Кажется, будь Барон обычным зверем, он бы уже скончался от разрыва сердца. Но он тоже магическое животное, да и хозяин рядом. Стоит, напряженно следит за нами, но молчит. Хотя щит не снимает и боевые пульсары не убирает. Но это нормально, я его понимаю.

– Котик, я сейчас наклонюсь, чтобы вы могли друг друга понюхать. Хорошо, маленький? И надеюсь, ты сможешь помочь и присмотреть за моим питомцем. Гриша только по размеру большой, но ему нужен старший товарищ и учитель. Ладно, Рыжик?

Барон посмотрел на меня, выражая всей своей котячьей душой, что он думает насчет таких предложений, но тут подал голос Артур:

– Барон, знакомься. Это друг Мари. Он свой.

Ну вот и славно. Тот свой, и этот свой. И радует, что котик не просто котик, а что-то тоже умеет.

Гронх обнюхивал кота шумно, радостно, с энтузиазмом. Молодой пес, как я его воспринимала, был полон энергии, жажды жизни и любопытства. Даже хвост-змея соизволил осмотреть Барона и потрогать языком. Нервы у кота – стальные канаты. Я бы уже скончалась от ужаса, а этот шипит тихо, но тоже нюхает.

Нанюхавшись и насмотревшись, все три собачьи морды облизнули офигевшего кота, отчего он сразу стал немного несчастный и очень мокрый. У меня дернулся глаз. У кота дернулся хвост. Но он сдержался. Мужик!

Кстати о мужиках.

– Григорий, познакомься с Артуром. Нюхать. Запоминать. Свой. Это Артур Гресс, магистр, ректор, босс, шеф, мой начальник, друг. – Я старалась озвучить как можно больше ролей и слов.

Оставив в покое кота, гронх переключился на мага и принялся изучать уже его. Тот стоически терпел, только бледность и напряженный взгляд выдавали, что передо мной боевой маг, готовый в любую минуту атаковать демоническую тварь.

– Только друг? – спросил он вдруг невпопад.

– Что? – не поняла я.

– Только начальник, ректор и друг? – повторил он вопрос.

Я моргнула, не сразу поняв, о чем он. А он смотрел и ждал.

На столике перед ним лежал обручальный браслет. До меня дошло.

– Все сложно, да? – спросила я так же невпопад. – Убери свои заклинания. Эти странные существа подчиняются беспрекословно. Странная магия… Он вас с Бароном не тронет. Но ты, наверное, это и сам знаешь. Ты ведь магистр. Григорий, осмотри комнату. Изучай. Запоминай. Это наш дом. – Я отцепила поводок от портупеи, и мое цобачко радостно ринулось изучать свое новое жилище.

Проследив за ним взглядом, я попыталась мысленно смириться с ущербом. Наверняка попортит мебель, ковры, посшибает и расколотит что-нибудь.

– Присаживайся, – подала я пример и опустилась в кресло. – Ты давно тут сидишь?

– Да, давно. – Артур наконец убрал пульсары и тоже сел. – Я хотел поговорить. Объяснить… Ты все не так поняла, Мари. Это не… – Он кашлянул.

– Я стала свидетелем их беседы, – сказала я. Прошло достаточно времени, я уже не злилась. Ну, случилось. Ну, неприятно. Ну, не подружимся мы с мадам Кармиллой. Фигня. – Так получилось, что я вошла тихо. А они скандалили в твоем кабинете. Услышала о себе много интересного. Да и потом мне то же самое, но в более приличных фразах прямо сообщили.

– Мари, она не знала. О том, что случилось. И о тебе.

– Какая разница, Артур? Знала, не знала… Ты не обижайся только, но мне безразлично, что обо мне думают чужие люди. Ведь я не думаю о них совсем. Просто не нужно говорить мне об этом. Я мадам Кармилле так и сообщила.

– Она не планировала расторгать помолвку и требовать у тебя назад браслет, – с досадой поморщился он. – Зачем ты так с ней? Она плакала.

– А я нет. Хотя сначала немного хотелось… – задумчиво ответила я. – Женщинам слезы не вредят. Подумаешь, поплакала.

Мы помолчали. Артуру было ужасно стыдно, он переживал, и я это видела. Он оказался между двух женщин, каждую из которых по-своему любит.

– Мари, я прошу тебя простить ее. Она хорошая женщина. Да, она не так умна, как ты. И не так сильна. Она не справилась бы и вполовину с тем, что ты делаешь шутя. Но она хорошая женщина, – повторил он, не зная, видимо, как еще сгладить мое впечатление о своей родительнице. – Не злись на нее сильно.

– Я не злюсь, – совершенно честно ответила я. – Мне уже все равно. Была в ярости, когда ушла из твоих апартаментов. Когда перенеслась в академию. Когда встала на пути сбежавшего дикого гронха, защищая себя и Софи. Я была в бешенстве, очень хотела кого-нибудь поколотить и спустить пар. Ему не повезло, он не на того оскалил свои пасти. По ним и получил.

Я ужасно устала, перенервничала, рассталась с женихом, поругалась с его родителями, избила и приручила дикую нечисть, переработала стресс и разочарование, выпила коньяка, снова много работала и говорила. У меня не осталось сил на эмоции. Так что я была спокойна, даже меланхолична.

– Что ты подразумеваешь под «по ним и получил»?

– Я его забила своим ежедневником. Мои большие планы никого не оставляют безучастными, – вздохнула я.

– Не понял…

Я закатила глаза и рассказала, как все случилось. Причем из-за адской усталости говорила безэмоционально и ровно… Ну а чего, все уже свершилось. Вон, бегает шерстяная тумба на ножках, носы свои везде сует.

– Поверить не могу… – как-то сдавленно произнес ректор, глаза его подозрительно блестели, губы побелели то ли от ярости, то ли от страха за меня, а одна щека дергалась.

– Я тоже, – отозвалась я. – Задолбали меня ваши магические… нюансы. Не вздумай тоже спрашивать, почему я не активировала артефакт переноса или почему не попыталась гронха испепелить. Забыла. К тому же он так неудачно попал под руку… Или, наоборот, удачно, я пар спустила. Мне больше не хочется убивать.

Гресс закрыл лицо руками и расхохотался. Истерика, похоже, у мужика. Бывает.

Я откинула голову на спинку кресла и расслабилась. Спать ложиться надо. А сил нет. А еще надо Софи помыть, переодеть, усыпить. И самой ванну принять… Устала я.

Отсмеявшись и снова став серьезным, он спросил:

– И что теперь? Как дальше?

– Н-ну, тебе придется выпустить приказ ректора, что ты разрешаешь мне содержать на территории Усача и в общежитии эту адскую хтонь. Я от него теперь никак не избавлюсь, меня уже просветили. Я, конечно, знатно… шокирована всем этим. Но, может, сие и неплохо. Охранник вот пожизненный. Питомец типа.

– Я не совсем про это. Но хорошо. Я про нас. Мари, ты разорвала помолвку.

– Не я, а твоя мама.

– Она тоже так думает и плачет. Но мы-то с тобой оба понимаем, что ты ее просто подставила и использовала. Ты не хочешь за меня замуж? – напряженно спросил он. Взял со столика обручальный браслет и принялся его медленно вертеть, чтобы занять чем-то руки.

Глава 4

Я несколько секунд следила за его пальцами, а потом нехотя призналась:

– Знаешь, я, наверное, просто не хочу замуж. Вообще. Абстрактно. Я не готова.

– То есть дело не во мне?

– Как бы тебе объяснить… Господи, как же курить хочется со всеми этими нервами… И ведь не курю же даже, но вот хочется… Дай табачную сигарету, хоть понюхаю гадости. А то крыша едет от всего происходящего.

– Ты так странно говоришь сегодня. И перешла на «ты». – Повозившись в кармане, Гресс вынул и дал мне то, что я просила.

– Я не странно говорю, Артур. Сегодня я так вымоталась, что у меня не осталось ни крупицы жизненных сил на все эти ваши этикеты и высокопарные речи. Я не аристократка. Ты ведь помнишь, что у нас их в принципе давно нет? У нас очень простое, демократичное общество. Мы не соблюдаем в повседневной жизни высокий слог. Общаемся простыми фразами. Можем послать друг друга матом, если доведется. Да и просто выругаться. И, представь, я тоже ругаюсь, если припечет. А еще у нас принято выражать мысль в сети коротко, лишь главное. Иногда телеграфным стилем. И не приходится выстаивать целую дипломатически выверенную речь. И ты бы знал, как мне опостылели все эти ваши долбанутые заморочки. Туда не ходи, так не смотри. Вот это не надевай, а то щиколотка из-под юбки аж на два сантиметра видна. Камо́н[4]4
  Камон (от англ. come on) – в современном молодежном сленге имеет одно из значений «да ладно».


[Закрыть]! У нас девушки порой юбки носят такие, что они больше на широкий пояс похожи.

Перед тем как вляпаться во все это попаданство, я провела вечер с коллегами. Мы пили алкоголь, представь себе. Хихикали, как стая гиен, так было весело. А юбка у меня была обтягивающая и коротенькая. Едва зад прикрывала, но красивая и новая. И тут, блин, монашеские рясы Мариэллы. Интернета нет, телефонов и компьютеров тоже. Ни позвонить кому-то, поболтать по душам. Ни на сайте посидеть или кино посмотреть. Ни, блин, напечатать текст нормально. Я последний раз писала что-то от руки еще во время учебы. А потом все в смартфоне или планшете. Заметки, таблицы и доки на диске. Удобно же. И это я только про бытовой аспект. Но это ведь не все… Все эти ваши… внебрачный ребенок, ах она блудница, да как же она будет с дитем работать. Ау! Очнитесь, дворяне! Как-как… Каком кверху! Вы что, думаете, ваши бабы, простые селянки или работницы на фабриках, не имеют детей? Уборщицы, поломойки и посудомойки, прачки, ткачихи, швеи… Сотни тысяч женщин детородного возраста на низкооплачиваемых работах. Вы реально верите в то, что у них есть няньки, которые следят за их чадами, пока мать в грязи, пыли и адских условиях вкалывает? Не попадались тебе фотографии, где сидят женщины вдоль конвейера и делают тупую, монотонную дешевую работу? И у каждой второй к спине привязан слинг с младенцем. А потому что есть что-то надо матери, а на это деньги нужны. И ребенка оставить не с кем. Вот он и глотает пыль вместе с нею. Но нет же, мне мозг только ленивый не попытался выклевать, а как же это я с грудничком работать собираюсь? Да вот так и собираюсь. Потому что нам обеим нужно что-то кушать, причем каждый день, и желательно не единожды.

– Мари, я…

– Нет уж погоди! Ты спросил, я рассказываю. Завтра я снова стану сильной, ироничной и непробиваемой, натяну на лицо улыбку, возьму в руки себя, ребенка и эту трехголовую жуть на ножках. Глубоко вдохну и пойду покорять миры. Но сейчас дослушай, пока я уставшая и готова это сказать. Мадам Кармилла огорчилась, что расторгла помолвку сына? Скажите, какая трагедия! А она не огорчилась, когда много чего говорила обо мне? Нет? Когда выражала мысль, что ее сыну недопустимо иметь что-то общее с подобной особой и это страшный мезальянс? Не было у нее желания выразить сочувствие молоденькой девчонке, которая надрывается с утра до ночи, чтобы выкарабкаться из того дерьма, куда ее втоптал еще один весь «ах какой приличный на публике» аристократ? Уверена, что нет. Ей это безразлично. Потому что она благовоспитанная леди из высокого рода, вышла замуж девственницей, вела светскую жизнь, ни разу не отступая от этикета. И, наверное, самой большой проблемой мадам был сломанный ноготь и испорченный маникюр. Она бы выкарабкалась, угоди в такую беду, как Мариэлла? Мариэлла вот не смогла, сломалась. Хорошо, хватило ума не в омут с головой или повеситься, а вызвать помощь из другого мира, а самой сбежать.

– Мари, пожалуйста…

Я жестом велела ему молчать. Меня несло, остановиться я уже не могла. Вот сейчас все выскажу и успокоюсь. Причем я не кричала, не повышала голос, говорила все это ровно. Но, наверное, так оно еще жестче.

– Ты не думай, я не собираюсь с твоей мамой воевать, распускать о ней слухи или как-то досаждать. Боже упаси. У меня, конечно, поганый характер, признаю, но мне не за что ей мстить. Мы посторонние люди, и так оно и останется. Пообщались пять минут и разошлись как в море корабли. Я, собственно, вообще не собиралась эту тему поднимать и обсуждать. Ну, поговорили, ну и все, мне безразлично ее мнение обо мне. Я ведь о ней самой вообще ни секунды не думала ранее и не собираюсь впредь. Мы вряд ли еще когда-либо снова увидимся с мадам и месье Грессами. Но тебе не стоило сейчас защищать ее. Вот это меня взбесило. Что же касается нас с тобой…

Я вздохнула и устало потерла лоб ладонью.

– Это была ошибка. Нам не следовало так поспешно заключать помолвку. Мы совсем не знаем друг друга. Я тебя не знаю вообще. Только то, что ты приоткрыл во время наших бесед. И ты меня не знаешь. Причем абсолютно. Я втянулась и старательно играю чужую роль, мне это даже удается. Никто не разоблачил за столько месяцев, что я не местная. Но я ведь разная. Понимаешь? Ты видишь меня в амплуа матери, да и то ребенок-то не мой. В роли преподавателя. Маэстрины. Коллеги. Трудоголика и энтузиаста. Но ты совсем не знаешь меня – Машу. Марию Каменеву. А я не представляю, какой на самом деле ты. Ты тоже живешь под масками, как и все мы. Понимаешь? Да что тут говорить… Мы с тобой вон жениться надумали, а сами продолжали друг другу «вы» говорить. А я так не могу. И не хочу.

– Так принято, Мари, ты леди, и я…

– Я не леди, Артур, – печально улыбнулась я. – Никогда ею не была. Я самая обычная девушка, не лучше и не хуже сотен тысяч, даже миллионов, таких же. Только не здесь, а там, – мотнула я головой. – Но ты не можешь этого знать, я понимаю. И у нас жених с невестой не общаются на «вы». Они ругаются, мирятся, разговаривают, проводят время вместе, узнают друг друга. Часто бывает, что осознают, что не подходят друг другу и не готовы провести вместе остаток жизни. А у нас с тобой не было возможности что-то понять друг о друге. Ты проявил благородство, я поддалась ему, как-то даже и не поняла сама ничего.

– И что же дальше? Ты бросаешь меня?

– Я не знаю. Но знаю точно, что дату свадьбы ты поспешил выбрать. Мы не готовы к столь серьезному шагу. Ни я, ни ты, ни твоя семья.

Гресс сидел, сжав зубы, и старался на меня не смотреть. Сомневаюсь, что он хоть раз в жизни выслушивал столько всего неоднозначного.

– Артур, – грустно позвала его, – я не обманывала и не лукавила, принимая твое предложение. И позднее. Я действительно испытываю к тебе чувства. Но сегодня поняла, что к браку не готова. И ты тоже. Подумай над этим.

– А если я отменю дату свадьбы, перестану тебя торопить? Я подожду, раз так надо. Сколько ты хочешь времени на помолвку? Полгода? Год? Ты примешь назад мой браслет?

– Не заставляй меня это говорить, пожалуйста, – тихонечко попросила я. – Не могу я, не хочу и не готова выходить замуж, становиться мадам, кому-то что-то доказывать и сражаться за свое достоинство с твоей многочисленной родней. Ведь твоя мама – это лишь первый звоночек, а там еще толпы Грессов, у вас большой род. Ты мне нравишься, очень. Но даже ради тебя я не желаю битвы с кем-то.

– Видишь ли, Маша, – криво улыбнулся он. – Тебе я просто нравлюсь. А я тебя люблю. И как же мы… – Он кашлянул. – Я не позволю тебе уволиться и сбежать к демонам. У тебя контракт. И ты очень нужна здесь нам всем. Мне нужна!

Я печально моргнула. Ну что он от меня хочет? Не знаю я, что делать. Я хочу пироженку и на ручки, а не вот это вот все.

– Пирожные в шкафчике, я накрыл стазисом, – как-то растерянно сказал ректор.

– Я что, думала вслух? – удивилась я.

– Наверное… – дрогнули уголки губ Артура. – Я давно тут сижу, а пирожные были к чаю.

Я помолчала, наблюдая за перемещениями Григория по комнате. Надо его приучать к короткой форме имени. Чем я вообще думала, выбирая такую длинную кличку?

– Кстати. Откуда ты знаешь, что эта демоническая гадость называется гронхом? И ты уверен, что смог бы его остановить пульсарами?

«Демоническая гадость» была занята, вынюхивая что-то под моей кроватью.

– Видел. Наши умники иногда вызывают не только демонов, случаются осечки и прилетает вот это. Нечисть давно описана, классифицирована и занесена в бестиарии. Уровень опасности красный, то есть смертельный. Приручить его никому из людей еще не удавалось. Потому что они не поддаются людской магии и внушению. Насчет же своих сил, да, я уверен. Они вернулись еще не в полном объеме, с аурой все сложно. И до конца восстановиться я в ближайший год вряд ли сумею, хотя твои жуткие на вкус и запах эликсиры помогают, за что тебе огромное спасибо. Но на то, чтобы нанести смертельный урон молодому гронху, моих сил хватило бы. Я не атаковал сразу же лишь потому, что ты держала его на поводке. Вашу связь увидел позднее.

– Ага… – глупо ответила я. – Как же я с ним на занятия-то завтра пойду?

– Оставь в комнате.

– Он мне тогда туфли сожрет. Гриша, фу! – шикнула я. – Его ж еще и выгуливать надо. О-о-ох… Не хочу-у-у, – заканючила я. – Не люблю собак. С ними гулять надо дважды-трижды в день. То ли дело котики или хомячки. Ну бли-и-ин…

Я грустно шмыгнула носом. Так все хорошо было, с Софи гулял мастер Ханк, кот сам себя выгуливал, а теперь вот… А там холодно, снег и фу.

Артур смотрел на меня, смотрел и вдруг начал давиться смехом.

– Ну что еще?

– Мари, ты такая… Забила демоническую нечисть тетрадью и приручила ее. Довела до истерики мою мать. Разорвала помолвку с одним из самых завидных женихов королевства. Не говоря уже о том, что я твой непосредственный начальник, а ты меня бросила. Маркиз Нобль слова теперь боится лишнего сказать, так ты его построила. Вымуштровала студентов двух миров. И канючишь, что тебе придется гулять с собакой трижды в день.

– Не смешно, – фыркнула я. – И Гришку я не забила. Просто мне испортили настроение, я была чуточку зла, а он под руку попал.

Артур расхохотался, а я пожала плечами. Когда он отсмеялся, я встала.

– Поздно уже, я очень устала. Думаю, сегодня мы обойдемся без прогулки. А утром познакомлю Ханка со своим… песиком. Вдруг мастер будет добр и избавит меня от прогулок?

– Мари, могу я все же спросить? – Ректор тоже поднялся вслед за мной. – Мы с тобой?..

– Взяли паузу, чтобы лучше узнать друг друга, – помедлив, ответила я. – А браслет мне мешает в работе. Все прекрасно видят, что я не ношу никаких украшений, кроме сережек.

Покрутив обручальный браслет в руках, Артур спрятал его в карман. Мы помолчали, но я выразительно посмотрела на дверь, намекая, что пора бы уже дать мне возможность отдохнуть.

Когда мой жених, то ли бывший, то ли будущий, ушел вместе со своим котом, я позвала гронха:

– Гриша, иди сюда. Я покажу тебе, как использовать сантехнику и смывать за собой. И купаться.

Купаться гронху не очень хотелось. Но он ведь не думал, что я оставлю жить в своей комнате существо, у которого могут оказаться демонические блохи из бездны? Так что как миленький и вымылся, и уши дал вычистить, и змею отполировать. Даже распробовал и кайф словил. В этой их бездне банные процедуры явно отсутствуют. Там вообще вода-то есть?

Освоили новые команды. Я их все сопровождала жестами, чтобы приучить его и иметь возможность при необходимости указывать без слов. Буду считать, что у меня такая собачка, редкой породы. Каких только уродцев не понавыводят собаководы. Порой смотришь и думаешь, страсть-то какая! А сто́ит она при этом как крыло самолета… А хозяева кичатся и радуются, смотрите, говорят, какая у меня лапушка… А «лапушка», словно черт пучеглазый и линялый, сопит, хрюкает и слюни пускает.

Моей «лапушке» пришлось еще в добровольно-принудительном порядке освоить унитаз. Ничего, приспособился, перестал промахиваться и научился смывать. Рост и количество мозгов позволило. Все же тройной комплект и еще довесок.

Жрал гронх, конечно, в дикой демонической природе что-то такое же огромное, дикое и мясное. Но в качестве поощрения очень радовался сухарикам. Самым обычным, маленьким сухарикам. Их Софи очень любит. Теперь не только она.

Все время, пока я вписывала в быт своей небольшой комнаты неведомую хтонь и поощряла ее сухариками, я ни на секунду не теряла ощущения абсолютного сюра происходящего. Но как-то вроде уже и привычно.

Утоптав всех по местам, я и сама без сил упала в постель. Спать!