Текст книги "Против злых духов. Из духовного наследия афонского старца Иеронима"

Против злых духов: Из духовного наследия афонского старца Иеронима
Составитель Арсений Святогорский

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р18-811-0436

В храме за богослужением шла проповедь. Священник говорил о том, как диавол прельстил первых людей в раю и они, вместо того чтобы быть как боги, потерпели изгнание из сада Эдемского, стали смертными и грешными. Воля сынов человеческих начала легко склоняться ко греху, отчего они подпали под власть диавола, и тот с тех пор постоянно смущает их греховными помыслами.

Одна старушка не сдержалась и громко, на весь храм воскликнула: «Да надо было его сразу сничтожить!» Наивной женщине казалось, что, истреби Господь злых духов, люди легко и просто попадали бы в Царство Небесное. Однако Господь так не сделал. Он оставил диавола как источник зла, а человеку, не нарушая его свободной воли, предоставил право выбора между добром и злом – между Богом и диаволом, которому попустил искушать людей – каждого по мере сил.

«Враг выпрашивает у Господа искушение, чтобы нарушить наше спокойствие», – говорил старец Иероним (Иван Павлович Соломенцов; 1805–1885), духовник Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне. На вопрос, какая им (бесам) польза, что они так тщатся о нашей погибели, отвечал: «Какая нам польза, что мы грешим? Услаждаемся. Так и они наслаждались небесною сладостию, а как низвержены с неба, то их мучит страшная тоска, в грехе и услаждаются. Они страшно проклинают Бога, но как Ему ничего не могут сделать, то и устремляются на образ Его, то есть на человека»[1]1
  По учению святых отцов, падшие духи, не имея плоти, изобретают в мечтаниях грехи плотские. Они услаждаются во всех видах греха: и в сребролюбии, и в чревоугодии, и в прелюбодеянии – и все свои греховные измышления стремятся навязать людям, отчего человек, совершивший грех, часто сам удивляется: как он мог такое сделать! – ведь прежде даже и помыслить не мог об этом.
  Касательно того, что бесам не дано знать будущее (а также наше внутреннее устроение), о. Иероним говорил, что иногда для славы Божией допускается им ведать то, что они выпросили, а сами по себе они ничего знать не могут.


[Закрыть].

Людям невозможно возвратиться в рай, не очистившись прежде от грехов, и в этом по великой премудрости Господа стал помогать им диавол как орудие в руках Божиих для испытания верных. Благодаря искупительным заслугам Иисуса Христа, Его крестной смерти и воскресению верующим дается благодать не только противиться вражиим нападениям, но и побеждать и посрамлять самого диавола. В борьбе с бесовскими искушениями человек познаёт свои немощи, приобретает духовную мудрость и таким образом совершенствуется в добродетели от силы в силу.

Отец Иероним говорил, что «искренне любящие нас [люди] стараются покрывать наши погрешности и недостатки, тогда как нелюбящие, тщательно наблюдая за оными, открывают нам погрешности наши, которых сами мы не можем усмотреть, и через это подают нам случай к исправлению и смиренномудрию».

Точно так же поступают и злые духи. Они воздействуют на наши страсти и греховные привычки, напоминают о прошлых прегрешениях и тем самым понуждают нас обращаться за помощью к Богу, чтобы не поддаться искушениям врага, очиститься от страстей и пороков, которые помешают войти в Царство Небесное. Таким образом, противостоя нападениям злых духов, верующие приобретают венцы, а диавол оказывается унижен и посрамлен.

В духовном наследии старца Иеронима и рассказах о нем братии Свято-Пантелеимонова монастыря немало поучительных историй о диавольских искушениях и противостоянии им. Так, в автобиографии старец вспоминает о случае, происшедшем с ним лично.

Пред путешествием моим за границу, на Афон, в 1836 году, я жил в Толшевской пустыни Воронежской губернии. В этой общежительной обители мне дано было два послушания: так как я знал пение – и простое, и нотное, то мне приказано было ходить на клирос петь, а к этому еще поручена была братская трапеза, где я служил отцам с одним помощником.

Однажды (это было в январе) по окончании первой и второй, вечерней трапезы и по уборке всего (что протянулось до 10 часов), давши друг другу прощение, мы пошли по своим келиям спать. Ночь хотя была безлунная, но небо было чистое, и звезды ярко блистали. Идя в свою келию, я заметил, что огни у отцов в келиях были уже потушены. Пришедши в келию, я прочитал повечерие и чувствовал себя очень спокойным и вовсе не расположенным ко сну. Но так как до утрени времени оставалось мало, то я расположился лечь на кровать, дабы хотя немного поспать, но еще не лег, как в это время мысль сказала мне: «Бес идет». Я спокойно спросил у нее: «Где же он?» – «Вот, смотри на северо-восток», – ответила мысль. Я сказал: «Ну, пусть идет!»

И обратил туда глаза свои. И в самом деле, стена келии исчезла, и я увидел на расстоянии около пятидесяти саженей человека черного, похожего на цыгана, среднего роста, голого, кругленького, волосы на голове имеющего короткие. Он приближался ко мне медленно, и чем ближе он подходил ко мне, тем более лицо его багровело или краснело. Я смотрел на него пристально, но спокойно, без малейшего страха. Когда он приблизился ко мне так, как на три или четыре сажени, тогда лицо у него сделалось очень красно-огненным, что заставило меня более не допускать его до себя, и я с полным спокойствием оградил себя крестным знамением, произнесши слова: «Силою Честнаго и Животворящего Креста Господня». За этим бес исчез мгновенно, и всё в келии приняло свой вид. Я хотя и очень удивился этому видению, впрочем, лег на кровать и спокойно заснул до утрени.

Поутру я рассказал моим друзьям о случившемся мне видении, и они подивились этому. Один из них сказал, что видению сему должна быть какая-либо причина, ибо без причины не бывает действия. Я начал искать в себе причины, и хотя не скоро, но благодать Божия помогла мне найти ее. Вот в чем нашлась причина.

Когда я был лет двенадцати, то читал Четии-Минеи, то есть жития святых, и когда прочитывал жития преподобных, в которых писано о разнообразных явлениях бесов и о бессилии их пред знамением честного креста, я всегда дивился этому и нередко задавал себе вопрос: отчего такие гордые и сильные существа, то есть князи греховного мира, так много боятся святого креста, что от одного его знамения мгновенно исчезают? Такое невежественное мое сомнение в силе честного креста и было во мне до этого случая, коим благодать Божия благоволила уверить меня на опыте во всесилии Честнаго и Животворящего Креста Господня[2]2
  Печатается по кн.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима, старца-духовника Русского на Афоне Свято-Пантелеймонова монастыря. М, 2012. С. 28–30.


[Закрыть].

***

О силе креста, крестного знамения отец Иероним не раз пишет в своих «Келейных записках»[3]3
  Некоторые рассказы из «Келейных записок» были изданы еще при жизни о. Иеронима и пользовались популярностью в России (хотя имя автора мало кто знал, так как подписаны они были инициалами), другие увидели свет лишь в наши дни. Каждый такой рассказ – не вымысел, а реальная история, просшедшая с конкретным братом Свято-Пантелеймоновой обители. Повествование ведется, как правило, от третьего лица; себя о. Иероним называет просто – духовник. – Примеч. ред.


[Закрыть]. В «Повести об иеромонахе Августине, пострадавшем за несохранение епитимии» показано, что даже маленький нательный крестик, который должны носить на себе все православные христиане, ограждает от действия духов злобы.

Иеромонах Августин был из Вологодской губернии, из духовного звания. В мире был он священник и вскоре овдовел. Оставив мир, он поступил в Сергиеву лавру и принял монашество. Потом он прибыл на Афон, был принят в нашу обитель на жительство, и после исповеди ему дана была духовником епитимия – некоторое время не пить вина, – что он и исполнял строго. Но враг ухитрился попущением Божиим сделать ему в этом деле препятствие и искусил его таким образом.

Однажды он пришел к духовнику и говорит ему: «Отче, что-то мне стало скучно. Я узнал, что наше судно отправляется на Крумицу[4]4
  Крумица была метохом (подсобное хозяйство вне монастыря) Руссика, но по устройству ее можно назвать скитом с общежительным уставом, с числом братии более двухсот человек в то время. – Примеч. ред.


[Закрыть], благослови мне поехать туда для прогулки». Духовник на это ответил ему: «Тебе нельзя ехать туда, потому что ты имеешь епитимию, а на прогулке ты не сможешь сохранить ее». Но он стал упрашивать и уверять духовника, что он и на прогулке сохранит свою епитимию и вовсе не будет пить вина. Духовник, напротив, убеждал его, говоря, что это есть искушение от врага и что лучше не ездить, а то как бы не случилось какое-либо искушение, что после и поправить трудно будет. Но он настоял на своем, и духовник принужден был дать ему позволение ехать туда.

Дорогою, когда он с отцами обедал вместе, по обычаю стали пить вино и ему предложили выпить. А он или не вспомнил о епитимии или постыдился отцов – стал пить вино наравне с ними и выпил довольно. К вечеру судно пристало к берегу, к Крумице. Братия суетились, выходили на берег, а он, опершись на борт, смотрел в воду, и в это время помысел говорил ему: «Прыгни в воду, покупайся или нырни ко дну». А другой помысел говорил: «Утопись лучше». Он, испугавшись таких мыслей, поспешил выйти на берег. Тут ему другие предложили покупаться, он согласился и пошел с ними купаться[5]5
  Пристань на Крумице находится на самой границе с материком. Пользуясь этим, братия купались уже за пределами Афона, потому что на Афоне купание в море не благословляется.


[Закрыть], зашел в глубину и начал утопать. С корабля отцы, увидав, что он утопает, поспешили к нему на помощь и вытащили его на берег уже захлебнувшимся водою и без чувств. Долго откачивали его, потом стало рвать его водою, и начал он приходить в чувство. В это время в нем проявилось беснование, бес говорил в нем, что он уже двадцать пять лет владеет им, что он ему принадлежит. Потом отцы связали его, отнесли в келию и затворили, а сами пошли ужинать. Не прошло и четверти часа, смотрят – он, развязавшись, бежит рысью к морю топиться. Братия догнали его и воротили, опять связали и уже караулили его всю ночь. В это время он всё бранил духовника.

Утром он пришел в себя. Братия с ужасом стали его спрашивать: «Что это с тобою сделалось, отец Августин?» Он всё рассказал им подробно, что видел и слышал, и всех привел в ужас и содрогание своим повествованием. «Простите меня, святые отцы, что беспокоил вас своим искушением, это последовало оттого, что я не послушал советов духовника, который не советовал мне ехать на Крумицу, и я против его воли дерзнул понадеяться на себя. И вот от этого преслушания какой плод я пожал! Когда судно пристало к берегу, у меня в голове начали рождаться глупые мысли такие: “Прыгни в море и покупайся, хорошо окунуться в воду или утонуть”. От этих мыслей я смутился и поспешил выйти на берег. Там один пригласил меня покупаться, и я согласился. А как я утопал, того уже не знаю, но помню, что явились мне два арапа черных и стали меня топить. Я противился, а они усиливались погрузить меня в воду, чтобы совсем утопить, но не могли, и один сказал другому: “Что это значит, что мы не можем утопить его?” Другой отвечал: “Да вот то, что́ висит на шее у него, – оно мешает”. С этого времени я уже не помню, как меня вытащили из моря, как откачали и как я кричал и всё бранил духовника. А когда меня связали и затворили в келии, то помню, что вошли ко мне два черных человека и говорят друг другу: “Видишь ли, какие окаянные, немилостивые монахи! Связали его”. Потом они развязали меня и сказали мне: “Теперь ты развязан, беги скорей к морю и утопись”.

Я, вскочив, побежал рысью к морю, но отцы, увидав меня, догнали и вернули назад. В эту ночь ко мне пришли два огненных беса с огненными палками в руках и начали меня бить. Я стал кричать: “Бьют меня, больно!” Отцы, караулившие меня, не видя ничего, спрашивали: “Кто тебя бьет?” Я им отвечал, что вот бьют меня какие-то огненные люди, и так ужасно больно! Уж до смерти не забуду этого лютого битья и какие они страшные».

Когда он возвратился в обитель, то сам рассказал духовнику обо всём случившемся и потом с гневом выговорил духовнику: «Всё это наделала твоя проклятая епитимия». После этого он удалился на жительство за Афон и прожил там несколько лет.

Однажды духовник спросил у него: «Как ты поживаешь в пустыне? Ибо ты прежде боялся бесов, а теперь как ты там с ними поживаешь?» Он отвечал: «Когда я жил у вас, то очень боялся бесов, но когда поколотили они меня, с тех пор я уже более не боюсь их». Пожив на Керасях и не обретя там покоя, он опять возвратился в обитель и поселился на Крумице, где прожил много лет. Наконец, заболевши, он прибыл в обитель и, проболев с полгода, с должным напутствием христианским преставился в вечность[6]6
  Печатается по кн.: Духовное наследие иеросхимонаха Иеронима, старца-духовника Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря. М., 2012. С. 132–136.


[Закрыть].

Защита от бесов – чистая исповедь и послушание, которое духам злобы особенно ненавистно, так как они тогда не имеют доступа к человеку, не могут навязать ему свою волю. Об этом, а также о силе крестного знамения повествуется в рассказе «Дух противления».

Один из поклонников, желая поступить в обитель, просил игумена о принятии его в общежитие. После многих желаний своих, высказанных пред игуменом, ему было предложено пожить немного так и ходить на послушание, которое тогда же и было ему назначено. С самого поступления своего на послушание он оказал дух противления тем, что ему ни послушание, ни келия не понравились. Когда игумен сделал ему замечание, то он очень встревожился, но, однако, пошел и по убеждению старшего, рассказавшего ему о силе послушания, по-видимому принялся за дело. И только что принялся, пред ним вдруг явился среди дня в самом гнусном образе бес и говорит ему: «И ты осмелился меня оставить! Я ли тебя не утешал, доставляя тебе разные удовольствия по желанию твоего сердца?» Конечно, новопоступивший очень испугался, ибо вслед за тем появились ползущие змеи и другие гады; он стал плакать и кричать истерическим криком.

Тогда сказали духовнику, который дал ему наставление, чтобы он не кричал и не боялся ничего. На вопрос, почему это случилось, он высказался, что скрывал на исповеди свои немощи, не желая стыдиться пред духовником.

Потом первые дни он ощущал большую боязнь, но когда творил крестное знамение, то всё прекращалось. Послушник этот, однако, прожил в обители только около трех месяцев и, смущаясь всё более и более, уехал на родину[7]7
  Печатается по кн.: Духовное наследие иеросхимонаха Иеронима… С. 49–50.


[Закрыть].

***

Невидимых врагов прогоняет и молитва церковная с окроплением жилища святою водою, освященною благодатью Святого Духа через погружение в нее креста Господня. На Афоне существует древний обычай первого числа каждого месяца совершать водосвятие и кропить святой водой все жилые и хозяйственные помещения, огороды, виноградники и прочее с пением тропаря Кресту «Спаси Господи люди Твоя…». Несмотря на это, и здесь, на Афоне, попускаются искушения от духов злобы или по зависти к преуспевающим, имеющим, по святому апостолу Павлу, брань не к плоти и крови, но к властем и кмиродержителем тмы века сего (Еф. 6, 12), или же по доступности их к нерадивым, оставляющим келейное и церковное правило, особенно если живущие вне монастыря, имея домовую церковь, небрегут о частом отправлении Божественной литургии и о водосвятии.

Таков был монах М. Жил он на пустынной келлии[8]8
  На Афоне слово «келлия» («келья», «келия») имеет не только общеупотребительное значение «комната монаха»; так же называются жилые и хозяйственные постройки с церковью, где живет один или несколько монахов, которых именуют келлиотами. В первом случае говорят: «жить в келье», «келейный»; во втором: «жить на келлии», «келлиотский».


[Закрыть], но имел слабость – часто ходил в гости к другим келлиотам, чтобы прогнать скуку. Вот что рассказал один из братий Русского монастыря.

Иеромонахи, всякую неделю посылаемые по замонастырским келлиям для совершения в храмах Божественной литургии и причащения братии, а в первое число каждого месяца для водосвятия, нередко находили келлию монаха М. запертою, и так оставался храм без службы.

Отец Иероним увещевал его бросить дурную привычку гостить у других, тем более что одному благоговейнейшему иноку открыто было (образно) духовное устроение некоторых из братии, а также и монаха М., облеченного уже в ангельский образ; не любитель сидеть дома виден был, как и прочие, с крыльями, но у него низ оных сильно был оббит и запачкан, тогда как у других крылья были целые донизу и чистые и даже у некоторых каждое перо, как живое, двигалось, означая способность воспарять умом к высоте небесной. После сильного увещания отец Иероним присовокупил, что неизвинительным для инока упущением келейного и церковного правила он сделает доступ и подаст повод врагам спасения нашего делать пакости и жилищу, и ему самому. После первого же по увещании посещения друзей монах М. начал терпеть страхования от бесов: по ночам стали лететь с горы каменья (келлия находилась внизу обрывистой каменной горы). При явившейся от этого решимости сидеть дома и совершать всё церковное правило духи злобы покушались разными привидениями изгнать его из церкви, в которую влетали страшными по виду птицами, а иногда показывался вооруженный разбойник. После сокрушенной, искренней исповеди во всём инока М. отец духовник немедленно послал к нему на неделю иеромонаха для служения литургии и совершения водосвятия, чтоб келлию и всё принадлежащее ей окропить святою водою с осенением крестом с Животворящим Древом. Исправным исполнением иноческих обязанностей по молитвам старческим монах М. вскоре избавился от такого искушения[9]9
  Печатается по: Душеполезные размышления. 1887. Вып. 11. С. 10–12.


[Закрыть].

***

Сильное оружие против бесов – и само имя Господне. Об этом мы узнаём из рассказа отца Иеронима «Огненное имя».

Один из братии, исполняя временно послушание при поклонниках вне монастыря, не мог всегда сохранять умеренность в употреблении предлагаемого пития. Однажды в 1864 году он против обыкновенного излишне употребил и в таком положении заснул. По случаю прибытия в тот день парохода братия должны были проходить чрез его келию, но он не слыхал сего.

На другой день, когда он проснулся и услышал, что некоторые из братии видели его лежащим в неприличном положении, совесть сильно стала упрекать его, что он предался излишеству и причинил соблазн другим. Чистосердечно сознав пред духовным отцом свою немощь, по благословению его положил он себе за правило выучить наизусть акафист Иисусу Сладчайшему, что исполнил, и каждый день прочитывал его келейно.

В один вечер после умилительного чтения акафиста он, по обычаю, лег отдохнуть и только что стал засыпать, как вдруг услышал шум, потрясающий келию. Устремив взор свой на дверь келии, увидел влезающих в нее множество бесов. Он обомлел от страха и хотел подняться с кровати, но не мог. Бесы начали играть, петь, изрыгать разные хулы, стали дергать его за одежду, отчего умножился его страх. Тогда один, как бы из начальствующих, стал повелевать другому, чтобы вошел в сего монаха. Но монах при этом не потерялся, начал читать акафист Иисусу Сладчайшему. Бес подошел к нему и сказал: «Отворяй рот». Монах продолжал чтение акафиста. Бес стал усиливаться войти в него, но не мог. Начальствующий бес повторил приказание подчиненному бесу войти в монаха, но подчиненный бес отвечал: «Он что-то нашептывает, и это мне мешает войти в него». Начальствующий бес стал опять повторять своему подчиненному приказание войти в монаха, но в это время монах усилил свою молитву ко Господу и Царице Небесной, чтоб не попущено было врагу обладать им. Бес опять подошел к нему, стал его дергать, мучить и усиливался войти в него. Монах продолжал чтение акафиста. На вопрос начальствующего беса к подчиненному, почему он медлит войти в монаха, бес отвечал, что пламенная струя, исходящая из уст монаха, опаляет его. Тогда начальствующий бес повелел дать подчиненному своему несколько ударов и вновь повелительно приказал, чтоб подчиненный его вошел в монаха. Опять подошел бес к монаху и сказал своему повелителю: «Не могу войти, пламень выходит из уст монаха от призывания им противного нам имени». Тогда начальствующий бес с великим упреком сказал своему подчиненному: «Я тебе говорил: “Не доводи его до бесчувственного состояния, ибо монахи имеют обычай после этого сознавать свою немощь и призывают в помощь Распятого”. Если б он тогда-то (указав на время) не упился, то не вздумал бы повторять этих ненавистных нам слов». После чего повелел умножить удары подчиненному своему.

В это самое время раздался звон колокола на правило, и бесы, попирая один другого, бросились вон из келии, от чего произошло сотрясение столь сильное, что монах упал на пол с кровати. Отдохнувши от этого истязания, отправился к утрене, исповедал всё духовнику, после чего старался быть воздержнее[10]10
  Печатается по кн.: Духовное наследие иеросхимонаха Иеронима… С. 50–52.


[Закрыть].

***

Иеромонах Августин, о котором говорилось выше, пострадал за несоблюдение старческой заповеди, за то, что вопреки совету духовника настоял на поездке на Крумицу. То же случилось и с монахом Фотием, который проживал сначала в монастыре Ставроникита, затем перешел в Есфигмен, а за советом ходил к отцу Иерониму.

О том, что с ним произошло и как старец Иероним учил его избавляться от демонских нападений, рассказывали братия Свято-Пантелеимоновой обители.

Фома Прокопьевич Чернокрылюк, Киевской губернии города Василькова, из мещан, будучи тридцати лет, в 1833 году отправился в Иерусалим, где жил два года в Феодоровском монастыре хлебником и портарем[11]11
  То есть привратником: портой на Афоне называют ворота обители.


[Закрыть].

Спустя год прибыл с Афона в Иерусалим отец Иероним (бывший тогда Иоанникием) с сопутниками. Проживши с ними год и вместе приехав на Святой Афон, Фома Прокопьевич поместился в 1839 году в монастыре Ставроникита и чрез шесть месяцев принял рясофор, назван Фотием, имел духовником отца Прокопия, но слушал наставления более отца Иеронима, жившего тогда на келлии.

Из Ставроникиты поступил в Есфигмен. В Есфигмене он не захотел нести укореняй от братии и скоро, чрез девять месяцев, вышел, хотя духовник и советовал ему оставаться или, по крайней мере, поступать в какой-нибудь общежительный монастырь. И он поступил в Каракал, где игумен полюбил его как человека рабочего, сильного, и ему всё нравилось. Он пришел к духовнику отцу Иерониму, хвалился своею жизнию, на что тот ему сказал: «Если хорошо, тогда живи». Воздерживался он там и постригся в схиму. Но спустя немного он опять пришел к старцу и говорит: «Не могу укореняй и поношений терпеть». Но старец говорит: «Терпи, тебе нужно; вот ты там не жил, в другом месте не захотел, но если теперь пойдешь, то Бог тебя накажет, Он попустит сатане колотить тебя». Это слово испугало его, и он пошел. Но, смутившись, вышел из монастыря, уже не придя спроситься. Но тут уже поразил его демон, начал видимо колотить. Чрез несколько месяцев он приходит в монастырь наш. Старец, увидавши, что у него рот набоку и искривлено лицо, спросил: «Что с тобою?» – «Да вот что ты говорил, то и случилось! Демоны теперь колотят часто». Упрекнув его отечески, старец сказал: «Есть средство избавиться от этого, иди и соблюди заповедь; не пей вина и раки, не гневайся, не услаждайся блудными помыслами и не нюхай табака, но если не соблюдешь, то с тобою будет еще хуже! Если теперь бьет чрез неделю, чрез две, то будет бить каждодневно по два, по три раза».

Он пообещал, но не соблюл, и как скоро преступил одно, то демоны стали колотить по нескольку раз. И так бывало, что лишь разгневается на кого-то, сейчас же нападают демоны и бьют, или лишь насладится блудною мыслию, или напьется вина, тут же нападали демоны и били его.

Когда он вышел на Карею[12]12
  Карея – столица Святой Горы Афон. – Примеч. ред.


[Закрыть], жил бедственно, валялся на куче сора, без призрения, забытый всеми, как зверь. Это продолжалось шесть лет. Тут начальство усмотрело, узнали, чей он, и, узнавши, велели игумену Каракала взять своего монаха и, взяв его, поместили за монастырем в келейке, где он проводил страдальческую жизнь два года. За воздержание Господь избавил его от всего, и он теперь только ногой и рукой левой стороны не владеет[13]13
  Печатается по кн.: Жизнеописание иеросхимонаха Иеронима… С. 509–510.


[Закрыть].

Диавол, если не может явно склонить человека на грех, действует обманом: предлагает мысль по виду добрую, но ложную на самом деле. Так произошло с монахом Виссарионом из «Повести о брате, пострадавшем от совета другого брата»[14]14
  См.: Духовное наследие иеросхимонаха Иеронима… С. 98–108.


[Закрыть]. Он послушался совета старого монаха – говорить духовнику только о грехах, а о добрых делах не рассказывать, так как последнее, считал тот, есть тщеславие, и последствия этой скрытности были самыми дурными.

О необходимости быть откровенным с духовником отец Иероним неустанно повторял братии. Приведем фрагмент из его рассказа «События перед кончиной монаха Клавдия».

Он [Клавдий] начал замечать, что какой-то помысл ясно и отчетливо начал им распоряжаться: как молиться и что читать.

Однажды он пришел к духовнику и спросил его об этом помысле, какой это помысл, от Бога или не от Бога, и можно ли его слушать или не должно. Духовник ему ответил, что это бывает и от Бога, и от врага и что надобно строго следить и обо всём открывать духовнику, потому что и прелесть если вначале кого прельщает, то всегда с доброй стороны и так тонко и так запутанно, что неопытному никак не возможно сего разрешить и понять.

После сего помысл ему внушал, что он достоин священства и вскоре будет рукоположен во иеромонахи. Недели чрез две он был назначен в Константинополь на послушание, но он поверил сему помыслу и всеми силами старался остаться в обители. Ему было сказано о послушании в субботу, 13 марта, а в ночь на 14-е приходил пароход, и он отговорился тем, что поздно сказано и что не успел собраться, и старцы благословили остаться до другого парохода, не подозревая его умысла.

На другой день, с 14 на 15 марта, уже поздно, пред полночью, отец Клавдий внезапно прибежал в келию отца игумена[15]15
  Схиархимандрит Макарий (Сушкин). – Примеч. ред.


[Закрыть], которому он открыл, что он так напуган в келии страшилищами, что от испуга и волнения чувствует сильное стеснение в груди, о чем прибежал сказать, и притом просил облещи его в великую схиму. Отец игумен его успокоил и приставил к нему людей, и по благословению отца игумена отец Клавдий провел эту ночь в архондарике при людях и освещении, лечь на постель не мог, а просидел в качающемся стуле, сделанном для больных.

На другой день отец игумен передал отцу духовнику об этом деле, духовник позвал к себе отца Клавдия и говорит ему: «Ты жаловался на страхования, но причины не открыл. Что тебя перепугало? Ты обо всём должен подробно рассказать, а иначе погибнешь». Тогда он раскрыл подробно всё с ним случившееся и так объяснил, что «когда я начал доверять тому помыслу, который начал мною повелевать, то он мало-помалу начал приказывать мне дела сомнительные, например заставлял Богу молиться, потом приказывал ходить по келии, а потом приказывал прыгать с пением тропаря Богоотец убо Давид. Я, усумнившись, спросил его, для чего это требуется.

Помысл отвечал мне, что “это требуется для показания твоего послушания, после этого ты получишь великие дары от Бога”. Я ему говорил, что сомневаюсь в этом, мне совесть говорит пойти спросить духовника. На это мне отвечено, что “когда Сам Бог тобою распоряжается, в таком случае духовник тебе не нужен и что для утверждения тебя, чтобы не сомневался в том, что это от Бога, тебе будут показаны знамения и чудеса. Вот смотри на эту стену, ее сейчас не будет”. Я смотрю – стены нет. “Смотри на потолок, его не будет”. Я смотрю – потолка нет. “Смотри на помост, все доски будут двигаться”. Я смотрю на помост – все доски ходят. Мне потом говорит помысл: “Теперь ты не должен сомневаться, стань и молись пред иконою Божией Матери”. И я, когда стал молиться, вдруг вижу: около иконы явилось небольшое розовое пятно, которое вскоре образовалось в букет цветов, и по всей келии разлилось благоухание, а от иконы показались светлые лучи, которые прямо мне освещают лицо, а помысл мне и говорит: “Глотай, глотай, это дары Божии”.

И я глотал их. Потом говорит помысл: “Приложись к иконе”. И когда я приложился к иконе, то из иконы вылезла рука благословляющая. Я, пришедши в великий страх и ужас, выскочил из келии и побежал к отцу игумену». Духовник спросил его: «Для чего ты пожелал видеть эти видения, когда знаешь, что они запрещены и что они душепагубны? Притом же тебе сказано, чтобы ты всё открывал подробно и о добром, и о худом». На это он сказал: «Необыкновенное желание приблизиться к Богу и получить извещение о получении надежды на спасение. Но теперь я уже сознаю свою ошибку и начал бояться, как бы мне не погибнуть за то, что я бесов слушал и им кланялся». Духовник на это сказал так: «Если ты вполне сознаёшь свою ошибку, и считаешь всё это за прелесть, и от всего отрицаешься, и в этом каешься, то ты получишь прощение от Бога». Потом духовник ему сказал, чтобы он ничему этому не верил и подобных вещей не принимал, но обо всём бы спрашивал, а если что случится, то чтобы открывал, и для успокоения его прочитал разрешительную молитву и отпустил его.

С этого времени отец Клавдий совершенно успокоился, но стеснение в груди не прекращалось, а усиливалось, поэтому он был перемещен в больницу, где пролежал неделю, часто причащался Святых Таин и мирно скончался 23 марта 1876 года вечером[16]16
  Печатается по кн.: Духовное наследие иеросхимонаха Иеронима… С. 137–140.


[Закрыть].

***

Духи злобы действуют еще и путем запугивания, внушая помыслы хульные, которые люди незнающие принимают за свои, отчего приходят в большое смущение. Всё это врачуется откровением помыслов духовнику. Об этом рассказ «Помыслы хульные не от человека, а от бесов».

Старец Григорий, родом из Воронежской губернии, прибыл на Афон уже в преклонных летах, был принят в нашу обитель и пострижен в схиму. Нрава он был тихого и смиренного и вида благообразного. По прошествии нескольких лет он сделался на вид смущенный, мрачный и печальный, стал сохнуть, слабеть и едва ходить. Когда его спрашивали, чем он страдает, какая у него есть болезнь, он на это всегда отвечал, что скука и печаль мучают его и не может сказать отчего. И это искушение уже три года как изнуряет его. Многократно духовник спрашивал его, отчего он всегда смущен. И ему он всегда отвечал уклончиво и не открывал своих помыслов. Духовник сказал одному его другу, чтобы он как-нибудь выпытал у него, какие помыслы смущают его. Тот пошел к нему и долго докучал ему, чтобы он хотя бы ему открыл те помыслы, которые смущают его, но он одно только говорил, что никак не может этого сказать, ужасно боится, дабы сквозь землю не провалиться.

Посланный, пришедши к духовнику, передал всё слышанное, что он ужасно боится открыть свои помыслы духовнику, как бы от этого не погибнуть. Тогда духовник понял, что этот старец страдает от духа хульного и, как неграмотный, по невежеству своему и по внушению врага думает, что сказать духовнику про помыслы хульные есть страшный грех. Духовник, немедленно призвавши его к себе, спросил: «Да ты, отец Григорий, страдаешь от нападения злого духа хульного и боишься о том сказать?» – «Так, батюшка, так, – отвечал он, – не могу сказать, ужасно боюсь, как только подумаю, чтобы открыть тебе мою беду, так весь приду в ужас и трепет, потому что помысл говорит мне: “Как только скажешь о сем, тотчас провалишься сквозь землю в ад”». Эти слова он едва выговорил, весь дрожа от страха и повторяя: «Не могу, не могу». – «Ну, если ты не можешь рассказать мне своих мыслей, – сказал ему духовник, – так я тебе расскажу твои мысли, которые враг приносит тебе на Бога». На это он сказал замирающим голосом: «Ах, Боже мой, как это можно?» – «Так слушай же, – сказал духовник. – Враг приносит тебе мысли хульные, бранные, всякие сквернословия на Бога и на Божию Матерь, на святых угодников, на Святые Таины и на святые иконы». При этих словах отец Григорий со страхом подтверждал: «Да-да, вот-вот, так-так. Ах, Боже мой! Как ты это, батюшка, не боишься говорить? Это ужас!» – «Да я слова эти говорю не свои, а вражеские, – сказал ему духовник, – то, что нам внушают бесы, ибо они попущением Божиим, как я сказал, стараются возмущать нас, особенно незнающих, всякими скверными бранными мыслями на Бога и на всё святое, хулы мерзкие, самые тяжелые, несносные и частые. Сами они, проклятые, хулят, а потом станут уверять человека, что это он сам хулит Бога, а беса тут и близко не было. Тогда незнающий человек приходит в великое смущение и даже отчаяние». – «Так, батюшка, так, – сказал старец Григорий, – и мне тоже мысли говорили, что будто бы я сам бранил Бога и что за это я погибну, не спасусь. Такие мысли убивали меня, и я много отчаивался, думая, что если я только открою эти мысли, то сейчас же погибну, и я скорбел и не знал, что мне надо было делать». – «Так всегда случается с незнающими и особенно с теми, которые не открывают своему отцу духовнику мыслей, – сказал ему духовник. – В таком тяжком искушении первое средство есть исповедь и откровенность знающим людям и посильная молитва, а главное – то, что советуют святые отцы, чтобы хульные помыслы пренебрегать, вовсе презирать, за ничто считать, не приписывать их себе и не смущаться от них и совсем не обращать на них ни малейшего внимания, ибо Бог знает, что мы не желаем Его хулить, а паче прославлять и что эти мысли – бесовские, а не наши и мы за них отвечать не будем, потому что мы их не желаем и не принимаем, но они навязываются нам насильно. Если враг заметит кого, что он стал смущаться от богохульных помыслов, на того он более будет нападать, а кто не смущается, того враг оставляет». Такой совет дал духовник старцу Григорию, который с того времени и успокоился. По прошествии месяца духовник увидел старца Григория и спросил его: «Что, как теперь, помыслы богохульные смущают ли еще тебя?» Тот отвечал: «Слава Богу! Молитвами твоими с того времени эти помыслы оставили меня, и я теперь спокоен». Остальное время жизни он прожил покойно и с миром скончался[17]17
  Печатается по кн.: Духовное наследие иеросхимонаха Иеронима… С. 54–57.


[Закрыть].