Текст книги "Восхитительная Софи"

– Когда я выяснила, что самолет вылетает сегодня, у меня не было времени позавтракать. И кроме того, нас с Гарри немного укачало. Но мы пили много воды и не страдали от жажды.

Лайам принялся разливать чай.

– Сколько положить тебе сахара?

– Одну ложку, спасибо.

Он передал ей чашку и с изумлением увидел, что она выпила ее в три глотка. Бетти заварила отличный китайский чай, но чашечки были крохотными. Лайам снова наполнил ее чашку. Софи поблагодарила его, однако от еще одного сэндвича отказалась.

Молодая женщина, отхлебнув чаю, взглянула на Лайама, а затем поставила чашку на столик:

– Скажите, Лайам, кто отец Гарри?

Лайам прикрыл глаза рукой. Кого он считает отцом Гарри? Лукаса, вот кого!

Лайам постарался говорить спокойно:

– Подозреваю, что этот ребенок – мой племянник.

Глава 3

Софи уставилась на него. Племянник? Он предполагает, что Гарри – его племянник? Она не знала, стоит ли радоваться тому, что поиски ее так быстро закончились. Взглянув на лицо Лайама, решила, что не стоит. Софи прикусила губу. Как сказала Бетти, сейчас в доме живет только Лайам, но, может быть, хватит одного телефонного звонка?

И тогда Гарри обретет отца.

– Как зовут твоего брата?

– Лукас. – Голос его сорвался, и имя прозвучало едва слышно. Лайам прочистил горло. – Лукас, – повторил он, на этот раз гораздо громче.

– Лукас? – прошептала Софи, вспомнив, с какой болью Эмми произнесла: «Он обещал вернуться ко мне». – Почему ты думаешь, что он – отец Гарри?

Лайам предложил:

– Хочешь, я покажу тебе семейный альбом?

Софи не возражала. В данный момент это соответствовало ее целям. Она не хотела принимать заявление Лайама просто так, без всяких доказательств.

Когда она кивнула, Лайам встал и прошел к книжному шкафу. Достав массивный фотоальбом, он положил его ей на колени, а затем вернулся в свое кресло. Софи открыла первую страницу и с изумлением уставилась на нее. Она перевернула страницу, взглянула на вторую, потом на третью, потом вернулась к первой странице. Лица детей на фотографиях были точно такими же, как лицо ребенка, спавшего рядом с ней.

– Гарри – это…

– Гарри – точная копия меня и моих братьев, – подтвердил Лайам, и губы его дрогнули.

– Объясни, кто есть кто?

– Это я… Это мой брат Лачлан, моя сестра Лейси… А вот и Лукас!

Примерно в возрасте трех лет Лайам, Лачлан и Лукас были абсолютно одинаковыми. Но со временем различия стали проявляться. И не только физические. Лайам стоял прямо, будто аршин проглотил, напряженно глядя в фотокамеру. Лачлан, с озорной улыбкой, всегда немного красовался. А Лукас непременно пригибал голову: немного неуверенно, немного стыдливо.

Они были чудесными детьми. И должны были превратиться в замечательных мужчин.

По мере того как Софи листала фотоальбом, перед ней возникала картина сплоченной, крепкой и любящей семьи, в которой царили дружба и взаимное уважение. На секунду ее охватила тоска. Всю жизнь она мечтала стать членом семьи, подобной этой.

Повезет ли Гарри больше, чем ей?

Наконец она вернула альбом Лайаму, и он, слава богу, снова сел в свое кресло, откуда его запах, его тепло не могли подействовать на нее. Он пах лошадьми, кожей, дикой травой – и эти запахи напоминали Софи о Кимберли и о чудесных временах. Когда он устроился рядом с ней, она едва сдержала желание прильнуть к нему. Нельзя быть такой сентиментальной!

– Сходство поразительное.

– Да.

Судя по снимкам, Лукас много смеялся. Он был бы замечательным отцом – веселым, задорным и любящим. В отличие от мужчины, сидевшего сейчас напротив нее.

Инстинкт подсказывал Софи, что Лайам – хороший человек, но ему не мешало бы быть еще и веселым. Ей следовало сразу догадаться, что Эмми вряд ли связалась бы с таким человеком, как Лайам. Он не из тех мужчин, с которыми можно флиртовать.

– Взгляни на это.

Лайам что-то протянул ей. Открытка. Тревожное предчувствие кольнуло молодую женщину. Софи не хотелось читать эту открытку, однако она онемевшими пальцами взяла ее. Это была открытка с видом отеля «Роттнест-Айленд». На обратной стороне стояла подпись Лукаса. Открытка была отослана двадцать один месяц назад. Софи нахмурилась. Все это выглядело достаточно безобидно.

Лайам показал ей два листка бумаги:

– Это движение средств на счете Лукаса двадцать один месяц назад. Несколько операций проведены именно там. Он находился в отеле примерно неделю.

То же самое рассказывала Эмми. Но…

Софи уставилась на Лайама, на бумаги, которые тот держал в руке, и во рту у нее мгновенно пересохло.

– Лайам, где Лукас?

Он пристально посмотрел на нее, и глаза его потемнели.

– Лукас мертв. Он скончался восемь месяцев назад.

Софи побелела.

– Прости, – прошептала она.

Бедный Гарри!

Нет! В это невозможно поверить!

– Внешнее сходство – это еще не все! Это не значит…

– Мы сделаем анализ ДНК, – предложил Лайам.

– Но если Лукас – отец Гарри, то… – Софи умолкла на полуслове, потому что была не в силах закончить фразу.

– Сделаем анализ моей ДНК и выясним, являюсь ли я близким родственником Гарри.

– Нет! Это не имеет смысла. – Ей надо найти отца Гарри. Она должна его найти! – Эмми утверждала, что ты отец Гарри, а не Лукас. Почему она в этом уверена? Почему?

– Лукас боготворил меня, – неохотно признался Лайам. – Ему было всего лишь двадцать три, когда он умер. Он на четырнадцать лет младше меня. Наша мать называла его Счастливый Случай.

Мать, потерявшая сына… На секунду Софи перестала видеть Лайама – слезы выступили у нее на глазах. Она смахнула их.

– После того несчастья я узнал, что Лукас, бывая в городе, иногда выдавал себя за меня.

Софи уставилась на него:

– Но почему?

Лайам пожал плечами:

– Я никогда не спрашивал его. В то время меня беспокоили более серьезные проблемы. – Нахмурившись, он взъерошил волосы. – Мне кажется, Лукас любил представляться управляющим Неваррой – он очень хотел им стать. И если это явится для тебя каким-то утешением, не думаю, что он намеренно обманывал твою сестру.

– Но это по-прежнему не означает, что он – отец Гарри!

– Последние четыре года Лукас представлял нашу семью на сельскохозяйственных выставках. Он действительно останавливался в отеле «Роттнест-Айленд» в то время, когда был зачат Гарри.

– Но…

– Я понимаю, что ты не ожидала такого поворота событий, но, если сопоставить факты, так все и получается.

Софи не могла унять дрожь. Почтовая открытка упала на пол. Отец Гарри мертв.

Нет!

Не отрывая взгляда от Лайама, молодая женщина покачала головой.

– Нет, – прошептала она. Она так надеялась, что Гарри найдет своего отца и тот полюбит его!

– Я сожалею, Софи.

Она подвела Эмми. Она подвела Гарри. Она с удовольствием поменялась бы местами с Лукасом, если бы…

Закрыв лицо руками, Софи зарыдала. Лайам вскочил на ноги, но она жестом остановила его. Тихо выругавшись, он снова сел в кресло.

Наконец, немного уняв дрожь, она подняла голову:

– Прости меня.

– Ты просто измучена.

Воцарилось молчание. Лайам наконец заставил себя заговорить:

– Разве Гарри сирота?

Софи насторожилась:

– Нет!

– Где же его мать? Почему она не приехала вместе с ним?

– Она… сейчас приболела.

Лайам изучающе смотрел на молодую женщину.

– Чего она хочет?

Во рту у нее пересохло. Ей захотелось взять Гарри на руки и крепко прижать к себе.

– Эмми хочет, чтобы отец Гарри полностью взял на себя заботу о нем.

Лайам вскинул голову:

– Почему?

На этот вопрос Софи не была готова ответить, поэтому просто покачала головой.

Лайам решительно встал на ноги.

– Мне надо напоить лошадей. Увидимся за обедом. – Он направился к двери.

– Лайам!

Он остановился. Повернулся к ней.

Софи замерла, увидев мрачный изгиб его губ.

– Что случилось с Лукасом?

Лицо его стало замкнутым.

– Он умер.

Не сказав больше ни слова, Лайам ушел.

Софи взглянула на малыша, спавшего рядом с ней.

Она больше ничего не может сделать для этого невинного ребенка. Софи прижала руку ко рту: «О, Гарри, прости, прости меня!»

Софи вскочила с кровати и бросилась в детскую, когда сквозь пелену сна до нее донесся пронзительный крик малыша.

– Гарри!

Взяв мальчика на руки, она попыталась успокоить его, но он не унимался. Мимолетное доверие, которое малыш проявил к ней, исчезло без следа.

Молодая женщина прижала его к себе, погладила по спинке и попыталась убаюкать, но все было напрасно.

– Тебе приснился страшный сон, мой мальчик?

Она запнулась, потому что кошмаром для него стала реальность. Он потерял мать, его оставили на попечение какой-то чужой тети, привезли в незнакомое место.

Софи сменила подгузник, но малыш продолжал капризничать. Она измерила ему температуру, проверила, нет ли сыпи на теле…

Женщина терялась в догадках. Точно так же было прошлой ночью. И позапрошлой. Может, у него режутся зубки?

Софи взглянула на часы – одиннадцать часов. Она попыталась поиграть с Гарри в Лошадку, чтобы отвлечь, стала петь колыбельные песни, расхаживая с ним по комнате взад-вперед. Ничто не помогало. Малыш не переставал кричать.

В конце концов Софи усадила его на большой двуспальной кровати и погладила по головке. Она не знала, что ей делать, как помочь Гарри.

Софи заломила руки. Она недостойна быть матерью – ей это известно уже семь лет.

Разве сможет она загладить свою вину?

Собственно, именно этим она сейчас и занимается. В свое время Софи совершила ужасную ошибку, сделав аборт, но она добьется хорошей жизни для ребенка Эмми.

Личико Гарри с красными щечками было страдальческим, и горло ее сжалось. Она заслужила все это. Но не он.

Господи! Сегодня вечером она не давала ему бутылочку.

– Ты голоден, Гарри?

Взяв малыша на руки, Софи заторопилась на кухню. Там она подогрела молоко, достала банку с шоколадным кремом.

Гарри отказался и от того, и от другого.

Она попыталась дать ему бутылочку на том же диване, на котором он лежал днем, надеясь, что у него возникнет ощущение чего-то знакомого.

Ничего не помогало.

Глотая слезы, Софи принялась расхаживать с ним по холлу.

– О, Гарри, тетя Софи очень хочет помочь тебе. Она сделает все, чтобы тебе было хорошо.

Малыш продолжал плакать. Его крики разрывали ее сердце. Она – существо беспомощное, жалкое и бесполезное.

– Что с ним происходит? Он болен?

– Не думаю. – Софи не смогла сдержать дрожь в голосе. – У него нет температуры, никакой сыпи или чего-то подобного.

Лайам сделал шаг, затем другой, засунув руки в задние карманы джинсов. Он явно не ложился спать.

– И давно он так кричит?

– А который сейчас час?

– Только что пробило двенадцать.

Софи подавила вздох:

– Почти час.

– Час?! – Остановившись перед ней, Лайам расправил плечи. Она в очередной раз ощутила, какой он… огромный. – С ним что-то не так. – Он направился в дальний конец холла. – Я сейчас вызову доктора.

– Нет. – Софи покачала головой. На плечи ей, казалось, давил неимоверный груз.

Он резко повернулся к ней:

– Целый час! Это…

– Это ничего. Прошлой ночью он проплакал четыре часа. Потом на три часа прервался, а затем снова плакал – два часа.

Лайам явно был потрясен:

– Ты пыталась его накормить?

Ее охватило безысходное отчаяние.

– А как ты думаешь?! – вскричала Софи. – Я сделала все, что можно! – Она протянула ему Гарри. – Попробуй успокоить его.

Лайам попятился:

– Он не знает меня, я могу испугать его.

– Он знает меня всего лишь два дня! – Гарри заплакал еще громче. Софи прижала его к себе. – О, Гарри, прости свою тетю Софи. Она не хотела тебя напугать.

Гарри изо всех сил вырывался. Сердце Софи щемило. Малыш не хочет, чтобы она прикасалась к нему. Он понял, кто она такая. Какое еще доказательство ей нужно? Как мать она не стоит ничего!

В глазах Софи стало темнеть. Но вдруг Лайам сделал шаг вперед и взял у нее ребенка. И неожиданно она снова смогла дышать.

Гарри не перестал плакать, но его рыдания больше не терзали ее грудь и не звенели оглушительно в ушах. Она опустилась в ближайшее кресло – кресло Лайама – и стала смотреть на мужчину и ребенка.

Лайам не знал, что ему делать с орущим комочком, который извивался в его руках. Он взял малыша лишь потому, что больше не мог смотреть на лицо Софи. Она выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок. А если прошлой ночью это продолжалось несколько часов…

Он не жалел о том, что постарался облегчить ее ношу, но теперь, когда ребенок был у него, растерялся.

Софи улыбнулась. И Лайам счел это чудом, если учесть ее крайнюю усталость и беспокойство за малыша – не говоря уже о том, как она была расстроена, узнав о смерти Лукаса.

– У тебя очень скоро устанут руки, если ты будешь так держать Гарри, – заметила она.

Его руки были вытянуты. Гарри болтался в воздухе. Лайам осторожно прижал ребенка к груди. Тот продолжал орать. Точно так же, как и у Софи, Гарри старался вывернуться из рук Лайама. Невероятно, сколько сил в этом маленьком тельце!

Лайам сел на середину дивана. Со всех сторон его теперь окружали мягкие подушки.

Он попытался покачать Гарри на колене. Малыш не унимался. Неужели Софи выдерживала это в течение нескольких часов? Он держит своего племянника меньше чем две минуты и…

Словно почувствовав его беспомощность, Софи подняла с пола игрушку и опустилась на колени перед ним и Гарри.

– Эй, Гарри, – ласково позвала она, показав малышу Лошадку. Лошадка «проскакала» с одного конца дивана на другой, потанцевала возле ножек малыша, а заодно и на ногах Лайама. Ему это показалось странно интимным. – Лошадка не любит, когда ты плачешь.

Гарри не умолк, однако перестал вырываться, а потом, нагнувшись, схватил мягкую Лошадку и уткнулся в нее личиком. В груди Лайама все перевернулось. Бедный малыш! Он устал, он чувствует себя не в своей тарелке, но как ему помочь?

– Это очень трогательно, да? – прошептала Софи.

Когда теплое тельце племянника прижалось к его груди, Лайам только кивнул в ответ.

Софи сглотнула, глаза ее подозрительно блеснули.

– Я использовала все, чтобы успокоить Гарри: его игрушки, его бутылочку. Я ходила с ним туда-сюда, сменила ему подгузник, переодела, пробовала убаюкать, строила глупые рожицы, говорила дурацкими голосами, пыталась соблазнить шоколадным кремом. Что еще можно сделать?

– Ты пыталась петь?

– Да. Колыбельные песни… О, Гарри… Ты знаешь, что твоя бабушка, Дана, обычно пела, когда хотела меня успокоить?

Гарри перевел дыхание и снова заорал. Неужели ребенок способен плакать так долго?

– Твоя бабушка Дана пела песни «АББА» – для меня и твоей мамы.

При слове «АББА» Гарри умолк. Софи от изумления открыла рот. Лайам уставился на Гарри. Лицо малыша снова скорчилось.

– Пой песню «АББА», – приказал Лайам.

И Софи начала петь «Мамма миа!». Гарри перестал плакать.

Песня подошла к концу. Ребенок молчал. Софи смотрела то на мальчика, то на Лайама широко раскрытыми глазами, а потом улыбнулась – искренне, открыто. Как тогда, когда сошла с почтового самолета и сказала: «Мистер Степлтон, я привезла вам вашего сына».

Но Гарри не его сын.

Железные тиски еще крепче сжали его сердце. Лайама охватило желание заботиться о ком-нибудь, оберегать, защищать. Он ощутил то, что уже потерял надежду испытать: запах детского талька, теплого молока и нежной детской кожи.

– О, Гарри, знаешь, что я тебе сейчас покажу? – Софи дотронулась до коленки малыша. Он не возмутился. – Этому танцу научила меня и твою маму бабушка Дана. Держу пари, ты знаешь его!

Она вскочила с места и принялась напевать другую мелодию. Лайам замер, увидев, как глаза Гарри расширились. Софи исполнила такой зажигательный танец, какого Лайам никогда в жизни не видел. Он включал элементы твиста и степа, а финал был в стиле рок-н-ролла. Гарри очень понравилась импровизация. Он захлопал в ладоши, и Лайаму захотелось присоединиться к нему.

Когда танец закончился, Софи упала перед ними на колени, едва дыша. Лайам почувствовал, что ему внезапно тоже стало трудно дышать. Молодая женщина спросила у малыша:

– О, ведь это весело, да?

Гарри еще сильнее принялся хлопать в ладоши, а потом, наклонившись, прижал свою пухлую ладошку к ее щеке и улыбнулся.

– О! – Софи села на пол, ноги отказались ее держать.

Внезапно Лайаму захотелось, чтобы Гарри точно так же улыбнулся ему!

– Думаешь, мне надо снова спеть эту песню? – спросила она.

Глаза ее были усталыми. Он покачал головой:

– Отдыхай, Софи.

– А если он снова начнет плакать?

Лайам откинулся на спинку дивана, открыл рот и запел «Фернандо».

Софи протянула Гарри бутылочку, и он взял ее. Убрав волосы с лица ребенка, она прошептала: «Тетя Софи любит тебя». Затем опустилась в кресло напротив.

А Гарри прижался к груди Лайама, уютно свернулся и закрыл глазки. Рана в сердце мужчины, которую последние пять лет он старался игнорировать, казалось, стала болеть меньше.

Белинда не могла забеременеть, и это убивало его. Лайам пытался убедить себя в том, что лишь последующие события по-настоящему разбили его сердце. Но сейчас он задумался, а так ли это на самом деле. Измена Белинды так сильно подействовала на него или тот факт, что он был лишен возможности иметь собственных детей?

Глава 4

Лайам остановился как вкопанный, увидев Софи, развешивавшую на веревке белье.

Но не вид выстиранных рубашки и джинсов, а крошечные трусики и футболка, болтающиеся рядом с ними – смехотворно крошечные, – заставили его замереть. Сердце его вновь охватила такая тоска о несбыточном, что ему пришлось сжать кулаки. А пеленки, эти смешные разноцветные пеленки, хлопавшие на ветру, мучительно напоминали о том, чего у него никогда не было.

Софи наклонилась над корзиной с бельем, затем выпрямилась, и ее каштановые волосы блеснули золотом на солнце. Лайам изумленно заморгал: она выстирала его рабочую блузу!

Мир покачнулся. Лайам стиснул зубы, но сразу же приказал себе успокоиться. Похоже на домашнюю идиллию, но он знал, что это всего лишь иллюзия. Нельзя поддаваться ей.

По словам Софи, она узнала о ребенке сестры всего два дня назад. Здесь кроется какая-то тайна, но, судя по всему, женщина еще не готова все ему рассказать. И в то же время она изо всех сил старается помочь Гарри…

Лайам улыбнулся. Какой забавный танец Софи исполнила вчера! Она вложила в него всю свою душу. И завоевала сердце малыша…

Он хочет, чтобы Гарри стал частью его жизни. Он мечтает залатать в своем собственном сердце зияющую дыру, появившуюся после предательства Белинды.

Он должен сделать это в память о Лукасе. Он должен сделать это ради своей семьи. Гарри не только исцелит его сердце. Кровь застучала у Лайама в висках. Гарри поможет ему искупить вину.

Им с Софи надо поговорить!

– Эй, привет!

Он вздрогнул и обнаружил, что она смотрит на него, держа пустую корзину на бедре.

Софи неуверенно прикоснулась к верхней пуговице блузки.

– Прячешься в кустах?

– Я… э-э-э… наслаждаюсь видом.

Она заморгала. Лайам показал на выстиранное белье.

Софи рассмеялась:

– Неужели это выглядит красиво?

Ярко-оранжевые, желто-зеленые, кобальтовые и алые пеленки развевались на сильном ветру, словно флаги.

– Очень празднично, – заявил Лайам.

– Ты рано вернулся. Бетти сказала, что мы не увидим тебя до ланча.

– Я хотел проверить, все ли в порядке с тобой и Гарри.

– Все в порядке! Мы уснули мертвым сном, как только добрались до кроватей. И спали до восьми часов утра.

Один уголок его рта расслабился, утратив обычную жесткость.

– Невероятно! – поддразнил Лайам.

– Послушай, я знаю, в котором часу начинается рабочий день. Вам с Бетти надо вставать в пять, в крайнем случае в половине шестого.

– Сейчас мы готовимся к осмотру скота.

– Осмотру скота? – В глазах ее заиграли веселые искры. – Как интересно!

Осмотр скота был трудным делом. Лайам, как любой фермер, любил это время. Улыбка Софи говорила о том, что ей это тоже нравится.

Софи, похоже, чувствовала себя здесь как дома. В отличие от Белинды.

– Лайам, мне хочется сказать несколько слов по поводу прошлой ночи.

– Да?

– Я очень благодарна тебе за помощь с Гарри. Еще немного – и я сошла бы с ума.

– Мне было нетрудно.

Лайам вновь вспомнил забавный танец, взглянул на разноцветные пеленки, развевающиеся на ветру, и его наполнило ощущение спокойствия и радости. Вчера вечером к его груди прижимался крошечный живой комочек – племянник. И нечто, казалось, давно умершее стало оживать в душе Лайама.

Он заметил, как благотворно подействовал на Софи крепкий сон. Щеки ее порозовели. Волосы были как мед, а кожа – цвета персика. Лайам обнаружил, что разглядывает ее нижнюю губу и гадает о том, какова она на вкус. Как мед? Или как персик?

Изумрудные глаза Софи расширились, ее роскошные губы слегка приоткрылись.

Если он…

И внезапно его опалил зеленый огонь, а роскошные губы сжались.

Лайам заморгал.

Софи отвела глаза в сторону:

– Я… м-м-м… мне надо проверить Гарри. Он уснул сразу после завтрака и должен сейчас проснуться.

Повернувшись, она заторопилась в дом. Под просторной рубашкой легко угадывались очертания ее тела. Сердце Лайама дрогнуло. Выругавшись, он отвернулся. Именно поэтому он не потерпит никаких женщин в Неварре.

От них одно беспокойство.

* * *

Лайам отодвинул тарелку. Софи взглянула на часы. Он должен скоро уйти, и тогда она сможет спокойно дышать.

– Спасибо, Бетти, все было очень вкусно.

Бетти загружала посуду в посудомоечную машину:

– Ты должен благодарить не меня, а эту молодую особу. Она приготовила ланч и помогла мне с выпечкой утром. Софи – просто спец в кухонных делах.

Лайам повернулся к девушке. Она старалась сохранять спокойствие.

– Спасибо, Софи.

Пожав плечами, она вытерла Гарри лицо и ручки, стараясь не показать, что от голоса Лайама у нее мурашки прошли по коже.

– Не стоит. Всего лишь несколько сэндвичей. – Она поднялась. – Сейчас приготовлю для Гарри бутылочку и уложу его спать.

Лайам не шелохнулся. Софи стало трудно дышать. Она поглаживала Гарри по спинке, пока подогревалось молоко, но не знала, кого успокаивает – ребенка или себя.

Как только звякнула микроволновка, схватив малыша и его бутылочку, молодая женщина помчалась в спасительное убежище – детскую комнату.

– Вот мы и пришли, Гарри.

Она положила его в кроватку. Крепко прижав к себе Лошадку, мальчик внимательно слушал, как поет Софи, потом взял бутылочку, вздохнул и закрыл глазки. Дыхание его стало ровным, а ручки, сжимавшие игрушку, расслабились.

– Спи крепко, – прошептала она, и сердце ее сжалось от боли при мысли о том, что отца у него нет.

Софи надеялась не застать Лайама в кухне, однако он никуда не ушел. Ей стало не по себе.

– Я надеюсь, мы поговорим. – Он не улыбался.

Она вспомнила взгляд, которым он окинул ее сегодня утром – оценивающий, одобрительный. Кровь застучала в висках.

Она не хочет этого.

Нет, конечно, он не навязывается. Однако ее сердце не перестает стучать сильнее, если он оказывается рядом с ней. Да и она, если честно, мечтает остаться с ним наедине. Лайам Степлтон вывел ее из равновесия, причем в тот момент, когда ей необходимо сохранять спокойствие – ради Гарри.

– Софи!

Она поняла, что не сводит с него глаз, и облизала пересохшие губы.

– О чем ты хочешь поговорить?

– О Гарри. Бетти приготовила кофе и отнесла его в гостиную.

Там молодая женщина уселась на диван. Лайам устроился в кресле. Никто из них не пошевелился, чтобы разлить кофе по чашкам.

– Ты сказал, что хочешь поговорить о Гарри? – нарушила молчание Софи. Чем дольше она смотрела на Лайама, тем труднее ей было отвести от него взгляд.

– Да. – Он помедлил. – Софи, мне хотелось бы, чтобы ты и Гарри какое-то время пожили у меня.

Софи онемела. Судя по его виду, для Лайама это очень важно. Но почему?

– Пожалуйста, подумай над этим, – продолжил он. – Нам надо сделать анализ ДНК, от этого зависит будущее Гарри. И я хочу получше узнать своего племянника.

Это было разумное предложение. Софи прикусила губу – ее денег может не хватить.

– Ты надолго приглашаешь нас?

– На неделю. Может, на две…

Две недели?! Тогда финансы ее будут на исходе.

Но ради Гарри…

Лицо Лайама исказила гримаса.

– Честно говоря, ты сделаешь мне одолжение.

– Одолжение?

Он встал, закрыл дверь, затем вернулся на свое место:

– Я не хочу, чтобы Бетти подслушала нас.

Софи нахмурилась:

– Бетти? Зачем?

– Она не говорила тебе, что ее дочь беременна?

Софи усмехнулась и кивнула.

– Бетти собирается взять отпуск, чтобы помочь дочери. – Лайам нахмурился. – Однако она ни за что не желает оставлять меня одного. Ничего не могу с ней поделать, хоть об стенку головой бейся. Мой главный скотник и его жена обычно приезжают сюда с дальней фермы, когда Бетти берет отпуск, но сейчас именно там мы ведем учет скота. Если Бетти узнает, что вы с Гарри поживете здесь две недели, она с легкой душой отправится к дочери.

– Ты предлагаешь мне должность экономки на это время?

– Да. Оплата хорошая, включает питание и другое обеспечение, а работа не такая уж тяжелая. Ты сделаешь доброе дело для Бетти и ее дочери, а также для…

– Для кого? – спросила Софи.

– Для меня.

– Для тебя это важно?

– Да.

Всего одно слово. Но за ним скрывалось так много! И внезапно молодую женщину пронзила мысль: необходимо помочь Лайаму обрести то, чего у нее самой никогда не было, – свою собственную семью.

Она никогда никому не отказала бы в такой возможности. И тем более – дяде Гарри.

Или Гарри.

Сердце ее забилось быстрее. Если бы Брайс в то время, когда Софи была еще ребенком, объявил о том, что она – его дочь, то жизнь ее была бы совершенно другой. Но он этого не сделал, и она выросла без отца. Даже сейчас ей недоставало его. Лайам не является отцом Гарри, однако он способен заменить его.

– А почему это так важно для тебя, Лайам?

Он помолчал:

– Ты сказала, что сестра твоя решила отдать Гарри отцу.

– Да.

– И она собирается передать ему все права на ребенка?

Софи подтвердила:

– Да.

– Почему? – Лайам недоуменно нахмурился.

На плечи Софи опустилась огромная тяжесть. В висках застучало.

– Она считает, что так будет лучше для малыша.

– Хорошо. – Лайам потер виски. – Софи, ты хочешь усыновить Гарри?

– Я? Нет!

Сердце ее сжалось от боли. Всего лишь за два дня она полюбила Гарри так, что готова была отдать за него жизнь – мгновенно, без колебаний. Его счастье, его благополучие для нее теперь превыше всего.

Но Софи Томас недостойна быть приемной матерью Гарри. Она сделала аборт… Кроме того, именно она воспитывала свою сестру, и каков результат? О нет, она – наихудшая кандидатура.

Лайам пристально посмотрел ей в глаза, на скулах его вспыхнул румянец.

– Почему? – настойчиво повторил он.

Софи душили слезы, однако она совладала с собой и вздернула подбородок:

– Я не собираюсь усыновлять Гарри, Лайам. Вот и все.

Глаза Лайама вспыхнули.

– Хорошо. Тогда я его усыновлю.

Софи растерялась. Почему от этих слов в груди ее похолодело? Почему ей вдруг захотелось побежать в детскую, схватить Гарри и прижать к себе?

Огонь, зажегшийся в глазах Лайама, был слишком ярким, слишком жгучим.

– Почему ты хочешь усыновить Гарри? – прошептала Софи. – Ты уверен, что сможешь дать ему все, что нужно? Лайам, ты даже не рассказал мне, что случилось с Лукасом.

Он откинул голову назад:

– А какое это имеет значение?

Он встал, засунул руки в карманы и принялся молча расхаживать по комнате. Затем опустился в кресло и наконец заговорил:

– Двадцать месяцев назад Лукас попал в автокатастрофу. Моя мать организовала вечеринку – здесь, в Неварре, – и пригласила потенциальных невест. Ей захотелось сыграть роль свахи. Я разведен. Она надеялась, что я найду себе новую жену. Меня эта затея не вдохновила.

Лайам скривил губы, и Софи поняла, что он не собирался жениться во второй раз.

– Мать велела мне пригласить всех женщин из ближайшей округи. Я, желая разбавить женское общество, попросил Лукаса приехать, сославшись на то, что на ферме очень много работы. – Он помолчал. – В полицейском отчете написано, что Лукас потерял управление, возможно пытаясь объехать какое-то препятствие, и автомобиль упал в кювет, несколько раз перевернувшись. Лукас сломал позвоночник.

Софи закрыла глаза:

– Ты винишь свою мать?

Он вскинул голову:

– Нет!

– Тогда не вини себя.

– Я лучше вожу машину, чем он, и если бы…

– Все «если бы…» в мире не вернут его. Ты не несешь ответственности за несчастный случай.

Лайам, казалось, не видел и не слушал ее.

– После аварии Лукас стал калекой, оказавшись в инвалидной коляске. Десять месяцев он провел в больнице, потом вернулся домой, в Неварру. А через шесть недель…

Она облизала вмиг пересохшие губы:

– Что?

Лайам рывком поднялся с кресла:

– Я должен был понять, что с ним происходит.

– О чем ты говоришь?

– У Лукаса началась депрессия. Я должен был предвидеть это. Брат всегда был живым, активным человеком, и вдруг он оказался прикованным к инвалидной коляске. Вся семья крутилась вокруг него. Но я не смог его ничем занять… Мне казалось, что впереди еще масса времени, но…

Софи охватил ужас.

– Но?..

– Он убил себя. – Лайам резко повернулся к ней. – Лукас покончил жизнь самоубийством!

Софи зажала рот рукой.

– И я должен был предвидеть это.

– Нет, ты не прав! В этом нет твоей вины, Лайам.

– Я должен был лучше заботиться о своем младшем брате. – Он провел рукой по волосам. – Я в долгу перед ним, Софи. Я в долгу перед всей своей семьей. Моя мать не может больше жить здесь, хотя Неварра была ее домом в течение сорока лет. Я перед всеми виноват.

Но почему?!

– Позволь мне воспитать сына Лукаса, Софи. Дай мне шанс все исправить.

– Нет! – Она вскочила с дивана, потрясенная тем, через что ему пришлось пройти, и тем, что он сейчас предлагает. – Дети – не лейкопластырь, Лайам. Гарри не должен исцелять твои раны, а также раны твоей матушки! Он маленький ребенок, и ты не имеешь права возложить на него эту обязанность. Он должен быть любим сам по себе, а не как… как замещение Лукаса.

Лицо Лайама побледнело.

– Я…

– Гарри не обязан сделать тебя счастливым. Наоборот, это ты обязан сделать счастливым его.

– Я не…

– Почему ты думаешь, что из тебя получится хороший отец? Ты едва можешь выдавить из себя улыбку, не говоря уже о смехе.

– А разве есть другой вариант?

Софи помертвела. Ноги ее подкосились, и она медленно опустилась на диван. Другой вариант? Мать Гарри в тюрьме, отец мертв, а тетя более чем бесполезна. Приемная семья? Эта мысль разрывала ей сердце.

– Ты сомневаешься в том, что я буду любить его? – поинтересовался Лайам.

Этого человека преследует мрачное прошлое, и Софи не уверена, что он сможет справиться с этим.

А затем она вспомнила, как он пел для малыша. Если мужчина способен петь, может ли он научиться снова смеяться?

Лайам стоял перед ней, заслонив своим огромным телом свет, проникавший сквозь застекленные створчатые двери.

– Софи, нам следует это обсудить.

Она кивнула:

– Да, обсудим. – Он не шелохнулся, и молодая женщина добавила: – Но я не могу говорить, когда ты нависаешь надо мной, как скала.

Лайам немедленно сел – прямо на пол, – предоставив ей возвышаться над ним.