Текст книги "Реальное воздействие. Как инвестиции помогают построить лучший мир"

Глава 3
Ограничения импакт-инвестиций

Как только я увидела большой потенциал импакт-инвестиций в качестве инструмента экономических преобразований, до меня дошло, что все это не основная цель импакт-инвестиций. Чем больше я увлекалась идеей импакт-инвестиций, тем яснее понимала, что эта отрасль, по существу, воссоздает финансовый мир, каким он был раньше, лишь с небольшим социальным уклоном. «Делать хорошо, делая добро» – это лишь начало. Нужно было создавать что-то новое, где главной целью стало бы решение социальных проблем с помощью устойчивых, прибыльных моделей. Я видела много новых направлений инвестиционной деятельности с использованием всех типов активов, географии и секторов, но мало свидетельств системных изменений. Функция следовала за формой – и что-то терялось в этом процессе.

Попытки разрешить эти противоречия привели меня к работе над созданием основ для импакт-инвестиций, которые действительно укрепили бы независимость местного сообщества и, как следствие, содействовали бы борьбе с бедностью во всех ее формах. Я начала осознавать отраслевые тенденции, ограничивающие потенциал импакт-инвестиций. Это фундаментальные, системные тенденции, проявляющиеся снова и снова в течение последнего десятилетия, и боюсь, что они по инерции станут эндемичными, если не будут коллективно признаны и рассмотрены.

Инвесторы, принимающие участие в импакт-инвестициях, в целом руководствуются благими намерениями и всерьез желают помочь бедным сообществам и укрепить экосистемы планеты, оставаясь при этом ответственными профессионалами, которые получают прибыль для себя, своих фирм или своих клиентов. Но мы унаследовали долгую историю несбалансированных денежных отношений. Поэтому иногда мы не осознаем, что воспроизводим ряд принципов и стандартных операционных процедур, которые притупляют силу импакт-инвестиций и препятствуют подлинным экономическим преобразованиям. Хотя сфера импакт-инвестиций имеет огромный потенциал, мы должны действовать с осторожностью, особенно в следующих восьми областях.

1. Инвесторы и предприниматели получают прибыль за счет общин.

Цель импакт-инвестиций для многих состоит в том, чтобы оказывать социальное воздействие, сохраняя при этом возможность получать такую же отдачу от инвестиций, которую обеспечивают традиционные рынки. Но если импакт-инвестиции направлены на устранение системного неравенства, нам необходимо подумать о том, кто владеет социальными предприятиями и контролирует их, и кто, в свою очередь, извлекает из них выгоду. Если право собственности на социальные предприятия остается за ограниченной группой привилегированных лиц, то трудно представить, что в конечном счете инвестиции могут принести пользу сообществам или облегчить любой вид передачи ресурсов из глобального Севера на глобальный Юг (или внутри любой страны, от богатых к бедным).

При существующей структуре собственности эти инвестиции по определению должны быть направлены на извлечение прибыли и таким образом обречены повторять циклы эксплуатации, которые мы наблюдали под разными именами на протяжении десятилетий.

Закрепление существующего неравенства в отношении ресурсов особенно очевидно в контексте проектов, заинтересованные стороны которых рассматривают бедные сообщества исключительно как потребителей, а не как участников экономического цикла. Существует скрытая, но зачастую не признаваемая напряженность в области импакт-инвестиций относительно того, сколько получают производители, сколько платят потребители и сколько предприниматели и инвесторы могут заработать или ожидают заработать со временем.

Рентабельность, конечно же, необходима для долгосрочной устойчивости любого предприятия. Прибыль также имеет решающее значение для социальных предприятий, но она в гораздо меньшей степени обладает трансформирующим эффектом, когда право собственности и, следовательно, право на получение прибыли ограничено глобальной элитой, а не распределено на более широкие слои общества. Импакт-инвестиции должны признавать эту данность и структурировать сделки таким образом, чтобы обеспечивать более справедливое распределение прибыли, которое сопровождает решения, нацеленные на долгосрочное воздействие.

2. Воздействие определяется инвесторами и предпринимателями, а не бенефициарами.

Импакт-инвестиции как индустрия развивались сверху вниз в системе, где инвесторы устанавливают критерии воздействия и отдачи, а результаты инвестирования распределяются от социальных предпринимателей к сообществам. Эта структура, по сути, не позволяет общинам устанавливать повестку дня в соответствии со своими потребностями. Предприниматели, действующие из лучших побуждений, склонны ограничивать участие сообщества в исследованиях продуктов, например путем формирования фокус-групп. Сообщества не допускаются к созданию инфраструктуры для своего долгосрочного участия в проектах, не созданы предпосылки развития лидерства в обществе на основе его приоритетных потребностей. И даже если предприниматели пытаются создать другие, более глубокие отношения с сообществом – у них зачастую нет времени для этого, – основная тема общения – это поиск источников финансирования.

Каждый год я участвую в двух или трех конференциях по импакт-инвестициям, – включая SOCAP (Конференция по рынкам социального капитала), крупнейшее мероприятие по социальному предпринимательству в Соединенных Штатах, – а также в нескольких конференциях по социальному движению, таких как Всемирный социальный форум. Мне часто приходилось из своего кармана платить за участие в конференциях по социальной справедливости, но я чувствовала, что поддержание связей между социальными движениями имеет решающее значение для нашей инвестиционной работы.

Мое сердце разбивалось от того, что раз за разом я оказывалась на этих мероприятиях единственным представителем импакт-инвесторов, и, возможно, из-за разобщенности различных социальных движений, активисты иногда даже с некоторой враждебностью спрашивали меня, что я там делаю. Поразительно, как редко на конференциях пересекались обсуждения по инвестициям и социальной справедливости. Инвесторы говорили о таких вещах, как FinTech, о финансовых технологиях или об «информационных технологиях в здравоохранении», которые трудно объяснить тем, кто не является частью экосистемы Кремниевой долины. Лидеры движений социальной справедливости говорили о «захвате земли» и «экологическом расизме» в выражениях, возможно, столь же непонятных среднестатистическому инвестору. Если инвесторы не имеют представления о приоритетах социальных движений или не связаны с ними, как они могут эффективно расставлять собственные приоритеты?

Некоторые инвесторы не жалеют сил для установления связей с сообществами и своей деятельностью доказывают, что можно разработать масштабируемые модели воздействия в ответ на потребности сообщества. Например, Фонд Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров с 2012 года осуществляет пожертвования для решения проблем иммиграционной политики США и глобальной миграции, реализуя стратегии, направленные на «фундаментальное улучшение миграционной политики и практики»[28]28
  Migration Grant Guidelines, MacArthur Foundation, n.d., http://goo.gl/ars8du, accessed January 20, 2017.


[Закрыть]. Его партнеры, получившие субсидии, проделали большую работу по подготовке заявления президента Барака Обамы об иммиграции в 2014 году, по итогам которого была расширена программа «Отложенные действия в отношении прибывших в США детей» (DACA) и создана программа «Отложенные действия в отношении родителей американцев» (DAPA). Эти программы открыли двери еще четырем миллионам человек, уже находящимся в США, для получения гражданства и возможности легально работать – сам Обама назвал это возможностью «выйти из тени».

Это стало необыкновенной возможностью для многих семей иммигрантов, но возможность не была дешевой: для ее реализации требовалось оплатить сбор за подачу заявления в размере 465 долларов США с человека и зачастую – консультация с юристом, чтобы убедиться, что все правильно заполнено. Таким образом, среднестатистическому заявителю для участия в программе требовалось не менее 1000 долларов – это сумма, недоступная многим иммигрантам.

На помощь пришли грантополучатели, которые донесли эту проблему до членов альянса «Грантодатели, обеспокоенные беженцами-иммигрантами» (GCIR), и директор GCIR обратился за помощью к Фонду МакАртуров. Руководство фонда признало, что это отличное применение импакт-капитала – поддержать продукт, который своевременно удовлетворяет потребности сообщества. Учитывая тот факт, что легализованный статус работы способствует существенному увеличению доходов трудящихся-мигрантов, существует экономический смысл в том, чтобы выдавать мигрантам заем, который не будет чрезмерно обременительным и в конечном счете позволит участникам наращивать их благосостояние.

К сожалению, будущее DACA/DAPA стало неопределенным уже при администрации Обамы, и, судя по всему, к тому времени, когда эта книга окажется у вас в руках, эти программы перестанут существовать. Одним словом, партнеры вынуждены были отложить эту идею до лучших времен. Тем не менее я люблю эту историю, потому что она выявляет методы, которые могут взять на вооружение инвесторы:

1. Фонд откликнулся на очень актуальную, массовую потребность, сформулированную простыми людьми и переданную через группу поддержки спонсорам, которые проявили себя как чуткие слушатели: отреагировали на реальную проблему, вместо того чтобы декларировать абстрактные приоритеты и затем искать инвестиционные институты.

2. Фонд не только использовал возможность решить краткосрочную проблему (расширить кредитный продукт DACA/DAPA), но и сделал следующий шаг для решения долгосрочной системной проблемы, а именно отсутствия практики позитивных банковских отношений в сообществе иммигрантов.

3. Фонд установил инвестиционные условия, которые мотивировали его партнера – Федеральный кредитный союз самопомощи – обслуживать клиентов с низким доходом.

Именно такого рода подход «снизу вверх» способен сформировать отрасль импакт-инвестиций таким образом, чтобы она действительно оперативно реагировала на потребности сообществ в условиях меняющегося политического и финансового ландшафта.

3. «Легкие победы» импакт-инвестиций: празднуем поэтапные изменения, а не реструктуризацию экономических систем.

Феномен «легкой победы» проявляется практически во всех секторах импакт-инвестиций: от ценообразования микрофинансовых продуктов до создания рабочих мест. По сути, это «плановое», ожидаемое воздействие таких инвестиций.

Некоторые крупные финансовые институты, интересующиеся импакт-инвестициями, выступили с публичными заявлениями, связали это понятие с любыми инвестициями, осуществленными в развивающейся стране, или, как это часто называют на «глобальном Севере», на «формирующихся внутренних рынках». Их логика заключается в том, что любые инвестиции создадут рабочие места для бедных людей. Но многие сообщества, которые пострадали от добычи природных ресурсов, миграции населения и плохих условий труда, знают, что цена некоторых рабочих мест слишком высока и что предлагаемая типичная низкооплачиваемая работа лишь воспроизводит порочный круг нищеты.

И все же значительная доля импакт-инвестиций направляется в сегменты, которые обычно называют SMEs (малые и средние предприятия) или SGBs (малый и растущий бизнес). Для получения положительного инвестиционного решения компании из этого сегмента должны соответствовать определенным стандартам, касающимся того, что компания производит и как она относится к своим работникам или к окружающей среде. Компаниям, соответствующим этим требованиям, открыт доступ к субсидированному капиталу от правительств, фондов и частных инвесторов, они получают возможность вести дела в привычном режиме.

Эта тема на национальном и глобальном уровнях разыгрывается по-разному. Например, один импакт-фонд был основан в целях поддержки создания рабочих мест в Соединенных Штатах. Я разговаривала с некоторыми из менеджеров фонда, просила поделиться их историей успеха. Они рассказали об одной компании, в которую они инвестировали, создав таким образом сотни рабочих мест для работников с низким доходом в сфере услуг. Я попросила: «Это здорово. Не могли бы вы немного рассказать о качестве этих рабочих мест?» Один из основателей фонда ответил: «Ну, большинство из работников мексиканцы, поэтому мы начали покупать им билеты на футбольные матчи. С тех пор как мы начали это делать, претензии Workers Comp снизились с двух до 1,2 миллиона долларов, так как сотрудники меньше предъявляют нам иски, когда увольняются».

Американский импакт-фонд, поддерживающий SMEs в развивающихся странах, инвестировал в бизнес по импорту одежды, поставлявший товары из Азии в Южную Африку. Инвесторы назвали это импакт-инвестицией, поскольку компания-импортер обслуживала все сегменты рынка, включая бедных потребителей. Некоторые южноафриканцы, узнав об этих инвестициях, были в ярости. Популярное издание о социальных предприятиях выступило с критикой, ссылаясь на «серьезные потенциальные негативные последствия, которые могут возникнуть в результате доставки более дешевой одежды азиатского производства на рынок Южной Африки»[29]29
  Max Pichulik, NexThought Monday – Impact White Washing? When Any Deal in a Developing Country with a Few Generic Metrics Can Be Considered Impactful, Next Billion, n.d., http://goo.gl/TWj9Tp.


[Закрыть]. В статье говорилось: «Если ваше импакт-воздействие ликвидирует наши рабочие места и разрушает отрасль, над которой мы так усердно работали, мы бы предпочли, чтобы вы оставались дома».

Часть проектов все-таки более удачна. Хотя то, что создается в результате инвестиций, несомненно лучше, чем доступные альтернативные варианты, большинство импакт-инвесторов останавливаются перед тем, что, возможно, послужило бы более справедливым и системным изменением.

Возьмем, к примеру, домашние системы солнечного энергоснабжения, которые стали популярны во всем мире в качестве альтернативы использования керосина. Эти системы обычно обеспечивают освещение и небольшое количество электричества, достаточное для зарядки телефона, по цене немного дешевле, чем керосин, но с большей пользой для здоровья и гораздо лучшим качеством освещения. Люди рады платить за них, поскольку это решение намного лучше, чем существующий вариант. Казалось бы, меценаты и инвесторы могут быть довольны достигнутым эффектом.

Но давайте посчитаем. Эти солнечные домашние энергосистемы обеспечивают энергию по цене примерно 5 долларов за кВт·ч по сравнению с примерно 12,2 цента за кВт·ч, которые потребитель «глобального Севера» платит за солнечную энергию (что, учитывая достижения в области технологии, сопоставимо со стоимостью невозобновляемых источников энергии, в среднем по 12 центов за кВт·ч)[30]30
  Joshua D. Rhodes, When Will Rooftop Solar Be Cheaper Than the Grid? Here’s a Map, The Conversation, n.d., http://goo.gl/W4slj0.


[Закрыть]. Конечно, это лучше, чем керосин. Но никто не задавался существенным вопросом: действительно ли этот продукт имеет справедливую цену и обеспечивает ли он долгосрочное решение? Или его использование лишь несколько уменьшает степень несправедливости на фоне доступной альтернативы? Изменилось ли общее уравнение для обедневших потребителей энергии? На данном этапе развития импакт-инвестиций важно, чтобы мы всегда спрашивали себя, является ли это вмешательство не только наилучшим, но и действительно справедливым по отношению к людям, которым оно намерено служить.

4. Крупный «разрыв капиталов» для проектов местных сообществ.

Хотя многие инвестиционные проекты реализуются на «глобальном Юге», они, как правило, осуществляются теми, кто имеет лучший доступ как к образованию, так и к внешнему миру. Эти предприниматели и инвесторы получают прибыль от 183 до 667 миллиардов долларов в год, которую проекты J. P. Morgan будут прокручивать в течение следующего десятилетия[31]31
  N. O’Donohoe, C. Leijonhufvud, Y. Saltuk, A. Bugg-Levine, and M. Brandenburg, Impact Investments: An Emerging Asset Class, J. P. Morgan Global Research, The Rockefeller Foundation, and Global Impact Investment Network, November 29, 2010, http://goo.gl/5PTAUs, January 20, 2017.


[Закрыть]. В настоящий момент сообщества, организации или отдельные лица «глобального Юга» крайне редко получают доступ к финансовым потокам, если они не говорят по-английски и не имеют ученой степени. Люди «глобального Севера», не имеющие безупречного инвестиционного послужного списка, также редко получают подобный доступ. Текущая отраслевая структура ограничивает возможности представителей сообществ по трудоустройству, их потребительские возможности, особенно в сфере таких специфических продуктов, как оказание финансовых услуг. Сообщества по-прежнему в значительной степени являются получателями помощи, а не главными действующими лицами.

А размер чеков и условия финансовых сделок больше зависят от того, какие проекты инвестиционной отрасли являются осуществимыми, чем от потребностей сообщества. Проекты, более ориентированные на сообщество, часто кажутся слишком мелкими или слишком малодоходными, чтобы ими стоило заниматься.

Например, ориентированный на сообщество продуктовый магазин в Западном Окленде в штате Калифорния, чуждый амбициям по национальной экспансии, может показаться не стоящим внимания с точки зрения финансирования, даже несмотря на достаточную емкость местного рынка, способного приносить прибыль, и несмотря на то что его потенциальная выгода для сообщества является весьма существенной.

С другой стороны, некоторые проекты считаются слишком большими и сложными, чтобы их можно было поручить сообществу – как, например, в истории с принадлежащим сообществу предприятием Grupo Yansa, продвигающим использование ветряной энергии. Подробно мы рассмотрим этот случай в пятой главе. Возможно, в краткосрочной перспективе некоторые вопросы могут быть решены с помощью благотворительности. И действительно, мир в ней очень нуждается. Но в долгосрочной перспективе, если мы хотим использовать капитал для достижения социальных изменений, нам понадобится отрасль, которая будет доступна для более широких слоев сообщества.

5. Наращиванию потенциала и стартовому капиталу не хватает 99 %.

Программы по наращиванию потенциала социальных предпринимателей, ориентированные на получение бизнес-образования, что открывает доступ к финансированию, многочисленны, но также несколько ограничены. Обычно в них могут участвовать только те, кто уже достиг высокого уровня формального образования. Для тех, кто не получил базового образования, но хотел бы работать в сфере социального предпринимательства, например запустить собственный, ориентированный на нужды сообщества бизнес, барьеры для входа могут оказаться существенными.

Некоторые читатели помнят книгу 2007 года The Revolution Will Not Be Funded: Beyond the Non-Profit Industrial Complex[32]32
  INCITE! Women of Color Against Violence, The Revolution Will Not Be Funded: Beyond the Non-Profit Industrial Complex (Cambridge, MA: South End Press, 2007).


[Закрыть]. В ней резко осуждалась отрасль благотворительности, что вдохновило многих активистов, включая моих близких друзей, которые когда-то скептически относились к моей работе, искать альтернативные формы получения доходов для своих некоммерческих организаций.

Лично мне это было очень приятно, но я быстро осознала, что мало что могу предложить.

Я не могу назвать ни одного учебного курса, который стоил бы меньше 2000 долларов или не подразумевал, что у вас уже есть предприятие. Большинство известных мне предприятий получили свой стартовый капитал либо в рамках стартапа – с требованием к претендентам быть студентами бизнес-школы, либо они относились к уникальной категории «друзья и родственники».

Я уже почти два десятка лет дружу с одной молодой женщиной из Лос-Анджелеса. Она родом из рабочей семьи иммигрантов. Мы познакомились, когда в конце 1990-х годов я работала волонтером в агентстве социальной помощи Para Los Niños, которое обслуживало преимущественно латиноамериканское сообщество, живущее в центре города. Несколько лет назад я собиралась посетить одно социальное предприятие и пригласила ее присоединиться ко мне. Я с гордостью рассказывала ей о своей работе.

В ходе посещения предприятия я спросила женщину-предпринимателя, как она получила свой стартовый капитал. Она ответила: «Ну, наши первые 500 тысяч долларов мы собрали у друзей и семьи».

Мы с подругой переглянулись, и я увидела ее недоумение: «500 тысяч долларов… от друзей и семьи?»

Я совершенно уверена, что если бы моя юная подруга, которая была такой же умной и способной, как этот предприниматель, захотела начать собственный социальный бизнес и пошла собирать средства на стартовый капитал по соседям, для нее было бы большой удачей набрать 500 долларов.

Дело не в том, что женщина, успешно собравшая 500 тысяч долларов у друзей и членов семьи, не была способна и талантлива (я могу смело сказать, что она обладала и талантом, и способностями!), – и, конечно же, ей пришлось доказать это своим друзьям и родственникам, прежде чем они решились вложить в ее проект свои деньги. В прошлом я сама полагалась на своих друзей и семью, поддерживавших мои усилия, особенно в благотворительной сфере. Дело в том, что нам повезло иметь доступ к связям, к поддержке.

Друзья и семьи других потенциальных предпринимателей, без сомнения, любят их не меньше. Но при всей очевидности того, что начинающие предприниматели нуждаются в поддержке, чтобы начать свой бизнес, фокус на «семью и друзей» является нелепым и даже откровенно оскорбительным: он усиливает классовую природу предпринимательства. Предпринимательство остается неотъемлемым правом для одних и недостижимым для других. Отсутствие инвестиционных возможностей для тех, кто не имеет внешней поддержки, которая помогла бы подтвердить работоспособность их концепции, серьезно ограничивает глобальное предпринимательство. Митч и Фреда Капор отмечают, что на ранних стадиях импакт-инвестиций «гениальность распределяется равномерно; а вот возможности – нет»[33]33
  См.: Amy Huffman, Freada Kapor Klien: Genius Is Equally Distributed by Zip Code, Opportunity Is Not, Exitevent, September 14, 2016, http://goo.gl/465sKA.


[Закрыть].

6. Импакт-инвесторам предстоит пройти долгий путь для решения проблемы расового и гендерного неравенства в отрасли.

В Кремниевой долине утверждают, что хорошие идеи всегда побеждают, а раса и пол не имеют никакого отношения к инвестициям. Классовые различия, такие как доступ к «друзьям и семье», могут иметь значение, но раса и пол не должны играть роли. С точки зрения концепции, это может быть верно, но с точки зрения практики – это миф, и не только в технологической отрасли. До тех пор, пока импакт-инвестиции не создадут принципиально новые структуры, которые не позволят воспроизводить системы, действующие в сфере традиционных инвестиций, мы будем продолжать страдать расовой слепотой и, следовательно, не достигнем ни запланированного социального воздействия, ни наших финансовых целей.

Для отрасли, ориентированной на цифры, венчурный капитал оказывается невероятно глух к собственной статистике. Демографические данные дают очень четкое представление о том, что на самом деле происходит. В табл. 1 представлено процентное соотношение представителей различных групп, участвующих в сделках венчурного капитала в Кремниевой долине, в сравнении с демографическими данными руководства компаний этого региона и всего населения США. Статистика подтверждает, что демографические показатели венчурного капитала соответствуют демографическим характеристикам высокотехнологичных отраслей в экономике региона: сделки в основном заключаются белыми мужчинами, выходцы из Азии занимают второе место.

Этот дисбаланс в сфере венчурного капитала объясняется тем, что большинство венчурных капиталистов живут в сообществах собственных демографических категорий, что затрудняет распознавание «слепых» зон. Но если мы хотим представить отрасль как расово-нейтральную, мы намеренно закрываем глаза на реальность[34]34
  How Many People Live in California, Suburban Stats, n.d., https://goo.gl/FBDxM8, July 2, 2016.


[Закрыть].

Таблица 1.

Демографические показатели венчурного капитала в Кремниевой долине, %

С сожалением должна признать, что не имею соразмерных статистических данных по импакт-инвестициям. Тем не менее могу предоставить достаточно неподтвержденных данных, свидетельствующих о том, что мы не сможем построить успешную отрасль в мире, где есть меньшинства, если не будем обращать внимание на диверсификацию нашего кадрового резерва. Короче говоря, дело не только в том, что нам не хватает разнообразия в нашей отрасли, – нам не хватает понимания того, что это проблема. Признание этой проблемы заставило бы нас открыть глаза на расизм внутри компаний, что привело бы нас к принятию определенных решений – кого нанимать, финансировать или с кем взаимодействовать, – решений, которые принимаются совершенно неосознанно, на основе культурных установок. Вот лишь несколько примеров того, как слепота венчурного капитала проявляется в импакт-инвестициях.

1. Однажды мою фирму презентовал фонд, инвестирующий в Африку и Латинскую Америку. На слайде, изображающем восемь членов команды, был заголовок: «У нас отличная команда для инвестирования в Африку и Латинскую Америку». В самом деле?! На слайде было изображено восемь белых мужчин.

2. Один из наших любимых фондов, Cross Culture Ventures, возглавляют три чернокожих партнера. Несмотря на то что у них был опыт более девяноста инвестиционных сделок и безупречный послужной список, включая такие хиты, как Spotify, Warby Parker и Uber, они испытывали серьезные проблемы со сбором средств. Позже за закрытыми дверями было высказано предположение, что инвесторы обеспокоены тем, что их портфель будет «слишком черным». Я счастлива заявить, что они восприняли это как вызов и решили доказать инвесторам, что те не правы, и в конечном счете соискатели успешно собрали средства в свой первый фонд. Но они поняли, что не столкнулись бы с такими трудностями, если бы были белыми.

Некоторые образцовые инвесторы, такие как Kapor Capital, Impact America, Cross Culture Ventures и Bronze Investments, признали мир «большинства меньшинств» основным в своих инвестиционных тезисах, обнародовав это через такой инструмент, как Founders Pledge – список, представляющий данные, с помощью которых предприниматели могут более осознанно относиться к разнородности общества, чтобы попытаться учесть существующие пропорции в своей отрасли. Как ни странно, обращение к этому ресурсу является скорее исключением, чем правилом. Является ли революционной концепция, что инвесторы и предприниматели будут успешны, если будут представлять многообразие групп людей, которым стремятся служить? Меня беспокоит не столько отсутствие разнообразия в отрасли, сколько отсутствие осознания того, насколько острой является эта проблема. Ее решение требует конкретных действий, выходящих за рамки простого стремления к переменам.

Гендерная динамика в отрасли не намного лучше. Как белая женщина, я могу говорить на эту тему, основываясь на личном опыте. Я признаю, что в течение многих лет была феминисткой, будучи при этом еврейкой, – я знала, что это часть моей личности, но не особенно увлекалась идентификацией и участием в соответствующих сообществах. Мой опыт инвестора изменил мое отношение – по причинам, с которыми я столкнулась из-за моего пола. Дело даже не только в том, что эти проблемы раздражают и вызывают неудобства, – я способна иронизировть по этому поводу. Меня больше всего беспокоит то, что гендерные предубеждения мешают нам лучше работать в отрасли, которая нуждается в каждом человеке и в подтверждении своей перспективности. Статистические данные о невысокой доле женщин, работающих в инвестиционной сфере, – это одно. Сильнее разочаровывает повседневное поведение людей из этой отрасли по отношению к женщинам. Если бы эти проблемы можно было решить путем акцента на личную ответственность, вероятно, это сделало бы область инвестиций гораздо более гостеприимным местом для женщин.

За последние пятнадцать лет сексизм постоянно проскальзывал в ходе моих профессиональных встреч. Мужчины уточняли, являюсь ли я секретарем, и следует ли им поговорить с моим начальником – несмотря на то что на моей визитной карточке четко была указана должность «Исполнительный директор», «Генеральный директор» или «Управляющий директор». На сегодняшний день я не встречала женщин, задававших бы мне подобные вопросы.

Даже несмотря на то, что мое имя и фотография были напечатаны на моей визитной карточке и размещены на веб-сайте нашей фирмы, я потратила годы, исправляя в письмах «Уважаемый мистер Саймон». Неужели сложно представить, что генеральным директором инвестиционной организации может быть женщина? В других случаях тот факт, что я женщина, становился, по всей видимости, основополагающим для новых знакомств. Например, некоторые люди назначали деловые встречи под ложным предлогом: однажды я пришла на встречу, чтобы привлечь инвестора, а мне подарили цветы и отказались говорить о работе, потому что «инвестор» хотел «познакомиться со мной» лично. (Это был букет из полдюжины подсолнухов с пурпурными цветками статицы. Обескураженно я пробормотала «спасибо» и спрятала цветы под стол.)

Как женщины мы либо привлекаем слишком активное внимание, либо становимся невидимками. На встречах, куда я прихожу с моим партнером Анером Бен-Ами, я часто обнаруживаю, что если я задаю вопрос о финансах, то предприниматель или управляющий фондом, отвечая на мой вопрос, почти всегда, пусть даже совершенно бессознательно, сначала смотрит на Анера Бен-Ами, а не на меня. У многих людей выработан инстинкт – о финансах говорить с мужчиной, а о нефинансовом воздействии – с женщиной. Это стало настолько естественным, укоренившимся и тонким моментом в переговорах, что может остаться почти незамеченным. Замечу, что эта практика распространена как среди мужчин, так и среди женщин, ведь как женщины мы также не застрахованы от сексистского поведения.

Я также поняла, что сексизм и эйджизм имеют уникальную взаимосвязь. Когда я была генеральным директором Toniic, я часто встречалась с богатыми клиентами на эксклюзивном курорте в горнолыжном городке. Приехав туда впервые, я обнаружила девяносто восемь мужчин и одну женщину – жену инвестора. В тот вечер я усвоила, что не нужно надевать черную одежду на подобные мероприятия. Ко мне подошли двое мужчин и спросили: «Простите, мэм, где наш столик?» Признаюсь, мне потребовалась вся моя сдержанность, чтобы не ответить: «Я ваш спикер, черт побери, сядьте, где хотите».

В тот вечер я подумала, что поведение, которое я изначально считала сексистским, может быть просто эйджизмом, – поскольку в инвестиционном мире эйджизм может относиться и к молодым людям, и к людям старшего поколения. Только двое из присутствовавших мужчин были моего возраста, моложе сорока лет, и группа, казалось, тоже их игнорировала. Мы втроем провели весь вечер в некой неосознанной солидарности. Это были Биз Стоун, один из основателей Twitter, и Шон Беркусон, один из основателей Groupon. Очевидно, что наши суждения о том, «кто имеет значение» в комнате, иногда чреваты тем, что мы упускаем возможность завести знакомства с удивительными лидерами.

Но с годами, вынужденная давать людям понять, что я не первый день на работе, я осознала, что то, что я часто интерпретировала как эйджизм, являлось сексизмом. На одной конференции по импакт-инвестициям я поделилась своим наблюдением с пятью пожилыми женщинами. Некоторые из них подтвердили, что пережили подобный опыт. Долгое время я была опечалена этим обстоятельством и горевала о том, что не могу состариться в угоду сексизму.