Текст книги "Сердце Волка"

Глава 5

Пожиратели Душ!

Их существование тесно переплелось с его жизнью, и все же он знал о них очень мало. Знал лишь, что их семеро, все они из разных племен и каждый одержим жаждой власти.

Где-то ниже по течению пронзительно взвизгнула лисица. В противоположном углу жилища не спала, ворочалась с боку на бок Ведна: тревожилась, бедная, о муже. А Торак, свернувшись в спальном мешке, думал, какое же зло должно было поселиться в этих Пожирателях Душ, если они способны наслать на людей такую болезнь, от которой они вымирают целыми племенами…

Неужели потом это зло будет править всем Лесом?

Нет, подчинить себе Лес не может никто! Никто не может завоевать деревья или сделать так, чтобы звери перестали следовать древнейшему распорядку жизни, в основе которого лежит лунный месяц. Никто не может приказывать охотникам, где именно они должны охотиться.

Когда Торак наконец заснул, то и во сне не обрел покоя. Сон, приснившийся ему, был поистине ужасен: скрючившись на темном склоне какого-то холма и похолодев от ужаса, он видел, как к нему подползают безликие Пожиратели Душ. Он попытался встать, бежать от них, оттолкнулся рукой от земли, и рука его наткнулась на что-то мягкое, покрытое чешуей. И эта тварь извивалась и кусалась! Он в ужасе рванулся в сторону, но оказалось, что корни деревьев плотно обвили его ноги. Какая-то темная крылатая тень, шурша кожистыми крыльями, камнем упала с небес… И тут Пожиратели Душ настигли его, и злоба, исходившая от них, обжигала, как огонь…

* * *

Когда Торак проснулся, наступал рассвет. Дыхание Леса окутало деревья туманной дымкой. И он уже твердо знал, что должен сделать.

– Ослаку лучше не стало? – спросил он Ведну, помедлив на пороге.

– Да нет, все то же, – вздохнула она.

Торак заметил, что глаза у нее покраснели от слез, но она так гневно глянула на него, что ему сразу расхотелось ей сочувствовать.

– Ты Фин-Кединна не видела? – спросил он. – Мне с ним поговорить нужно.

– Он на берегу. Только ты бы лучше оставил его в покое.

Но Торак слушать ее не стал.

Вокруг уже вовсю кипела работа. Рыболовы с острогами в руках застыли на мостках над рекой, кто-то разжигал костры, кто-то готовил еду. Издалека доносился звонкий стук молота по камню. Все старались чем-то занять себя, чтобы не думать об Ослаке и Бере, связанных и запертых в отдельном жилище.

Торак пошел по тропе, идущей вдоль берега вниз по течению реки – мимо порогов и за излучину. Вскоре стоянка скрылась из виду. Здесь Широкая Вода становилась значительно спокойнее, лососи мелькали в темно-зеленой воде, точно серебристые дротики.

Фин-Кединн, устроившись на валуне у самой воды, мастерил нож. Необходимые для этой работы инструменты лежали рядом: два тяжелых камня, служившие молотом и наковальней, правильный камень и чаша, полная черной кипящей сосновой смолы. У ног Фин-Кединна во мху высилась небольшая горка каменных осколков, острых как иглы.

Стоило Тораку подойти к вождю племени ближе, и сердце его радостно забилось. Он всегда восхищался Фин-Кединном, но немного побаивался его. Когда погиб отец, Фин-Кединн принял Торака в свое племя, но ни разу не предложил усыновить его. И вел себя с ним как бы немного отстраненно, словно решил не подпускать его к себе слишком близко.

Торак остановился и, сжав кулаки, выдавил из себя:

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Ну так говори, – кивнул Фин-Кединн, не поднимая глаз.

Торак судорожно сглотнул и пробормотал довольно невнятно:

– Пожиратели Душ… Это они насылают болезнь! А мне самой судьбой велено с ними сражаться. И я буду сражаться с ними!

Фин-Кединн молча изучал темно-желтый камень размером с его кулак. Это было Морское Яйцо: редкая вещь в Лесу. Племя Ворона использовало для изготовления оружия в основном слюду, рог или кость, потому что кремень – да еще в виде Морского Яйца – можно было найти только на побережье, где морские племена обменивали его на рог и шкурки лосося.

Торак в отчаянии смотрел на молчавшего вождя, но все же попробовал начать еще раз:

– Я должен остановить их! Я должен положить этому конец!

– Как? – спокойно спросил Фин-Кединн. – Ты же не знаешь, где они. И никто из нас не знает. – Одним из тяжелых камней, точно молотком, он простучал все Морское Яйцо, чтобы убедиться, что в кремне нет трещин.

У Торака невольно выступили на глазах слезы, и он поспешно стряхнул их с ресниц: этот осторожный стук камня о камень вызвал в его душе болезненные воспоминания. Он вырос под эти звуки – отец часто колол кремень у костра, – и они казались ему воплощением безопасности. Ах, как он ошибался!

– Ренн сказала мне, – начал он, – что когда-то давно сюда уже приходила такая болезнь. И тогда ее умели лечить. Так, может быть…

– Именно это я всю ночь и пытался выяснить, – сказал Фин-Кединн. – Ходят слухи, что один из колдунов, живущих в самом Сердце Леса, знает, как исцелить такой недуг.

– Где же его найти? – вскричал Торак. – И как раздобыть это средство?

Фин-Кединн один раз сильно и резко ударил по кремню, и у «яйца» ровненько откололась самая верхушка. Внутри Морское Яйцо было темно-янтарным с красноватыми прожилками.

– Не спеши, – сказал вождь. – Сперва подумай. Нетерпение не доведет тебя до добра.

Торак послушно замолчал и сел на землю, теребя травинку.

Маленьким молоточком из рога Фин-Кединн осторожно, тщательно рассчитывая силу удара, откалывал от кремня острые кусочки определенного размера и толщины.

«Тук! Тук!» – неторопливо приговаривал молоток, словно призывая Торака проявить терпение.

Наконец Фин-Кединн заговорил:

– Ночью на лодке к нам приплыла женщина из племени Выдры. У них там двое заболевших.

Торак похолодел. Племя Выдры обитало далеко на востоке, на берегу озера Топора.

– Значит, она уже везде… – пробормотал он. – И мне надо поскорее отыскать дорогу к тому колдуну в Сердце Леса! Если еще осталась хоть какая-то надежда…

Фин-Кединн вздохнул.

– А кого еще ты можешь послать? – спросил Торак, читая на лице вождя сомнение. – Ты нужен здесь. Саеунн слишком стара для такого путешествия. Все остальные тоже заняты: нужно ухаживать за больными, охотиться, ловить лосося…

Фин-Кединн выбрал резец из оленьего рога примерно в палец длиной и несколькими легкими движениями заточил один из осколков кремня.

– Племена, обитающие в лесной чаще, нашими делами почти не интересуются. Почему ты решил, что они захотят нам помочь?

– А это еще одна причина, по которой пойти туда должен именно я! – загорелся Торак. – Моя мать родом из племени Благородного Оленя! Так что я им все-таки родственник, они должны будут меня выслушать!

Правда, матери своей Торак не знал: она умерла, едва он успел появиться на свет, а потому особой уверенности в собственных словах сейчас не испытывал.

Лицо Фин-Кединна слегка дрогнуло и снова окаменело; взяв в руки будущую рукоять ножа – кусок берцовой кости северного оленя с заранее проделанной в ней щелью, – он обмакнул заточенный осколок кремня в сосновую смолу и воткнул его в прорезь.

– А тебе не приходило в голову, – сказал он, – что Пожиратели Душ именно этого и добиваются? – Его синие глаза так пронзительно сверкнули, что Торак не выдержал и потупился. – Прошлой зимой, после твоего сражения с заколдованным медведем, я запретил всем говорить об этом случае с чужаками. Впрочем, тебе это известно.

Торак кивнул.

– И теперь единственное, что может быть известно Пожирателям Душ, – это то, что кто-то из лесных жителей обладает волшебной силой. Но они не знают, кто именно. – Фин-Кединн помолчал. – Они не знают, кто это, Торак! Как не знают и того, какова природа этой силы. И никто из нас не знает.

Торак затаил дыхание. Фин-Кединн эхом повторил слова его умирающего отца:

– «Держись от людей подальше, Торак! Если они узнают, на что ты способен…»

А на ЧТО он способен? Некоторое время он был уверен, что отец имел в виду его способность разговаривать по-волчьи. Но из слов Фин-Кединна следовало, что это еще далеко не все.

– Даже сама эта болезнь, – продолжал меж тем вождь племени Ворона, – может быть просто ловушкой, способом выманить тебя, заставить раскрыться.

– Но даже если это и так, что я-то могу с этим поделать? – горестно воскликнул Торак. – Я должен помочь Ослаку! Не могу видеть, как он страдает!

Суровое лицо Фин-Кединна смягчилось.

– Да, я понимаю. Мне это тоже невыносимо тяжело.

Оба надолго замолчали. Фин-Кединн отколол и заточил еще несколько тонких пластинок кремня, а Торак задумчиво смотрел за реку. Солнце поднялось уже высоко, и вода ослепительно сверкала. Прищурившись, Торак заметил на том берегу цаплю, затем обратил внимание на ворона, подбиравшегося к вялившейся на стойках лососине.

Между тем нож был уже готов: примерно в локоть длиной, весь покрытый острыми зубцами, чем-то напоминавшими зубы росомахи. Фин-Кединн обмотал рукоять сильно расплющенным и ставшим совсем мягким сосновым корнем, чтобы руке было приятнее и удобнее держать оружие, и удовлетворенно заметил:

– Ну вот! А теперь покажи-ка мне твой нож.

Торак нахмурился:

– Что?

– Ты же слышал. Покажи мне твой нож.

Озадаченный этой странной просьбой, Торак вытащил из ножен отцовский нож и протянул его вождю.

Этот нож был очень красив: лезвие из голубой слюды имело форму вытянутого листка, а рукоять, сделанную из оленьего рога, отец обмотал для удобства лосиными жилами. По словам отца, голубое лезвие сделал мастер из племени Тюленя, к которому принадлежала мать отца. Это она подарила нож отцу Торака, когда тот достиг возраста настоящего мужчины; а уж рукоять он сделал сам, по своему вкусу. Перед смертью он отдал свой нож Тораку, и Торак очень им гордился.

Но Фин-Кединн, повертев отцовский нож в руках, покачал головой:

– Слишком тяжел для тебя. Это нож колдуна, и сделан он для проведения магических обрядов. – Он вернул нож Тораку, помолчал и прибавил: – Впрочем, он всегда слишком легкомысленно относился к подобным вещам.

Тораку страшно хотелось, чтобы Фин-Кединн сказал еще что-нибудь об отце, но он больше не прибавил ни слова. Критически осмотрев свой новый нож, Фин-Кединн провел по лезвию указательным пальцем, проверяя его остроту и балансировку. Нож был отличный.

Просто замечательный нож!

Вождь подбросил нож, ловко поймал его за лезвие и протянул Тораку:

– Возьми. Я его для тебя делал.

Потрясенный до глубины души, Торак не сразу решился принять столь ценный подарок.

Но Фин-Кединн одним движением руки остановил поток его благодарственных излияний и встал, тяжело опираясь на посох.

– Отныне, – сказал он сурово, – прячь подальше отцовский нож, да и материн рожок с охрой тоже. А если тебя кто-нибудь спросит о родителях, ничего никому о них не рассказывай.

– Но я не понимаю… – начал было Торак и умолк, потому что Фин-Кединн, не слушая его, вдруг уставился на реку и замер как вкопанный.

Торак прикрыл глаза рукой от солнца, но оно все равно слепило так, что видно было плохо. Торак разглядел цаплю на том берегу и какое-то бревно, плывущее по самой середине реки вниз, к порогам.

В лагере вдруг пронзительно закричала какая-то женщина: ее жуткий вопль заглушил даже грохот порогов. Торак похолодел от ужаса.

От стоянки по тропе бежали мужчины и женщины.

У Торака перехватило дыхание.

Это вовсе не бревно плыло по реке к порогам.

Это был Ослак.

Глава 6

Ослак не оставил себе путей к отступлению. Он перегрыз связывавшие его ремни, незаметно выскользнул из охраняемого жилища для больных, взобрался на Сторожевую Скалу и бросился с нее в реку.

Скорее всего, он умер сразу, ударившись о воду. Во всяком случае, Торак очень на это надеялся. Даже думать не хотелось о том, что Ослак, возможно, будет еще жив, когда достигнет порогов.

На стойбище царила мертвая тишина. Даже Ведна умолкла и стояла, застыв как изваяние, когда мужчины пронесли мимо нее на носилках тело Ослака. Носильщики старались не касаться мертвого руками, ибо это могло рассердить его души, которые все еще находились поблизости, а рисковать подобным образом было опасно.

Когда носилки опустили на землю возле жилища Ослака, колдунья Саеунн тут же села рядом и, надев на палец специальный кожаный наперсток, нанесла красной охрой на тело покойного Метки Смерти – они должны были помочь его душам остаться вместе во время путешествия в Иной Мир. А потом соплеменники отнесут тело Ослака в Лес и постараются сделать это как можно быстрее, чтобы не искушать его души соблазном остаться среди живых.

Фин-Кединн стоял чуть в стороне, и лицо его казалось высеченным из гранита. Он никак не проявил своего горя, когда велел удвоить надзор за Берой, вынести из жилища Ослака все его имущество и бросить в костер. Но Торак видел, как нелегко ему дается это внешнее спокойствие. Ведь именно он, вождь племени, обещал Ослаку обеспечить его безопасность. И теперь, конечно же, станет казнить себя за то, что ему это не удалось.

Вина – страшное бремя.

Торак тоже чувствовал, как она камнем легла на его душу.

Нет, хватит бездействовать! Когда племя Ворона отправится в Лес провожать Ослака в последний путь, он, Торак, останется здесь – он ведь не член племени – и получит возможность уйти незамеченным. А потом попытается проникнуть в Сердце Леса и отыскать средство, способное исцелять от этой проклятой болезни.

Но сперва необходимо еще кое-что сделать.

Готовясь к похоронам, женщины принесли глину для нанесения особых меток. И пока все были заняты, Торак осторожно пробрался к подножию Сторожевой Скалы. Если его подозрения справедливы, если существо с лицом из листьев имеет какое-то отношение к смерти Ослака, то оно, возможно, оставило следы.

Обращенная к реке сторона Сторожевой Скалы была почти отвесной, зато с противоположной, восточной, стороны Скала напоминала просто довольно крутой холм. Здесь взобраться наверх можно было без особого труда, особенно если соблюдать известную осторожность. Земля у подножия была утрамбована множеством ног, как и тропа, ведущая на вершину по восточному склону. И все же, хорошенько приглядевшись, кое-какие следы на утоптанной земле Торак разобрать сумел.

Среди них были и отпечатки ног сухонькой Саеунн, вчера поднимавшейся на вершину, и следы собачьих лап, поперек которых виднелись отчетливые трехпалые птичьи «галочки»: собака бежала наверх, а ворон дразнил ее. И поверх всего этого виднелись отпечатки ног крупного мужчины – но только его пальцев и пяток. Ослак, видимо, торопился и взбирался на вершину Скалы бегом.

У Торака перехватило дыхание, но он постарался проглотить застрявший в горле горький комок: ничего, потом будешь горевать, когда в путь выйдешь!

Он медленно пошел по следам Ослака на вершину скалы.

На бегу из-под ног Ослака во все стороны разлетались камешки и мох. В одном месте он, видимо, поскользнулся, упал и сильно ударился: на земле виднелись капельки крови. А потом снова бросился бежать.

«Да уж, бежал он со всех ног, – думал Торак. – Словно за ним гнались все злые духи Иного Мира!»

На вершине скалы Торак наконец нашел то, что так боялся увидеть. Новые следы. Маленькие и едва заметные. Но было совершенно ясно: тот, кто оставил эти следы, бежать и не думал. Он стоял совершенно неподвижно почти у самого края обрыва и смотрел, как Ослак прыгает вниз, навстречу смерти.

Ступни неведомого существа были не больше, чем у ребенка лет восьми-девяти.

Но заканчивались они острыми когтями.

* * *

Племя уже готовилось к отправке в Лес, когда Торак разыскал Ренн. Устроившись возле большого костра, она растирала в ступке охру для предстоящего похоронного обряда.

На лице у нее речной глиной были нанесены полоски – знак траура у племени Ворона, – но полоски уже успели расплыться: слезы прорыли в глине бороздки. Никогда раньше Торак не видел, чтобы Ренн плакала. Заметив его, она принялась старательно моргать, стряхивая с ресниц слезы.

– Ренн, – сказал он, присаживаясь возле нее на корточки и стараясь говорить как можно тише, чтобы никто их не услышал, – я хочу кое-что рассказать тебе. Дело в том, что когда я поднялся на Сторожевую Скалу…

– А что ты там делал?

– Я нашел там следы.

Саеунн окликнула Ренн с противоположного конца поляны:

– Идем, Ренн! Пора!

– Здесь есть кто-то чужой! – твердо заявил Торак. – И я его видел!

И снова колдунья позвала Ренн.

– Торак, я должна идти! – Ссыпав охру в мешочек и сунув его в сумку с целебными травами, Ренн вскочила. – Мы недолго. Расскажешь мне все, когда я вернусь, хорошо? И следы покажешь.

Торак кивнул, стараясь не встречаться с ней взглядом. Его ведь уже не будет здесь, когда она вернется! А сказать ей, что уходит, он не мог, потому что она, конечно же, попытается остановить его или потребует взять ее с собой. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Если Фин-Кединн прав и существует возможность того, что Пожиратели Душ пытаются заманить его, Торака, в ловушку, то уж жизнью Ренн он рисковать никак не намерен. Впрочем, и своей собственной тоже.

– Мне очень жаль, что тебе нельзя с нами пойти, – сказала Ренн, и на душе у Торака стало еще хуже. Затем она убежала, чтобы занять место во главе племени рядом со своим дядей Фин-Кединном.

Торак смотрел, как племя Ворона уходит в Лес. Он знал, что сперва они унесут тело Ослака довольно далеко от стоянки, а потом начнут строить Помост Смерти – небольшое возвышение из стволов и веток рябины, – на который возложат тело покойного головой против течения реки. И, подобно лососям, души Ослака отправятся в свое последнее странствие вверх по реке, к Высоким Горам.

Обряд у Помоста Смерти короток; попрощавшись с покойным, племя оставит его тело в Лесу, чтобы оно стало пищей обитателей Леса, которые прежде, при жизни, служили пищей самому Ослаку. А через три лунных месяца Ведна соберет его кости и отнесет их на кладбище племени. И в течение пяти ближайших лет ни она, ни кто-либо другой не станут произносить имя Ослака вслух. Этот закон соблюдается очень строго – иначе души умершего могут начать вмешиваться в жизнь живых, а это сулит множество неприятностей.

Стоя на поляне, Торак смотрел вслед процессии, пока последний человек из племени Ворона не исчез в Лесу. На стоянке остались только собаки, сторожившие улов лосося. Чувствуя себя безмерно одиноким, Торак бросился собирать пожитки.

В свой легкий плетеный ранец он сунул небольшой новый бурдюк для приготовления пищи, мешочек с целебными снадобьями, трутницу, рыболовные крючки, отцовский нож, завернутый в кусок сыромятной кожи, и материн рожок с охрой; отдельно положил лук, колчан со стрелами и скатанный спальный мешок; за пояс сунул небольшой базальтовый топорик. Он старался не вспоминать о том дне, когда прошлой осенью вот так же спешно собирал пожитки, а рядом умирал его отец…

Торак стиснул в руке рукоять нового ножа, подаренного ему Фин-Кединном. Этот нож действительно был легче и удобней для него, чем отцовский, но ни один нож на свете никогда не сумеет заменить бесценный дар отца…

«НЕ СМЕЙ ДУМАТЬ ОБ ЭТОМ! – приказал он себе. – Сейчас самое главное – поскорее убраться отсюда подальше, пока они не вернулись, и на этот раз не забыть прихватить с собой хотя бы небольшой запас еды».

После того, что случилось с Ослаком, он видеть не мог лососину: ни копченую, ни вяленую в виде сухих лепешек, сдобренных ягодами можжевельника. Вместо рыбы он взял несколько ломтиков вяленой лосятины из той связки, что висела в жилище Тулла. Этого ему должно хватить на те несколько дней, которые потребуются, чтобы добраться до Сердца Леса.

Но сколько дней займет этот путь? Три? Пять? Торак не знал. Он никогда даже близко к этим местам не подходил и за всю свою жизнь видел только двух обитателей лесной чащи: молчаливую женщину из племени Благородного Оленя с красной полоской в волосах, сделанной «кровью земли», и ту девушку с дикими глазами из племени Зубра, череп которой был так уродливо облеплен желтой глиной. Ни та ни другая не проявили к нему ни малейшего интереса, и, несмотря на то что он тогда сказал Фин-Кединну о своем родстве с племенем Благородного Оленя, на теплый прием в этом племени он вовсе не рассчитывал.

Когда он проходил мимо жилища вождя, его словно ударило: ведь он, возможно, навсегда покидает племя Ворона!

«Сперва ты потерял отца, потом Волка. Теперь вот Ослака, и Фин-Кединна, и Ренн…»

В жилище было темно. Угол, занимаемый Фин-Кединном, теперь был пуст и аккуратно прибран, а вот в уголке, где жила Ренн, царил страшный беспорядок: ее спальный мешок был скомкан и весь усыпан стрелами, которые она не успела закончить… Ренн, конечно же, страшно разозлится, потому что он ушел без нее. Но попрощаться с ней он никак не мог.

И тут ему пришла в голову удачная мысль. Он выбежал наружу, отыскал плоский белый камешек, потом срезал с ближайшего вяза полоску коры, предварительно пробормотав слова благодарности духу дерева, и тщательно разжевал кору. Выплюнув красноватую кашицу на ладонь, он нарисовал на камешке свой племенной знак: две прерывистые линии, точно две цепочки волчьих следов; одна из линий посредине казалась разорванной, но этот пропуск не был частью знака – так Торак хотел изобразить маленький шрам у себя на щеке, чтобы Ренн сразу догадалась, кто это рисовал.

Закончив «послание», Торак на мгновение замер, уставившись на свои руки, красные от сока вяза. Прошлой осенью он точно так же перепачкался, когда давал Волку ИМЯ. Он тогда и волчонку лапы соком измазал, а потом просто в отчаяние пришел, когда этот дурачок принялся сок слизывать…

– Не думай о Волке! – во весь голос выкрикнул он. – Ни о ком из них не думай!

Пустая стоянка ответила ему насмешливым молчанием. «Что ж, Торак, теперь ты сам по себе».

Он торопливо сунул белый камешек под спальный мешок Ренн и выбрался на солнце.

Лес был полон птичьего гомона и до боли прекрасен. Но Торака это совершенно не радовало.

Закинув за плечо лук, он решительно повернул на восток, туда, где находилось самое Сердце Леса.