Текст книги "Русские кайданы: Кицунэ"

Японские кайданы на русский манер, или Русские байки с японским акцентом
Часть 1
Тояма Токанава

© Тояма Токанава, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Во всем мире люди любят страшные истории. Любят рассказывать их и, конечно же, слушать – глубоким вечером или поздней ночью, в компании друзей и приятелей.

Кто-то любит травить байки, собравшись с друзьями ночью у костра, кто-то – в мрачной комнате, где зажигают свечи и рассказывают кайданы11
  Кайдан – традиционный фольклорный жанр в Японии, призванный испугать читателя.


[Закрыть]. Кто-то слушает небылицы о приведениях, рассевшись у камина, а кто-то – в маленькой тесной кухне, в тусклом свете желтой лампочки.

В эти небылицы никто не верит, конечно же. Никто никогда не признается, что верит, однако у каждого в запасе найдется хоть одна жуткая история, связанная с чем-то потусторонним. Это объединяет людей по всему миру, людей из совершенно разных стран, совершенно разных культур. И у каждого народа найдется пара страшилок, которые так похожи на то, что происходило с тобой.

Это всего лишь страшилки, в чем-то забавные, но в основном жуткие и жестокие.

Не верьте ни единому слову – все это вымысел, такого не бывает на самом деле!

Но почему тогда байки из разных концов света так похожи?…

Байка первая. Бакэ-неко

Было дело, году в две тысячи десятом я решил слегка поправить свое материальное положение и устроился на работу – ночным сторожем, представьте себе, в столовую.

Это была старая столовая, знавшая еще советские времена. Когда последний раз там устраивался капитальный ремонт, сказать было трудно. Каменный пол в этой столовой навевал мысли, как ни странно, о буддистском храме: тут и там можно было заметить гладкие серые ямки в каменных плитах, выбитые миллионами чьих-то упорных шагов.

За полтора десятка лет у столовой со звучным названием «Восход» сменилось несколько хозяев и последние, видимо, считали, что выгоднее нанимать охранника на ночь, чем поставить сигнализацию.

Да, в наше время и в нашей стране еще остались такие вот сооружения, как этот древний памятник коммунизму и перестройке. Последние хозяева поставили новые мармиты в горячий цех и симпатичные полочки в бар, покрасили стены в веселенький желтый цвет, но «Восход» как был привокзальной «столовкой» советского типа, так ею и остался.

Работа у меня была непыльная – с семи до семи, ночь через ночь. Хотели составить график получше, но третьего охранника никак не могли найти, и моим напарником был только Толик.

Платили мало, конечно, но зато у меня был телевизор и кушетка, горячая вода и оплаченный ужин, и, по слухам, уже лет пять не было случаев посягательства оголодавших пьянчуг на пельмени и макароны, что готовились в этой столовой.

Я сам в то время был еще студент, и даже жалкая зарплата сторожа мне была хорошим подспорьем, тем более, что большую часть ночи я тупо смотрел телевизор и гонял чаи – а бывало, еще и что покрепче.

Таким вот образом проработал я где-то месяц, пока не случилась одна история, которую я вспоминаю до сих пор.

Конечно, надо заранее упомянуть про одно важное обстоятельство.

При столовой у нас жила кошка.

Ну как в столовой и без кошки? Хоть какая, да будет, все равно сердобольные поварихи кого-нибудь подкормят. Звали ее Маша, и она была самым настоящим талисманом «Восхода». И даже санитарная служба (о, чудо!) закрывала на нее глаза. Ну, никак нельзя было выгонять такую особенную кошку.

Была она, во-первых, черная.

Черная с головы до кончиков лап, и ее шерсть блестела на свету, словно черное масло.

Усы у нее были короткими, жесткими и угольно-черными. Глаза – желтыми, как ломтики «российского» сыра.

Взгляд у нее был умный, осмысленный, словно она думала и даже могла говорить на человеческом языке. На своих смотрела ласково, особенно когда требовала чего-нибудь мясного. На чужаков смотрела прищурившись, словно думая про себя: «этот тип мне не нравится».

Во-вторых, кошка была большая и толстая. Толстая и очень тяжелая, потому что кормили ее каждый день сырым мясом, и спать она могла где угодно и сколько ей угодно. Я в шутку называл ее «мини-мамонт», потому что при ходьбе ее жирок и шерсть перекатывались по телу, точно как у мамонтов с иллюстраций в учебниках истории.

Ночному сторожу всегда не хватает собеседника, и эта кошка составляла мне по ночам компанию. Я подружился с ней сразу же, я люблю животных…

Да и вообще, в «Восходе» старались кошку не обижать.

Говорят, тот самый охранник, который ушел незадолго до того, как пришел я, пнул Машку ногой в бок. Кошка даже болела несколько дней, а вот охранник в следующую же ночь сломал ногу.

Мне говорили, что она уже более пятнадцати лет вот так живет при столовой. Как она появилась, никто уже точно сказать не мог, но все старожилы в один голос говорили, что ей не меньше пятнадцати.

Столько лет для кошки – не шутки. Я удивлялся, конечно, говорил, что обычно кошки так долго не живут.

Но если подумать, у нее ведь здесь всегда ночлег и кормежка, в обиду никто не даст. Так она и жила всегда при «Восходе», кормилась мяском, гоняла со своей территории мышей и посторонних кошек или спала кверху брюхом.

Я никогда не был против, когда она приходила поспать у меня в ногах.

Я никогда не замечал за этой кошкой странностей, и не думал даже ни о чем подобном. Я вообще не был суеверным, пока однажды случайно не встретился со своим напарником в кафе.

Толик был человек простой, но интересный. Эдакий добряк: любил хорошую кампанию, любил «сто грамм» («но только не часто и с хорошей закуской»). Мастер на все руки, и с ним, надо заметить, всегда было о чем поговорить.

У него была жена и двое детей, и он, обычный работяга, тогда вкалывал на два оклада, да еще и подрабатывал сторожем, чтобы держать семью на плаву. Но семья и работа не мешали ему интересоваться всем подряд и читать множество книг во время ночных дежурств.

Однажды вечером, в его выходной мы с ним случайно встретились на улице, когда я шел на работу в «Восход». Ночью должна была быть моя смена, и я не хотел приходить поддатый, но Толик был очень взволнован, и уговорил меня зайти в кафе и перехватить по кружке пива.

Мы зашли в ближайшую кафешку, недорогую, но приличную, как раз такую, где без лишнего пафоса можно посидеть с другом и потолковать о том, о сем.

И вот, сидим, пьем, и он вдруг посмотрел мне в глаза и как скажет:

– Ты в прошлую смену ничего странного не замечал?

Я глотнул пива, подумал, обстоятельно припомнил свою последнюю смену и замотал головой.

– Нет, ничего странного не помню. А что?

Толик усмехнулся, опустил глаза и сделал какой-то странный, неопределенный жест рукой, будто хотел подобрать нужные слова прямо в воздухе, но не вышло.

– Видишь ли… Ты меня только за сумасшедшего не принимай. Мне кажется, с кошкой что-то не то.

– С кошкой? А причем здесь кошка? Беременная она, что ли?

«Уж не от тебя ли?» – хотел добавить, но осекся. Получилась бы неудачная шутка. Я отодвинул от себя кружку пива и решил пить не торопясь.

Толик потер грубой рукой свою залысину, нахмурился и тут же усмехнулся. И сказал:

– Да знаешь, странная она какая-то… У нас ведь в «Восходе» нет других кошек, верно? Верно. Даже крыс нет, Машка всех передавила. Ну, заметил бы кто, если бы в столовой еще десяток кошек водилось, так нет же…

– Ты к чему ведешь? – нахмурился я. Разговор получался совсем нелепым – какие десять кошек?

– Я веду к тому, что я, наверное, уволюсь, – ответил Толик и залпом осушил свою кружку. С громким стуком поставил ее на стол, потер руки и сказал:

– Чертовщина какая-то происходит там. Я в прошлую свою смену мяуканье слышал, да такое громкое, что спать было невозможно. Я просыпаюсь и слышу, как она орет на весь «Восход». Решил – пойду Машку пошугаю, чтобы спать не мешала. Или, может, покормить ее надо, или еще чего… Застряла, может, где, прищемило хвост, или просто кота ей надо. Орала она невыносимо, пошел, короче ее искать. Хотел свет включить – не фурычит. И ор кошачий тут же прекратился. Я уж думал, ладно, пойду спать, мало ли что… И тут – опять, еще громче, и не поймешь, откуда она вообще мяукает.

Достал фонарик, пошел к щитку, поковырялся – все равно не фурычит. Во всей столовке света нет, и кошка орет, как сумасшедшая!

Толик волновался, говорил сбивчиво, то и дело переходя на шепот. Он нервничал, и это было совсем не в его манере.

– И ты прикинь, Антоха… у меня мурашки по коже побежали…

– Толик, ты ж взрослый мужик. Ты че? – я отхлебнул пива, пока мой напарник случайно за разговором не присвоил кружку себе.

Толик из-под бровей посмотрел мне в глаза.

– Ты слушай! Я, короче, пошел в горячий цех, посветил везде фонариком, под плитами, под печкой посмотрел. Ее нигде нет. Другие цеха закрыты, так я пошел в зал – нет нигде! Пошел на склад…

– И… И что?

– Короче, пошел я на склад, мяуканье вроде утихло. Ну, думаю, может, Машка сдохла – все-таки, старая она. Замок, значит, отпираю…

Тут уж и у меня морозец легкий пошел по спине.

– Ну? Ну??? Чего там было-то???

– Открываю я створку, а на меня штук десять кошек выбегают, да так орут, что я чуть в штаны не наделал! – поднял на меня глаза Толик и перекрестился. – Ей-богу, я тебе не вру! Мимо ног моих пронеслись, тяжелые такие, крупные, точно Машка, и орали все как одна, надрывно так! Я, короче, фонарик от неожиданности уронил и наклониться-то боюсь. Думаю, откуда у нас такие ошалелые кошки, еще, не дай Бог, накинутся, в лицо вцепятся. И тут у меня, короче, телефон звонит в куртке. Я аж вздрогнул! Забыл ведь про него, а там тоже фонарик. И как телефон у меня зазвонил, так сразу мяуканье прекратилось. Затихло. Как отрезало.

Я допил свое пиво. И даже решил заказать еще, потому что хоть Толик крестился мне и божился, я ему все равно не верил.

– Потом опять я дошел до щитка, врубил свет во всем «Восходе» сразу. Дошел до горячего, попил водички и решил обойти весь «Восход», поискать эту дикую кошку.

– Не нашел?

– Не нашел.

Вот после его слов и я вспомнил, что в прошлую свою ночевку Машку нигде не видел, а ведь она обычно приходила поздороваться со мной, потереться ухом о штанину, выпросить чего-нибудь вкусного…

– Я ведь ее не видел в прошлую смену, – сказал я.

– И я ее не видел, Антоха. Но сегодня опять слышал. Я проснулся от того, что будто несколько кошек надрываются – точно режут их. Я кинулся, включил телевизор, и сразу все утихло, только возня на складе какая-то. Я и сам ведь в такие штуки не верю, но говорят… Говорят, нечистая сила всех этих новомодных штучек-дрючек не любит, телевизоров там, телефонов, компьютеров и вообще электричества. Поэтому, Антоха, ты сегодня ночью вруби телек и не выключай. Так и спи. А лучше и не спи до утра. Мало ли что.

И тут-то до меня дошло! Ну я тормоз!

– Толик, ты че мне гонишь, ты прикалываешься, что ли? На испуг решил взять, поведусь – не поведусь? – я засмеялся и все-таки попросил у официантки еще одно пиво.

– Пей, пей, – покачал головой мой напарник, – а я увольняюсь, мне и денег никаких не надо. И так Семеныч третьего охранника не может найти, а теперь пусть вообще сам охраняет, директор хренов. Я ухожу, а ты, если хочешь, оставайся.

Сказав это, Толик встал из-за стола, оставив под кружкой стольник.

Порывшись в кармане куртки, он достал и положил передо мной потертую старую книжицу.

«Мифы и легенды Японии».

Бедняга Толик. А ведь я не замечал за ним, чтобы он что-то употреблял. Я-то думал, он только кружку пива по выходным, да рюмку беленькой на праздник, но не больше…

Толик ушел, а я допил второе пиво и отправился на работу, прихватив с собой книжку.

Выпитые две кружки светлого сказались на мне благотворно, и настроение у меня было прекрасное. Мне нравился свежий воздух, выветривавший из меня хмель. Меня радовало, что по телеку в эту ночь должен быть нескучный фильм, в конце концов, меня веселила история, рассказанная Толиком, и я даже позволил себе каплю злорадства:

«Ну, надо же! Сорок лет – ума нет, бывают же такие люди! Эх, Толик, Толик.»

Добравшись до работы, приняв смену и закрыв за последними работниками дверь, я прошелся по всему «Восходу» и Машки не нашел.

– Так уже бывало, – сказал я сам себе. – Убежала, может, кота себе искать. А может, и правда подохла. Жалко, конечно, но пожила она хорошо.

Рассудив так, я прихватил с собой оставленный мне заботливой поварихой ужин, включил телевизор погромче и разлегся на своей койке, в коридоре между туалетом и маленьким «банкетным» залом.

Надо мной, под потолком, горела желтая лампочка. Глядя на нее, я усмехнулся своим мыслям.

Призрак кошки в старой советской столовой. Подумать только.

Закончив с обедом, я решил все-таки полистать книжицу, оставленную мне Толиком.

«Пока реклама, можно и просветиться. Раз он мне ее передал, значит, здесь должно быть что-то про кошек», – сказал я себе и принялся искать. И нашел.

«В японской традиции принято считать, что кошки старше тринадцати лет, по весу превосходящие четыре килограмма, либо имеющие длинный хвост, после смерти могут стать „Бакэ-неко“. Бакэ-неко, или кошки-призраки, способны превращаться в человека или предметы, метать огненные шары или создавать клонов…»

Наша кошка под это описание подходила как нельзя лучше. Старая, толстая и всегда себе на уме. Самая натуральная мистическая кошка. И, коль уж верить этой самой «японской традиции», если Машка сдохла, то должна была бы превратиться в призрака.

Интересная выходила история. По легенде, она могла теперь стать кем угодно и чем угодно и даже делать клонов, подобных себе. Насчет клонов – все очень верно сходилось с тем, что рассказал Толик.

«Хорошо хоть, без „фаерболлов“ обошлось», – усмехнулся я про себя.

Что же задумал Толик? Решил пошутить? Берет на испуг? Зачем?

А я завтра утром вот как сделаю: позвоню ему и скажу, что на самом деле слышал мяуканье и видел кошек. Расскажу, что испугался, и вообще, чего-нибудь эдакого напридумываю. Пусть обалдеет и думает потом, наврал я или нет. Дурак Толик, приколоться решил. Нашел над кем!

Я сам не заметил, как уснул под звук телевизора, листая книжку. Наверное, ужин был слишком сытным: тетя Клава всегда клала мне тройную порцию, несмотря на то, что наш директор Семеныч этого не разрешал и часто ругался.

Хорошая она, эта тетя Клава… И Машка была хорошая.

Мне снилась наша столовка. Будто Семеныч угощает меня пивом, а тетя Клава все накладывает и накладывает мне макарон в тарелку и приговаривает: «Молодому организму нужно хорошо питаться».

Потом я увидел во сне, что я лежу на кушетке, а напротив меня стоит девушка. Как будто темно, и она вся в черном, и волосы у нее длинные-длинные, черные и блестящие, как черное масло. Она смотрит на меня ласково, подходит и гладит рукой мои ноги. Гладит, гладит, словно ласкается, но как-то странно…

И вдруг я понимаю, что глаза-то у девушки желтые.

Проснулся я посреди ночи.

Тяжело проснулся, словно тонул, но все-таки вынырнул из-под толщи воды, – голова болела, и я никак не мог отдышаться.

Первое, что я понял, и от чего стало жутко – вокруг было темно. Телевизор не работал, и лампочка под потолком не горела, а ведь я точно помнил, что перед сном ничего не выключал. Я заснул перед бубнящим телевизором с книжкой в руке.

Я нащупал в кармане брюк мобильник и попытался включить фонарик, но телефон оказался разряжен.

– Черт тебя подери, я же только днем тебя заряжал! – выругался я, встал и на ощупь прошел два метра до выключателя.

Выключатель не работал.

– Толик, какого хрена ты меня разводишь! – крикнул я, сам от себя не ожидая паники.

Но с какой стати здесь оказаться Толику? Да и будет ли взрослый человек заниматься такой ерундой – приходить ночью на работу и подстраивать все ради шутки?

К тому же, откуда у Толика ключ от «Восхода»?

Ключей от столовки было всего два. Один – всегда у охранника, мы передавали друг другу, оставляя его директору, и забирали, когда выходили на смену. Второй ключ – у самого директора и был, на всякий случай. Семеныч потерять его никак не мог.

Проникнуть в «Восход» можно было только двумя путями: через главную дверь, которую вечером на ключ запирал охранник, и с черного хода. Но черный ход закрывался на огромный железный засов изнутри.

Был, правда, еще и третий путь, фантастический, как кроличья нора, – проникнуть в горячий цех через окно, точнее, через решетку в окне. Старую железную решетку, спаянную в форме «полусолнца», теоретически можно было спилить, и шума от этого было бы достаточно, чтобы разбудить охранника. Но можно было пролезть и между прутьями…

Я сам не поверил, когда впервые услышал от поварих, что десять лет назад какой-то пьянчуга пролез в столовую через решетку окна. Он был настолько щуплый и худой, что на самом деле пролез. Потом через эту же решетку передавал сотоварищу остатки еды, которые обычно хранились до следующего дня в холодильнике. К тому времени, как охранник их услышал, они успели стащить два килограмма пельменей отварных, двадцать порций пикши запеченой, три бутылки водки и две бутылки коньяка из бара.

Охранник был в шоке. Прибывшая милиция тоже была в шоке и даже заставила вора проделать это еще раз – они хотели воочию убедиться, что пролезть через решетку можно. И убедились.

Но Толик… Мой напарник хоть и был худощавым, но не до такой степени, чтобы пролезть между прутьев решетки.

Как только я это подумал, я услышал, как в горячем цеху что-то оглушительно загрохотало. Как будто упал железный поддон. Грохот быстро стих, и вслед за ним я услышал тихое, но четкое «бл*ть!».

Вот оно! Вот он, момент истины для охранника «Восхода»! Я храбро помчался в горячий цех.

В цеху сквозь огромные старые окна светила луна.

Я увидел на полу большую железную форму для мармита и рассыпанные по полу пельмени.

Да неужели же кому-то снова понадобилось воровать еду?!

Но в цеху никого не было…

Жирные пятна на полу мерцали в лунном свете.

«Эх, столько добра пропало», – подумал я, и в тот же момент мой взгляд упал на жирные следы. Следы ботинок. Они вели назад, в коридор, значит, кто-то… кто-то был за моей спиной.

Я успел обернуться, но не успел перехватить его руку. Он был мне по плечо, тощий, иссохший, с пропитым лицом. Таким он был уродливым и сухим, что можно было подумать, будто я не с человеком дерусь, а с ожившим мертвецом.

В ладони вор держал маленький кухонный ножик. Он успел «чиркнуть» меня по руке, и мне казалось, я услышал, как лопнула моя кожа под тонким лезвием.

Сам не пойму, как так вышло, но дрались мы молча, без единого звука. Я старался сделать подсечку и перехватить его руку с ножом, но этот щуплый оказался очень ловким и проворным. Не урони он тогда металлическую форму, я бы, наверное, и не услышал, как он шарился на кухне.

В какой-то момент он поскользнулся, неловко замахал руками, и это был мой шанс, но я ошибся. Вор вывернулся, присел и неожиданным рывком направил нож прямо мне в живот.

В этот момент мне впервые в жизни показалось, что время течет. Течет медленно. Я слышал звук, шорох и как будто бы царапанье, но звук этот доносился до меня медленно и трудно, словно через толщу воды. Я видел, как короткое, но острое лезвие бесконечно медленно движется к моему животу, и понимал, что все-таки ничего не успею сделать.

И в следующий миг я понял, что значит «сердце обливается кровью».

Нет, я не жалел себя, это было не то. На самом деле, мне было невыносимо, до жути страшно, и показалось, что сердце обдало ледяной волной, когда я увидел, как из темноты коридора неслись на нас, точно летели в могучем прыжке несколько черных кошек. Я увидел несколько пар желтых глаз, а затем услышал оглушительный человеческий крик и кошачий ор. Подо мной корчился несостоявшийся убийца, и несколько кошек, черных, как плотная тень, мяукали, как сумасшедшие, и терзали лицо моего противника…

Спустя еще мгновение у меня закружилась голова, да так сильно, что я осел на пол. Перед глазами все поплыло и смешалось.

…

Милицию тогда я так и не вызвал.

Когда очнулся, перевязал себя сам кое-как.

Пьянчуга лежал на полу возле меня, держался руками за лицо, скулил и плакал.

Я вызвал для него «скорую». Где был его сотоварищ, что ждал его у окна, я не знаю. Сбежал, наверное, когда началась драка.

Следы крови на полу я подтер, оставил в баре деньги за несчастные пельмени и ключ от главного входа. И в семь утра, дождавшись техслужащую, ушел.

Дома я поставил телефон на зарядку, и тут же мне позвонил мой напарник.

– Ну, че, Антоха, че было-то сегодня ночью? Слышал что-нибудь? – голос Толика был взволнованным и заинтересованным.

Я вздохнул, подумал и сказал:

– Не было ничего, Толик. Зря ты только мне байки травил. Развести меня хотел. – А потом еще раз четко сказал в трубку: – Ничего не было.

Толик молчал в трубку. А потом я сбросил.

На работу в «Восход» я больше не ходил и на звонки бывшего шефа не отвечал. Хотя, по сути дела, бояться было нечего, ведь призрачная кошка спасла меня. Машка всегда хорошо ко мне относилась, да и я ведь животных люблю…

Но с тех пор я обходил в «Восход» стороной и к кошкам стал относиться еще уважительнее, чем раньше, хоть и звучит это, наверное, смешно.

Моя история без нравоучений и демагогии.

Я не знаю, чему и кому верить, но, думаю, надо доверять своему сердцу и уж обязательно – своим глазам. И я думаю, что ко всякому зверью нужно относиться с добром и смотреть в глаза так, как ты смотришь в глаза человеку.

Что еще добавить?

«Восход» как был, так и остался памятником неудавшемуся социализму.

Когда-нибудь от этого памятника останется только призрак…