Текст книги "Дочь змеи"

Глава 2

Торак мерил шагами поляну и яростно рубил палкой папоротник.

– Ты знал и мне не сказал.

– Ренн попросила не говорить.

– Я-то думал, ты мой друг.

– Она тоже мой друг…

– Друг, с которым ты секретничал у меня за спиной?

– Не так все было! И перестань рубить папоротник, ты пугаешь Арк.

Люди, впервые встретив Дарка, видели странного парнишку с белой кожей, белыми волосами и глазами цвета заполненного снегом неба. Они принимали его мягкость за слабость, но очень скоро понимали, что ошибались.

Дарк родился бесцветным, и отец бросил его, когда ему было восемь. Семь лет он один выживал в Горах, с ним были только маленькая самка белого ворона, которую он спас от стаи ворон, и дух его сестры. Два лета назад люди племени Ворона приняли Дарка, и все согласились, что он будет их колдуном. Но Дарк еще не привык к жизни в Лесу в окружении людей и порой на несколько дней уходил от племени, чтобы пожить одному и прочистить мысли и сознание.

Торак резко развернулся с палкой в руке, как будто собрался кого-то ударить и злобно посмотрел на огонь.

– Скажи, куда она пошла.

Дарк воткнул острие ножа в глаз лосося, поднял его от огня и протянул Тораку. Торак сурово сдвинул брови, и Дарк стал есть рыбу сам.

– Ренн сказала, начало происходить то, что она не может объяснить.

– Например?

– Капкан, о котором она забыла тебя предупредить. И еще был случай, когда она чуть не выпустила в тебя стрелу на охоте.

– Глупости, это все было случайно, такое с любым может произойти.

– Она так не думает. Ренн сказала: что-то во мне хочет причинить вред Тораку.

– Что? Ренн никогда бы мне ничего не сделала!

– Знаю. Но ей страшно оттого, что она может это сделать. Она хочет найти то, что ее к этому толкает, и остановить. Она думает… – голос у Дарка дрогнул, – она думает, это связано с ее матерью.

Березы вокруг поляны беспокойно зашелестели. Перья на шее Арк встали дыбом, и она тревожно каркнула.

Торак посмотрел Дарку в глаза:

– Но ведь колдунья Гадюка мертва.

– Знаю. Я лишь передал тебе слова Ренн.

Торак вытер ладонью губы:

– И ты даже не представляешь, куда она пошла?

– Она сказала, что все знаки указывают на один путь. Я тоже видел эти знаки. И вот только сейчас мой бубен сказал мне нечто странное. Он говорит: «Демон, который не демон…»

– У меня нет времени на загадки колдунов.

– А я все время их вижу.

Дарк указал на дерево, возле которого оставил подношение в виде фигурки ласки. Из-за теней от веток казалось, что у ласки появились рога.

– Я видел их в облаках, – продолжил Дарк, – и в водоворотах в реке. Большие клыки, намного больше, чем клыки кабанов…

– Плевать мне на клыки, я должен найти Ренн!

– Но, Торак, это все связано! Эти клыки связаны с Ренн, я чувствую.

– Тогда проведи обряд на поиск потерянного. Вот прямо сейчас возьми и проведи.

– Она не хочет, чтобы ты ее нашел. Поэтому она и ушла, не предупредив тебя. Иначе ты бы от нее не отстал, а она не могла так рисковать!

– Просто проведи обряд!

Дарк замялся, а потом тряхнул головой и сказал:

– Нет нужды в обряде, посмотри на небо, и все поймешь.

В небе над головами светилось Самое Первое Дерево[1]1
  Северное сияние.


[Закрыть]. Его мерцающие зеленоватые ветви охватывали луну и звезды, а невидимые глазу корни держали в западне демонов Иного Мира.

У Торака волосы зашевелились на затылке. Самое Первое Дерево обычно светилось в темные зимние ночи и крайне редко показывалось в летнее время. Если оно появилось, значит тому была причина. Торак по лицу Дарка видел, что друг тоже об этом подумал.

Они с восхищением смотрели в небо, зеленые огни постепенно поблекли, и от них остался лишь след, как от огромной светящейся стрелы.

– На север, – сказал Торак. – Этот знак говорит, что она пошла на север.

– Очень далеко на север, – сказал Дарк.

Торак вскинул голову:

– Хочешь сказать – на Дальний Север? Она сама никогда туда не доберется.

– Еще дальше, – сказал Дарк. – Я это чувствую.

– Но что может быть дальше?

Арк каркнула, и они увидели, что на краю поляны появился Фин-Кединн.

Вождь племени Ворона, прихрамывая и опираясь на посох, шел к костру.

– За Дальним Севером – Край Мира, – сказал он.

* * *

Дарк подтащил ближе к костру ствол поваленного дерева. Вождь сел и потер ладонью старую рану на бедре. Его собака с рваным ухом принялась обнюхивать лосося, но, стоило хозяину один раз на нее глянуть, тут же покорно улеглась в ногах. Дарк тоже сел. Арк вспорхнула на дерево и, сидя на ветке, недобро поглядывала на собаку.

Торак не садился, он стоял и нервно сжимал и разжимал кулаки. Дальний Север – это бескрайний холод без деревьев, где всем правят огромные белые медведи. Они с Ренн бывали там однажды и только по счастливой случайности выбрались оттуда живыми.

– Расскажи мне об этом Крае Мира. Ты там бывал?

Фин-Кединн тряхнул головой:

– Нет, но в молодости я охотился с племенем Песца. Они мне кое-что рассказали.

– Значит, ты можешь рассказать об этом мне.

– Сначала тебе было бы неплохо поесть.

– Я не голоден…

– А выглядишь так, будто несколько дней не ел. Сядь. И поешь. И ты, Дарк, тоже, а пока ешь, расскажи мне о Ренн.

Когда Фин-Кединн говорил, его слушали и никогда не перечили.

Вот и Торак не стал перепираться, просто сел и зло уставился на костер, а потом понял, что действительно проголодался и накинулся на закоптившегося до черноты лосося.

А Фин-Кединн тем временем слушал Дарка.

Вождь племени Ворона был приемным отцом Торака, но в этот раз он не поприветствовал его, как обычно, – прикоснувшись лбом ко лбу. Торак из-за этого подумал, что приемный отец в душе винит его в бегстве Ренн.

Дарк закончил рассказ.

Фин-Кединн повернулся к Тораку:

– И Ренн никогда тебе ни о чем не говорила?

– Никогда и ничего, – пробормотал Торак в ответ.

Он дважды просыпался посреди ночи и замечал, что Ренн смотрит в темноту, но тогда ему казалось, что она просто тоскует по племени. Ренн хотела, чтобы они устроили стоянку ближе к племени Ворона, а Торак стремился жить с волками в безлюдных долинах.

– И ни разу не почувствовал неладное? – жестко спросил Фин-Кединн.

– Хочешь сказать, она ушла из-за меня?

– А ты как думаешь?

Яркие голубые глаза Фин-Кединна обдавали холодом, но Торак не отвел взгляд.

– Я думал, мы счастливы. Расскажи мне о Крае Мира.

Вождь племени Ворона еще какое-то время молча смотрел в глаза Тораку, а потом сказал:

– Никто из тех, кто пытался туда добраться, не вернулся. Но, говорят, там Море уходит в бездну. Я слышал легенды об острове рядом с Краем Мира. На этом острове бурлят и кипят реки, а горы плюются огнем. Этот остров охраняют духи огромных давно умерших существ.

Торак нервно сглотнул ком в горле:

– И как до него добраться?

Фин-Кединн расправил широкие плечи:

– Старые легенды рассказывают о том, что остров лежит за северными скалами Дальнего Севера. – Он повернулся к Дарку. – Поэтому я и пришел к тебе. Ты рассказал о своих видениях, и я кое-что вспомнил. Племя Нарвала охотится вдоль того побережья. Речь этих людей отличается от нашей, и они строят убежища из бивней и костей огромных, высотой с дерево монстров с длинной шерстью.

– Я видел таких во сне! – воскликнул Дарк. – Но я ни разу не почувствовал, что они до сих пор живы! Во сне мне казалось, что они не принадлежат ни к какому месту на земле. Лес, Горы, Море – не их место обитания. Как такое возможно? Они ведь должны где-то жить.

– Они принадлежат Глубокому Прошлому, – сказал Фин-Кединн. – Они жили во времена Великого Холода, но наши предки убили слишком много этих существ, и они вымерли. Охотники племени Нарвала до сих пор иногда находят вмерзшие в землю скелеты. Эти древние существа священны. Нарвалы называют их маммутами.

Торак вскочил и закинул на плечо колчан со стрелами.

– Ладно, если они вымерли, о них можно не волноваться.

Фин-Кединн пристально посмотрел на него:

– Ты не пойдешь за ней.

– Она ушла четыре дня назад, я не стану ждать дольше.

– А тебе не приходило в голову, что Ренн знает, что делает? Не пытался ей доверять?

– Я ей верю. Я бы ей жизнь доверил. Но что-то толкает ее к Краю Мира, и, что бы это ни было, она не встретится с ним один на один.

Глава 3

Северный ветер, завывая над водопадами и вылизывая голодным языком Лес, предупреждал Торака о том, что лучше вернуться назад. Дальше простирался пустынный берег, шумное Море, голые земли, а за ними – Далекий Север, где обитали белые медведи, для которых люди – добыча. И Ренн отправилась туда одна.

До встречи с Ренн у Торака не было друзей. Пять лет они делились секретами и страхами.

Стоило Тораку представить, как перед ним вспыхивают в темной зелени Леса ее темно-рыжие волосы, ничто не могло его остановить – он упрямо шел дальше.

До устья реки он добрался за один день. Фин-Кединн смягчился и отдал ему свое каноэ из шкуры северного оленя, пообещав, что вернет племени Кабана украденную долбёнку.

Торак слишком устал, чтобы соорудить достойное убежище из стволов молодых деревьев, поэтому просто затащил каноэ в лес и перевернул вверх дном. Последнюю ночь ему хотелось провести в Лесу.

Он быстро развел костер и проверил снаряжение: стрелы с наконечниками из кремня, запасные тетивы из сухожилий оленя, речная галька для пращи – все на месте. Затолкал пух чертополоха в кисет, сделал иголки из косточек чаек и вставил их в специальный футляр из кости крыла.

На случай, если каноэ перевернется, все надо было закрепить на поясе.

А еще надо было запастись щитками для глаз. Фин-Кединн предупредил: айсберги ослепляют, от них надо защититься. От яркого света было такое чувство, будто в глаза песок насыпали. Бормоча под нос слова благодарности, Торак содрал с березы кору и, вырезав в ней щели, сделал щитки для глаз. Ленту-повязку на голову он недавно потерял, но о том, чтобы сделать новую, не задумывался. Если татуировка в виде обруча на лбу сбивает людей с толку, тем хуже.

Дарк отдал ему свой спальный мешок и башмаки из шкуры бобра, а еще несколько лепешек из сушёного лосося и свернутую спиралью жирную кишку зубра. Лепешки и кишку он приберег в дорогу, а пока подкрепился стеблями лопуха и луговыми шампиньонами.

Как приношение воткнул в развилку рябины кусок гриба и попросил:

– Лес, ты помогал мне всю жизнь. Помоги найти Ренн. Сделай так, чтобы ей ничто не угрожало.

Но какая сила у Леса в местах, где нет деревьев и всем правят лед, ветер и волны?

Свет начинал умирать. Племена знали, что это время, когда дышащие злобой и отчаянием демоны крадутся в темноте, их сложно увидеть, разве что – поймать краем глаза тень. У Ренн было чутье колдуньи на демонов, а Волк всегда знал, когда они рядом, и Торак привык на них полагаться.

Дарк, отдавая ему в дорогу кисет с «кровью земли», сказал:

– Сможешь обменять на теплую одежду, когда окажешься на побережье, но не забудь какую-то часть оставить на себе.

– Думаешь, мне это понадобится? – спросил Торак.

– Демон, который не демон. Я не знаю, что это означает, но «кровь земли» тебя защитит. Пусть хранитель всегда летит с тобой, Торак.

– И с тобой.

Торак насыпал в рожок «кровь земли», но перед этим обмакнул в нее фигурку волка из сланца, которую носил на шее, и смазал браслет-оберег из зеленых камней, который Фин-Кединн сделал для Ренн, а она передарила ему.

Торак лежал в спальном мешке, смотрел из-под каноэ на костер и старался не думать о двойном спальном мешке, который они делили с Ренн.

Он потрогал шрам на предплечье. Этот шрам появился у него в ночь, когда демон-медведь убил отца. Тораку тогда было двенадцать. Он помнил, как бежал через разрушенную стоянку, которую построил отец, как врезался в ствол дуба и, оглушенный, смотрел на ветки дерева. Тогда он впервые оказался по-настоящему одинок. И вот теперь снова был совершенно один.

За скрипом и шорохами Леса слышалось несмолкающее шипение Моря. Невыносимо было даже думать о том, что Ренн плывет на каноэ во власти Матери-Моря, которая живет в глубине по ту сторону добра и зла и убивает без жалости и предупреждения.

Где-то заухал филин, в костре потрескивали угли. Волк, когда еще был совсем мелким, обжег лапу в костре и с тех пор называл огонь «Яркий Зверь, Который Больно Кусается». Торак скучал по Волку, по его нежным и щекотным покусываниям, по запаху больших мускулистых лап. Он никогда не мог до конца понять своего брата и по этому ощущению тоже скучал. Волк всегда бесшумно появлялся и исчезал в тумане, он мог услышать, как проплывают в небе тучи, и почуять, как дышат рыбы в реке. Стоило Тораку просто подумать, что неплохо было бы пойти на охоту, Волк взглядом янтарных глаз говорил: «Идем!» Иногда Волк знал, что чувствует Торак, еще до того, как тот сам успевал это почувствовать…

Проснувшись, Торак сразу понял, что за ним наблюдают. И это был не какой-то любопытный барсук. В Лесу было тихо. Слишком тихо.

Торак беззвучно вытащил нож и выполз из-под каноэ. Короткая летняя ночь почти закончилась, а Лес был полон теней.

Еловая лапа постучала Тораку по плечу, как будто хотела о чем-то предупредить. Он оглянулся. Сорока вспорхнула на ветку и забрызгала его росой. Неприятное ощущение слежки исчезло.

На берегу Торак спугнул пару куликов, те закружили над головой и недовольными криками дали понять, что он подошел слишком близко к гнезду.

Лес за спиной Торака превратился в темную стену, а впереди были только Море и угрюмое серое небо.

Деревья, камни, река и Море – все они видели Ренн, но ничего не говорили Тораку. Его души опускались при мыслях о днях, что ждали впереди, когда он будет искать девушку, которая не хочет, чтобы ее нашли.

Волк появился незаметно, как умеют только волки. Он стоял в тридцати шагах от Торака. Роса посеребрила его бока, черную шерсть на голове и плечах и бурые уши. В другой раз он бы прыгнул к Тораку, принялся бы вилять хвостом, тыкаться носом и радостно облизывать. Но не сейчас.

Торак подошел к Волку на пятнадцать шагов и сел на горку сухих водорослей.

Волки воют, рычат, скулят, но еще они говорят языком тела. Язык волков тихий, его не так просто услышать, но Торак сразу понял, о чем хотел сказать Волк. Хвост задран и неподвижен, морда направлена в сторону Моря.

«Ты оставил меня. Я зол».

Торак не мог говорить, как настоящие волки, не мог прижать уши, опустить хвост между ног и дать понять, что чувствует себя виноватым.

Поэтому он встал на колени и низким голосом зарычал.

«Прости меня».

Волк дернул ухом, но продолжил смотреть на Море.

Все еще злился.

Торак подошел и сел рядом. Потерся плечом о плечо Волка. Волк оттолкнул его задом. Торак плюхнулся на кучу водорослей. Волк зарычал и придержал его зубами за плечо, а потом отпустил.

Торак заметил на левой передней лапе Волка свежую рану.

Спросил взглядом: «Как?»

«Упал».

Торак почувствовал смущение в ответе друга и не стал расспрашивать о подробностях.

На то, чтобы рассказать о чем-то личном, у людей порой уходит уйма времени, но волки, пусть не все, способны выразить это, один раз по-особенному вильнув хвостом. Торак не мог объяснить, почему ушла Ренн или куда они направляются. Он лишь сказал Волку, что его сестра по стае очень далеко, и он по ней очень тоскует.

Волк прислонился к Тораку и лизнул его подбородок: «Я тоже».

Волки не покидают своих; Торак понимал, чего ему стоило уйти от Темной Шерсти и волчат. Он уткнулся лицом в холку Волка и вдохнул такой знакомый и любимый запах сладкой травы и теплой шерсти. Волк слегка прикусил его за ухо, и ему впервые после ухода Ренн стало немного легче.

«Я с тобой, – сказал Волк. – Мы найдем ее вместе».

Демон ухмыляется, глядя на заискивающего волка и трясущегося мальчишку. Они встревожены и напуганы. Ущербные и слабые существа.

Все живые существа слабые. Вождь племени Ворона слаб, потому что правит не силой, а убеждением. Девчонка слаба, потому что она – колдунья и боится использовать силу. Мальчишка слаб, потому что любит девчонку. Демон презирает любовь. Любовь – это слабость. С ее помощью легко контролировать жизнь.

Теперь мальчишка с волком вернулись в Лес. Мальчишка собирает вещи, волк обнюхивает каноэ. Волк способен почуять мелких демонов – тех, кто бродит и пугает, – но Демона он почуять не может.

Демон умнее и сильнее всех живых существ. Он ненавидит и жаждет уничтожить их яркие души, измельчить в пыль, почувствовать, как они корчатся и визжат от нескончаемой боли…

Но Демон не может утолить жажду, потому что он не свободен.

Демон должен освободиться.

Демон освободится.

Глава 4

Тюлень знал, что он слишком большой и Ренн не сможет его убить. Когда она подплыла ближе, он как ни в чем не бывало лежал на льдине и нежился на солнце, а у него за спиной отдыхала стая моевок[2]2
  Обыкновенная мо́евка, или черноногая моевка, или трехпалая чайка – вид птиц из семейства чайковых.


[Закрыть].

День был солнечным, а Море спокойным, но тюлень вдруг соскользнул с льдины и нырнул под воду. Ренн вняла предупреждению и свернула. Моевки с криками взлетели в воздух, и льдина с треском перевернулась, послав волну, и чуть не перевернула каноэ.

Пока Ренн гребла между осколками льдины, моевки опустились на другую, которая издалека казалась голубой. Морские птицы, в отличие от людей, могут отдыхать где угодно. Ренн уже несколько дней почти не спала и потеряла счет времени. Продвигаясь вдоль побережья на север, она проплывала мимо укрытых снегом гор и бескрайних пустынных долин. Здесь не было Леса, где можно укрыться, и не было ночей – холодное белое солнце никогда не опускалось за горизонт.

Полоска гальки под скалами была слишком узкой для каноэ, но Ренн больше не могла откладывать. Она рассчитывала, что щитки с прорезями для защиты глаз от яркого света послужат неплохой маскировкой. Надо было плыть дальше, иначе какой-нибудь назойливый охотник заинтересуется, что делает на Дальнем Севере девчонка из Леса.

Рип и Рек пролетели мимо, распугивая моевок. Они громко каркали, и Ренн это не нравилось – их крики только усиливали жутковатые ощущения от странных земель.

Надо было сделать то, от чего ее просто воротило. Она села на корточки под отвесной скалой, смешала на плоском камне порошок из лишайника с сухой бузиной, потом насыпала все это в туес из бересты и развела морской водой, после чего втерла получившуюся черную краску в длинные рыжие волосы. От ветра мокрая голова замерзла, и Ренн, хоть и была в теплой одежде из шкуры северного оленя, невольно содрогнулась.

Теперь надо было скрыть татуировку племени Ворона – три сине-черные полоски на щеках. Она смешала в раковине моллюска древесный уголь с оленьим жиром и замазала щеки так, будто горюет по умершему.

Дальше – пришитые к парке перья птицы ее племени. Ренн не смогла их сорвать и просто пришила поверх перья морского орла. И наконец нарисовала на тыльной стороне ладоней четырехпалые метки племени Морских Орлов.

– Вот так, – срывающимся голосом сказала она. – Теперь ты не Ренн из племени Ворона, а Реу из племени Морского Орла.

Она выбрала это племя, потому что Морские Орлы ладили со всеми, но это не помогло. Никогда прежде Ренн не маскировалась так тщательно. И вот теперь она предала свое племя и проявила неуважение к чужому, а изменив имя, пошла еще дальше. Твое имя – это ты в звуке. Изменив имя, меняешь судьбу.

Но что еще ей оставалось? Она знала: Торак пойдет за ней, и должна была сделать все, чтобы он ее не нашел.

На мелководье вынырнул тюлень, тот самый, который предупредил ее об опасности: мудрые карие глаза и кустистые усы, как у недовольного старика. Он внимательно посмотрел на Ренн и нырнул обратно, взмахнув задними ластами. Ему не понравилось то, что он увидел.

Ренн свистнула, подзывая Рипа и Рек. Вороны слетели со скалы, но у самой земли сменили курс и с криками «Рап! Рап! Чужак!» полетели прочь.

– Это я! Я не чужак! – закричала Ренн.

Но было поздно, вороны ее не узнали.

Траурные метки засохли на щеках. Ренн стало тошно. Ее душа-имя отделилась от нее. Чтобы как-то успокоиться, Ренн повязала голову лентой-повязкой Торака. Возможно, он даже не догадывался, что она ее украла, а ей нужно было взять с собой хоть частичку его.

Вода лизала башмаки, это Мать-Море выдыхала и посылала прилив.

«Ты не можешь здесь оставаться».

Вставая, Ренн увидела в воде свое отражение. На нее смотрела бледная девушка с длинными черными волосами. Ренн не узнала себя.

Она превратилась в свою мать – Сешру, колдунью Гадюку.

* * *

– Ты – не твоя мать, – сказал Дарк.

– Но в моих костях – ее суть. Может, поэтому все и происходит.

– Ты этого не знаешь.

– Я видела гадюку в рябине. Гадюки не ползают по деревьям.

Дарк сдул сланцевую пыль с фигурки сосновой куницы, которую вырезал во время разговора.

– Когда я родился, моя мать причислила меня к племени Лебедя. Мне не нравилось быть Лебедем. Они меня бросили. Но я – это я, мне этого не изменить. Я могу изменить лишь то, что я делаю.

– Твоя мать не была Пожирательницей Душ. Она не убивала людей.

Дарк посмотрел на нее сквозь челку белых и тонких, как паутина, волос.

– Это из-за нее ты уже два лета не колдовала? Все еще боишься стать такой, как она?

– Мне не обязательно заниматься колдовством…

– Ты ошибаешься. – Голос Дарка прозвучал так сурово, что Ренн даже вздрогнула. – Те, кто болеет, нуждаются в излечении. Людям нужна твоя помощь в поисках добычи. Как будут выживать племена, если мы откажемся от колдовства?

– Что-то внутри меня хочет причинить вред Тораку. Я должна узнать, что это, и остановить его.

– В этом тебе поможет колдовство.

– Чтобы понять, куда идти, мне не нужны обряды и заклинания, я вижу знаки повсюду!

– Будь осторожна, Ренн. Колдовство – сила, подобная реке, если его сдерживать, оно становится опасным.

Возможно, он был прав. Но спустя несколько дней Ренн приснился сон, который заставил ее уйти.

Она стояла в ледяной пещере и держала в руках сердце Торака…

Ренн тяжело навалилась на весло и тут же проснулась, как от толчка. Надо было поскорее найти место для стоянки, если тянуть, можно запросто свалиться за борт.

В последний раз она была здесь зимой, тогда Море затянуло льдом, а над белой от снега землей без конца завывал ветер. Теперь же она ничего не узнавала. Даже плыть вдоль берега было тяжело, а все эти каменистые острова торчали из воды, словно осколки кремня, которые рассыпал Всемирный Дух, пока затачивал топор. Без Северной Звезды Ренн ориентировалась по солнцу, а когда не видела солнца – по чахлым и съежившимся от ветра кустам.

Сила и злость ветра – вот что оставалось неизменным. Здесь ему не мешал Лес, он срывался с гор и нападал на пустоши, где карликовые ивы и березы клонились к земле и даже валуны и камни, казалось, предпочитали жаться друг к другу.

Солнце стало припекать сильнее, и вскоре Ренн почувствовала, что вспотела. Когда солнце уйдет, она замерзнет, один охотник из племени Песца как-то сказал ей, что убивает не холод, а влага.

Ренн плыла мимо шумных от морских птиц скал, в воздухе нещадно воняло пометом, а места для стоянки так и не было. В следующей бухте на берегу гнила серая туша кита. Здесь воняло так, что Ренн чуть не вырвало, но она все равно сомневалась, пока из-за туши не выглянул почуявший ее огромный белый медведь.

Тучи скрыли солнце, пошел снег. На Дальнем Севере погода меняется внезапно – весна, лето, осень и зима успевают сменять друг друга в один день.

Наконец Ренн подплыла к черному, усыпанному льдинами берегу. На гряде за линией прилива она увидела три валуна, которые могли послужить неплохим укрытием.

Гряда оказалась выше, чем казалась с моря. Уже стоя возле нее и глядя наверх, Ренн поняла, что валунов стало четыре.

Она заметила движение и отступила назад.

Тайный Народ живет на реках и среди скал. Выглядят его представители как обычные люди, но только до того мгновения, пока не поворачиваются спиной, а спины у них пустые, словно стволы прогнивших деревьев. Тайный Народ не любит, когда кто-то его замечает, и лучше его не злить, устраивая стоянку поблизости от скал, где он обитает.

Ренн приложила кулак к сердцу и поклонилась:

– Простите меня, я уйду.

Появился пятый валун. Нет, не валун, а существо, каких она никогда прежде не видела. Большое, как бизон, с очень косматой шерстью, мрачную коричневую морду обрамляли опущенные вниз и загнутые кверху рога, полинявшая на горбатых плечах шерсть свисала до самых на удивление мелких копыт.

Дарк рассказывал Ренн о мускусных быках.

– Если будешь держаться подальше, – говорил он, – они, скорее всего, не нападут. Но нрав у них вредный, так что иногда они все-таки нападают и безо всяких причин. Собирать с кустов клочья их шерсти – это хорошо, но не вздумай на них охотиться, они принадлежат Тайному Народу.

Ренн отступила и сказала, обращаясь к обитателям скал:

– Я не охочусь за вашей добычей.

Мускусный бык фыркнул и, опустив голову, топнул ногой.

Ренн подняла руку:

– Смотрите, я иду к своему каноэ.

Появился второй мускусный бык. Потом еще три. Они стояли, выстроившись в ряд, и смотрели на девушку сквозь клубы дыхания.

Ренн, тяжело ступая, перебиралась через горы бурых водорослей. Мускусный бык легко, как олень, спрыгнул с гряды и пошел в ее сторону.

– Простите меня! – крикнула Ренн, забравшись в каноэ, и опустила весло в воду.

Быки злобно смотрели ей вслед, пока она не исчезла из виду.

Снег перешел в дождь со снежной крупой. Дождь жалил лицо и забирался в рукавицы из шерсти северного оленя. Ренн уже отчаялась найти место для стоянки и тут наконец выплыла к лысому острову с небольшим мерцающим озером посередине.

Едва не падая с ног от усталости, Ренн подтащила каноэ к нескольким валунам возле озера, предварительно убедившись в том, что это не мускусные быки. Присутствия Тайного Народа она не ощущала, но всякое могло случиться.

Дождь со снегом почти прекратился. В воздухе гудели тучи мошкары. Ренн уже съела все лесные припасы, так что пришлось взять рыболовные снасти и тащиться обратно к Морю. Там на берегу она насадила на крючки морских улиток и закинула лесы в воду.

Ренн знала, какие обычаи диктовало Море: когда она в девять лет осиротела, Фин-Кединн отправил ее на некоторое время в племя Кита, чтобы она поучилась законам и обычаям Морских племен. Но сейчас она только в последнее мгновение вспомнила, что, смешивая взятое из Леса с тем, что берешь у Моря, ты наносишь оскорбление Матери-Морю.

Все ее снаряжение – из Леса: лук из тиса, стрелы из кизила, парка и штаны из шкуры оленя, башмаки из шкуры бобра, спальный мешок, сумка и каноэ. И рыболовные снасти: крючки из крепко связанных еловым корнем колючек, лесы из конского волоса и поплавки из сосновой коры. Единственное, что не оскорбляло Мать-Море, – это наживка и грузила из камешков.

Закусив губу, Ренн вытащила из воды лесы и побрела к озеру, чтобы начать все с начала. Она понимала, что от усталости плохо соображает – надо было сразу закинуть лесы в озеро.

На берегу не было коряг, зато полно костей – пятнистый череп медведя и белые скелеты чаек. Ренн разожгла костер и первым делом прокоптила в дыму одежду и снаряжение, чтобы меньше пахли Лесом. Потом съела пригоршню мидий, которые нарвала с камней, и немного слизких водорослей. Развернула лук и смазала его маслом лесного ореха из рожка со снадобьями.

– Ну хоть ты у меня остался, – пробормотала она.

Ренн все еще тосковала по луку, который для нее сделал Фин-Кединн, и теперь бережно ухаживала за новым, чтобы он не чувствовал себя брошенным и ненужным.

Она неуклюже перевернула каноэ, привалила по бокам несколько камней и забралась во временное убежище. Серый дневной свет просачивался сквозь оленью шкуру. На мелководье позвякивал лед, но больше ни звука – только зловещая тишина Дальнего Севера.

Рип с Рек не вернулись. Она полагалась на воронов – они могли предупредить об опасности. Но зачем им делать это теперь, когда она отреклась от племени?

Ренн представляла, как из-за камней появляются демоны и Тайный Народ, а на берег из воды крадучись выходят белые медведи.

Мысли о Тораке причиняли боль, поэтому она думала о Волке и Темной Шерсти, вспоминала, как они на реке учили волчат охотиться. Лосось – хорошая добыча для начинающего охотника, у рыбы нет рогов или копыт, которые могут поранить тельца волчат.

Она сняла с головы повязку Торака, вдохнула его запах – запах пота, волчьей шерсти и сока сосны. Он наверняка уже узнал, почему она ушла. Но понимает ли он, как тяжело было на это решиться? И как ей теперь больно?

Ренн представляла, как он идет по ее следу. Она видела его темные волосы и худое загорелое лицо с татуировкой племени Волка – две линии из точек на скулах, но поверх одной тонкий шрам, специально, чтобы ее скрыть. Видела зеленые крапинки в светло-серых глазах, которые появились после того, как его душа ходила в деревьях.

Сможет ли он ее простить за обман?

* * *

Ее разбудили удары крыльев и гогот лебедей. Чесался шрам на тыльной стороне кисти, а пальцы стали шершавые. Когда она выбиралась из спального мешка, под коленом хрустнул кусок древесного угля.

Солнце висело низко над янтарным Морем. В кострище тлел по краям кусок березовой коры. Кто-то углем нарисовал на нем лесные метки Торака, причем не раз и зло, с нажимом.

Ренн, вскрикнув, схватила кусок коры и забросила его в озеро. Она едва успела уничтожить заклятье – Торак бы сильно пострадал, если бы огонь сожрал хотя бы одну метку на коре.

Ренн с ужасом посмотрела на свои руки – ладони были черными от угля.

– Я не делала этого! – закричала она.

Но кто еще мог это сделать? И где на голом острове она нашла кору и древесный уголь?

Ренн побежала к Морю и яростно стерла в воде сажу с ладоней.

Ее лесы вернулись на отмель. Это было неправильно, она ведь забросила их в озеро. И все же они были здесь, и что-то попалось на крючки.

Рыдания застряли в горле. Это был тот самый усатый морж. Мертвый.

И все из-за нее. Теперь надо было разделать тушу и использовать каждую ее часть. Оскалив зубы, Ренн достала нож и вспорола серое брюхо моржа. Вскочила на ноги. Из кучи кишок выползла гадюка. Гадюка зашипела и исчезла в бурых водорослях.

Такого не может быть.

У костра спиной к Ренн сидела какая-то фигура.

Когда Ренн подошла ближе, фигура развернулась, показав прекрасное и безжалостное лицо матери.

– Ты умерла, – сказала Ренн. – Тебя убили три лета назад. Я видела, как ты умираешь.

Черные губы Сешру скривились в улыбке.

– И что с того?