Текст книги "Прекрасная Джоан"

Глава 7

После шумного скандала король Франции признал, что рассказ Ричарда – сущая правда. Епископы и бароны согласились с тем, что помолвку следует считать расторгнутой, и начался спор о возвращении приданого Алис. Я незаметно выскользнула из зала и отправилась к себе. Пока брат доказывал вину своей несостоявшейся невесты, я несколько раз поймала на себе взгляд Филиппа и поняла, что теперь могу не опасаться его намерений. По крайней мере, до тех пор, пока он не оправится от страшного удара, нанесенного ему Плантагенетами.

Я сама была потрясена и огорчена; хотя я много лет не видела леди Алис, в детстве мы с нею часто играли вместе. Не могу сказать, что мы были лучшими подругами – слишком разной была наша природа, – но Алис, считавшаяся невестой Ричарда, с детских лет воспитывалась как член нашей семьи. Значит, поведение моего отца было вдвойне постыдным.

Чем больше я размышляла над их связью, тем ужаснее она мне казалась. Последние годы жизни отца матушка провела в Винчестере; вполне возможно, именно страсть к юной девице и побудила короля отправить свою супругу в заточение.

На следующее утро меня навестили Рик и наш кузен Филипп Фландрский.

– Джо, я уезжаю в лагерь, – сказал Рик, – но должен сообщить тебе известия о нашей матушке. Наш кузен Филипп, который на протяжении почти всего нашего путешествия был ее доверенным лицом, утверждает, что она и принцесса Наваррская пересекли Альпы и спускаются на равнину Ломбардии. Однако даже при самом благоприятном исходе они достигнут Сицилии лишь через несколько недель. И теперь, когда я свободен от обязательств перед леди Алис, я больше не собираюсь скрывать своих намерений.

– Чему я очень рад, – добавил Филипп. – Мне надоело уклоняться от вопросов наших друзей. Что же касается вашей матушки, то она вполне здорова и с нетерпением ждет встречи с вами, ваше величество! Что за изумительная женщина! Всегда бодра, не ведая усталости, она, кажется, в любой момент готова оседлать лошадь и выступить в поход – в любую погоду, по любой, самой трудной дороге.

– А Беренгария?

– Она тихая и хрупкая девица, – помявшись, ответил Филипп. – Возможно, она немного боится королеву Элинор, что вполне естественно. Но когда она преодолела свою застенчивость, я увидел, что она умна, приветлива и весьма приятна на вид.

Тихая, хрупкая, застенчивая! Понравится ли Рику такая невеста? Впрочем, кто знает? Может быть, именно она смягчит его львиное сердце!

Весна в этой части света – самое прекрасное время года. Вокруг нашего замка все было в цвету. Кроме того, монастырь был расположен недалеко от берега, и из окон открывались величественные и прекрасные морские виды.

Освободившись от мрачных мыслей о будущем, с нетерпением ожидая встречи с матушкой и волнуясь перед участием в походе за Святую землю, я почти не имела времени горевать о прошлом. Вскоре я поймала себя на том, что спокойно и светло вспоминаю годы, проведенные с моим дорогим супругом. Я благодарила за них Господа и вызывала в памяти лишь самое хорошее.

Кроме того, я вдруг осознала; что, если бы Уильям был жив, я ощущала бы себя старше своего возраста. Не имея детей, я знала, что лучшие мои годы позади – и это в том возрасте, когда большинство женщин еще сполна наслаждаются радостями материнства.

Мои мысли вовсе не означали, что мне не терпелось поскорее выйти замуж во второй раз; просто я вдруг почувствовала себя молодой и готовой к жизненным переменам. Несмотря на неодобрение леди Катерины, я велела упаковать вещи и поскакала в Реджио, куда вскоре должны были приплыть матушка и Беренгария. Рик писал, что послал для них большую и удобную парусную галеру. Я пересекла бы залив и отправилась в Мессинy, если бы не знала, что там сейчас находится король Филипп. Правда, нам все равно предстояло встретиться в Акре, но я не спешила увидеться с ним.

Разумеется, я известила Ричарда о своем прибытии в Реджио, и через два дня он переплыл залив, чтобы нанести мне визит.

– Я уже собирался сам послать за тобой, – сказал он. – Если не случится бури, матушка прибудет через несколько дней. А если Филипп выполнит свое обещание и отправится в Акру, не дожидаясь нас, вы все с удобствами разместитесь в моем замке в Мессине.

Вечером прибыл гонец от короля Филиппа и сообщил, что его господин отплывает на следующее утро. Ричард собирался немного проводить его. На следующий день я встала рано и в сопровождении двух фрейлин поспешила на берег. Там уже столпилось множество горожан. Все хотели посмотреть на проплывающие мимо корабли. Когда же с моря донеслись песни гребцов и команды рулевых, народ разразился приветственными криками. Ближе к берегу шли вельботы; далее, на большей глубине, – большие парусные галеры и галеоны, которые виднелись почти на той линии, где небо встречается с синими водами залива.

Через два часа, когда я уже вернулась в монастырь, приютивший меня в Реджио, ко мне вбежал запыхавшийся паж, посланный братом.

– Корабль короля Ричарда снова виден на горизонте! – взволнованно сообщил он. – Он направляется в гавань Реджио, миледи. Говорят, за ним идет галера, на которой, должно быть, плывет из Бриндизи наша дорогая королева Элинор!

Когда я переоделась и вновь спустилась на берег, оба судна – и корабль Рика с ярко-алыми парусами, и величественная галера – были уже ясно видны. Брат, стоя на носу, приложил руки ко рту и громко крикнул, что подходит к берегу за тем, чтобы взять меня на борт.

Поприветствовав меня и фрейлин, Рик распорядился догнать и затем обогнать большую парусную галеру. Рулевые торопили гребцов, и мы заскользили по водной глади так быстро, что вскоре догнали приземистого, неуклюжего «морского верблюда», как называли большую галеру. Проплывая мимо, я заметила седовласую женщину, стоящую рядом с невысокой темноволосой девушкой. Я показала на них Рику, и он согласился: да, должно быть, это наша матушка и принцесса Наваррская.

– Мы сумеем попасть в Мессину до вечера? – спросила я.

– Без труда, если не изменится попутный ветер.

После заката стало холодно, так холодно, что я с радостью накинула на плечи теплый плащ, который предусмотрительно захватила с собой леди Катерина. Она и остальные фрейлины с огромной радостью укрылись в каюте, но я хотела остаться на палубе с братом, так как гребцы сейчас отдыхали и мы легко скользили под парусом рядом с большой галерой. Впереди показалась Мессина. Мы выслали вперед гонцов, которые должны были доставить к берегу лошадей и паланкины. Ричард стоял рядом со мной. Наконец, бросили якорь, мы сошли на берег и повернулись к большой галере. Ричард вошел в воду и побрел по воде к кораблю, протягивая руки навстречу дорогим гостьям.

Я услышала голос матушки – усталый, но радостный и веселый:

– Вот твоя невеста, сын мой! Вначале отнеси ее, затем возвращайся за мной.

Опустив невесту на землю, он познакомил меня с Беренгарией; я нагнулась и попыталась распутать ее длинную мантию, чтобы она не мешала ей идти по песку. Ножки у нее были очень маленькие; я выпрямилась, улыбнулась и сказала, как рада познакомиться с новой сестрой, и первое, что я заметила, – огромные черные глаза. Губки ее были похожи на бутон розы, ушки – на нежные раковины, плотно прижатые к голове, а рука была такая крошечная, что, казалось, принадлежала ребенку.

Заметив, что рука ее дрожит, я снова склонилась к ней и нежно поцеловала в щеку.

– Мы подружимся, – сказала я, – я уверена в этом!

Даже если она и ответила что-то, я ничего не услышала, так как Рик уже возвращался от галеры, неся на руках матушку. Я подбежала к ним, смеясь и плача одновременно. Матушка тоже смеялась; она порывисто обнимала и целовала меня, и ее лицо, как и мое, было мокро от слез.

Осознав, что наши придворные столпились вокруг и слуги держат факелы, чтобы осветить нам дорогу к носилкам, мы наскоро привели себя в порядок. Матушка приветствовала придворных краткой речью, и мы без дальнейших отлагательств отправились в замок Ричарда.

По пути я думала о матушке. Правда, она уже была немолода в 1176 году, когда мы с нею расстались, но ее волосы – по воле ли фортуны или в искусных руках ее умной прислужницы Амарии, – как и прежде, обрамляли ее лицо черным облаком; шелковая кожа на лице была упругой, лишь с намеками на морщинки, а фигура – стройной и подтянутой. Сейчас, в 1191 году, ее скорее можно было назвать худощавой, чем стройной, и мне показалось, что ей удается сохранить величественную осанку за счет силы воли. Ее мягкие волосы стали белыми как снег, и морщины избороздили лицо. То, что осталось от ее красоты, не имело возраста и сохранится на всю ее жизнь: точеный нос, высокие скулы и живые ясные глаза под длинными ресницами.

Вспомнив о Беренгарии, я улыбнулась. Почему я сразу почувствовала расположение к ней? Ведь она не первая из знакомых мне застенчивых и хорошеньких темноглазых девиц. На Сицилии и при нашем дворе таких было очень много. Возможно, я не доверяла описанию Филиппа Фландрского и боялась, что невестой Рика окажется надменная уроженка Наварры с пронзительным, визгливым голосом, носом, похожим на клюв попугая, и усиками над верхней губой. Какое счастье, что это не так!

Придя на следующее утро в матушкины покои, я, к своему разочарованию, застала там одну Амарию. Королева Элинор, как сообщила она, уже два часа как заперлась с королем Ричардом и заявила, что выйдет оттуда только к обеду.

Амария сильно потолстела с прежних времен, когда она была молодой девушкой из Руана. Ее умные пальцы словно понимали, как наилучшим образом нарумянить щеки и уложить волосы. Сохранять и поддерживать красоту любимой королевы всегда было для нее удовольствием. Я увидела на длинном сундуке целый ряд расчесок и горшочков с лосьонами, помадой и притираниями.

Амария, очевидно, до сих пор считала меня ребенком, так как, ответив на вопросы о матушкином самочувствии, взяла меня толстыми пальцами за подбородок и закудахтала, заметив веснушки:

– Вы никогда не обращали внимания на мои предостережения, миледи, и вот теперь все ваше лицо в веснушках, словно яичко ржанки! – Она сняла с сундука один из горшочков и протянула мне. – Передайте это вашей камеристке, ваше величество, и пусть мажет ваше лицо каждый вечер на ночь. Помните: каждый вечер. И не забывайте надевать вуаль, когда выходите на солнце!

Я рассмеялась. Амария распекала меня, совсем как в добрые старые времена!

– Наверное, принцесса Беренгария не нуждается в ваших заботах так же, как и я?

– Поистине так, – отвечала Амария. – Кожа ее светлости просто прекрасна – шелковистая, белая, без единого пятнышка! Вот кто наверняка следит за своей кожей! На ее носу не найти веснушек!

Послушно сжимая в руке горшочек с притиранием, я вышла, чувствуя себя двенадцатилетней девочкой, и направилась в покои Беренгарии.

Войдя, я застыла на месте и пожалела, что сейчас со мной рядом нет Рика. Беренгария сидела на золоченом троне и вышивала; роскошные черные волосы были красиво уложены, а шлейф богато расшитого шелкового платья укрывал ноги изящными складками. Рядом с нею на подушке припал к полу менестрель брата, Блондель; пальцы его перебирали струны лютни, а голубые глаза блуждали где-то далеко. Он негромко напевал полузабытую, старинную песню. Возле открытого окна сидели в ряд придворные дамы; они нашивали бисер на длинный пояс, лежавший у них на коленях.

Очевидно, Беренгарию очаровал сладкий голос Блонделя, чему я обрадовалась. Любовь к музыке теснее свяжет ее с Ричардом; поняв, как она красива, я теперь ничего не желала более страстно.

Увиденная мной картина была так очаровательна, что я почти пожалела, когда Беренгария, заметив меня, вскочила на ноги.

– Королева Джоан! – воскликнула она, просветлев. – Я все утро надеялась, что вы посетите нас. – Заметив в моих руках горшочек, она спросила, что это. – Не для меня ли?

Я покачала головой и поставила горшочек на столик.

– Мне дала его Амария, – пояснила я со смехом. – И строго-настрого приказала мазать лицо каждый вечер. Она говорит, что я покрыта веснушками, как яйцо ржанки. Так и есть, но сомневаюсь, чтобы ее лосьон вывел мои веснушки.

– Какая нелепость! Я вижу всего несколько веснушек… они похожи на золотую пыльцу. Они мне очень нравятся!

– По-настоящему ухаживать за кожей лица можно только в Англии, – отвечала я, смеясь, – и даже в Аквитании, но последние тринадцать лет я жила на Сицилии, где почти каждый день ярко светит солнце. И потом, к чему старой, двадцатипятилетней вдове заботиться о каких-то пятнышках?

В это время Блондель, повинуясь указанию Беренгарии, придвинул для меня второе кресло, поклонился и выскользнул из комнаты. Дамы сидели далеко, и у нас с принцессой Наваррской появилась возможность поговорить без свидетелей.

– Вы не должны называть себя старой в двадцать пять лет, – робко улыбаясь, заметила Беренгария. – Иначе и я начну искать на своей голове седые волоски. Знаете, ведь мне уже исполнилось двадцать…

Изумившись, я не сдержалась и выпалила:

– Уже двадцать? И вы до сих пор не замужем? Дочь короля Наваррского, к тому же такая красивая?..

Она вспыхнула и опустила глаза:

– Батюшка отказал нескольким женихам. Он надеялся… полагал… и хотел…

Голос ее прервался, и я порывисто сжала ее руку.

– Тогда я уверена, что сейчас ваш батюшка очень счастлив! Ваш брак с королем, моим братом, отвечает всем его чаяниям! И если вы полюбите Ричарда так же сильно, как люблю его я, вы тоже будете счастливы.

Она покраснела еще больше и ответила не сразу:

– Да… правда. Благодарю вас, ваша светлость.

Однако голосок ее так дрожал, что я придвинулась поближе и спросила, в чем дело.

– Может, вы были влюблены в другого?

Она гордо вскинула голову:

– Нет, нет, что вы! Просто… глупость, которая скоро пройдет. Дело в том, что его величество немного… пугает меня.

– Пугает? Ричард?

– Я говорила вам, это просто глупость. Но его зовут Львиным Сердцем, и мне он кажется очень похожим на льва. Большой, сильный, грубый и… свирепый!

Как ни было мне смешно, пришлось признать, что отчасти она права. Глядя на ее дрожащие губы, на то, как она то краснеет, то бледнеет, я поняла: наверное, Беренгария с детства мечтала выйти замуж за совершенного, благородного рыцаря, который со вздохами и обещаниями поклонялся бы ей и воспевал ее красоту. Да, Рик тоже любит музыку, однако он поет не о женской красе; с куда большей охотой он воспевает радость битвы. Вполне возможно, он вовсе не станет поклоняться ей. Говорил же он мне, что из него выйдет никуда не годный муж!

Направляясь в матушкину приемную, я размышляла, как лучше объяснить Беренгарии характер Рика.

Матушка взяла меня за руку и подвела к окну.

– Хочу посмотреть, что сделали с тобой годы, дитя мое! – сказала она, пытливо разглядывая мое лицо и фигуру. Поскольку на мне было абрикосовое платье – подарок Рика, – матушка сразу заметила, что я не пополнела и не расплылась. Она улыбнулась и кивнула: – С радостью вижу, что роскошная здешняя жизнь не сделала тебя жирной, как большинство сицилианок.

Она с некоторой гордостью оглядела собственную статную фигуру и усадила меня на стул рядом с собой.

– Теперь скажи мне вот что. Была ли ты счастлива в браке?

– Да, – немедленно ответила я. – Да, миледи. Мой супруг был добр, заботлив, даже нежен – он всегда хотел видеть меня рядом с собой, никогда не упрекал за то, что я не родила ему наследника, и постоянно доказывал мне свою преданность. Он был со мной… терпелив, когда я была робкой юной девицей… – Голос у меня задрожал, и я замолчала. Матушка молчала тоже – видимо, обдумывая мои слова.

– Значит, – заговорила она наконец, – тебе никогда не хотелось завести любовника?

Я в ужасе посмотрела на нее.

– Да, да, – торопливо ответила она сама себе. – Вижу, у тебя не было любовника. Я просто спросила. Говоришь, твой Уильям был «добр и нежен»… Я рада за тебя, ибо мы, разумеется, ничего о тебе не знали.

К моему величайшему облегчению, она сменила тему и спросила, какого я мнения о Беренгарии.

– Милое дитя, – тепло ответила я, забыв, что мы с ней почти ровесницы. – Я полюбила ее сразу же, как только увидела.

– Да, так я и думала. Но что Ричард? Для него она, возможно, слишком мила…

Настал мой черед ненадолго задуматься. Что сказать?

– Не знаю. Может, окажется, что она для него – лучшая партия. Если он будет заботиться о ней так же нежно, как мой супруг обо мне…

Матушка покачала головой:

– Только не Ричард! Я поговорю с ним… предупрежу о ее застенчивости, но вряд ли он прислушается ко мне. Нет, ему нужна такая жена, которая ничего не боится, которая будет скакать верхом бок о бок с ним и станет умолять взять ее с собой на битву!

Я рассмеялась, ибо матушка описала себя саму.

– Вторая королева Аквитании! Согласна. Но где мы найдем такую? Пока же наша задача – облегчить жизнь принцессе Наваррской. Может, если они до свадьбы станут друзьями с Риком, все пройдет хорошо. Кстати, когда назначена свадьба?

Пожав плечами, матушка заявила, что не знает.

– Ричард не хочет жениться раньше Пасхи. Значит, меня с вами уже не будет.

– Но не можете же вы покинуть нас так скоро! – возразила я. – Я думала, вы отправитесь в Акру вместе с нами!

– Мне бы очень этого хотелось. – Внезапно я увидела, как матушка устала. – Но дела требуют моего присутствия и в Англии, и в Аквитании, а кроме того, мне необходимо повидаться с папой. Архиепископ Илийский становится опасным… – Она улыбнулась с некоторым усилием. – Как бы там ни было, свое поручение я выполнила: добыла Ричарду невесту и еще раз увидела тебя, милая моя дочь. Я должна быть довольна.

Вместе мы были всего четыре дня; поскольку матушка в основном проводила время в обществе Ричарда, обсуждая, что она предпримет в качестве регента, а мы с Беренгарией готовились к путешествию в Святую землю, мы с матушкой виделись редко. Отъезд Филиппа ускорил события. Уже в следующий понедельник матушка вместе с архиепископом Руанским отбыла в Рим, а через день мы с Беренгарией отплыли в Акру. Ричард должен был отправиться следом.

Мои надежды на то, что он должен за это время ближе познакомиться с невестой, не оправдались. За четыре дня в Мессине мы видели его лишь изредка, во время трапезы, ибо он постоянно был в гавани и следил за отправкой сотен кораблей, больших и малых галер с солдатами и боеприпасами, фуражом, продовольствием, баллистами и ядрами, другими осадными машинами – для битвы за Святую землю требовалась очень серьезная подготовка.

Когда они встретились, оба – и Ричард и Беренгария – держались неловко и скованно. Я смотрела, слушала и чувствовала, как напряжены жених и невеста. Беренгария опускала глаза и отвечала шепотом, Ричард, напротив, кричал, словно она была глухая, немного глуповатая гостья, чье присутствие следовало перетерпеть.

Матушка, которая также была раздосадована их поведением, пыталась вразумить брата, как и я, но он отвечал, что его уже достаточно распекали и он постарается быть галантным, когда у него будет на это время.

После всего этого меня удивило, что он явился нас проводить. В качестве прощального подарка он привел с собой молодого Блонделя.

– Чтобы ваше путешествие по морю проходило гармонично, – обратился он к Беренгарии, ероша золотистые волосы Блонделя, – я согласен поскучать без друга и его музыки, думаю, это хорошо, что с вами будет он и леди Джоан.

Потом он обратился ко мне:

– Джо, береги для меня мою леди Беренгарию! Если Господу будет угодно, мы встретимся на Крите. И когда мы окажемся там… или в другом месте на пути, – он повернулся к Беренгарии и поднес ее ручку к своим губам, – я заявлю свои права на невесту!

Глава 8

8 апреля мы с Беренгарией сели на корабль, и попутный ветер погнал его прочь от Мессины. По приказу Роберта де Тернгама, чьим заботам мы были поручены, наш корабль и еще две большие галеры, на которые погрузили почти всю сокровищницу брата, отплывали первыми, так как эти суда не развивали большой скорости. Остальной флот отплывал следом за нами. Непросто снарядить в поход сто восемьдесят кораблей! Последним должен был отправиться сам Ричард на быстроходной военной галере. Однако вскоре он обогнал нас и возглавил караван.

Первые два дня мы продвигались быстро, но затем ветер утих, и три наших галеры стали на якорь. Вечер был теплый; после ужина я предложила Беренгарии час или два до сна посидеть на палубе.

– Позовите Блонделя, – велела я леди Катерине. – И пусть захватит лютню.

Когда мы поднялись на палубу из душной каюты, я предложила Беренгарии разучить одну из любимых песен Ричарда. Я надеялась, что страсть к музицированию сблизит моего брата и его невесту.

Роберт де Тернгам, серьезный мужчина, чьи интересы лежали в области права, а отнюдь не музыки, приказав для нашего удобства вынести на палубу скамьи и подушки, спустился в каюту. По-моему, он обрадовался, что ему не придется нас развлекать. Для остальных же вечер прошел незабываемо. Бархатно-черное небо над нашими головами было усеяно сияющими звездами; дул легкий ветерок, корабль, стоящий на якоре, легонько покачивался; на горизонте чернел силуэт моего старинного врага – вулкана Этна; с нижних палуб слышался смех матросов, отдыхающих после вахты; он сливался с нашими голосами, когда мы подпевали Блонделю. Нас всех словно окутали волшебные чары.

К моей радости, Беренгария довольно скоро справилась со своей застенчивостью и выучила несколько любимых песен Рика.

На следующее утро поднялся ветер. Военные галеры одна за другой обгоняли нас. Но во второй половине дня ветер снова утих, и мы провели еще один радостный вечер в компании Блонделя. Мы видели огоньки на мачтах наших кораблей, а впереди стояла красивая резная галера Рика с позолоченным носом; на ее ярко-алых парусах были изображены анжуйские леопарды. В Великую пятницу я стояла на палубе, всматриваясь в водную гладь, и искала взглядом алое пятно на фоне синего моря.

Вдруг ко мне подошел Роберт де Тернгам. Он явно был чем-то встревожен.

– Погода меняется, – сказал он. – Капитан говорит, нам нужно приготовиться к шторму.

Он еще не закончил фразу, а палуба под нашими ногами уже сильно накренилась, и сильный порыв ветра ударил мне в лицо. Волны поднялись величиной с дом; матросы засновали по палубам, готовя нашу неуклюжую старую галеру к новым ударам.

По настоянию де Тернгама я спустилась в каюту, где уже находились все придворные дамы и Беренгария. Бедная леди Катерина склонилась над умывальником; служанки Беренгарии молились в уголке, а те из фрейлин, кто плавал со мной в Триполи год назад и знал, как вести себя в шторм, поспешно убирали или привязывали все мелкие предметы, которые могли быть унесены порывами ветра.

Не стану описывать последующие часы и дни. Достаточно будет упомянуть о том, что мы страдали и духовно, и телесно. Одни молили Господа, чтобы наша галера не затонула, другие же мечтали, чтобы она поскорее пошла ко дну. Однако Беренгария удивляла – и даже раздражала – нас всех тем, что все время оставалась в добром здравии и прекрасном расположении духа. Она заботилась об остальных, что представляло собой нелегкую задачу.

Как только шторм немного утих, я поспешила на верхнюю палубу, где стояли Роберт де Тернгам и капитан корабля, чтобы узнать, где мы находимся и что случилось с нашим флотом.

– Хотелось бы мне самому это знать, – отвечал де Тернгам. – Капитан полагает, что шторм пронес нас мимо Крита.

– Мы вернемся туда? – спросила я, помня, что Рик намеревался встретиться с нами на острове.

Капитан покачал головой:

– Даже если нашему королю удалось добраться до Крита, он там не задержится. Нет, ваша светлость, мы должны плыть дальше, на Кипр. Если нам повезет, мы нагоним его величество еще в пути.

Я утешала себя тем, что где-то рядом с нами плывут целых две сотни наших кораблей и еще две большие галеры, которые движутся так же медленно, как животные, в честь которых их прозвали «морскими верблюдами». Мне доводилось видеть этих животных в пустыне возле Триполи.

Благодаря ветру мы неуклонно продвигались в южном направлении. Каюта с низким потолком, овеваемая бризом, снова стала для нас укрытием от жары. Когда солнце слишком пекло, мы уходили туда с палубы и принимались за шитье. Закончив расшивать бисером пояс, который должен был украшать талию Беренгарии в день свадьбы, мы принялись расшивать мантию для моего брата сверкающими золотыми солнцами и серебряными лунами. Иногда Беренгария откладывала работу и разучивала с Блонделем любимые песни Рика.

Однажды мы услышали крик дозорного:

– Земля, земля!

Мы поднялись на палубу.

– Кипр, – сказал капитан, приставляя руку козырьком к глазам.

Перед нами было королевство Исаака Комнина. От Беренгарии я узнала, что несколько лет назад, после смерти жены, Комнин просил ее руки, но получил отказ… Возможно, вместе с Исааком нас встретит мой брат – если он уже добрался до острова, – и вскоре состоится свадьба. Тогда Беренгария станет моей невесткой.

Наш корабль быстро продвигался к берегу; однако, бросив взгляд на нижнюю палубу, я заметила, что там толпятся встревоженные матросы, которые показывают на черную тучу позади. Вначале туча была лишь крохотным черным пятнышком на горизонте; но не успели мы подойти ко входу в залив, как все небо почернело и несколько плывущих за нами мелких суденышек закачались под сильным порывом ветра.

Матросы карабкались на мачты; до меня доносились громкие крики капитанов, в которых слышалось отчаяние. Однако было поздно. У меня на глазах обычно неспешные суденышки вдруг понеслись с огромной скоростью и врезались в скалистый мыс.

Роберт де Тернгам громко попросил нас спуститься в каюту. Беренгария, которая не отходила от меня ни на шаг, крепко вцепилась в поручни. Ее черные волосы развевались по ветру.

– Джоан! – крикнула она. – Смотри, они спускают на воду шлюпки!

Когда наше судно приблизилось к скалам, мы разглядели вокруг множество лодок, спущенных с кораблей. Некоторые были переполнены и вскоре затонули. В пене волн видны были головы матросов. Нам оставалось лишь молиться, теперь своей судьбы мы не ведали… Наскочим ли мы на скалы или врежемся в другой корабль? Сердце у меня сильно забилось, когда я увидела, как по воде плывут сокровища Рика и золотой трон моего милого супруга…

Внезапно все стихло. Капитан громко отдал еще одно приказание, и в самый последний момент нам удалось развернуться и пройти мимо скалистого мыса.

Когда мы оказались в открытом море и ветер немного утих, мы бросили якорь. Роберт де Тернгам предложил нам пораньше лечь спать.

Я рассмеялась.

– Конечно, сэр, – сказала я. – Мы очень устали. Но… едва ли нам удастся заснуть. Бедные матросы с других кораблей!

Он кивнул:

– Да, миледи. Однако, если им повезло, многие из них уже доплыли до острова и находятся в безопасности. А завтра король Исаак наверняка вышлет нам навстречу свои галеры. Его лоцман проводит нас в гавань.

Утром следующего дня ослепительно светило солнце; ярко-синее море ничем не напоминало вчерашний шторм, который показался нам дурным сном. Однако вдали, у скал, мы увидели разбитую парусную галеру и убедились, что буря нам не приснилась. Снова подойдя ко входу в гавань, мы увидели лодочку, в которой сидел командир одного из наших военных кораблей.

Взойдя на борт и поговорив о чем-то с Робертом де Тернгамом, он направился ко мне, чтобы сообщить печальные вести. Его корабль подобрал раненого матроса с затонувшей галеры. Матросы добрались до берега в шлюпке, но там их встретили подданные короля Исаака, которые разоружили всех – даже рыцарей! – и заключили под стражу. Лишь юный Джек сбежал; хотя он был ранен в потасовке, ему удалось добраться до нас. По его словам, один из киприотов сказал, что их император (так называл себя Исаак Комнин) заключил союз с Саладином и обещал арестовывать каждого крестоносца, чья нога ступит на землю его острова.

– Что же нам делать, милорд? – спросила я. – Означает ли это, что мой брат не высадился на остров, а прошел мимо? И не арестует ли Исаак также и нас?

– Нет, пока я жив, – мрачно отвечал де Тернгам. – Но нам следует тщательно взвесить все «за» и «против», пока мы еще можем повернуть назад.

Внезапно мы увидели две красивые галеры, плывущие нам навстречу. Даже на расстоянии было очевидно, что это – королевские суда Исаака; они были обильно украшены резьбой, раскрашены и позолочены. На носу первого стоял богато одетый человек в сверкающей короне. Это мог быть только сам Исаак. Заметив меня, он поклонился и обратился ко мне:

– Добро пожаловать, ваша светлость! Соблаговолите перейти ко мне; я отвезу вас в мой дворец, где вы сможете отдохнуть и освежиться!

– Высаживался ли на вашем острове мой брат, король Ричард?

– Нет. Ваши суда – первые, которые мы увидели за много недель.

Хорошая новость! Значит, корабль Рика не прошел мимо.

– Где же наши рыцари с затонувших галер? – спросила я. – Почему они остались на берегу и их нет с вами, милорд?

– Они находятся в моем дворце в Лимасоле. Вы скоро увидите их, если последуете за мной.

– Я слишком устала и сегодня не сойду на берег, – сказала я, заметив, что Роберт де Тернгам отрицательно качает головой. – Доставьте к нам рыцарей, и через несколько дней мы нанесем вам визит.

Тут Исаак заметил Беренгарию.

– Это принцесса Беренгария, милорд король, – поспешно сказала я, – нареченная короля Ричарда!

Еще не закончив говорить, я увидела разительную перемену, произошедшую с королем: лицо его помрачнело, глаза метали молнии. Он начал что-то злобно бормотать себе под нос. Очевидно, он все еще питал к Беренгарии недобрые чувства, хотя, когда ему отказали, она была ребенком. К тому же она не имела права голоса в этом вопросе. Вот еще одна причина, подумалось мне, почему нам не следует предавать себя в его руки.

– Королева Джоан говорит, что она устала, – выступил вперед сэр Роберт, – и ей не терпится повидать рыцарей, спасшихся после кораблекрушения. Как только она побеседует с ними и отдохнет, мы с радостью примем ваше приглашение.

Шторм очень задержал нас в пути, мы должны были уже быть в Акре, а достигли только Кипра. Из-за того, что мы проплыли мимо нескольких портов, нам негде было пополнить запасы продовольствия и произвести ремонт кораблей.

К тому же нам неизвестно было местопребывание Ричарда. Разыскивает ли он нас или поплыл дальше, в Акру?

Три долгих дня стояли мы на рейде, не зная, что делать. И когда нам уже показалось, что меньшим из двух зол для нас будет войти в гавань и отдаться на милость Исаака, мы увидели шлюпку, в которой сидели несколько наших рыцарей. Они подплыли к нам и поднялись на борт по трапу. Что за жалкое зрелище они представляли! Исхудавшие, обросшие, с перевязанными головами и руками! Они тотчас упали на колени передо мной и Беренгарией. Я подняла их и велела рассказать, что с ними случилось.