Текст книги "Ни дня без тебя"

У него есть монетка в одно пенни и карта, дама червей, которые отдал ему Лоренцо. Ксавьер поклялся вложить это в руку Эгги. Очевидно, Эгги поймет, что означают эти вещицы. У Ксавьера не было желания встречаться с женщиной, принесшей деду столько горя. Но он обещал.

«Уинни в этом не виновата».

Он снова сел и подавил вздох.

– Мне очень жаль, что именно я тот, кто открыл вам неприятную правду о вашей бабушке.

Ксавьер ожидал взрыва негодования, но она лишь отвела взгляд и уставилась на свои руки, сложенные на коленях.

– Вам нечего на это сказать?

– Хм… Поздравить вас? Вы ведь выиграли?

Он замер.

– Вашу дерзость я не оценил.

Она посмотрела на него, но в ее зеленых глазах он не увидел боли. А что он увидел? Жалость?

– Ради бога, Ксавьер. Вы ждете, чтобы я поверила в слова умирающего человека? Вы серьезно этого ждете?

Он молча запрокинул голову.

А она продолжала:

– И что потом? Война Монтекки и Капулетти? С ума сойти! Мне есть чем заняться. И вам тоже. Но вот чем вам не следует заниматься, так это мстить за то, что ваш дед оказался слишком инертен, чтобы при жизни решить свои проблемы.

– Слишком инертен!.. – Ксавьер не сдержался и заорал на нее, вскочил, едва не опрокинув стул. Боль от потери деда охватила его с новой силой. – Вы ничего не знаете о моем деде! Он был самым добрым, самым мягким из мужчин, и он не заслужил того, как с ним обошлась Эгги.

– А вы не замечали, что когда мужчина страдает от разбитого сердца, то это всегда вина женщины, а когда у женщины сердце разбито, то и в этом случае она виновата? – Уинни тоже вскочила и уперлась руками в бедра. – Хотите знать, что мне поведала печальная история о вашем деде? Да то, что он глупец, раз поставил на кон в карточной игре свой мотель! О чем он только думал?

Глупец? Ксавьер сжал кулаки – его охватила дрожь.

– Мне известно, что Лоренцо женился, и у него родились три сына. Не похоже что-то на разбитое сердце. Вы удивлены? Вы что, ожидали, что я не наведу справок о «Рамос корпорейшн»? Я знаю, что Лоренцо основал грандиозную гостиничную сеть.

Лоренцо с головой ушел в работу, потому что домой его не тянуло. Но Ксавьер не собирался рассказывать об этом Уинни.

– А это означает, что он мог бы выкупить «Дом Эгги» в любой момент, пока был жив… если ему это было так важно.

«Если?»

– Он был гордый человек!

– Если он действительно любил Эгги, но из гордости не стал ее добиваться, то… то разбитое сердце он заслужил.

– Вы такая же бессердечная, как и ваша бабушка!

Уинни прикрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Я всего лишь указываю вам, что вы знаете только одну сторону истории. Могу вам сказать прямо сейчас, что Эгги любила мужское внимание и никогда не делала из этого секрета. И также могу сказать, положа руку на сердце, что она ни за что не стала бы мошенничать в делах чести. Но вы ее не знаете, и поэтому я не жду, чтобы вы мне поверили. То, что произошло между Эгги и Лоренцо, не имеет к нам с вами абсолютно никакого отношения – нас это не касается. И у меня нет никакого желания беспокоиться по этому поводу в дальнейшем.

Сердце у него жгло.

– Вы не любите свою бабушку?

– Наоборот – я ее обожаю.

– Неужели вам все равно то, что я собираюсь стереть любой след Эгги, вашей обожаемой бабушки, в этом мотеле?

Нахмурившись, она приблизилась к нему.

– Ксавьер, Эгги живет в сердцах всех тех, кто ее любит: в моем, в сердце моей матери… в сердце Лоренцо. А это, – она указала на конференц-зал, имея в виду весь мотель, – это будет лишь кучей старого кирпича, когда вы тут все разрушите.

У этой женщины нет ни капли сентиментальности! Но из-за нее он чувствует, что в чем-то виноват, словно он мальчишка, совершивший плохой поступок, который надо исправить.

Ксавьер вскинул голову с таким властным видом, что Уинни захотелось стукнуть его.

– Я могу принять ваше увольнение в любое время, мисс Стивенс.

– Что же вы не назвали меня Уинни Антония? Ведь полное имя имеет больший вес.

Он сердито посмотрел на нее, но не успел открыть рот, как она продолжила:

– Я не собираюсь увольняться. Я знаю, что в мотеле грядут изменения. Это не предмет спора – некоторые изменения назрели уже давно. Что касается истории с нашими дедушкой и бабушкой, то, как я и говорила, я не намерена этим заниматься.

Ксавьер испепелил ее гневным взглядом, но в дверях в этот момент появилась Эйприл.

Уинни встала и извинилась.

– Надеюсь, что это важно, – пробормотала она себе под нос.

Эйприл зашептала Уинни на ухо. Повернувшись к Ксавьеру, Уинни коротко заявила:

– Простите, но мне совершенно необходимо срочно уйти.

– Неужели нельзя?..

– Нет, никак нельзя.

Времени на спор не было. Уинни быстро шла по коридору к комнате под номером двенадцать. Не обращая внимания на табличку «Не беспокоить» на двери, она постучала.

– Миссис Гладстон? – Уинни постучала громче. – Серена?

Ответа не последовало.

Не раздумывая, Уинни открыла дверь своим магнитным ключом. Дыхание застряло в горле, когда она увидела Серену, лежащую на полу.

– Эйприл, немедленно вызывайте скорую. – Уинни кинулась к женщине, опустилась на колени и взяла за руку. – Скажите, что она диабетик и у нее беременность двенадцать недель.

Глава 3

Дрожащими пальцами Уинни нащупала у Серены пульс. Пульс был, но слабый. Слава богу! Она взяла холодную руку в свои и принялась растирать.

– Серена… Серена, милая, вы меня слышите?

Серена не шевелилась.

И тут Уинни увидела Ксавьера – он опустился на колени рядом с ней и взял Серену за другую руку.

– Dios, да она вся холодная.

Уинни не заметила, что он пошел за ней следом. Вероятно, хотел сказать, что уволит ее – как только догонит, – за непокорность.

Ксавьер хотел поднять бессознательную женщину, но Уинни его остановила:

– По-моему, не надо ее трогать.

Серена была беременна. Что, если они случайно навредят и ей, и ребенку?

Не говоря ни слова, он стянул с кровати стеганое одеяло и укрыл Серену, аккуратно подоткнув одеяло со всех сторон.

– Чем еще я могу помочь?

– Подержите ее за руку. – Уинни проглотила ком в горле – она не ожидала от него такой… заботливости.

– Она вас хорошо знает? – спросил Ксавьер.

Уинни кивнула.

– Если она придет в сознание, то знакомое лицо ее успокоит, – сказал он.

Это разумно. А то, что она сейчас попросит его сделать, крайне неприятно.

– Вы не могли бы проверить ванную? Нет ли там следов рвоты или крови?

Но он даже глазом не моргнул, пошел в ванную и вернулся через минуту.

– Рвота есть, а крови нет.

Значит, Серена не потеряла ребенка. Пока не потеряла.

– Надо сказать об этом парамедикам, когда они приедут.

В дверях появилась Эйприл.

– Скорая будет через пять минут. Тина проводит врачей сюда сразу же. Я вам здесь нужна?

– Спасибо, Эйприл. И еще: я бы хотела поменьше любопытных глаз, насколько это возможно. Мы обязаны уберечь от этого миссис Гладстон.

– Сделаю все, что смогу, – пообещала Эйприл и закрыла за собой дверь.

Уинни осторожно отвела волосы с лица Серены.

– Серена, милая, вы меня слышите? Сожмите мне руку, если слышите.

Но Серена не двигалась.

Неожиданно в руке оказалась влажная салфетка. Присутствие Ксавьера придало Уинни уверенности. Она обтерла Серене лоб, щеки, продолжая с ней разговаривать.

– Ксавьер, вы не могли бы посмотреть, какая еда на буфете? Я хочу знать, что она ела сегодня утром.

Он пересек комнату в два шага и сообщил:

– Один кусочек ветчины, два яйца и два тоста.

– Получается, что она съела кусочек ветчины с фасолью.

Ксавьер указал еще на апельсиновую кожуру:

– Об этом тоже надо сказать парамедикам?

Уинни кивнула. Она заметила, что Серена под одеялом пошевелилась.

– «Скорая» здесь, – сказал Ксавьер, глядя в окно.

– Привет, дорогая. – Уинни улыбнулась, увидев, что Серена открыла глаза. – Вы снова с нами.

Серена растерянно моргала и озиралась. Стиснув руку Уинни, она прохрипела:

– Ребенок?

– Не волнуйтесь. Ничего не произошло такого, что указывало на опасность для ребенка. «Скорая» уже здесь. Вот увидите – все будет хорошо.

– Уинни, пожалуйста, не оставляйте меня. Пожалуйста, я…

В глазах Серены было столько мольбы…

– Я поеду с вами. И позвоню вашей сестре. Не беспокойтесь. Думайте о том, что скоро вам станет лучше.

Серена кивнула:

– Благослови вас Бог, Уинни… Парамедики позволили Уинни поехать вместе с Сереной, и Ксавьер успел всунуть ей в руку дамскую сумочку Серены.

– Возможно, понадобятся ее данные и телефон.

Его предусмотрительность удивила Уинни.

– Спасибо, – сказала она.

– Я здесь займусь делами.

Ей совсем не хотелось оставлять его наедине с персоналом, но выбора нет. Уинни скрестила на удачу пальцы.

Уинни опустилась на скамью в приемной больницы. Посмотрев на часы, она поняла, что сидит здесь всего полчаса, но минуты тянулись бесконечно. Медики сказали, что состояние Серены стабильное, но отказались сообщить, потеряет ли Серена ребенка.

Серена безумно хотела ребенка. Если она его потеряет…

Уинни вздрогнула, увидев у себя под носом пластиковую чашку. Она машинально взяла ее и подняла голову – с ней рядом уселся Ксавьер с чашкой в руке.

– Чай, – сказал он. – Я подумал, что вам захочется выпить горячего.

– Что… вы здесь делаете? – удивленно спросила Уинни.

– Я привез вещи миссис Гладстон. Они могут ей понадобиться. Я оставил их у медсестры.

Уинни кивнула:

– Да… очень предусмотрительно.

Ксавьер наклонился к ней. От него пахло ванилью, сосновыми шишками и морем – ее любимыми запахами. Прежняя надменность куда-то делась. Вместо этого…

Вместо этого она увидела беспокойство и теплоту и что-то еще непонятное, но от этого у нее стянуло живот, а по телу с головы до ног разлился жар.

– Медсестра сказала, что ее состояние стабильное, – произнес Ксавьер.

Ох уж этот акцент! Просто проникает в душу… особенно когда он не строит из себя требовательного босса или ангела-мстителя.

– Ни к чему так волноваться, – продолжал он.

Уинни вскочила.

– Мне сказали то же самое! А что с ребенком не сказали, выживет ли он.

Ксавьер осторожно взял ее за руку и усадил обратно.

– Я заключу с вами договор, мисс Уинни Антония Стивенс.

От того, как он произнес ее полное имя, и при этом улыбаясь, сердце у нее запрыгало.

– Договор?

– Допейте чай, и потом я пойду и узнаю что только можно о состоянии Серены и ее ребенка.

Этот новый босс все больше нравился Уинни.

– С чего вы взяли, что вам скажут все?

Он высокомерно изогнул бровь. Этот человек привык добиваться своего. Завтра это может обернуться бедой, но сегодня будет полезно.

Уинни сняла крышку с чашки.

– Ксавьер Матео Рамос, я согласна.

Они улыбнулись друг другу, и день уже не казался Уинни сумрачным и холодным.

– Не пейте залпом, – предупредил он. – Можете обжечься. Чай горячий.

– Простите, Ксавьер. Такого в ваш первый день я не планировала.

– Это не ваша вина. – Он задумчиво на нее смотрел. – А вы вели себя просто потрясающе – такая спокойная и собранная.

У нее внутри опять все затрепетало.

– И вы тоже.

– Но вы знали, что делать, а я нет.

– Серена – наша постоянная клиентка, поэтому мне известны ее проблемы.

– Диабет и беременность?

– А как вы поступаете в подобных случаях? Такое ведь бывает?

– К счастью, редко. Почему Эйприл пришла за вами? Она же занята уборкой комнат.

– У нас правило: если на двери номера давно висит табличка «Не беспокоить», то входить в комнату должны двое служащих.

Ксавьер кивнул:

– Это разумно.

– Эйприл сначала попросила Тину позвонить в номер, но, когда телефон не ответил…

– Она пришла за вами?

– Да.

Ксавьер наморщил лоб.

– Но я не понимаю, почему Эйприл настолько забеспокоилась, что подняла тревогу?

– Я уже говорила, что Серена – наша постоянная гостья. Она визажист и стилист, и вчера у нее был показ на Золотом Берегу. Обычно завтрак ей приносят в половине восьмого, а поскольку было уже начало двенадцатого…

– А если бы Серена Гладстон просто хотела побыть одна и отдохнуть? Вы решили рискнуть и вызвать недовольство клиентки, желая убедиться, что с ней все в порядке?

– Да, это так.

– Серене повезло, что вы выбрали менее профессиональный способ, – заявил он.

Он ее критикует?

«Прикуси язык, Уинни Антония Стивенс, – приказала себе она. – Не лезь на рожон».

– А как долго не стали бы входить вы? – Уинни постаралась, чтобы в голосе не прозвучали обвиняющие нотки.

– Я нанимаю таких служащих, которые способны принимать правильные решения.

Уинни прикусила-таки язык, и до крови. Надо кончать этот разговор. Сейчас же. Она допила чай – до противности сладкий. Но, как ни странно, от этого сладкого чая ей стало лучше.

Она отдала ему чашку и сказала:

– Я сдержала свою часть договора.

Тогда он, не говоря ни слова, встал и ушел – выяснять все подробности о состоянии Серены.

Уинни была не в силах усидеть на месте и начала ходить по приемной.

Ксавьера не было уже двадцать минут.

Уинни продолжала ходить взад-вперед и молиться. Если Серена потеряет ребенка, то для нее это будет страшным ударом.

Уинни почувствовала появление Ксавьера… почувствовала кожей. У нее пересохло во рту.

– Что? – выдавила она.

– Врач настроен оптимистично, считает, что с Сереной и с ребенком все в порядке. Но, возможно, Серене придется лежать до родов и…

Дальше Уинни уже не слушала – она успокоилась и опустилась на скамью.

– Ох, Ксавьер…

И вдруг… расплакалась.

Он мгновенно сел рядом, обнял ее за плечи, крепкое бедро прижалось к боку. Плечом и коленом она ощущала его тепло, впитывая в себя.

– Простите…

– Уинни, того, чего вы боялись, не произошло. Ваши слезы вполне понятны. Пойдемте. Я отвезу вас домой.

В его глазах не было и намека на осуждение. У нее кольнуло сердце.

– Я обещала сестре Серены дождаться ее. Но вам вовсе не нужно оставаться, Ксавьер.

Он кивнул, сжал ей руку и внимательно посмотрел в глаза. Эти глаза… они пронзили ее насквозь, дыхание перехватило. Он немного отстранился, и она смогла выдохнуть.

– Я тоже подожду.

А хочет ли она этого? Тем не менее его присутствие успокаивало, и… пусть уж он сидит с ней здесь, чем находится в мотеле, выискивая недочеты. Хотя на самом деле ей просто приятно его общество.

– Мы едем не в мотель, – сказала Уинни.

Ксавьер искоса бросил на нее взгляд.

– Я велел Рейесу отвезти нас в приморский ресторан. Вы не завтракали, а уже третий час. Вам нужно поесть.

Она посмотрела на часы и спорить не стала – хотя ему показалось, что поспорит, – и откинулась на мягкое сиденье лимузина. Она, кажется, не замечала роскоши автомобиля, но сам-то он с удовольствием сидел на пружинистом кожаном кресле после того, как не один час промаялся на жесткой больничной скамье.

Но кто действительно устал, так это Уинни.

– Мне сказали, что ресторан «Клементин» – замечательный.

– Да, я слышала самые лестные отзывы.

Автомобиль остановился перед одним из модных новых ресторанов на Золотом Берегу, но радостной улыбки Уинни Стивенс он не увидел. А он хотел доставить ей удовольствие после всех ее переживаний и хлопот с Сереной Гладстон. Выходит, что такого рода развлечения не для нее.

– Вы бы предпочли пообедать в другом месте?

– Я бы вполне удовольствовалась горячими чипсами где-нибудь на пляже. – И бросила взгляд на его ноги. – Но у вас обувь не для пляжа.

Да. На нем кожаные итальянские ботинки и шелковые, в тон, носки. Слова сами выскочили изо рта:

– Это легко исправить. Я разуюсь.

Она с неподдельным изумлением смотрела, как он нагнулся, снял ботинки и носки. Засмеявшись, она тоже скинула туфли. Он увидел, как заискрились ее глаза. Это та награда, которая ему нужна.

Он купил два бумажных кулька с чипсами, и они не спеша побрели по песку, пока не нашли удобное место на пляже. Золотистый песок тянулся на многие мили, над головой синее небо, легкий ветерок обвевает лицо. Ксавьер вдыхал запах соли и жасмина – соль с океана, а жасмин от женщины, сидящей рядом с ним.

– Я снова хочу сказать, что сегодня вы были потрясающей, – сказал он.

Уинни сдвинула брови.

– Вы имеете в виду, что ваше прежнее критическое замечание надо считать комплиментом?

– Какое замечание?

– То, что я проигнорировала табличку «Не беспокоить».

– Я не это имел в виду!

– Вы именно так сказали. – Она пожала плечами и стала смотреть на волны.

Ксавьер старался побороть неожиданную злость. Он – ее хозяин и не обязан объяснять ей каждое свое слово.

– Мне жаль, что это произвело на вас такое впечатление. Я хотел сказать, что восхищаюсь вашим пониманием клиентов и вашим вниманием к их нуждам.

Уинни повернулась к нему:

– Я работаю с людьми. Меня учили предвосхищать их желания.

– Я тоже работаю с людьми.

У нее вырвался смешок, который она моментально подавила.

– Наша сфера деятельности одна и та же, но мы живем в разных мирах. Я говорю не о Северном и Южном полушариях. Вы лично не заняты тем, чтобы предвосхищать чьи-либо желания. У вас для этого есть персонал. Вы привыкли отдавать приказания, которые должны выполняться мгновенно и без вопросов. – Сказав это, Уинни поморщилась. – Я не хочу выглядеть непочтительной. Просто у нас с вами разные роли в гостиничной отрасли.

Он поверил, что она не хотела его обидеть. И еще понял, как далек он от каждодневного управления своими отелями. Но не вникать детально в работу этого отеля он не может. Слишком многое стоит на кону.

– Вы это имели в виду, когда сказали раньше, что я не изучал гостиничный бизнес с самых азов?

Она кивнула.

– И вы это не одобряете?

Она снова отвернулась и молча покачала головой.

– Я бы хотел, чтобы вы все-таки ответили.

– Да? Но если я выскажу свое мнение, не укажете ли вы мне на дверь?

– Укажу на дверь?

– Уволите меня, – уточнила она.

– А-а! Я не могу вас уволить за то, что вы сейчас скажете. Особенно в день, когда вы были героиней, фактически спасли жизнь Серене Гладстон.

У нее приоткрылся от удивления рот.

– Я не уволю вас за честность – это не благородно. Я ведь сам попросил честного ответа.

Она сглотнула слюну, а он не отводил глаз от ее шеи, длинной, нежной, матовой.

Уинни сложила ладони и кашлянула.

– Мистер Рамос…

– Ксавьер, – поправил он.

Грудь у нее учащенно поднималась и опускалась – она волновалась.

– Ксавьер, для меня не секрет, что я вам не нравлюсь.

Он хотел возразить, но она жестом его остановила:

– Я понимаю – столкновение непохожих личностей. Но это не означает, что мы не сможем сработаться. Вот почему так важно держать себя в руках. Это стирает шероховатости, вынуждает к цивилизованному поведению. Но вы и не пытались быть вежливым. Если бы вам пришлось начинать карьеру с низов, то вы были бы более…

– Более?..

– У вас было бы больше уважения к чувствам других, и… вы больше бы думали о том, какое впечатление производите на людей.

У Ксавьера застучало в висках.

– Вы полагаете, что я не обращаю внимания на чувства других людей?

Он вспомнил, как с ней разговаривал, свой тон, и едва не произнес длинное ругательство в свой адрес. Он вел себя бестактно, грубо. А она… она спасла жизнь постоялице мотеля! Она была с ним доброжелательна, а в ответ…

Она заслужила лучшего к себе отношения.

Она заслужила объяснения.

– Уинни, вы не правы – я не испытываю к вам неприязни. Хотя вы правы в том, что я был резок с вами. Это оттого, что я ждал противоречий с вашей стороны, думал, что вы будете противостоять изменениям, которые я хочу осуществить в «Доме Эгги». Мое поведение было очень грубым. Я прошу меня извинить.

«Она заслуживает не только извинений, но и объяснений».

Тяжесть давила ему на плечи, боль жгла грудь.

– Моя скорбь по деду еще слишком свежа и… Как это говорят? Я выбрал вас на роль «мальчика для битья»?

Она кивнула.

– Это нечестно с моей стороны. И… мне следовало подождать подольше, не торопиться приезжать сюда, на Золотой Берег.

О боже! В глазах Ксавьера мука! Уинни не ожидала такого. Он, видно, сильно любил деда. Но говорить это вслух она не стала, опасаясь, что он ее прервет… даже после его прочувствованного извинения. Горе горем, но ей совсем не хотелось снова стать объектом его гнева.

И все же здесь, на пляже, при ярком полуденном солнце о гневе можно забыть. Потому что ее внимание отвлеклось на его глаза – они оказались не черными, угольными, а темно-шоколадными и блестели в точности как горячий шоколад. А его губы… Уинни поспешно отвернулась.

– Вы меня простили?

От звука его голоса она вздрогнула.

– Конечно, простила. Ксавьер, я… – Как бы потактичнее это сказать?

К черту такт!

– Мне действительно жаль, что вашего деда нет в живых. – Уинни едва удержалась, чтобы не взять его за руку. – Вам его не хватает, и я вам сочувствую. Ваша любовь к нему – это трогает. Жаль, что я не была с ним знакома.

Он вдруг улыбнулся – а улыбался он редко, – и у нее зачастил пульс.

– Спасибо, Уинни.

– Я понимаю ваше потрясение, когда вы сюда приехали. – Уинни стряхнула крошки от чипсов с ладоней. – Но факт остается фактом: вы здесь, и мы вынуждены работать вместе.

– Да, вы правы, – ответил он, хотя по его виду, не скажешь, что она его убедила.

Но она обязана убедить его! Обязана сделать это ради Тины, Эйприл, Мег и Либби, ради всех ее служащих. Она сделает все возможное, чтобы они остались работать в мотеле.

– Моя обязанность – облегчить вашу работу, Ксавьер, а не противодействовать вам. Завтра будет новый день, – она улыбнулась, – и надеюсь, не такой драматичный.

– Дай-то бог!

– О, пока не забыла. Я буду рада устроить всем нам ужин.

– Что вы имеете в виду – всем нам?

– Вам, Рейесу, себе, вашему сыну и его няне, когда они приедут, ну и любым гостям, которых вы захотите пригласить.

Он не ответил и, кажется, рассердился, потому что вскинул голову и произнес:

– Я думаю, у вас много других обязанностей, не стоит добавлять готовку к этому списку. – Ксавьер помолчал и спросил: – Вы на самом деле предлагаете приготовить для меня ужин?

– Я готовлю ужин для себя, и у меня не займет много времени приготовить кому-то еще. Таковы правила гостеприимства в «Доме Эгги», и мы этим гордимся.

– Я с благодарностью приму ваше предложение.

Уинни не сразу нашлась что ответить, – он сказал это так тепло, что удивил ее.

– Но у меня есть одно условие. – Конечно, она не в том положении, чтобы диктовать условия, но…

– Какое условие? – насторожился он.

– Во время ужина не будет служебных разговоров. Ужин – для отдыха и удовольствия от вкусной еды.

Он улыбнулся, а она чуть не растаяла.

– Договорились.

Уинни скрестила пальцы. Возможно, они с Ксавьером найдут-таки общий язык. И она найдет способ отговорить его не разрушать окончательно ее маленький мотель.