Текст книги "Хранители. Часть 2. Неистовые элементали"

Миприя развернулась, прошла на корму к Кеннбурге и облокотилась на фальшборт. Подруга обняла её за плечи, и они, как обычно, погрузились в беседу. Дармар любовался морем, тактично делая вид, что ничего не слышал, а Эралькса стояла рядом с виновато опущенной головой. Ангелона совершенно не волновал конфликт Миприи и Резагды, а Иджвал, стоя на носу корабля, сосредоточенно вёл судно вперёд.

Резагда невольно посмотрела на Саэрвила. Держась за шкот, он стоял на фальшборте и в свою очередь смотрел на неё полным отчаянной мольбы и одновременно тепла и нежности взглядом. Но Резагда, наполнившись к нему ещё большей ненавистью после резкого диалога с дочерью, смотрела зло и непримиримо.

Глава 4

После двухдневного плавания хранители прибыли в порт Бра́дидас, который разительно отличался от беспечного порта рыбаков запада. На тихой набережной не только отсутствовала торговля, но и вообще не было людей, за исключением десятка военных, зато вдоль многочисленных причалов стояли огромные фрегаты, а сам город очерчивала мрачная серая стена.

Ранним утром, когда корабль хранителей встал у свободного причала, стоял туман и мёртвая тишина, которую нарушали только крики чаек. Уставшие путники сошли с тендера, но едва их ноги коснулись аккуратно выложенной камнем набережной, как их немедленно остановили портовые стражники. Они внимательно оглядели хранителей, чей внешний вид оставлял желать лучшего, ибо не менялся с тех пор, как они покинули долину Иненгур, забрав одежды у трупов.

– Что таким бродягам нужно в нашем городе? – наконец спросил один из стражей.

– Мы не бродяги! Мы мирные путешественники! – нахмурившись, возмущённо заявила оскорблённая Эралькса.

– Что-то не похожи вы на путешественников, – заявил второй стражник. – Таких оборванцев я давненько не встречал.

И, переглянувшись, все трое ехидно оскалились.

– Просто наше путешествие было очень долгим и утомительным. Мы не сходили на берег больше месяца, – соврала Эралькса.

– И откуда же вы? – хохотнул третий стражник.

– С Красных островов.

– И с какой целью вы хотите посетить наш город?

– Хотим отдохнуть после долгого плавания и собрать припасы в дальнейшую дорогу, – улыбнувшись, быстро ответил Дармар и, указав на Эральксу и остальных, лихо солгал. – Это моя жена и наши дети.

Стражники ещё раз внимательно всех оглядели.

– Что, все они ваши дети? – с сомнением спросил первый стражник.

– Да, все наши.

Тут взгляд стража выхватил стоявшую в окружении друзей Резагду, которая своим новым нарядом выгодно отличилась от остальных.

– И эта тоже? – не отрывая от ведьмы взгляда, кивнул в её сторону стражник.

– Да, это наша старшая дочь…

Не дав договорить Дармару, они, растолкав хранителей, вплотную подошли к Резагде.

– Чтобы пройти в город, вам придётся заплатить пошлину, – похотливо оглядев её, оскалился гнилыми зубами первый страж.

– Что за вздор! – воскликнул Дармар. – Никогда такого не было, чтобы брали пошлину за то, чтобы пройти в город! Кто это придумал?

– Не придумал, а ввёл, – обернувшись к чародею, грозно пробасил другой стражник. – Налог ввёл его Светлейшее Величество король Меррелий XVI, внук почившего Айнона Великого.

– Король Айнон умер?

– Уже давно, с тех пор, как много лет назад пропал благороднейший Гальгеди аль Рази, алхимик и лучший друг почившего короля. Об этом знают во всех королевствах. Как вы не знаете этого? – подозрительно сощурившись, спросил стражник.

Повисла неловкая пауза.

– До Красных островов с материка слухи не доходят, – буркнула Эралькса.

Стражник лишь хмыкнул и вновь повернулся к Резагде. Обступив её, все трое с гадкими улыбочками осматривали её, как товар на рынке. Как и всегда в таких ситуациях Резагда была невозмутима, но её взгляд был преисполнен красноречивого презрения.

– С вас двадцать гвизенских риллей, или сорок шесть общепризнанных этвингов, – скрипнул первый стражник.

– Это просто немыслимо! – возмутился Дармар. – Это грабёж!

– Ты осуждаешь решение нашего короля? – угрожающе произнёс один из стражников, вновь обернувшись к чародею. – Осуждая решение короля, ты осуждаешь самого короля! А не враги ли вы королевства часом?

И вновь повисла напряжённая пауза, атмосфера стала явно накаляться.

– Нет, мы.., – пролепетал Дармар. – Просто это… очень дорого.

Не отрывая от Резагды взгляда полного алчного желания, один стражник сказал:

– Если ты не можешь заплатить пошлину, старик, пусть расплатится твоя дочь.

Все трое мерзко ухмыльнулись.

– Господа, – начал вновь Дармар. – Такое поведение недостойно королевских стражников…

– Молчать! – рявкнул на него страж.

– Такой красотке есть, чем нас позабавить, – крякнул другой и, подняв руку в перчатке, хотел прикоснуться к Резагде.

– Не смей трогать её, – перехватив его руку и с силой откинув её в сторону, свирепо прорычала Миприя.

Вместе с Кеннбургой они загородили Резагду собой, а стражники гнусно заулюлюкали.

– Ух, – сладострастно выдохнул один из них, переводя взгляд с одной девушки на другую. – А у тебя очаровательные дочурки, старик. Может они все смогут обслужить нас?

В глазах Кеннбурги вспыхнуло едва заметное алое пламя и, почувствовав это, Иджвал успокаивающе положил свою ладонь на её плечо.

Всё это время, Саэрвил, казалось, безразлично наблюдал за разворачивающейся сценой, но пока стражники были заняты любованием Резагды, он силой воздуха незаметно украл их собственные кошельки. Едва они, проплыв в пространстве, оказались в его руках, Саэрвил быстро вытащил оттуда двадцать золотых монет, шагнул к стражникам и, схватив одного за руку, вложил туда деньги.

– Двадцать гвизенских риллей, господа, – очаровательно улыбнувшись, произнёс он. – А теперь, будьте любезны, пропустите нас.

И не дожидаясь ответа, двинулся вперёд, заставляя стражников расступиться.

Хранители без дальнейших помех достигли открытых ворот, вошли в них и увидели степенно просыпающийся город. Несмотря на многотысячное население, утренний город казался почти вымершим. Во всех королевствах жизнь начинала кипеть с раннего утра, но только Брадидас удивил своих гостей неестественным для городов безмолвием.

Одинаковые по размеру и форме серые дома стояли идеально ровными рядами, а их коричневые крыши покрывала плесень. Туман мягко стелился полупрозрачной дымкой вдоль улиц, на которых очень редко встречались горожане. Казалось, время здесь замедлило бег, а сам город дышал безмятежностью и неторопливостью. Но неожиданно в этом безмолвии разнёсся звонкий удар церковного колокола, и сразу как по команде двери домов стали открываться.

Одетые в нарядные разноцветные одежды люди, выходя из своих домов, приветствовали друг друга с добродушными улыбками и сразу начинали заниматься своими делами. Кто-то шёл на рынок за покупками, кто-то в церковь на мессу, другие открывали трактиры, прачечные, лавки и мастерские, а в домах богатых горожан нараспашку раскрывались окна и балконы. По брусчатке застучали копыта коней и колёса повозок или карет, послышался смех и даже музыка. Город медленно наполнился практически пчелиным гулом, а так же ароматами пекарен, пивных, рыбных и цветочных ларьков.

Хранители, удивляясь столь резкой перемене, шли по чистым уютным улочкам, а Саэрвил, пока его друзья рассматривали город и горожан, с помощью своей стихии крал кошельки у проходивших мимо богатых господ. Резагда, в отличие от остальных не отвлекаясь на осмотр города, наблюдала за Саэрвилом и, когда их взгляды встретились, он, как ни в чём не бывало расплывшись в довольной хитрой улыбке, заговорщически ей подмигнул.

Загородив перед друзьями дорогу, элементаль воздуха весело вскинул руки, в которых было несколько кошельков.

– Предлагаю всем нам купить нормальную одежду, чтобы не походить на бродяг, и переночевать сегодня в таверне, – произнёс он.

– Откуда у тебя столько денег? – с искренним недоумением спросил Дармар.

– Всё, как всегда, – пожал плечами Саэрвил. – Для бродяги и лгуна, воровство обычное дело.

Он бросил наигранно-безразличный взгляд на Резагду, но она, скрестив руки, ответила обычным холодным презрением.

Друзья прошли к рыночной площади, где заморские купцы, рекламируя свой товар, пытались друг друга перекричать. Остановившись у прилавка с одеждой, каждый из хранителей купил себе по новому удобному для путешествия наряду, после чего, обойдя церковь из красного камня с восемью острыми пиками-башнями, они пошли искать таверну.

Удобное расположение домов и многочисленные яркие вывески помогли друзьям быстро найти нужное место, и таверна «Хмельная Лиса» встретила новых гостей шумным задымленным и набитым людьми помещением, в котором, казалось, было невозможно даже протиснуться. Посетителей было так много, что стульев не хватало, многие просто стояли возле окон и под лестницей, ведущей на второй этаж. Кто-то играл на гитарах и дудочках, звучащих порой фальшиво, за круглыми столами велись азартные игры, а за стойкой некоторые, уже изрядно выпив, дымили трубками, и все они разом галдели, смеялись и обнимались.

Протискиваясь между посетителями, хранители добрались до стойки, где юные девушки подливали гостям в кружки пиво.

– Моё почтение, милые барышни, – очаровательно улыбнувшись, произнёс Саэрвил. – Скажите, где бы мы могли найти хозяина сего заведения?

– Хозяин сего заведения – я, – раздался низкий женский голос.

Саэрвил обернулся. У окна за маленьким столиком сидела молодая женщина в белой широкой блузе и тёмной юбке, которую прикрывал кожаный передник, и, ведя подсчёты на счётной доске, курила трубку. Она поднялась, широким шагом прошла к новым гостям и, выдохнув на них горечь курительного табака, спросила:

– Чем могу помочь?

– Госпожа, – почтительно поклонился Саэрвил, продолжая сверкать своей лукаво-обаятельной улыбкой. – Нам нужны две большие комнаты, в каждой по четыре спальных места, и каждому из моих друзей понадобится лохань с тёплой водой.

Внимательно оглядев их потрёпанный жалкий вид, хозяйка усмехнулась:

– А деньги то есть?

– Конечно, госпожа.

– На сколько желаете остаться?

– На одну ночь.

– Тогда с вас тридцать восемь риллей, – и, пригубив трубку, хозяйка бросила одной из помощниц: – Налу́на, забери деньги и проводи гостей в их комнаты, и скажи другим девушкам, чтобы приготовили лохани.

Она отошла обратно к своему столу, Саэрвил расплатился за ночлег, и, в сопровождении девицы, все вместе они поднялись на второй этаж.

Комнаты, предоставленные им, оказались действительно большими, и в каждой находилось по четыре небольших кровати, столу и масляной лампе. Едва путники успели разместиться, как в комнаты внесли по две большие лохани, в которых можно было смыть с себя накопившуюся за месяц путешествия грязь. Вымывшись и выбросив грязную рванную одежду, все облачились в новые наряды, а Эралькса смогла, наконец, отдохнуть, расслабленно развалившись на мягкой койке. Дармар, Иджвал и Ангелон в своей комнате тоже легли отдыхать, а вот Миприя и Кеннбурга, неизменно радостные и энергичные, дружно лёжа на одной кровати, продолжали о чём-то разговаривать.

Резагда сидела у окна и, расчёсывая ещё мокрые волосы, наблюдала за хаотичным движением людей на улице, которые напомнили ей муравьёв, когда в их комнату вновь постучали. Она подошла к двери, но, открыв её, была неприятно удивлена тому, кто стоял на пороге.

Саэрвил, одетый в новую серо-зелёную длинную рубаху со шнуровкой на рукавах и подпоясанную ремешком, в бурых, заправленных в высокие сапоги, штанах, благоухал свежестью и лёгким ароматом жасмина. Его чистые волосы вновь пылали языками пламени, игриво спускающимися на грудь, кожа светилась белизной, красивое, хоть и осунувшееся от усталости, лицо, было освобождено от щетины, томный взгляд искрился нежностью, а губы изгибались в полуулыбке.

Едва завидев Саэрвила, Резагда в тоже мгновение хотела захлопнуть дверь, но он успел втиснуться в проём.

– Подожди, – быстро сказал Саэрвил. – Я по делу.

Нахмурившись, Резагда вновь распахнула дверь, а Саэрвил, быстро взяв её за руку, вложил в ладонь увесистый кошелёк.

– Чтобы добраться до тайника, нам необходимы кони и провизия. Купи всё, что будет нужно в дороге.

Сказав это, он, подхваченный ветром, тут же исчез, не дав Резагде возможности отказаться, и, быстро слетев вниз, вышел из таверны.

Саэрвил шёл по улицам Брадидаса, наслаждаясь солнечным теплом, которое здесь, на юго-западе, было почти круглогодичным. Устав за многие годы от постоянной влажности и прохлады долины Иненгур, он подставлял солнцу лицо и, прикрыв от удовольствия глаза, вслушивался в многозвучные голоса горожан. Сентябрь привнёс в его жизнь долгожданное спокойствие, и сейчас Саэрвил почувствовал себя действительно свободным. Всё, что было нужно сделать, они сделали. Города освобождены, родные спасены, сам он обрёл умиротворение и за прошлое предательство получил прощение почти всех членов их дружной команды. Всех, кроме Резагды… Только испорченные отношения с ней ещё омрачали мгновения их совместного путешествия.

Испытывая удовлетворение от неспешной прогулки, Саэрвил, улыбаясь, медленно брёл, куда несли ноги, и, неожиданно наткнувшись на оружейную мастерскую, застыл в изумлении. Необычайной и очень тонкой работы мечи и кинжалы лежали под навесом на обтянутых бархатными тканями полках. Большие и маленькие, изогнутые и прямые, мощные и грациозные оружия слепили отражаемыми от стальных клинков солнечными бликами и играющим разноцветным мерцанием, исходящим от драгоценных камней на рукоятках. Почувствовав забытое чувство обожания, в душе Саэрвила яркой вспышкой возникло желание вновь приобрести холодное оружие. От проявившегося аппетита и ощущения собственной силы, он, даже не обернувшись, силой воздуха стащил у нескольких прохожих кошельки, и они, незаметно сорвавшись с ремней и проплыв по воздуху, опустились в раскрытую ладонь довольного элементаля.

Резагда спустилась вместе с отдохнувшей матерью и чародеем на первый этаж, чтобы отобедать, но в ожидании заказа ей было невыносимо сидеть в шумном задымленном помещении, которое неприятно напомнило залы в замке Ворона, когда чернослужники устраивали свои пиры. Люди горланили и толкались, к запаху мяса, пива и табака примешалась вонь, исходившая от потных мужских тел. От подобного многообразия голова Резагды стала раскалываться на части, причиняя дикую боль и вызывая тошноту. Сейчас она мечтала о тишине и отдохновении, которое может подарить только лишь природа.

Резагда собралась встать, но тут к ним спустились весёлые Кеннбурга и Миприя. Увидев мать, Миприя остановилась и, пытаясь перекричать шум, спросила:

– Ты почему ещё здесь?

– А где я должна быть?

– Я думала, ты ушла на рынок, чтобы купить коней.

Глубоко вздохнув и отведя взгляд, Резагда ответила:

– Мне не по душе идея пользоваться ворованными деньгами…

– Как ты надоела со своей показной святостью! – закатив глаза, прервала её Миприя. – Неужели непонятно, что когда-нибудь всё изменится, и тогда нам больше не понадобится воровать! Но сейчас мы должны действовать!

Выплюнув эти слова, она вместе с Кеннбургой отошла к стойке, а Резагда, нахмурившись от её резкого тона и брошенных слов, поднялась со стула.

– Не принимай близко к сердцу, – взяв её за ладонь, по-отечески нежно улыбаясь, произнёс Дармар. – Все юные люди порой резки и невыносимы.

Грустно улыбнувшись ему в ответ, Резагда мягко освободила руку и вышла на свежий воздух, но, как и в таверне, покоя на улице не было. Тот же гул громких голосов и рой бранных слов, колёса повозок громыхали по дороге, отовсюду лились малоприятные запахи, и ни капли свежего чистого воздуха, ни мгновения тишины.

Прикрыв от головной боли глаза, Резагда направила свою силу на собственное исцеление и, почувствовав тепло, приливающее пульсирующими волнами к голове и постепенно облегчающими боль, с наслаждением вздохнула. Решив всё же воспользоваться деньгами, которые ей отдал Саэрвил, и чтобы хоть чем-то себя занять, она отправилась на рыночную площадь.

Неспешно прогуливаясь по рынку, Резагда невольно поймала себя на мысли, что город напоминает ей Фремонн, но не архитектурой или красками, а звучанием и людьми. Это вызвало в ней некоторую тоску по дням далёкой юности, она будто на мгновение вернулась в прошлое, в котором когда-то была так счастлива и беззаботна. Внезапно Резагда осознала, что внутренне опустошена. Казалось, большую часть своей жизни, которая была омрачена смертями и жестокостью, и лишена какой-либо радости, она безвозвратно утратила, что время ушло, и теперь в её жизни уже никогда не будет ни умиротворения, ни красоты, только боль и разочарование.

Так, размышляя на ходу, Резагда купила восемь коней и шла с ними обратно в таверну. Проходя мимо церкви, она свернула в длинный переулок, где буквально наткнулась на стоящего у неё на пути мужчину. Резагда отшатнулась, вскинула взор, а тот, расплывшись в препротивнейшей улыбке, сладострастно спросил:

– Куда путь держишь, милая?

Одарив мужчину полным отвращения взглядом, Резагда обошла его, но не успела пройти и нескольких метров, как столкнулась ещё с одним.

– Эй, красавица, – плотоядно оглядев её, оскалился он. – Не хочешь заглянуть ко мне? Я хорошо заплачу.

От столь недвусмысленного предложения, Резагда даже опешила. Оглядевшись, она заметила, что по всему переулку стояли только одни мужчины отталкивающей внешности, с блестящими масляными глазками и похотливыми улыбками. Некоторые из них стали подходить ближе, опасно обступая Резагду со всех сторон. Их неряшливый вид, изъеденные оспой или изуродованные сифилисом лица, жёлтые или сгнившие зубы и какой-то кислотный запах дали Резагде понять, что она явно свернула не туда.

Устав от постоянного мужского внимания и находясь в расстроенных чувствах от событий собственной жизни, Резагда не на шутку разозлилась, и в её глазах вспыхнуло зеленое пламя. Почувствовав её силу, кони взбудоражились, стали фыркать, недовольно ржать, вскидывать головы и бить копытами, от чего земля, казалось, начала пульсировать. От странного поведения животных, земли, и от гневно сверкающих зелёных глаз Резагды, мужчины стали отступать, но было уже поздно. Молниеносно выросшие лианы, спустившись с крыш домов, разом схватили всех находившихся в переулке мужчин, обмотавшись вокруг их тел коконами так, что они, придушенные растениями, не могли издать даже писка, лишь страшный душераздирающий хрип. Впечатав каждого в стены, вьющиеся стебли стали их сжимать, а другие травы, пробившись сквозь брусчатку, наползали поверх полчищами змеек. Зелёные, дёргающиеся в предсмертных муках, коконы стали уменьшаться, сдавливая человеческие тела и пытаясь слиться со стеной, но окончательно замерли, когда из них стала изливаться кровь. Земля жадно впитывала это жертвоприношение, а мох покрыл стены ковром, на котором зловеще расцвели ка́псисы.

Резагда опустила взор и, выдохнув ярость, прошла по переулку, стараясь не обращать внимания на всё ещё стекающую со стен кровь. Она вышла на главную площадь, на которой собралась огромная толпа, и прошла бы мимо, если бы не выражающие одобрение и восторг крики окружающих. Мимо неё пробежали несколько человек и, расталкивая толпу, восхищённо зааплодировали.

Обернувшись, Резагда увидела Метателя Ножей. Обнажённый по пояс Саэрвил танцевал в центре толпы, с невероятной скоростью раскручивая вокруг себя цепь с двумя ножами на концах. Сначала он вращал её перед собой, затем, отбив ногой один клинок, перенаправил его в сторону толпы, которая, опасливо ахнув, отступила на шаг. Саэрвил притянул нож обратно к себе и, танцуя, закрутил его вокруг своей талии, шеи, а после, сделав сальто, вытащил из ножен украшенный самоцветами кинжал. Он одновременно жонглировал, поочерёдно их вращая, и, сделав несколько выпадов, отскочил в сторону. Перекувыркнувшись вперёд и взметнув один за другим вверх ещё два кинжала, Саэрвил встал на одну руку, в другой держа ножи с обмотанной на кисти цепью, и, сделав колесо, крепко встал на ноги. Упавшие кинжалы он поочерёдно поймал свободной рукой и молниеносно вложил в ножны, после чего, танцуя, кружился и прыгал, вновь раскручивая цепь вокруг себя и перед собой, обматывая о свои руки, шею, отбивая ногами и делая сальто. Внезапно он сел на шпагат, вытащил меч и, раскрутившись вместе с ним, вскочил со спины на ноги. Подкинув меч вверх, он вскинул нож на цепи, ухитрившись обмотать его вокруг рукоятки меча, после чего с бешенной скоростью начал вращать всю конструкцию.

От невероятности происходящего, толпа в страхе затихла. Все присутствующие, широко распахнув глаза, смотрели на Метателя Ножей, ожидая, что сейчас он прирежет или себя или кого-то из зрителей. Резагда, не менее других завороженная его танцем, внезапно для самой себя почувствовала сладкую, растекающуюся по её телу, истому. Плавные змеиные или резкие хищные движения Саэрвила, напряжённые бугры мышц под тончайшей кожей, его лукавая чарующая улыбка и белое пламя, играющее в глазах, заставили Резагду тяжело задышать. Внутренне обаяние Метателя Ножей удивительно сплеталось с чувственностью жилистого тела и гипнотическими, присущими только ему, чертами, как в характере, так и в лице. Всё это вызывало в дамах, юных и старых, непристойные мысли и чувства. И в этот момент Резагда ясно поняла, что как бы она не пыталась ненавидеть Саэрвила, но как и другие, опьянённые этим очарованием, предательски его желала.

Сделав заключительное сальто, Метатель Ножей вскинул цепь вверх, где силой воздуха освободил рукоятку меча, и, пока он падал, в танце обмотал вокруг себя цепь, перекинул в руку нож, после чего грациозно поймал меч и поклонился.

Танец был окончен, толпа взорвалась бурными аплодисментами, а Саэрвил кланялся в каждую сторону с довольной лисьей улыбкой, призывно подмигивая хорошеньким девицам. Смотря на него, Резагда ясно поняла те чувства, что обуревали не только девушками, но и самим элементалем воздуха. Ему всегда льстило внимание женщин, и он редко отказывался от близости с ними. Даже в замке Ворона в свободное от заданий время Саэрвил всегда находился в обществе служанок.

Разозлившись на себя за свои чувства и мысли, и вновь вспомнив о предательстве Саэрвила, Резагда, рассвирепев и разочарованно качнув головой, поспешила покинуть площадь.

Близился вечер. Загустевшие облака бледными пурпурно-синими чешуйками почти полностью покрывали небо, и только на западе пылко горела полоса морковно-лилового света. Город погрузился в сумерки и опустел, зажглись первые фонари, голоса весело доносились теперь только из открытых окон таверн и харчевен. Отзвонил колокол, по улицам лениво проходили стражники, но уже не было горожан.

После продолжительной прогулки Резагда только к вечеру вернулась в таверну, которая была переполнена людьми больше, чем утром. Громкое звучание музыки и пение пьяных мужчин разрезали пространство, заставив её вздрогнуть, едва она появилась в дверях. Кто-то упал вместе со скамьёй, разлилось пиво, и грохнул смех. От совокупности хаотичных звуков и малоприятных ароматов и без того скверное настроение Резагды испортилось вконец. Сквозь дым в углу за столиком она различила сидящую в обнимку с чародеем мать и двинулась к ним, расталкивая потных смердящих толстых мужчин.

Подойдя ближе, Резагда поняла, что Дармар и Эралькса были уже изрядно пьяны – блаженно улыбаясь и прикрыв глаза, они раскачивались в такт музыке. Иджвал и Ангелон скромно сидели чуть подле и, приветственно кивнув Резагде, продолжали играть в карты. Кеннбурга, закинув ноги на стол и небрежно откинувшись на стуле, пила из большой кружки пиво, тонкие струйки которого, стекая по подбородку и шее, склеивали её и без того спутанные светлые волосы.

– Где Миприя? – оглядев всех, спросила Резагда у Кеннбурги.

– Та-ам.., – пьяно протянула девушка, взглядом указывая на группу танцующих у камина людей.

Резагда обернулась. Миприя стояла в круге тёплого света с кружкой в руках и фальшиво голосила в такт песне собравшихся вокруг мужчин и женщин, одновременно подпрыгивая в танце с Саэрвилом. Пиво разливалось на пол, высоко собранные в пучок волосы открывали её шею, часть плеч и грудь, на которой достаточно откровенно была распахнута рубашка, а полностью обнажить не давал только высокий пояс широких мужских штанов с ремнём. Отбивая дробь небольшими каблучками сапог с широкими голенищами, Миприя беспечно улыбалась. Когда песня закончилась, она остановилась, повернулась к Саэрвилу, и вместе они лихо тронулись пинтами, чтобы затем залпом осушить. Откинув голову, Миприя буквально опрокинула кружку на себя, и пиво, заструившись ручейками по шее, намочило рубашку, от чего ткань облепила её юную грудь и обрисовала дерзкие соски. Недвусмысленные взгляды мужчин, и без того устремлённые на неё, вспыхнули жадным блеском. Они молча её раздевали, но Миприя, не обращая на это внимания, лишь вызывающе рассмеялась.

Саэрвил, осушив свою кружку, лукаво её оглядел, отошёл к двум девицам и, обняв их за шеи, поочерёдно крепко поцеловал. Миприя же подошла к юноше, который сидел за столиком и, как все мужчины, внимательно за ней наблюдал. Она отдала ему свою пинту и наклонилась так, что её грудь, готовая выпрыгнуть из мокрой эфемерной ткани рубахи, оказалась перед самым его носом. Миприя что-то прошептала юноше на ухо, и тот, довольно улыбнувшись, поднялся с места и направился к стойке с её кружкой в руке.

Резагда, до этого наблюдавшая за дочерью с недовольным лицом, подошла к ней и, резко отдёрнув за руку, зло процедила:

– Миприя, остановись!.. Как ты ведёшь себя?! Это просто немыслимо!

– О, святая ты моя, – с иронией произнесла девушка, плюхаясь на стул ушедшего юноши. – Я веду себя так, как хочу, и не ты, ни кто-либо другой не смеет указывать, что мне делать и как жить!

– Миприя! – возмутилась Резагда. – У тебя что, совсем отсутствует стыд?!

– А чего я должна стыдиться? Себя?! Я такая, какая есть, и другой не стану!

– Да посмотри же, сколько мужчин смотрят на тебя! Они как животные, могут сотворить с тобой всё, что угодно!..

– Знаешь, мне безразличны их реакции и твоё мнение на моё поведение. Я веду себя так, как хочу, без желания кого-то возбудить или получить одобрение. Так что, не сотрясай понапрасну воздух, мама, если что я смогу за себя постоять.

– Но, Миприя!…

– Нет, не стоит, – сморщилась Миприя. – Я буду продолжать делать то, что хочу, нравится тебе или нет!

Едва она выплюнула эти слова, как к ней вернулся юноша с пинтой пива в руках. Когда он поставил кружку перед Миприей, она, схватив его за руку и резко притянув к себе так, что тот упал перед ней на колени, впилась в его губы жадным поцелуем. От столь вызывающей картины Резагда отвернулась и сразу наткнулась на, казалось, насмехающийся взгляд Метателя Ножей. Хитро улыбаясь краешками губ, Саэрвил приподнял в её сторону свою пинту, как бы приглашая выпить, а одна из девушек, словно прилипнув к нему, нахально скользила руками под его рубашкой, одновременно оставляя на его шее жаркие поцелуи.

У Резагды перехватило дыхание. Оглядевшись вокруг, она видела только напивающихся мужчин и женщин, которые жались друг к другу, щупали и облизывались, словно животные в период размножения. Смех и свист, страстное чавканье и лобызания, пьяный ор и грохот, и ароматы пива смешанные с потом и табаком вызвали в Резагде такое отвращение, что она почувствовала подкатившую к горлу тошноту. Ей снова почудилось, что она попала на пирушку в замок Ворона, где чернослужники часто устраивали оргии, только сейчас в этом притоне находилась её дочь, которая, казалось, собиралась принять участие в подобном действе.

Резагда снова взглянула на Миприю. Закончив целоваться с юношей, по-прежнему сидевшим перед ней на коленях, она поставила на его плечо ногу. Хищно улыбаясь, Миприя призывно раздвинула колени перед его лицом, которое одновременно выражало изумление, восторг и благоговение. В этой молодой женщине не осталось ничего от той малышки, с которой Резагду разлучили почти девять лет назад. Дерзкая, строптивая и шальная она свободно творила каждый миг своей жизни, не считаясь с чьим-либо мнением. Поняв, что её дочь уже достаточно взрослая, вкусив горечь разочарования и боль от прошедших лет, которая вторглась в её душу с новой силой, Резагда, бросив последний взгляд на самозабвенно целующегося с девицей Саэрвила, развернулась и пошла прочь.

Оказавшись в комнате, куда приглушённо доносились веселье и крики постояльцев, Резагда села на кровать. Как бы она не желала, ей уже никогда не стать для Миприи матерью, которой она являлась когда-то. Её время ушло. Радость от долгожданного соединения с дочерью сменилась жестоким разочарованием собой и своей жизнью, и сейчас, когда каждый из них мог беспечно веселиться, Резагда как никогда чувствовала себя очень одинокой.