Текст книги "Прекрасная Джоан"

Глава 5

Ричард высадился в Мессине в конце сентября. Я не теряла ни минуты и уже спустя сутки вместе со своими придворными и двумя послами брата, лордом де Форцем из Пуату и Ричардом де Темпло, взошла на королевский корабль.

– Мне кажется, что я сплю и вижу прекрасный сон, – сказала я лорду де Форцу. – Почти год я провела в заточении и вот плыву в Мессину, к брату! Мне все время чудится, что я сейчас проснусь и снова окажусь в Ла-Зиза!

Лорд де Форц рассмеялся:

– Никогда не видел более испуганного человека, чем этот странный монарх! Он затрясся, когда прочел письмо Львиного Сердца, и, клянусь, дрожал до тех пор, пока мы с ним не распрощались. Уверил меня, что сделает все, о чем просит король. Но как ему удалось выполнить все требования в столь короткий срок? Когда я вспоминаю недели и месяцы, проведенные нами в пути, препятствия, задержки и проволочки… Уверяю вас, миледи, король столько раз терял терпение, что я рад готовности малыша Танкреда во всем угождать ему!

Мое внимание привлекли слова о препятствиях, задержках и проволочках. Что помешало Ричарду приплыть на Сицилию раньше? Что изменилось в его планах встретиться в Мессине с Филиппом Французским? Неужели смерть Уильяма все перевернула?

Лорд де Форц покачал головой:

– Нет, их намерение неизменно. Но двум королям вначале необходимо было разрешить противоречия; затем наступила зима. Наконец, когда нам показалось, что все трудности позади, заболела и умерла супруга короля Филиппа, и нужно было выждать время траура.

– Я ничего не знала об этом, – объяснила я. – До меня не доходили новости до тех пор, пока один рыбак не сообщил моему повару, что Ричард находится в Марселе, и передал затем мой призыв о помощи.

– Ваш призыв ускорил наше прибытие, как ничто другое, – сказал Ричард де Темпло, высокий и худощавый молодой человек, заросший щетиной, с испачканными чернилами пальцами. Позже я узнала, что он большой друг Ричарда и ведет хронику нашего Крестового похода; однако я еще при первой встрече убедилась, что его речь так же жива и увлекательна, как и его талантливое перо. – На два дня мы задержались в Риме, а затем со всей возможной скоростью отбыли в Мессину. О, миледи! – Голос его зазвенел, когда он приступил к рассказу о том, как они вошли в гавань. – Трудно представить более волнующую сцену! Я высадился на берег заранее, вместе с отрядом, призванным подготовить прием короля Ричарда. Мы привезли с собой его борзого коня и лошадей наших рыцарей и ждали его на берегу, окруженные толпами народа. Видны были галеоны, выстроившиеся в ряд, над ними развевались наши стяги. Носы кораблей украшали девизы наших рыцарей; их щиты сверкали в лучах яркого солнца.

Я словно видела все собственными глазами! Де Темпло улыбнулся, когда я восхищенно вздохнула, и продолжил рассказ:

– Вода кипела под ударами весел, воздух дрожал от звуков труб, и возбужденные горожане разразились приветственными криками. Вот и он! Вот и наш прекрасный король, еще более могучий и великолепный, чем окружающие его благородные рыцари! Он стоит на носу корабля. Я никогда этого не забуду! Никогда! Я слышал, как они радостно кричали, видел, как бросились к нему и проводили к месту его пребывания. «Он стоит целой империи», – сказал один горожанин. «Он по праву наделен властью над народами и королевствами», – говорил другой.

Сердце мое преисполнилось гордости, и я поклонилась двум рыцарям. Если бы наш корабль не попал в полосу прибоя, я попросила бы их рассказывать еще.

Задолго до того, как мы достигли берега Мессины, я была готова к высадке; когда наши корабли зашли в Фаросский залив и качка уменьшилась, фрейлины помогли мне облачиться в платье и мантию, а затем принялись заплетать в косы мои длинные и густые рыжие волосы. Естественно, мне не хотелось предстать перед братом постаревшей и подурневшей, ведь мы с ним не виделись почти четырнадцать лет. И хотя мне еще два месяца предстояло носить белый цвет траура, взглянув в зеркало, я вполне утешилась. Мое вдовье плиссированное платье вовсе нельзя было назвать уродливым, а белоснежная вуаль под короной украшала мои волосы как нельзя лучше. Как всегда, я огорченно вздохнула, созерцая веснушки на своем носу, но здесь я уже ничего не могла поделать.

На берегу нашего прибытия ожидала большая толпа народа. Над всеми возвышался широкоплечий человек с рыжими волосами, еще более яркими, чем мои. Я с нетерпением ждала, когда меня доставят на берег, и, едва ступив на песок, позабыв о своем ранге, со всех ног побежала к Рику, придерживая шлейф. Брат пошел навстречу, подхватил меня на руки и закружил.

– Джо, Джо! – воскликнул он зычным голосом; потом расцеловал меня в обе щеки, его роскошная рыжая борода коснулась моего лица.

Я смеялась и плакала одновременно.

– Рик, Рик! – Я обвила рукой его шею и прижалась к нему. – Какая борода! Неужели ты правда мой брат Рик?

Его веселые ярко-голубые глаза совсем не изменились, хотя прожитые годы оставили несколько морщинок в уголках глаз. Передо мной был мой бесстрашный брат Ричард Львиное Сердце! И он был так же рад видеть меня, как я его.

– Да, я правда твой брат, – отвечал он. – Но могу ли я быть уверенным, что эта высокая и красивая королева и есть моя худющая, длинноногая, веснушчатая сестренка с косичками? Джо, скажу откровенно, я немного испугался, когда увидел, как ты несешься ко мне и шлейф волочится за тобой по песку!

К этому времени на берег высадилась моя свита; я всех представила брату, и, в свою очередь, мне был представлен его двор. Когда с церемониями было покончено, он сообщил, что выбрал для меня удобные апартаменты в огромном старом госпитале ордена Св. Иоанна. Орден был основан участниками Первого крестового похода; за прошедшие годы многие женщины находили приют в его стенах.

– После того как ты устроишься, – сказал брат, – я хочу поговорить с тобой наедине. Нам многое предстоит обсудить, так что я намерен провести с тобой весь вечер.

Вскоре я поняла, что брат проявил по отношению ко мне редкое великодушие; он отвык находиться в обществе женщин, даже своей семьи, предпочитая им вольные и грубые манеры своих спутников – мужчин. И если ради меня он пожертвовал вечером, то это значит, что я по-прежнему остаюсь его любимой сестренкой.

Я препоручила себя заботам настоятельницы. Матушка Серафина приветствовала меня у входа, проводила в отведенные мне и моим фрейлинам покои и, убедившись, что все в порядке, оставила нас. Ричард распорядился доставить нам некоторые предметы, привезенные им из дома: балдахин, вышитый для него матушкиными фрейлинами перед тем, как он уехал из Англии в Аквитанию, золотой умывальный прибор, кувшин и чашу с изящно выточенными ручками, тюки французской материи, чтобы скрыть мрачные стены, – и еще одну вещь, при виде которой я буквально замурлыкала от удовольствия.

На спинке мягкого резного кресла лежало платье чистейшего шелка цвета спелого абрикоса. Я взяла его и руки, осмотрела и решила, что оно, вероятно, скроено по последней французской моде. К платью прилагалась накидка – более темная, чем само платье, расшитая золотыми ветвями и зелеными листьями, и кушак из двух переплетенных шнуров – золотого и зеленого. И хотя мне еще несколько недель нельзя было носить такой великолепный наряд, глядя на это платье и накидку, я впервые захотела поскорее снять траур.

После короткого отдыха и простого ужина, когда мы ждали прибытия нашего багажа из гавани, ко мне пришел Рик и тут же отослал фрейлин в другой зал. Прежде всего я поблагодарила брата за очаровательный наряд и за все те вещи, благодаря которым мы почувствовали себя в мрачных стенах монастыря как дома. Потом я со смехом рассказала брату о том, как напугало его послание Танкреда и что поэтому он позволил мне забрать с собой почти все мое имущество.

– Скажи, как с тобой обращался этот жадный ублюдок? – спросил Рик. – Ведь я не знаю ничего, кроме того, что ты находилась в заточении.

Я подробно рассказала обо всем, начиная со смерти моего супруга, в том числе поведала и о насмешках, которым подвергла незадачливого карлика.

– Если я поступила неразумно, Рик, то расплатилась за свое поведение сполна. Не могу сказать, что мне плохо жилось в Ла-Зиза – нет. Но меня бесило, что мне не разрешали покидать стены замка. Охранники Танкреда следили за мной днем и ночью, я не видела ни одного друга, не получила ни одного письма…

Лицо брата помрачнело.

– Пока я был в Риме, – сказал он, – я слышал, что там же некоторое время находился архиепископ Палермский. Кажется, он был болен. Говорят, он урожденный англичанин и довольно стар.

– Да, это Уолтер! – ответила я, и мне стало тяжело на сердце. – Он был лучшим другом и советником мужа; он был моей поддержкой в те ужасные часы, когда умирал Уильям. Теперь, когда я свободна, я должна послать гонца в Рим.

– Отдай мне письмо, и я доставлю его папе вместе со своими. Скажи, Джоан, Танкред вернул тебе твои наследные владения?

.– Да. Мне принадлежит замок Сент-Анджело; я еще не знаю, проведу ли там остаток своих дней или вернусь в Англию. Сицилия – чудесная страна, и здесь есть несколько роскошных замков, в которых я могу жить.

– Если хочешь угодить мне, – отвечал Ричард, – то на время перестань думать о собственном будущем. Джоан, я прошу тебя об одной услуге – она не слишком сложна и довольно приятна.

Брат озадачил меня: пока он говорил, лицо его выражало отчасти смирение, отчасти усталость – а может, неприязнь?

– Я хочу, чтобы ты оставалась здесь до прибытия моей невесты и затем сопровождала нас в Святую землю. Ей понадобится спутница и подруга, и никто лучше тебя не подойдет на эту роль.

– Твоя невеста? Значит, ты, наконец, женишься на леди Алис! А я все гадала, почему ты медлишь, и жалела бедную девушку, которая все это время жила в Англии, вдали от своих родных!

– Джо, леди Алис не станет моей женой – и мне все равно, что скажет или подумает об этом ее брат, король Филипп. Только не спрашивай, почему я разорвал помолвку. История постыдная, и я приложу все усилия, чтобы никто никогда не узнал, в чем дело. Однако вина лежит на ней, а не на мне. И потом, я уверен, что муж из меня выйдет никуда не годный.

– Чушь! – пылко возразила я. – Твоей жене будут завидовать все дамы в христианском мире. Но если ты женишься не на Алис, то на ком?

– На Беренгарии Наваррской, дочери Санчо Мудрого.

Я удивленно посмотрела на брата. Неужели он, король Англии, не мог выбрать невесту познатнее, чем дочь властителя крохотной Наварры? Но затем я вспомнила, что Беренгария необычайно красива, и обрадовалась:

– Значит, ты увидел Беренгарию и полюбил ее!

– Я видел ее всего однажды, – сухо возразил брат, – да и то издали. Ее брат, мой близкий друг Санчо, утверждает, что она красавица. Возможно, так оно и есть. Как бы там ни было, она не хуже других, потому что брак с нею принесет мне деньги на наш Крестовый поход.

Бедняжка Беренгария! Выйти замуж за человека, который считает ее «не хуже других» и женится из-за приданого! В таком случае Рик прав, его невесте понадобится спутница и подруга.

– Когда твоя невеста должна прибыть сюда? – спросила я.

– Боюсь, лишь через несколько недель. Матушка поехала в Памплону, чтобы договориться о моей свадьбе; она привезет Беренгарию, как только все будет решено.

– Матушка? В ее возрасте?

Рик расхохотался:

– В свои шестьдесят семь она моложе многих сорокалетних женщин! Правда, волосы ее поседели, но она все еще красавица… Ты только представь, какую пышную встречу мы с тобой ей приготовим!

Матушка приплывет на Сицилию! После долгих лет разлуки мы снова будем вместе – матушка, брат и я…

В ту ночь мне не спалось. После года, проведенного в заточении, я увижу мать, познакомлюсь с невестой брата, а потом приму участие в Крестовом походе!

Утром я призвала к себе настоятельницу и спросила, не можем ли мы с фрейлинами помочь сестрам ухаживать за больными. Немало удивившись, она повела нас в госпиталь сырыми, темными коридорами. Вскоре я почти пожалела о своем порыве; но, покончив с неприятной работой и вернувшись в свои апартаменты, мы почувствовали себя в высшей степени добродетельными особами.

– В награду за труды я примерю новое платье с накидкой! – воскликнула я. – Пусть мне пока нельзя их носить, по крайней мере, буду знать, идет ли мне наряд, сшитый по новой моде. Возможно; потом нам придется перешить все остальные платья.

Элизабетта послушно принесла восхитительное абрикосовое платье. Остальные дамы помогли мне раздеться, и Элизабетта стала осторожно надевать на меня новое платье. Потом она отошла и изумленно оглядела меня: лиф платья затягивался как-то необычно, при помощи шнурков. Однако вошедшая молодая послушница, которая принесла нам флягу с вином, робко обратилась ко мне и предложила свою помощь.

– Одна француженка, которая гостила у моих родителей, носила платье, скроенное по такому же фасону. Правда, это было до того, как я ушла в монастырь, но я все помню, – сказала девушка, проворно затягивая шнурки так туго, что я едва не задохнулась. Поглядев вниз, я отметила, что юбка не скрывает живот, как было принято в наших нарядах, а, наоборот, подчеркивает его и была настолько длинной, что пышными складками лежала вокруг меня на полу.

– Наверное, платье шили не на меня! – сказала я. – Оно предназначено великанше с плоской грудью и плоским животом. К тому же у этой великанши руки вдвое длиннее моих!

Однако юная послушница рассмеялась и ловко подвернула мне рукава.

– Нет, нет, миледи! Платье именно так и должно сидеть.

Я сделала шаг и тут же наступила на юбку!

– Как же в нем ходить?

– Вот так! – И будущая монахиня приподняла одной рукой спереди подол своего облачения и, выпятив живот, торжественно прошествовала к двери, высоко поднимая колени. Она походила на кобылку, которая демонстрирует свои стати новому хозяину. Потом девушка обернулась и, смеясь, спросила: – Понятно?

Я все поняла. Не слушая возражений Катерины, я вышла в длинный коридор. Молодая послушница шла на два шага впереди. Я приподняла подол юбки и так же, как она, высоко вскидывала колени. Фрейлины шли за нами, смеясь и передразнивая нашу походку.

Мы почти дошли до конца коридора, когда в дверях неожиданно показался глашатай, несший герб короля Англии. За ним шел мой брат и какой-то некрасивый косоглазый, плохо одетый человек с редкими волосами соломенного цвета.

Первым моим побуждением было повернуться и скрыться в своем убежище; однако я увидела, что Рик оценил шутку, и, решив, что его сопровождает какой-нибудь низший духовный чин или писец, который не посмеет осуждать мою выходку, снова подняла подол юбки и горделиво направилась к ним.

– Приветствую тебя, дорогой брат, – сказала я. – Как видишь, я важничала, словно павлин, в красивых перьях, которые ты привез мне из Франции. Скажи, они мне идут?

– Еще как! – ответил, к моему изумлению, спутник Рика. Когда я развернулась к нему, пораженная его наглостью, я увидела, что он разглядывает меня с откровенным восхищением; его глаза жадно скользили по моей груди и животу. – Должен признаться, миледи, хоть я и король Франции, мне редко доводилось видеть, чтобы наши перья украшали столь прекрасную птицу!

Глава 6

Позже я упрекнула Рика за то, что он поставил меня в неловкое положение. Он, смеясь, возразил, что я сама во всем виновата. Надо было оставаться в своих покоях, глашатай предупредил бы меня как должно.

– Филипп, очевидно, потрясен, – продолжал он, смеясь. – Он оказался изрядным занудой, Джо, и понятия не имеет о том, как должен вести себя настоящий король; но все же он не настолько зануда, чтобы не оценить твои прелести.

Он расхохотался собственной грубой шутке; я же вспыхнула, так как поняла, что он прав. Если король Филипп начнет позволять себе вольничать со мной, вина за это целиком будет лежать на мне; и я не смогу упрекнуть его в поведении, недостойном человека, который недавно потерял жену, ведь я и сама не слишком была похожа на охваченную горем вдову.

Однако мы с королем Франции встретились лишь спустя много недель. Когда выяснилось, что нам предстоит задержаться на Сицилии, брат решил переселить меня в более удобное место. Он выбрал монастырь Ла-Паньяр, его монахи отличались крайне религиозным рвением.

– Здесь ты будешь в безопасности, Джо, – сказал он, – позже к тебе присоединятся матушка с Беренгарией. Если повезет, к тому времени я уже объяснюсь с Филиппом по поводу разрыва с Алис – мне бы следовало давно объявить ему, что я не женюсь на его сестре, да все не представляется удобного случая. Он очень обидчив; мне кажется, он завидует мне! Вот глупец! Вместо того чтобы держаться по-королевски и завоевывать любовь местных жителей, как я, он шныряет повсюду на своей старой, облезлой кобыле, при этом одевается в те самые лохмотья, в каких ты его видела. Вдобавок у него щетинистая, плохо подстриженная бородка! – Он расхохотался и погладил собственную роскошную рыжую бороду. – Я слышал, его прозвали Ягненком.

Я рассмеялась, однако в сердце моем поселилась тревога: вражда между двумя королями, возглавившими Крестовый поход, – тревожный знак. Что будет дальше, если с самого начала между ними нет согласия?

Утро Рождества в год 1190-й выдалось ясным и прохладным; однако позже, когда солнце поднялось над горизонтом, стало очень тепло, почти жарко, и гости, приехавшие к нам, пожалели, что нарядились в шелк и бархат. Многие спутники брата жаловались, что на Рождество им не хватает мороза и скрипа снега под ногами. Однако Ричард позаботился о том, чтобы ни в чем ином гости нужды не испытывали. Он оказался щедрым и гостеприимным хозяином, всего на один день оставив мысли о Крестовом походе, и постарался устроить для всех незабываемый праздник.

Балки в огромном зале украшали сотни шелковых стягов; длинные столы были уставлены серебряными кубками и золочеными тарелками. Когда мы уселись за стол и слуги вереницей потянулись в зал, неся блюда с мясом, рыбой и птицей, по залу пронесся вздох восхищения.

Король Франции Филипп-Август, сидевший по правую руку от меня, в тот день, очевидно, предпринял героическую попытку выглядеть по-королевски; его неуклюжую фигуру украшал самый пышный наряд, а на редких волосах красовался золотой обруч, украшенный драгоценными камнями. Он не прискакал, как обычно, на старой кляче, но явился на белом коне в сопровождении пятидесяти пышно разодетых рыцарей. Следом за ним прибыл Филипп Фландрский со свитой.

Прежде чем мы покончили с угощением, я поняла, что наш гость проявляет ко мне особый интерес. Его комплименты и знаки внимания были столь очевидны, что мне стало не по себе. Вначале я утешала себя мыслью, что Филипп просто пытается быть галантным – на свой, французский манер; когда он начал прикасаться под столом к моему колену, а его замечания становились все более и более фривольными, я приписала его несдержанность выпитому вину. Но заметив, что мои фрейлины смотрят на нас, широко раскрыв глаза, и украдкой шепчутся, я обернулась и взглядом попросила брата о помощи.

На лице Рика появилось немного озадаченное выражение; он не совсем понимал намерения Филиппа. Хлопнув в ладоши, он вызвал на помост музыкантов и, наклонившись к Филиппу, попросил того назвать свою любимую песню.

Учтивость требовала, чтобы Филипп выполнил его просьбу и молча выслушал заказанную песню в исполнении любимого менестреля Рика, Блонделя де Неля. Потом я увидела, что брат приказал подать ему лютню – инструмент, называемый также арфой, в игре на котором Рик был особенно искусен. И с той минуты все неотрывно смотрели и слушали, как Рик и Блондель поют вместе. Блондель был стройным юношей с нежным безбородым лицом – полная противоположность Ричарду, могучему и сильному рыжебородому великану. Никогда еще я не слышала, чтобы два голоса, столь разные, под стать их внешности, сливались воедино более гармонично, чем звонкий, высокий юношеский голос Блонделя и глубокий, сочный бас Ричарда.

Мы просили их петь снова и снова, они исполнили все песни, которые мы только могли припомнить, и начали импровизировать – иногда пели друг за другом, иногда один начинал строку, а другой ее заканчивал. Наконец, оба охрипли и, несмотря на наши просьбы: «Еще! Еще!» – не могли более пропеть ни одной ноты. Брат обнял Блонделя за плечи; лица обоих светились радостью, подаренной музыкой.

Наступила тишина. Затем Рик поднялся на свое место, взял кубок, украшенный драгоценными камнями, подозвал к себе Блонделя и передал кубок ему.

– Дар от твоего короля в день Рождества! – воскликнул он и, улыбаясь, отпустил юношу. Потом брат повернулся к Филиппу Французскому и жестом показал остальные сокровища на столе. – Выбирайте что хотите, ваше величество, – громко сказал он. – Мне доставит удовольствие, если после вас и остальные гости сделают то же.

Филипп улыбнулся мне мерзкой, жеманной улыбкой, затем взял обеими руками мой бокал и отпил с того края, где я касалась его своими губами.

– Чаша любви! – прошептал он со значением и обратился к брату: – Настал самый радостный день для всех нас, милорд. Сегодня мне более, чем когда бы то ни было, не терпится поскорее назвать вас своим братом. Пошлите за Алис, Ричард! Положим конец всем задержкам и недомолвкам. И кто знает, возможно, мы с леди Джоан решим скрепить наше родство двойными узами.

Во второй раз я переглянулась с Риком. Он принужденно улыбнулся Филиппу и с наигранной беззаботностью ответил:

– Не думаю, что пиршественный стол – подходящее место для обсуждения подобного рода дел; да и праздник Рождества – не подходящее для этого время. Не сегодня, мой дорогой друг, не сегодня, если можно.

Рука Филиппа судорожно сжала ножку моего бокала. Я увидела, как побелели костяшки его пальцев, а на лбу выступила вена.

– Нет, мы все решим сейчас! Мне надоели ваши отговорки!

Заметив любопытные и озабоченные взгляды гостей, особенно Филиппа Фландрского, сидевшего по другую сторону от Ричарда, я решила вмешаться.

– Пойдемте на мою половину, милорд, – предложила я. – Там вас никто не потревожит.

Ричард покачал головой.

– Нет, нет! – возразил он. Потом, словно решившись, он пожал плечами и развел руками. – Полагаю, вы правы, Филипп. Мне самому надоело откладывать объяснение. Соблаговолите пройти со мной в зал совета.

Когда все поднялись из-за стола, я решила во что бы то ни стало принять участие в их разговоре. Я не знала, одобряет ли Ричард предложение Филиппа скрепить наше родство «двойными узами». По своей воле я ни за что не избрала бы Филиппа своим вторым мужем. Поэтому я проследовала за двумя королями в зал совета. С нами пошли Филипп Фландрский и архиепископ Руанский. Я села в дальнем углу; остальные же расположились зa длинным столом.

Вскоре оказалась, что обсудить разрыв помолвки Ричарда и Алис в узком кругу не представляется возможным, так как все места за столом заняли французские и английские рыцари. Филипп Фландрский, видимо, по праву родства – он приходился нам свойственником и являлся вассалом короля Филиппа – взял на себя роль арбитра.

Ричард заговорил первым:

– Итак, мы собрались здесь по просьбе короля Филиппа Французского. Мы обсуждаем вопрос, из-за которого уже давно между нами произошла размолвка, – моя женитьба на леди Алис. Это правда, я давно откладываю свадьбу. Печальная правда состоит также в том, что у меня есть на то веские основания. Причина, мешающая мне жениться на леди Алис, настолько постыдна, что она делает невозможным наш союз. Однако я не могу назвать эту причину даже здесь, в этом зале.

Филипп, побагровев, вскочил на ноги и ударил кулаком по столу.

– Трусливая ложь! В том, что свадьба столько лет откладывается, может быть лишь одна причина. Видимо, его величество жених изволили передумать! Пусть же знает король Англии, знайте и вы все: если он отвергнет мою сестру Алис и женится на другой, я стану ему врагом до самой смерти!

Очевидно, Ричард слишком долго тянул с объяснением. Видимо, слухи о готовящейся женитьбе Ричарда на Беренгарии достигли ушей Филиппа.

В зале воцарилась тишина. Ричард почти с грустью взглянул на Филиппа и продолжал:

– Поверьте мне на слово, милорд король, забудьте естественный гнев, если сумеете, и выслушайте меня. Ради блага вашей сестры, ради вашего и моего блага, ради чести Франции и Англии выслушайте меня! Освободите меня от данного мной слова, но не заставляйте открывать причину отказа!

– Назовите ее! – вскричал Филипп. – Назовите – и будьте прокляты!

Тут вмешался Филипп Фландрский:

– Как избранный вами обоими арбитр, я прошу вас проявить благоразумие. Верно ли я понял, ваше величество, что даже после предупреждения короля Ричарда вы настаиваете на том, чтобы он назвал причину отказа от брака с леди Алис?

– Да.

– В таком случае, милорд Ричард, назовите эту причину.

Ричард тяжело вздохнул и опустил глаза.

–. Леди Алис, – нехотя сказал он наконец, – на протяжении многих лет была любовницей моего покойного отца. У меня есть свидетели, которые готовы подтвердить мои слова под присягой. Они также скажут вам, что она родила ему ребенка.