Текст книги "Ночь храбрых"

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Эйдану было стыдно, но, как бы он ни пытался, он не мог перестать плакать. Он ушел в дальний конец лагеря, в пещеру на окраине поля, в надежде остаться один, не желая, чтобы другие мужчины видели его слезы. Только Снежок сидел у его ног, скуля. Эйдан хотел бы остановить слезы, но не мог, потрясенный горем из-за раны отца.

«Он будет жить, но недолго».

Слова Лорны эхом раздавались у него в голове, и Эйдан хотел бы их стереть. Он отдал бы что угодно за то, чтобы его отец жил вечно.

Закрыв голову руками, Эйдан тихо плакал. Он проигрывал в своей голове тот момент, когда Ра в облике его сестры пронзил его отца. Эйдан галопом скакал вниз с холма, бросил кинжал и не дал Ра нанести удар второй раз. Тем не менее, все равно было слишком поздно. Почему он не мог прибыть на несколько минут раньше?

Эйдан винил себя. Если бы только он скакал быстрее, возможно, его отец не умирал бы в эту минуту. Эйдану казалось, что он как раз достиг того возраста, когда они с отцом могли понять друг друга как отец – сына, как мужчина – мужчину. И только он начал узнавать отца, как его отбирают.

Это несправедливо. Эйдан слишком юн, его отец слишком молод, так не должно быть. Его отцу суждено подняться, освободить Эскалон, стать его новым Королем, а Эйдан должен быть рядом с ним. В своих мыслях Эйдан уже видел, как все это происходит, видел, как они возвращаются в столицу, видел коронацию своего отца, его новый легион. Кто теперь будет Королем? Кто теперь будет новым командиром? Кто теперь возглавит силы Эскалона? Какой будет жизнь в Эскалоне без его отца?

Эйдан чувствовал себя совершенно потерянным без отца, особенно теперь, когда он лишился своих братьев. Кира была единственным членом семьи, который у него теперь остался.

«Твой отец все еще жив, мальчик», – прозвучал голос.

Оглянувшись, Эйдан почувствовал стыд, увидев входящих в пещеру Мотли и Кассандру. Очевидно, они отыскали его, желая утешить, но, стоило ему их увидеть, как это только усилило его стыд и вину.

Эйдан моргнул в ответ налитыми кровью глазами.

«Разве вы не слышали слов Лорны?» – огрызнулся он сильнее, чем ему бы хотелось. – «Он проживет недолго».

Мотли подошел ближе.

«Тем не менее, он жив сейчас», – настаивал он. Это было одно из тех немногих мгновений, когда Эйдан видел его серьезным. – «А сейчас – это все, что у нас есть. Мы живем в опасное время. Ты можешь умереть сегодня – так же, как и я. Твоему отцу повезло, по крайней мере, получить еще один шанс».

«И это благодаря тебе», – вмешалась Кассандра, делая шаг ближе и взяв его за запястье. – «Ты бросил кинжал. Ты спас его. Ты и этот твой пес».

Снежок заскулил у ног мальчика, лизнув руку Кассандры.

«Ты должен очень гордиться», – заключила она.

Эйдан угрюмо покачал головой.

«Я опоздал», – ответил он.

Эйдан не хотел, чтобы они видели его таким. Теперь он – воин, а воины не должны так себя вести. Он хотел быть сильнее.

Отец был его скалой, единственным человеком, на которого он рассчитывал, которым восхищался больше всех в этом мире. Более того, его отец был самым сильным человеком из всех, кого он знал, сильнее всех этих великих воинов. Если он может умереть, то любой из них сможет, включая Эйдана. А это ранило Эйдана до глубины души. Это меняло его взгляд на мир. Это даже меняло его взгляд на жизнь: скоротечность, жестокость, трагедия без предупреждения – слишком несправедливо.

Эйдану казалось, что справедливости нет. Почему такое злое существо вообще способно дотронуться до такого прекрасного человека, как его отец?

«Это несправедливо», – сказал Эйдан, охваченный горем.

Мотли вздохнул, подходя к нему и сев на камень рядом с мальчиком.

«Это правда, юный Эйдан», – ответил Мотли. – «Ты, наконец, начинаешь видеть искру того, что такое жизнь. Жизнь несправедлива. Никто – ни один из нас – не рождается с гарантией справедливой жизни. Ты увидишь, что в твоей жизни будут происходить множество несправедливых вещей. Вопрос скорее в том, как ты будешь реагировать на несправедливость в своей жизни? Станешь ли ты прогибаться и позволишь им поглотить тебя? Станешь ли ты ожесточенным, циничным, наполненным жалостью к самому себе? Или останешься сильным? Будешь бороться с несправедливостью жизни?»

Мотли вздохнул.

«С несправедливостью жизни нужно бороться ежедневно, как с любым другим врагом. И больше всего это должно происходить внутренне. Ты никогда не должен отступать. Ты должен стремиться к справедливости даже перед лицом большой несправедливости. Именно это делает из человека воина».

Эйдан постепенно перестал плакать, задумавшись над словами Мотли. В глубине души он чувствовал, что они правдивы, хотя и сопротивлялся им.

«Но в жизни должна быть справедливость», – настаивал мальчик. – «Ты совершаешь преступление и получаешь наказание. Ты хорошо относишься к другим, и другие хорошо относятся к тебе. Разве не так устроен мир?»

Мотли медленно покачал головой.

«Жизнь может показывать нам проблески справедливости. Но ты узнаешь, что в основном жизнь представляет собой череду неуправляемых, неконтролируемых и несправедливых моментов. Ты можешь создать свое собственное чувство справедливости и действовать согласно нему. Не потому, что мир справедлив, но потому, что ты справедлив. В конце концов, ты – микрокосм мира. Ты не можешь предотвратить того, что мир даст тебе. Но ты можешь контролировать себя».

Эйдан долго размышлял над его словами, чувствуя, что это правда.

«Мой отец был честным и справедливым», – ответил он, теперь став спокойнее, но опустошеннее. – «И куда это привело его? С ним поступили несправедливо».

«Твой отец и сейчас честен и справедлив», – поправил Мотли. – «И с ним поступили несправедливо. Это правда. Но разве ты не видишь? Это не увело его от той жизни, которой он жил. Он жил справедливой жизнью. И единственный несправедливый поступок никогда этого не отменит».

Мотли положил руку ему на плечо, и Эйдан повернулся к нему.

«Станешь размышлять о несправедливости жизни и только больше ее породишь», – заключил он. – «Игнорируй ее и сам поступай справедливо, и тогда ты создашь справедливую жизнь».

Эйдан задумался над словами Мотли, его слезы высохли, когда он увидел в них истину. Кассандра потянулась и взяла его за руку, и он сжал ее ладонь в ответ. В ее глазах появились слезы, когда она посмотрела на него.

«Я люблю твоего отца как отца, которого у меня никогда не было», – тихо с грустью в голосе сказала она. – «Он может скоро умереть, но прямо сейчас он жив. Цени свое время с ним. У тебя еще больше времени, чем было у меня. Не предавайся жалости к самому себе. Есть много людей, подобных мне, у кого ситуация хуже твоей».

Эйдан сделал глубокий вдох и почувствовал себя глупо, осознавая, что она права.

«Будь сильным», – добавила Кассандра. – «Ради него. Он нуждается в тебе сейчас. Его судьба предрешена. Теперь ты должен решить, что делать. Ты упадешь или будешь рядом с ним?»

Постепенно внутри Эйдана воцарилось спокойствие. У него появилась цель, решительность. И он начал ощущать новое желание.

Желание отомстить.

Эйдан поднялся, вытер последние слезы и почувствовал себя холодным и сильным внутри. Он знал, что что-то внутри него изменилось. Теперь он знал, что больше не является мальчиком, он – мужчина. Мужчина, который скоро останется без отца. Мужчина, который должен стоять на двух ногах и отомстить за него.

Пришло время оставить ребячество позади.

«Время идти», – сказал Эйдан, делая первый шаг. – «И отомстить за моего отца».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сивиг галопом скакал на запад, возглавляя сотни воинов Эсефуса, решительно настроенный выполнить приказ Дункана и разжечь войну против пандезианского флота. Он знал, что преимущество не на их стороне и что сражение на море, вероятно, приведет к его смерти, но это не заставило его медлить: это был благородный поступок для его страны. А для Дункана он готов сделать что угодно.

Продолжая скакать, Сивиг думал об огромном количестве пандезианских кораблей, понимая, что это будет самая блестящая битва, которую он и его люди когда-то вели в море. Сивиг жил для таких моментов, как этот, когда он прижат к стене, когда шансы невелики. Он оживал, когда ситуация требовала от него быть не просто прекрасным, а также хитрым воином. В конце концов, он был человеком моря, а чтобы выжить перед лицом бури, нужно обладать большой хитростью.

Великая крепость Эсефуса стояла на протяжении тысяч лет, потому что ему и его предкам удавалось защитить ее, найти способ сохранить ее, даже подвергаясь нападению с моря. Они были людьми воды, а люди воды научились двигаться подобно воде, подниматься и падать, нырять и уклоняться. В конце концов, вода могла течь даже через самые большие камни в мире, а все потому, что была податливой.

Сивиг крикнул, пнув своего коня, заставляя его скакать быстрее. Их место назначения, западный берег Эскалона, было уже близко, к западу от Бариса. Это было идеальное место для того, чтобы войти в воду, начать плыть на север, к морю Печали, и постепенно обойти флот Пандезии. Он скакал в такое место, которое не будет охранять ни один пандезианец, это не был ни город, ни деревня, ни крепость. Это береговая линия, находящая в неизвестности – просто берег, никем не заселенный на сотни миль.

На первый взгляд место казалось незаселенным. В этом районе не было ни больших крепостей, городов или даже деревень, и пандезианцы не станут его охранять. Именно для этого и была предназначена гавань. Для времен величайших войн жители древнего Эскалона хотели иметь тайное место в запасе. Это было секретное место, известное только командирам Эскалона, где река Танис встречалась с морем Печали. Где-то на севере Затерянного Храма и на юге Ура, посреди, казалось бы, небытия, было создано секретное место встречи для времен национальной срочности. Это было место, где моряки Эскалона могли встретиться для боя, могли воспользоваться морем для того, чтобы спасти свою родину. Эсефус, великий город на воде, был природной мишенью, и Сивиг разработал запасной план на случай, если город будет захвачен. Когда приближалась Пандезия, Сивиг отправил одного из своих командиров и десятки воинов ожидать его в больших пещерах западного побережья, где они могли скрываться месяцами и не быть обнаруженными. Именно там Сивиг спрятал свои лучшие корабли на время войны. Для такого времени, как теперешнее.

Сивиг пнул коня, поскакав быстрее, уводя своих людей дальше на запад и, когда солнце опустилось ниже, они, наконец, выехали из густого леса, поскакав вдоль ревущей Реки Танис. Он знал, что где-то впереди она встречается с морем Печали. Они поплывут на север под покровом ночи, вдоль берега в Ур, и устроят засаду на гораздо больший пандезианский флот. Им будет противостоять тысяча кораблей против одного, но Сивиг не испытывал страха. Он отправляется туда, куда зовет его сражение.

Они достигли вершины холма и, наконец, небо открылось. Сивиг обрадовался, увидев величайшую любовь в своей жизни – море. Огромные, набегающие на берег волны Печали, солнце, отражающееся от него, всего лишь в нескольких сотнях ярдов. Даже отсюда Сивиг слышал громкий плеск воды, и, посмотрев вдаль и проследив за Танисом, он увидел, где, наконец, все ее притоки впадают в море, хлынув большим потоком. Этот вид вернул к жизни его сердце. Видя воду, он знал, что он снова дома.

Сивиг опустил голову, пнул своего коня и преодолел последний отрезок пути. Вскоре он и его люди добрались до больших морских пещер и, проскакав вдоль огромной скалы пятидесяти футов высотой, Сивиг быстро спешился. Его люди последовали за ним, когда он направился к пещерам, незначительным по сравнению с возвышающимся арочным входом.

Сивиг вошел в тускло освещенную пещеру и в эту минуту его сердце подпрыгнуло, когда он увидел сотни своих воинов, ожидающих его внутри. Они все сидели вокруг костра, положив руки на мечи, задумавшись, и, когда вошли Сивиг и его люди, поднялись. В их глазах зажглась надежда. Сивиг обрадовался при виде небольшого флота, который он спрятал здесь для беспокойных времен. Они заплыли внутрь пещеры, в приток, который впадал в море, образуя идеальный канал для пришвартованных лодок.

Все его люди сразу же поднялись и бросились в нему. Его командир, Ювел, первым обнял его. Сивиг обнял его в ответ, после чего обнял других воинов, радуясь тому, что снова со всеми воссоединился. Здесь находились две сотни лучших его воинов, лучших моряков Эскалона, которые снова собрались вместе, готовые начать войну любым возможным способом.

Когда его люди перестали обниматься, они все собрались вокруг и посмотрели на него, и Сивиг потребовал их внимания.

«Воины», – прогремел Сивиг. – «Судьба Эскалона лежит на наших плечах. Если мы не обезопасим наши порты и наши берега, наша земля всегда будет уязвима. Наши люди на суше рассчитывают на то, что мы удержим море. Без моря люди Эскалона всегда будут рабами».

Сивиг окинул взглядом лица всех присутствующих, которые напряженно смотрели на него.

«Пандезианцы захватили наш любимый город Эсефус, разрушили наши большие порты», – продолжил он. – «И теперь пришло время взять его назад. Они убили бесчисленное количество наших братьев. Пришло время отомстить им».

Его люди закричали в знак одобрения.

«Мы поплывем сейчас на север под покровом ночи», – добавил Сивиг. – «Вдоль моря Печали и атакуем тысячи кораблей, чтобы освободить Ур и наши порты раз и навсегда. Мы будем противостоять большому флоту и, вероятно, не выживем».

Он посмотрел на каждого из них и крикнул:

«Кто со мной?»

Все воины единогласно закричали в знак одобрения, что согрело сердце Сивига. Они были настоящими воинами.

Не говоря больше ни слова, они все быстро поднялись на ожидающие их корабли. Сивиг прыгнул на борт первого корабля и, не колеблясь, повернулся, поднял свой топор и перерезал веревку, удерживающую его.

Мужчины одобрительно закричали, когда их корабль тут же подняло большое течение, уносящее их в море Печали в сумерки. Их ждал Ур.

И сражение, которое определит их жизни.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Kавос в окружении Брамтоса и сотен своих воинов скакал на север, в Кос, глядя на горы на горизонте, когда они приблизились к Андросу, решительно настроенные выполнить миссию Дункана. Кавос думал о предстоящем сражении. Как и приказал Дункан, он найдет способ сразиться с северным легионом Пандезии. Это не простая задача. Ему придется выманить огромную пандезианскую армию из Андроса, заставить их атаковать его и отвести своих людей в Кос. Если он победит, северный Эскалон будет свободен от пандезианцев, если же нет, то его родина никогда не будет свободна, даже если Дункан одержит победу в Ущелье Дьявола.

Кавос знал, что это отчаянная миссия. Он и сотня его воинов не могут надеяться сразить хорошо обученную десятитысячную армию. В некотором смысле это был смертельный поход. Но у Кавоса была одна искра надежды: если он сумеет выманить их из столицы, если сможет увести их всех к горам Кос, тогда он окажется на своей территории. Это была беспощадная территория для тех, кто плохо ее знал, а Кавос и его люди знали ее, как никто другой. Там, высоко в горах, у него в запасе есть люди для подобных времен. И если звезды им улыбнутся, они приведут пандезианцев в смертельную ловушку.

Кавос скакал быстрее, решительнее. Он отправился в это путешествие не для того, чтобы спасти свою собственную жизнь или жизнь своих людей, а чтобы сделать для своей страны все самое лучшее, то, чего она требовала от него. Если есть какая-то надежда на то, что они сразят этих пандезианцев, они это сделают. В конце концов, пандезианцы не ожидают нападения. Неожиданная атака может ошеломить их армию, и в хаосе они примут поспешное решение.

Кавос пнул своего коня и поскакал быстрее, как скакал уже несколько часов. Когда солнце начало садиться, он наконец, увидел это. Сначала это было лишь слабое видение на горизонте, но, когда он приблизился, его сердце подпрыгнуло, стоило ему заметить на горизонте очертания того, что осталось от столицы Андроса, перед которой выстроились пандезианские силы. Они бродили по городу подобно муравьям, их были десятки тысяч, удерживающих север, устрашающих Эскалон.

Кавоса переполняла ярость при виде этих захватчиков в его родной земле и особенно в столице. Люди Коса, укрывшиеся в горах, были сепаратистами, тем не менее, они были жителями Эскалона. А в оскорблении Эскалона она видели оскорбление для самих себя.

«Рога!» – крикнул Кавос.

Его люди подняли боевые рога и затрубили друг за другом, пока звук не заполнил небо. Постепенно десятки тысячи пандезианских солдат повернулись, заметив их, на что и надеялся Кавос.

Теперь, когда они оказались застигнутыми врасплох, Кавос повернулся и повел своих воинов на северо-восток, огибая город, направляясь на отдаленные вершины Коса. Это было не то место, куда они хотели их заманить, не сюда, не в открытое поле. Скорее он хотел увести их прочь, в место, в котором у них будет огромное преимущество. Вопрос заключался в том, будут ли они достаточно безрассудны, чтобы клюнуть на приманку?

Кавос оглянулся назад и его сердце бешено заколотилось, когда он увидел, что пандезианцы оседлали лошадей, протрубили в рога и последовали за ними. Удовлетворенный, он улыбнулся, когда десятки тысяч человек выехали из столицы, преследуя Кавоса и его воинов в снежные горы Коса.

Кавос поскакал быстрее, уводя своих людей через узкие проходы между обнажением горных пород, по уже заснеженной местности, зная, что он не может позволить себе ни единой ошибки. Они должны добраться до гор до того, как пандезианцы их догонят, иначе с ними будет покончено.

Кавос продолжал скакать, радуясь грохоту преследующей их армии и, оглянувшись, он увидел, что пандезианцы приближаются. Они набирали скорость, и силы противника превосходили их сто к одному. Кавос повернулся и, посмотрев вперед, увидел очертания гор. Это была настоящая гонка.

Кавос сделал резкий поворот между другими узкими проходами и, выехав, он был потрясен представшей перед ним картиной: там был другой пандезианский гарнизон, преграждающий ему путь. Кавос этого не ожидал. Еще несколько тысяч пандезианских солдат верхом на лошадях преграждали путь к горам. Он их недооценил. Должно быть, пандезианцы все это время знали, что он выберет этот путь.

Времени для того, чтобы остановиться или повернуть назад, не было. У Кавоса не было другого выбора, кроме как повести своих людей в сражение против гораздо большей армии. Он опустил голову и атаковал, издав громкий боевой клич, когда вынул свой меч и высоко поднял его. Брамтос рядом с ним вынул свой меч, и их примеру последовали все остальные воины. Он с гордостью увидел, что ни один воин не стал медлить. Они все прогремели в унисон, зная, что им придется отвоевать свой путь, если они хотят добраться домой.

Кавос осознал, что, возможно, он никогда не попадет в свои любимые горы. Но, по крайней мере, подумал он, атакуя первого воина, он умрет за свою родину в этой последней вспышке славы.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Везувиус вел свой народ троллей на юг, штурмуя местность, торопясь к руинам Башни Ур. Позади себя он слышал громкие крики, будучи удовлетворенным, зная, что весь его народ сейчас активизируется, услышав, что он снова ими руководит.

Везувиус высоко держал свою алебарду, радуясь снова возглавлять народ, и издал громкий боевой клич. Впереди он уже видел расщелину в земле, зияющую пропасть, которую создал Альва и которая поглотила тысячи его троллей. Везувиус наблюдал за тем, как вдали многие тролли валят деревья, образуя временный мост, чтобы преодолеть разрыв. Он увидел, что десяткам троллей удалось пересечь ее. Но в эту минуту Альва просто увеличил свою расщелину, куда упали деревья вместе с десятками кричащих троллей. Это было массовое кровопролитие.

Везувиус нахмурился, настроенный решительнее, чем когда-либо. С этой минуты убийство закончится. Он знал только один способ сразить такого сильного чародея, как Альва – не силой, а обманом.

«ТРОЛЛИ!» – крикнул он. – «СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ!»

Его армия последовала за ним, когда Везувиус, находясь всего в сотнях ярдов от расщелины, свернул влево вместо того, чтобы направиться к ней. Нет, Везувиус не будет атаковать Альву напрямую. Он не может одержать победу в этом сражении. Вместо этого он обойдет его, проделает долгий путь, и тем временем опустошит все деревни на своем пути. Он пока оставит Башню Ур и обойдет ее сзади, когда Альва меньше всего будет этого ожидать.

Это еще не все. Везувиус сразит магию магией. Он тоже призовет своего собственного чародея, создаст необходимое для них прикрытие.

«Магон!» – крикнул Везувиус.

Магон, его ценный колдун, бросился вперед, побежав рядом с ним, его голову скрывал ярко-красный плащ с капюшоном.

Везувиус указал на расщелину, зная, чего хочет, и Магон покачал головой.

«Магия слишком сильна для меня, милорд», – сказал он, предвидя его просьбу. – «Я испробовал много заклинаний, но я не могу закрыть ее. Я не могу сразить Альву».

Везувиус нахмурился.

«Глупец!» – рявкнул он. – «Мне не нужно, чтобы ты сразил его. Я хочу, чтобы ты отвлек его. Создай красный туман. Спрячь наших людей в нем и заслони его видение».

Глаза Магона широко распахнулись, очевидно, он восхищался этой идеей, он повернулся и убежал. Везувиус увидел, как он побежал к краю расщелины, после чего остановился и поднял свои скрючившиеся почерневшие ладони к небу. Его жалкое деформированное лицо открылось, когда он откинул назад голову и его капюшон упал, обнажив ряды маленьких сгнивших острых желтых зубов.

Магон зарычал и его руки затряслись, когда из них поднялись небольшие шары красного тумана, заполнившие небо. Они покатились к расщелине и растянулись подобно облакам, образуя густой красный туман.

Везувиус широко улыбнулся. Это было именно то прикрытие, которое ему нужно, чтобы скрыть его приближение сзади. Он крикнул и вонзил пятки в своего коня, уводя троллей на юго-восток, огибая расщелину, вместо нее обратив свой взор на деревню вдали. Он чувствовал, как мир проносится под его ногами, когда он поднял свою алебарду и ощутил восторг от неминуемого насилия и убийства.

Несколько минут спустя он пронесся по деревне без предупреждения, ворвавшись на ее грязную главную улицу. Сотни местных жителей слонялись по этой небольшой изолированной деревне на окраине Ура, еще не тронутой пандезианцами. Везувиус знал, что для того, чтобы сразить Альву, у него много времени, он успеет обойти его. Сейчас пришло время позволить красному туману сделать свое дело и дать силе Альвы исчерпать себя.

Тем временем Везувиус может повеселиться и найти убийство в другом месте. Везувиус даже не снизил скорость, когда пронесся через деревню, подняв облако пыли посреди криков деревенских жителей, в панике пытающихся убежать с дороги. Его первой жертвой стал старик. Он едва обернулся, когда на его лице появилось выражение ужаса. Везувиус широко улыбнулся. Он жил ради таких выражений лиц. Это был взгляд потрясения, ужаса, конца жизни.

Везувиус замахнулся своей алебардой и опустил ее с такой силой, что разрубил кричащего старика пополам.

Все деревенские жители заметили его с паникой в глазах. Везувиус увидел, что они хотят сбежать. Но, разумеется, времени у них не было.

Его тролли кишели в деревне подобно саранче, размахивая алебардами и рубя людей, как чума. Наслаждаясь всем этим, Везувиус вскоре перепачкал свои руки кровью и расхохотался.

«Как же хорошо быть живым», – подумал он.

*

Кайл поднял свой жезл и замахнулся двумя руками как можно быстрее, нанося удары троллям направо и налево, когда они начали пересекать расщелину Альвы. Он и сражающийся рядом с ним Кольва были передовой линией Эскалона на севере, они вдвоем удерживали народ троллей, в то время как Альва занимался расщелиной. Лео у его ног рычал, атакуя троллей с обеих сторон, помогая удерживать их на расстоянии. Кайл спрашивал себя, знают ли Дункан и все его люди на юге о том, что они делают для того, чтобы обеспечить своей родине безопасность.

Альва стоял с закрытыми глазами, все еще напевая, увеличивая расщелину, отправляя троллей с их временными мостами из деревьев все глубже и глубже в пропасть. Это был замечательный подвиг, и Кайл с благоговением наблюдал за ним. Но в эту минуту он уже начал замечать, что Альва начинает слабеть, его руки опускались, и он осознал, что Альва больше не может удерживать расщелину. В это же самое время слишком большое количество троллей прорывались на другую сторону, заваливая деревья, которые служили им мостами, вынуждая Кайла и Кольву сражаться с ними.

Кайл сделал шаг вперед и ударил тролля, который спрыгнул с бревна, переброшенного через расщелину, отправив его в недра земли. Еще несколько троллей побежали через другое дерево, которое они завалили, и приземлились вокруг Кайла, окружив его до того, как Альва сумел увеличить пропасть.

Кайл приступил к действию, замахнувшись и ударив одного тролля в челюсть, другому нанеся удар в солнечное сплетение, после чего, вывернувшись из-под третьего, ударил его в подбородок. Один тролль, удивительно сильный, схватил его сзади, и Кайл, услышав рычание, обернулся и увидел Лео, который прыгнул на спину троллю и вцепился в его шею. Тролль закричал и отступил, пока Лео сражался с ним на земле.

Кайл повернулся и пнул другого тролля, который приблизился, чтобы схватить его, сбив его с такой силой, что тролль с пронзительным криком отлетел в пропасть. Следующий тролль прыгнул сзади и замахнулся алебардой на спину Кайла. Кайл низко пригнулся, позволив клинку просвистеть над головой, после чего развернулся, схватил тролля сзади и швырнув его. Он наблюдал за тем, как тролль споткнулся и, закричав, упал в пропасть.

Кайл сражался как одержимый, вращаясь и нанося удары со всех сторон, чувствуя, что сама защита Эскалона находится в его руках. Воздух был наполнен постоянным треском его жезла, когда он сбивал с ног солдат справа и слева.

Но внезапно Кайл почувствовал, что ему стало трудно видеть. Озадаченный юноша моргнул, не понимая, что происходит, ощупывая пространство перед собой. Мир стал красным.

Перед ним накатил сгущающийся туман, из-за которого Кайл не мог видеть. Он слышал тысячи троллей, рычание, рога народа Марды. На мгновение ему показалось, что он заметил Везувиуса, который уводил свою армию в другом направлении, и не понимал, что происходит.

Кольва позади него помедлил после того, как оттолкнул двух троллей в пропасть, и с подозрением всмотрелся в туман.

«Что происходит, милорд?» – спросил Кайл Альву.

Альва стоял с закрытыми глазами. Он помедлил, прежде чем ответить.

«Везувиус планирует большое предательство. Достаточно скоро они доберутся до нас».

«Что нам делать?» – спросил Кайл.

Альва впервые открыл глаза, из которых исходил свет, на его лице было выражение срочности.

«Пламя должно быть восстановлено», – наконец, ответил он. – «Это единственный способ».

Кайл и Кольва обменялись озадаченными взглядами.

«Но как?» – спросил Кольва.

Альва надолго закрыл глаза, после чего, наконец, снова открыл их.

«Внутри Башни Ур», – начал он. – «Глубоко под землей находится тайна комната. В ней – наша единственная надежда».

Кайл озадаченно моргнул.

«Башня, милорд?» – спросил он. – «Но она разрушена».

Альва повернулся к нему, его глаза были настолько напряженными, что ему практически пришлось отвести взгляд. Казалось, что он смотрит на солнце.

«Вы видите только щебень», – ответил он. – «Настоящая тайна башни заключается не в ее камне, а в том, что лежит под ней».

Потрясенный Кайл смотрел на него, после чего повернулся и окинул взглядом огромную кучу щебня, где когда-то стояла Башня Ур.

«Башня поднимается высоко», – продолжал Альва. – «Но она простирается еще глубже под землей. Каждая башня заключает в себе свой собственный большой секрет. Секрет Башни Ур никогда не находился над землей – он под землей».

Кайл посмотрел на него, охваченный благоговением. Он никогда не знал о тайне башни.

«Ты должен найти ее», – велел ему Альва. – «Расчисти щебень и найти комнату. Мы не сможем долго удерживать этих троллей. Эта комната – единственная надежда Эскалона».

Кайл снова посмотрел на щебень, на сотни троллей, кричащих в опускающемся тумане, и понял – для того, чтобы добраться до башни, придется выдержать эпическое сражение. Но у него нет выбора – это вопрос жизни или смерти.

Не колеблясь, Кайл побежал вместе с Лео, высоко поднял свой жезл и бросил его в гущу армии троллей. Решительно настроенный, он сражался что было сил даже ценой собственной жизни, чтобы найти потерянную комнату и спасти Эскалон.