Текст книги "Воин, идущий к солнцу. Реки и горы Бодхидхармы. Книга 1"

Это что, твоя дочь должна принести тебя в жертву, чтобы ты попала в Рай? – юноша хлопнул в ладоши.

– Вся наша жизнь – жертвоприношение, – Мина окончательно невзлюбила брахмана.

Торговец поспешил ей на помощь.

– Если брахманы – бездельники, значит, и ты – непригодный человек?

– Вот я и думаю, чем бы мне заняться. Моя голова набита знаниями Вед, Упанишад, сутр, но руки ничего делать не умеют.

– Не только руки, наверное.

– Зачем Вы так?

– Молчи, неверящий в Небо.

Слово бежит за словом. Нетерпимость есть нетерпимость.

Через мгновение дрова спора превратились в костер гнева.

Мина с Кумарой набросились на юношу со всей яростью истово верующих людей.

Радха отвернулась.

– А ты что думаешь, паломник? – Мина резко повернулась к Бодхи и замерла, увидев его глаза.

– Не шумите. Ребенок спит.

Все мгновенно притихли.

Вид паломника в красном наводил невидимый страх.

По белой раскаленной дороге, под белым диском солнца шли в страну реки Нормада пятеро человек и одна тень.

Тенью была старуха Рума.

Она была чандала. Отверженная. Изгнанная из Джати.

Самое презираемое, самое бесправное существо в Бхарате.

Рожденная от шудры-отца и брахманки-матери.

Она не имела права быть рядом с людьми из других Джати.

Она не имела права пить воду рядом с ними, есть, ходить, жить рядом с ними.

В городе она всегда ходила по левой стороне дороги и колотила камнем по дощечке, предупреждая людей о своем приходе.

Любовь родила чандалу Руму. Любовь родила страдания.

Сухощавая, жилистая старуха шла вдали от путников в серых лохмотьях, с пеплом в уставших глазах.

Чандала Рума шла сзади. Впереди шел Бодхи.

Между ними брели отверженный брахман Аджигарта, продавец специй Кумара нес зонт над головами девадаси Мины и Радхи с ребенком за спиной в суме, которую связал Бодхи.

В полдень, когда жара раскалила долину до белого цвета,

в час, когда одежда стала мокрой от соленого пота,

Бодхи увидел летящую к ним желтую собаку.

Громадная, больше волка-вожака,

с горящими глазами и болтающимся языком,

с тяжелыми лапами и дрожащей, лохматой шерстью

собака бежала прямо на людей.

Бодхи понял, что случилось.

Это было страшно, непонятно, гнойно. Это был Амок.

Это было бешенство високосного лета.

От жары, расплавляющей землю и камни,

от жажды, расплавляющей мозги и кровь,

животные и люди сходили с ума.

Не чувствуя боли и страха,

они срывались с места и бежали,

убивая, раздирая все на своем пути.

Они не разбирали, кто перед ними,

убивая женщин, детей, стариков,

уничтожая крестьян и охотников.

Рудра видел во время великой засухи взбешенного, дикого черного слона, который рушил все кругом и затоптал много животных, пока не свалился в глубокую пропасть, в которую завел его бегущий царевич.

Справа возвышалась крутая, овальная, плоская скала длиной в полет стрелы.

Слева от дороги шел пыльный склон в желтый каньон без воды.

Ни подняться, ни спуститься.

Руки становились мокрыми. Сердце становилось сухим.

Замерли путники. Заблестели глаза страха.

Укус бешеного пса передавал бешенство.

Кровь превращалась в гниль.

Жара становилась лихорадкой.

Амок вселялся в человека.

Бодхи показал торговцу на женщин и на засохшее дерево чинары с ветвями-костями:

– Помоги им подняться, торговец.

Брахман, очнись.

Собака приближалась.

Женщин с ребенком подняли на дерево.

Бодхи увидел туман глаз желтой собаки, серо-желтую пену, льющуюся из пасти, услышал хрип и шипение Амока.

Не останавливая бега, пес взлетел и бросился на Бодхи, который резко уклонился и нанес собаке удар по спине.

Но животное тоже развернулось и вцепилось клыками в посох, прокусывая и разламывая его на части.

Бодхи отпрыгнул назад, внимательно глядя в глаза собаки, отбросившей щепы в сторону.

Слегка наклонив голову, она шла на красное пятно, что виделось ей в мареве жары и кипящего мозга.

Бодхи стал двигаться по кругу. Собака кружила следом.

Рывок – и казалось, что она вцепилась в ноги Бодхи.

Но царевич, подпрыгнув, перескочил через нее и вовремя – пес уже летел к нему, поднимая пыль.

Женщины на дереве закричали.

Падая, Бодхи выхватил из пыли два острых камня и, подпрыгнув, с высоты со страшной силой швырнул их в собаку.

Один камень раскроил ей череп, второй разбил позвоночник.

Раненое, умирающее животное дико завыло, захрипело, забилось, закружило в липкой, мучной пыли, в волнах горячего воздуха.

И вдруг раздался истошный крик Мины – гнилая ветвь рухнула, и мешок с ребенком полетел вниз, зацепившись ремнем за нижнюю ветку.

Бодхи был в пяти метрах от собаки, которая, увидев качающегося над землей ребенка, из последних сил, дрожа от возбуждения и боли, бросилась на него.

Собака прыгнула. Прыгнул с места Бодхи.

Мелькнула черная тень – и клыки вонзились в горло старухи-чандалы.

Пес бешено мотал большой головой, но старуха не отпускала его.

Подоспевший царевич схватил пса за загривок и с силой швырнул его на острый выступ скалы.

Стеклянным взглядом смотрела в небо старуха.

Кровь лилась из ее горла.

Сжатые пальцы держали клок рыжей шерсти.

Спина ее была сломана, но это ей уже не приносило боли.

Ее Душа летела в Небеса.

Хлопотали вокруг ребенка брахман и Радха.

Торговец собирал хворост.

Мина оборачивала тело чандалы в белоснежную ткань.

В молчании Бодхи поднес факел к погребальному костру.

А через час они уже шли по горному плато.

Жара меняла тона. Жара меняла платья.

Белое становилось оранжевым.

Красное превращалось в бесцветное.

Щелочь пота разъедала кожу. Соль заливала глаза.

И были впереди только горячие камни и деревья, застывшие в сухой пудре пыли.

К вечеру неожиданно наступила звенящая тишина.

Все вокруг стало желто-белым.

Перестали летать птицы. Перестали прыгать обезьяны.

Солнце скрылось за зернистой занавесью далекой пыльной бури.

Влево от дороги, в разломе скалы Бодхи заметил тропу и воду тонкого ручья. Здесь была тень.

Здесь было решено остановиться, чтобы продолжить путь ночью.

Радха кормила грудью ребенка.

Брахман мечтал.

Мина готовила ужин.

Продавец пряностей смотрел на нее.

Царевич, сидя в асане Сиддхи, разглядывал камни.

Кумара всплеснул руками:

– Однажды у нас в деревне пришел к брахману и буддийскому монаху наш кузнец и спрашивает: верю я в Брахмана-творца и верю в Будду, только вот не знаю, где я должен находиться во время похоронной процессии – спереди или сзади? Брахман говорит: сзади. Монах говорит: спереди.

– А ты что думаешь, Кумара?

– Я думаю, какая разница?

Главное – не на носилках.

Радха и юноша засмеялись.

Мина, прикрыв рукой смеющийся рот, повернулась к торговцу:

– Нет в Вас, Кумара, ничего святого. Нет в Вас понимания.

Кумара поднял руки:

– Вот и неправда.

Есть во мне тайна. Есть во мне и удивительная сила.

– Это какая сила?

– Сила, которая никогда не меняется.

Возле моего дома лежит камень.

Я не мог поднять его в семнадцать лет. Не могу поднять и сейчас.

Значит, моя сила не изменилась.

Теперь засмеялись Мина, Радха и брахман-отшельник.

Вечером случилось чудо.

На стоянке, в маленькой баньяновой роще,

в тени высокой, оранжевой сланцевой скалы,

у оленьего ручья, увидев танцующую Радху,

отверженный брахман был потрясен.

Глаза его блестели, а губы шептали стихи.

Очарованный красотой Радхи,

он молча взял из рук Мины таблу,

сел на камень и запел.

Это была песня летящей любви. Все замерли.

Голос юноши был чистым, хрустальным, высоким.

Это был голос чистого мира Любви.

Словно ребенок, заплакала Мина.

Торговец пряностями смотрел на дальние горы.

Забыв обо всем, с ребенком на руках застыла Радха, глядя на певца.

Невыразимое счастье бродило среди людей, слушающих юношу с синими глазами и волосами с рано выпавшим снегом.

В эту ночь Мине приснился сладкий сон.

Крепко спал и торговец Кумара.

В эту ночь всем приснились счастливые детские сны.

Рано утром Бодхи увидел Радху и Аджигарту, сидевших возле ручья.

Всю ночь они просидели рядом, держась за руки и улыбаясь.

Все вокруг было серо, пасмурно, душно.

Притихли обезьяны вдоль извилистой дороги.

Багровый диск солнца гневно смотрел на пыльную завесу, покрывшую долину, леса и горы.

Бодхи шел впереди спокойным, размеренным шагом.

Следом шли Мина и Кумара, несший в мешке за спиной уснувшего ребенка.

Замыкали шествие влюбленные Радха и Аджигарта.

Они не говорили. Только улыбались молча.

Они не замечали пасмурного дня. Они не видели дорогу.

Бог Любви Кама летал над ними.

Богиня страсти соединяла их руки.

В час заходящего солнца путники вышли из чащобы горного леса на край каменистого плато.

Бодхи поднял руку:

– Там, внизу, долина Белых Камней. За ней река и город.

Пойдем ночью. Сейчас – стоянка.

Бодхи поднялся выше, на одну из горных террас, и углубился в темный, сухой лес.

Ребенку нужно было дать отвар из сухих лесных ягод.

Уходя, царевич видел, как на стоянке Кумара развел небольшой костер и в котелке стал кипятить воду.

Сидя под деревом, Мина слушала его новые истории.

Радха кормила ребенка.

Аджигарта собирал хворост.

Было пронзительно тихо.

Щемящее чувство витало над лесом.

Отряд, ждавший царевича у реки, получил знак от своего лазутчика.

Всадников было пятьдесят. Они спешились и, обходя полукругом, стали подниматься по склону.

Командиром полусотни был Раван.

Необычайной силы воли, он был страшен из-за шрамов, покрывавших его лицо.

Приказ правителя Чолы был краток —

царевича Рудру уничтожить.

Воины окружили стоянку.

Сквозь заросли буйного тамириска Раван видел людей на стоянке.

Пелена пыли и дым костра заслоняли сидящие фигуры.

Лазутчик еще раз сказал:

– Я видел его собственными глазами.

Видел его багровый хитон, который он не сменил на желтые одеяния паломника.

Раван дал знак – и лучники подняли тяжелые луки.

На стоянке раздавался смех.

Черный предводитель взмахнул мечом —

и туча стрел полетела на людей.

Вслед раздался крик атаки —

и воины с мечами бросились на стоянку.

Бодхи, бросив на землю собранные в лист сочные ягоды,

бежал по тропе к выходу из леса.

Это была гора, где тропы, словно ленты на священном дереве, обвивали ее по большим и малым кругам.

Бодхи бежал и слышал шелест летящих стрел.

С высоты горного кряжа Бодхи видел, как туча стрел накрыла путников.

Видел бегущих воинов с мечами.

Слышал крики со своим именем.

Он понял все. Ятра превращалась в войну.

Царь Рударам сказал:

– Паломник должен совершать в пути добрые дела. Воздавать добром за добро.

Бодхи положил на землю посох странника.

Снял суму с чашей.

Посмотрел на дерево:

«Люди шли со мной. Они мне верили. Теперь их нет, и ничто не вернет их.

За добро – добром.

За зло – по справедливости.

Люди, поднявшие меч на безоружных, не увидят рассвета».

Раван и его воины, стоявшие внизу на выступе скалы, подняли головы, услышав крик сверху.

Над ними, на краю зарослей стоял царевич Рудра.

Он был один и без оружия.

– Слушайте меня, воины Чолы.

Мое имя Рудра. Я сын царя Рударама.

Я, правитель Канчипурама, говорю Вам – Вы не увидите рассвета.

Неожиданно он повернулся и побежал к лесным чащобам Горы Черного Буйвола.

Раван развернулся к своим солдатам:

– Десятка Бхригу остается охранять лошадей и выход из леса.

Остальные – в погоню. Идем обхватом – кольцами.

Рудра в ловушке. Вперед.

Хрипели лошади. Звенели щиты. Клубилась пыль.

Воины бежали наверх по склону.

Они знали, что западная сторона горы резко обрывается пропастью.

Знал это и Бодхи.

Бой есть бой. Железо режут железом.

Клин выбивают клином. Разум побеждает темноту.

Бодхи бежал вверх по склону, вглубь горного леса.

Бежал дорогой змеи, бросаясь то влево, то вправо.

На бегу он поймал барсука и, разорвав его,

стал поливать кровью листья кустарников.

Враги должны знать точно, что царевич ранен.

Они должны знать, что загнали его в ловушку.

Не добегая пол-полета стрелы до конца леса,

Бодхи побежал влево, а затем повернул назад.

Теперь скорость бега надо было увеличить вдвое и не создавать при этом шума.

На бегу, скрываясь за стволами деревьев,

бесшумно скользя вдоль бамбуковых зарослей,

прыгая через овраги, кусты и засохшие русла ручьев,

Бодхи видел цепь-кольцо воинов, идущих по лесу,

видел их оружие и видел Равана,

лицо которого искалечил в битве на реке Панча.

Отметил царевич и скорость передвижения врагов.

Наступали пыльные сумерки душного летнего дня.

Пыльные облака, словно гроздья черного винограда, застыли-замерли-повисли в высоте тяжелого бело-свинцового молчавшего неба.

Обойдя три кольца врагов, Бодхи добежал до начала леса, где Раван оставил лошадей и охрану.

Быстро спустившись вниз по левой стороне обрыва, шагом змеи он приблизился к лошадям.

Успокаивая благородных животных особым звуком, царевич пробирался под их животами к засохшему вязу, застывшему на краю каменистого плато.

Поднявшись на дерево, Бодхи увидел десять воинов, стоящих по периметру, охраняющих лошадей и стоянку, догорающий огонь костра, лежащие у стены-скалы тела своих спутников.

Посмотрев на небо, царевич увидел черное облако.

Оно стремительно приближалось к лесу со стороны Пропасти Слонов туда, где сейчас скопились его враги.

Сердце царевича наполнилось гневом.

Дух горел огнем ненависти.

Тело было сжато багровой пружиной.

Только разум был спокоен.

Разум замер и исчез. В Бодхи вселилась Пустота.

Два воина охраняли лошадей.

Четверо стояли у подъема на горный кряж.

Четверо сидели у подножия скалы.

Первого воина Бодхи убил в прыжке с дерева ударом стопой в горло.

Приземляясь, он вырвал из рук падающего меч и мгновенно бросил его в голову второго, пробив насквозь шлем и череп.

Движения Бодхи были спокойными и точными.

Сгусток кипящей энергии, клокотавшей в его груди, видел всех и каждого.

Теперь у него в руках был боевой лук чолов,

а у ног лежала россыпь стрел из брошенного колчана.

Четыре мгновения – натягивания тетивы.

Четыре предсмертных хрипа.

Четыре воина у подножия скалы рухнули лицом в траву,

пораженные стрелами в глаз, рот, горло и сердце.

Отбросив лук, Бодхи взял в руки два боевых топора.

Сидевшие под скалой воины вскочили и, выхватив мечи, бросились ему навстречу.

Увернувшись от удара мечом, Бодхи воткнул топор в грудь нападавшего.

Разворачиваясь снизу-вверх из нижней стойки, он вторым ударом раздробил позвоночник атакующего справа.

Вращая выхваченным мечом, ударом между ног он разделил надвое стоявшего сзади.

В прыжке, без крика царевич вертикальным ударом сверху-вниз вонзил меч в голову четвертого.

Не останавливая движения энергии внутри себя,

Бодхи развернулся и пошел в сторону лошадей.

Криком волков он поднял их на дыбы и погнал в сторону дороги.

Поднимая клубы пыли, издавая дикое ржание,

кони ринулись в пустоту долины,

над которой сквозь серый туман

пробивались первые багровые звезды.

Бодхи вновь бежал по заросшему кустами смородины склону вверх.

Он бежал в центр леса, где его ждали враги.

Теперь у него было оружие —

боевой лук, колчан, набитый стрелами, два ножа и меч.

Бодхи знал, что Раван оставит одну линию своих солдат в начале леса, вторую – в середине, а третья дойдет до обратной стороны черной горы и, не найдя его, повернет назад.

Теперь они будут сжимать кольцо,

проверяя каждое дерево,

каждый куст, каждый завал бурелома.

Ненависть будет гнать Равана.

Жажда денег будет гнать его воинов.

В центре леса находилась Кабанья Поляна, окруженная со всех сторон столетними дубами и звериными тропами.

Туда и сходились воины Равана.

Первыми стали валиться на землю воины третьего круга.

Бодхи стрелял из лука, бесшумно перебегая с одного места на другое.

Два точных выстрела и быстрый переход.

Два свиста стрел и бег за деревьями.

Идущие в цепи, не успев крикнуть, падали в траву.

Идущие в цепи замерли. Остановились. Растерялись.

Смерть настигала их из-за деревьев, кустов, сверху, снизу, слева и справа.

В отряде началась паника.

Воинам Чолы казалось, что джунгли поедают их.

Цепь воинов разорвалась, скомкалась, загудела.

Крики воинов смешались со свистом ветра, летящего в долину Белых Камней.

Раван кричал, собирая своих солдат в центре Кабаньей Поляны.

Здесь они, развернувшись, встали квадратом и, спрятавшись за щитами, стали ждать рассвета.

С высоты двух обнявшихся пальм Бодхи видел квадрат выставленных щитов.

Видел Равана с мечом в руках.

Видел страх, ненависть, готовность к бою.

Запахло рассветом. Наступило затишье.

Так всегда бывает перед песчаной бурей.

Бодхи ждал шума лесных кабанов,

на чьей земле сейчас затаилась засада воинов из Чолы.

За час до рассвета раздался треск ломаемых веток,

фырканье и глухой рокот-топот бегущего стада.

Он шел слева от поляны.

Грохот нарастал. И вдруг раздался страшный крик джунглей.

Два воина не выдержали.

Бросив щиты, они вскочили и тут же рухнули, пораженные в голову стрелами, сверкнувшими сверху, словно две молнии.

Раван зарычал на своих воинов.

И тут на поляну выскочило

десять громадных, клыкастых диких свиней.

Замерли кабаны. Замерли воины.

Бодхи, стремительно обежав поляну,

прыгая через кусты, корни и ямы,

оказался за диким стадом.

И тут он издал страшный вой волков, жаждущих крови.

Вздрогнув, стадо, почуяв за спиной опасность,

бросилось вперед, сметая все и всех на своем пути.

Железные клыки раздирали животы и лица.

Железные копыта втаптывали в землю руки и ноги.

Воины рубили кабанов мечами, протыкали копьями.

Но строй был сломлен, сбит, разбросан.

Харканье смешалось с криками.

Крики слились с гулом летящего смерча.

Вслед за обезумевшим стадом бросился на поляну, в хаос мечущихся воинов и кабанов, царевич.

Бодхи бил врагов точными ударами меча, уворачиваясь от копий и прыгая через орущих животных.

Опомнившись от внезапного удара-натиска, воины Чолы развернулись, сжались в два ряда и побежали ему навстречу.

Внезапно над головами дерущихся раздался режущий, коверкающий треск.

Злой и хлесткий ветер поднял с земли

громадные ворохи листьев, веток,

засохших корней и, вздыбив, погнал их по гудящему лесу.

Люди в лесу остановились.

Со всех сторон на них налетели пыль, песок, камни.

Зашатались, заскрипели пальмы, дубы, сосны.

Завыл, захрипел, заскрипел старый, жилистый лес.

Засвистели, загудели, закричали звери и птицы.

Ураган, словно змеиный клубок-вихрь,

закружил-завертел все вокруг,

поднимая к черному небу пыль и грязь усталой земли.

Визжали покрытые кровью кабаны.

Кричали раненые солдаты.

В безумии бури они метались по кругу поляны,

налетали друг на друга,

хватались за ветви и лианы, пытаясь устоять на ногах,

и попадали под рубящие, колющие, пробивающие удары мечом.

Ураган пошел дальше, в сторону белой долины,

сметая и круша все на своем пути.

На кабаньей тропе остались лежать,

покрытые кровью, песком и колючками воины из Чолы.

Кричали красные обезьяны.

Рвались вверх птицы,

освобождаясь от сжигающего, кипящего страха перед смерчем.

По извилистой лесной тропе с мечом в руке

бежал обезумевший Раван.

Он натыкался на стволы пальм,

цеплялся за колючие буреломы,

валился на ворохи красных листьев и чувствовал,

что Бодхи идет по следу.

Он падал, вставал и снова бежал.

Он слышал крик своего кровного врага, идущий сверху.

Слышал, как тот прыгает с дерева на дерево.

Слышал гул своего скачущего сердца.

Раван выскочил из темноты леса на опушку.

Кубарем скатился по косогору к каменистой стоянке.

Лошадей не было.

Охрана была перебита.

Оставалось одно – бежать по дороге вниз.

Спасаясь от Бодхи, от проклятых джунглей, от страшной ночи,

Раван развернулся и отшатнулся.

Зубы его заскрипели-заскрежетали.

Рука с мечом вытянулась вперед.

Перед ним стоял Бодхи. Неподвижный. Молчавший.

Лицо царевича было черным. Черным был и его взгляд.

Резким ударом ногой в живот и круговым ударом в затылок Бодхи отбросил Равана с края пропасти на середину каменного выступа.

Еще двумя ударами железной ладони он сломал ему руку и ключицу.

Отбросив ногой выпавший меч, Бодхи смотрел, как корчится Раван от боли, как он встает:

– Ты, Раван, умрешь без меча. Умрешь, как торговец.

Воин не убивает женщин и детей.

Глядя в глаза врагу, Бодхи нанес Равану страшный, пробивающий удар ногой в грудь.

С треском разламывающихся костей,

с воем, захлебнувшимся в крови,

тело Равана взлетело над острыми камнями

и исчезло в пыльной пасти желтой пропасти.

Наступал рассвет.

Песчаная буря ушла, растворилась на просторах долины Белых Камней, а из-за отрогов дальних гор вставало солнце.

Небо очистилось от пыли, песка, скверны.

Небо было белым, без облаков и без птиц.

Царевич стал собирать в центре стоянки большой погребальный костер.

Буря вынесла из леса много изломанных, сухих стволов деревьев, много веток, много горечи.

Царевич работал спокойно, собранно.

Великая печаль легла тенью на его лицо, когда он стал переносить тела.

Мина – великая мать-труженица.

Рядом – мудрый и веселый Кумара.

Затем Бодхи перенес тело Радхи – вечной Весны.

Переворачивая тело восставшего брахмана Аджигарты, Бодхи услышал писк.

Медленно подняв тело юноши,

он увидел под грудой скомканного плаща

лицо плачущего ребенка.

Он был жив и тянул к царевичу свои маленькие, пухлые ручки.

Юноша-брахман в последний миг своей жизни

накрыл телом ребенка своей возлюбленной.

Тело Аджигарты легло рядом с телом Радхи.

Бодхи поднес к погребальному костру горящий факел.

Затем сел рядом с ребенком, которому принес плоды банана и молоко кокосового ореха.

Так они и сидели рядом, глядя на бурлящий огонь,

уносящий в царство предков,

в царство Богов четыре благородных Души.

По пыльной, теплой дороге шел с горы в долину Бодхи.

За его спиной в мешке спал ребенок.

Сверкали над головой желтые звезды.

Густая темнота была тихой, мягкой, пахнувшей мятой.

Она была в ожидании. Она была в томлении.

Сухая земля, сухие травы, сухие деревья, горячие горы.

Все ждали дождя.

Впереди раздался шорох травы.

Бодхи замер.

Темнота заговорила голосом мага Саттора:

– Мир и здоровье тебе, царевич Рудра.

– Мир и тебе, маг Саттор.

Маг Саттор и Бодхи сидели у костра.

Рядом на красном плаще спал крепким сном ребенок.

Саттор говорил мало, но каждое его слово было словом мудрости:

– Ребенка я заберу во дворец. Мы воспитаем его свободным.

Вот мешочек с травами и зернами.

Ятра превратилась в войну. Береги себя.

Мир тебе, свободный человек!

– Мир тебе, Учитель.

Бесшумно подняв ребенка, маг Саттор растворился в темноте.

Бодхи стоя проводил его.

Засыпав костер песком дорог, Бодхи продолжил путь.

Впереди его ждала река Кришна.

Живущие на болотах алчности, с желтыми глазами,

живущие в гное похоти, с потным запахом страха,

живущие в темноте грязных слов и грязных вестей,

живущие в желчи нетерпимости,

не видно вам дороги в сверкающие горы,

не видно вам птенца, выпавшего из гнезда,

не видно вам чистого поцелуя юных влюбленных,

не видно вам сверкающего неба.

А радуга уже раскинула качели весны.

И засмеялась мать, качающая люльку с ребенком.

И сели на лошадей всадники в красном.

И путник поднял свой посох.

И птица уже летит через просторы реки.

По большой сланцевой дороге Бодхи поднимался на один из хребтов Восточных Гат.

Справа пели тысячи птиц и бушевали красками джунгли.

Слева шумела река на дне бездонной угольной пропасти.

Царевич остановился. Навстречу ему бежала босая женщина, размахивая красным платком.

Когда она подбежала, Бодхи увидел маленькую, смуглую, жилистую старуху с пронзительно синими глазами. Она пыталась что-то сказать, но голос свистел перебитым дыханием.

Бросив на землю посох и суму, Бодхи побежал широким шагом большой охоты по тропе, на которую показывала старуха.

Подбежав к базальтовой скале, Бодхи увидел плачущего старика у входа заваленной пещеры.

Царевич поднял левую руку. Старик замолчал.

Сквозь слой щебня, песка и камней Бодхи услышал глухой женский голос и крики детей.

Голоса слабели. Старец упал на колени и заплакал.

Стальными ладонями, словно небесный кузнец в мастерской грома и молний, Бодхи хватал куски скал и швырял их далеко в сторону от завала.

В нем проснулся, клокотал, бурлил и взрывался сотнями белых солнц сгусток страшной красной энергии, который он впервые почувствовал в джунглях, когда выжил после страшной засухи.

Он мог вызывать ее. Но остановить ее было невозможно.

Она уходила сама.

Расчистив дорогу к входу, Бодхи увидел громадный рубленый валун, перекрывающий вход в пещеру и одновременно поддерживающий вершину каменного свода, не давая ему рухнуть.

Бодхи развернулся к старикам:

– Я отброшу этот камень и буду держать свод.

Вытащите из темноты детей.

– Пусть помогут тебе Боги, паломник!

Сцепив зубы, сделав сильный вдох животом, собрав всю энергию в чакре Манипура, Бодхи начал медленно поднимать и сдвигать валун.

Ступни стали входить в землю.

Натянутые мускулы спины готовы были разорваться.

Глаза налились кровью.

Из десен пошла розовая пена.

С рычанием взбешенного буйвола Бодхи отшвырнул в сторону камень-гору и мгновенно подхватил на плечи оседающий гранитный свод.

Бодхи еще раз посмотрел на стариков.

Первой вбежала в темноту и пыль старуха, за ней бросился косолапый старик.

Царевич слышал за спиной шум сдвигаемых камней.

Видел перед собой красно-желтые круги.

Чувствовал уходящие в пыль ноги.

Старуха вынесла из пещеры двух плачущих детей, старик – бесчувственную мать.

Бодхи приподнял гранитный свод и с криком атакующих джунглей резко прыгнул вперед.

За его спиной раздался страшный грохот.

Базальтовый свод рухнул, разбивая и разбрасывая во все стороны осколки камней, пыль и режущий щебень.

Было жарко.

Солнце накалило горы, реки, деревья.

Стояла знойная, зенитная тишина.

И только в сухой, желтой, летней траве сурово стрекотали воинственные, янтарные кузнечики, недовольные беззаботным танцем серых, хохлатых воробьев.

Старуха, улыбаясь глазами, поднесла царевичу воду в тыкве-горлянке.

Бодхи подставил ладони и омыл свое лицо.

Потом он сделал пять маленьких глотков.

Бодхи был воином.

Воин всегда оставляет последнюю воду самому слабому.

Старуха вновь протянула ему тыкву-горлянку:

– Пей, сынок. Это святая вода из священной реки Кавери.

– Как твое имя, старшая мать?

– Синивали.

– Где муж твоей дочери?

– Погиб, защищая город Чоли. Он был воином.

Бодхи вытащил из сумы золотой знак с пятью драгоценными камнями и отдал его старухе.

– Это Даршан. В городе вам дадут за него много золотых монет. У детей должен быть дом, сад и корова.

– Пусть Боги будут с тобой, путник.

– Мир и здоровье вам, собиратели меда.

Бодхи ушел, а бабушка Синивали в точности исполнила его желание.

На большие деньги, вырученные за пластину с изображением Паллавы, они купили на окраине города дом с большим садом и корову, дающую много молока.

Еще одну корову они подарили Богу Шиве.

А через много лет, в сезон дождей, под грохот грома и сверкание молний среди ночи проснулась мать Синивали.

Она посмотрела в темноту, и ее дочь услышала:

– Это был царевич Рудра.

Тот, кого я проклинала.

Поднимаясь на вершину пологого хребта, Бодхи внезапно остановился. Священная река Кавери была первой, которую назвал царь Рударам.

Солнечная, прозрачная, щедрая, радостная,

бегущая серебряной нитью с Запада на Восток,

связывающая Кералу, Чолу, Пандью и Паллаву,

возвращающая людям надежду,

взывающая сквозь гарь войны к миру,

Кавери – священная река.

Бодхи не любил Кавери.

Он навсегда запомнил, как его, шестилетнего, сбросили с Черной Скалы Волков в пропасть, по дну которой текла река.

Отшельник-араньяк, страшный, с волосами до земли, со змеей на шее и обезьянкой на голове вытащил его на берег и захохотал:

– Ом!

Напился в первый раз сам. Бхур!

Второй раз пить не будешь. Бхува!

Третий раз выпьешь из рук Луны. Сва!

Араньяк ушел, оставив его на лесной тропе, где его вновь нашли люди племени маймунов.

Убивать его не стали, а забрали в Красные джунгли.

Во второй раз царевич видел реку во время войны.

На покрытом галькой берегу лежали отравленные водой люди и животные.

Тогда он приказал воинам не подходить к воде.

В третий раз он омыл лицо и выпил воду Кавери из рук старухи по имени Синивали, означающему Богиню Новой Луны.

Первой из девяти рек Ятры царь Рударам назвал Кавери.

Бодхи не пошел к ней. Река сама пришла к царевичу.

Араньяк с коброй на шее оказался прав.